- Мои люди тоже наловили немножко красных лисиц, - вкрадчиво сказал он.
      - И песцов и чернобурок, - не удержалась болтушка Кейпа.
      - Ш-ш-ш! - прошипел Эчавто.
      Не останови ее вовремя, бог знает, что она еще может наболтать.
      - Вы что сидите, как совы, выпучив глаза? - обратился Эчавто к женам. - Или вы думаете, что гость должен без конца полоскать кишки водой? Или вы забыли, что дорожному человеку нужна крепкая пища? Или вы думаете, что у Эчавто мало еды? Устройте лучшую еду, которая бывает в моем пологе.
      Женщины, как мыши, бросились в разные стороны, готовые выполнить все, что захочет их властелин.
      Да ради такого случая они повылезут из кожи, чтобы угодить важному гостю. Ведь не часто бывают в тундре такие люди.
      Молодыми, крепкими зубами Кейпа перетирала оленье мясо, складывала его в корытце, перемешивала с оленьими мозгами и закатывала из этой серой массы колобки. Потом она вынесла их на холод подморозить.
      Другие жены каменным молотком дробили мерзлое сырое мясо, резали вареное, выкладывали из котла оленьи языки, готовили листоквашу из зеленых листочков, съедобных трав и корней, сдобренных тюленьим жиром. Сколько было приготовлено сытной и самой праздничной еды! Долго ли четырем женщинам приготовить изысканные блюда, когда в хозяйстве всего в достатке!
      Эчавто приблизился к Алитету и уже обычным, деловым тоном сказал:
      - От тухлого мяса живот пухнет. Только языками оленьими я питаюсь, нагульным жиром да мясом молодых телят. Я послал за хорошим теленком.
      И, помолчав немного, старик совсем тихо, как о самом сокровенном желании, спросил:
      - А спирт есть?
      - Есть. У Алитета всегда есть.
      Эчавто процедил сквозь зубы воздух, предвкушая наслаждение.
      Выждав этот удобный случай, Алитет заговорил о самом важном.
      - Эчавто, оленей только у меня нет. Живых оленей. Стада нет. Мы бедные люди на морском берегу. Есть на море охота - еда есть. Нет охоты еды нет. А ведь за оленем не надо в море ходить. Поэтому хочу завести стадо.
      Старик насторожился и уклончиво сказал:
      - Мы здесь, в тундре, тоже бедные люди. То волки задирают оленей, то гололедица, то обезножье - болезнь. У вас хорошо на берегу. Небось волки не задирают тюленей и моржей, а у нас того и гляди.
      Молчаливым жестом Эчавто велел женам подавать еду. Женщины наперебой ставили деревянные корытца с самой разнообразной едой. Эчавто попробовал сначала сам, всего по одному кусочку из каждого корытца. Алитет взял большой язык оленя и, торопливо надрезая его, с жадностью глотал куски. Нежное мясо таяло во рту. Кейпа пододвинула ему корытце с мозговыми колобками. Прэрэм - эта праздничная еда - был так вкусен, что с ним можно было съесть свои губы.
      Алитет торжественно поставил на стол бутылку разведенного спирта. У Эчавто заблестели глаза. Дрожащими руками он погладил бутылку.
      - Хорошая огненная вода. На крепком морозе не мерзнет, - сказал Алитет, наливая две кружки.
      Женщины хватали сухари и грызли их с наслаждением.
      Алитет чокнулся с Эчавто. Огонь пробежал по телу Эчавто, он отдышался и, не закусывая, чтобы не портить впечатления от водки, проговорил:
      - Ты зачем стукнулся своей кружкой о мою? Не хочешь ли ты жить в сменном браке со мной? А? Вон сколько жен у меня!
      Голова закружилась у Алитета от неожиданно приятного разговора. Алитет давно думал укрепить свои деловые связи с Эчавто сменным браком. Но все же, делая вид, что он не особенно заинтересован в этом, повел разговор издалека:
      - У меня есть приятель - американ. Всегда, когда мы с ним пьем огненную воду, он стукается о мою кружку! Надо знать, как обращаться с огненной водой, ведь ее делают на земле белолицых... А твой разговор о сменном браке веселит мое сердце. У меня, Эчавто, стало две жены. Скоро будет три. И в самом деле, почему бы нам не заключить брачное товарищество: быть приятелями по жене? Стать невтумами?
      Они выпили еще по кружке и обменялись трубками.
      Женщины оживленно зашушукались. Им было ясно, что сделка совершена. Неизвестно лишь было, на какую из жен падет выбор Алитета.
      И, уже чувствуя себя наполовину хозяином, Алитет крикнул женщинам:
      - Несите сюда все мои товары!
      Женщины быстро перетаскали товары с нарты в полог. О, сколько самых разнообразных товаров! Охмелевший Эчавто ползал по плиткам табака, чая и с жадностью ощупывал каждую вещь.
      - Это все тебе, Эчавто. Бери без счета. Все, сколько есть. Ведь ты мне приятель по жене - невтум.
      - Хок! Хрр! - хрипел старик. - Все шкурки лисиц, сиводушек, чернобурок - все отдам тебе, ни одной не утаю. А эти товары - все мои.
      Из длинного мешка Алитет вытащил новый винчестер, другой, третий десять штук! Гора оружия.
      - Хок! - затрясся Эчавто.
      - И это все тебе, приятель.
      - Хок! Хрр! В наддаток ты получишь за каждое ружье из каждого моего стада по двадцать живых оленей. Женщины, подайте скорей оленье ухо. Пусть Алитет покажет, какую метку сделать на его оленях.
      Кейпа выскочила в сенки, притащила целую оленью голову. Алитет быстро сделал два надреза на кончике уха.
      - Вот какая моя метка, приятель! - крикнул Алитет и вытащил еще бутылку. - Женщины, давайте ваши кружки.
      - Не надо им. Я про запас себе возьму огненную воду, - сказал Эчавто.
      - Для тебя у меня еще много есть, приятель!
      - Хок! Хок! Хрр! Ну ладно! Пейте, бабы! - кричал расслабленный старик, ползая по шкурам.
      Сильный хмель овладел стариком. Эчавто скрючился, забившись в угол.
      Шумело в головах женщин. Они запели песни. Полуголые, в такт пению они раскачивали свои бронзовые туловища и размахивали руками, кивая головой.
      ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
      Ветер дул с моря. Льды повернули к берегу. Ваамчо уже не мог спать. Всю ночь вместе с собаками он ходил по своему "острову" и внимательно следил за тем, как перемещаются ледовые поля. Всю ночь дул ветер и к утру с огромной силой начал прижимать льды к береговой полосе.
      - Чегыт! Чегыт! Смотри, вон там земля, берег!
      Ваамчо бежал рядом с нартой, помогая собакам тянуть ее.
      Началось сильное торошение. Льдины со скрежетом лезли одна на другую. Человек и собаки, выбиваясь из сил, убегали от мрачной полосы моря, от тех мест, где с потрясающим шумом громоздились льды.
      В полдень Ваамчо вступил на землю. Он глубоко и радостно вздохнул, узнав знакомый берег. Глаза светились счастьем.
      - Ух, сердце у меня подскакивает! - воскликнул Ваамчо и, все еще не веря, что он на берегу, стал разрывать снег, чтобы посмотреть землю. Хотелось подержать землю в руке.
      В стороне показались очертания мыса Пркатаген, где под склоном горы стоят яранги. Отсюда до Энмакай на хороших собаках день езды.
      - Ну, Чегыт, теперь мы дома! - весело говорил Ваамчо. - Вон за горой наше стойбище. Теперь много можно курить.
      Ваамчо присел на бревно, выброшенное морем, закурил.
      Спичек оставалось немного, но, раскурив трубку, Ваамчо, как ребенок, начал играть с огнем: зажигать спички и бросать их во все стороны.
      Ваамчо смеялся, любуясь летающими огоньками.
      "Одна спичка пусть останется". И Ваамчо тронулся в путь.
      Он ехал не останавливаясь. Собаки бежали ровно, но вдруг они рванули и пустились вскачь. Ваамчо обрадовался. Дорога кончалась.
      "Энмакай!" - подумал он.
      Мелькнул остов яранги, и собаки, а за ними и нарта, свалились с сугроба. Кругом яранги нанесло горы снега, и она оказалась в снежном кольце.
      "Своя яранга!"
      Ваамчо вошел в сенки.
      - Кто там? - послышался звонкий голос Тыгрены.
      - Я, - ответил Ваамчо.
      Вааль перевел беспокойный взгляд на Тыгрену и, полный смятения, со страхом спросил:
      - Чей голос слышат мои уши?
      - Отец! Они слышат голос Ваамчо.
      Как запутавшаяся в сети рыба, толкался головой в шкуру полога старик Вааль, торопясь увидеть сына.
      Наконец старик половиной своего обнаженного туловища высунулся в сенки и увидел Ваамчо, снимающего ружье.
      Улыбка осветила морщинистое лицо старика.
      - Ваамчо, это ты? - спросил он.
      Ваамчо влез в полог и молча сел напротив отца.
      Молчание прервал сам старик:
      - А вот Тыгрена мне светильник налаживает и жирку принесла...
      Тыгрена неотрывно, молча смотрела на Ваамчо. В руках она держала палочку для заправки мха в светильнике. Ваамчо сказал:
      - Смотри, Тыгрена, как коптит жирник. Надо поправить.
      И Тыгрена бросилась выполнять его просьбу.
      ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
      Пурга скоро стихла. Люди стойбища Энмакай радовались возвращению Ваамчо, как радовались в этой стране каждому новорожденному.
      Когда Тыгрена вернулась домой и в стойбище стало известно о возвращении Ваамчо, Корауге сказал:
      - Надо Чегыта принести в жертву келе*.
      _______________
      * Злой дух.
      Вааль, узнав об этом, вздохнул и тихо проговорил:
      - Ваамчо, надо Чегыта принести в жертву.
      - Отец, мне жалко его. Я сильно люблю его. Он умный пес. Как человек, он все понимает. Такого у нас больше не будет. Я не стану убивать его.
      - Ваамчо, какие слова ты говоришь? Они причиняют боль моему сердцу. Если Корауге узнает о них? Злые духи не оставят тогда нашу ярангу в покое. А тебе ведь еще много жить надо.
      Ваамчо вышел из полога. Проходя мимо собак, он отвернулся, чтобы не встретиться взглядом с Чегытом. Пес все понимает, как человек.
      Ваамчо прошел около яранги, поглядел на льды.
      "Надо было сразу подойти к Чегыту и взять его. Зачем оттягивать? Зачем я вышел сюда и прошел мимо него?.."
      Ваамчо вытащил нож, провел по лезвию рукой. Ножом можно было брить бороду.
      Стоял сильный мороз, а Ваамчо было жарко. Он сбросил шапку, она повисла на ремешке за спиной, и Ваамчо медленно, сопротивляясь самому себе, направился к собакам.
      Чегыт свернулся в клубок, спрятав морду под брюхо. Но как только Ваамчо подошел к нему, Чегыт поднял голову, встал, изогнув спину, лениво зевнул, встряхнулся и зашевелил пушистым хвостом.
      Ваамчо вышел с ним из яранги и молча направился за стойбище. Он сел на снежный холм. Чегыт развалился рядом у ног. Ваамчо вдруг схватил собаку за голову, зажал ее в коленях, и нож повис над сердцем Чегыта. Но не хватило сил убить собаку. Ваамчо посмотрел на сверкающее лезвие и бросил нож в снег.
      Чегыт лежал на спине и всеми четырьмя лапами лениво шевелил в воздухе.
      Лицо Ваамчо стало злым, мрачным: "Как волк я!.. Нет, я не волк. Меня ведь заставляет Корауге. Наверное, он хочет убить Чегыта потому, что я не отдал его Алитету? Кагтам меркичкин! Нет, я хуже волка. Чегыт - мне друг!.."
      Ваамчо встал, мигом вскочил и Чегыт.
      - Туда пойдем, Чегыт! За дальний бугорок.
      Ваамчо шел, как больной человек. Ноги неуверенно ступали по снегу.
      Он украдкой взглянул на собаку, и ему показалось, что Чегыт хорошо понимает, куда ведет его Ваамчо. Чегыт был невеселый и шел ленивым шагом, низко опустив голову.
      - Ай! - вскрикнул Ваамчо, словно у него разрывалось сердце.
      Чегыт поднял голову и ласково взглянул на хозяина.
      И вдруг Ваамчо почувствовал, что он не может выносить взгляда собаки. Он отвернулся в сторону и долго стоял не шевелясь. Потом он быстро повернулся, схватив Чегыта за морду, в один миг всадил в него нож по самую рукоятку.
      Ваамчо хотел вытащить нож, но руки стали непослушны, как после долгой гребли. По щеке покатилась крупная слеза и тут же замерзла на подбородке.
      Ваамчо взял голову убитой собаки в обе руки и приложился к ней своей щекой. Обмакнув палец в сгусток собачьей крови, он провел им себе по лбу.
      "Пусть удовлетворятся духи!.."
      Ваамчо взял собаку за_заднюю лапу и потащил ее, как это и полагалось, волоком, против шерсти.
      Вдруг он остановился.
      "Не потащу так. По-другому возьму. Пусть так и не полагается, а я потащу по-своему".
      Он взвалил Чегыта на спину и, держа его за передние лапы, понес к яранге. Казалось, собака обняла его сзади. Голова Чегыта болталась из стороны в сторону при каждом шаге Ваамчо.
      Навстречу попался шаман Корауге. Ваамчо молча прошел мимо.
      "Несчастный, он всегда хочет сделать по-своему! Зачем несет собаку на спине?" - недовольно подумал Корауге.
      Ваамчо положил Чегыта около яранги. Голову собаки он повернул в сторону, откуда приходит солнце.
      ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
      В торосах раздавались ружейные выстрелы. Каждый выстрел радовал людей: больше выстрелов - больше мяса в стойбище. На берегах полыней всюду сидели охотники из стойбища Энмакай.
      Около Ваамчо лежали два тюленя с окровавленными, пробитыми пулей головами. Довольный охотой, Ваамчо сидел на льдине и постукивал о нее пустой трубкой. Он хотел закурить, но коробка из-под табака оказалась тоже пустой. Ваамчо подержал трубку в зубах и с тоской положил ее за пазуху.
      Какая охота без табака?
      Ваамчо встал и полез через ломаный лед закурить у соседа-охотника. Вскоре он заметил сидящую на берегу полыньи Тыгрену. Рядом с ней лежали три тюленьи туши.
      - Какомэй, Тыгрена! - восторженно крикнул Ваамчо. - Три тюленя! Ты великий охотник.
      - В четвертого промахнулась, - сконфуженно проговорила она.
      Ваамчо присел на замерзшую тушу тюленя и, вынув пустую трубку, стал постукивать о носок торбаза, намекая, что ему нечего закурить.
      - Есть табак, - весело ответила Тыгрена и, улыбаясь, подала ему кисет, умело сшитый из оленьей кожи.
      Они закурили.
      - Хороший день, Ваамчо.
      - Да. Но только надо идти домой. Я хотел убить еще одного тюленя, а по всему видно, что придется помочь тебе тащить тюленей.
      - Пожалуй, придется. Видишь, какие большие! Я хотела уходить с двумя и вернуться еще раз. Поэтому и жду четвертого.
      - Очень далеко, Тыгрена! Не успеешь. Лучше я сразу возьму трех, а ты потянешь по моей дорожке двух.
      - Ты добрый, Ваамчо! Я бы согласилась стать твоей женой по сменному браку.
      Ваамчо смутился и, чтобы перевести разговор на другое, сказал:
      - Вот Корауге говорил, что меня тюлени не любят. Их глаза не хотят встречаться с моими. А вот два тюленя посмотрели на меня и теперь лежат около моего ружья.
      - Он злой - Корауге! - с ненавистью сказала Тыгрена. - Он говорит неправду. Лживого человека слушать - все равно что теплую воду пить. Не только тюлени, но и мои глаза всегда любят смотреть на тебя. - И она улыбнулась.
      Помолчав, Тыгрена заговорила тихо:
      - Корауге все время твердит: духи не любят ярангу Вааля. Илинеут замерзла. Ваамчо оторвало от земли. Пусть уйдет Вааль из нашего стойбища.
      - А вот и не оторвался я! - радостно и весело сказал Ваамчо. Но, вспомнив о Чегыте, тут же помрачнел. - Каждый раз, когда вспоминаю Чегыта, мое сердце наполняется великим гневом. Я часто вижу Чегыта во сне. Он крутит хвостом, шевелит ногами, глазами разговаривает. Лучше бы у меня потерялся один глаз. С одним глазом тоже можно охотиться. Почему Корауге велел убить Чегыта, а не другую собаку?
      - Он пакостный человек. Когда его глаза смотрят на меня, я боюсь их, - прошептала Тыгрена, оглядываясь кругом.
      Они покурили и решили идти домой.
      Ваамчо, а вслед за ним Тыгрена пошли торосистым льдом. Они волоком тянули тюленей: Ваамчо - трех, Тыгрена - двух. Они долго шли молча. Голова Ваамчо заиндевела, и от нее шел пар.
      Когда показались яранги, охотники присели на тюленей отдохнуть и еще закурить.
      - Вон яранги, Ваамчо, - сказала Тыгрена. - Мои ноги не хотят идти туда.
      - Алитет плохой? - робко спросил Ваамчо.
      Тыгрена молча кивнула головой.
      - Отец Вааль говорил: Алитет хитрый и жадный. Чужих песцов из капканов крадет. И мой рассудок говорит мне: злой он. Я стараюсь уйти в сторону, когда вижу его.
      - Твой рассудок похож на мой, как тот тюлень на этого. Я не знала лживых людей, а теперь сама становлюсь лживой. Ты возьми, Ваамчо, моего третьего тюленя себе, я скажу: убила только двух.
      - Какой я охотник, если женщина мне будет убивать тюленей! Не возьму. И Корауге почувствует ложь. Худо будет тебе.
      - Пусть. Мне все равно. Наверное, когда-нибудь я потеряю рассудок и перережу горло Корауге. А ты, Ваамчо, застрели Алитета. Подкарауль у капкана. Поймай черно-бурую лисицу и посади ее в свой капкан. Алитет захочет ее украсть. Тогда можно застрелить.
      Ваамчо побледнел. Никогда еще ни с кем он так не говорил и не слышал таких слов.
      - Тыгрена, я боюсь тебя.
      - Не бойся, Ваамчо. Здесь никто не слышит нас. Ветерок с берега. Мы будем всегда говорить с тобой только во льдах. Никто не должен знать наших дум. Вааль - добрый человек, но и ему не говори: испугается он шамана.
      - Никому не скажу. Только сам буду знать.
      - Алитет - вор. Он крадет все. Он даже меня украл, как лисицу из чужого капкана. Оставил Айе одного. Наргинаут говорила мне, что он убил даже сына и дочь, чтобы изгнать из своего поганого тела болезнь. Я никогда не стану настоящей женщиной в его яранге.
      Тыгрена помолчала и, вздохнув, спросила:
      - Я все думаю, Ваамчо: почему мужчины должны выбирать невтумов по сменному браку, а не женщины?
      - Такой закон.
      - Да, такой закон, - вздохнув, недовольно сказала Тыгрена. И, помолчав, добавила: - Мне хочется, чтобы у моего ребенка отец был настоящий человек. Молодой, сильный, ловкий, добрый.
      Ваамчо молча тянул трубку, догадываясь, к чему она ведет разговор.
      - Я бы вот тебя выбрала в невтумы.
      Ваамчо смутился и, глядя в сторону, пустил клубы табачного дыма. Тыгрена насмешливо посмотрела на него.
      - Почему ты такой, Ваамчо?.. Как тюлень, боязливый? - участливо и немножко с укоризной спросила она.
      - Наверное, потому, что я бедный, - нерешительно проговорил Ваамчо.
      И оба они замолчали, каждый думая о своем. Тыгрена опять вспомнила своего маленького мужа Айе. Вспомнила, как они вместе думали о детях, как будет шумно в их яранге... А вот теперь Алитет навсегда увез ее от Айе, и жизнь... пропала. А если у женщины нет детей - она не настоящая. Как же быть? Тыгрена вспомнила, как Наргинаут говорила, что в Алитета вселились злые духи и от него давно перестали появляться дети. "Как же без детей? Даже после смерти "верхние люди" топят в озере женщин, у которых не было детей... Может, искупить вину добровольной смертью? Пусть задушат меня?! Не-ет... Не хочется. Я еще не стала старухой".
      Эти тяжелые мысли овладели Тыгреной до того, что в глазах затуманило. Словно пелена нависла над глазами ее. И вдруг будто солнечный луч пробил мглу, и для Тыгрены все стало ясно. Она заговорила властно и настойчиво:
      - Ваамчо, надо же мне стать настоящей женщиной! Я хочу ребенка... Я хочу, чтобы ты был его отцом. Ты подумай: кто же еще может быть? Нет другого.
      Возвратясь домой, Тыгрена положила в сенках тюленей и услышала голос Алитета. Он с кем-то громко разговаривал.
      "Ремкылен* приехал", - догадалась Тыгрена.
      _______________
      * Гость.
      С детства она всегда радовалась приезду каждого гостя, но сейчас была равнодушна к этому событию. Не хотелось даже идти в полог.
      Веселье, навеянное широким простором ледяных полей и удачной охотой, исчезло. Хотелось курить, но кисет с табаком остался у Ваамчо. Она потихоньку вышла из сенок и побежала в ярангу старика Вааля.
      Здесь собрались почти все охотники. Они пили чай, а старик Вааль, полулежа на шкуре, рассказывал сказки. Какая хорошая здесь жизнь! Тыгрена присела и закурила.
      Охотники напились чаю и стали просить Вааля рассказать еще сказку.
      - Трубку сделайте! - попросил Вааль.
      Охотники наперебой предложили старику сразу несколько трубок.
      - Зачем так много? - улыбнувшись, сказал старик. - Только одну.
      Пыхнув трубкой, он начал рассказ:
      - О начале творения жизни скажу. Когда-то было совсем темно. На полуденной стороне сидел творец и думал, как бы сделать свет. Думал, думал, потом создал ворона и сказал:
      "Пойди продолби зарю".
      Полетел ворон на восток, начал долбить носом. Вернулся к творцу и говорит:
      "Не могу продолбить".
      Рассердился творец, схватил его, кинул в сторону.
      "Не нужно тебя, не любящий работать, - пошел! Кормить не стану! Ищи еду сам!"
      Сделал птичку. Полетела, стала долбить. Весь нос избила, продолбила маленькую дырку. Вернулась.
      "Что сделала?"
      "Маленькую дырку продолбила".
      "Продолби большую".
      Назад полетела, опять стала долбить. Весь нос избила, тело иссохло, перья облезли. Продолбила. Заря брызнула, стало светло. Пошла птичка к творцу пешком. По дороге еды нет. Совсем иссохла, кости тонкими стали, еще уменьшилась. Пришла все-таки.
      "Сделала. Теперь светло на земле", - сказала она.
      "А! А!" - обрадовался творец.
      Снова одел ее перьями, заострил остаток носа, дал ей жилище под кочкой.
      "Живи! Размножай детей!"
      Тыгрена посмотрела на Ваамчо. Он улыбнулся ей и перевел глаза на Вааля.
      - Потом творец набросал на землю тюленьих костей и сказал: "Будьте люди!" - продолжал Вааль. - Творец сделал белую куропатку, послал на землю навестить людей. Куропатка немного пролетела, вернулась, говорит творцу:
      "Слишком далеко, худо. Не могла долететь".
      Схватил ее творец за хвост, бросил в тальник.
      "Живи в тундре. Не буду кормить тебя. Сама ищи еду".
      Кого бы послать за вестями на землю?
      Сделал сову.
      Сова отправилась, достигла земли. Глаза большие, смотрят издали. Четыре человека: двое мужчин, две женщины. Стоят на земле, сесть не смеют. Не вернулась сова.
      "Как бы узнать вести?" - думает творец.
      Сделал лисицу, сказал: "Поди!"
      Лисица ушла, дойти не может. Захотела обмануть, вернулась: "Земли нет, людей нет. Какие там люди! Пусто кругом".
      Схватил ее, бросил в сторону.
      "Не надо тебя, обманщица! Я знаю, люди есть. Живи в тундре и не попадайся мне: шкуру спущу!"
      Много посылал зверей - и песца и волка.
      "Негодные! Никто не может принести вестей".
      Пошел сам. Встретил человека, взял за плечо, посадил. Рядом посадил женщину.
      Тогда они размножились, стали народом.
      Творец сделал из тальника оленей, моржей и тюленей.
      "Вот вам еда. Убивая их, живите".
      Вааль откашлялся и сказал:
      - Все...
      ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
      Тыгреной всегда овладевали грустные думы, когда ей приходилось уходить из яранги старика Вааля.
      Здесь собирались сердечные люди, настоящие люди. Среди них было хорошо, забывалась гнетущая, неприятная жизнь в опостылевшей яранге Алитета. Иногда нехорошие думы приходили в голову. Тыгрена не раз хотела застрелиться. Айе живет где-то далеко. Наверное, он там женился - в горах ведь есть девушки. И только Ваамчо, с которым часто приходится встречаться во льдах, немного рассеивает ее мрачные думы.
      И теперь, возвращаясь в ярангу, она утратила свое хорошее настроение. Не хотелось идти домой.
      Молча она влезла в полог и увидела старика оленевода Эчавто, о приезде которого уже говорили люди в яранге Вааля.
      - Тыгрена! Это ты пришла? - приветствовал ее гость старческим голосом.
      - Да, это я, - безразлично ответила Тыгрена и молча стала снимать с себя меховые одежды.
      Она присела к жирнику и жадно начала пить чай большими глотками.
      Старик Эчавто - новый приятель по жене - сидел с Алитетом и шаманом Корауге. И здесь огненная вода скрепляла дружбу с богатым оленеводом.
      Довольный своими торговыми делами, Алитет был весел. Как и все мужчины, в жарком пологе он сидел на мехах голый, и лишь на коленях его лежала небольшая шкурка пыжика.
      Охмелевшие, они разговаривали об оленях, о пушнине и шкурах морского зверя.
      - С каждым годом твое стадо, Алитет, будет все больше и больше. Во время отела стадо удвоится, - говорил Эчавто.
      - Когда придет лето, я нарежу много моржового ремня, шкур лахтака, тюленьих шкур, приготовлю много обуви и тогда куплю еще больше оленей, сказал Алитет.
      - Правильно, Алитет! Этот товар тоже очень нужен кочевникам-оленеводам. Ты получишь за каждого лахтака двух живых оленей. За каждый круг моржового ремня - одного оленя; одну важенку за каждую пару торбазов.
      - В торговой яранге моего друга Чарли я возьму еще много чая и железных вещей, и это все пойдет на покупку оленей. Чарли мне говорил, что олени - пустое дело, они родятся здесь, их много на чукотской земле, а железные вещи, кирпичный чай, табак здесь не родятся. Дорого стоит каждая железная вещь. Одна кастрюля - один олень, один нож - один олень, один кирпич чаю - один олень. Железные иглы тоже здесь не родятся и стоят дорого. Ведь теперь женщины разучились шить костяными иглами. Да, Эчавто, без железных вещей трудно стало жить человеку. Я буду помогать кочевому народу таньгинскими вещами, а ты помогай мне сделать большое стадо.
      - Алитет, ты мой приятель. Я всегда говорил кочевникам: Алитет много пользы приносит нашим горным людям. Они не имеют собак, заняты в стадах, не могут сами выезжать на берег в торговую ярангу. Ты сам приезжаешь в горы, сам привозишь вещи. Ты облегчаешь жизнь горным людям, - ласково и льстиво говорил Эчавто.
      Все время молчавший шаман Корауге вдруг тоже заговорил:
      - Твой дед, а мой отец имел большие стада оленей. Но духи, которых он не ублаготворял, напустили порчу на оленей и погубили его стада. Потом мы ушли на морской берег, к мышеедам. Я был в то время совсем мал.
      - Корауге говорит истинную правду, - сказал Эчавто.
      - Да, да. Это большая правда. Мой отец был великим оленеводом, а умер вот здесь на берегу, совсем бедным человеком, охотником на морского зверя. Теперь я сблизился с духами. Они слушают меня. И прежде чем умереть, я помогу тебе, Алитет, сделать большое стадо. И когда я уйду туда, показывая рукой вверх, сказал шаман, - я скажу там твоему деду: мы нашли твои стада.
      Морщинистое лицо Эчавто покрылось крупными каплями пота. Длинная борода стала влажной. Он смахнул с лица пот и лукаво, заискивающе сказал:
      - Мои люди, Алитет, хорошо охраняют твоих оленей, как своих. Ни один твой олень не отобьется от стада, и ни одного твоего оленя не задерут волки.
      - Эчавто, - заговорил Алитет, - ты мой самый большой невтум. Моя первая жена похожа теперь на старого тюленя. В нем мало жира, и кожа на нем не натянута... Но вторая моя жена... - Он усмехнулся и добавил: - Ты еще такой не видел...
      Тыгрена насторожилась, прислушиваясь к разговору. Неприятная дрожь пробежала по телу.
      Она украдкой посмотрела на старика Эчавто, и ей захотелось тут же убежать из полога.
      И когда Алитет сказал, что ночью Эчавто займет его место, Тыгрена, переменясь в лице, громким шепотом упрямо сказала:
      - Не хочу!
      От неожиданности Алитет растерялся, но смолчал.
      Еще никто никогда в его яранге не нарушал обычая народа. Эчавто болезненно усмехнулся. Гнев Алитета был настолько велик, что, не владея собой, он быстро оделся и вылез на мороз.
      Эчавто, как старый матерый волк, медленно, ползком придвинулся к Тыгрене.
      - Маленький зверек всегда пугается, всегда огрызается. Но когда привыкнет, начинает есть пищу с руки.
      Эчавто совсем близко придвинулся и положил свою жесткую руку на голое плечо Тыгрены.
      Тыгрена с силой оттолкнула Эчавто. Он отлетел в сторону и растянулся на шкурках.
      В этот момент вернулся Алитет. Эчавто, ехидно улыбаясь, промолвил:
      - Кусается звереныш-то! Вот так буйные важенки в стаде не дают набросить на себя аркан.
      Алитет молча подошел к Тыгрене и ударил ее ногой. Глаза ее блеснули злобой. Она забилась в дальний угол, крепко сжала зубы и с ненавистью уставилась на Алитета. Всем показалось, что она вот-вот бросится на него, как разъяренная волчица. Глаза ее уже не блестели, а горели ярким пламенем ненависти и отчаяния.
      ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
      Ночь. Тыгрена не могла заснуть. Она вспоминала свое детство, игры в стойбище Янракенот, отца - Каменвата и своего маленького обиженного мужа Айе, вспомнила Ваамчо. Она уткнулась в оленью шкуру и тихо заплакала. Она плакала первый раз в жизни.
      Пьяные люди спали крепко. В пологе было душно. Не зажигая светильника, Тыгрена достала торбаза, меховую одежду и бесшумно вышла из полога в сени.
      Холодный, морозный воздух приятно обдал ее, и она торопливо стала одеваться по-дорожному.
      "А нож?" - вспомнила Тыгрена. И, крадучись, вернулась в полог.
      Тыгрена решила теперь же бежать в Янракенот, к отцу Каменвату. Она быстро сбежала со склона горы и, не оглядываясь, бежала, пока не перехватило дух. Стало жарко. У соседней горы она остановилась. Ночь была на исходе. Луна будто сваливалась с небесной крыши в торосы. Наползали мрачные, темные облака. Вокруг луны оранжевое кольцо - предвестник пурги.
      Был месяц Упрямого старого быка, и наступал месяц Зябнущего вымени. Тыгрена осмотрелась, подумала: "Будет большая пурга... Назад все равно не пойду!.." И снова она двинулась вперед. Порой она останавливалась, отдыхала. Она пробежала уже большое расстояние. Днем, пожалуй, не видно было бы даже горы стойбища Энмакай. Но удивительно: ноги не уставали. Сердце билось сильно, и не от быстрого бега, а от радости. Она долго бежала вдоль берега моря и, не замечая, удалилась в тундру. Приметы, которые она знала хорошо, вдруг исчезли. Тыгрена заблудилась и уже не знала, далеко ли она ушла от берега. В поисках пути она круто свернула к морю и опять побежала. Из тальника выскочил заяц. Тыгрена испугалась. Но заяц остановился, посмотрел на Тыгрену, свернул в сторону и поскакал еще быстрей.
      - Зайчик! - громко крикнула она. - Побежим вместе.
      Она и крикнула для того, чтобы отогнать страх. Собственный голос в этой безжизненной пустыне подбодрил ее.
      Заяц скрылся из виду. Одной страшно было в местности, которую глаза Тыгрены перестали узнавать.
      Тыгрена взобралась на склон горы и оглянулась.
      Вдали непрерывно тянулись горы. Напряженно всматриваясь в их очертания, Тыгрена радостно проговорила:
      - Да ведь это гора Моржовая Голова! Та самая, о которой говорил Каменват, когда в детстве мы с ним ездили на праздник к оленеводам!