Вспомнив советы мистера Саймонса и договоренность с Алитетом, чтобы тот на своем вельботе в туман отвез его на Аляску, мистер Томсон довольно улыбнулся. И теперь, после получения письма Лося, он особенно нетерпеливо поджидал своего торгового друга Алитета. Рультына заметила волнение мужа и начала подозревать, что Чарли задумал что-то нехорошее.
      Встретив у склада Рультыну, он заговорил с ней мягко и почти ласково, что еще в большей степени ее насторожило:
      - Рультына, шхуны перестали приходить ко мне. Торговать русские запретили, а продукты ведь нужны. Придется самому съездить в Америку. Без продуктов человеку жить нельзя.
      - Ты сам знаешь, Чарли, что тебе нужно делать, - покорно сказала Рультына.
      Мистер Томсон хотел было уже сказать Рультыне о том, что он возьмет с собой Бэна и покажет ему Америку, но в самый последний момент воздержался.
      Он зашел в склад, осмотрел упакованную в брезентовые мешки пушнину, окованный железом старинный сундук, где хранились банковские бумаги и доллары. Он сел на этот сундук, закурил трубку и подумал: "Вся моя жизнь в этом сундуке. Она прошла недаром. Все-таки я создал подходящий капиталец. Теперь только уехать и спасти от русских последнюю партию пушнины".
      Вдруг он услышал крик мальчишек:
      - Алитет! Алитет!
      Мистер Томсон выбежал из склада и увидел на горизонте парусный вельбот, а затем услышал стук мотора. Под двойной тягой вельбот приближался к стойбищу Лорен.
      Он поспешил в свою комнату и опустился в качалку.
      - Рультына, пошли ко мне детей! - крикнул он.
      Маленькая комната заполнилась детьми. В своих меховых одеждах они робко толпились вокруг сидевшего в качалке отца.
      - Ближе подходите, ближе! Подойди ближе, Бэн.
      Он обнял детей и сказал:
      - Я ненадолго поеду в Америку. Пусть каждый из вас скажет, что привезти в подарок. Просите много, и я все привезу.
      - Серы жевательной привези, Чарли, - сказала бойкая, смуглая, раскосая Берта.
      - Хорошо, хорошо, я привезу тебе целый ящик жевательной серы. Ну, а что же привезти другим? Тебе, Бэн, что привезти?
      Бэн молчал.
      - Ты ничего не хочешь, Бэн?
      - Привези мне маленькое ружье. Легкое. Я буду сторожить с берега тюленя. Говорят, когда сам убьешь тюленя, очень вкусное мясо бывает.
      Мистер Томсон тяжело вздохнул и почти шепотом сказал:
      - Хорошо, хорошо, Бэн! Я обязательно привезу тебе такое ружье.
      Рультына стояла за дверью и слушала разговор отца с детьми. Чарли хорошо разговаривал со всеми детьми, без разбора. Этого еще никогда не было с ним.
      Нахлынул туман, и полуночное солнце утонуло. Вельбот Алитета подошел к берегу, побежали ребятишки. Торопливо зашагал и мистер Томсон. Он приветливо поздоровался с Алитетом.
      - Я давно поджидаю тебя, Алитет. У меня уже все готово. Скажи людям, чтобы они взяли на вельбот мешки с пушниной и сундук. Там, в складе.
      Мистер Томсон посмотрел на факторию и, секунду подумав, направился к мистеру Саймонсу. Как давно он не заходил к нему!
      Он тихо вошел в комнату Саймоиса.
      - А-а! Мистер Томсон! Очень рад.
      - Вы извините меня, мистер Саймонс. Может быть, я что-нибудь плохое сделал вам, - смущенно начал он.
      - Ноу, мистер Томсон! Что вы?
      - Мистер Саймонс! Я решил воспользоваться вашим добрым советом, о котором вы мне когда-то говорили. Уезжаю, мистер Саймонс. Не поминайте лихом старика. Я навсегда покидаю этот край.
      - Очень хорошо, мистер Томсон! Я желаю вам счастья. Когда вы думаете ехать?
      - Сейчас, сию минуту, сию секунду. Гуд бай, мистер Саймонс. - И, тряся его руку, шепотом добавил: - Вельбот Алитета никто здесь не может догнать, - намекая на возможную погоню Лося.
      - Подождите, подождите! Я пойду проводить вас.
      - Благодарю вас. Не нужно. Очень вас прошу!
      И мистер Томсон быстро зашагал к берегу. Он пересчитал в вельботе мешки с пушниной, взглянул на кованый сундук и тревожно спросил:
      - А где же Бэн? Где он?
      - Ты забыл свои перчатки. Он побежал за ними, - ответила Рультына.
      Гребцы уже сидели в вельботе, Алитет на корме у руля, и только мистер Томсон все еще стоял на берегу, с нетерпением поджидая Бэна.
      - А ты правду говоришь, что он убежал за перчатками?
      - Ты же знаешь, я всегда говорю правду, - ответила Рультына.
      Бэн подбежал и подал отцу перчатки. Надев их, Чарли занес было ногу в вельбот, но сейчас же опустил ее на берег. Он посмотрел на Бэна и спросил:
      - Бэн, хочешь посмотреть моржовую охоту?
      У мальчика загорелись глаза.
      И, не дождавшись ответа, мистер Томсон подхватил Бэна и опустил его в вельбот. Оттолкнув вельбот, он вскочил в него и сам.
      - Чарли, у Бэна торбаза не дорожные! - закричала Рультына.
      Но вельбот уже отчалил от берега. Бэн стоял в вельботе и, махая рукой, кричал:
      - Рультына, мои торбаза еще хороши! Я привезу тебе свежую печенку!
      - Туматуге, парус поднимай! - крикнул Алитет.
      Вельбот быстро скрылся в тумане.
      Рультына стояла на берегу. Страх за сына охватил се. "Увез Чарли Бэна. Наверное, совсем увез. Больше никогда не увидят его мои глаза. Жалко Бэна. Очень жалко!.." И Рультына закричала во весь голос:
      - Бэн! Бэн!
      Потом она опустилась на гальку и долго глядела в море, закрытое туманом. Сидя здесь, на берегу моря, она вспоминала всю свою долгую жизнь. Она считала себя несчастной. Она никогда не разговаривала с Чарли, как разговаривают все женщины со своими мужьями. Это очень трудно - жить с белым человеком. А вот теперь она вернется домой и поговорит с детьми полным голосом, а не шепотом, как всегда. От шепота горло испортилось. Она вглядывалась в туманную даль. Ей хотелось еще раз увидеть вельбот. Ведь там Бэн! Слезы застилали глаза. Она долго не уходила с берега, надеясь, что туман вот-вот разойдется. Кругом никого уже не было. Где-то вдали раздались ружейные выстрелы. Люди скоро привезут душистое, свежее мясо. Будет праздник моржа.
      К Рультыне подбежала Берта и шепотом стала звать ее домой.
      - Берта, надо говорить громко, - сказала ей мать.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
      Вельбот шел в тумане курсом 35° норд-ост, заданным мистером Томсоном. Алитет смотрел в упор на компас и держал руль. Изредка стали попадаться отдельно плавающие льдины.
      Мистер Томсон сидел на кованом сундуке. Одной рукой он прижал к себе Бэна, словно боясь, как бы тот не вырвался и не убежал. Он молча посматривал в сторону берега, где провел безвыездно полжизни, но берег был скрыт туманом. Все-таки ему не очень хотелось расставаться с этим краем.
      Теперь Чарльз Томсон направлялся в страну цивилизации. Как-то он приспособится к этой шумной и быстрой жизни? И мистеру Томсону вдруг стало страшно. Страшно настолько, что, если бы на берегу не было власти мистера Лося, он незамедлительно приказал бы повернуть вельбот. Он посмотрел на свой сундук и шепнул Бэну:
      - В нем вся наша жизнь, Бэн. Мы с тобой будем достаточно обеспеченными людьми. Для того чтобы сохранить капитал, мы откроем маленькое дело. Мы с тобой ни в чем не будем нуждаться.
      Но Бэн не слушал отца. Он зорко всматривался в поверхность воды, где изредка всплывали тюлени.
      Мистер Томсон перелез к Алитету на корму.
      - Теперь русскэ долго ходить не будет. Ошибся немного я. Камни проехал, упал на ровный снег, - сказал Алитет, наклоняясь к самому уху Чарли.
      - Ты молодец, Алитет! - похвалил его мистер Томсон и, глядя на грузы, спросил: - В твоих мешках много хвостов?
      - В каждом по сто, а их восемь. Да еще в камнях припрятаны, некогда было заезжать за ними - торопился к тебе.
      - Алитет, я не вернусь сюда для зимней торговли. На берегу мне будут мешать русские. Ведь они живые все-таки остались. Я буду летом привозить товары на шхуне.
      - Очень хорошо! - обрадовался Алитет. - Только ты не приставай к стойбищу Энмакай. Ты приставай к ущелью Птичий Клюв. Там никто не живет и никто не увидит. Я летом буду тебя там ждать.
      Вельбот шел плавно, лавируя между льдинами. Наступило уже утро, кое-где солнечные лучи пробивали туман. Алитету хотелось поскорее посмотреть на очертания берега. Компас - хорошо, а все-таки не мешает посмотреть и на горы.
      - Стой, стой! - вдруг сильным шепотом остановил Алитет гребцов. Смотри, смотри, Чарли, морж лежит на льдине!
      Мистер Томсон вскинул бинокль и, повернувшись к Алитету, сказал:
      - Большой морж! Огромные бивни! Я хочу, Алитет, взять на память его череп вместе с бивнями. Надо убить его.
      - Это хищный морж. Когда он был детенышем и плавал на спине самки, наверное, ее убили, а он остался один. Такой морж разгоняет от берега нерпу. Сейчас мы его убьем.
      Вельбот тихо подплывал к спящему моржу. У охотников горели глаза. Туматуге положил свое весло, взял ружье и полез на нос вельбота. Алитет приготовил гарпун и воздушный пузырь.
      Бэн, затаив дыхание, следил за моржом. У Бэна блестели глаза. Он впервые будет смотреть на моржовую охоту. Но Бэн уже знает, что наповал нельзя убивать моржа: соскользнет со льдины и утонет. Надо сначала ранить его, загарпунить, а потом уже убить в голову. Наверное, сейчас Туматуге начнет стрелять в ласты или в шею. Мальчик сгорал от любопытства.
      Весла бесшумно двигали вельбот. Лишь слышно было, как с весел падали в море капли.
      Раздался выстрел. Морж поднял свои огромные бивни, мотнул головой, и не успел Алитет метнуть в него гарпун, как в один миг зверь свалился в море.
      С напряжением все смотрели по сторонам, чтобы подсказать стрелку, в какой стороне вынырнет морж. Он долго не показывался на поверхность воды.
      И вдруг - страшный удар по дну вельбота. Три доски вылетели за борт, в вельботе показались на мгновение бивни. В пробоину хлынула вода. Люди закричали, спешно затыкая пробоину своими кухлянками. В это время вдоль борта показалась голова моржа. Морж брызгал кровью и рычал, закрыв глаза. Он опустил бивни на борт, словно взбираясь на льдину. Туматуге выстрелил в упор, и в тот же миг под тяжестью огромной туши вельбот перевернулся.
      Мистер Томсон, фыркая, как морж, плыл к ближайшей льдине. Он быстро достиг ее и, ломая ногти, вылез на лед, без очков, бледный, с него ручьями стекала вода.
      - Боже мой! - проговорил он вслух. - Бэн, Бэн!
      - Чарли! - услышал он крик.
      Томсон вздрогнул и напряженно посмотрел в сторону, где затонул вельбот.
      На поверхности воды, словно поплавок, торчала голова Алитета. Он крепко держался за воздушный пузырь и будто стоял по шею в воде.
      - Алитет! Плыви к льдине! Работай рукой, как веслом! - крикнул Чарли.
      Алитет послушно замахал рукой и вскоре пристал к другой ближайшей льдине. Взобравшись на нее, он быстро стал раздеваться.
      - Чарли! Снимай одежду, стряхни воду. Не стряхнешь - худо будет! кричал Алитет.
      Мистер Томсон стоял, стуча зубами, и только повторял:
      - Боже мой, боже мой!
      - Матерчатые рубашки сбрось, они долго не сохнут! - кричал Алитет. Он стоял уже голый на торбазах и изо всей силы встряхивал свои меховые одежды.
      - Боже мой! Сундук пошел на дно и Бэн погиб! - проговорил мистер Томсон.
      А льдины медленно расходились в разные стороны. Алитет натянул на руку кухлянку и хотел воспользоваться ею, как парусом, но ветра не было. Морские течения разносили плавающие льды.
      Недалеко от льдины плыл бочонок с пресной водой. Он плыл быстрее льдины.
      Алитет заметил его и крикнул:
      - Чарли, смотри, бочонок с водой! Следи за ним!
      Бочонок проплыл совсем близко.
      Проплыли мешки с пушниной.
      Сквозь влажный белый туман с трудом пробивались лучи солнца, и к полудню мистер Томсон потерял Алитета из виду.
      От сырой одежды охватил озноб. Томсон принялся шагать по льдине. К вечеру его бросило в жар. Мучила жажда. Он взял кусок льда, положил в рот, но сейчас же выплюнул: противный сладко-соленый вкус вызывал тошноту. Обессиленный, Томсон прилег на торос, приложив кусок льда ко лбу.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
      Лось не выходил из ревкома. С костылем он передвигался от кровати к столу и от стола к кровати. Досадно быть прикованным к дому, но что же делать?
      С тех пор как они вернулись на берег из-под обрыва вместе с Яраком и Айе, Мэри была зачислена сторожихой в ревком. Она навела в помещении порядок и старательно поддерживала его.
      Мэри приходила в ревком утром и уходила поздно вечером. Работы было немного, и время уходило главным образом на изучение русского языка и грамоты.
      Лишенный возможности отлучаться из дому, Лось с удовольствием взял на себя обязанности ее учителя. Обычно Лось лежал на кровати, а Мэри, присев на кол, застланный оленьими шкурами, раскладывала на скамейке бумагу и старательно выводила крючки-буквы, из которых будто бы состоит разговор человека. Она словно вышивала на этой бумаге, как на коже оленьими ворсинками.
      - Очень хорошо, Мэри! - хвалил Лось. - Если и дальше так пойдет, мы скоро освоим эту премудрость. А может быть, надоело тебе, Мэри, учиться?
      - Нет, нет! Это очень интересно, - живо возражала она.
      - Мэри! Отец твой никогда не пробовал учить тебя грамоте?
      - Нет. Он говорил, что грамота нужна только белым людям. А я ведь только наполовину белая.
      И странным казалось это Лосю. Помолчав немного, он сказал:
      - Да, но ты же дочь его?
      Мэри промолчала.
      - Наверное, в это лето отец твой уедет совсем в Америку.
      - Пусть, - равнодушно ответила Мэри.
      - А ты не хотела бы с ним вместе поехать?
      - Нет. Я никуда не поеду от Ярака. У нас будет маленький ребенок. Мы будем жить здесь. Пусть Чарли уезжает.
      Она встала и прошла в своих мягких вышитых торбазах к камбузу. Длинные черные косы качались на ее спине. Ситцевое платье облегало ее талию. Лось посмотрел ей вслед и вспомнил свою Наташу. Ему представилось, что она уже здесь и хозяйничает не Мэри, а Наташа. Наверное, она приедет с первым пароходом... Не узнает, пожалуй, с такой бородищей...
      Лось задумался, теребя свою бороду.
      "Придет пароход, люди будут шарахаться от меня", - подумал он.
      - Мэри, дай мне, пожалуйста, зеркало.
      Лось посмотрел на себя и попросил ножницы. Он решительно отхватил бороду, бросил на пол.
      Изумленная Мэри стояла с полуоткрытым ртом.
      - Лось!.. Ты что делаешь? - испуганно прошептала она.
      Лось улыбнулся, лукаво кивнул Мэри и взял бритву и мыло.
      - Ты хочешь лицо сделать чистым? - спросила Мэри.
      - Да.
      - Я умею это делать. Меня Чарли заставлял. Хочешь, я это сделаю?
      И Мэри побрила его.
      Лось обтерся одеколоном, взглянул на себя в зеркало, рассмеялся и спросил:
      - Ну как, Мэри?
      - Лось, да ты мальчиком стал. И совсем ты не страшный теперь. Люди перестанут тебя бояться. - И Мэри громко и звонко расхохоталась.
      - А мне, Мэри, и не нужно, чтобы меня люди боялись. Вот десны и ноги пухнут - это нехорошо. Движения мало. Боюсь, не заболеть бы цингой.
      - Лось, я слышала разговор от людей о твоих ногах. Утром люди говорили. Если опухоль появится, надо есть сырое тюленье мясо, - сказала Мэри.
      В комнату вошел старик Ильич, бывший Умкатаген.
      - Где Лось? - спросил он Мэри.
      - Вон сидит, - показала она.
      Старик посмотрел на Лося, потом опять повернулся к Мэри и нравоучительно сказал:
      - Я не так молод, чтобы заводить со мной шутки. Я пришел по важному делу. Если тебе по молодости требуется шутить, поищи, Мэри, другого человека, помоложе.
      - Ильич, я тебе правду говорю, я совсем не шучу, - смутившись, сказала Мэри.
      Лось, приняв серьезный вид, сказал:
      - Мэри правду говорит, Ильич. Вот я и есть Лось. Ты меня не узнал, потому что я бороду состриг.
      Старик внимательно посмотрел на него.
      - А пожалуй, и вправду ты - Лось, - обрадованно проговорил Ильич.
      Старику понравилось, что Лось изменил свой вид. Он решил, что Лось человек с головой и очень разумно поступил, чтобы запутать следы злым духам при своей болезни. Теперь самые коварные духи легко спутают его с другим человеком.
      Старик сел на краешек табуретки, вынул кусок тюленьего мяса и сказал:
      - Слышал я, ноги у тебя пухнут. Надо вот это мясо поесть. С охоты приеду - привезу свежего. Сейчас идет собрание людей, разговаривают о промысле на моржей. Там с людьми и Андрей. Я в свою артель взял Ярака и Айе. Очень сильные парни. Охота будет хорошая. На, забери это мясо пока.
      Лось привстал на одну ногу и, странное дело, почувствовал, как к горлу подступил комок. Он с силой глотнул и, волнуясь, сказал:
      - Спасибо тебе, Ильич!
      - Ну, я пойду. Надо спешить. Ждать меня будут.
      И старик ушел.
      ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
      На берегу царило большое оживление. На байдары тащили гарпуны, воздушные пузыри, ружья, бочонки пресной воды. Воздух оглашался криками. Люди спешили выходить на охоту.
      Ильич уже сидел на корме, и в байдару прыгали охотники: сын Эрмен, Ярак, Айе и еще четыре парня. Старик улыбался. Еще бы, подобрались такие здоровые охотники! С ними без ветра байдара быстро пойдет. С такими парнями можно охотиться!
      Ярак и Айе, соскучившиеся по береговой жизни, теперь с радостью взялись за весла. Вот это - настоящая жизнь! Не то что бегать за оленями в горах.
      - Где же Андрей? - спросил старик.
      - Вон, бежит с примусом, - сказал Эрмен.
      Охотники любили брать с собой Жукова. Он помогал им носить тяжести, вытаскивать байдару на берег, но самое главное - они любили его за рассказы. Несмотря на свою молодость, Андрей, по мнению охотников, мог состязаться в рассказах с любым древним стариком, так много знал он забавных историй. Особенно восторгались охотники, когда Андрей рассказывал о русских докторах, которые разрезают живому человеку живот, копаются в нем, как в брюхе моржа, "вырезают" там разные болезни, потом живот зашивают иголкой, и человек ходит как здоровый.
      Конечно, в это поверить нельзя, но все-таки интересно.
      Андрей прыгнул в байдару, и она тотчас отвалила от берега. Вскоре гребцы посбрасывали с себя одежды и, полуголые, с азартом навалились на весла. Заскрипели в ременнык уключинах весла, и старик, сидя на руле, изредка выкрикивал:
      - Ага-га! Ага-га!
      И тогда байдара еще быстрее шла по морской глади. Другие байдары далеко отстали.
      Ильич зорко всматривался вперед. Охотники верили в своего рулевого: они знали, что старик не заставит зря работать, он обязательно приведет их к моржам. Ильич был опытным зверобоем.
      Байдара вошла в разреженные льды. Старик велел остановиться, вылезти на лед и посмотреть, что делается вокруг. В стороне охотники заметили на льдине что-то желтое. Они сообщили об этом старику, и байдара сейчас же двинулась в том направлении.
      Старик вылез на льдину, тщательно осмотрел ее и сказал:
      - Здесь лежали моржи. Вчера лежали. Два моржа: самка и самец.
      В полдень байдара натолкнулась на моржей. На льдине мирно дремали два крупных зверя.
      Раздался выстрел, вслед за ним полетел гарпун, и воздушный поплавок, увлекаемый моржом, скрылся в воде.
      Вскоре морж, раненный в шею, где у него расположены мешки с запасом воздуха, вынырнул, окрасив кровью воду.
      Раздались еще три выстрела. Морж повис на поплавке.
      - Готов! - крикнул старик.
      Охотники вытащили его на льдину и с сияющими лицами принялись точить свои ножи о каменные бруски.
      - Андрей, пока они разделывают моржа, ты заводи примус. Чай будем пить, - сказал Ильич.
      Морж был разделан так быстро, что чайник не успел закипеть. Охотники сложили мясо в байдару, вымыли руки и, довольные удачным началом, принялись пить чай.
      - Скорей пейте! - торопил старик. - Надо искать второго моржа, самца, он далеко не уйдет.
      И снова заскрипели уключины.
      - Ярак, ты положи весла, смотри кругом. У тебя глаза помоложе, распорядился старик.
      Байдара, лавируя между льдинами, уходила все дальше и дальше в море.
      К вечеру Ярак всполошился и тихо предупредил:
      - Морж, морж!
      Айе и Эрмен схватились за ружья и прошли на нос. Андрей в бинокль разглядывал добычу. И в тот момент, когда охотники готовились уже выстрелить, Андрей закричал:
      - Стойте! Это человек!
      Охотники опустили ружья, гребцы - весла.
      На льдине лежал мистер Томсон. Лицо его горело, он тяжело дышал. Открыв глаза, он хотел подняться, но силы оставили его.
      - Пить, - прошептал он.
      Андрей взял его руку, нащупывая пульс.
      - Все утонули, - проговорил мистер Томсон.
      - Ярак, надо его переодеть. Видишь, совсем у него сырая спина, сказал Андрей.
      Чарльза Томсона переодели в сухое, уложили в байдару. Он бредил.
      Байдара шла быстро. Мистер Томсон неподвижно лежал на кусках моржового мяса, прикрытый шкурой.
      Андрей положил ему руку на лоб, приложил ухо к сердцу и, послушав, сказал:
      - Умер... Давай к берегу.
      - Охотники не пошевелились, молчал и старик Ильич. Не полагалось везти труп на байдаре. Надо его опустить в море.
      - Старик! Чарли - белый человек. Его надо доставить на берег. Плохого от этого ничего не будет. Едем! - настаивал Андрей.
      И старик взялся за руль.
      Весть о смерти Чарли быстро разнеслась по стойбищу. Вокруг толпились люди.
      Мэри молча смотрела на труп человека, который был ее отцом. Она вспомнила почему-то, как Чарли тащил Ярака за ногу и сильно ругался. А теперь он лежит вот совсем бледный, без стекляшек на лице. И Мэри вдруг стало страшно. Она отошла в сторону и, подойдя к Ильичу, сказала:
      - Надо похоронить поскорей его.
      - На нашем кладбище нельзя. Надо его отвезти в Лорен, где он постоянно жил, - сказал старик.
      Когда труп был доставлен туда, где мистер Томсон прожил более двадцати лет, на берег прибежала Рультына. Она с ужасом посмотрела на Чарли и, отойдя в сторону, где стояли Мэри с Яраком, тихо спросила:
      - Мэри, а Бэн где?
      - Не знаю.
      - Ярак, где Бэн?
      - Утонул он. Все утонули.
      Рультына опустилась на гальку. Ноги перестали держать ее. Подошел Саймонс. Он посмотрел на мистера Томсона. Чарли лежал в чукотской одежде.
      Рультына встала. Она подошла к Мэри и сказала:
      - Надо ему сшить новую кухлянку и отвезти в камни, на кладбище.
      - Рультына, пусть его хоронит Сайм по-своему, по-американски. Не надо его отвозить на наше кладбище. Чарли не был настоящим человеком, - с грустью ответила Мэри.
      К Н И Г А В Т О Р А Я
      ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
      ГЛАВА ПЕРВАЯ
      В безоблачном иссиня-черном небе бродит круглосуточное солнце, ярко освещая приморский берег и темно-зеленую ширь океана. Ни одной льдинки на море, ни одной тучки на небе. Кажется, и солнцу одному скучно бродить в небесных просторах.
      В ложбинках уже зазеленела трава, запестрели цветы. Они выскочили тут же, как только сошел снег, точно торопясь жить в этой стране с коротким полярным летом. Даже зверь не топчет их, обходя разноцветный ковер по его кромке.
      Красные, голубые, желтые, на тонких стебельках, они словно прислушиваются нежными, прозрачными лепестками к струящимся потокам теплого воздуха. Будто настороженно, они следят за солнцем и, как только оно опустится к горизонту и охладится воздух, быстро закрывают свои лепестки.
      И сразу в ложбине гаснет разноцветный ковер.
      Около яранг дремлют собаки, изредка лениво открывая глаза. Они уже не возят груженые нарты и, развалившись на пригретой солнцем морской гальке, целыми днями лежат вытянувшись, а не сжавшись в комок, как зимой. Они набираются сил для зимней работы.
      И море в эту утреннюю пору словно разлепилось. Оно еле-еле колышется, нежно облизывая наносный галечный берег.
      Тыгрена сидит на берегу моря и, веселя своего сына Айвама, бросает в воду камешки. Сегодня так не хочется шить торбаза пастухам.
      Тыгрена одернула цветное ситцевое платье и улыбнулась. В черных глазах ее блеснул огонек. Небрежно откинув косы за спину, она подумала: "А как противно было надевать это матерчатое платье!"
      Разглядывая цветочки на нем, она вспомнила Алитета - и сразу погасла улыбка, уступив место тревоге и страху: так гаснет цветок, почувствовав холодное дыхание ночи.
      Алитет уехал на пять дней. Но прошло уже больше двадцати, а его все нет и нет. Все-таки лучше жить, когда не видишь его злых глаз.
      Айвам уже научился ходить и звонко смеяться. На нем пыжиковая с капюшоном, отделанным росомахой, кухлянка, красивые маленькие торбаза, вышитые разноцветными оленьими ворсинками. Он с любопытством смотрит на море, на мать, на все, что видит вокруг. Айвам тоже весел.
      Тыгрена, любуясь им, следит за каждым его движением, за каждым вздохом, за каждым взглядом его черных глаз. И ею овладевает великое чувство радости. В порыве нежности она хватает своего Айвама, высоко поднимает его, потом, прижав к себе, целует.
      Она держит его в своих сильных руках и говорит:
      - Айвам, это море! Ты будешь великим ловцом! Я сама научу тебя ловкости. Ты станешь настоящим человеком.
      Глядя на море - источник жизни, Тыгрена опять вспомнила Алитета.
      "Всегда так, - с досадой подумала она, - дома нет его, а в голову все-таки лезет".
      И беспокойные думы потянулись одна за другой, как морские волны.
      "Опять скоро вернется. Хорошо, что недолго будет в стойбище. Живет в дороге. Луна из маленькой сделалась большой, а он все ездит и ездит. Пусть. Пусть долго не приезжает".
      Удивительная пора стоит на Севере в это время! Земля так залита солнцем - глазам больно. Оно щедро посылает свои длинные лучи на землю, радуя человека. Но будто и этого недостаточно: из-за гор поднимается луна. Полная, огненно-красная, она улыбается солнцу.
      Тыгрена показывает ее сыну.
      - Смотри, Айвам, жена солнца вышла.
      Вдали возле берега показалась байдара. Тыгрена громко и восторженно заговорила:
      - Смотри, смотри. Айвам! Байдара! Это Ваамчо плывет!
      Байдара шла с обнаженной высокой мачтой. От самой верхушки мачты до берега протянулся длинный тонкий ремень. Пять собак бежали по краю берега и тащили на ремне байдару. Быстро скользила байдара по гладкой поверхности моря, приближаясь к стойбищу Энмакай.
      Подросток-погонщик в одних нерпичьих штанах бежал рядом с собаками, и на его темно-коричневом теле играло солнце.
      Подошла байдара. Ваамчо прыгнул с нее прямо в воду. Задыхаясь от желания рассказать необычные новости, Ваамчо подбежал к Тыгрене. Лицо его было взволновано, и, хотя в байдаре он не работал веслами, пот выступил на его шее. Он молча сел у ног Тыгрены и, глядя в море, тихо проговорил:
      - Тыгрена, дурные вести привез я. Я узнал их в соседнем стойбище.
      - Какие, Ваамчо? - тревожно спросила она.
      - Хищный морж потопил вельбот Алитета. Пропали люди. Все пропали. Много наших охотников пропало.
      - Утонули?! Все? - переменившись в лице, испуганно спросила Тыгрена.
      - Все утонули. Только Чарли Красный Нос вылез на льдину. Его нашли, когда он умирал... И Алитет утонул.
      Радость и горе смешались в душе Тыгрены. Она не могла стоять и села на гальку. Прижав сына к груди, она сидела молча. Молчал и Ваамчо. Люди вытаскивали байдару на берег.
      Тыгрена ласково взглянула на сына.
      - Айвам, теперь, пожалуй, будет перемена жизни, - шепотом сказала она.
      На мгновение счастье отразилось на ее лице. Теперь никто не заставит ее жить в Энмакае. Нет больше Алитета. И опять на лицо набежала грусть. Сколько женщин сразу осталось без мужей! И Туматуге, и Апа, и Кейнин, и Вальхиргын. А Гырголь? Он совсем недавно женился. "Жалко людей", - с грустью подумала Тыгрена.
      Она долго сидела молча, и Ваамчо не мешал ей думать. Даже Айвам притих, не понимая, почему мать не смеется. Вдруг Тыгрена порывисто встала, взяв сына за руку.
      - Ваамчо, - решительно сказала она, - я завтра ухожу из стойбища Энмакай. Я пойду искать Айе. Теперь я буду жить рядом с ним.
      - Тыгрена, он живет с русскими в одном стойбище. Ушел он от кочевников.
      - Пусть. Если правда, что они стали его приятелями, я буду вышивать тем русским самые красивые торбаза. Я буду охотиться еще лучше. У нас будет много мяса. У нас будет много детей.
      - Тыгрена, я отвезу тебя на своей байдаре, пристегну десять собак - и мы понесемся быстро, как весенние птицы. Я сам буду погонщиком собак, а ты ведь знаешь, как я бегаю!
      - Ты добрый, Ваамчо. Ты очень добрый. Ты настоящий человек, Ваамчо!.. И Айвам будет такой же. Айе будет очень любить его. Я знаю.
      К берегу бежали женщины.
      С широко раскрытыми глазами они слушали Ваамчо. Их лица стали каменными, но ни одного вздоха не услышало солнце, ни одной слезинки не подсмотрела луна.
      ГЛАВА ВТОРАЯ
      Ревкомовцы еще спали, когда в их комнату ворвался продолжительный хриплый гудок парохода. Он взорвал северную тишину - и вмиг стойбище ожило.
      Уполномоченный ревкома Лось и его секретарь Андрей Жуков вскочили с кроватей и, уставившись друг на друга, улыбаясь, прислушивались к гудку.
      Распахнулась дверь, и вбежавший Айе тихо, по взволнованно сказал:
      - Пароход. К берегу подходит...
      После того как Лось и Жуков свалились с обрыва и Айе помог им выбраться из тундры, он вместе с ними приехал в ревком и готовился к отъезду на Большую землю. Айе, чувствуя расположение к себе русских начальников, держался важно и, казалось, даже возмужал. Черные усики его стали гуще, с лица исчезла растерянность. Он гордился тем, что собирается в далекий путь, куда не всякий решится поехать. Но, увидев пароход, Айе испугался.
      - Может, не надо мне ехать на Большую землю? - умоляюще прошептал он.
      Айе сказал это так тихо, что ни Лось, ни Андрей, занятые своими мыслями, не услышали его.
      Андрей бросился к окну, сорвал занавеску и, приплясывая, заорал:
      - "Совет" пришел! "Совет"!
      - Опоздал, друг, с новостью. По гудку узнаю "Совет", - торопливо застегивая пуговицы гимнастерки, сказал Лось и вдруг тоже пустился в пляс.
      Половицы пошли ходуном, и весь ревкомовский домик задрожал.
      Один Айе стоял неподвижно, не зная, радоваться ли ему или пора уже начать грустить. Ведь этот пароход должен увезти его далеко-далеко, в неведомую русскую страну. И что случится там с ним, никто не знает. Увидит ли он Тыгрену?