Алитет уходит в горы

      - Живой надо для них прейскурант, мистер Саймонс, а не мертвый! сказал Лось.
      - Я вас не понимаю.
      - Вот, скажем, тюк кирпичного чая - восемьдесят кирпичей. Стоит он восемьдесят рублей. На него сверху положить два песца по сорок рублей. Винчестер - под ним тоже два песца. Пачку патронов, двадцать штук, положить на две нерпичьи шкуры, ведь они по рублю стоят, а патроны - два рубля. Это будет понятно всякому, даже неграмотному охотнику.
      - Мистер Лось, охотники почему-то не везут песцов. Я купил всего десятка два. Не из чего сделать такой живой прейскурант, как вы говорите.
      - Вполне достаточно, давайте их!
      Лось сбросил с себя кухлянку, стал разбивать ящики, распарывать тюки с кирпичным чаем, оружием, патронами, делая на стене и у стены своеобразную витрину-прейскурант.
      Андрей Жуков в окружении изумленных охотников приступил как бы к чтению "лекции".
      - Вот, - говорил он, показывая шомполом, - на винчестере лежат два первосортных песца. Это значит, что за две хорошие песцовые шкурки можно получить один винчестер. Здесь в этой стопке тридцать два кирпича чая, на ней лежит песцовая шкурка второго сорта. Это значит, весь этот чай можно купить за одну шкурку.
      - Какомэй, какомэй! - беспрерывно выражали охотники свое удивление.
      - Слыханное ли это дело?
      - Верно ли все это?
      - Первый раз такой хороший американ приехал, - слышались возгласы и разговоры.
      Между тем мистер Саймонс стоял около прилавка, сплетя свои длинные ноги, и, поднимая изредка подбородок, пускал дым из сигаретки. На лице его была неодобрительная улыбка, переходящая порой в надменность и плохо скрываемое недовольство.
      Лось был занят делом всерьез и работал молча, изредка бросая случайный взгляд на мистера Саймонса и рассуждая про себя: "Ничего. Здесь, брат, ты у нас в руках. Будешь торговать так, как мы хотим".
      Андрей закончил свою лекцию о торговле и сказал:
      - Вот такая теперь будет здесь торговля. Идите и расскажите об этом людям.
      - Вы только не разоряйте это все, - попросил один охотник, показывая на "витрину", - потому что каждый захочет посмотреть на нее.
      Охотники тут же разбежались по ярангам, вытащили из своих тайников песцов, хранившихся до того момента, когда торгующий человек будет производить обмен при хорошем расположении духа, и явились в магазин.
      Один охотник подал Лосю двух песцов и сказал:
      - Винчестер можно за них?
      - Конечно, можно, - сказал Жуков, - но Лось не торгующий человек. Он только приказал так торговать. Вот ему отдай, - показал он на Саймонса.
      Мистер Саймонс взял песцов, осмотрел их, встряхнул, подергал ость.
      - Очень хорошие песцы. Что он хочет? - спросил Саймонс и, получив ответ, подал охотнику винчестер калибра тридцать на тридцать в картонной коробке.
      Охотник неуверенно взял ружье, посмотрел на всех и спросил:
      - А должен я не останусь за это ружье? Потом не попросит еще песцов за него?
      - Нет, все заплачено. Вот видишь, как показано на стене. - И Жуков вторично начал разъяснять живой прейскурант.
      Торговля пошла бойко. Из яранг бежали охотники с песцами торговать по-новому. Слух этот проник во все жилища и пошел по побережью, как самая важная новость.
      - Видите, мистер Саймонс, а вы думаете, что не наступил сезон охоты. Подождите, я вот проеду по побережью - и вас завалят пушниной. Это же просто объясняется: с ними никто никогда еще так справедливо не торговал, как собираетесь торговать вы, - с легкой иронией сказал Лось.
      - О, мистер Лось, я вам очень благодарен! Вы мне очень поможете наладить здесь торговлю.
      Проведя торговый день в магазине пушной фактории, ревкомовцы вернулись в комнату Саймонса.
      - Мистер Лось, а все-таки эта торговля дикая! - сказал он.
      - Верно. Вот подождите, настроим здесь школ, грамотных людей сделаем, тогда и торговля будет совсем другая. На деньги перейдем. Покончим с этим товарообменом. А сейчас... Надо применяться к обстановке. Мы, большевики, умеем это делать... Э-э! Да у вас русские пластинки! - воскликнул Лось.
      - Это, мистер Лось, американские, но на русском и украинском языках, - почтительно заметил мистер Саймонс.
      Лось долго наслаждался украинскими песнями. Они уносили его на далекую родную Полтавщину, и ему стало грустно.
      Лось встал, прошелся по комнате. Проходя мимо Жукова, просматривавшего блестящий, на мелованной бумаге, американский журнал, он остановился.
      Во всю огромную страницу очень эффектно была изображена автомобильная шина. Лось заинтересовался:
      - А что это за колесо такое, мистер Саймонс? Что здесь написано?
      - Здесь интересный рассказ, мистер Лось! Пара влюбленных в течение месяца жила в автомобиле, разъезжая по диким трущобам, по валежнику в лесах, по остроконечным камням вдоль рек. Шина после этой поездки не только не износилась, а стала крепче. Покупайте наши шины!
      Лось расхохотался.
      - Ну, а дальше переверни, Андрей, - сквозь смех сказал он.
      На следующей странице были изображены дамские чулки.
      - Мистер Саймонс, и здесь рассказ?
      - О да, мистер Лось!
      "Какая бумага! Какие снимки! Какая агитация! И все для того, чтобы купили пару дамских чулок!" - подумал Лось, вспоминая фронтовые газеты на оберточной коричневой бумаге.
      Мистер Саймонс завел пластинку. Тенор запел:
      Тень высокого старого дуба голосистая птичка любила,
      На ветвях, переломанных бурей, она счастье, покой находила.
      И казалось, что старому дубу было внятно ее щебетанье,
      Веселей его ветви качались, и слышней было листьев шептанье.
      Лирический тенор нежно выводил мелодию, и здесь, далеко на Севере, вдали от людского шума, он вызывал сентиментальные чувства даже у Лося. Он стоял, закусив бороду, полузакрыв голубые глаза.
      - О, цэ гарна писня! И граммофонишко неважный, маленький, складной, и труба складная, можно в карман положить, а поет, шельма, здорово! Ну, хватит! Андрюша, пошли кого-нибудь за Томсоном! - сказал Лось.
      На нем была военная суконная гимнастерка, и на голове красноармейский шлем с большой матерчатой пятиконечной звездой. В этом шлеме он казался былинным богатырем.
      Листая потрепанный старый американский журнал, Лось вдруг спросил:
      - А ну, Андрюша, погляди, що цэ такэ здесь нарисовано?
      Андрей взглянул и, улыбнувшись, сказал:
      - Гм, да это изображено заседание советского революционного трибунала, Никита Сергеевич.
      На прекрасной бумаге во всю страницу журнала была отпечатана иллюстрация - стол, сбитый из горбылей и накрытый рогожей. За столом восседали члены трибунала в драных овчинных полушубках с гранатами за поясом. Сам же председатель трибунала был в матросской бескозырке, с ножом во рту и вдобавок украшен крест-накрест патронташем.
      Лось, покачивая головой, сказал:
      - О, цэ пропага-а-нда! Даже мне страшно.
      - Мистер Лось, все это старые представления американцев о стране большевиков, и относятся они примерно к началу вашей революции, - с необычайной вежливостью разъяснил Саймонс. - Теперь этих взглядов никто в Америке не придерживается. Разве в каком-либо захолустье. Этот журнальчик сохранился у Томсона, я взял его ради шутки. Да и сам Томсон вряд ли верит во все это.
      Но Лось уже не слушал Саймонса, поглощенный "оригинальной" иллюстрацией. Он молча разглядывал рисунок, укоризненно покачивая головой.
      Чарльз Томсон вошел боязливо, с растерянным лицом. У него были основания бояться Лося.
      - Гуд ивнинг!* - тихо проговорил он.
      _______________
      * Добрый вечер.
      - Добрый, добрый вечер, мистер Томсон! - ответил ему по-русски мистер Саймонс и предложил раздеться.
      - Мистер Томсон, - сказал Лось, - вам говорил мистер Саймонс, что вся торговля здесь находится в руках "Норд компани"?
      - О йес! - испуганно ответил Томсон, выслушав перевод Жукова.
      - А между тем мне сообщили, что вы продолжаете покупать пушнину у местных охотников! Правда это?
      Чарльз Томсон помолчал под испытующим взглядом Лося.
      - Мистер Жукофф, пожалуйста, передайте начальнику, что я действительно за это время купил сорок три песца и три сиводушки... Передайте, что эту пушнину я принял за старые долги.
      - Мистер Томсон, если мне станет известно, что и впредь вы будете скупать пушнину, я наложу на вас большой штраф, - строго сказал Лось.
      Томсон с облегченным сердцем молча закивал головой.
      - А эти сорок три песца и три сиводушки, как незаконно купленные, сдайте в Управление уполномоченного ревкома. Андрюша, выпиши ему квитанцию. И передай ему, что я запрещаю собирать пушнину за старые долги.
      Чарльз Томсон ожил: как счастливо он отделался!
      ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
      Утром пришли каюры. Лось попросил Саймонса напоить их чаем и, одевшись по-дорожному, вышел из дому.
      Из-за горы поднялась огненная луна и отбросила длинную тень. Обозначились силуэты остроконечных гор, и казалось, что они наклеены на нижнюю часть неба. Стоял крепкий мороз. Тишина. Лишь хрустел снег под мягкими подошвами проходивших людей. И этот хруст уносился далеко-далеко...
      Море сковали льды, и оно покоилось словно под гигантским темно-голубым покрывалом. Одинокие ропаки* стояли, как молчаливые стражи. Все кругом молчало. И будто сама суровая природа охраняла этот великий покой Севера.
      _______________
      * Торос, образовавшийся на чистом поле льда.
      - Какая тишина! - проговорил Лось, настороженно прислушиваясь и надеясь поймать хоть какой-нибудь звук.
      Но вот завыла где-то собака, другая, третья, и вся свора псов стойбища подхватила и затянула такой душераздирающий концерт, что Лосю стало не по себе. На миг вой оборвался, и опять где-то вдали послышался тонкий протяжный голос "запевалы". И с новой силой в разных концах завыли псы.
      На переднюю нарту со своим каюром сел Андрей, на вторую - Лось. Они завернулись в меха, плотно затянули капюшоны, оставив маленькие щелочки для глаз, и вверили свою жизнь каюрам.
      Каюры, подбежав к нартам, весело закричали:
      - Тагам, Тагам!*
      _______________
      * Вперед!
      И собаки помчались по заснеженному берегу.
      Прислушиваясь к хрусту снега под бегущей нартой, Лось думал: "О, я не уеду отсюда, пока не перестрою всю жизнь в этом суровом крае. Выпишу свою Наташу, и она с таким же упоением будет работать здесь, как этот бескорыстный парень Андрей Жуков. Удивительный человек! Его совсем не интересуют деньги. Он весь в работе. Все помыслы его - как бы устроить жизнь этих обездоленных людей".
      Неслышной поступью бегут собаки вдоль скалистого берега. Нарта скользит по ровному, как стол, запорошенному снегом льду. Дует сухой ветер. Малахай плотно облегает голову, но какие-то неясные звуки врываются в уши, вибрируют...
      - Слушай, Лось! Скалы поют! - кричит каюр.
      Каждый выступ отвесной скалы, каждый маленький утесик по-своему принимает на себя удар ветра и издает свой, особый отзвук. Слышится странное, самых различных тонов, гудение. Поют вековые скалы.
      Вдоль скал ветер несет хрустящую каменную пыль, она с металлическим шелестом разносится по льду и остро бьет в лицо и слепит глаза - каменная пурга. Дорога усыпана обвалившимися со скал камнями - результат извечной работы воды и ветра.
      - Смотри, Лось! Это новый мыс! - охотно рассказывает каюр. - Здесь упала скала. Гул был слышен даже в Лорене. Лед разбило. Рыбы много наглушило. Нартами возили.
      Лось с изумлением рассматривает тысячетонные обломки скал редкой красоты. Как будто эти огромные камни кто-то выпилил, отшлифовал, но еще не уложил как следует.
      В ущелье, на берегу моря, стоит яранга. Грустное чувство вызывает она своим одиночеством.
      - Почему он живет здесь один? - спрашивает Лось.
      - Любит так, - отвечает каюр.
      Заметив жилье, собаки рванули: конец пути. Каюры закурили вместе с хозяином одинокой яранги, о чем-то поговорили и тронулись дальше.
      Неохотно поднимаются собаки. Тоскливо и умильно смотрят они на своего хозяина. Ленивой и хитрой рысцой они пробегают с десяток метров и, почуяв коварный замысел вожака, необычайно согласованно, круто повертывают обратно, в ярангу. Каюр глубоко запускает в снег остол, останавливает упряжку. Повелительный окрик каюра, не допускающий ослушания, направляет собак в нужную сторону. Убедившись, что ночевки здесь не будет, собаки покорно бегут вперед.
      - Лось! - говорит каюр. - Хозяин этой яранги сказал, что морская дорога впереди опасна. Южный ветер недавно оторвал лед, и вдоль скал осталась только узкая полоска. Другой путь - горами - испорчен. Выпал большой рыхлый снег. Собаки с головой будут проваливаться, на брюхе ползти им придется. Морской дорогой поедем? Тебе ведь быстро надо ехать? Как ты думаешь?
      - Ты лучше знаешь, как хочешь. - И Лось думает: "Какой совет я могу дать? Никакого!"
      - Морской дорогой поехали! - громко кричит каюр своему товарищу на передней нарте.
      В своей громоздкой одежде Лось сидит на нарте, как медведь. Он с трудом может повернуться.
      "Да, - думает Лось, - одежда каюров значительно удобней и легче нашей и, наверное, даже теплей. Обязательно сошью себе одежду такую же, как у них!" На каюрах легкие, короткие кухлянки, хорошо подогнанные меховые штаны, на ногах аккуратные коротенькие торбаза. Каюры подвижны. В случае опасности они моментально могут соскочить с нарты. "Их одежда - это же вековая культура, - думает Лось. - Обязательно сошью такую же".
      Нарта ныряет по торосам, нагроможденным около скалистого берега. Лось напряженно смотрит вперед, держась то за нарту, то за каюра, и все-таки часто вылетает из нарты. А каюры беспрестанно скачут с нарты на льдину, с льдины на нарту. Это проворство никак не вяжется с их обычной житейской медлительностью. Иногда каюр все же не успевает вовремя сдернуть нарту, и она, зацепившись за ледяной выступ, останавливается. Собаки разом оглядываются, и в их укоризненных взорах Лось читает: "Слезай с нарты!"
      Тогда Лосю становится стыдно, и он сходит на лед, а каюр, приподняв нарту, сдвигает ее с тороса.
      Но вот торосы кончаются, начинаются разводья. Трещины идут от скал к морю. А море совсем близко - черное, густое. Собаки прыгают пара за парой, и длинная нарта быстро скользит над водой, образуя как бы висячий мостик через трещины.
      Ветер дует с юга, с вершин скал, а здесь, внизу, в завихрении, словно в пропасти, он порывисто дует с противоположной стороны - с севера. Это завихрение достигает открытого моря. Море волнуется, и отголоски волнения тревожно чувствуются в плавных колебаниях дышащего под нартой льда.
      Но Лось спокоен. Он верит в своего каюра. А что остается ему делать?
      Вскоре опасные места кончились. Собаки вырвались на просторную ровную дорогу, каюры остановились, пошутили по поводу опасных мест, закурили:
      - Чертовски хорошо здесь, Андрюшка! Сколько простору!
      - Да, Никита Сергеевич, я смотрю, что и ты начинаешь влюбляться в этот край. И даже твоя заиндевевшая борода стала под цвет этого края, смеясь, сказал Андрей.
      К полудню брызнул рассвет.
      - Андрей, пусть они поедут на передней нарте, а мы с тобой за ними. Кстати, я поучусь управлять собаками, - говорит Лось.
      Каюры с радостью соглашаются и весело бегут к передней нарте: им так хочется поговорить о русских, которых они везут далеко, в северную часть своей земли!
      Дорога отличная. Собаки бегут, к неудовольствию Лося, без всякого вмешательства с его стороны. Даже досадно: нет повода и крикнуть на них.
      - Никита Сергеевич, а почему бы нам не начать организацию родовых советов?
      - А потому, друг мой, что ты вот никак не хочешь понять одну очень важную русскую пословицу: "Семь раз отмерь - один раз отрежь". Не сам ли ты говорил мне об этом?
      - Ну, Никита Сергеевич, наше чукотское государство настолько велико, что пять лет можно все мерить да мерить, а отрезать и времени не хватит.
      - Нет, товарищ Жуков, хватит! Отрезать начнем на обратном пути. Ты пойми одно: вот сейчас мы показали себя, их посмотрели - пусть теперь и гуторят. А гуторить им есть о чем. Ты думаешь, этот прейскурант - шутка? Нет, браток, это кусок революции! Этот прейскурант сразу зацепит всех: и рыжего паука Томсона, и ловкого парня Саймонса, и каналью Алитета, и многих других. Мы показали теперь охотникам, что их песцы тоже кой-чего стоят. Они с этим быстро разберутся. Будь спокоен!
      Собаки бежали ровно. Лось, убедившись, что они не нуждаются в его руководстве, повернулся к ним спиной.
      - Никита Сергеевич, а ты обратил внимание на Ярака? Это очень интересный парень. В первый раз отнесся ко мне с недоверием. "Они - белые люди - все одинаковы", - говорил он Айе. Потом совсем стал другим. Даже свои очки подарил мне. Прошлую зиму я много говорил с ним. Батрачил он у Томсона. А дочь Томсона Мэри - чукчанка настоящая. Стремится всеми помыслами к Яраку. Когда Томсон узнал об этом, он выгнал Ярака. Я рассказал Яраку про советский закон, и вот однажды он и прикатил ко мне вместе с Мэри регистрироваться. Красивая девушка, статная! Лицо такое... Андрей потряс рукой в воздухе.
      - Ну? - заинтересовался Лось.
      - Но ты же знаешь, у меня ни бланков загсовских, ни печати. Как все это оформляется, я тоже не знаю.
      - Ну? Дальше что?
      - Что же дальше? Уехали обратно, не зарегистрировавшись.
      Лось резко остановил нарту, вскочил и, тряся заиндевевшей бородой, закричал:
      - И дурак же ты, Андрюшка! Такой, что я даже себе и представить не мог! На кой дьявол нужен тебе этот бланк? Тебе этих бланков, может, еще пять лет не пришлют! Кладут тебе бытовую революцию прямо в карман, а ты упрямишься и ищешь какой-то бланк!
      - Ну чего ты расходился? Как будто непоправимое дело! Обратно поедем - и все будет улажено, - сказал Андрей.
      - Пусть они приедут ко мне. Посмотришь, как я все устрою. Надо только соображать немного!
      Передней нарты уже не было видно. Лось гаркнул на собак, и они взяли в галоп, догоняя упряжку.
      - Андрюша, а какой паренек в стойбище Энмакай? Помнишь, ты мне рассказывал?
      - Ваамчо.
      - Да, да, Ваамчо. Там, где Алитет живет? Вот поедем, остановлюсь у Алитета, посмотрю, что это за птица!
      - Здесь ты допускаешь ошибку! - сказал Андрей.
      - Какую?
      - Зачем нам якшаться с Алитетом? Надо подчеркнуть пренебрежительное отношение к нему и уважение к Ваамчо. Не важно, что у Ваамчо, может быть, маленький грязный полог.
      - Ты прав, Андрей. Расквитались, значит. - И Лось, довольно усмехнувшись, ткнул кулаком Андрею в живот.
      С севера опять потянул ветерок. По дороге стлалась поземка. Наступала ночь.
      Передняя нарта остановилась. Подошедший каюр сказал:
      - Андрей, иди на свою нарту. Пурга будет. Видишь, луна в рубаху оделась. Надо мне самому управлять собаками.
      Лось уселся на свое место и погрузился в размышления.
      Непроходимые нагромождения торосов преградили путь, и каюры, повернув упряжки, поехали в горы.
      Началась пурга.
      Мириады снежинок закружились в воздухе, образовав сплошную снежную завесу.
      Пурга завыла, и в этом бушующем снежном океане Лось не мог разглядеть ни передней нарты, ни собак своей упряжки. "Ну, Лось, кажется, начинается твое первое крещение", - подумал он, крепче затягивая капюшон.
      - Ой, тут осторожно надо ехать. Тут можно помирай! - крикнул каюр. Скалы здесь. Очень высокие!
      На вершины отвесных скал пурга наметает висячий сугроб, и горе тому, кто наедет на этот карниз. Бывает, когда и люди и собаки, сбившись с дороги в пурге, летят вниз, а вслед за ними катится снежный обвал и хоронит их.
      Каюры привязывают одну нарту к другой и едут гуськом. Часто останавливаются, совещаются.
      Собаки медленно бредут в беспросветной тьме. Каюры направляют их чуть-чуть против ветра, где, по их мнению, лежит путь.
      Один из каюров идет впереди и все время бросает остол, привязанный к веревке. Если веревка "побежит" из рук, немедленно раздается крик:
      - Стой!
      Значит, здесь обрыв, и тогда каюры вместе уходят искать "дорогу", оставив нарты.
      Долго-долго их нет. Собак уже занесло, и они, свернувшись, лежат под снегом.
      Лось следит по часам.
      - Полчаса уже прошло, - говорит он.
      - Придут! - уверенно отвечает Андрей, сам не зная, придут или нет.
      - А для пурги хорошие часишки подарил мне Саймонс. Смотри, как светят. Волчий глаз. И стоят всего один доллар. Часы для бедных. Больше года не ходят. Хитрые американцы, - говорит Лось, прижав Андрея к барану* нарты.
      _______________
      * Дуга посредине нарты.
      Кажется, целую вечность сидят они на нарте и ждут каюров.
      - А и в самом деле что-то долго их нет, - говорит Андрей.
      - Не потеряли они нас?
      - Что же тут удивительного! - И Андрей кричит: - Эге-ге-гей! Эге-ге-гей!
      Но пурга уносит этот крик в другую сторону.
      - Никита Сергеевич, давай вместе покричим!
      - Пострелять надо. Вот у моего каюра винчестер лежит.
      Лось берет перевязанный ремнями старый винчестер, пробует стрелять, а выстрела нет.
      - Ему сто лет, этому ружью. Из него надо стрелять умеючи... Вот послушаешь тебя, а потом и раскаиваешься. Какого черта я не взял свой наган!
      - Не любят они, Никита Сергеевич, когда ездят с наганами. Они считают: ружье для зверя, а маленькое ружье зачем? Людей убивать?
      - Чепуха! А вот сейчас наган и пригодился бы... Все-таки что же нам делать, если они потеряли нас?
      - Сидеть на месте до окончания пурги.
      - А если она задула на пять дней?
      - Все равно, хоть на десять. Я совсем не хочу прыгать с высоты в триста или более метров, - сказал Андрей.
      - К таким прыжкам и я непривычен.
      - Подождем еще час - и ляжем спать, вон как собаки в снегу.
      И вдруг из темноты слышится крик:
      - Дорога! Есть дорога!
      Каюры подходят к нартам.
      - Какая, к черту, тут дорога! - говорит Лось, и все же чувство радости охватывает его.
      Каюры вытаскивают запорошенных собак. Псы встряхиваются, нарты куда-то несутся вниз по крутому склону.
      - Лось! - весело кричит каюр. - Это ущелье Китовая Пасть. Там внизу стойбище Энмакай.
      ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
      Лось с трудом разместился в пологе старика Вааля. Вытянувшись во всю длину, он перегородил своим телом жилище на две половины.
      Молодая хозяйка Алек растерялась, но не забыла, что нужно готовить чай. Она перешагнула через Лося и мелкими кусками стала дробить лед, складывая его в чайник.
      Было удивительно, что русский начальник, о котором ходит на побережье столько слухов, теперь - вот он - лежит здесь. Никто не думал даже, что в яранге старика Вааля объявится такой знатный человек. Было чему удивляться! Никогда нога таньгов не переступала порог этой хижины. Что бы это могло значить? Не насмешка ли это? Или пурга загнала его сюда?
      Эти мысли волновали не только Алек, но и самого старика Вааля. Он не знал, что ему делать, - так непривычно встречать необычных гостей. Старик суетился. Он выползал из полога в сенки, что-то там искал, возвращался с какой-то шкурой, рассматривал ее на свету. Волнуясь, он выбил шкуру оленьим рогом и, обращаясь к Лосю, сказал:
      - Подвинься, я положу под тебя вот эту шкуру. Она получше.
      Но Лось лежал и не понимал старика. Он копался в своей "тетради готовых фраз" и, как на грех, ничего путного не находил.
      Тогда старик Вааль начал объяснять руками.
      - А-а! Понимаю! Понимаю, - добродушно сказал Лось и перекатился на другой бок.
      Вааль быстро расстелил шкуру.
      Вошел Андрей и привычно растянулся рядом с Лосем.
      Но Вааль и теперь не мог сидеть спокойно. Ему хотелось что-то делать еще и еще.
      - Отдохни, старик! Посиди! Поговорим! - сказал Лось, заглядывая в тетрадку.
      Андрей стал переводить разговор Лося.
      Но как же можно разговаривать, когда в голове все перепуталось, все перемешалось? Кто может понять, зачем русский бородатый начальник остановился в пологе Вааля? Совсем рядом яранга Алитета, где просторно, как в тундре, светло, как при солнце, где хорошие спальные шкуры и обильная еда. Не хотят ли русские худое сделать Ваалю?
      Старик с волнением, не меняясь, однако, в лице, следил за русскими и, встретившись взглядом с Лосем, подумал: "Добрые глаза, как у оленя; не волчьи глаза".
      Немного успокоившись, старик принялся чистить трубку.
      - Вот моего табачку, старик! - И Лось протянул ему коробку "принц Альберт".
      Старик тихо засмеялся, посмотрел на Алек, на гостей и растерянно потянулся за табаком. Закурив, он крикнул:
      - Алек, видишь, какой табак курит Вааль? А-я-яй! Это жена моего сына Ваамчо, - показал старик трубкой на нее. - Сам он ушел к соседям. Скоро вернется. - Вааль помолчал и, обращаясь к Андрею, шепотом спросил: Русский начальник заблудился в нашем стойбище? Ведь яранга Алитета совсем близко.
      - Мы знаем, - ответил Андрей. - Но начальник сказал: "Остановимся там, где люди хорошие. По слухам, старик Вааль хороший. К нему поедем". Так сказал этот начальник.
      Старик одобрительно закивал головой. Это было похоже на правду. Старик знал цену себе. Он пододвинулся к Лосю, взял его за руку повыше локтя, молча и благодарно потряс ее.
      - Алек, гости с дороги, с холода. Пора бы их чаем напоить, обрадованно распорядился он.
      Алек в одной набедренной повязке, вся крепко сбитая, потянулась к ящичку, в котором когда-то был американский табак "блак неви". Она извлекла из него чашки и блюдца и, чтобы угодить хорошим гостям, проворно стала работать длинным красным языком. Она вылизывала чайную посуду, запуская язык почти на самое дно чашки.
      Лось молча следил за этой процедурой и, обратившись к Жукову, тихо сказал:
      - Хоть бы тряпочкой какой-нибудь вытирала.
      - Вот настроим здесь школ, больниц, Никита Сергеевич, тогда и быт этот поломаем. А сейчас... - И Андрей пожал плечами.
      Затем, обратившись к хозяйке, Жуков сказал, чтобы не обидеть ее:
      - Алек, у вас мало чашек. Везде в ярангах маловато чашек. Поэтому мы возим с собой. Вот они. - Р1 Андрей выставил на столик свои кружки.
      В полог влез раскрасневшийся с мороза Ваамчо.
      - А, старый приятель! - протягивая ему руку, заговорил Андрей. Сколько времени мы с тобой не встречались! Забыл, должно быть, меня?
      - Нет, - настороженно ответил Ваамчо.
      Гости смутили его не меньше, чем старика. Но, вспомнив первую встречу с Андреем, он немного повеселел. "Может быть, не для смеха заехали ко мне? Тогда тоже не захотел остановиться у Чарли Красного Носа", - промелькнуло в голове Ваамчо.
      - Хорошие гости, Ваамчо, хорошие! - сказал старик, понимая причину замешательства сына.
      - Как охота, Ваамчо? - спросил вдруг Лось, заглядывая в свою тетрадку.
      Ваамчо резко обернулся к Лосю, и улыбка пробежала по его лицу: Лось смешно говорил по-чукотски.
      - Охота есть. Тюленчики есть, - ответил Ваамчо.
      - Песцов сколько поймал?
      - Четыре. Хорошие песцы! Если бы их отвезти к новому американу, много товаров получишь. Слух идет, хороший торг у него.
      - Спроси его, Андрей: почему же он не продал еще своих песцов?
      Когда Андрей спросил, Ваамчо покачал головой.
      - Они не мои, - начал он. - Пойманы капканами Алитета. Он без платы дал их. И товаров пришлось взять у него без платы. Три шкурки надо отдавать ему.
      Лицо русского бородатого начальника становилось сердитым. Старик забеспокоился.
      В этот момент в полог влез сам Алитет.
      - Здравствуй, русскэ начальник! Зачем русскэ начальник лежит в маленьком пологе? Маленький полог - плохо, большой - хорошо. Для вас место есть в моей яранге, - сказал Алитет, вставляя в свою речь русские слова.
      Старик Вааль с волнением вслушивался в этот разговор и страдал. Он ведь не так молод, чтобы его поднимать на смех. А дело клонится к тому. Старику показалось, что сейчас вот русские поднимутся и, смеясь, уйдут из его яранги.
      Ваамчо смотрел на Алитета сердито и думал: "Всегда ему нужно что-нибудь отнимать. Зачем отец сразу не сказал русским, чтобы шли к Алитету?"
      - Моя яранга хорошая, просторная, - продолжал Алитет. - Русскэ суп с солью. Мясо молодого оленя много. Ай, какая сладкая еда! Каждому отдельные корытца есть, железные пальцы есть хватать куски мяса.
      - Нет, мы останемся у Вааля. Мы никуда не пойдем отсюда, - твердо сказал Андрей.
      "Что слышат мои уши? А пожалуй, русские и правда думают, что Вааль достойный человек?" - с радостью подумал старик и вопросительно посмотрел на сына. Но и у Ваамчо отлегла тяжесть от сердца.
      Лось следил за каждым жестом Алитета, силился вникнуть в каждое его слово. Он много о нем уже знал - и теперь, глядя на его бегающие, хитрые глаза и слушая его заискивающую речь, раздражался все больше и больше.
      - Что он говорит? - спросил Лось.
      Андрей перевел, и тогда Лось привстал и, тряся бородой, не сдержавшись, резко сказал:
      - Передай ему, что русский начальник не хочет останавливаться у Алитета. Я хочу останавливаться у честных людей, а не у воров, которые крадут песцов из чужих капканов.
      И когда Андрей перевел, старик Вааль ахнул: "Откуда русский начальник узнал правду?"
      Ваамчо с огромным любопытством следил за этим разговором. Ему вдруг самому захотелось сказать, как залил Алитет светильным жиром приманку у Трех Холмов.
      - Русскэ начальник - сердитый начальник. Наш народ любит потихоньку разговаривать. Американский человек разговаривает тоже потихоньку, ответил Алитет.
      - Я завтра буду с тобой разговаривать еще громче о торговле с контрабандной американской шхуной. Такая торговля - тоже воровство. Понял?
      Глаза Алитета возбужденно забегали, он хотел что-то сказать, но Лось повелительно крикнул:
      - Канто!
      И Алитет тут же исчез.
      - Пригодилось все-таки хоть одно подходящее слово, - серьезно сказал Лось. - А ведь не забыл, Андрей, слово-то!
      Старик и Ваамчо переглянулись.
      Все молчали. Спустя некоторое время Вааль шепотом сказал:
      - Теперь Алитет не будет помогать яранге Вааля. И капканы заберет.