Алитет уходит в горы

      Когда вельбот беглецов был уже виден простым глазом, Лёк сказал:
      - Они бросили грести. Остановился их вельбот. Один человек смотрит на нас в одноглазую трубу.
      Байдара быстро шла на сближение с вельботом, Хохлов уже хорошо различал, где находится американец. Саблер и его жена сидели рядом, держа в руках весла, а Ник стоя смотрел в подзорную трубу. Наконец он сел на корму, убрали весла и Саблер с женой. По всему было видно, что они не беспокоились; Саблер даже замахал шапкой.
      Лёк с ходу направил байдару вдоль борта вельбота, толкнул ногой Русакова в живот - условный знак, - и мотор заглох.
      Хохлов ухватился за борт вельбота, и байдара остановилась. В один миг Хохлов набросился на Ника, вскочил и Дворкин.
      - Ру-у-уки вверх! - крикнул Русаков, направляя наган на Саблеров.
      Ник хрипел и силился вырваться, но Хохлов и Дворкин прочно придавили его к днищу вельбота. Ваамчо и Анчоу связывали руки Саблеру и его жене.
      Хохлов, тяжело дыша, сел на зеленый сундук и злобно смотрел на Саблера:
      - Вот, язви тебя в душу! Улизнуть хотел? Под монастырь чуть не подвел меня!
      Саблер сидел со связанными руками и, казалось, был очень спокоен.
      - В чем дело? - спросил он. - Я ведь и направляюсь в ревком. Что вы от меня хотите? Мистер Ник хотел завести меня по пути.
      Мистер Ник лежал около кормы и рассматривал милиционера Хохлова, его необыкновенную для белых людей прическу. Ник молчал и наконец заносчиво проговорил:
      - Вы не имеете права так обращаться со мной! Я гражданин Североамериканских Соединенных Штатов. Я нахожусь в экстерриториальных водах!
      - Не разговаривать! - крикнул милиционер. - Ишь ты, воды. Рядом у берега.
      Байдара тащила вельбот на буксире. Лёк сидел на корме ее. Ваамчо следил за мотором.
      "Враждуют белолицые люди", - думал Лёк.
      Русаков крикнул Лёку, чтобы он остановил байдару, и сказал Хохлову:
      - Пе-е-ересади этого Саблера на байдару, чтобы не пе-е-ереговаривались.
      Когда Саблера высаживали на байдару, Валентина Юрьевна тряслась от страха.
      Вскоре они прибыли к палатке милиционера и, не задерживаясь, направились в ревком. Байдара Лёка шла впереди; на ней были Саблер, Русаков и милиционер, на вельботе Тэвлянкау - жена Саблера, а на буксире захваченный вельбот и в нем один мистер Ник. Флотилию замыкал вельбот Ваамчо с учителем Дворкиным.
      Хохлов торжествовал:
      "Вот гады! Все-таки попались мне!"
      ГЛАВА СЕДЬМАЯ
      В ревкоме все было готово к встрече делегатов конференции. В просторном зале стояли в ряд самодельные длинные скамейки и на маленьком возвышении - стол президиума, накрытый кумачом. На стене портрет Ленина, красные полотнища, и, хотя не ожидалось делегатов, понимающих русскую грамоту, на них большими буквами были написаны лозунги: "Да здравствует Советская власть!", "Да здравствует дружба народов!".
      Над ревкомом развевался новый большой флаг и шелестел, словно зазывая людей в этот большой дом.
      На берегу в ряд, перевернутые вверх килем, лежали десять вельботов, на которых прибыли из разных стойбищ делегаты. Делегаты разместились в ярангах и делились новостями. Еще никогда не было здесь такого скопления людей со всего побережья.
      Лось сидел у себя в кабинете и в последний раз просматривал свой доклад "Родовые советы и национальный вопрос". Удивительная история! Лось сам поймал себя на мысли, что он волнуется. Все казалось предельно ясным, и все же он думал, что в докладе чего-то не хватает. Огорчало его и то что ни один делегат из кочевий еще не прибыл, вероятно и не прибудет.
      Он взял протоколы родовых советов и снова стал просматривать их. И вдруг то, на что он раньше не обратил особого внимания, сейчас ему показалось особенно важным: это был протокол Энмакайского родового совета о запрещении выбрасывать в стойбище дохлых собак.
      Он позвал Осипова и сказал:
      - Посмотри еще и ты свой доклад. Короче строй его. Все-таки длинноты у тебя там остались. В отношении нерпичьего промысла ты пока пропусти. Не это решает промысел. Морж - вот что. На этом и строй. И главное организация промысла. Проведи мысль такую, что от моржа зависит и пушной промысел. Понимаешь, больше мяса - больше приманок можно разбросать. Непременно остановись поподробней, что мы планируем завоз еще десяти вельботов. Моторных вельботов.
      - Это, Никита Сергеевич, у меня хорошо разработано.
      - Ну, добре. А Петр Петрович где?
      - С учителями он.
      - Может, его самого выпустить в прениях по медицинскому вопросу?
      - Конечно.
      - Нет, лучше я сам на этом остановлюсь. Да, ты, пожалуйста, хорошенько проинструктируй Ярака, чтобы он выступил в прениях и сказал, как обрабатывать шкурки песцов. Пусть расскажет. Это тоже очень важно. Надо внедрять культуру промысла.
      Лось издавна считал всякий свой участок работы самым важным. Когда он работал еще машинистом, он думал, что весь мир держится только на железной дороге: не будь ее - и человечество пропадет. Во время гражданской войны бронепоезд, по его мнению, решал все. Без бронепоезда нельзя выиграть войну. И теперь работу ревкома он считал самой наиважнейшей в государстве.
      Казалось, Лось даже помолодел. Он был чисто выбрит, прядь волнистых волос спадала на левую сторону крутого лба. На нем отлично сидел военный костюм, с которым он никак не хотел расставаться. Этот костюм он сам скроил и сшил. Широкий пояс охватывал его располневшее тело. Сапоги были так начищены, что блестели, как китовая кожа.
      В окно Лось вдруг увидел подходившие вельботы.
      - Едут еще делегаты! - обрадованно воскликнул он.
      Вместе с Осиповым он пошел встретить прибывающих гостей. Галька шумела под ногами, и небольшой ветерок доносил стук моторов.
      - Смотри, смотри, Осипов! - удивленно вскрикнул Лось. - Это ведь моторная байдара! Вот это здорово! Это, друг мой, целая проблема.
      На лице Осипова расплылась улыбка. Он молча, словно зачарованный, глядел на байдару.
      - Гляди, гляди, она впереди вельботов мчится!.. Как же они присобачили мотор к коже? Вот интересно! - восторженно проговорил Осипов.
      - Но что такое? Там еще вельбот на буксире! Откуда? И два мотора? Что они, сами, что ли, сделали мотор? - удивился Лось.
      К берегу бежали жители селения, прибывшие делегаты, учителя, ревкомовцы и доктор Петр Петрович.
      Было совершенно необычное зрелище. Байдара намного опередила вельботы и с ходу почти половиной корпуса вылетела на прибрежный песок. Лёк важно сидел за рулем и победно глядел на сбежавшуюся толпу.
      Люди радостно здоровались, тряся и пожимая друг другу руки, как родные.
      Здороваясь с Хохловым, Лось строго взглянул на него и недовольно сказал:
      - Ты что, в шута превратился? Комедианничаешь?
      Хохлов застенчиво провел рукой по блестевшей макушке, по космам, спускавшимся кругом головы, и сказал, показывая на Саблера, сидевшего в байдаре:
      - План надо было провести, товарищ уполномоченный ревкома. Этот гад чуть не удрал в Америку.
      Лось внимательно выслушал доклад Хохлова и приказал:
      - Взять под стражу, и всех в разные комнаты!
      Заметив Лёка, Лось радушно проговорил:
      - Лёк, здравствуй! И ты приехал?
      - Да, приехал. Приехал в гости к тебе.
      - Очень хорошо!
      Лёк лукаво посмотрел на Лося и тихо, как о самом сокровенном, заговорил:
      - Много дней я думал о нашем разговоре. Помнишь, когда ты приезжал к Русакову и заходил в мою ярангу?
      - Помню, помню. Об американских спичках мы с тобой говорили.
      - Не в спичках дело, - вздохнув, сказал Лёк. - Огонь я могу добыть вертелом. Потру дерево о дерево, нагреется - и огонь будет. Мотор - вот штука! Его сам не добудешь. Долго я думал. Много думал. Посмотрел, посмотрел и решил пойти в артель. Я великий ловец, а пришлось отстать от обыкновенных охотников. От энмакайских баб отстал! Мотор обогнал меня. Ох, как обогнал! Я не захотел оставаться человеком, достойным насмешки, и пошел в артель. Но теперь у меня тоже есть мотор. Видел, как ходит моя байдара?
      - Замечательно ходит! И ты правильно сделал, Лёк, что вошел в артель. Ты великий ловец, ты много трудишься, ты не какой-нибудь Алитет, который задарма забирал у охотников песцовые шкурки. Ты труженик, Лёк, и поэтому у тебя большой охотничий опыт. Ты хорошо знаешь жизнь, и люди должны слушаться тебя, - взволнованно говорил Лось.
      Старик испытывал великое наслаждение оттого, что сам Лось был такого высокого мнения о нем. Но все же, не умаляя своего достоинства, Лёк сказал:
      - Да, немножко жизнь я знаю. Ты говоришь, слушаться должны меня? переспросил он. - Да, слушаться меня надо. Я теперь председатель артели.
      - Тебя выбрали в председатели? - удивился Лось.
      - Да, я велел меня выбрать.
      Лось еле заметно усмехнулся. Он был очень доволен, что Лёк примкнул к новой жизни. И в том, что Лёк так настроен, видел плоды своих трудов. Это давало большое удовлетворение, и Лось решил посвятить себя работе среди этого народа на долгие годы.
      В ревком принесли зеленый сундук мистера Ника.
      - Ну, Хохлов, открывай. Что в этой копилке? Смотрели? - спросил Лось.
      - Нет, товарищ уполномоченный ревкома, некогда было, - ответил Хохлов и вытащил из кармана ключ, отобранный у Ника.
      Звякнул замок, и милиционер открыл крышку.
      - Ого! Да тут, кажись, золотишко валяется, - сказал он. - А в этом углу бумаги.
      - Вынимай все, - сказал Лось.
      - Только здесь, товарищ уполномоченный, ничего не разберешь. Не по-русски нацарапано.
      - Клади, клади. Разберутся кому нужно.
      - Карты... Э-э! А вот тетрадь, по-русски написано.
      - Ну-ка, давай ее сюда. - И Лось нетерпеливо стал перелистывать тетрадь.
      - Вот еще одна.
      - Так это Дягилева тетрадь! - удивленно воскликнул Лось.
      Хохлов и Русаков переглянулись. Лось побагровел.
      - Еще вот такие же тетради, - подал милиционер. Но Лось не взял их и тревожно спросил:
      - Как же они попали в этот сундук?
      - А где моя записка? - вспомнил Русаков.
      Хохлов вытащил записку Дягилева, адресованную Русакову, и подал Лосю.
      Лось прочитал записку и, взявшись за голову, крикнул:
      - Они же убили его! Бандиты!
      ГЛАВА ВОСЬМАЯ
      Конференция началась рано утром. Старик Ильич, Лёк, Русаков, доктор Петр Петрович, Ваамчо заняли места за столом президиума. Лось присел рядом с Ваамчо. На скамьях в зале разместилось около полусотни делегатов и гостей, прибывших из разных стойбищ. Они с любопытством разглядывали стены, украшенные красными полотнищами. И хотя делегаты были еще неграмотны и не могли прочитать то, что было написано, полотнища радовали их своим ярким, праздничным цветом. Все делегаты сидели в меховых кухлянках, хотя в зале было достаточно тепло.
      - Товарищи! - торжественно сказал Лось. - Мы с вами вместе собрались в первый раз. О нашем собрании уже известно на всей Большой земле. Нас поздравляют и желают успеха в работе из Петропавловска, из Хабаровска и даже из Москвы.
      Лось взял бумажки со стола, зачитал и разъяснил радиограммы, полученные из губревкома, из Далькрайисполкома, из Комитета содействия народам Севера при ВЦИК.
      - Сегодня поступила еще одна радиограмма, из Владивостока, от людей, которых вы очень хорошо знаете. Нас приветствуют Андрей и Айе.
      Доктор Петр Петрович и Русаков зааплодировали. Лёк и Ильич переглянулись и, видя, как Ваамчо захлопал в ладоши, тоже принялись хлопать руками. И вдруг все ударили в ладоши, восторженно улыбаясь.
      Ничего особенного не происходило в зале, но слушая аплодисменты, Лось сиял - он переживал все это как самый радостный момент в своей жизни: он увидел результаты своей работы. В зале сидели люди, которых он вот уже второй год вел к новой жизни. И он тоже шумно хлопал в ладоши, радостно улыбаясь.
      - Товарищи! - сказал он взволнованно, начиная доклад. - Сейчас мы поговорим с вами о том, что такое Советская власть, что хочет сделать для вас Советская власть, что такое родовые советы и что они должны делать.
      Лось показал на портрет, висевший на стене, и продолжал:
      - Вот этот человек - Ленин - устроил Советскую власть. По его учению, все народы на нашей земле должны жить в дружбе, уважая друг друга. Это он создал новый закон. Он создавал этот закон в постоянной борьбе с плохими людьми. Вы сами теперь знаете, что и здесь новый закон нелегко проводится. Нам с вами мешают проводить этот закон такие люди, как Алитет, как его отец - обманщик шаман Корауге. Они пугаются этого закона, потому что он им невыгоден. Они ездили на лучших собаках, у них никогда не переводилось мясо. А люди, которые добывали им моржей, потом приходили просить у них кусочек мяса. Такой закон - неправильный закон. Советская власть отбрасывает этот закон и создает новый закон жизни, справедливый...
      Лось говорил медленно, стараясь донести каждое слово до сердца сидящих в зале делегатов. Впервые за всю историю этого народа шел разговор о том, как сделать жизнь удобной для всех людей.
      И когда Лось умолк, зычно крикнул Лёк:
      - Эй вы, люди! Я буду говорить. Послушайте меня... Все видели мою байдару?
      - Видели! Видели! - послышались голоса из зала.
      - А кто еще не успел посмотреть, пусть сходит на берег. Хорошая байдара. Крепкая байдара. Но все-таки я отстал от вельботных артельщиков. Стыдно стало мне. Многие люди знают, какой я великий ловец, а отстал. И я пошел к новому закону жизни. Когда зимой Лось приезжал к нам, много мы говорили с ним. Не верил я. Пришла весна - вспомнил его. - Лёк показал на Лося. - Поверил. Все-таки один глаз-то у меня есть. Бабы, которых возил мотор, и те набили моржей больше, чем я. И вот я захотел стать председателем.
      Старик Ильич вдруг захлопал в ладоши.
      Лёк посмотрел на Ильича и тихо спросил:
      - Правду я говорю?
      - Правду, правду, - подтвердил Ильич.
      Лёк сел на свое место.
      И все захотели говорить о новой жизни.
      Выступили Ваамчо, Ярак, Осипов и другие делегаты. Многие говорили, отвлекаясь от доклада Лося, но все говорили о новой жизни.
      - А мне можно говорить? - робко спросил Омрытаген.
      - Конечно. Обязательно даже, - ответил Лось.
      - В нашем стойбище у одного охотника сгорела яранга. Он схватил только одежду и выбежал. Потом шаман сказал: "Надо отдать огню одежду и все, что не успел взять огонь". Сожгли. Теперь голый сидит у меня в яранге. Шаман прислал ему свою старенькую. Подумал охотник и сказал: "Лучше не надо. Две зимы придется ловить песцов за худую одежду". И вот все сидит голый. Как быть? - И Омрытаген сел на скамью.
      Вдруг с улицы донеслись крики:
      - Реу! Реу! Реу!
      И вмиг весь зал опустел. Впереди всех бежал Лёк. В море показался кит. Убежал и Русаков.
      - Никита Сергеевич! Вся Советская власть убежала! Что же это такое? улыбаясь, спросил доктор.
      - Ничего, Петр Петрович. Перерыв, - сказал Лось.
      Между тем Лёк уже распоряжался на берегу.
      - Больше пузырей давайте. Покрепче надувайте их! - возбужденно кричал он.
      Кругом на гальке сидели парни и надували воздухом тюленьи мешки через маленькие отверстия. Выдохнув, парни затыкали отверстие языком и, набрав через нос воздух, вдували его в мешок. Мешки росли и казались настоящими живыми тюленями с ластами, только без головы.
      Над гладкой поверхностью моря кит выбрасывал мощный искрящийся на солнце фонтан.
      - Гарпунщики! В байдару! Русаков, к мотору! - кричал Лёк.
      - Не будем торопиться, Лёк, - сказал Ильич, - Бен-Зин с нами. Это добрый дух.
      И два старых китобоя занялись распределением обязанностей: Лёк пойдет вперед, и самые ловкие гарпунщики будут бросать с его байдары гарпуны в кита; вельботы, по пять с каждой стороны, пойдут на окружение кита и будут стрелять разрывными пулями в голову; на переднем вельботе пойдет Ильич.
      - Эй! Рулевые! Ко мне! - громовым голосом командовал Лёк.
      Кит плыл медленно и спокойно. Набрав воздуха, он погружался головой в морскую пучину, и тогда обнажалась его огромная, как гора, черная, блестящая, словно отлакированная, спина. Она, как остров во время наводнения, медленно погружалась, и, взметнув хвостом, кит скрывался. Но сейчас же, разрывая поверхность моря уже в другом месте, появлялась голова, и вновь бил мощный фонтан. Брызги летели ввысь, сверкая на солнце радугой.
      Лёк, давая указания вельботным рулевым, напряженно следил за китом.
      "О, сейчас будет большая охота! Это совсем не то что тюлень, которого можно сдержать левой рукой!"
      Как гусь-вожак впереди стаи, неслась байдара по морской глади. Позади нее, стуча моторами, один за другим шли пятерками вельботы. Лёк сидел на корме байдары и, оглядываясь на вельботы, торжествовал:
      "О, такой большой охоты еще не было!"
      Вдоль бортов байдары сидело восемь опытных гарпунщиков, по четыре человека с каждой стороны. Каждый из них первым хотел загарпунить кита. На китовом празднике, когда под удары бубнов будут петь и танцевать девушки, первый гарпунщик сядет на одно из самых почетных мест. Поэтому гарпунщики сидели настороженно, держа наготове гарпуны. В ногах у них лежали воздушные пузыри, соединенные с гарпунами толстыми моржовыми ремнями.
      Байдара обогнала кита, и, круто развернув ее, Лёк пошел навстречу гиганту. Лёк взмахнул рукой - и мотор заглох. Все понимали Лёка с одного взгляда. Кит спокойно лежал на воде и смотрел по сторонам. Глаза кита устроены так, что он видит только в стороны. Он не мог видеть байдару, которая бесшумно шла на маленьких веслах прямо к его голове. Фонтан окатил сидевших в байдаре охотников, и тотчас голова кита провалилась в воду.
      - Гарпун! - закричал Лёк.
      Байдара коснулась спины кита, четверо охотников метнули в него гарпуны, и четыре пузыря легли на воду. И тотчас же кит хвостом нанес сильный удар по поверхности воды. Море забурлило, и байдару вскинуло на гребень волны.
      - Мотор! - крикнул Лёк.
      Побледневший от испуга Русаков дернул шнур, мотор фыркнул, и байдара, развернувшись, пошла в сторону. Русаков никогда еще в такой охоте не участвовал.
      Гарпуны застряли в теле кита, и воздушные пузыри скрылись в море.
      - Сердиться начал, - сказал Лёк про кита. - Пусть потаскает четыре пузыря, - сказал он, посматривая на вельботы, устремившиеся в сторону кита.
      Но вот пузыри всплыли, вслед за ними забил фонтан, показалась голова кита, и Ильич поднял руку. Раздались выстрелы с вельботов.
      Байдара вновь зашла навстречу киту. Мотор работал, хотя у Русакова уже пропало желание приближаться к киту. Но ничто не могло остановить Лёка.
      - Гарпун! - пронзительна закричал он.
      Еще четыре гарпуна вонзились в кита, и кит увлек за собой восемь воздушных пузырей. Они хлопали по воде, как живые тюлени.
      Лёк отступил, и опять вельботы под командой Ильича направились за китом.
      Байдара делала круг на малом ходу, и один гарпунщик заносил на нос особый пузырь из пятнистого тюленя с длинным ремнем.
      Лёк сделал два больших круга, наблюдая за стрельбой и воздушными пузырями.
      - Пусть привыкнет возить восемь пузырей, - сказал Лёк Русакову.
      Лёк развернул байдару, и на полном ходу она понеслась к вельботу Ильича.
      Громко стучали моторы. Толпы людей с берега следили за большой китовой охотой.
      Байдара догнала вельбот, гарпунщики схватились за борта, и Лёк оказался рядом с Ильичом.
      - Хорошая охота, Ильич! - весело сказал он.
      - Большая охота! - ответил тот.
      Прекратив преследование кита, но не теряя его из виду, спаренные вельбот и байдара ходили по кругу.
      - Пусть потаскает пузыри, - сказал Лёк.
      - Пусть помучается, - добавил Ильич.
      Они накрошили "папуши" в трубки и закурили.
      - Быстрая охота, - пыхнув трубкой, сказал Ильич.
      - Очень быстрая. А ты помнишь, Ильич, как я трое суток гонялся за китом? Теперь мы быстро управимся.
      - На праздник кита надо Лося позвать. Если бы не он, охотился бы с "верхними" людьми, а у них, должно быть, моторов еще нет, так и не довелось бы мне посмотреть хорошей охоты. А теперь вот молодым стал. Видел, как я направлял вельботы?
      - Хорошо стреляли люди, - подтвердил Лёк. - Без промаха. Туда, куда нужно.
      Вельботы рассредоточились, и всюду, словно переговариваясь о хорошей охоте, стучали моторы.
      Раненый, измученный кит таскал за собой восемь пузырей, нырял с ними в глубину, но они тянули его на поверхность моря.
      Покурив, Лёк оторвался от вельбота и вновь пошел на кита.
      - Гарпун! - крикнул он и, бросив руль, побежал с кормы на нос байдары.
      Теперь он сам выпускал длинный ремень от пятнистого пузыря. Ремень заскользил у него в руках. Выпустив его много метров, Лёк задержал ремень, и кит потащил байдару. Русаков выключил мотор.
      - Кататься поехали на ките! - весело крикнул Лёк. Все гарпунщики улыбались, и лишь Русаков с опаской поглядывал на кита.
      Почувствовав, что кит пошел в глубину, Лёк быстро выкинул пятнистый пузырь.
      - Мотор! - крикнул он Русакову.
      Мотор фыркнул, и новый рулевой направил байдару вслед за пятнистым пузырем. Лёк, свесившись с носа байдары, вытянул руки, чтобы схватить этот пузырь. Он с ходу вцепился в него и стал выбирать ремень в запас, чтобы кит, рванувшись, не утопил байдару. Но он плыл на поверхности и тащил ее за собой.
      Лёк держал ремень в руках, как вожжи, словно ехал на оленях. Кит то бросался в открытое море, то плыл вдоль берега, то вновь поворачивал, а Лёк крепко держал ремень, и байдара, рассекая воду, неслась вслед за зверем. Наконец кит круто повернул и пошел на прибрежную отмель.
      - Тащи! Тащи! - кричал Лёк, весь сияя.
      Кит выбросился на отмель недалеко от селения и замер. Половина его гигантской туши оказалась на гальке. Толпы людей окружили его. Подошли вельботы, и тут же началась разделка туши. Прибежали и ревкомовцы.
      - Ну, Русаков, поздравляю тебя с успешной охотой, - сказал Лось. Расскажи, как там у вас все это происходило.
      - По-о-о-том! Я еще не при-и-шел в себя. Ду-у-уша в пятках все еще сидит.
      - Неужели так страшно? - улыбаясь, спросил Лось.
      - Разве можно та-а-ак? Они на спину на-е-е-езжают киту. Думал, щепки останутся от байдары. Шу-утишь ты! Кит! Пу-у-у-шки надо кито-о-бойные!
      Разделка кита шла быстро. Десятки людей, вооружившись острыми ножами, ползали по голове кита, как мухи. Вот уже обнажились нижние челюсти кита, как два телеграфных столба. На огромном языке кита стояла толпа человек в пятьдесят.
      - Большой праздник будет! - сказал Лёк, обращаясь к Лосю.
      - Сначала закончим наше собрание, а потом и праздник устроим.
      Лёк, заметив радиста Молодцова с фотоаппаратом, закричал:
      - Не надо это! Не надо! Убери!
      - Почему "убери"? Что такое? - спросил радист.
      - Нельзя, - твердо сказал Лёк.
      Молодцов, махнув рукой, приготовился снимать. Лёк подбежал к нему, взялся за треногу, сдвинул аппарат и строго сказал:
      - Нельзя!
      - Никита Сергеевич! - крикнул Молодцов. - Не дают снимать!
      - Почему, Лёк, нельзя? - спросил Лось.
      - Один раз я убил кита, и американы вот так сделали. Потом три года я не видел кита. Нельзя.
      - О, тогда другое дело! - согласился Лось. - Убери, Илюша, аппарат.
      - Чепуха какая, Никита Сергеевич, - недовольно проговорил Молодцов, опять нацеливаясь фотоаппаратом.
      - Нет, не чепуха. Убери свой аппарат! - сердито сказал Лось.
      И Лёк по достоинству оценил поступок Лося.
      ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
      Конференция продолжалась три дня. Она действительно превратилась в праздник большого говоренья. Еще никогда на этом берегу не собиралось такое множество людей. Говорил один человек, и все слушали; говорил другой, третий, и опять все слушали. Даже Омрытаген, который никогда не собирал больше трех слушателей, теперь говорил для всех.
      "Ого! Все-таки и меня слушают!" - подумал он с гордостью.
      Люди говорили о родовых советах, о торговле, о русском докторе, о школе, о морском промысле и о китобойных ручных пушках, из которых, как из ружья, можно издали стрелять гарпуном. Говорили о моторной байдаре Лёка. Говорили о жизни и как ее лучше устроить. Каждый говорил о том, что считал самым важным.
      Ваамчо долго рассказывал о своей жизни, о своих взаимоотношениях с Алитетом. Он рассказал всем людям, как Алитет когда-то залил его приманки керосином, как шаман обманул его, приказав сжечь бумажку председателя на костре. Об этом он говорил с возмущением, смело и решительно.
      И люди удивлялись:
      "Ай, каким храбрым сделался Ваамчо!"
      После заседания Лось позвал Ваамчо в кабинет и, пожимая ему руку, сказал:
      - Молодец, Ваамчо! Хорошо выступил. Так вот и нужно бороться за новую жизнь. Вот такие люди, которые борются за правду, за справедливую жизнь, коммунистами называются. Хочешь записаться в партию коммунистов? - Лось на секунду задумался и, решив, что, может быть, слово "партия" еще непонятно Ваамчо, добавил: - Понимаешь, в артель коммунистов.
      - Очень хочу. Лось. Очень. Мне еще Дворкин - мой постоянный друг много рассказывал про коммунистов. Я сделаю так, как советуешь ты. Ты правильный человек. Правду жизни я долго не видел даже издали. Теперь близко вижу ее. И сворачивать назад теперь не буду.
      - Я хочу сделать тебя уполномоченным ревкома по всем стойбищам северной части уезда. Будешь иногда ездить по родовым советам и рассказывать, как нужно работать. Учитель Дворкин тебе будет помогать. Понял, Ваамчо?
      - Хорошо, Лось. Я согласен. Теперь мне можно ездить. Хорошая упряжка собак Алитета теперь перекочевала ко мне.
      В кабинет вошли Осипов и Русаков.
      - Ну вот, товарищи, вся наша партийная ячейка в сборе. Товарищ Ваамчо хочет вступить в партию. Надо принять его. Как вы думаете?
      Спустя некоторое время, встретившись с Лёком, Ваамчо показал ему свой партийный билет. Они сели на днище вельбота, и Лёк внимательно рассматривал красную книжечку. Ваамчо сказал ему, что Лось - коммунист и что он, Ваамчо, тоже коммунист.
      - А что такое коммунист? - спросил Лёк, не отрывая глаз от книжечки.
      - Это такой человек, который хочет переделывать жизнь.
      - Переделывать жизнь? - скептически спросил Лёк.
      - Да, - твердо ответил Ваамчо.
      - А ты разве белолицым стал, что берешься за такое дело? У тебя много товаров есть, ружей, патронов? Много вельботов у тебя есть, много моторов? Это все у Лося, - утвердительно сказал Лёк. - Видел, как Русаков слушается его? Пусть он сам и переделывает жизнь. Пусть. Только мешать не надо ему.
      - Лёк, правда, товаров у меня нет. Я не торгующий человек. Но я буду помогать Лосю переделывать жизнь. Сам знаешь, какой длинный берег.
      - Помогать?.. А я не могу помогать? Я председатель, - сурово сказал Лёк и, забрав партийный билет Ваамчо, проговорил: - Ты посиди здесь. Я скоро вернусь.
      Лёк нашел Лося и, поманив его пальцем, повел в сторону, на берег лагуны. Лось шел следом за ним.
      - Ты куда меня ведешь, Лёк? - спросил он.
      - Пойдем, пойдем. Новость есть у меня.
      Они дошли до лагуны, и Лёк, вскинув глаз, сказал:
      - Пожалуй, ты правильный человек. На собрании ты хвалил мою байдару. Ты понимающий человек. Для переделки жизни ты велел торгующим людям привезти моторы и для байдар. Пусть те байдарные люди, которые обзаведутся мотором, приедут ко мне. Я им расскажу, как нужно привязать мотор к байдаре. Так и быть, я начну, пожалуй, помогать тебе переделывать жизнь. Она все-таки начала переделываться.
      Заложив руки назад, Лось стоял и внимательно слушал старика. Он был доволен, что у Лёка пробуждается такая активность, а тот продолжал:
      - Ты думаешь, я по-прежнему не вижу перемену жизни? Вижу. Вот он, глаз. Он смотрит хорошо. Все видит он. А рука? - И Лёк показал широкую ладонь. - Сильная рука! Она много знает, эта рука. Вот этой рукой я сделал байдару. Она может сделать и вельбот, если доски будут. Ваамчо не сможет сделать вельбот, а я сделаю. За одну зиму сделаю. Мотор не сделаю, а вельбот сделаю. - И Лёк тихо добавил: - Потому что мотор железный.
      - Я очень рад, Лёк, что мы вместе с тобой будем переделывать жизнь. Я очень рад, что ты стал председателем артели. Это все очень хорошо. Значит, ты решил окончательно идти к новому закону?
      - Да, - вздохнув, сказал Лёк; он разжал руки и, показывая партийный билет Ваамчо, спросил: - А почему мне не дал такую? Ваамчо дал, а мне не дал.
      - А ты, Лёк, где взял эту книжку? - удивился Лось.
      - Забрал у Ваамчо. Тебе показать.
      - Хорошо, Лёк. Я думаю, что тебе тоже можно дать такую книжку. Ты хочешь?
      - Конечно, хочу!
      - А ты знаешь, что это за книжка, товарищ Лёк? Садись, и я тебе сейчас расскажу.
      Они сели на гальку, закурили "папушу" из кисета Лёка, и Лось, попыхивая трубкой, стал рассказывать ему, каким должен быть человек с такой книжкой.
      Через несколько дней после партийного собрания Лёк получил членский билет и, уходя, сказал:
      - Завтра устроим праздник кита, и я поеду домой. Я буду расчищать дорогу правильной жизни.
      Весь вечер бродил Лёк вдоль морского берега один; Лёк думал о жизни и держал в руке партийный билет. Его некуда было положить: на одежде Лёка не было ни одного кармана. Лёк вынул кисет, положил билет вместе с "папушей", заткнул кисет опять за пояс и ушел далеко-далеко от селения. Завтра утром начнется праздник кита. Лёк будет сидеть на самом почетном месте. Рядом с ним сядет старик Ильич, по другую сторону - гарпунщик Кмой, Лось.
      "А Русаков где сядет? Пожалуй, он сядет рядом с Ильичом. Он все-таки ловко гонял мотором мою байдару. Девушки будут петь, танцевать. Будет танец кита. Его Лёк станцует сам. Кто лучше его может показать, как плыл кит, как он ударял хвостом? Никто. Только Лёк. А потом люди наложат полные вельботы китового мяса и разъедутся по своим стойбищам. Люди будут везде говорить: "Это Лёк убил кита. Лёк - великий ловец!"
      Так он шел вдоль берега, размышляя о предстоящем большом празднике.
      На пути попался валун. Лёк присел на него, отвязал кисет и, прежде чем закурить, полюбовался на красную книжку.