Шестой день Листохода.

Каждый грамотный музыкант обладает навыками игры на любом инструменте, но естественно, что любой музыкант имеет свои предпочтения. Меня навсегда покорил сенсорин.

Наши предки оставили нам в наследство множество всевозможных загадочных предметов. Тайны некоторых из них не разгаданы до сих пор. Другие давно используются. Третьи выброшены за ненадобностью или заменены доступными эквивалентами. Но есть вещи, которые наши умельцы и рады бы повторить, да, увы, не в силах. К ним относятся и сенсорины, сочетающие в себе голоса различных музыкальных инструментов, воспроизведенные с абсолютной точностью, но при этом еще способные и напрямую воздействовать на ощущения слушателей. Играть на них могут не все даже талантливые музыканты, ибо зачастую мелодия, звучавшая прекрасно, например, на клавесине, вызывает резкое неприятие у людей, если ее исполнить на сенсорике. Хотя и звук тот же, и музыкант… Наверное, это хорошо, что не всякий способен играть на странном инструменте, потому что осталось их всего четыре. Местонахождение пятого известно, однако вот уже целый век он остается недоступным, с того рокового дня, когда его владелец Фэйгор Мечтатель сорвался в Птичью пропасть. Четыре уцелевших передаются в пожизненное владение музыкантам, доказавшим свое право играть на них. И самым счастливым моментом в моей жизни был день, когда на восьмилетие, вместе с приглашением вернуться в Звеницар после выпуска из Гнезда, мне вручили и сенсорин. Кажется, я был первым, кто умудрился получить его так рано.

С тех пор я безнадежно увяз.

Я слушал, как покорно отзываются струны на каждое прикосновение. Звонко или меланхолично, тревожно или утомленно, насмешливо или мягко… Встрепенулась флейта. Гулко вздохнули барабаны…

Вообще-то мне полагалось создавать праздничный гимн, но, как это обычно случается, я сам не заметил, как забыл о первоначальном намерении, поглощенный другими идеями, не имеющими ничего общего с гимнами и маршами. Рождающаяся музыка поглотила меня, понесла лавиной, стоило лишь стронуть камешек. Как всегда, после долгого перерыва.

Каждое прикосновение к инструменту рождало новый мир. Трогая пальцем первую струну, я никогда не знал, чем закончу. Ощущение сродни полету. Теоретически направление известно, но практически… Каждый взмах драконьих крыльев порождал миллиарды вероятностей и возможностей. И если сразу не сумеешь отсечь лишние – никогда не вернешься назад. Недописанная мелодия похожа на прерванный полет, она беспокоит и тревожит. Сорвавшись раз, ты можешь разбиться насмерть и никогда не взлететь снова… Но даже если ты достиг цели, скорее всего ты здорово удивишься, обнаружив, что она не совсем та, что призрачно мерещилась в пути.

Впрочем, все это после, а пока…

Я с хрустом разогнулся, жмурясь и машинально зажимая израненные пальцы, с которых были снесены даже привычные для музыкантов мозоли. Листы наскоро исчерканной нотной бумаги, кое-где с кровавыми отпечатками, усеивали комнату. Я подобрал ближайший, но в глазах отчетливо двоилось от усталости, поэтому пришлось отложить его. Я и так помнил то, что следовало запомнить. Особенно последнюю мелодию – короткую, сотворенную одним дыханием… Пожалуй, она достойна того, чтобы придумать ей название.

«Незнакомка», – посоветовал ехидно, но добродушно дракон. – «С сиреневыми глазами… Или лучше, с фиалковыми очами»

Однако дракон лучился довольством, как сытая ящерица, наглотавшаяся жирных мух.

«Жаль только, что для праздничного парада этот твой шедевр не подойдет. И для дипломного проекта не годится»

Я лениво отмахнулся от него, только теперь замечая, что день незаметно превратился в сумерки. Что на моем столе, под нотами, благополучно застыли забытые завтрак, обед и ужин. И что кто-то подсунул мне городскую газету, надо полагать, дабы не оставлять без новостей узника во время вынужденного заключения. На газете тоже обнаружились наспех записанные ноты. Прямо поверх статьи на первой странице, заголовок которой встряхнул меня и заставил вглядеться повнимательнее.

Набранная крупным шрифтом, небольшая статья рассказывала о прискорбном событии, произошедшем той же ночью, когда мы выясняли отношения с Боиром на набережной. Даже чуть пораньше, не ночью, а поздним вечером. На окраине Города неизвестные подстерегли четырнадцатилетнюю девочку, утащили ее в городские катакомбы, жестоко изнасиловали и пытались задушить. Девочка осталась жива, выбралась наверх, но сама добраться до людей не сумела, и ее случайно утром обнаружили местные ребята. Девочка находилась в тяжелом состоянии, не могла говорить и при себе не имела никаких документов или опознавательных знаков, именно поэтому только к концу дня удалось выяснить, что пострадавшая является воспитанницей Гнезда. Прибывшие представители вышеназванного учебного заведения немедленно забрали ее, отказавшись прокомментировать ситуацию. Поскольку это, к сожалению, не первый случаи необоснованного нападения на воспитанников Гнезда, по мнению газеты представляется странной достаточно спокойная реакция…

Дочитывать я не стал. Царившая в душе эйфория сгинула бесследно, сменившись пустотой и холодом. Почему же я ничего не слышал о… Впрочем, все стало известно только к вечеру и вряд ли наши драгоценные наставники поспешили поставить нас в известность немедленно. Сегодня слухи, наверняка, просочились, но я за весь день и носа не высунул за пределы комнаты.

А надо бы…

Спустившись по лестнице вниз, я застал в Каминной целую компанию, притихшую вокруг огня, необычно многочисленную для такого раннего часа. Человек пятнадцать, в основном старшекурсников, притулилось в подтянутых почти к самой решетке креслах, и ни один из бродивших вокруг служников не попытался воспрепятствовать нарушению заведенного порядка в расстановке мебели.

– Наши приветствия затворнику, – проговорил Шаур, первым заметив мое появление. (Мелемина и Каляка кивнули синхронно, как заводные). – Ага, пришел за подробностями, – догадливо добавил он, глядя на газету в моей руке.

– Зря, – отозвался мрачный Чаро, не оборачиваясь. – Никто ничего все равно не знает.

– Иди сюда, Кир, – позвала Имеритта. – А где Джеанна?

– Представления не имею, – ответил я, устраиваясь на подлокотнике кресла Имеритты.

Кроме пятерых с моего курса, в Каминной расположились еще несколько полузнакомых девушек и ребят, и двое старшекурсников, из примыкающего к Гнезду общего Университета, куда принимали детей одаренных, но по тем или иным причинам не имеющих собственных драконов или лишившихся их. Они нередко заглядывали к нам в гости.

Настроение царило тягостное. Кажется, тут тоже развлекались напропалую. Читали газету вслух.

– … если верить слухам, – цитировал один из студентов, укрывшись за раскрытым газетным листом, продолжая чтение, прерванное моим появлением, – это далеко не первый случай, когда жертву находили близ городских катакомб. Только до сего дня никто не осмеливался так открыто посягнуть на Птенца… Драконов боялись, – почему-то извиняющимся тоном прибавил он, выныривая из своего бумажного укрытия и обводя присутствующих растерянным взглядом.

– Ничего удивительного, что эти твари тащили их в катакомбы и подземелья. Город не так уж велик, где еще можно удачнее скрыться от чужих глаз?

– Да, возможно, именно поэтому… Странно только, что они всегда выбирали именно этот лаз на обрыве, хотя в подземелья ведут десятки других удобных проходов, часть из которых обнаружить гораздо труднее, чем этот. Если они прятались от чужих взглядов, то не разумнее ли было выбрать более укромное местечко?

– Между прочим, городской душитель так и делает. Все говорят, что он знает все подземные ходы и потому может внезапно выбираться в самых неожиданных местах и хватать свои жертвы…

– А это не душитель напал?

– Тут ничего не написано…

– Да нет, душитель выбирает простых людей.

– Ну, он мог и разнообразить меню…

Все прочувствованно помолчали.

– Значит, нечто их влекло именно в этот лаз, – снова потащил за ниточку угасшую было тему кто-то. – Он какой-то особенный?

– Местные говорят, что именно через этот пролом в свое время вышли на свет охотники на драконов, прятавшиеся долгие годы в катакомбах. Вроде бы именно с их открытого появления началась Великая война, во время которой истребили почти всех драконов, потому что охотники нашли способ красть драконью силу… И еще городские врут, что тайна охотников до сих пор цела и хранится в подземельях, и именно поэтому современные драконы бессильны возле подземелий и теряют там свою мощь… Слепнут и глохнут.

– Гм… Если не ошибаюсь, большинство покушений на Птенцов произошло отнюдь не рядом с катакомбами… Если не считать последнего.

– Верно. Вот только все, кого находили в этом проклятом проломе раньше, были либо одеты в полетную куртку или перчатки, либо разрисованы драконьей символикой, либо… Они не были Птенцами, но те, кто сотворил с ними это – целились в Птенцов.

– Почему же никто раньше…

– Конечно, все кому положено в курсе. И уж точно наш уважаемый ректор не пребывает в неведении. Просто не считает нужным ставить в известность своих подопечных… Надо полагать, чтобы не нервировать зря впечатлительных…

– Так и без того известно, что даже в самые благополучные годы далеко не все люди с восторгом относились к драконам. Недоброжелателей хватало всегда.

– Зато к активным действиям они перешли только сейчас.

– С чего вдруг, интересно?

– Но если всем известно об этом зловещем месте, отчего там не выставят охрану? Не пустят патрули?

– Ну, как же без этого. Стражники заглядывают туда частенько, особенно после обнаружения очередной жертвы. Но, во-первых, трупы находят все-таки не каждый день и внимание стражников ослабевает. А во-вторых, ставить там пост, в общем-то, бессмысленно. Через лаз наверх выбираются только жертвы. Убийцы подстерегают их совсем в других местах. И тащат к месту жертвоприношения под землей. Ходов там тысячи, все не отследишь. А потом эти твари просто выкидывают труп через отверстие на обрыве и… Все.

– Люди! Люди, о чем вы говорите? Какая разница кто, где и зачем! Гораздо важнее знать КАК?! Как они посмели? Как им удалось напасть на Птенца? Как тупые, недалекие ублюдки это сделали и почему… почему, наконец, дракон не защитил ее?! Ее! Проклятый! Дракон! Со всей его силой уступил этим ничтожным червям?..

Огонь в камине плеснулся тяжело, насыщаясь ощутимой горечью и тягучей безысходностью чужой ненависти. В зале повисло неловкое молчание, затянутое перекрестными взглядами, как паутиной.

Монстр. Где-то в Городе…

Повелитель долго не идет. Тоска разливалась в сознании, затапливая дни серой, беспросветной мутью. Все обычные уловки не действовали.

Попробовать самому? Без Повелителя? Страшно, до одури… Но возможно, хотя бы это пробудит спящего властелина? Без него жизнь… пресная. Ненужная.

Может, это Она своими, светящимися словно звезды, глазами спугнула Повелителя? От уничтожающего блеска ее взгляда хотелось укрыться, спрятаться, затаиться… Впрочем, это невозможно. Властелину неведом страх.

Он мучительно стиснул виски, пытаясь под мысленной болтовней с самим собой захоронить разъедающее душу чувство непоправимой вины. Каждый раз, когда Повелителя долго не было, это ощущение закрадывалось в него, вливалось, как кислота, вызывая невыносимую боль. Как он мог творить такое? Повелитель заставлял? Но как же мучительно-сладостно было подчинение воле Повелителя? Разве он хоть раз попытался возразить?

Нет! Не думать об этом! Не думать!

Ждать Повелителя? Или вызвать его? Рискнуть?

– Кир? – раздался негромкий голос. – Тебя ведь зовут Кир? – от стены отделился человек. Присмотревшись, я узнал в нем кудрявого темноволосого парня, с которым в последнее время часто общалась Джеанна.

– Верно, – сознался я в очевидном. – Меня так зовут. И что?

– Я… – он замялся, пытаясь сформулировать следующую фразу. – Не мог бы ты… Проклятье! – выдохнул он и закончил одним духом: – Ты не подскажешь, где я могу найти Джеанну?

– Да что это с вами сегодня? – поразился я. – Почему, собственно, я должен знать, где она находится? Джеанна не имеет привычки мне докладывать о своих передвижениях…

– Честно говоря, – ответил он хмуро, – я просто не знал к кому еще обратиться. И решил, что будет умнее поначалу спросить тебя, прежде, чем поднимать тревогу…

– Тревогу?

– Дело в том, что мы договорились встретиться еще час назад, чтобы вместе спуститься в Город… Но до сих пор Джеанна не появилась. Это на нее непохоже.

– Ошибаешься, – хмыкнул я. – Как раз это на нее очень похоже… – Помимо воли я заговорил слегка сочувственно. – Скорее всего, она просто забыла или передумала.

– Может быть, – с неожиданной серьезностью согласился он. – И я бы не стал напрасно беспокоиться, если бы не недавние события в Городе…

– Я думаю, ты зря тревожишься, – проговорил я. – Джеанна на редкость самостоятельная девица, и даже если она в одиночку отправилась в Город, скорее всего с ней там точно ничего не случится. Во-первых, несмотря на ее несносный характер, половина горожан считает себя ее друзьями, во-вторых, ее дракон очень силен, и, наконец, в-третьих, в случае чего она вполне способна постоять за себя…

– Ты действительно веришь я то, что сейчас сказал? – он горько улыбнулся, наконец, взглянув пряно мне в глаза. – После того, что случилось с тобой?..

Тревога в чертах его лица проступала даже сквозь маску флегматичности и была такой отчетливой и искренней, что мне немедленно захотелось найти Джеанну и дать ей по шее. Нельзя все-таки настолько приручать тех, кто тебе, в сущности, безразличен.

– Пытаюсь поверить, – вздохнул я,

– Так или иначе, я убедился, что даже ты не знаешь, где Джеанна сейчас. А уж если неизвестно тебе, следовательно, спрашивать других и смысла не имеет, – констатировал он. – Я недавно в Гнезде и еще не всех хорошо знаю. Но мне сказали, что она больше всего общается с тобой… И еще я несколько раз видел ее с этим пареньком, Вейто, кажется. Но и его я найти не могу… Пожалуй, мне нужно прогуляться до Города. Посмотреть, что к чему…

– Надеюсь, что ты зря всполошился, но желаю удачи… – сказал я.

Он кивнул и стал спускаться по лестнице. Основательный, степенный, серьезный. Даже его спина демонстрировала решимость. Если Джеанна в Городе, то он обязательно найдет ее. Только, боюсь, в Городе ее точно нет. Сдается мне, я подозреваю, куда нелегкая занесла ветреную девицу, заставив забыть данное обещание. И появление там этого рассудительного паренька было бы весьма некстати.

А если ты ошибаешься? – встрепенулся внутренний голос. – Если и впрямь что-то уже случилось?

Нет, чепуха! Джеанна – вполне разумный человек, и способна справиться с ситуацией. Она и раньше, случалось, задерживалась, за что ей нередко влетало от наставниц. И Город она знает, как нрав своего дракона. Стоит подождать, прежде чем затевать поисково-спасательные экспедиции…

Хотя… Неприятное беспокойство холодной занозой засело в сознании. Вейто тоже ведь нет… Может, я ошибаюсь, и она двинулась совсем не в направлении Упокоища?

… Ночь укрыла море огоньков вдали дождливой пеленой. Капли монотонно барабанили в окно, распускаясь на стекле сверкающими звездочками. Звездочки сливались в ручейки и наперегонки стекали вниз, оставляя за собой переливающиеся дорожки. Я поймал себя на том, что уже битый час наблюдаю за дождем, отрешено и бездумно уставившись в темное окно. Молчал забытый сенсорны. Молчал дракон, источая неудовольствие.

Я принялся мерить шагами комнату, хотя никогда раньше не замечал за собой такой привычки. Может быть просто потому, что никогда раньше я ни за кого особенно и не беспокоился? Безусловное доверие силе своих драконов отучило нас от нормального человеческого страха за близких… Да и повода как-то не было. Ну, что, в самом деле, может случиться в нашем добром, старом королевстве?

Отныне – все, что угодно.

Опомнись! Что ты выдумываешь? Однажды Джеанна исчезла на четыре дня, всполошив всех, и вернулась как ни в чем не бывало, с самым невинным видом, мотивировав свое долгое отсутствие необходимостью навестить своих давних друзей… Как же их звали? Дгар и… кто-то. И просто посмеялась над теми, кто пытался пристыдить ее.

Она страшно разозлится, если я подниму ложную тревогу. Поэтому, стоит подождать до утра. Возможно к тому времени или она сама вернется, или ее разыщет тот темноволосый парень, или…

Этот дождь определенно действует мне на нервы!

Хроники охотника за драконами. Сейчас.

Земля, взъерошенная граблями стражей, пытавшихся найти здесь хоть что-то интересное для сыщиков, остро пахла грибами. Опрокинутое красное ведерко так и валялось возле дорожки, и рассыпавшиеся из него грибы, частью вдавленные в камень и почву, частью целые, празднично яркие, раскатились вокруг. Владелица ведра – упитанная, курчавая блондинка – забыла о нем, возбужденно разговаривая с утомленным, несмотря на ранний час, стражем, который уже пятый раз слушал одну и ту же историю. И это после того, как ту же историю неоднократно выслушали все, находящиеся при исполнении присутствующие. А также кое-кто из посторонних, которые всегда оказываются неподалеку даже в глухом районе ранним утром. Не спится им.

Ох, и поползут слухи…

Вторая девушка, брюнетка с тяжелыми косами, по-прежнему безразлично прижимавшая к себе также наполовину полную грибами плетенку, молча стояла на дорожке. Смотрела перед собой остановившимся взглядом.

И вот этим двум тоже не спалось. Это ж надо выдумать, в такой час – за грибами!

– Почему они еще здесь? – негромко спросил Робьяр у мрачного следователя, который отдавал приказы хмурым стражам.

– Кто? А, эти! Так вас специально дожидаются, – каким-то странным голосом отозвался следователь из местного отделения, мельком глянув на девушек. – Уж такое они видали, что только вам и слушать… – Он ухмыльнулся. По замыслу – слегка насмешливо, по сути и исполнению – нервно.

Робьяр приблизился к молчащей девушке. Та не шевельнулась. Стояла, втянув голову в плечи и прижимая к себе простенькую плетеную сумку. Пола серого тонкого плаща разодрана. Одна из двух темных кос разлохмачена, Зацепилась за ветку или нападавший пытался схватить? На щеке длинная неровная царапина, а на шее – растертое, ярко-розовое пятно, как от ожога. Да это и есть ожог от веревки, которая скользнула по коже девушки.

– … мы разлучились-то всего на минутку, пока я собирала грибы в той стороне. Мила пошла к полянке, а тут… – доносился полный драматизма, визгливых интонаций и эмоциональных вздохов говорок блондинки. – А тут вдруг слышу, скрип какой-то, возня, а потом Мила как завопит!.. Ой, то есть это я как заору, потому что бегу – а на полянке-то и нет никого, а в кустах какая-то трескотня!.. Я еще орать, и ведром туда, ведром!.. Я звать! Слышу – стонет…

… Шелест встревоженного леса… Шеек невидимой, мощно дышащей сыростью реки совсем рядом… Утро, затаившееся за неразличимым горизонтом, медлит, не спеша растворить застоявшиеся сумерки, оттого мир вокруг кажется зыбким и непрочным… Сонным. В нем вязнешь, как в дреме.

Девушка поворачивается, заслышав шорох где-то в стороне. Ей не страшно. Отчего-то кажется, что в предутренний час в мире ничего плохого случиться не может. И что идея выйти в лес в такую рань не так уж сумасбродна…

А потом… В движении веток диссонанс… – Она прянула в сторону, как сторожкий зверек, но не успела и холодная удавка отвратительно заскользила по коже, затягиваясь и перехватывая дыхание… – Пронзительный ужас проколол иглой от макушки до пят. Прижать к земле… Надо бы бороться за свою жизнь, но она разом обессилев, только пытается сцарапать тугой шелковый жгут удавки со своей шеи, зацепить его ногтями… В глазах распустились черные цветы и, в обрамлении их, как в мрачной раме, там впереди молча и неотрывно глядит на нее… Он…

… оглушающий вопль бьет по ушам…

Темноволосая девушка вздрагивает, Отшатывается, заплетаясь ступнями и едва не опрокидываясь на поспешившего к ней Робьяра. Он и сам едва удержался на ногах, настолько ярким было только что виденное. И насколько ощутимым – неувиденное.

– Это он!

– Кто?

– Н-не знаю, – запинаясь, ответила девушка. – Он был похож на… чудовище. На мертвое чудовище… С крыльями… Или нет, это были не крылья, что-то похожее… От него исходило такое мерзкое, ледяное чувство… – Она подняла испуганные, темные от расширенного зрачка, глаза и тихо спросила: – Это был темный Дракон? Теперь я обречена?

Робьяр с трудом расцепил взгляд – черные, блестящие зрачки девушки схватывали, словно клещи, не позволяя отвернутся.

– Что думаете? – тихо спросил Бумбен, который прибыл сегодня вместо дежурного врача. – Девушка явно не в себе, но то, что она говорит – не выдумка. По крайней мере, она убеждена в своих словах. Ее подруга тоже видела кого-то… Большого. – Бумбен усмехнулся. – Хотя как раз словам подруги я не склонен доверять…

– Ей могло и померещиться, – отозвался хмурый следователь, подошедший вслед за доктором. – В момент удушения случаются видения.

– Вполне вероятно. Но помнится, не так давно что-то в этом духе видели и другие… Даже, если не ошибаюсь, настоящий Птенец.

– Вы же знаете, доктор, эти самые другие всегда много чего видят, – устало возразил следователь. – Начиная с темных драконов, кончая призраками Молчаливого Принца. А вот Птенца расспросить толком не дали, а сразу увезли.

– Но факт того, что он говорил…

– Скажите, доктор, а вы сами-то верите в реальность темных Драконов?

Бумбен неопределенно повел плечами.

– Я ни одного не видел.

– А вы? – сыщик повернулся к Робьяру так резко, что тот едва не отшатнулся.

И как всегда мучительно захотел отмолчаться, понимая, что не получится. Отвечать не хотелось. Хотелось отойти подальше и подумать. Взгляд следователя, как удочка тащил из собеседника ответ – напористо, вопреки желанию. И повинуясь марионеточным нитям вежливых условностей, Робьяр неохотно ответил:

– Не видел… Но… – последнее «но» он поймал буквально налету, как только оно соскользнуло с губ. Однако и его хватило, чтобы в глазах собеседника обозначилось легкое снисхождение. К чокнутому.

– Идемте выпьем, – предложил Бумбен, перехватывая инициативу. – В честь несостоявшейся жертвы. Это определенно стоит отпраздновать.

– Минуту… – попросил Робьяр,

Несколько шагов в сторону, подальше от основной тропы и галдящих людей. Туда где, как всегда, пахнет влажной, гниющей листвой и рекой… Мятые кусты, сбросившие осевшую за ночь морось, упруго качают почти облетевшими ветками… Вот здесь копошились стражники… Дальше, дальше – и рощица, не такая уж глухая, вдруг обступает со всех сторон, наваливается, тесня чужака…