Сочинитель

Папараццо кивнул и направился к нему.

— Ciao, Джо, — поздоровался он.

— Ciao, Виери, — ответил Джо. — Выпейте со мной. Молодой человек оглянулся на двери отеля, но от предложения выпить он был не в силах отказаться. Сев на стул, он сказал:

— Коньяк, francese.

Джо кивнул. Это было нормально — самое дорогое, что только можно было здесь заказать. Он жестом подозвал официанта, который уже слышал заказ, потом повернулся к Виери.

— В связи с чем здесь сегодня такая суматоха?

— Разве вы не знаете? — спросил Виери. — Ингрид Бергман и Росселини только что вернулись из Стромболи, где снимали фильм, и остановились в этой гостинице.

— Вы их видели? — спросил Джо.

— Еще нет, — ответил Виери. Официант поставил перед ним бокал с коньяком и стакан воды. Виери поболтал коньяк в бокале, поднес его к ноздрям и понюхал. — Божественный аромат, — сказал он.

— Salute, — произнес Джо.

— Salute, — ответил Виери и отпил из бокала. — Мой друг видел, как они выходили из аэропорта. Он сказал, она на сносях и живот у нее, как целый дом.

Джо не понял сравнения.

— Я думал, у Росселини дом в Риме.

— Да, — ответил Виери. — Но в нем живет его жена.

— А-а... — протянул Джо.

— Вы сегодня видели ваш фильм, — сказал Виери и продолжил, не ожидая ответа: — Сантини выплатил вам ваши деньги?

Джо рассмеялся.

— Конечно, нет.

— Мошенник, — сказал Виери. — Он должен мне за несколько снимков, которые я сделал для него пять месяцев назад.

— Для него это образ жизни, — сказал Джо.

— И для всех итальянских продюсеров и режиссеров, — саркастически заметил Виери. — Они считают себя выше подобных вещей. Но не выше их собственных денег. Это они получают первыми.

Джо пожал плечами и отхлебнул кофе из чашки.

— Чем займетесь этим летом? — спросил Виери.

— Еще не знаю, — ответил Джо. — Подумываю о том, чтобы вернуться в Штаты и поработать над книгой. Здесь сейчас делать нечего.

— Американцы, — сказал Виери. — Большие компании хотят снимать здесь свои фильмы. В Кинекитта развернули строительство, и денежки на это идут из Штатов. А еще я слышал, что сюда собираются многие американские звезды. Одри Хепберн, Грегори Пек, Элизабет Тейлор, Роберт Тейлор. Цены на производство фильмов ниже, чем в Голливуде.

— Мне-то от этого ни холодно, ни жарко, — заметил Джо. — Никто не входил со мной в контакт.

— Может, они еще свяжутся с вами, — сказал Виери — Все-таки вы пробыли тут почти два года. У вас уже есть опыт, и вы знаете, как делаются дела здесь.

— Но не могу же я ошиваться без денег, — сказал Джо. — Я должен работать.

— Вы идете на прием контессы<Графиня (ит.)> Барони сегодня вечером? — спросил Виери.

— Я еще не решил, — ответил Джо. — Не знаю, смогу ли я заставить себя влезть в смокинг при этой жаре.

— Вы должны пойти, — сказал Виери. — Это ее ежегодный прием. Всегда в последнюю пятницу июля. Там будут все. Потом она проводит весь август на своей вилле в Кап-Антибес на Ривьере. Она всегда приглашает туда с собой пять-шесть человек.

— Она меня не пригласила, — сказал Джо.

— Она никогда этого не делает до вечера перед приемом, — объяснил Виери. — Но я слышал, здорово они там веселятся. У нее есть яхта, и каждую ночь у них праздник. Монте-Карло, Ницца, Сен-Тропез. Самые шикарные девочки со всей Европы собираются в тех местах в августе. И все они ищут, чем бы поразвлечься и где остановиться.

— Тогда я остаюсь за бортом, — сказал Джо. — У контессы сильно развито чувство собственности.

— Я слышал, она бисексуалка, — сообщил Виери.

— Да? — Джо пожал плечами. — Значит, она предпочтет девушек, а не меня.

— Ее и на вас хватит, а это не так уж плохо.

Джо рассмеялся.

— Она ни за что меня не пригласит. Для нее я недостаточно важная персона.

— Но вы встречались с ней несколько раз, — возразил Виери. — И трахали ее, ведь так?

— Она всех на свете перетрахала, — ответил Джо. — Это еще ничего не значит.

— У нее есть все, — сказал Виери. — Деньги, наркотики, шампанское, приемы. Вы обязательно должны пойти сегодня вечером. Может, вам повезет.

— А вы-то идете? — спросил Джо.

— Меня не приглашали, но я там буду, — ответил Виери. — Снаружи, у входа. Постараюсь сделать несколько удачных снимков. Если пойдете, я и вас пару раз щелкну.

— Не тратьте пленку понапрасну, — сказал Джо. — Эти снимки вам сбыть не удастся.

— Подождите, пока появится хорошенькая девушка или какая-нибудь звезда, подойдите к ней поближе, и я вас сфотографирую.

— Это не мой стиль, — сказал Джо.

— В любом случае идите на прием, — посоветовал Виери, поднимаясь со стула. — Мне, пожалуй, пора вернуться к работе. Спасибо за коньяк. Ciao.

— Ciao, — ответил Джо, наблюдая, как тот идет к гостиничному входу. Джо поднял руку, требуя счет. Потом вернулся в гостиницу у подножья Спэниш-Степс.

В маленьком номере было прохладно — от царившей снаружи жары его защищали деревянные жалюзи, висевшие на окнах. Джо быстро стянул с себя влажную от пота рубашку, перекинул слаксы через спинку стула. Наклонившись над раковиной, поплескал холодной водой в лицо и на голову, перевел дыхание и медленно вытерся полотенцем. Посмотрел на свое отражение в зеркале над раковиной и покачал головой. Не удивительно, что люди бегут из Рима в августовскую жару. Просто наказание какое-то.

Раздался телефонный звонок. Джо подошел к маленькому столику в гостиной и снял трубку.

— Pronto, — сказал он.

Звонила Лаура Шелтон из Нью-Йорка.

— Как дела? — спросила она.

— Жарко.

— У нас здесь тоже жарко, — сказала она.

— Ничто не может быть жарче жары в Риме.

— Вы уже видели ваш фильм? — поинтересовалась она.

— Сегодня.

— И что вы о нем думаете?

— Он о’кей, — ответил он. — Если, конечно, вам нравятся большие груди на широком экране, и чтобы их было много.

Она рассмеялась.

— Я думала, это ваш предмет.

— Но не в фильмах, — сказал он. — Видеть — не всегда значит верить. Немножко больше сюжета явно бы не помешало.

— Сантини вам заплатил?

— Дал один фиктивный чек на пять тысяч — сами считайте, что из этого можно вытянуть. Однако пообещал выплатить мне остальное, когда заключит контракты на прокат в Штатах. Он сказал, что картина соберет не меньше миллиона долларов.

— От кое-каких знакомых с Побережья я слышала, что ею заинтересовались несколько компаний. Он будто бы переслал сюда две копии еще до предварительного показа в Италии. Кэти говорит, что Эй Джей, возможно, возьмется за это дело.

— Отлично, — сказал он. — Тогда, может быть, я и получу свои деньги.

— Вы получите ваши деньги, — доверительно сообщила она. — Я передаю ваши денежные дела Полу Гилтину — это один юрист, который будет действовать и как ваш агент. Я давно с ним знакома и считаю, что на него можно положиться.

— А вы что собираетесь делать? — с искренним удивлением спросил он.

— Я же говорила вам, что хочу стать редактором, и теперь наконец получила работу в “Даблдей”. Таким образом, мы продолжаем трудиться вместе, тогда я буду вашим редактором, а не агентом.

— А как на это отреагировало ваше агентство? — спросил он.

— Нормально, — ответила она. — Если уж на то пошло, вы никогда не нравились им как писатель. Вы для них недостаточно благовоспитанны и благонравны.

— А как вы завязались с этим издательством?

— “Даблдей” благоволит к вам, — ответила она — Они были удовлетворены результатами продажи вашей первой книги. Мне сказали, что в свободную продажу пустят между тридцатью и сорока тысячами экземпляров, а через книжный клуб “Даблдей” уже распространили сто двадцать пять тысяч книг, и, кроме того, они заключили контракт с “Бэнтемом” на выпуск романа в мягкой обложке на сорок тысяч долларов — не так уж плохо. Они получают половину, двадцать тысяч.

— А какое отношение это имеет к вам?

— Вы — один из моих авторов. Все, что вам нужно делать, — это сдавать им по одной книге в год или около того. Они уже готовы предложить вам лучшие условия контракта на вторую книгу.

— Я еще не начал ее писать, — сказал он.

— Тогда начинайте сейчас, пока у вас есть время, — ответила она. — Я знаю, что вы обдумывали сюжет вы рассказывали мне об этом.

— Мне будет нужна помощь, — сказал он. — Если вы — мой редактор, приезжайте сюда и мы вместе набросаем черновик романа.

Она рассмеялась.

— У меня еще много работы.

— Какой? — спросил он.

— На то, чтобы разобрать здесь мои бумаги, уйдет две недели. В “Даблдей” я должна явиться первого сентября.

— Значит, вы все же сможете провести две последние недели августа со мной, — сказал он. — Я возьму напрокат машину, и мы попутешествуем по Ривьере. Я слышал, это просто фантастика.

Она снова засмеялась.

— Да вы с ума сошли! Вы представляете себе, во сколько это обойдется?

— Я могу себе это позволить, — ответил он. — Кроме того, я буду рад вас видеть.

— Даже не знаю, — нерешительно произнесла она.

— Послушайте, теперь вам не надо беспокоиться из-за этого проклятого агентства, где за вами все время шпионили. Вы сама — босс Мы классно повеселимся Я вышлю вам билет.

Она помолчала.

— Дайте мне немного времени, чтобы обдумать все это? — спросила она наконец.

— Сколько? — поинтересовался он.

— Позвоните мне десятого, — ответила она. — Может быть, к тому времени я разберусь, что мне делать.

— Позвоню я десятого, но билет вышлю сейчас — сказал он.

— Где вы будете? — спросила она.

— Я буду путешествовать, но на билете не будет проставлена дата, и я окажусь там же, где вы, когда дадите мне согласие.

— Не надо посылать мне билет Я вполне могу купить его сама, — сказала она. — И звоните мне домой, а не в офис.

— Усек. Вы когда-нибудь раньше бывали в Европе?

— Я два года училась в коллеже в Париже.

— Значит, вы говорите по-французски?

— Да, — ответила она.

— Тогда вы просто обязаны приехать, — сказал он. — Будете моим переводчиком.

Она рассмеялась.

— Звоните мне десятого и начинайте думать о новой книге.

— Я могу думать и о более приятных вещах, чем новая книга, — ответил он.

— Не играйте со мной в игрушки, — сказала она. — Я очень серьезная особа.

— Я предельно серьезен, — ответил он. — Только скажите, что согласны приехать, и тогда поймете, каким серьезным я могу быть, — закончил разговор Джо.

Еще мгновение он смотрел на телефон, потом решил совершить свой ежемесячный звонок родителям. Положив трубку, он сверился с часами В Нью-Йорке время на шесть часов отставало от итальянского. Скорее всего, там ему никто не ответит. Но он ошибался. Чудом вызов прошел через десять минут.

К телефону подошла мать.

— Алло?

— Мама, как дела? — спросил он.

— Ты где? — с подозрением осведомилась она. — Слышимость такая, как будто ты звонишь с соседнего угла.

— Я все еще в Риме, — ответил он. — Как папа?

— С папой все в порядке. Он заботится о себе и с ним все в порядке. Когда ты приедешь домой?

— Не знаю, — сказал он. — У меня на подходе новая работа, и я собираюсь провести отпуск во Франции.

— Во Франции, — повторила она. — Надо же, какой цирлих-манерлих. Во Франции самые дорогие шлюхи, больше ничего там нет.

Он рассмеялся.

— Ты никогда не изменишься, мама.

— А зачем это мне меняться? Когда вышла твоя книга, я думала, тебя зауважают. А вместо этого все наши друзья, которые ее читали, говорят, что никогда еще не читали такой грязи, как там. Я никак не пойму, почему она продержалась в списке бестселлеров пятнадцать недель.

— А ты сама ее читала?

— Это я-то должна читать этакую грязь? — спросила она. — Я даже никому не говорю, что ты мой сын, так мне стыдно.

— Ты никогда не изменишься, — повторил он. — Папа дома?

— Нет, — ответила она. — Он пошел на рынок, всего на пару часов.

— Тогда передай ему, что я звонил, — он положил трубку.

Бесполезно. Ее ему никогда не переубедить.

29

Опустившись в глубокую, комфортабельную итальянскую ванну, наполненную чуть теплой водой, он оставил дверь ванной комнаты открытой, чтобы слышать телефонные звонки. Он закурил сигарету и откинулся назад, облокотясь о бортик ванны. Уже пробило девять часов вечера, но на улице все еще было светло как днем. Он пока не принял окончательного решения насчет намечавшегося на сегодняшний вечер приема. Можно было не спешить. В Италии вечеринки никогда не начинались раньше полуночи.

Краем уха он уловил, что в дверь гостиной постучали.

— Кто это? — закричал он из ванной.

— Марисса, — раздался из-за двери голос девушки. — Я принесла документы, о которых вы спрашивали.

Марисса была мулаткой; все время, пока он работал на Сантини, она служила у него секретаршей. Ее отец, итальянский атташе в Нью-Йорке, женился на черной американке, и когда в 1940 году его отозвали в Италию, он увез с собой в Рим жену и дочь Мариссу, которой тогда только исполнилось пятнадцать. Когда американская армия пришла в Рим во время войны, она была у них переводчиком, потом сменила несколько мест работы, служа секретарем — переводчиком у разных итальянских продюсеров.

— Заходи! — крикнул он. — Дверь незаперта. — Он выглянул в маленькую гостиную. Она несла в руке большую холщовую желтовато-коричневую армейскую сумку, явно из комплекта запасного обмундирования, которую поставила на пол, войдя в комнату — Что, черт возьми, у тебя там? — прокричал он.

— Моя одежда, — ответила она. — Мне нужно где-нибудь остановиться на пару дней.

— Что стряслось?

— Сантини закрыл офис на август, не заплатив мне А в моем pensione очень строго насчет уплаты денег У меня деньги кончились, так что я предпочла собрать вещички и смотаться, прежде чем они догадаются оставить их себе в счет моего долга.

— Этот ублюдок надул и тебя! — воскликнул он.

— А с вами он рассчитался? — спросила она.

— Ты, должно быть, шутишь, — ответил он. — Он сказал, что расплатится со мной, когда заключит контракты на прокат фильма в Штатах.

— Я принесла вам ваши документы, — сказала она.

— Спасибо, — ответил он.

Она подошла к дверям ванной.

— У вас найдется сигарета?

Он сделал указывающий жест рукой.

— На полке под зеркалом. — Он смотрел, как она закуривает. Под мышками у нее были пятна пота, и шелковая блузка, казалось, прилипла к ее сильным грудям. — На сколько времени тебе нужно здесь остановиться?

— Только на выходные, — ответила она. — Одна моя подруга оставляет мне на август свою квартиру. Она едет в Исхию со своим парнем.

Он взглянул вверх, на нее.

— О’кей.

— Вы просто чудо! — наклонившись, она поцеловала его в щеку и добавила: — Со мной не будет проблем. Если вы приведете кого-нибудь, я могу поспать на кушетке.

— В мои планы не входит ничего подобного, — сказал он, запуская взгляд за глубокий вырез ее блузки. Соски ее казались пурпурно — лиловыми по сравнению с более светлым тоном кожи. По ложбинке между грудями скатывались крупные капли пота. — Ты чертовски потеешь, — сказал он. — Почему бы тебе не забраться ко мне в ванну?

Она затянулась сигаретой.

— Что, от меня так воняет?

— Нет, — он рассмеялся, приподнимаясь над водой так, чтобы она смогла увидеть его увеличившийся в размерах член. — Просто я хочу трахаться.

Она начала раздеваться.

— Отлично! Я всегда хочу этим заниматься. — Через мгновение она была уже обнаженной и, забравшись в ванну, выпрямилась, стоя над ним. Быстро помастурбировав, она двумя пальцами раздвинула свои половые губы, так что между ними показался маленький ярко-розовый клитор. — Как это вам нравится? — Она залилась смехом, поглядывая вниз, на него.

— Фантастика! — держа свой напряженный член в руке, он выгнул спину, почти встав на мостик, встречая ее. — Садись на него.

Одна секунда, — она потянулась за куском мыла и быстрыми движениями терла им его фаллос, пока ему не показалось, что в нем сладко ноет каждый нерв. Тогда она сжала его член рукой и, присев, направила его в себя.

У него перехватило дыхание. Ощущение было такое, будто его член окунулся в чан с кипящим маслом. Он схватил ее за ягодицы, входя в нее еще глубже, а она тем временем склонилась к нему, прижимаясь к нему грудями.

Он начал соскальзывать вниз, на дно ванны, вода дошла ему до подбородка.

— Черт побери, да ты же собралась меня утопить.

— Не волнуйтесь, — она смеялась. — Я вас спасу. У меня есть диплом спасателя. — Она начала двигаться вверх-вниз, высоко поднимаясь и снова опускаясь на него, при этом не давая его члену выскользнуть. — Просто расслабьтесь, — она улыбалась, уверенная в своей власти. — Работать буду я. Просто представьте, что я пропеллер, а это — моя ось.

Он взглянул на нее.

— Я даже не думал, что ты можешь так трахаться, когда мы делали это в офисе.

— На работе это никогда не удается по-настоящему, — сказала она. — Просто быстренькие перепихоны по должности. Некогда заняться творчеством. Сбросил пар и беги.

— Аллилуйя! — прокричал он.

Внезапно она придержала его обеими руками и приказала:

— Не двигайтесь!

Он взглянул на нее.

— Что-нибудь не так?

— Все в порядке, — сказала она. — Я начинаю писать. Ооо... — шептала она в экстазе. — А теперь вы сделайте это внутри меня.

— Я не смогу этого сделать, когда у меня стоит, — ответил он.

— Нет, сможете, — сказала она. — Я вам покажу, — быстро просунув руку ему под мошонку, она нажала пальцем на нерв. Горячая жидкость хлынула сильной струёй. В ту же секунду она вынула его член из себя и направила струю себе в лицо, ловя ее раскрытым ртом. Когда он закончил, она тут же снова села на него и наклонилась, приблизив к нему лицо. — Мне понравился ее вкус, — шепнула она. — Сладкая, как сахар.

Она снова задвигалась — он мог ощущать ее возбуждение.

— Где ты этому научилась? — выдохнул он.

— У американских солдат во время войны, — хрипло ответила она. — Все они хотели окатить меня “золотым дождем”, и через некоторое время я действительно втянулась в это.

— Боже, — вырвалось у него.

— И это еще не все, — сказала она. — Американцы оказались забавнее, чем немцы. Боши просто трахаются и дают в рот. А американцам даже нравилось засовывать батончики “Марс” и “Беби Рут” мне в задницу и в пи...у.

— Зачем? Что они делали с ними потом? — спросил он.

— Либо они съедали это, либо я, — ответила она.

— Дерьмо, — сказал он.

— И это тоже, — ответила она. — Когда ты среди побежденных, то делаешь то, что тебе говорят. Иначе окажешься за бортом. Ни еды, ни работы, ничего.

— Неужели и сейчас это так? — спросил он.

— В какой-то степени, — сказала она. — Никакой работы не получишь, пока за нее не потрахаешься.

— Но тебе не пришлось трахаться со мной ради работы.

— Не вы нанимали меня, — напомнила она, — а Сантини. — Она взглянула на него. — Ну, ваш молодец почти обмяк. Вот что происходит, когда слишком много думаешь и слишком много болтаешь.

Он молча смотрел на нее.

— Не беспокойтесь, — сказала она. — Я сделаю так, что через секунду он снова встанет, — она слегка наклонилась в сторону и подсунула руку под его ягодицы. Потом вставила два пальца ему в задний проход и начала легко нажимать и нежно массировать его. Его молодец тут же встал.

— Ну, давай, трахай меня, мать твою!.. — крикнул он. — Давай! Давай, сильнее!

* * *

Он почти дремал на застеленной постели, когда зазвонил телефон. Сонным взглядом посмотрел на Мариссу, бродившую по комнате голышом, распаковывая свои вещи. Она вопросительно взглянула на него.

— Подойди, — сказал он.

Она сняла трубку.

— Pronto.

До него доносился голос женщины, говорившей по-итальянски на том конце провода. Несколько секунд Марисса слушала, потом обернулась к нему.

— Это Мара Бенетти, — сказала она. — Она хочет знать, идете ли вы на прием к контессе?

— Я еще не решил, — ответил он.

— Уже одиннадцатый час, — сказала она.

— Ну и что? Никто в жизни не приходил туда раньше полуночи.

Марисса заговорила с актрисой по-итальянски, та скороговоркой выпалила ей что-то в ответ.

— Она хочет, чтобы вы сопровождали ее, — сказала ему Марисса.

— А что случилось с Сантини? — поинтересовался он. — Он же должен был пойти с ней.

Из телефонной трубки донеслась очередная тирада.

— Сантини надул ее, — объяснила Марисса. — Вместо нее он ведет туда одну американскую актрису. Парень Мары дает ей на сегодняшний вечер свой лимузин, если вы поедете с ней.

— А почему он сам не поедет с ней?

— Он мафиозо, — ровным голосом сказала Марисса — Может быть, у него есть другие дела.

— После приема он мне голову оторвет, — сказал он.

— Но не в том случае, если вы возьмете с собой и меня, — прозрачно намекнула она — Этим вы покажете, что уважаете его.

— Ты бы хотела пойти? — с любопытством спросил он.

— Конечно. Это же крупнейшее событие сезона, — ответила она. — И для случая вроде этого я сперла из костюмерной студии потрясное платье.

Джо пожал плечами.

— Спроси у нее, не будет ли она возражать, если я возьму тебя с собой?

— Я ей все объясню, — заявила она. — Если уж на то пошло, вы не говорите по-итальянски, я ваш секретарь, и вы нуждаетесь в том, чтобы я переводила. Кроме того, она прекрасно меня знает.

— О’кей.

Вновь повернувшись к трубке, Марисса протараторила что-то по-итальянски.

— Она согласна. За нами заедут.

30

Он доставал белый пиджак из шкафа, когда Марисса вышла из ванной комнаты. Он замер с пиджаком в руках и удивленно вытаращил на нее глаза.

Она улыбнулась.

— Вам нравится?

— Сногсшибательно, — сказал он. — Но создается впечатление, что под платьем ты голая.

— Я действительно голая, — ответила она. — Полупрозрачный шифон телесного цвета, расшитый стеклярусом.

— Я могу видеть твой лобок и ложбинку между ягодицами, когда ты поворачиваешься. И даже пурпурно-красный цвет сосков.

Она засмеялась.

— Это специальный макияж. И еще я осыпала себя серебряными блестками. Мне кажется, это очень возбуждающе.

Он посмотрел ей в лицо. Ресницы были густо накрашены тушью, веки — голубыми и золотистыми тенями, розовые румяна оттеняли скулы, губы были ярко — алыми. Мягкий черный парик с длинными вьющимися прядями покрывал ее собственные, туго стянутые в пучок волосы.

— Ты выглядишь, как настоящая гарлемская проститутка, каких я знавал в свое время.

— Сексуально?

— Очень, — ответил он. — Мара будет кусать себе локти. Не думаю, что она ожидает найти в тебе столь серьезную соперницу.

Она опять залилась смехом.

— Я ей сказала, что надену. Она считает, это будет о’кей. Она оденет черное кружевное платье, с вырезом спереди между грудями и до лобка и до середины задницы сзади. Она сказала, что мы вдвоем просто уничтожим эту американскую выскочку.

— Вас, женщин, никогда не поймешь, — сказал он.

— И не нужно, — ответила она. — Просто любуйтесь нами.

* * *

Для папарацци это был знаменательный день. Виери подскочил к Джо.

— Как вам это удалось?

Джо развел руками.

— Так получилось.

— Вы спите с ними обеими? — спросил тот.

Джо ничего не ответил и улыбнулся.

— Везет же некоторым! — воскликнул Виери. — Это будут самые удачные фотографии из тех, что я сделал сегодня. Они разойдутся по всей Европе.

— Отлично, — сказал Джо, поглядывая на фотографа. — А что Сантини, еще не показывался?

— Проходил часа полтора назад. Эта американская девица — просто дура. Надела обыкновенное белое органзовое платье. Ничего, кроме большого бюста и задницы, совершенно не сексуально, потом, белое плохо смотрится на фотографиях.

Джо рассмеялся.

— А парень Мары знает, что вы пошли с ней? — спросил Виери.

— Он все это и устроил, — ответил Джо. — Мы приехали на его машине.

Виери кивнул.

— Это хорошо, — сказал он — А то я боялся, как бы вам не нарваться на неприятности. С этим человеком шутки плохи.

— Все в порядке, — ответил Джо, направляясь к девушкам, все еще стоявшим на ступеньках, позируя фотографам. — Мы, пожалуй, пойдем.

— Только остановитесь на секундочку на верху лестницы, — попросил Виери. — Тогда я смогу снять девушек снизу, чтобы было видно, как прозрачны их платья.

— Заметано. — Джо и девушки поднялись наверх, на несколько секунд застыли там в неподвижности и исчезли за дверью, открытой перед ними ливрейным лакеем.

Вестибюль особняка, не уступавший размерами бальному залу, был заполнен людьми. Многие лица были знакомы Джо, но их имен он не знал. Марисса шепотом называла имена ему на ухо. Он отвечал ей благодарным взглядом. Она была действительно превосходным секретарем.

Они медленно продвигались через вестибюль: чуть ли не каждый приглашенный считал своим долгом поцеловать девушкам руки. Джо отдал дворецкому свою визитную карточку, где имена девушек стояли под его собственным.

Дворецкий провозгласил:

— Dottore Джозеф Краун, signorina Мара Бенетти и signorina Марисса Панцони.

По широким ступеням они спустились в зал, и тут же к ним подошел официант с подносом, уставленным бокалами с шампанским.

Джо протянул по бокалу каждой из девушек:

— Salute.

Мара улыбалась. Она чувствовала себя на коне, зная, что на их маленькую группу устремлены взгляды всего зала.

— Salute, — ответила она Джо и добавила на английском с ужасающим акцентом, посматривая на другой конец зала: — Вы уже видели этого сукина сына?

— Еще нет, — Джо улыбнулся.

— Я выцарапаю ему глаза, — сладким голоском пропела Мара. — И этой putana тоже.

Джо рассмеялся.

— О них можешь не беспокоиться. Все уже забыли о них, ослепленные блеском твоей красоты.

Мара серьезно кивнула.

— Я гораздо красивее, чем она?

— Никакого сравнения, — поспешил он ответить. — Ты самая красивая женщина на этом приеме.

Марисса кивнула в знак согласия.

— Если бы я была мужчиной, я бы бросилась к твоим ногам.

— Ты такая милая, — Мара улыбалась. — И вы, Джо, тоже. Я так рада, что пригласила сюда вас обоих.

Марисса и Джо переглянулись. Кто кого пригласил, кто был кем приглашен? Они одновременно улыбнулись.

— Я тоже очень рад, — сказал Джо.

В дальнем конце зала играл оркестр, и кое-кто уже танцевал. В следующей комнате был накрыт длинный стол а — ля фуршет, перед которым выстроилась длинная очередь гостей.

К ним подошел еще один ливрейный лакей.

— Dottore Краун?

Джо кивнул.

Лакей заговорил с ним по-итальянски. Джо взглянул на Мариссу. Она перевела:

— Контесса хотела бы, чтобы вы и ваши гости поднялись в ее личные апартаменты.

Джо снова кивнул, и они последовали за лакеем через столовую и узкий коридор, взошли вверх по лестнице и прошли еще один коридор. Лакей распахнул перед ними высокие двери и затворил их, когда Марисса, Джо и Мара вошли.

Контесса восседала на стуле, похожем на трон, во главе стола, заставленного блюдами с кушаньями. Это была красивая женщина с царственными манерами. Она жестом пригласила Джо подойти к ней поближе.

— Джо, — сказала она, смеясь. — Мой восхитительный американский писатель.

Джо поцеловал ее протянутую руку, бормоча:

— Eccellenza, — и выпрямился. — Вы уже знакомы с моими друзьями. Signorina Мара Бенетти, сыгравшая главную роль в моем фильме, и моя помощница, signorina Марисса Панцони.

Контесса кивнула.

— Совершенно очаровательные дети, — сказала она и повернулась обратно к Джо. — Вы трахаете их обеих?

Джо рассмеялся.

— Не смущайтесь. Вы должны гордиться. Я бы хотела увидеть, как вы втроем занимаетесь любовью Это, должно быть, чрезвычайно волнующее зрелище, — она наклонилась вперед, проводя руками по телам обеих девушек. — Прелестно, прелестно, — журчал ее голос. — Такие упругие, сильные и сексуальные.

Девушки привыкли к этому, и, кроме того, они знали Контессу гораздо лучше, чем ее знал Джо.

— Спасибо, Eccellenza, — ответили они хором.

Контесса щелкнула пальцами — и тотчас же перед ними появился лакей с маленькой серебряной сахарницей, угодливо снимая с нее крышечку Контесса быстро схватила крошечную золотую ложечку и сильно вдохнула по два раза каждой ноздрей, зажав в это время другую, потом передала сахарницу им.

Джо понюхал первым. Кокаин словно взорвался у него в голове. Вот это качество! Кокаин, который Джо покупал на улицах Рима, был настоящим дерьмом по сравнению с этим. Это был чистый кайф.

Мара нюхала осторожно, зато Марисса смахивала на паровой котел — четыре глубоких вдоха каждой ноздрей. Ее глаза зажглись, как две электрические лампочки.

— Mamma mia! — засмеялась она. — По-моему, я уже кончаю.

Контесса тоже залилась смехом и сунула руку ей под платье.

— Это правда! — закричала она, вытаскивая руку и облизывая свои пальцы — Ты уже вся мокрая.

Мара взглянула на контессу.

— Извините, Eccellenza, вы видели маэстро Сантини?

Контесса махнула рукой.

— Он там, внизу, вместе со своей американкой. Это не тот класс, очень простенькая. Я оставила их внизу с другими гостями, — она повернулась к Джо. — Вы думаете, его фильм сделает сборы? — спросила она. — Я заинтересована в ста тысячах долларов, которые в него вложила.

— Думаю, вы правильно сделали, — дипломатично ответил Джо. В конце концов он тоже был заинтересован в этом фильме.

— Он заплатил вам? — поинтересовалась она.

— Еще нет, — ответил он.

Контесса рассмеялась.

— Ну что за мошенник, просто негодяй. Он сказал мне, что уже со всеми расплатился.

Контесса обернулась к Маре:

— А ты? Тебе он заплатил?

Мара кивнула.

— Джентльмен, мой друг, позаботился об этом.