Наргинаут уставала от многочисленных домашних работ. Иногда она думала: зачем так много убивать моржей? На еду требовалось меньше. Не понимала она, когда Алитет говорил ей: больше шкур в яранге - больше веселого духа в человеке.
      Руки Наргинаут не успевали отдохнуть, как снова приходилось быстро скоблить эти огромные шкуры. А завтра, наверное, Алитет привезет еще.
      - Работай, работай! - говорил ей Алитет. - Разве женщины других яранг пьют чай с сахаром? А ты пьешь. Потому что живешь в моей яранге. Я, Алитет, все равно как американ. Так мне и Чарли говорил.
      А в это время старик Вааль сидел в своей тесной яранге. Он думал о байдаре, у которой лопнуло дно: "Нехорошо. Не ко времени лопнуло. Охота началась. Как быть? Не заготовишь моржей, ой, как плохо будет зимой!"
      Вааль вылез из жилища, спрятал в узком прищуре глаза, подтянул сползавшие штаны и подумал: "Сердито шумит море... Солнце скрылось за тучами... И моржей неслышно... Хорошо, когда солнце висит над головой... Хорошо и рев моржей слушать. Уши с радостью вселяют их голоса. От веселья сердце прыгает. - И Вааль тяжко вздохнул. - Теперь долго море не успокоится. И о чем только думает Корауге? Надо бы попросить духов утихомирить море... Только Корауге все равно: пусть шумит оно. Алитет привез моржей: ему что!"
      Размышляя, Вааль прошел вдоль берега. "Пожалуй, шторм нагонит льды и закроет воду. Плохо будет", - и, отягощенный думами, вернулся в свое жилище.
      Он разделся по пояс, и под темной морщинистой кожей его тела выступили ребра, хоть считай.
      Здесь же был и его сын Ваамчо. Рядом с ним прилег и старик Вааль. Он еще не успел рассказать сыну про все свои думы, как в жилище вошел работник Алитета - Туматуге.
      Без приглашения, с важностью развалился на шкурах и не сразу начал выкладывать добрую весть, которую он принес:
      - Вааль, Алитет сказал: пусть Вааль возьмет новую шкуру моржа для лодки. Отдаст потом песцами. Охотнику без байдары нельзя. Так и сказал Алитет. Он добрый и любит делать добро людям.
      Старик Вааль выслушал новость и, ни слова не сказав Туматуге, повернувшись к сыну, попросил:
      - Ваамчо, почеши-ка мне спину.
      Ваамчо принялся чесать, а Вааль покряхтывал от удовольствия.
      Туматуге был поражен тем, что старик не поспешил обрадоваться такой новости.
      - Еще, еще почеши, Ваамчо. Радость приходит от этого.
      Насладившись почесыванием, Вааль повернулся к Туматуге.
      - Нежданную новость ты принес, Туматуге, - начал старик. - Только, пожалуй, не возьму я шкуру моржа. Я присмотрел на крыше яранги одну подходящую. Пожалуй, она сгодится. Ты сам знаешь, Туматуге, как я умею шить кожи. Закрытый шов сделаю. Капля воды не пройдет. Вот как! - весело сказал Вааль.
      - Я знаю, - ответил Туматуге. - Ты был великим охотником. И остов байдары ты хорошо делаешь... А новую шкуру все-таки возьми, раз дают.
      - Нет, Туматуге, ни к чему она нам, - отклонил предложение старик.
      - Отец, а может, возьмем? - вмешался в разговор Ваамчо. - Новая-то попрочней старой с крыши.
      - Нет, не надо. Ты думаешь, Ваамчо, нам не понадобятся песцовые шкурки на что-нибудь другое? Ой, как много у нас прорех! Да и случиться может, что за лето и сами убьем одного-двух моржей. Охота только началась. Вот так, Ваамчо. А ты, Туматуге, передай Алитету спасибо за заботу...
      Шторм продолжался четыре дня. Море успокоилось, но спустился густой туман, закрывший солнце и очертания скалистых берегов. Опять нет охоты. Но как только выдавались хорошие дни, охотники вновь уходили в море. Бывало, что и в такие дни не повстречаешь моржей. Море широкое! Есть где разгуляться моржам!
      И все же Ваамчо однажды подвезло: с охоты он вернулся с крупной добычей. Морж был разделан, мясо разложено по всему дну байдары, а шкура моржа целиком полоскалась сзади байдары на буксире.
      Старик Вааль прыгал от радости.
      - Ваамчо, - распоряжался он. - Надо поделиться мясом со всеми.
      Радовалось и все стойбище. И только Алитет с нескрываемой завистью посматривал на необыкновенно большие бивни моржа и обдумывал, как бы их забрать. Редко попадались такие бивни. Ведь приятель-американ как раз такие и заказывал ему, с ногу величиной.
      - Хороший морж попался тебе, Ваамчо, - сказал Алитет. - Это Корауге позаботился о тебе. Всю ночь перед охотой он бил в бубен. Как же? Надо же тебе сделать хорошую лодку. Пожалуй, я заплачу тебе за бивни три пачки патронов. Во! - ошарашил он Ваамчо.
      Ваамчо просиял, но сказал:
      - С отцом надо поговорить.
      Жизнь стойбища, с удачами и неудачами, продолжалась. И короткое полярное лето промелькнуло совсем незаметно.
      Вскоре моржи покинули северные воды и ушли куда-то в другие места до будущего лета. Ушли и киты.
      Остались вдоль побережья на зимовку только нерпы да белые медведи. Но охота на нерп в движущихся льдах небезопасна. Не редки скучаи, когда охотники погибали во льдах, оторванных от берега.
      ГЛАВА ТРЕТЬЯ
      Зима. Ночь круглые сутки. Месяц еще не народился. Мрак. Солнце в это время совсем не появлялось, и люди думали: солнце ходит где-то под землей, под океаном. И не скоро оно еще вернется.
      Бушевала пурга. Яранги скрипели и дрожали. Пурга металась с ревом и стоном, как раненый, обезумевший зверь.
      Собаки дремали, свернувшись в клубок, спрятав морды под брюхо, и, казалось, не обращали никакого внимания на разыгравшуюся пургу.
      В яранге старика Вааля кончились запасы жира. В светильнике слабо горел и коптил сухой мох, не смоченный жиром. В пологе было темно и холодно. Люди укрылись старенькими шкурками и жевали остатки мерзлого сырого тюленьего мяса.
      Здесь же, в углу полога, лежал Чегыт - любимая собака. Чегыт шевелил хвостом и полуоткрытыми глазами следил, как люди грызли кости.
      Старик Вааль бросил ему небольшую косточку. Чегыт вскочил и с жадностью проглотил ее. Он широко раскрыл глаза и уставился на старика, ожидая еще чего-нибудь.
      Ваамчо, обгладывая кость, искоса посматривал на Чегыта. Ему жалко стало голодную собаку. Он повертел кость в руке и после некоторого раздумья тоже швырнул ее Чегыту.
      Пес на лету схватил кость и ушел в угол. Раздался хруст.
      Старуха Илинеут - мать Ваамчо - убрала деревянное корытце и села около потухающего жирника. В полумраке Илинеут закурила. Высохшей рукой она поддерживала большую деревянную трубку и угрюмо-спокойно пускала клубы табачного дыма, безучастно посматривая выцветшими глазами на огонек. Накурившись до головокружения, она передала трубку сыну, растянувшемуся на шкурах.
      Ваамчо привстал и, сидя на корточках, стал докуривать.
      Молчание нарушила старуха Илинеут:
      - Плохо без жира. - Она опять замолчала и спустя немного сказала: Сходи, Ваамчо, к Алитету. Он ведь всем дает. Пурга надолго затянется. А в пургу не пойдешь на охоту за нерпой.
      Старик Вааль откашлялся и медленно, как бы нехотя, стал чистить трубку от образовавшихся в ней нагара и пепла. Он молча набил ее табаком, перемешанным с мелко нарубленными древесными крошками, и, глядя на сына, глухо сказал:
      - Жена - источник беспокойства. Ступай, Ваамчо. Отдай ему песца. Он всегда добрый при виде песцовой шкурки. Пушистый мех зверька щекочет ему ноздри. Может быть, поймаем еще. - Старик вздохнул и добавил: - Только песцов надо бы поберечь на покупку нового ружья. Без хорошего ружья охотник не человек. Но что поделаешь? Расслабленному человеку и ружье без пользы. Без света и тепла человек то же, что тюлень без воздуха.
      - Мозг в костях сохнет: еды нет, - проговорила Илинеут.
      Старик Вааль затянулся, пустил дым и, снова откашлявшись, продолжал:
      - Много зим молчал я. Язык свой держал на аркане. Теперь язык рвется говорить. Разум непослушным становится.
      - Расскажи, отец. Сыну расскажи, - сказал Ваамчо, надевая торбаза.
      Вааль молчал, обдумывая и колеблясь. Наконец, опустив голову, не глядя ни на кого, он тихо начал:
      - Давно это было. Глазам моим не посчастливилось тогда. Они увидели, как Алитет собирал песцов из чужих капканов. Это оче-ень худое дело! Народ наш непривычен к этому. Стало больно глазам. Сердце обжигало огнем. Из горла лезли безумные слова, хотелось их выкрикнуть, но я... молчал тогда. Молчать было легче, чем кричать, - почти шепотом сказал старик. - Я спрятался за холмик, чтобы не увидел меня Алитет. Мне стыдно было, зачем мои глаза увидели это. А вскоре и Корауге обманул всех охотников стойбища. Лисьи и песцовые шкурки, принесенные в жертву, оказались у Алитета. Я узнал своего песца и песцов других охотников, когда Алитет обменивал их на вельбот у Чарли. Черный носик песца был срезан, как срезаю только я. Это был мой песец. Я узнал бы его из множества песцов даже в складе Чарли Красного Носа. На вельбот пошли наши песцы. Теперь вельбот стал помощником Алитета, а мы опять должны носить ему шкурки зверей. Вот такая новость, тряся головой, говорил старик. - Но все равно, Ваамчо. Ступай к Алитету. Попроси у него моржового жира и мяса, которым он кормит собак.
      Ваамчо сорвал с себя торбаза и необычно резко сказал:
      - Нет, отец! Я не пойду к нему. Ноги не пойдут. Я лучше сейчас оденусь и в пургу во льдах буду сторожить нерпу.
      Черные глаза Ваамчо впервые сверкнули злобой.
      - Ваамчо, - тихо сказал старик. - При этом ветре нерп не бывает. Ты забыл? Твоя молодая кровь кипит и в холоде. А вот Илинеут замерзает. Ступай, Ваамчо! Забудь, что я рассказывал про Алитета. Не надо помнить плохое. И шамана Корауге надо остерегаться. Ведь тебе еще долго придется жить. Они и так не любят нас. Не нужно часто вызывать у них гнев.
      Ваамчо молча стал обуваться.
      Старик проглотил дым и продолжал:
      - И таньги* своими огненными ружьями распугали зверей. Угасают лежбища. Теперь все меньше и меньше зверя выходит на берег. Раньше моржи крепко спали на берегу. Мы ходили по их спинам, и они не слышали топота наших ног. Мы кололи только старых самцов. А теперь бьют зверя без разбора. Сколько мяса побросал за лето Алитет в море! Чарли Красному Носу нужны только бивни. А ведь бивни не еда. - Старик затянулся трубкой. - Я ловко, бывало, колол моржей прямо в сердце! - И Вааль взмахнул трубкой, как копьем.
      _______________
      * Белолицые.
      В складках глубоких морщин пробежала чуть-чуть заметная улыбка и тотчас угасла. За лето Алитет привез с моря больше шестидесяти моржей. А сколько их брошено в море!
      Пурга неистовствовала. О выходе на охоту нельзя были и думать. В эти дни многие охотники побывали у Алитета. Алитет каждому давал кусок мяса и жира. Людям надо помогать. Без них тоже нельзя жить.
      С жиром и мясом вернулся от него и Ваамчо.
      Смоченный жиром мох загорелся широким языком пламени и осветил темный и холодный полог. Яранга ожила. Как приятно теплое и светлое жилище. Илинеут повеселела и торопливо принялась хозяйничать. Вскоре закипела вода. Старуха каждому налила горячего чаю. Но Ваамчо хмуро и недовольно посматривал на жирник, от которого исходило тепло.
      - Зачем у тебя, Ваамчо, печаль в глазах? Вот видишь, и огонь завелся у нас, - сказала повеселевшая Нлинеут.
      - Алитет просил мою собаку - Чегыта. Слова его обожгли мне сердце. Я сказал: нет. Ведь я тоже охотник. Разозлился он. Пусть. И еще новость я узнал, отец...
      Ваамчо помолчал и с большим волнением и тревогой начал опять говорить:
      - Ты помнишь, отец, я поставил капканы на песцов у Трех Холмов? Это очень хорошее место. Я много натаскал туда приманки. А песцов так и не поймал. Приманка пролежала нетронутой. От приманки шел дурной запах. Откуда такой запах в тундре, я не знал. А сейчас, когда Наргинаут давала мне жир и мясо, она уронила бутылку. Бутылка разбилась. Из нее потекла вонючая вода: вот понюхай, отец, я испачкал в ней руки.
      Ваамчо поднес руку к носу отца, и старик с брезгливостью отвернулся.
      - Это таньгинский светильный жир. Чарли Красный Нос наливает его в железный светильник. Неужели Алитет залил нашу приманку этим вонючим жиром? - удивленно спросил старик. - Тогда, пожалуй, он совсем негодный человек.
      - Тот же запах. Такой противный запах нельзя забыть, - сказал Ваамчо.
      Старик тяжело вздохнул.
      Этот мужской разговор проходил мимо ушей женщины. Илинеут занималась своими делами. Она понесла кадку с помоями. Но едва она приоткрыла наружный полог, как порывистый, со свистом ветер вырвал кадку из ее рук. Кадка покатилась от яранги. Старуха бросилась догонять ее и скрылась в темноте.
      В ярангу Илинеут не вернулась. А ветер гудел и рвал крышу. Казалось, поднялся весь снежный пласт.
      Он кружил в воздухе и с шумом проносился к морю. Со стоек сорвало крепко привязанную байдару, и она, переваливаясь по снежным сугробам, покатилась к обрыву.
      ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
      Алитет лежал на пушистых оленьих шкурах после сытного завтрака. Он съел большой кусок моржового недоваренного мяса, ломтиков десять китового жира, напоминавшего шпиг, выпил две большие чашки крепкого чая и почувствовал приятную леность, располагающую ко сну. На его голом животе верхом сидел сын Гой-Гой. Мальчик звонко смеялся, изредка посматривая на мать. Наргинаут разливала крепкий душистый чай "липтон", чтобы подать Корауге, сидевшему в углу жилища. В пологе было душно. Голые темные тела обитателей этой яранги в ярком освещении трех жирников лоснились, словно кожа мокрого моржа.
      Шаман Корауге сидя дремал. Борясь со сном в ожидании чая, он то вздрагивал, пробуждаясь, то снова погружался в дремоту.
      - Чарли быстро-быстро бегает... Чарли - вожак, - говорил Алитет сыну про свою передовую собаку.
      Алитет из лучших чувств к приятелю-американу назвал своего любимого умного пса именем мистера Томсона.
      - Такой собаки ни у кого нет. Только у меня.
      Алитет, надувая живот, поднялся на локтях. Гой-Гой свалился на шкуры, рассмеялся и, как медвежонок, опять полез на отца.
      В полог просунулась голова жены Туматуге.
      - Ты пришла? - приветствовала ее Наргинаут.
      - Да, - ответила женщина. - У нас вышел весь жир. Туматуге лежит больной, а в яранге холодно.
      - Отец, надо призвать духов-исцелителей. Надо помочь Туматуге. Он лучший охотник, - сказал Алитет, глядя на жену Туматуге и подчеркивая заботу о нем, но шаман сидя спал. - Наргинаут, дай ей кусок. Пусть засветит жирник и шьет торбаза и туфли. Придет вторая луна, я поеду к оленеводам и к американу, - сказал Алитет, придвигаясь вместе со шкурой опять к чашке горячего чая. - Только хорошие туфли шей. Сам американ будет носить их.
      Женщина в знак согласия замотала головой и скрылась вслед за Наргинаут.
      Шаман Корауге пробудился и придвинулся к столику.
      - Сколько людей кормлю я! - воскликнул Алитет.
      - Много, - хриплым голосом подтвердил Корауге; он протер оленьей шкурой глаза и стал шумно прихлебывать чай. - Ты, Алитет, слишком щедро помогаешь всем. Запасы надо беречь. На побережье нехватка мяса, запасы большую силу имеют. Особливо в голодное время.
      Вдруг налетел шквал, и яранга Алитета пошатнулась. Все насторожились.
      - Очень сильный, большой ветер. Надо просить духов остановить его. Шаман посмотрел на бубен. - Пусть людишки пойдут на охоту. Они жадны от безделья. Запасы твои сожрут.
      Вошла Наргинаут.
      - Ты понемножку им давай, - распорядился Алитет. - Пусть чаще просят. Так я думаю. Так мне и Чарли говорил. А Ваамчо - больше ни куска. Пусть образумится. Теперь, если и захочет отдать собаку, не возьму. Безумный! И зачем ему одна хорошая собака? Она лишь мучается среди дрянных его собачонок.
      - Сорок три собаки у тебя, Алитет. Зачем тебе собака Ваамчо? У него совсем их мало, - сказала сочувственно Наргинаут и испугалась.
      - Что слышат мои уши? - прошипел шаман. - Или ты каюром стала, что разговариваешь о собаках? Или язык твой научился болтать о мужских делах?
      - Корма много нужно для собак, - тихо проговорила Наргинаут.
      - Корм - не твоих рук забота. Ты забыла, что Алитет убил кита? Все равно мясо идет на сторону. Или тебе надоело кормить моих собак? А? оскалив зубы, спросил Алитет. - Любая женщина с завистью смотрит на обилие твоей работы. Скажи, отец, если ум твой согласен, правильный разговор веду я или нет?
      - Ты сын Корауге. Ты всегда ведешь правильный разговор.
      Довольный похвалой, Алитет улыбнулся. Он провел пальцами по мускулам руки и вдруг неожиданно спросил отца:
      - А почему мне не взять еще одну жену?
      - Нельзя брать вторую жену тому, кто и одну не может снабдить едой. Ты можешь кормить много жен и всех их детей. Ведь ты не слабый человек. Ты кормишь четыре упряжки собак! - гордо сказал шаман, потрясая костлявой рукой.
      Алитет торжествующе посмотрел на жену.
      - А? Наргинаут? Понятный разговор?
      - Твой ум, - покорно ответила она.
      - Ты стала неповоротливой от старости. Ты не успеваешь смотреть за хозяйством.
      И долго говорил Алитет с отцом об умножении богатства своего, о покупке большого стада оленей, о торговле с кочевниками и американами.
      К ночи, когда все собрались спать, шаман взял бубен. Раскатистые звуки бубна зарокотали, зазвенели. Медленно затихал ветер. Шаман речитативом пел:
      Мои людишки много дней не выходили из яранг...
      Моим людишкам надо идти за тюленем...
      Алитет устал помогать им...
      Ветер, остановись!..
      Сам Корауге просит
      - Гыть, гыть! Кайва, кайва!* - поощряя и возбуждая шамана, выкрикивал Алитет.
      _______________
      * Правда, правда!
      Корауге исступленно бил в бубен, истерически кричал, взывая к духам.
      Норд обессилел: он умчался в горы, в глубь чукотских хребтов, но с моря все еще слышался треск неугомонившихся льдов.
      Охотники вылезли из душных пологов и столпились около яранги Вааля.
      - Понесла кадку и... не вернулась, - разводя руками, говорил старик. - Искали ночью.
      Старуху Илинеут нашли утром в торосах у самого обрыва. Она сидела около льдины, уткнув голову в колени. Ваамчо дотронулся до ее плеча, и окоченевшее тело повалилось. В стороне, шагах в десяти, из-под снега виднелся краешек кадки.
      ГЛАВА ПЯТАЯ
      Из-за горных хребтов показался огненно-медный шар луны, быстро поднимаясь по небосводу все выше и выше. Она словно бежала по краю неба. Порой мгла закрывала луну, и тогда ярче светили звезды.
      Тишина. Лишь временами из тундры доносился шум от проходивших стад оленей. Они шли быстро, и пощелкивание копыт заглушало окрики пастухов. Стада прошли на запад, в тундру Рыркаляут, и опять наступил ничем не нарушаемый великий покой.
      Луна поднялась высоко. Яркий свет ее давал возможность охотиться за тюленями, за песцами, общаться с людьми соседних стойбищ. В этом лунном освещении яранги стойбища Энмакай выглядели мрачно. Около крайней, самой большой, яранги Алитета толпились молодые охотники. Несмотря на жестокий мороз, все они были без шапок. Заиндевевшие волосы их блестели серебром. Смуглые лица раскраснелись. Они собрались сюда провожать Алитета. Из полога послышался его зычный окрик:
      - Тумату-уге!
      - Во-оой! - отозвался Туматуге и, несмотря на свою болезнь, сорвался с места и побежал на зов.
      Если бы Алитет приказал ему прыгнуть со скалы, Туматуге, не задумываясь, выполнил бы и это приказание.
      - Чарли передом запряги, а Капэра - в корень!
      - Э-гей! - поспешно ответил Туматуге и бросился к нарте, лежавшей на козлах.
      Парни побежали помогать ему. Это была замечательная нарта. Копылья ее сделаны лучшими мастерами из колымской березы. Нарта выкрашена в ярко-зеленый цвет. В ней не было ни одного гвоздика, ни одного болтика. Все было скреплено прочными, лучшими лахтажьими ремнями. Поэтому она и лежала на козлах, чтобы голодные собаки не вздумали объесть ремни. Каждая вещь в хозяйстве была на своем месте. Алитет любил порядок.
      Нарта стояла уже у входа в ярангу. Туматуге разматывал длинный моржовый ремень-потяг с петлями через каждую маховую сажень. В петли попарно пристегивались собаки.
      Вожак Чарли бежал к нарте, увлекая за собой Туматуге. Крупный серый пес с умной мордой, похожий на матерого волка, сам рвался в запряжку. Туматуге держал пса за алык* и еле поспевал за ним, не в силах сдержать его стремительный бег.
      _______________
      * Собачья упряжь.
      Чарли добежал до конца вытянутого потяга, сам остановился и присел на задние лапы. Длинный красный язык его высовывался из пасти, глаза возбужденно горели. Собака знала свое место и, поскуливая, нетерпеливо смотрела на Туматуге.
      Другие парни вели остальных собак. Псы рвались вперед. Сытые, они стремились в упряжку. Им хотелось пробежаться. Чарли лег на снег и, перевернувшись на спину, стал валяться, болтая в воздухе лапами. Словно по команде, и все другие собаки последовали его примеру.
      Туматуге подбежал к пологу.
      - Алитет! - крикнул он. - Собаки валяются в снегу. Пурга будет.
      - Пускай будет, - недовольно пробурчал Алитет.
      Он не торопясь допивал последнюю кружку чаю. И едва Алитет показался, псы вскочили, готовые ринуться в путь. Чарли завыл.
      Алитет ответил на приветствие парней, тщательно осмотрел упряжку и недовольно поправил алыки трем собакам.
      - Подбрюшник! - крикнул он жене.
      Наргинаут побежала в ярангу и принесла оленью шкурку с завязками на концах.
      - Шерсти мало на боках Чарли. Может обморозить. Придется в дороге подвязать, - сказал Алитет.
      Собаки зорко следили за каждым его движением.
      Алитет перевернул нарту вверх полозьями.
      - Шероховатые. Повойдать надо!
      Чувствуя за собой большую провинность, Туматуге переменился в лице: как он сам не догадался повойдать? Со всех ног он бросился в ярангу и мигом притащил чайник с водой. Торопливо смочив небольшой кусочек шкуры белого медведя, он протер полозья. На полозьях образовалась тончайшая ледяная корочка.
      Алитет глянул и сказал:
      - Толсто. Тоньше надо. На ухабах осыплется.
      Туматуге выхватил нож и быстро соскоблил ледяную корочку до самого дерева.
      Алитет взял кусочек медвежьей шкуры и сам пробежал вдоль опрокинутой нарты, на бегу протирая полозья.
      - Вот как надо!
      Туматуге вылил остатки воды в бутылку и, заглаживая свою вину, угоднически передал ее Алитету.
      Засунув бутылку за пазуху, Алитет сел на нарту. Собаки встрепенулись.
      - Эгей! - крикнул Алитет, и упряжка, рванув нарту, помчалась вниз по склону.
      Парни с завистью смотрели вслед быстро удаляющемуся Алитету.
      Было на что посмотреть! Ради этого можно обморозить даже уши.
      Алитет покупал собак у колымских каюров и платил за каждую по восемь и более песцов. На всем побережье не было лучшей упряжки. Кроме Алитета, никто не мог покупать таких собак. Он вел торговые дел а с кочевниками, каждую зиму он возил им моржовые кожи, ремни, обувь для пастухов. Он возил им товары из пушной фактории мистера Томсона и каждую зиму привозил из тундры множество лисьих и песцовых шкурок.
      Когда же случалось охотнику вырастить хорошую собаку, она обязательно попадала к Алитету. Хорошую собаку нельзя было не уступить ему - все равно отнимет. Алитет любил отборных и рослых собак с крупным шагом. Собаки должны быть все ровные, чтобы они бежали след в след. На таких собаках не страшно ездить и в пургу.
      Задрав морды, собаки ловили запахи зверей и мчались играя. Алитет был хорошо настроен. Всегда, когда он ехал к Чарли торговать, он чувствовал себя по-праздничному.
      ГЛАВА ШЕСТАЯ
      Под склоном горы, на крутом, обрывистом берегу расположилось стойбище Лорен. Беспорядочно стояли здесь яранги. Одни - большие, куполообразные, крытые парусиной, другие - маленькие, с крышей из моржовых шкур. На окраине этого разбросанного стойбища стояли конусообразные яранги, заплатанные мешковиной, старой моржовой шкурой и кусками тюленьей кожи. В них жили охотники, которые никогда не наедались так, чтобы чувствовать легкую усталость и приятную леность, располагающую ко сну.
      Хороших шкур не хватало. Каждый раз после моржового промысла охотники отдавали шкуры хозяину, владельцу байдары. Часть шкур вместе с мясом шла на еду. Зимой никакая одежда не согреет человека, если в желудок не натолкаешь моржового мяса.
      За обрывом начинался низкий берег, засыпанный морской галькой и снегом. Здесь, почти у самого берега моря, в стороне от яранг стояла совсем необычная для этих мест постройка. Крыша и стены ее были из гофрированного оцинкованного железа. Этот железный дом принадлежал Чарльзу Томсону.
      Чарли - как велел называть себя туземцам мистер Томсон - прожил здесь безвыездно более двадцати лет. Странная судьба занесла его в этот отдаленный чужой край. Еще молодым человеком в погоне за золотом он прибыл на Аляску.
      На Аляске золото кружило всем голову, вскружило оно и ему. Среди золотоискателей ходила легенда о золотом человеке. Голова этого человека лежала на Аляске, шея проходила по дну Берингова пролива, туловище раскинулось на Чукотском полуострове, а ноги протянулись по берегам Охотского моря.
      После того как налетевшие на Аляску чуть не со всего света авантюристы выдолбили всю золотую голову, Чарльз Томсон перебрался через Берингов пролив на малоизвестную Чукотку. По слухам, здесь было так же много золота, как и на Аляске.
      Когда Чарльз Томсон впервые вступил на чукотскую землю, все его имущество состояло из кайлы и некоторых карманных приборов, необходимых золотоискателю. Чарльз Томсон хорошо знал, что золото даст ему возможность выбиться в деловые люди.
      Но кайлить и промывать породу в пустынных холодных тундрах одному было очень трудно. Он знал, что жизнь одиночки-золотоискателя - сплошной риск. Завтра можно чертовски разбогатеть или сдохнуть с голоду, уподобясь старому голодному зверю.
      Обосновавшись в стойбище Лорен, мистер Томсон очень скоро сделал одно чрезвычайно важное открытие, которое коренным образом изменило весь план его дальнейшей жизни; он увидел, как золото в виде дорогих мехов лилось в руки контрабандистов. Ничто не вызывало сомнений в выгодности этого, по его мнению, благородного занятия.
      Контрабандисты предложили ему быть их агентом. Без единого цента, на основе простого джентльменского соглашения, он получил от них много товаров. Вскоре мистер Томсон женился на чукчанке и начал оседлую деловую жизнь в стойбище Лорен.
      В следующее лето контрабандная шхуна не пришла. По слухам, она налетела в тумане на банку*, затонула, погибли и джентльмены, заключившие устный контракт с мистером Томсоном.
      _______________
      * Подводный камень.
      С этого счастливого времени мистер Томсон стал владельцем собственного счета в вашингтонском Докстер Хоттон, национальном банке. Его первый солидный вклад за проданные меха остался памятным ему на всю жизнь.
      С тех пор прошло много времени, и та кайла, с которой он прибыл на Чукотку, теперь хранится на полке его магазина как талисман, приведший мистера Томсона в столь благодатный край.
      Чарльз Томсон был уже достаточно богат и вел дела, по его собственному мнению, уже не с контрабандистами, а с настоящей безупречной торговой фирмой.
      Каждое лето к нему из Америки приходила шхуна с товарами. Несколько дней подряд охотники, не разгибаясь, таскали с судна на берег разные грузы. Грузы долго лежали на берегу без охраны, и никогда еще не пропадал у мистера Томсона ни один кирпич чаю, ни один кусок сахару, ни одна плитка табаку. Здесь, на этих берегах, жил народ удивительной честности. Несмотря на огромную нужду в товарах, никому не приходила в голову мысль обворовать Чарли. А когда шхуна уходила, грузы перетаскивались в склады, не под замок, а просто для того, чтобы на товары не лил дождь, не сыпал снег, не развевал их ветер.
      Каждое лето капитан шхуны вручал мистеру Томсону извещение, что на его текущий счет за прошлогоднюю пушнину зачислено десять - пятнадцать тысяч долларов. В долгие зимние ночи под вой пурги мистер Томсон с наслаждением пересматривал банковские бумаги.
      Наглядевшись на них, он бережно укладывал бумаги в ящик с ценностями. Вклад был настолько велик, что одни проценты с него могли обеспечить дальнейшую жизнь. Двадцать лет назад он и не помышлял о таком счете. Мистер Томсон уже думал покинуть эту страну. Но желание заработать еще лишний десяток тысяч долларов из года в год отодвигало этот отъезд.
      "И в самом деле, зачем мне уезжать отсюда? В этой стране, - думал мистер Томсон, - я, как представитель цивилизованного мира, на особом положении, как губернатор колонии. Уехать в Америку? Зачем? Чтоб потеряться в потоке миллионов не особенно счастливых людей? Нет! Я останусь еще на год".
      Вокруг железного дома мистера Томсона стояло на приколе десятка полтора нарт. Псы лежали, развалившись после длительного пути. Охотники толпились около своих нарт и Делились всевозможными новостями. Внимание всех охотников, привлек парень Айе из Янракенота. В его калаузе* лежала шкурка редкого зверя - черно-бурой лисицы. Всех удивляло: почему Айе весел? Ведь, по приметам, добыча такого зверя предвещает близкое несчастье. Молод он еще. Не понимает.
      _______________
      * Мешок из тюленьей кожи.
      Но Айе отлично знал все приметы. Он умышленно умолчал о второй чернобурке, которая также лежала в его калаузе, а пойманные сразу две черно-бурые лисицы, наоборот, приносят счастье. Поэтому и не печалился Айе.
      Да и вообще перед торгом не мешает иногда прикинуться простачком, мало что понимающим в жизни. Любопытно посмотреть, как люди жалеют человека.
      Охотники ждали сегодня хорошей торговли. Торг откроет Айе. Чарли так обрадуется редкому зверьку, что у него будет дергаться красный нос.
      Высокого роста, черноглазый, с пробивающимися усиками, Айе держался не по летам важно. Не всякий же может принести Чарли Красному Носу чернобурую лисицу! Айе даже сел на видное место, когда перед торгом в сенках железного дома Чарли стал угощать людей.
      Гостеприимный, радушный американец никому не отказывал в чашке крепкого чая с содовой галетой. Он угощал даже и тех охотников, которые приезжали сюда ради любопытства: поглазеть, как торгуют люди. Во всем этом был для мистера Томсона большой коммерческий смысл.
      И часто за десятки, за сотни километров охотники приежали в железный дом Чарли, чтобы попить чаю и посмотреть на товары.