Щека служила Алитету компасом, и он ехал, определяясь по направлению ветра. Он не обращал внимания на свистящую пургу и думал только о Кузакове:
      "Зачем его увезли? Наверное, этот новый русский - тоже начальник? Но какой совсем дрянной человек стал Ваамчо! Это он привез его сюда".
      - Меркичкин! - громко выругался Алитет. - Пусть. Теперь я и без Кузакова сам наделаю топориков. Я возьму молотобойцем Омрытагена. Он сильный, а держать и поворачивать горячее железо буду сам!
      И, обрадовавшись предстоящей работе, он соскочил с нарты, крикнул на собак и, борясь с пургой, стал помогать упряжке, вцепившись в баран нарты.
      На щеке образовалась наледь. Алитет смахнул ее, сел на нарту и, взяв горсть снега, стал растирать щеку. От боли он усмехнулся и подумал: "Что случилось? Никогда не обмораживал. Перестал быть мужчиной".
      Растерев щеку, он опять вскочил и, покрикивая на собак, побежал рядом с нартой в беспросветную тьму.
      В стойбище, где стояла кузница, все спали. Люди не ожидали приезжих, и Алитета никто не встретил. Он подъехал прямо к палатке, остановил собак и торопливо вбежал в нее. Чиркнув толстой американской спичкой, он осветил палатку и сразу увидел, что наковальни и горна нет. Алитет застонал. В темноте он присел на корточки, низко опустив голову, и долго сидел молча, пока не онемели ноги. Палатка гудела, шум полотнищ леденил душу.
      Алитет зажег спичку, взял дощечку и, нащепав лучинок, развел костер. Положив в него несколько угольков, он стал раздувать их. Языки пламени осветили всю палатку. Алитет увидел в углу маленький молоток и пристально уставился на него.
      На улице завыла собака, поднялся лай. В палатку вошел человек из соседней яранги.
      - Чарли, зачем ты здесь сидишь? Пойдем в мой полог. Там чай есть, и Гой-Гой спит у меня, - сказал он.
      Алитет поднял глаза и молча смотрел на него.
      - Пойдем, Чарли. Здесь холодно.
      - Кто увез отсюда все это? - показав на чурбак, где стояла наковальня, спросил Алитет.
      - Русские увезли. Они сначала ругались, потом Ваамчо стал грузить все в нарту. Их не поймешь, этих русских. Новый русский сердитый. Ваамчо привез его. Ваамчо тоже начальником стал. Он сам сказал мне об этом.
      - Я догоню их, отобью Ваамчо, заарканю, как дикого оленя, и привезу его сюда, в эту палатку. Я сниму с него штаны и посажу на холодное железо, и ты посмотришь тогда, какой он начальник... Куда он повез Кузакова?
      - К бородатому повез.
      - О чем они говорили здесь?
      - Разве можно понять птиц, о чем они разговаривают?
      - А что говорил Ваамчо, этот безумец, достойный презрения?
      - Он сказал, что один человек из нашего стойбища должен поехать на большой праздник к бородатому начальнику. Омрытаген вызвался ехать.
      - Омрытаген? Я с нам хотел делать топорики.
      - Только они оставили ему связку пуговиц. Он их по одной снимает каждое утро. Кончится вся связка, тогда он поедет на праздник говоренья.
      - Не рассказывай! - раздраженно закричал Алитет. - Не надо. Лучше пойдем чай пить.
      Гой-Гой сидел на оленьей шкурке и на листке бумаги что-то писал маленьким карандашиком. Алитет вырвал у него и бумагу и карандаш. Он разорвал листок в мелкие клочья и с остервенением изгрыз карандаш. Мальчик удивленно посмотрел на отца и тихо сказал:
      - Отец, ты сам велел мне учиться.
      - Не надо. Пойди запряги свою упряжку, я скоро поеду на ней. Отдохнут мои собаки - вернешься на них домой.
      - Чарли, может быть, один он не найдет дорогу? - спросил хозяин яранги, называя Алитета новым именем.
      - Жить захочет - найдет, - пробурчал Чарли-Алитет. - Давай скорее чай.
      ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
      Напившись чаю, Алитет забежал еще раз в кузницу. Все, что осталось от нее, - это забытый молоток. Алитет стоял и долго смотрел на него. Алитет поднял молоток и постучал им о деревянный чурбак. Разобрав палатку, он положил ее в нарту и помчался в Энмакай.
      На третий день ночью Алитет вернулся домой. Он разбудил Тыгрену и велел засветить жирник.
      Укрыв Айвама пыжиковым одеялом, Тыгрена подожгла смоченный тюленьим жиром мох. Язычок пламени осветил полог. Горящей лучинкой она сделала еще язычок и, быстро соединяя их, зажгла широкую ленту пламени.
      В полог вошла Наргинаут.
      Алитет сердито взглянул на нее и проговорил:
      - Зачем пришла? Ты, глупая! Займись-ка лучше собаками. Распряги их и накорми. Только не сразу. Подольше надо их выдержать. Они бежали быстро и разгорячились. Ступай!
      Наргинаут молча удалилась.
      Тыгрена сняла с потолочной балки оленью шкуру, развернула ее и положила рядом с Алитетом. Он перекатился на мех, растянулся и, глядя в потолок, спросил:
      - Сколько в стойбище русских?
      - Один. Только один учитель, - ответила Тыгрена.
      - А другие где?
      - Двое утром уехали.
      - И Ваамчо уехал с ними?
      - Нет. Он здесь.
      Алитет быстро повернулся к Тыгрене и шепотом спросил:
      - Здесь?!
      Поднялась меховая занавеска, и в пологе показалась голова шамана Корауге с пожелтевшим лицом.
      - Ты приехал, Чарли? - послышался его дребезжащий голос.
      Алитет сказал:
      - Ступай к себе спать! Все равно помощь не приходит от тебя. Ступай!
      Корауге растерянно взялся дрожащей рукой за свою бороденку и, уставившись на сына, сказал:
      - Ты непочтительным становишься, Чарли.
      - Я устал. Я очень устал. - Алитет махнул рукой. - Иди спи.
      Корауге с шипеньем скрылся из полога.
      - Чарли, - сказала Тыгрена. - Скажи ему, чтобы он никогда не заходил в мой полог. Плохо будет, Чарли, если он станет ходить ко мне.
      Алитет промолчал - это означало, что он согласен с Тыгреной.
      Она подвесила чайник над жирником и принялась дробить мерзлое оленье мясо.
      - Много дум скопилось в голове, - сказал Алитет. - Разных дум... Убери мясо. Я не хочу есть...
      Тыгрена насторожилась, и вдруг тревога охватила ее.
      Сверкая глазами, Алитет приблизился к ней и тихо, злобно прошептал:
      - Я пойду к нему и убью его.
      - Ты хочешь убить Ваамчо? - спросила Тыгрена.
      - Очень сильно хочу. Мешает он мне, этот безумец.
      С невозмутимым спокойствием, стойко скрывая свое волнение, Тыгрена спросила:
      - Ты чем хочешь убить его? Ножом или ружьем?
      - Я задушу его руками.
      Тыгрена молча достала кирпичный чай и, отковыривая ножом кусочки, стала бросать их в чайник. С тем же спокойствием она сказала:
      - Чарли, если ты задушишь Ваамчо, тебя убьет учитель. Он в большой дружбе с ним. Учитель - сильный человек... И кто тогда соберет твоих оленей во многих стадах чаучу?
      Алитет набил трубку, закурил.
      - Ты думаешь, не надо убивать Ваамчо? - глотнув дым, спросил он.
      - Не надо. Русские начнут охотиться за тобой, если ты даже нынче ночью убежишь в горы. Их много появилось на побережье, этих русских. Ваамчо - их большой приятель. И сам он стал другим, перестал быть робким.
      - Откуда взялась у него сила? - спросил Алитет.
      - Не знаю. Пожалуй, от русских. Они пригнали ему вельбот для охоты на моржей. Научили его злить железный мотор. Каждый день около школы Ваамчо дергает мотор за ремешок. Мотор выпускает дым, злится, фырчит и шумит. А в середине у него огонь. Мотор будет возить вельбот во время охоты. Этот мотор пригнал вельбот сюда от самого мыса Чукотского Носа.
      Алитет настороженно слушал рассказ Тыгрены.
      - Мотор? Такой, как у меня? - удивился Алитет.
      - Люди говорят, еще лучше. Дух Бен-Зин в нем.
      - Глупая ты. Это не дух.
      - Люди так говорят.
      - А где он, этот мотор? - спросил он.
      - Его взаперти держат, в школе. А вельбот на берегу, против яранги Ваамчо.
      Тыгрена налила ему кружку чаю.
      - Пей, - сказала она.
      Алитет отодвинул кружку и, возбужденный, со злостью в глазах, вылез из полога.
      - Тыгрена, - послышался его голос из сенок, - засвети огонь. Темно здесь.
      Светя горящей лучинкой, Тыгрена тревожно спросила:
      - Чарли, ты куда?
      Алитет взял американский топор с длинной ручкой.
      - Ты хочешь Ваамчо убить топором? - спросила Тыгрена.
      Не ответив, Алитет скрылся а темноте.
      Тыгрена быстро оделась, побежала к яранге Ваамчо, остановилась, но из полога слышалось только сонное дыхание людей.
      Тыгрена подумала:
      "Его здесь нет. Наверное, Алитет пошел к вельботу".
      Она нырнула в полог, ощупью нашла Ваамчо и, растолкав его, тихо сказала:
      - Ваамчо, Алитет пошел к вельботу с топором.
      Алек проснулась, зажгла огонь. Ваамчо уже сидел на своей постели и быстро надевал торбаз, не попадая в него ногой.
      - Иди скажи учителю, - сказала Тыгрена.
      Сквозь ночные облака кое-где пробивались звезды. Как большой гранитный валун, из тьмы выступал школьный дом.
      Ваамчо бежал мимо школы, прямо к берегу. Алитет сидел верхом на киле вельбота с топором в руках.
      Увидев Ваамчо, Алитет вздрогнул, топор вывалился у него из рук и с шумом скатился по днищу вельбота. Ваамчо схватил его за длинную ручку и громко спросил:
      - Ты зачем пришел сюда с топором, ночной человек?
      Алитет продолжал молча сидеть на вельботе.
      Не дождавшись ответа, Ваамчо бросил топор я столкнул Алитета с вельбота. Алитет свалился, тут же поднялся, и они, разделенные вельботом, оказались друг против друга.
      - Сколько женщин осталось без мужей, которых ты утопил! - сказал Ваамчо. - Теперь ты хочешь, чтобы они умерли с голоду без вельбота!
      - Не вызывай духа умерших, - проговорил Алитет и, помолчав, добавил: - Это крепкий вельбот. Я пришел изрубить его и не мог. Жалко стало. Топор не послушался. Пожалуй, он лучше моего затонувшего... Кружится голова у меня. Отдай топор - и я пойду к себе.
      В пологе Алитет долго не мог успокоиться. Задумавшись, он долго сидел, пил чай.
      - За свой вельбот я много заплатил американу. Откуда Ваамчо возьмет плату за этот вельбот? - спросил он Тыгрену.
      - Говорят, все будут платить. Вся артель.
      Алитет криво усмехнулся.
      - Не болтай зря. Или у женщин-вдов найдется плата? Или ты не знаешь, что в их ярангах валяются одни гнилые оленьи шкурки? До них таньги не большие охотники, они любят песцовые. Не разузнали об этом еще русские. Пойди к учителю и расскажи ему об этом. Только от меня они могут получить хорошую плату.
      - Я не пойду к нему. Язык не послушается говорить с русским, ответила Тыгрена.
      - И у меня не послушается, - довольный, согласился Алитет.
      - Слух есть: пять зим будут платить за вельбот, понемножку. Шкурками моржа, бивнями, бумажками-рублями.
      - Эти русские совсем не понимают толк в песцах. За такой хороший вельбот я много отдал бы песцов! Браун никогда не сменял бы его на одни моржовые шкуры. Он понимает.
      Тыгрена, вспомнив Брауна, сказала:
      - Наверное, он обманщик, этот Браун. Глаза у него плохие. Пожалуй, не привезет тебе товар. Когда они пили огненную воду, я все время следила за американами. Вот увидишь, обманут они. Не привезут товар.
      - Замолчи! - крикнул Алитет. - Ты слишком болтлива стала. Женщине дай только волю, она много наговорит вздора.
      Тыгрена замолчала и, повернувшись к жирнику, стала поправлять огонь.
      Алитет потянулся на шкурах, тяжко вздохнул и сказал:
      - Надо уходить в горы... Глаза здесь устанут смотреть на русских... и на эту артель... Топориков много есть, но без спирта они дешевыми будут... Я сам сделаю спирт.
      Тыгрена удивленно смотрела на Алитета. Ей показалось, что он начинает сходить с ума.
      - Что ты уставилась на меня, как сова на зайца? - сердито сказал Алитет.
      - А ты можешь сделать спирт? - спросила Тыгрена.
      - Могу. Надо развести жидкую муку, закрыть ее теплыми шкурами, потом поставить на огонь, и по стволу от винчестера потечет огненная вода. Муки нет. Русский купец больше одного пудовичка не дает мне. Дурной он. Как будто ему совсем не нужны мои песцовые шкурки. Бумажки-рубли давал мне за них.
      Наступило утро, а Алитет все думал и думал. Он крикнул Наргинаут:
      - Сходи к соседям и обменяй одного песца на один пудовичок муки. У них глаза вылезут от радости, и они обменяют все свои запасы муки. Русский за одного песца дает четыре пудовичка, а я отдаю за один.
      Наргинаут ушла. Алитет наелся тюленьего мяса и лег спать. Он спал беспокойно и недолго. Пришла Наргинаут.
      - Чарли, муки нет. Один мешочек выменяла у Туматугиной жены, но учитель не велел ей брать твоего песца. И муку взяла она обратно. Учитель сказал: "Поезжайте сами в торговую ярангу, у вас есть собаки". Она послушалась его, Чарли.
      - Меркичкин! - выругался Алитет.
      Нахмурив лоб, он задумался.
      - Тогда пусти слух, что Чарли за один мешочек муки отдает одну собаку, - сказал Алитет. - За двенадцать мешочков отдам целую упряжку собак. Все равно их много. Корм только съедают.
      Наргинаут ушла, и слух, пущенный ею, немедленно проник в каждую ярангу.
      Ваамчо тут же побежал к учителю. Выслушав новости, Дворкин сказал:
      - Пожалуй, Ваамчо, надо завести тебе хорошую упряжку.
      - Да, да. Надо, - подтвердил Ваамчо. - Ой, как надо хорошую упряжку! Быстро можно ездить. Только муки у меня четыре мешочка, а нужно двенадцать.
      - Хорошо, Ваамчо, я дам тебе восемь мешочков своей муки. Потом ты мне вернешь.
      - Да, да. Я верну тебе. Есть у меня песцы и рубли-бумажки. Быстро поеду к Русакову.
      - Хорошо, Ваамчо. Покупай у него собак. Это же недорого?
      Ваамчо лукаво подмигнул и тихо сказал:
      - Совсем даром. Он, наверное, с ума сходит. Русаков за одного песца дает четыре мешочка. А собака стоит пять песцов. У него все хорошие собаки.
      - Иди, Ваамчо! Покупай! - твердо сказал Дворкин.
      Добежав до своей яранги, Ваамчо оперся о косяк наружной двери и стал разглядывать небо, будто только оно интересовало его.
      Посматривая в торосы моря, около своей яранги стоял Алитет.
      - Чарли! - не выдержав, вдруг крикнул Ваамчо. - Ты хочешь обменять упряжку на муку?
      - Да, - ответил Алитет.
      - Правда, у меня и свои собаки есть, но, если ты хочешь, я дам тебе двенадцать мешочков. Только за хороших собак.
      Лицо Алитета передернулось, и он крикнул:
      - Безумец! Разве когда-нибудь ты видел у меня плохую собаку? Возьмешь упряжку, на которой вернется Гой-Гой.
      - На эту упряжку я, пожалуй, сменяю. Я поеду встретить Гой-Гоя.
      - Муку сначала принеси.
      Ваамчо быстро положил в нарту двенадцать мешочков, запряг своих собак, по пути свалил муку у яранги Алитета и помчался встречать Гой-Гоя.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
      Все, что творилось на побережье, люди называли новой жизнью. И все это выводило Алитета из терпения. Дома он запретил говорить о новой жизни. Торговля, которой он отдавал всего себя, кончилась. И Алитет растерялся, не зная, что ему делать. Все товары находились только у русских. Не осталось ни одного торгующего американа. И вельбот утонул. И шхуна не пришла. Где взять товары? Эти думы сводили Алитета с ума.
      Он копался около нарты и с тоской укладывал на нее топорики и огненную воду - самогонку, разлитую в моржовые мочевые пузыри. Правда, это были хорошие товары, но ведь в нарте нет ни ружей, ни патронов, ни табаку, ни бус, ни жевательной серы. Не было иголок, наперстков, гребешков, колокольчиков. А колокольчики ох как нужны оленеводам! Как в пургу искать оленей без колокольчиков? И не сделаешь их сам.
      Алитет увязал нарту, постоял над ней задумавшись и пошел в полог.
      - Тыгрена, - сказал он, - пожалуй, надо надеть матерчатую рубашку: все-таки буду походить на американа. Товаров мало в нарте. Совсем мало. Одни топорики.
      Алитет взял рубашку и неохотно надел ее.
      В кармане рубашки зашелестела бумажка мистера Брауна - Тэки Черного Жука.
      Алитет вытащил бумажку, осторожно развернул и тупо уставился на нее.
      - Вот она! - потряхивая ею в воздухе, сказал он Тыгрене. - В ней много товаров. Летом Браун привезет. Он знает, куда привезти, - я ему указал место. Никто не увидит.
      Тыгрена промолчала.
      Засунув бумажку в кармашек, Алитет оделся подорожному и выехал в горы, к своему приятелю - оленеводу Эчавто.
      Старик Эчавто кочевал все в тех же местах, что и в прошлые два года. Но жизнь в его стойбищах тоже чуть было не нарушилась. Слухи о какой-то новой жизни стали проникать и в горы. Потом вслед за слухами приехал русский и разговаривал с пастухами. Эчавто не стал вести пустой разговор с ним. Русский не был торгующим человеком. Эчавто не о чем с ним разговаривать. Пусть с пастухами говорит. А когда Эчавто узнал, что хозяином его стойбища назначены три пастуха, прозванные родовым советом, он рассмеялся.
      После отъезда русского он вызвал этих трех пастухов и сказал:
      - Запрягите мне белых быстроногих оленей. В стадо мне ехать надо.
      Подвели оленей. Эчавто сел на нарту, взял кенчик* и сказал:
      - Вот вы, родовой совет, бегите за мной в стадо.
      _______________
      * Погонялка с заостренным наконечником, которым подгоняют
      оленей, ударяя их по бедрам.
      Он хлестнул оленей, и они, сорвавшись с места, понеслись по крепкому насту, от копыт оленей взлетали комья снега. Три пастуха во весь дух бежали за ним.
      И когда они прибежали в стадо, Эчавто в легкой пестрой кухлянке, подпоясанной ремешком, уже похаживал, разглядывая выпасающихся оленей. Они рассыпались у подножия горы, и глаз не мог охватить все стадо: так много было здесь оленей.
      - Подойдите ко мне! - визгливо крикнул Эчавто.
      Пастухи подошли и, задыхаясь от усталости, сели у его ног на снег.
      - У тебя сколько оленей своих? - спросил Эчавто самого старшего пастуха.
      - Двадцать, - ответил пастух.
      - А у тебя? - обратился он ко второму.
      - Только восемь. Мало еще.
      - А у тебя сколько?
      - Одиннадцать, - ответил третий.
      - Ага-а! - протянул Эчавто. - Много развелось у вас оленей. Первый раз, когда вы пришли ко мне, у вас ничего не было... Отбейте своих оленей и уходите из моего стойбища. Отдельно живите. Мне не нужен родовой совет.
      Пастухи переглянулись.
      - Эчавто, - робко сказал пастух, у которого было только восемь оленей, - как будем жить? И яранг нет, и нарт нет, и ездовых оленей нет. Как будем кочевать? На берег придется уходить, к мышеедам.
      - Пропадем мы, Эчавто, - сказал другой.
      - У меня еще много пастухов есть. - И Эчавто одернул штаны. - Живо отбивайте своих оленей.
      Пастухи молча стояли, опустив головы.
      - Ну-ну, живо, - вскрикнул он.
      Когда в стойбище приехал Алитет, Эчавто лежал в пологе и тянул из бутылочки спирт.
      - Чарли, приехал? - нараспев спросил Эчавто.
      Алитет с удивлением посмотрел на старика: откуда у него огненная вода? Он разделся и, одернув рубашку, изумленно спросил:
      - Ты знаешь, что я Чарли?
      - Идут в тундру всякие слухи, - тоненько произнес Эчавто.
      Женщины молча смотрели на Чарли-Алитета.
      - Товаров много привез, - сказал Алитет. - Кейпа, - обратился он к одной из жен Эчавто, - принеси-ка один топорик из нарты.
      Кейпа мигом скрылась из полога и тут же вернулась с топориком, который Алитет заранее положил на верху нарты.
      Эчавто повертел топорик перед носом, словно обнюхивая его, и весело сказал:
      - Хороший топорик!
      - Много привез я их, - сказал с подчеркнутой гордостью Алитет.
      - Еще какие товары привез?
      Алитет закурил, проглотил дым и, слегка покашляв, ответил:
      - Крепкую огненную воду привез. Кейпа, принеси-ка с моей нарты маленький моржовый пузырь. Он сверху лежит.
      Эчавто придвинулся к Алитету и пощупал матерчатую рубашку.
      - Ты таньгом стал, - сказал он.
      - Да! Американом! - важно произнес Алитет.
      - Американов, говорят, нет на берегу. Слух такой пришел в тундру. Русские понаехали. И ко мне приезжал один. Пустой разговор вел. Одни слова возит. Родовой совет сделал у меня. Три пастуха. Прогнал я их. Теперь ни один хозяин их не возьмет.
      - Куда они пошли, эти пастухи? - насторожился Алитет.
      - К морю покочевали. Пешком покочевали.
      Кейпа давно уже стояла с пузырем в руках, прислушиваясь к разговору.
      Алитет взял у нее пузырь и, показывая его Эчавто, сказал:
      - Вот огненная вода. Очень хорошая. Совсем не мерзнет.
      - Хе-хе-хе, что-то я не видал, чтобы в такой посуде возили огненную воду, - насмешливо сказал Эчавто.
      - Эта посуда для кочевой жизни, не бьется.
      - Только теперь у меня у самого есть огненная вода. Много огненной воды.
      - Откуда? - спросил Алитет.
      - Хе-хе, - начал старик, - на Горячих ключах американ объявился, Ник зовут его.
      - Он торгующий человек? - перебил его Алитет.
      - Нет. В речках что-то ищет да в камнях. Товаров у него нет. Одна огненная вода. Раньше на лето приезжал, теперь на зиму остался. Лодка испортилась у него. На Горячих ключах я ему ярангу поставил, мясо посылаю. Оленей даю ему ездить. Любит смотреть нашу землю. Речки, горы рисует на бумажке. Он дает мне огненную воду.
      Алитет, пораженный этой новостью, напряженно вслушивался в рассказ Эчавто. Но, придя в себя, он палил кружку самогонки из пузыря, сказал:
      - Попробуй моей, приятель.
      Эчавто не отказался. Он придвинулся к кружке, выпил и, облизывая свои влажные губы, проговорил:
      - Хорошая огненная вода... А еще какие товары привез?
      Алитет замялся. Стыдно было сказать, что товаров больше нет. Выпив свою кружку, он с чувством горечи ответил:
      - Все американы за товарами уехали. Летом привезут.
      - А-га-га! - И Эчавто с открытым ртом, притворившись дурачком, в упор смотрел на Алитета.
      Алитет смущенно отвернулся и стал наливать самогонку в кружки. Они выпили еще.
      - Эчавто, - сказал Алитет, - пора мне собирать своих оленей. Кочевать хочется.
      - Кочуй, кочуй.
      - Пожалуй, я догоню твоих трех пастухов и возьму их для своего отдельного стада? А?
      - Они рады будут жить и в твоем стаде. Все-таки лучше у тебя, чем съедать своих последних оленей. Возьми, возьми. Они теперь, пожалуй, не захотят в родовой совет.
      - Я им головы разобью о камень, если они опять захотят в родовой совет. - И Алитет налил в чашки огненную воду.
      - Постой, постой, - перебил его Эчавто. - Не надо много пить. Все равно товаров у тебя нет. Я теперь понемногу пью. Целая железная бочка огненной воды - вот она. - И Эчавто ползком направился в угол. Он сдернул оленьи шкуры, показался трехведерный бочонок. - Еще больше половины есть. Вот столько. - И, оскалив зубы, Эчавто радостно прочертил по железу жестким ногтем.
      У Алитета от зависти перехватило дыхание. Он сидел и молча смотрел на своего приятеля, не зная, что сказать.
      - Товаров у тебя нет, одной огненной водой не развеселишь сердце.
      - Топорики есть, - глухо сказал Алитет. - Много. Полная нарта.
      - Хе-хе-хе! Мне хватит десяти топориков. По одному на каждое стадо, сказал Эчавто и, взглянув на топорик, добавил: - Хорошие топорики. Можно еще десяток прибавить. Песчишки у меня есть. Все шкурки отдам тебе за топорики.
      - Песцовые шкурки мне не нужны. Мне надо живых оленей.
      - Хе-хе-хе! Разлюбил, что ли, песчишек? А у меня их скопилось много. Все собирал для тебя.
      - Кочевать хочется, Эчавто. Надоело жить на берегу, а стадо все еще маловато.
      - Хе-хе-хе! Кочевать хочется? Ну ладно. Все-таки ты мой приятель. За двадцать топориков я дам тебе оленей десять раз по двадцать.
      Они договорились об отборе оленей, выпасавшихся в стадах Эчавто, и Алитет помчался догонять трех пастухов, чтобы взять их в свое новое стадо.
      Едва он скрылся за горой, как в стойбище въехало восемь нарт, груженных разными товарами. Это заведующий пушной факторией Русаков прибыл с развозным торгом.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
      Под толстым слоем льда глухо шумела Амгуэма. Она несла свои воды по каменистому руслу от Анадырского хребта в Ледовитый океан. Извиваясь в просторных долинах и тесных ущельях, сдавленных высокими горами, Амгузма протянулась на сотни километров. Неисчислимыми притоками и ручьями разорваны ее берега. Огромный бассейн реки с его обильными сочными ягельниками был излюбленным местом крупных оленеводов. Здесь в полудиком состоянии выпасались десятки тысяч оленей.
      Ползучий ивняк, карликовый березняк, ольховник - вся эта северная древесная растительность до самого лета исчезала под снегом. Лишь на склонах гор, там, где буйные ветры сносили снежный пласт, виднелись одинокие стволы деревьев, обглоданные зайцами.
      Белое низкое небо сливалось с глубокими снегами, и все живое терялось в этом просторе, как в безграничной вселенной. Места эти казались пустынными, безжизненными. Лишь изредка вспархивали белые, как снег, куропатки и мгновенно исчезали.
      По льду реки бесшумно неслись снежинки, ветер сметал их, и прозрачный, чистый лед блестел, как Млечный Путь.
      Алитет мчался вниз по реке, слегка притормаживая нарту железным наконечником остола. На льду позади него оставалась длинная черта, по которой можно узнать, что здесь проехал человек.
      Молчаливо стояли каменные выступы скал, резко выделяясь своей чернотой в этой белоснежной тундре.
      Вдруг Алитет сильно затормозил, оставляя остолом на льду глубокую черту. Цепляясь когтями и скользя по льду, собаки остановились.
      Алитет взял винчестер, стал всматриваться в камни. Вверху, по каменным выступам отвесной скалы, скакал горный баран. Он делал такие удивительные прыжки, что Алитет залюбовался им и следил за бараном, не поднимая ружья. Алитет выстрелил, и баран на мгновение словно застыл. Казалось, он повис в воздухе, но в следующий миг баран стремительно полетел вниз, задевая за выступы камней и отскакивая от них. Он будто и мертвый продолжал скакать. Вдруг он зацепился крепкими кольцеобразными рогами за острый выступ камня и повис, слегка раскачиваясь в воздухе.
      Алитет вложил в винчестер восемь патронов и стал отстреливать бараньи рога. Он выпустил все патроны, но баран так и остался висеть неподвижно.
      - Пусть ветер сорвет его, - проговорил Алитет и пошел к нарте; он сел на нее, искоса поглядывая на тушу барана.
      "Любят американы это мясо. Больше оленьего мяса любят", - подумал он и взялся за новую пачку патронов.
      Он долго вертел ее в руках и размышлял. Жалко было тратить эти патроны, и все же, зарядив винчестер, он опять прицелился и выпустил разрывную пулю. Баран оторвался, а вслед за ним и камни посыпались к ногам Алитета. Он отскочил в сторону и, когда шум и грохот прекратились, подошел к туше. Осмотрев излом рога, Алитет взялся за оставшийся рог и поволок тушу к нарте.
      "Я подарю его американу Нику и куплю у него всю огненную воду. Пусть не останется ни капли огненной воды для Эчавто", - мелькнула мысль у Алитета.
      Думы об американе Нике не покидали его. Алитет так стремился встретиться с ним, что забыл даже о пастухах, которых хотел догнать. В душе его затеплилась надежда на улучшение своей расстроенной жизни. Алитет гаркнул на собак, и они стремглав понеслись по чистому льду вниз по реке. На поворотах нарту бросало к берегам, и, чтобы она не разбилась об острые камни, торчащие из-под снега, Алитет отталкивался ногами, рискуя сломать их.
      Вскоре он услышал грохот водопада, разносившийся по молчаливой тундре. Собаки, вздернув уши, насторожились. Алитет не любил это место, относясь с суеверным страхом к незамерзающему даже в сильные морозы водопаду. Он свернул собак на склон горы и с высоты увидел, как вода с ревом вырывалась из-подо льда и, стремительно закручиваясь валом, падала вниз. Здесь река была живой и буйной. Две скалы сдавили ее, но река, освободившись из-под ледяного покрова, падала, широко разливаясь по долине. Наслуд растекался, образуя корку бледно-зеленого льда.
      За долгую зиму здесь нарастали ледяные горы, и казалось, что никакое солнце не может растопить их. Но разрушительная сила половодья поднимала всю эту массу льда, ломала его и выносила в океан.
      Люди считали это место пристанищем злых духов. Объезжая его, Алитет тихо покрикивал на собак. Он повернул к Горячим ключам, где, так же как и у водопада, обитали злые духи.
      Алитет никогда не заехал бы в это место, если бы не сильное желание встретиться с американом Ником, жившим на этих ключах.
      Он гнал собак всю ночь, стремясь скорей увидеть американа. Лишь к утру Алитет заметил вдали клубы пара над землей. Гремя кольцами остола, он крикнул на собак и пустил их во весь дух.
      Вскоре он увидел одинокую ярангу, черневшую как валун на фоне снежной белизны. Здесь, в этой белой пустыне, и жил мистер Ник в полном одиночестве, не считая единственного друга - Томи, коричневого пуделя.
      Яранга стояла под склоном горы на самых ключах. Их было здесь до тридцати. Они били из-под земли и стекали в реку.
      Около самого большого ключа образовался снежный грот высотой более десяти метров. Пурга наносила сюда снег, и от действия паров он затвердевал. С потолка грандиозной пещеры падали крупные капли воды. Каменистое дно пещеры, покрытое зеленой плесенью, омывалось ручейками горячей воды.
      На дне пещеры было углубление, выложенное булыжными камнями, служившее ванной для мистера Ника. Сюда он подвел холодную воду через пожарный шланг. Температура ключей достигала девяноста четырех градусов по Цельсию, и дошлый американец полностью использовал их тепловую анергию для своих потребностей. В ключе он варил кофе, оленье мясо. Завернув в марлю рис, он опускал его в ключ и вынимал через короткое время кашу, в которую оставалось положить соль и масло. В яранге, построенной пастухами Эчавто, стоял меховой полог. Внутри этот полог был дважды опоясан пожарным шлангом, по которому беспрерывно циркулировала горячая вода.
      Когда подбежала упряжка Алитета, перепуганный насмерть коричневый пудель с визгом бросился в пещеру, где в ванне по самые плечи сидел мистер Ник, покрыв голову теплым махровым полотенцем. Пудель, потеряв рассудок, прыгнул прямо на плечи своему хозяину.