Львиная охота

Секта Неспящих официальное название. Именно "секта", они сами так и говорят про себя, чтобы все знали, мол, нам совсем не стыдно, подотритесь своим стыдом. (Я вспомнил глаза врачихи в тот момент, когда она давала Дрде пощечину, и мысленно покачал головой.) Вот и сейчас - переползают из квартала в квартал, от вампиров к копам, от банкиров к хрусташам. К хрусташам? А к кому же еще! Сломают юным натуралистам энергетику, зальют отравой их "растительный секс". У хрусташей сегодня тайная сходка, у коммунаров хреновых, такая "тайная", что весь город в курсе - где, когда и почем... Все это хорошо и весело, согласился я с Арно, а сам-то ты как? Мать как? (Воспоминания накатили волной и отступили, оставив на лице соленые брызги. Ах, Смарагда... жаркая, сумасшедшая Смарагда...) Оказалось, Арно в этом году закончил колледж и решил летом поработать, как он всегда делает в каникулы, а через месяц планирует подать документы на факультет подземных коммуникаций. Когда выучится, будет проектировать метро. Городу позарез нужно метро, город задыхается без метро. Матери дома нет, она в море, на яхте. Яхтсменкой стала, видной активисткой яхт-клуба. В сорок-то лет! (Ну понятно, едко подумал я. Эта женщина, обожавшая мужчин, как вид, теперь сосредоточила свой зоологический интерес на морских волках... Стоп, Жилов, это мы что, ревнуем? Семь лет назад не ревновали, и теперь - не заставите! Да, был у нас эпизод в биографии - подшитый в архив, пронумерованный и забытый. Вот и нечего пыль поднимать, гармонию нарушать...) А еще мать наконец вышла замуж, работает дизайнером, живет у мужа, так что Арно в доме - полный хозяин. (Еще один несчастный муж, посочувствовал я. Любопытно, как у него с проблемой нарушения гармонии...) А потом я спросил собеседника, что это за эмблема такая: подсолнечник с буквами "Е" и "С" вместо семечек?
      Арно странно на меня посмотрел, как будто услышал в вопросе что-то большее, чем прозвучало.
      - "Е-эс" - это партия Единого Сна, - ответил он и тактично замолчал, ожидая, о чем этаком я еще спрошу.
      И я бы обязательно спросил, если бы мы не вышли на Театральную площадь. Брошенное кибер-такси стояло возле пустых мертвых касс - с раскрытыми дверцами, с погашенным тавро на крыше салона. И мне временно стало не до вопросов, потому что это было то самое такси. Я сразу его опознал. Для кого-то все серийные автомобили на одно лицо, но я не из таких. Я мог ошибаться в людях, в женщинах, в словах - во всем, кроме того, что ездит или летает.
      Ни внутри кабины, ни снаружи никого не было, и вообще, мир был удручающе пуст и тих. Пока я обыскивал машину, Арно терпеливо стоял рядом. Он не задавал мне вопросов, он молча ждал. Панель водителя была вскрыта, осквернена опытной рукой - как я и ожидал. Заднее сиденье было заляпано чем-то очень похожим на кровь; я потрогал эту гадость пальцем - в самом деле кровь. Пластик отказывался ее впитывать, и кровавые кляксы еще не успели застыть. Багажное отделение было пустым, и только на коврике под ногами водителя я обнаружил использованную спичечную упаковку. Вероятно, здесь курили. Не те ли, кому понадобилось устроить засаду ничего не подозревающему прохожему? Оторвали последнюю спичку и бездумно выпустили мусор из пальцев, а потом, когда пришло время уносить ноги, забыли про такую мелочь... На спичечной упаковке имелась красивая реклама. Солнце освещало золотыми лучами надпись, выложенную из огромных камней: "Семь пещер". Другая надпись, набранная обычным шрифтом, гласила: "Как вернуть Прошлое? Прийти к нам!" Я показал упаковку Арно:
      - Знаешь, что это такое?
      - Семь пещер, - прочитал он. - Фирма, торгующая антиквариатом. Довольно крупная.
      - Где это находится, тоже знаешь?
      - Само собой, - ответил он напряженным голосом. - На площади Красной Звезды.
      - А не прогуляться ли нам туда? - предложил я. - Или для тебя это далеко?
      - Идемте, - сказал Арно и мужественно кивнул стриженой головой.
      Опять он ни о чем меня не спросил. Похоже, на парня можно было положиться. Вот так дети и вырастают в героев, подумал я растроганно, а мы все про учебу с ними, а мы все копим советы, как им надо жить, и готовим для них будущее, которое они делают себе сами...
      ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
      Единственное, что может развлечь двух героев, шагающих по спящему городу, это умные разговоры о том о сем.
      Как писатель может не верить в Бога, риторически вопрошал собеседник, словно сговорившись с давешней ведьмочкой. Когда один творец отказывает другому в существовании - это нечестно и даже глупо. Нонсенс. Зачем тогда вообще писать? Но самое странное, что те же люди, которые на словах НЕ верят в Бога, отчего-то пытаются найти Ему заменителя! Раз за разом они вводят в свои книги что-нибудь сверхчеловеческое, соревнуясь друг с другом в изобретательности. Литературным примерам несть числа. С какой целью это делается? ("Может, писатели понимают, что вульгарный атеизм давно не в моде? - предположил я, перебирая в памяти написанные собой страницы. Конъюнктуру общественных заблуждений, дружок, настоящий творец должен чувствовать спинным мозгом".) Конъюнктура? Ха-ха. Этак мы и законченных дьяволопоклонников причислим к лику конъюнктурщиков! Тех, которые создают Евангелие от Сатаны, кокетливо назвав своего хозяина каким-нибудь мудреным именем вроде Воланда, чтобы нормальную публику не отпугнуть... ("Булгакова не тронь, - осадил я дерзкого юнца. - Не нам судить о его вере".) А кому судить, вдруг рассердился Арно. Вы знаете, что, к примеру, та чудесная мазь, с помощью которой нравственно чистая Маргарита научилась летать, изготавливалась из костей некрещеных младенцев? Булгаков не мог этого не знать, он же всерьез изучал демонологию! Самое возмутительное, что все ваши эстетствующие интеллектуалы, расплодившиеся в великой России и гордо называющие себя интеллигенцией, до сих пор изучают жизнь Иисуса не по святым писаниям, а по Булгакову. И это несмотря на столь сильный запах серы, который источает его роман... ("Враг рода человеческого хохочет над твоими нелепыми обвинениями, дружок, вместе со мной...") Священных коров вы резать боитесь, засмеялся в ответ юный наглец. Тогда вернемся к теме. Почему писатели, старательно поддерживающие репутацию материалистов, всё лепят и лепят идолов, вознося их над придуманными мирами? Разгадка проста. Вовсе не неверие будоражит их души, а другое чувство - ненависть...
      Как же нужно ненавидеть Его, чтобы выдавать свою ненависть за неверие!
      Вот один писатель выводит аршинными буквами, мол, нет подлости, которую люди не совершили бы во имя Бога, забыв добавить, что точно так же нет подлости, которую не совершили бы во имя безбожия. Фанатизм - это проблема психологии, а не теологии. Вот другой писатель ("Знал ведь его фамилию, но забыл", - сокрушенно сказал Арно) оповещает мир, что Длань Господня бьет только нравственных людей, делая праведников несчастными, а безнравственные, все как один, живут себе припеваючи ("Вячеславин, его пунктик", - подсказал я), хотя подбор примеров, показывающих, что у нравственных людей жизнь якобы не складывается, всегда будет тенденциозен, а с другой стороны, найдется ровно столько же примеров того, что злодеи наказаны еще при жизни. И вообще, если праведник чувствует себя несчастным - какой же он праведник?.. Ну да Бог им всем судья. Незаурядные люди, гордость вашей хваленой литературы, дружно выпрыгивают из штанов, чтобы доплюнуть до Неба. Зачем, если НЕ ВЕРЯТ? Если бы не верили, писали бы о Земле. Значит, все-таки верят. В кого? Ответ: в Плохого Бога... Как это по человечески - без устали повторять, что ты не веришь в Его существование, но при этом тратить столько фантазии и труда, чтобы доказывать из книги в книгу, какой Он плохой и как ужасен Его промысел. В увлекательной и доступной форме, чтобы тиражи побольше. Популяризация ненависти. Лучше бы они и вправду не верили, не пачкали души нормальным людям...
      - Ну ты, брат, загнул, - восхитился я. - Надо бы тебя с нашими старичками познакомить, а то чего я один за всех отдуваюсь.
      - С теми, кто состоит в террористической организации "Свистать всех наверх"? - сразу спросил он.
      - Откуда такая осведомленность? Эта информация совершенно секретна.
      - Да просто подслушал, - смутился Арно. - Случайно. Я ведь коридорный, меня ведь не замечают, когда выползают под утро из лифта, размахивая бутылками, консервами и пластиковыми стаканами. У меня даже не спрашивают разрешения, когда обнаруживают полутемный спортзал и вваливаются туда всей толпой, сначала попытавшись войти в зеркало.
      Эх, мужики, мужики, с досадой подумал я, когда же мы перестанем быть свиньями? Ничто нас не меняет, ни смена эпох, ни старость, ни близость к Учителю...
      - Маты они тебе не заблевали?
      - А должны были? - удивился он.
      - Есть красивая традиция: в первую же ночь заблевать гостиничные маты. Во славу литературы и лично товарища РФ.
      Он не улыбнулся.
      - О литературе ваши друзья мало говорили, в основном огорчались, что наша водка в сравнении с кефиром здорово проигрывает.
      - Ты, кажется, хотел о чем-то меня попросить, - напомнил я. - Еще в гостинице.
      Арно покраснел; он уже раскаивался, что распустил передо мною свой хвост.
      - Мне тоже очень жалко РФ... и я даже хотел, чтобы вы рассказали ему правду про его учеников. Про их культ Плохого Бога. Я объяснил вам, вы ему. РФ ведь и сам...
      - Что - сам? - спросил я с интересом.
      - В психологическом гомеостазисе, который он назвал "Человеком Будущим", не нашлось места такой важной системе, как Бог, - сказал мальчик, с каждым словом возвращая себе уверенность. - Это большая ошибка, ведь Бог не где-то наверху или сбоку, а в голове каждого из нас. Участочек мозга, частичка организма. Никто из вас эту ущербность не замечает, вот и плодите калек, думая, что продолжаете традиции великого писателя.
      - Вижу, ты хотел бы поучаствовать в спасении умирающего? - Я усмехнулся. - Выдать Дим Димычу пару добрых слов.
      - Сначала хотел, - сознался он.
      - С тех пор что-то изменилось?
      - Ваши друзья не имеют права, - сказал он со злостью.
      - Что?
      - Делать человеку больно.
      - Это иллюзия, будто РФ можно сделать больно, - сказал я мальчику. РФ перестал чувствовать боль, в том-то и дело. Вот что, дружище, завтра мы отправимся к Подножью вместе, и ты повторишь старцу все, что мы тут с тобой нагородили.
      Мальчик стал совсем пунцовым и вымучил:
      - Спасибо, я подумаю.
      Так и дошли до места.
      Не было никого и ничего, кроме кучки вертолетов с приспущенными крыльями, дремлющими в магическом круге из красного кирпича со вписанной в него звездой, и только где-то неподалеку опять барабанила и горланила Секта Неспящих. Площадь Красной Звезды. Мы вышли со стороны музея Земных культур, известного в Европе своей коллекцией татуировок. Нужный нам дом располагался по другую сторону, прятался в начале одного из лучей-переулков. Вывеска "Семь пещер" не горела, но ее и так было видно. Я рукой остановил Арно, который навострился было двинуть прямо через площадь.
      - Зайдем-ка мы с тыла, - решил я. - А то, боюсь, здесь все простреливается.
      Какими-то невообразимыми проулками, подворотнями, арками, тесными двориками, крытыми галереями, проходами вдоль темных каменных изгородей глухими кривыми окольными тропами меня вновь вывели к свету. Вокруг был исторический центр города. Кварталы, укрывшие нас от возможных соглядатаев, были возведены не просто в прошлом или позапрошлом веке - в ушедшем тысячелетии. Их не так уж много осталось, этих фрагментов Прошлого, стимулирующих воображение человека Будущего. Здесь жили призраки, они бесцеремонно хватали меня за полы плаща... благородные рыцари, почтенные лавочники и презренные грамотеи, разбойники и монахи, бунтовщики и палачи... и стаи крыс, серых злобных крыс в человеческом обличье... и в эпицентре всего этого морока - Он, Homo Futьrus, скованный своей же мудростью, растерявший божественную силу в борьбе с самим собой, и оттого особенно жалкий... воистину, если Господь хочет наказать за гордыню, он лишает не разума, а спасительной глупости, ибо нет худшей муки, чем все понимать... я справился с секундным помешательством. Призраки, готовые вот-вот материализоваться, обиженно вернулись в свои щели.
      "Семь пещер" выходили на площадь углом. Дом был трехэтажным и довольно длинным, с фронтонами, пилонами, угловыми башенками и эркерами с куполами. Высший класс эклектики. Современные раздвижные ворота, вписанные в большой красивый портал, располагались ближе к площади, и они, конечно, были закрыты (ага, значит, внутри имелся дворик). В некоторых окнах горел свет, то есть хозяева не спали. Мы вышли к заднему фасаду. Здесь тоже горел свет - в одном-единственном окошке возле двери. Дверь была дубовой, с филенками, венчал ее изящный сандрик на консолях, а еще выше местные мастера установили флюоресцирующее рельефное завершение в виде подсолнечника. Точно такая же эмблема была на заклеенной пачке денег в моем кармане.
      - Штаб-квартира партии Единого Сна, - сказал Арно вполголоса. Антикварная фирма находится в другом крыле.
      Вот так совпадение, подумал я. Мне вдруг остро захотелось нанести кому-нибудь визит. И вообще, очень захотелось кому-нибудь что-нибудь нанести. Впрочем, жить пока тоже хотелось.
      - Ну все, малыш, спасибо, - сказал я Арно. - Иди домой, дальше я сам.
      Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Потом он заговорил, словно бы не слышал моих слов:
      - В этом здании общий технический этаж. В смысле - подвал. Я думаю, только так и можно попасть из партийной половины в "Семь пещер".
      - Не понимаю, о чем ты, - удивился я.
      - Раньше здесь был Ковчег Взаимности, - продолжал он. - Со стороны площади - для женщин, с этой стороны - для мужчин. Еще тогда внутри все перегородили, чтобы клиентки с женской половины на мужскую не бегали, а сейчас, я слышал, антиквары заперлись тут, как в крепости. У них же не только магазин. Галерея, реставрационные мастерские, багетная, даже запасники есть...
      Похоже, молодой человек умел читать мысли. Мои - точно умел. Или он не мыслей, а книг моих начитался?
      - Дядя Макс, можно мне с вами? - отчаянным рывком завершил он речь.
      Герой...
      - Откуда ты столько знаешь? - спросил я.
      - Про что? - не понял он. - Про Ковчег? Так ведь здесь мама когда-то работала. Можно я останусь?
      Почему бы нет, сказал я себе. Благородные рыцари для того и собираются вместе, чтобы повеселиться - побряцать железом, выжечь огнем десяток-другой крыс. Старый слепой дурак. Он же еще мальчишка... Я притянул его к себе и прошипел, состроив зверскую рожу:
      - Не боишься стать плохим? А если сны перестанешь видеть?
      - Я весь вечер смотрел новости, - серьезно ответил он. - Мне не нравятся такие новости.
      Я его отпустил. Мальчишка был прав: сегодняшние новости касались его больше, чем меня, потому что это был его город и его мир. И был он, безусловно, прав в том, что в антикварные "пещеры" так просто не войдешь. Фирма, конечно, надежно укреплена, пусть она и организована в городе, где преступники всецело заняты своим здоровьем. Ну что ж, попробуем проникнуть с "черного" хода.
      - Постой пока тут, - приказал я ему. - Если что, беги и зови полицию.
      Дверь оказалась не заперта - в полном соответствии с местными традициями. Похоже, хранители Единого Сна не очень-то опасались незваных гостей, однако я все-таки нажал на кнопку сигнала. Подсолнечник над входом призывно вспыхнул, где-то внутри пропели начальные такты "Марша энтузиастов", а потом из-за двери показалась знакомая бородка.
      - Ничего, что поздно? - вежливо начал я. - Вижу, у вас свет горит...
      Владислав Карлович Оленин замахал на меня пухлой волосатой ручкой:
      - Ну что вы, что вы! Какие церемонии?
      Он был в домашнем халате с драконами. Человека будто бы только что вытащили из постели.
      - Мы тут, понимаете ли, прогуливаемся, - сказал я, изображая легкомысленность и праздность.
      - Понимаю, все понимаю, - улыбнулся бывший косморазведчик, заглянув мне за спину. Он увидел стоящего поодаль Арно и прошептал. - Какой красивый мальчик. Просто чудо. Ваш друг?
      Что он там внутри себя понимал, с удовольствием разглядывая моего спутника, меня совершенно не касалось. Я тихонько, в тон ему ответил:
      - Мне рекомендовали сюда обратиться, если возникнут проблемы.
      - Конечно, конечно, - сказал Оленин, отступая внутрь. - Милости просим.
      Приветливая улыбка гуляла на его губах, как мираж на жарком асфальте. От его радушия хотелось куда-нибудь спрятаться. Он мало изменился с тех пор, как был выпнут под зад из Пространства, даже удивительным образом посвежел, окреп, подтянулся. Старость явно пошла человеку на пользу. Служил он когда-то начальником престижной косморазведочной экспедиции на Деймосе, пока въедливый Кузмин не поймал его на банальных махинациях со сверхурочными и надбавками за астрономическую зиму. Схватили невезучего дельца за пухлые, но нечистые ручонки, и с размаху швырнули о Землю...
      Мы прошли мимо комнаты с разобранным диваном ("Простите", пробормотал Оленин, отчетливо хихикнув) и оказались в кабинете. Хозяин повернулся, указывая на кресло.
      - Присаживайтесь.
      Похоже, он был в офисе один, что сильно облегчало дело.
      - Вы меня не помните, Владислав Карлович? - спросил я.
      - Как же мне вас не помнить, Максим, - сказал Оленин. - Благодаря вашей книге я сюда приехал. Почитал, почитал, да и понял вдруг, что хоть где-то люди живут по-человечески. Правда, вы-то, наверное, хотели доказать своей книгой обратное...
      Еще один благодарный читатель, удивился я. Использовать бы теперь это с толком.
      - ...Вот и ваш Кузмин думал, что ломает мне жизнь, Василий ваш Долгорукий. Перун ваш. Но, как видите... - Он развел руки. - Каков я, а каков Кузмин? Старая развалина, а никакой не Великий Аудитор... - Он улыбнулся так сладко, что впору было принимать инсулин. - Я очень польщен вашим визитом. Слышал о вас в новостях, однако свидеться не надеялся. Итак, чем могу?
      - Видите ли, я новичок, - признался я. - Не знаю, как вам объяснить...
      Хозяин запахнул потуже халат и сказал:
      - Да вы не бойтесь, у нас все законно. Я добился определенных льгот от Национального Банка. Вам напрокат или поменять?
      - Что?
      Он погрозил мне пальцем.
      - Вам и вашему замечательному мальчику нужно много, это же так понятно. Чего тут стесняться? Опытные люди направили вас по верному адресу. Здесь мы, конечно, деньги не храним, но я сейчас же позвоню в нашу круглосуточную кассу... У вас с гостевой картой все в порядке?
      - С гостевой картой у меня порядок, - подтвердил я. - Только я, признаться, пока не решил...
      - Экие мы нерешительные стали, братья космолазы. - Он хохотнул. - Не знаете, менять вам валюту или брать деньги напрокат, я угадал? Туристы обычно меняют, особенно русские, потому что это выгоднее, но вам, как старому знакомому, я советую не жадничать. Вы же не тратить их хотите, верно? Ради чего, как говорится, сыр-бор. Местные жители эту тонкость прекрасно понимают, поэтому они никогда не связываются с сомнительным обменом. Только напрокат. Вот хрусташи, например, целыми мешками уносят от нас эти чертовы бумажки - и ничего, все у них получается.
      - А что, может не получиться?
      Владислав Карлович опустил взгляд. Улыбка его стала жалкой, ненастоящей.
      - Парадокс в том, Максим... Деньги здесь никто не любит. Это ведь грязь, рассадник алчности. Любишь деньги - значит, любишь все, что с ними связано. При таком образе мыслей никаких снов, разумеется, не увидишь. Вы догадались, наверное, что я говорю о себе.
      - Вот как? - медленно сказал я. - Не предполагал.
      Улыбка его отвердела, закаменела.
      - Я не из стыдливых, - сказал он. - Вы должны помнить это по Деймосу и по Луне. Да, я помогаю людям, хотя сам неспособен воспользоваться чудом. Пока неспособен. Но какой кретин, простите за резкость, придумал сделать биокорректор именно из денег?! Да еще с такими ограничителями... Поистине дьявольская насмешка! Итак, что мы решаем?
      Бывший косморазведчик присел на письменный стол и замолчал. Ноги его не доставали до пола. Мышонок, прогрызший себе в этом здании уютную норку. Ссужает деньгами всех желающих, в том числе - соседей. Так что пачка денег, лежавшая в кармане метиса-похитителя, ровным счетом ничего не значила.
      - Я вас хорошо помню, Владислав Карлович, - сказал я. - Потому и пришел, если честно. Прочитал о вас в газете и обрадовался. Вот, думаю, хоть один знакомый отыскался в этом заповеднике тайн. А то все кругом сплошь стыдливые, черт их побери, никто ничего объяснять не хочет.
      Оленин слушал, благожелательно кивая.
      - А тот мальчик на улице? - спросил он.
      - Это коридорный из моей гостиницы.
      - Да, правда, нехорошо перед коридорным идиотом выглядеть.
      По-моему, он хотел мне подмигнуть, но сдержался. Впрочем, интерес бывшего слуги Пространства к красивым мальчикам меня даже не забавлял. Какие только привычки не привозятся из долгих космических командировок, обычное дело.
      - Нет, проблема не в нем, - сказал я. - Просто мне как-то... в общем, не верится мне. Как я могу менять деньги, если до сих пор сомневаюсь?
      - Когда вы приехали?
      - Утром.
      - Суток еще не прошло... - удовлетворенно констатировал он. - Хочу сразу успокоить: сомнения вовсе не являются помехой для процесса омоложения, скорее наоборот. Если сомневаетесь в чем-то, например, в успехе дела, значит не уверены прежде всего в себе. А это, как ни странно, помогает настроить сознание должным образом. Вы обратили внимание, сколько здесь людей, которые молодо выглядят?
      - Да уж, - согласился я. - Особенно женщин.
      - И вас это не убеждает?
      - В чем?
      - Боже мой, Максим! В том, конечно, что омоложение - это реальность. И совсем не обязательно класть деньги под подушку, все мы понимаем, как это... м-м... неуклюже выглядит. Можно оставить их на подносе, а поднос пусть себе лежит на тумбочке в изголовье. Некоторые любят, чтобы было красиво: делают специальные шапочки, склеивают веночки или ожерелья, развешивают денежные гирлянды, некоторые вносят игровой элемент... Главное, Максим, что эффект сохраняется и после пробуждения, то есть человек не стареет не только во сне, но и долгое время потом. Что мешает вам просто взять и попробовать?
      - Вывернутые наизнанку зеркальные очки нужно надевать? - уточнил я.
      Короткие спазмы смеха потрясли моего собеседника.
      - Смешно, - согласился он. - Нет, если серьезно, то некоторые предварительные действия все-таки желательны. Например, можно почитать перед сном что-нибудь возвышающее, значительное. Кому-то поможет настроиться Библия или Коран, кому-то - Манифест коммунистической партии. Говорят, даже Конституция Соединенных Штатов Америки кое-кем используется. Редукцио ад абсурдум. Ну да вам самому виднее, чем замедлить свои обменные процессы.
      - А как узнать, получилось или нет? Чего ожидать?
      - Вы сразу поймете, когда проснетесь. Будет очень весело, этакая шальная детская радость безо всякой причины. Если же вы ощутите подавленность, разочарование... что ж, значит, пока не готовы. Да и сон, который вам под утро покажут, расставит все по местам.
      - Покажут?
      - Я сказал "покажут"? - спохватился Оленин. - Оговорился, конечно. Глупые легенды, увы, действуют даже на таких рассудочных людей, как я... Кстати, утреннее разочарование может быть довольно сильным и болезненным. Раз за разом - пустота, пустота, пустота. (Опять он заговорил о себе.) Надеюсь, вам не придется это испытать... Впрочем, через боль и приходит в конце концов желание измениться.
      - Это вы-то не изменились?! - честно изумился я. - Да вас не узнать. Как будто не с вами разговариваю.
      Владислав Карлович улыбнулся, легко став прежним. Было совершенно ясно, что этот человек никак не причастен к событиям минувшего дня, и тогда я попросил разрешения позвать моего друга с улицы. Пусть, дескать, и молодежь немножко мудрости на ус намотает. Хозяин оживился. Я кликнул Арно в форточку. Пока тот шел, я задал председателю партии Единого Сна последний вопрос:
      - Как от вас попасть в соседний корпус?
      Улыбка исчезла.
      - У вас будут неприятности, - сипло сказал он.
      - У меня давно неприятности, - успокоил я его. - Давайте, показывайте секретные ходы.
      - Какие ходы?! - испугался он. - Что за бред?
      - А через подвал?
      - Что вам нужно, Жилов?
      - Мне нужно нанести визит вашим соседям, - терпеливо повторил я. - И я прошу вас о помощи. Как старого знакомого.
      Тут и Арно появился. Оленин посмотрел на нового гостя бешеными глазами и сказал, стараясь сохранить достойный вид:
      - Проход в подвале перекрыт.
      - В том корпусе есть внутренний дворик?
      - Да, - ответил Арно. - С бассейном и гаражами.
      - Сквозь какую щелочку бы в него заглянуть? А, Владислав Карлович?
      - Ни сквозь какую! - тоненько закричал он. - У нас - только эта лестница, все окна - на улицу! Что вы хотите от меня?
      Я вздохнул.
      - Хочу ключи.
      - В верхнем ящике стола, - сказал он, дыша с трудом.
      Там были две большущие связки. Металлические ключи! Поистине, старомодность этого человека не знала границ.
      - Пойду осмотрюсь, - известил я Арно. - Посторожи здесь, если не трудно. Проследи, чтоб никто никуда не выходил и никто никому не звонил. Главное, не поддавайся на уговоры. Этот человек очень опасен, когда улыбается и говорит приятным голосом.
      Арно кивнул, по своему обыкновению не задавая лишних вопросов. Он изучал любопытным взглядом сникшую фигуру Оленина, гадая, в каких ужасных преступлениях тот замешан. Мне стало жалко их обоих. Владислав Карлович терзал пальцами кисточки от халата. Я сделал всем ручкой и отправился в путь.
      Упомянутая лестница нашлась легко. Сначала я спустился в подвал (он же технический этаж), воспользовавшись одним из ключей, подпер массивную дверь каким-то баллоном и быстро разобрался со светом. Подвал был облицован кафелем, мутным от времени. Коридор вывел меня в довольно странное помещение: по стенам тянулись неопрятного вида трубы с растрепанным утеплителем, а в нише размещался здоровенный стальной бак. Многочисленные датчики (манометры, термометры, гигрометры), клапаны, вытяжка, вентили красного и синего цветов. Это была котельная, причем, очень древняя. Наверное, такая же древняя, как и сам дом. Я поискал взглядом контейнеры с углем, поискал совковую лопату... нет, топка здесь питалась газом. Значит, оборудование было все-таки не слишком старым, всего лишь из прошлого века, вовсе не из прошлого тысячелетия. Дом был с нижней разводкой, а эта котельная, надо полагать, обслуживала все здание целиком - централизованно. Примем на заметку, подумал я. Коридор упирался в тупик, дальше и вправду дороги не было: проход был замурован кирпичом. Я вернулся на лестницу. Штаб-квартира партии Единого Сна занимала все три этажа: второй состоял из зала для заседаний и мини-типографии, на третьем размещались партийная библиотека и партийный спортзал, но ни по одному из этих путей также нельзя было попасть вглубь здания. Солидные, поставленные на века перегородки возбуждали агрессивное любопытство. Это чувство трудно поддавалось контролю. Хотелось патетически воскликнуть вслед за персонажем-идиотом из какой-нибудь идиотской комедии: "Кто так строит?!" Хотелось взять в руки пневматическую базуку... Лестница вознесла меня на самый верх - к армированной двери, закрытой на три замка, в том числе на висячий. Для человека, вооруженного ключами и дерзкой решимостью, это не препятствие. Расправившись с дверью, я попал на чердак, дополз до угловой башенки и вылез через окошко на черепичную крышу. Скат был пологим. Я снял обувь и двинулся дальше. По коньку крыши добрался до основного корпуса, спустился к краю и заглянул за низкое ограждение, исполненное в виде затейливой чугунной решетки. Там действительно был дворик. Мелкая сетка, натянутая под самой крышей, прямо под водостоком, защищала внутреннее пространство от вертолетов, птиц и босоногих верхолазов вроде меня. Сетка зловеще поблескивала, отражая полную луну. Впрочем, внутри дворика горел дежурный фонарь, давая мне возможность разглядеть декоративный бассейн в центре, распахнутые ворота гаража, автомобиль, брошенный на газоне. Автомобиль... Это была "волга" цвета морской волны, принадлежащая господину Паниагуа, никаких сомнений.
      Чутье не подвело старого пса. Или сейчас уместнее было вспомнить кота? Я проделал по крыше обратный путь, не забыв вернуть сандалии на ноги, и спустился по лестнице к своим новым друзьям.
      - ...Зрелые, пожившие люди, милый вы мой, знают две вещи, - мягко говорил Оленин. - Во-первых, каждый человек - это центр Вселенной, во-вторых, каждый человек - это кусок дерьма. И когда мы вспоминаем о так называемой чести, на самом деле мы имеем в виду, насколько глубоко человек может спрятать внутри себя и первое, и второе...
      Арно восседал в председательском кресле, напряженно скрестив на груди руки, и переливался всеми оттенками красного. Очевидно, ему предложили лучшее в кабинете место, и он счел невежливым отказаться. Оленин сидел перед ним на столе, соблазнительно положив ногу на ногу. Увидев меня, Арно вскочил.
      - Вижу, наш друг ведет себя благоразумно, - кивнул я ему. - Ты только имей в виду, что эти мысли насчет дерьма и чести нахально позаимствованы у одного писателя прошлого века, который пытался выглядеть циником, хоть и был законченным романтиком.
      Оленин не обернулся, изображая спиной высшую степень презрения.
      - Что за писатель? - послал мне вслед любознательный мальчик, но я уже исчез.
      Запустить котел в доисторической котельной - не сложнее, чем разогнать субсветовик до крейсерской скорости, так что работа мне предстояла вполне штатная. Для начала я нашел входной вентиль и наполнил бак водой. Потом продул клапаны, спустив воздух. Наконец, выбрал из шеренги баллонов, стоявших в начале подвала, тот, в котором сохранилось некоторое количество газа, и запалил пропановую топку. Котел разогревался хорошо, живенько. Чтобы согреть здание в холодную зиму, хватило бы трех атмосфер, но я нагнал давление до семи и открыл красный вентиль, пустив горячую воду в трубы. Натужный, мучительный стон пронизал дом снизу доверху, в каменном брюхе болезненно заурчало; ничем хорошим это кончиться не могло.