Лицо Тыгрены зарделось. Она молча в упор посмотрела на старика.
      - Молчишь? Что-то я не помню, чтобы Алитет сам выбрал Ваамчо в невтумы. Не потому ли мальчишку и зовут Айвам? А?
      - Я сама выбрала Ваамчо в невтумы. Он настоящий человек и ловкий охотник. Айвам - сын двух отцов.
      - Безумная! - закричал старик. - Прикуси скорей язык! Он слишком разболтался. Разве сами женщины выбирают невтумов?
      - Теперь новый закон жизни, - волнуясь, сказала Тыгрена, и ей захотелось подбежать к старику и наступить на его тощую шею ногой, чтобы из его горла вылетали не слова, а хрип.
      - Если ты перестала бояться гнева духов, берегись гнева Чарли. Он скоро вернется.
      - Перестань болтать вздор. Не лучше ли тебе подумать о том, что сказал тебе твой сын? Ты надоел всем людям, живущим на земле, и пора тебе уходить к "верхним людям".
      - А-а-а! - застонал Корауге и в знак своего возмущения принялся биться головой о шкуру.
      - Тыгрена! - послышался из сенок окрик.
      Взволнованная разговором с Корауге, Тыгрена не узнала голос Ваамчо.
      И когда окрик повторился, она стремительно подняла меховую занавеску и увидела Ваамчо. Он молча кивнул ей в сторону наружной двери и вышел из яранги.
      "Что случилось? Давно Ваамчо не заходил сюда", - подумала Тыгрена, быстро оделась и догнала его.
      - Что случилось, Ваамчо?
      - Тыгрена, большие новости пришли. Приехал Эрмен, сказал, что Айе вернулся с Большой земли. Машинным человеком стал. Капитаном стал. Живет в заливе Лаврентия с русскими и строит много деревянных яранг...
      - Вернулся Айе?! - удивилась Тыгрена. - Значит, его не убили там?!
      - Нет, его видел Эрмен сам. Он привез бумаги учителю: одну - мне, другую - тебе.
      - Мне бумагу? Зачем?
      Глаза Тыгрены широко, удивленно раскрылись.
      - Пойдем, Тыгрена, к учителю. Он велел позвать тебя. Не бойся. Мы постоим за тебя. Ты ведь знаешь, что я теперь начальник многих стойбищ!
      - Пойдем, Ваамчо, - согласилась Тыгрена.
      В школе было тепло, лампа "молния" светила ярко, как солнце.
      - Здравствуй, Тыгрена, - сказал Дворкин, протягивая ей руку. Садись! Садись и ты, Ваамчо.
      Учитель разбирался в каких-то бумагах. Тыгрена следила за каждым его движением.
      - Тыгрена, тебе пришло письмо от Айе. Вот что он пишет: "Тыгрена, я, Айе, вернулся с Большой земли. Теперь я стал помощником Андрея. Помнишь, который приезжал к вам с Лосем? Теперь я стал совсем другим человеком. Если ты не перестала думать обо мне, забирай Айвама и приезжай ко мне. Я говорил с Андреем, с Лосем, и они мне сказали: "Пусть Тыгрена приезжает. Теперь Алитет не заберет тебя обратно, как раньше. Кончилась его сила. Вот все. Айе".
      Тыгрене показалось, будто она спит и видит сон. Голова закружилась, в глазах потемнело. Кто знает: слова ли Айе она слышит или это говорит сама бумага? Никогда она не слышала таких слов от Айе. Да и откуда знает Айе, как вложить слова в бумагу? Не сам ли учитель придумывает такой разговор?
      И восторг на лице Тыгрены сменился недоверием.
      - А может быть, это говорит не Айе? Он никогда не умел разговаривать по бумажке, - тихо сказала Тыгрена.
      Дворкин встал со стула и, показывая письмо, мягко сказал:
      - Смотри, Тыгрена. Вот письмо. Его написал сам Айе. Наверное, он научился так же, как и мои ученики, Ведь они тоже раньше не разговаривали по бумажке. Я говорю тебе правду: письмо написал Айе.
      Тыгрена осторожно взяла бумажку, посмотрела в нее, и ничто не напоминало в ней Айе. Она напряженно вглядывалась в бумагу, силясь понять смысл и значение рассыпанных крючков, и не могла. Она перевернула бумажку и вдруг с изумлением проговорила:
      - Смотри, смотри, Ваамчо! Здесь нарисовано стойбище Янракенот, где мы с детства жили с Айе. Смотри, вот яранга моего отца Каменвата, вот яранга Айе, вот яранги соседей. Всего их было десять яранг. Вот все они здесь. А это наша гора. Айе всегда палкой рисовал это стойбище на снегу. Это его рисунок!
      Дворкин с улыбкой слушал восторженный рассказ Тыгрены.
      - Я тебе и говорю, Тыгрена, что эта бумага написана Айе. Я не выдумываю. Я совсем не хочу шутить над твоей тяжелой жизнью. Я говорю тебе правду. Тебя зовет Айе к себе, и ты немедленно поезжай. Ничего не бойся и не опасайся. Там у тебя найдутся защитники. Давно пора бросить к черту этого Алитета. Вот завтра же вместе с Ваамчо и поезжай. Его вызывают туда на праздник.
      Тыгрена вопросительно взглянула на Ваамчо.
      - Поедем, Тыгрена, а то увезет тебя Алитет в горы, оттуда трудней будет убежать.
      Тыгрена поспешно встала и сказала решительно:
      - Едем, Ваамчо.
      Запыхавшись, она прибежала домой. Айвам смеялся, что-то лепетал, держа в руках круглые морские камешки.
      Тыгрена подняла его на руки и пристально взглянула на него, ища в его лице черты Айе. И несмотря на то, что их не было в лице Айвама, она увидела их.
      - Играй, Айвам, - сказала она.
      - Ты куда ходила? - злобно спросил Корауге. - К учителю ходила? Блудня!
      Тыгрене трудно было промолчать, скрипучий голос старика раздражал ее, но ей совсем не хотелось вступать в разговор с ним. И она молчала.
      - Я знаю, куда ты ходила! - визгливо прокричал старик. - Ты умножила свои проступки. И худо, ой как худо будет тебе!
      Айвам подошел к старику и поднес ему камешки.
      - Убери его, этого мальчишку! Он не нашего рода, этот волчонок! - И шаман сунул жесткую, костлявую руку прямо в лицо Айвама.
      Мальчик закричал, свалился на шкуры, из носа его потекла кровь.
      Тыгрена кинулась к старику. Она сгребла его своими руками, оторвала от пола и со всего размаха бросила дряблое тело в сенки, на галечный пол. Старик грохнулся, как мешок с костями, и, распластавшись, остался лежать неподвижно.
      Тыгрена схватила Айвама и с побагровевшим лицом побежала к учителю.
      - Сейчас я хочу ехать? - крикнула она.
      Вслед за ней вбежал Ваамчо.
      - Запрягай собак, Ваамчо! Я хочу ехать сейчас!
      - Сейчас?! - удивился Ваамчо. - Ночь. Утром поедем.
      - Луна скоро засветит. Сейчас едем. Иди, иди, Ваамчо. - И она выпроводила его на улицу.
      - Учитель, пусть Айвам побудет здесь. Пожалуй, я запрягу своих собак.
      Подбежала встревоженная Наргинаут.
      - Старик умирает, - шепотом сказала она.
      - Пусть умирает, - равнодушно ответила Тыгрена.
      - Да, пожалуй, ему все-таки пора умереть, - согласилась Наргиваут.
      Разъяренная Тыгрена быстро заложила собак и подкатила к школе, где уже стояла нарта Ваамчо.
      Она взяла в одну руку сына, в другую - остол и, садясь на нарту, сказала:
      - Едем, Ваамчо!
      - Подожди, Тыгрена. Мне надо что-то сказать учителю.
      - Что такое, Ваамчо? - спросил Дворкин, провожавший их.
      - Пусть Алек с ребенком, пока я не вернусь, поживет у тебя в школе. Как бы Алитет что-нибудь не сделал.
      - Хорошо, - сказал учитель.
      Едва нарты выехали из стойбища и скрылись яранги, Тыгрена остановила упряжку.
      - Ваамчо, пристегни моих собак к своей нарте. Мне трудно управлять упряжкой.
      Ваамчо пристегнул собак к своей нарте, и длинная вереница в двадцать четыре собаки, извиваясь вдоль морского берега, тронулась в путь. Тыгрена сидела рядом, прижав к себе Айвама.
      - Тыгрена, ты убила старика? - спросил Ваамчо.
      - Нет. Он сам убился.
      На небе, одетая в рубашку, смеялась луна - предвестник пурги.
      ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
      К октябрьским праздникам в заливе Лаврентия, на галечной косе, выросли два огромных дома: школа-интернат и больница. Уже задымили печи, и строители временно переселились в теплые дома.
      Такова уже традиция советских людей - ознаменовывать годовщину своего великого праздника производственными достижениями.
      Так встречали праздник и на берегах холодного северного моря.
      На зданиях стояли высокие флагштоки с развевающимися алыми полотнищами.
      Наступила уже настоящая зима.
      Всюду на приколах лежали собачьи упряжки. Охотники ходили вокруг зданий, с любопытством заглядывая во все уголки невиданного русского стойбища. Хозяином этого стойбища был Андрей Михайлович Жуков.
      Люди удивлялись тому, что этот русский юноша Андрей так неожиданно разбогател. Ведь первый раз, когда он приехал к ним, у него, кроме упряжки собак, ничего не было. Теперь он вернулся совсем другим. У него даже выросли усы!
      - Смотрите, - говорили люди, - сколько он навез дерева в нашу безлесную страну.
      В здании будущей больницы стоял "титан", привлекший всеобщее внимание. О, это был чудесный чайник! В нем беспрерывно кипела вода, и здесь как началось с утра чаепитие, так и продолжалось до самого позднего вечера. Хозяйничала Мэри. Она была одета в белый халат, выделявший ее из общей массы людей, одетых в меха. Мэри гордилась тем, что ей поручили угощать приехавших на праздник. В ее распоряжении находились "титан", чай, сахар и мешки сухарей. Как приятно угощать людей! Такого множества гостей даже у Чарли Томсона никогда не собиралось.
      В большой комнате-классе, где пока разместился Андрей Жуков, оживленно разговаривали Лось, Наталья Семеновна и Ярак.
      Лось впервые за время пребывания на Чукотке нарядился в костюм.
      В таком же костюме были Андрей и даже Ярак. Андрей рассказывал, что до конца года предстоит построить еще ветеринарно-зоотехнический пункт, жилые дома с благоустроенными квартирами, столовую, пекарню, прачечную и механические мастерские - для ремонта рульмоторов, капканов и оружия.
      Лось посмотрел на Ярака и сказал с восхищением:
      - Погляди, Андрюша, какой стал Ярак! Настоящий спец.
      - Айе и Мэри велели все это надеть, - сказал смутившийся Ярак, словно извиняясь за свою одежду. - Айе говорил, что а Москве все люди наряжаются на праздник. И удавку эту сам привязал мне, - дергая за длинный яркий галстук, проговорил Ярак. - Вот и Лось так же оделся. В первый раз я его вижу в такой одежде.
      - Молодец, Ярак! - сказал Лось. - Как ты работаешь с новым заведующим факторией?
      - Хорошо, очень хорошо, товарищ Лось! Смелов - правильный человек. Всегда позовет меня и спросит: "Ну, как ты думаешь, Ярак?"
      - Советуется, значит?..
      - Да, да. Мы хорошо работаем. Я ему говорю: надо факторию перевести сюда, поближе к культбазе. Люди приедут торговать, будут заходить и в школу и в больницу. Весной на вельботах факторию быстро можно перевезти.
      - Андрей Михайлович, - впервые обратившись к Жукову по имени и отчеству, оживленно заговорил Лось, - а ведь это интересная мысль! Ты понимаешь, помимо культурных мероприятий, здесь будет и центр экономического тяготения. Это очень хорошо. Организовать здесь заезжий дом, скажем, Дом охотника. Посадить в него политпросветработника, украсить этот дом плакатами, кинопередвижку выписать. Да ты знаешь, какую работу можно развернуть с приезжающими! Сколько людей ездит в факторию! Твое предложение, Ярак, очень ценно.
      - Блестящая мысль! - сказал Андрей. - Молодец, Ярак! Твою идею мы осуществим непременно.
      Ярак слушал этот разговор с большим удовлетворением; он не знал еще, что такое идея, но он понял, что предложил что-то дельное, и оживленно, с восторгом опять заговорил:
      - Конечно, надо факторию перенести сюда. И Смелов тоже так думает. Мэри захочет работать в большой больнице - как тогда будем жить? В разных местах?
      - Правильно, правильно, Ярак, - подтвердил Лось.
      - Придется заказывать еще дом, - сказал Андрей.
      - Зачем? Дом уже готов. Ведь лоренская больница Красного Креста закрывается. Доктор Петр Петрович сюда же переводится. Перевезем сюда его больницу - вот тебе и Дом охотника.
      - А меня назначьте в него политпросветработником, - предложила Наталья Семеновна.
      - Нет, это не выйдет. Как тогда будем жить? В разных местах? усмехнувшись, сказал Лось, глядя на Ярака, словно ища у него сочувствия. Тогда и ревком надо переводить сюда?
      В комнату вбежал Айе и, от удивления широко раскрыв глаза, громко воскликнул:
      - Какомэй! Лось! Наташа - дорожный товарищ!
      - Здравствуй, здравствуй, Айе! Вот и мы приехали на ваш праздник. Наташа вот даже соскучилась по тебе. Давно, говорит, не видела Айе, сказал Лось.
      Наталья Семеновна, полюбившая Айе и действительно соскучившаяся по нему, с улыбкой подала ему руку.
      - Ну, как живешь, Айе? - ласково сказала она.
      - Хорошо живем. Дома строим, праздник делаем.
      - А где ты живешь?
      - Вот рядом с Андреем моя комната. Пойдем, я тебе покажу.
      Комната Айе напоминала не жилое помещение, а мастерскую. На кровати Айе, у стола, сидели охотники и с любопытством рассматривали детали рульмоторов. Посредине комнаты стояли козлы, прикрепленные болтами к полу, и на них висел в полной готовности рульмотор.
      - Здравствуйте, товарищи! - обращаясь к охотникам, сказала Наталья Семеновна.
      - Это жена Лося и моя приятельница. Я жил у нее во Владивостоке! гордо и весело представил Айе Наталью Семеновну.
      Здесь были преимущественно молодые парни, которым предстояло стать мотористами. Наталья Семеновна с каждым из них поздоровалась за руку, чем привела парней в немалое смущение.
      - Айе, что у тебя здесь? Комната или мастерская?
      - Мастерские еще не построили. А людям надо показывать мотор. Эрмен, открой окно, я сейчас покажу.
      Айе подошел к козлам, дернул шнур маховичка. Мотор затарахтел и сразу напустил полную комнату дыма. На шум вбежали Лось, Андрей и Ярак.
      - О, что тут делается! - крикнул Лось. - Завод здесь!
      Айе выключил мотор и серьезно сказал:
      - Это я немножко показывал. Дым уйдет в окно.
      - Пусть выходит. Пойдем, Айе, в комнату Андрея, - предложила Наталья Семеновна.
      В комнате Андрея стояли кровать, стол, шкаф. На столе лежали всевозможные чертежи, бумаги, книги. Порядка в комнате не было.
      Наталья Семеновна с упреком сказала:
      - Андрей Михайлович, я не в восторге от вашего быта. Ну что это такое? В комнате Айе не то жилье, не то мастерская, не то склад. У тебя тоже не поймешь что. Надо создавать культурный быт, дорогой товарищ.
      - Только одну женщину привезли - и уже пошла критика, - улыбнувшись, сказал Лось.
      Андрей смутился:
      - Во-первых, Наталья Семеновна, комнату Айе в таком виде я сам только что увидел. И все это он настроил не иначе как к празднику.
      - Вчера ночью я поставил мотор, - сказал Айе.
      - Во-вторых, мы с ним не обзавелись еще женами и живем на "холостом ходу". В-третьих, только перед вашим приездом мы вылезли из палаток. Приезжайте к нам на майский праздник, тогда ваша строгая и справедливая критика отпадет сама по себе. У нас будет три дома с настоящими, очень благоустроенными квартирами.
      - Правильно, правильно, Андрюша. И Москва не сразу строилась, поддержал его Лось. - Подожди, Наташа. Всему свое время. В этом году невеста Андрея окончит университет и к концу навигации будет здесь. Посмотришь, какие хоромы у нас тут вырастут к ее приезду, - лукаво поглядывая на Андрея, заговорил Лось. - Ну хорошо, какой у тебя план проведения праздника?
      - Сегодня торжественное собрание, а завтра состязания. Бег на собаках, стрельба в цель, борьба. Будем выдавать призы. Первый приз, например, за собачьи бега, - винчестер.
      - Винчестер? - удивился Лось.
      - Не удивляйся, Никита Сергеевич. У меня на это есть ассигнования. Ты спроси Айе, какой начался ажиотаж, когда стало известно, что первый приз винчестер. Это же замечательный стимул для улучшения породы собак.
      - Ну, добре. Посмотрим.
      ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
      Ваамчо и Тыгрену задержала пурга. Они приехали на культбазу в тот момент, когда праздник уже начался. Оставив Айвама в яранге Рультыны, они подъехали к большому русскому стойбищу, к огромным домам, ярко освещенным большими лампами. Сквозь залепленное снегом окно Ваамчо разглядел множество людей, сидевших на скамьях.
      - Пойдем, Тыгрена, внутрь. Видишь, на улице никого нет. Наверное, это большое собрание и все люди там, - сказал Ваамчо, оторвавшись от окна.
      Они прошли по коридору и попали в большую комнату, переполненную людьми. Люди стояли даже в проходах дверей. Ваамчо протискался немного вперед и, подняв голову, ловил слова Лося. Тыгрена затаив дыхание смотрела на возвышение, где за столом сидели русские и чукчи. И вдруг среди них она увидела Айе. Он сидел среди таньгов и сам был одет как таньга. Айе весело шептался то с Андреем, то с Мэри, сидевшей рядом с ним. Тыгрене показалось, что Айе стал чужим. Он завернулся в матерчатые одежды, как и Лось и Андрей. А волосы? Как некрасиво лежат они на его голове!
      "Вот он какой, машинный человек! - подумала Тыгрена, не отрывая взгляда от него. Она не слышала, о чем говорил Лось. - Чужим стал Айе! Зачем же звал он меня! Или учитель наврал мне, выдав свои слова за слова Айе? Но ведь рисунок был его?"
      Горькое чувство охватило Тыгрену. Стало жарко и невыносимо тяжело. Она не могла заставить себя стоять здесь и решила уйти на мороз. Сильный мороз изгоняет тяжелые думы, как снег тушит огонь костра.
      Тыгрена шагнула уже к выходу, как вдруг услышала голос Айе.
      - Сейчас будет говорить Наталья Семеновна, - сказал он.
      Да, это настоящий голос Айе. Совсем не изменился голос. Только стал крепче и смелей.
      На возвышение поднималась белолицая русская женщина.
      - Это очень хорошая женщина. Мы вместе с ней ехали на пароходе с Большой земли. Во Владивостоке я у нее жил, - пояснил Айе.
      Женщина смелой походкой прошла к столу, тихо что-то сказала Айе и улыбнулась ему. Затем лицо ее стало очень серьезным, даже строгим, и она заговорила быстро что-то совсем непонятное. Тыгрена смотрела на нее не отрываясь. В первый раз она видела белолицую женщину. Она заметила, что и Айе смотрит на эту женщину и слушает так, будто она рассказывает самую красивую сказку.
      "А может быть, вот эта белолицая испортила Айе, устроив ему такую прическу и завернув его в русские одежды? Такая женщина легко может уговорить любого: смотри, как беспрерывно слетают с ее языка слова!" - с неприязнью подумала Тыгрена.
      Наталья Семеновна вдруг замолчала, нагнулась к Айе и опять что-то сказала ему. Айе поднялся, одернул на себе матерчатый мешок с разрезом на животе и весело сказал:
      - Сейчас я вам переведу, о чем говорила Наталья Семеновна. А потом она еще будет говорить. Она говорила: женщины должны быть равны с мужчинами...
      Тыгрена настороженно прислушивалась к словам Айе, и все лицо ее загорелось от злобы и негодования.
      "О, вдобавок он научился еще и врать! - думала она про Айе. - Разве он забыл, что рождение девочки считается удачей только наполовину? Разве он не знает, что женщины никогда не были равны мужчинам? Или он забыл, что ли, как меня украл Алитет из-под самого его носа? Что он говорит? Или он думает, что всего этого не было? Другим стал Айе. Он одинаково думает с этой белолицей русской женщиной".
      И Тыгрену охватила такая злость, что она крикнула:
      - Неправду он говорит!
      Айе повернулся на голос Тыгрены и, приподнявшись, увидел ее. В один миг он соскочил с возвышения и, раздвигая толпившихся у входа людей, бросился к ней.
      Но Тыгрена исчезла. Айе выбежал из дома, разыскивая ее. Ярко светила луна. Бревна нового дома потрескивали от мороза, под ногами хрустел снег. Неисчислимое множество звезд сверкало на небе, где-то хором выли собаки.
      Тыгрена стояла, прижавшись к стене дома. Она подняла меховой капюшон, и ее глаза, словно из норы, следили за Айе. Она видела, как он искал ее глазами. Ему, наверное, было не очень тепло в этой матерчатой одежде. А штаны какие! Как у американа в летнее время. Она молча следила за ним и не хотела подать голоса.
      И вдруг сам Айе увидел ее.
      - Тыгрена!.. - восторженно вскрикнул он.
      Айе прыгнул к ней, взялся за капюшон, заглянул в ее сверкающие глаза.
      - Уйди! От тебя таньгом пахнет! - сердито сказала она.
      - Сколько времени я поджидал тебя, Тыгрена! Глаза устали смотреть на подъезжавшие нарты. Потерялась, как в пургу олень...
      Тыгрена молча слушала Айе и вдруг вспомнила, как они вот так же стояли около яранг стойбища Янракенот и разговаривали о будущей жизни.
      И Тыгрена тихо спросила:
      - Бумага, которую привез Эрмен, - это твоя бумага?
      - Да, да! - обрадовался Айе. - Это я сам написал ее. И рисунок мой там.
      - Я опять убежала от Алитета. Лучше я зарежусь! И теперь я не вернусь к нему, - гневно сказала она.
      - Вот хорошо! - переминаясь от холода с ноги на ногу, восторженно проговорил Айе.
      - Пожалуй, Айе, я убила шамана Корауге. Я не хотела его убивать. Я только выбросила его в сенки, когда он разбил нос Айваму. А что же было делать?
      - Не бойся, Тыгрена. О, каким сильным я стал! В Москве все начальники мои дружки. Теперь нам бояться нечего...
      И хотя Айе хорошо знал, что Тыгрену не удивишь начальниками неведомой Москвы, но слова сами срывались с языка. Поняв наконец, что Тыгрена равнодушна к его словам, он переменил разговор.
      - А где малыш?
      - Я оставила его пока у Рультыны. Она добрая и хорошая женщина.
      - Надо его забрать от нее.
      - Нет. Подожди... А ты прежним остался? Зачем тебя Испортила эта русская женщина, языком которой только что ты говорил неразумные слова? Видишь, какая на тебе одежда. В ней замерзнешь и летом. И волосы твои стали некрасивыми.
      - Это домашняя одежда, Тыгрена. Сменить одежду всегда можно. Одежда не сердце.
      - А белолицая, которая говорила твоим языком, кто она? Зачем приехала на нашу землю?
      - Ты не знаешь? Это жена Лося.
      - Она - жена Лося?! - удивилась Тыгрена.
      - Она тоже начальник, - сказал Айе.
      - А разве женщины могут быть начальниками? Что-то я этого никогда не слыхала, - недоверчиво проговорила Тыгрена.
      - Она будет начальником женского вопроса.
      - Что такое "вопрос"?
      - Новый закон о женщинах. Хороший закон, Она о тебе все знает. Она сказала, что будет тебе помогать уйти от Алитета. О, это очень хорошая женщина! Мы с ней вместе были на Большой земле, на пароходе вместе ехали.
      - Айе, а мне показалось, что ты стал чужим, не настоящим человеком, тихо сказала Тыгрена.
      - Нет, Тыгрена! - горячо воскликнул Айе. - Разве твои глаза не видят, какой я? Разве уши твои не слышат моих слов? Я такой же, каким был всегда. Только теперь я стал очень сильным человеком по новому закону. Посмотришь, как я расправлюсь с Алитетом, если он покажется здесь.
      В первый момент встречи Тыгрена злорадствовала, что Айе мёрзнет в таньгинской одежде, но теперь ей стало жалко его. Видя, как он дрожит, она сказала:
      - Поди, Айе, согрейся. Добеги до той горы.
      Айе сорвался с места, замахал руками и побежал во весь дух, забыв и о собрании и о том, что он переводчик.
      Около Тыгрены неожиданно вспыхнул огонек. Она вздрогнула и закрыла лицо руками.
      - Испугалась? - спросила Наталья Семеновна и потушила свет электрического фонарика.
      Она взяла Тыгрену за талию, и рука утонула в пушистых мехах. Наталья Семеновна мягко сказала:
      - Смотри, это электрический фонарик.
      Появился опять свет. Тыгрена молча присматривалась к русской женщине и, немного осмелев, коснулась пальцем толстого выпуклого стекла фонарика. Огонь был холодным.
      - Что же ты стоишь здесь одна? Такая нарядная женщина!
      Тыгрена не понимала, о чем говорила белолицая, но все же любопытно было стоять с ней рядом и слушать непонятный ее разговор.
      "Вот она какая, жена бородатого начальника. Может, и вправду она хорошая женщина?" - подумала Тыгрена.
      Запыхавшись, красный от мороза и быстрого бега, с обнаженной заиндевевшей головой, от которой валил пар, подбежал Айе.
      - Что же ты убежал с собрания? Эх ты, переводчик! Андрею пришлось переводить, - сказала Наталья Семеновна.
      - Тыгрена вот приехала! - с радостной улыбкой сказал Айе.
      - Ах, вон что! Это Тыгрена?
      - Да, да. Она теперь совсем убежала от Алитета.
      - Тогда пойдем в комнату Андрея. Ты замерзнешь, Айе.
      - Нет, мне жарко, - ответил он, сияя от счастья.
      В комнате Андрея Жукова было тепло и никто не мог помешать беседе.
      Наталье Семеновне хотелось поговорить с Тыгреной, о которой она много знала и которая давно интересовала ее. Наталье Семеновне не терпелось поскорей приступить к обязанностям заведующей отделом по работе среди женщин.
      И она горячо заговорила о положении женщины в Советской стране. Говорила она долго, взволнованно, быстро, Айе еле успевал переводить.
      В тот момент, когда Наталья Семеновна так усердно просвещала Тыгрену, тихо вошел Андрей и, прислушиваясь к разговору, остановился в дверях. А когда Наталья Семеновна наконец умолкла, он улыбнулся снисходительно и проговорил:
      - И ты думаешь - разъяснила? Все это, Наталья Семеновна, у нас делается по-другому. Одним словом, экзамен на политработника ты не выдержала.
      - Ты вот знаешь как - и объясни, - с оттенком легкой обиды сказала она.
      - Эх, и прытка же ты, Наталья Семеновна! Всему свое время. Неужели Лось не ввел тебя в курс наших дел?
      - Я смотрю, вы тут с Лосем обленились, как волы на пашне. Небось ни разу не удосужились поговорить с этой женщиной?
      Андрей поздоровался с Тыгреной и сказал Айе:
      - Тебя, Айе, разыскивает Лось. Он с народом беседует о вельботах, о рульмоторах, о курсах.
      - Тыгрена, я скоро вернусь, - сказал Айе и убежал.
      - Андрей, предложи хоть раздеться девушке. Ведь жарко! - раздраженно сказала Наталья Семеновна.
      - Она не может раздеться. Видишь, на ней дорожный комбинезон. Для этого ей предварительно нужно разуваться. Сердишься, а не права. Вот и речь свою на собрании, Наталья Семеновна, неправильно построила.
      - Ты еще будешь учить меня!.. Я во Владивостоке в райкоме...
      - Для "материка" речь твоя превосходна, - перебил ее Андрей, - а здесь... - Он пожал плечами и добавил: - Пустой звук. Без учета быта и нравов. Ты спроси у Лося, как он готовился к своим выступлениям. По неделе! Тогда и толк бывал. Это дело с виду только кажется простым. Хорошо, что Айе убежал... Ты меня извини, а я все-таки, оказавшись переводчиком, по-своему перевел твое выступление.
      - А что такое? - взволнованно спросила Наталья Семеновна.
      - Ну, об этом потом поговорим. Садись, Тыгрена, поближе к столу. Будем пить чай. Помнишь, как мы пили чай у старика Вааля? Хороший был человек!
      - Да, - тихо и робко сказала Тыгрена, следя за русскими.
      Тыгрене казалось, что Андрей, молодой начальник, ругал русскую женщину за то, что она привела ее, жену Алитета, в его жилище. Она села к столу. Движением плеч спустила по пояс свою кухлянку, и рукава с росомашьей опушкой упали к полу. На ней было ярко-красное платье. От жары лицо разрумянилось. Две толстые косы лежали на высокой груди. Встряхнув головой, она перекинула косы за спину.
      - Пей чай, Тыгрена. Мне приятно угощать тебя. А вот Алитету я не дал бы и чашки чаю. Плохой он, - сказал Андрей, словно угадывая ее мысли.
      Тыгрена молча вскинула глаза на Андрея.
      - Я убежала от него и не вернусь в Энмакай. Наверно, он захочет приехать сюда и отбить меня. Очень злым стал.
      - Ничего, Тыгрена. Здесь он будет кротким, как заяц. Мы его отсюда выставим так, что он не забудет этого до самой смерти.
      - Не знаю... У Айе яранга здесь есть?
      - Да, конечно. Вот рядом со мной его комната.
      Теперь Наталья Семеновна прислушивалась к непонятному разговору, следя за выражением лица Тыгрены.
      - Андрюша, переводи, пожалуйста, дословно все, что говорит она. Ты сам все равно никогда не поймешь женщину.
      - Учись сама говорить.
      - Андрей Михайлович, вы говорите глупости. Вы отлично знаете, что за один день я не могу овладеть языком. Право, я была лучшего мнения о вас, вспыхнув, сказала Наталья Семеновна.
      - Подожди, подожди, Наталья Семеновна. Мне не хочется прерывать разговора с ней.
      - У меня трудная жизнь, - рассказывала Тыгрена. - Сколько зим она тянется! Постоянно сердце хочет кричать от боли. Сколько раз я хотела зарезать себя!..
      Вошли Лось и Айе.
      - Вот это не дело. Там люди собрались, а вы уединились, - сказал Лось.
      - Никита Сергеевич, и здесь важное дело, - сказал Андрей, с улыбкой глядя на Айе. - Тут свадьбой пахнет.
      - Замечательно! Люблю гулять на свадьбах. Это Тыгрена? Здравствуй, Тыгрена. - Лось с веселой улыбкой подал руку Тыгрене, она испуганно протянула ему свою.
      Лось говорил с ней мягко, ласково, а Айе, наблюдая за ними, испытывал сладчайшие минуты в своей жизни. Ноги его задрожали от переполнившей сердце радости, и Айе сел на пол в своем новом костюме.
      Лось смеялся, шутил. Таким Тыгрена еще никогда его не видела, она думала, что этот человек, носивший бороду, не умеет смеяться.
      - Ну что же? Женитьбенную бумагу будем делать, - сказал Лось и, увидев Айе, сидящего на полу около двери, широко развел руками: - Дружище! Что же ты сидишь так? В Москве, что ли, научился?
      - Я забылся, - смущенно проговорил Айе.
      Пришли Ярак и Ваамчо.
      - А где же Мэри? - спросил Лось.
      - Она теперь всю ночь будет угощать приезжих. Очень ей это нравится, - сказал Ваамчо.
      - Ну, добре. Садись, Ваамчо.
      Но Ваамчо чувствовал себя стесненно. Он думал, что Айе и Ярак перестали быть его товарищами, они были в русских одеждах.
      - Раздевайся, Ваамчо. Будешь моим гостем, - предложил Андрей.
      Смущаясь, Ваамчо тихо сказал:
      - Учитель дал мне рубашку, а я второпях забыл ее надеть.
      - Ах, вон что! Ну, пойдем сюда.
      Они зашли в комнату Айе, и вскоре Ваамчо вернулся в рубашке и пиджаке.
      Увидев его в этом наряде, Тыгрена звонко рассмеялась.
      ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
      Прибывшие на праздник гости бродят по новостройке толпами. Они все разглядывают с любопытством. Сколько здесь дерева! Из каждой дощечки можно сделать весло, каждая щепочка - большая ценность в этой безлесной стране.