Хейл - Зеленоглазая леди

– Да, мэм. Как я уже сказал, мне жаль, что так получилось.

– Не думайте больше об этом, мистер Хилмор. Раз вы уже начали расчищать площади под оранжевый пеко, то, конечно, продолжайте работу. Но мы подробнее поговорим об этом, скажем, во вторник. Итак, в конторе в семь часов.

– Да, мэм.

Поняв, что его отпускают, Хилмор приободрился. На его лице она заметила явное облегчение.

Анна велела Радже Сингхе проводить его.

Когда управляющий ушел, она дала волю своему гневу.

– Я убью его! – бормотала она сквозь зубы. Проходя мимо, Раджа Сингха осведомился:

– Мэм-сахиб?

– Ничего, Раджа Сингха! – поспешно успокоила его Анна. Она заметила, что тот, кажется, понял ее объяснения и отправился по своим делам. У нее и в самом деле не было сомнений в том, что Раджа Сингха абсолютно предан ей и Челси, хотя нередко он появлялся и исчезал как призрак.

Но это не имело никакого отношения к ее делам. Анна выпрямилась, вскинула подбородок и отправилась на поиски Джулиана Чейза.

21

Дверь в его спальню была закрыта. Анна деликатно постучала по твердому тиковому дереву. Ответа не последовало. Она постучала еще громче. И снова никто не откликнулся.

И тогда она сделала то, что в обычных обстоятельствах не пришло бы ей даже в голову. Анна открыла дверь и заглянула в комнату.

Комната была пуста. Горели масляные лампы, а в отбрасываемых ими озерцах света отражались свежепобеленные стены. Зеленые шелковые занавеси были задернуты, отгораживая комнату от ночи, а кровать под зеленым балдахином уже была готова принять своего хозяина. Но признаков хозяина не было.

Комната сияла чистотой, если не считать пары пыльных сапог, оставленных возле кровати. И это был единственный недостаток. Дверцы огромного гардероба красного дерева были плотно закрыты. На умывальнике, в месте, предназначенном для бритья, не было остатков мыла. На золоченом стуле в углу не валялась брошенная одежда. И Анне пришлось признать, что нельзя упрекнуть Джулиана в нечистоплотности.

Судя по всему, щепетильности ему не занимать. А вот этого Анна не ожидала.

Ее ноздри уловили слабый запах – возможно, он курил сигару? Она принюхалась.

– Есть здесь кто-нибудь? – крикнула она, заходя в комнату. Комната была пуста, но какое-то чувство подсказывало, что он где-то здесь.

И все же, когда он ответил, она вздрогнула.

– Анна? Это вы? – спросил он из соседней комнаты. Конечно, он находился в гардеробной, хотя она прежде этого и не заметила. Но дверь, отчасти скрытаяплатяным шкафом, была приоткрыта. Хорошо! Ей хотелось выговориться, пока гнев не прошел.

Анна со щелчком закрыла за собой дверь спальни, воинственной походкой прошлась через всю комнату и распахнула дверь гардеробной так, что петли задрожали.

И тут же она замерла. Глаза ее округлились.

Перед ней стоял Джулиан Чейз, совершенно нагой, как в день рождения, готовясь опуститься в ванну с горячей водой!

– Господи! – пискнула Анна. Она смутилась и плотно зажмурила глаза. – Как вы смеете приглашать меня войти, когда... Вы...

– Я вас не приглашал, – возразил Джулиан спокойно. За этими словами последовал всплеск, и Анна поняла, что он опустился в ванну.

– Вы же пригласили меня! Вы сказали... – Анна не закончила фразы, потому что точно вспомнила его слова. Следовало отдать ему должное: будь он хоть сам дьявол, но он на самом деле не приглашал ее войти. Но с другой стороны, и не говорил, чтобы она не входила!

– Я спросил: «Это вы?»

То, что прав оказался он, ничуть не смягчило Анну.

– Любой джентльмен...

– А! Но я не джентльмен. Я думал, мы уже выяснили этот вопрос и пришли к согласию.

Не обращая внимания на его реплику, Анна продолжала:

– ...предупредил бы. Вы...

– Но едва ли я мог предположить, что вы вломитесь ко мне в гардеробную. Ради Бога, откройте глаза или уходите. Так вы выглядите по-идиотски, вы же не зеленая, неопытная девочка. Конечно, вы видели своего мужа обнаженным. Да в общем-то все мы похожи. Конечно, есть небольшая разница в размере и форме, как вам, возможно, известно.

Но у Анны все-таки мелькнула мысль о том, что по сравнению с Полом разница была очень большой. Анна почувствовала, как краснеет из-за своих же дурных мыслей. Джулиан физически был намного крупнее Пола. Конечно, его...

Даже думать о мужских органах воспроизводства было позорно, а уж задумываться об их размерах...

– Почему вы покраснели?

Голос его звучал так, будто он от души забавлялся ее смущением. Анна вдруг поняла, что он над ней смеется. Надо было найти мужество и открыть глаза.

С опаской посмотрев на него, она убедилась, что столь смутившие ее части тела скрыты под водой. Конечно же, она могла видеть его ноги и все остальное сквозь прозрачную воду, однако старалась не смотреть. Как бы там ни было, мыльная пена обеспечивала некое подобие прикрытия.

– Вы хотите сказать, что не собираетесь убегать? Моя дорогая сестрица, вы меня смущаете, – проговорил Джулиан, бросив на Анну насмешливый взгляд.

Эти сине-черные глаза в последнее время смотрели на нее с усмешкой. Хотя рот не улыбался. Сейчас Джулиан энергично намыливался. Анна невольно загляделась на его мышцы. Скользнув взглядом по его плечам, таким широким в одежде, Анна поняла, что обнаженными они выглядели еще шире и мощнее. А грудь... вся его широкая грудь была покрыта густыми черными волосами.

Анну охватило внезапное и почти непреодолимое желание дотронуться до этой влажной поросли, хотелось определить, какова она на ощупь.

Она, словно загипнотизированная, не могла отвести взгляда от его обнаженной груди; наконец, опомнившись, поспешно отвела глаза. Щеки ее пылали. И если бы он не улыбнулся понимающей гнусной и насмешливой улыбкой, она бы убежала.

– Разглядывайте сколько угодно, – любезно предложил он, усугубив ее унижение, – я не возражаю.

У нее было такое ощущение, будто щеки ее горят огнем. Ей уже очень хотелось похлопать себя ладошками по щекам, но она с трудом удержалась. А Джулиан тем временем продолжал не спеша намыливать грудь, еще шире ухмыляясь.

– Можете ко мне присоединиться, если угодно, – мягко предложил он, продолжая смотреть на нее. – Места хватит.

Анне стало наплевать, сочтет ли он ее трусихой или нет, но она вдруг поняла, что должна бежать прочь немедленно. Притягательность этого обнаженного мужчины в ванне была настолько сильной, что у нее заныло где-то внутри.

«Присоединиться к нему в ванне?» Сама мысль, конечно же, ужасала ее, но таинственный голосок нашептывал самые нелепые запретные мысли, какие никогда в жизни не приходили в голову Анне.

– Мне надо обсудить с вами кое-что очень важное. Когда вы закончите, пожалуйста, приходите в контору. Там мы сможем поговорить.

Она была уже готова удалиться и почти повернулась, но вдруг услышала:

– Когда я закончу, лягу спать, – сказал он, удерживая ее. Она посмотрела на него через плечо и пожалела об этом. Он намыливал мускулистую ногу. Колено и часть мощного бедра были видны над водой.

– Это очень важно, – заставила она себя выговорить достаточно твердо, с трудом отрываясь от этого зрелища.

Право же, что такое с ней творится? Конечно, Пол был скромным, но ей доводилось видеть его в ванне. Но никогда, никогда от этого зрелища у нее не перехватывало горло, а сердце не начинало так биться, да и в уме не проносились столь сладострастные картины запретных наслаждений. Но ведь Пол был ее мужем и джентльменом.

А Джулиан Чейз не был ни тем, ни другим!

– Если это и в самом деле важно, вы можете подождать меня в моей спальне, а если нет – отложим это до утра.

Голос его звучал спокойно и безмятежно. Анна прикусила губу, стараясь сделать так, чтобы ненароком ее взгляд не упал ниже его поросшего черной щетиной подбородка, и вдруг решилась:

– Я подожду, но, пожалуйста, поторопитесь. И... «Как ему намекнуть, чтобы он вышел из гардеробной одетым?»

– И?..

– Не важно, – сердито буркнула Анна, – просто поторопитесь.

Она повернулась к нему спиной и направилась в спальню. Там она присела на краешек позолоченного стула, стараясь не думать, чем он сейчас занимается в гардеробной.

Минут через десять Анна с облегчением увидела, что он в халате. Халат из темно-коричневого шелка, отделанный золотой тесьмой, явно выглядел более элегантно, чем та одежда, которую он носил днем. Конечно, она видела поросшую черными волосами грудь, щиколотки его голых ног, но все же ей стало легче. Она опасалась, что он войдет в спальню абсолютно голым.

– И что же это такое важное, чего нельзя было отложить до утра?

Он держал зажженную сигару, которую тотчас же сунул в рот. Анна вспомнила: точно такую же она видела в пепельнице возле ванны. Забавно, что прежде она ни разу не видела его курящим. Возможно, он курил только ночью.

Она выпрямилась на стуле.

– Вы распорядились, чтобы мистер Хилмор занялся посадкой оранжевого пеко, даже не посоветовавшись со мной, – сказала она дрожащим от негодования голосом.

Джулиан удивленно поднял брови:

– Да, распорядился.

Анна была обескуражена. Такого спокойного ответа на упрек она явно не ожидала.

– Сринагар принадлежит мне, – сказала она, наконец овладев собой. – Распоряжаюсь здесь я. По правде говоря, считаю ошибкой то, что под этот сорт чая расчистили такую большую площадь. Возможно, года через три у нас и будут большие прибыли, но пока...

– Пока сохранившиеся насаждения уже переросли положенные им размеры и скорее всего дадут немного. Эта плантация – все равно что пустырь, поэтому разумно превратить ее во что-то более прибыльное.

И снова он привел ее в замешательство.

– Вы ничего не знаете о разведении чая!

– А вот тут вы ошибаетесь. Я ничего не знал о разведении чая, когда приехал, но учусь очень быстро. Многое я узнал от Хилмора и вашего доброго друга Дамесни, а также из книг вашей библиотеки. Думаю, что теперь я знаю об этом предмете не меньше вас.

– Вы...

– Вы утверждаете, что Сринагар принадлежит вам... Должен вам напомнить, что я собственной шкурой заплатил за эту плантацию. Знаю, что обещал уехать, как только получу свои изумруды. Я это сделаю. Вам надо только набраться терпения. Я же намерен поступать так, как считаю целесообразным. Если вы этого не одобряете, сожалею.

Он пересек комнату, остановился в углу, где на краешке стула примостилась она, и загасил сигару в фарфоровом блюдце на круглом столе.

– И еще... – начал Джулиан более мрачным тоном. – Если вы снова ввалитесь в мою спальню, я восприму это как приглашение к действию. Я хотел вас с первой минуты, как увидел в Гордон-Холле, а также догадываюсь, что и вы хотите меня. Поэтому предупреждаю: если не желаете, чтобы наш разговор закончился в моей постели, выметайтесь отсюда и держитесь от меня подальше. Ясно ли я выражаюсь?

Анна слушала эту грубую речь с раскрытым ртом. Да как он смеет так разговаривать с ней!

Вскочив на ноги, она бросилась в его сторону и закричала от гнева и ярости:

– Вы самонадеянное животное! Выражаясь вашим вульгарным языком, я не хочу вас! Я пришла сюда для того, чтобы...

– Вы можете лгать себе, моя прелестная Анна, но меня не обманете! – грубо перебил ее Джулиан. – Вы обычная женщина из плоти и крови. И вам также не терпится, чтобы вас оседлали. А какого труда вам стоит не дотрагиваться до меня! Вы же смотрите на меня так, как смотрит на мужчину женщина, желающая заполучить его в свою постель. Вы целуете меня так, как женщина целует мужчину, если хочет его. Ваши груди разбухают под моими прикосновениями...

– Прекратите! – закричала Анна неузнаваемым голосом. – Сейчас же прекратите!

– О, моя милая маленькая лицемерка! Теперь слишком поздно. Вы получили свой шанс!

С этими словами он схватил ее за плечи. Несмотря на ее яростное сопротивление, он без усилий смог близко притянуть ее к себе и сжать так сильно, что ее грудь буквально расплющилась. Анна продолжала осыпать его проклятиями, а он прижался к ее губам.

Когда он поцеловал ее, Анна упала в бездну. Голова ее закружилась, колени стали ватными, а руки, которыми она только что колотила в его грудь и отталкивала, теперь обмякли. Анна ощутила и прохладный шелк его халата, и нестерпимый жар его могучего тела.

Губы ее задрожали, раскрывшись, а язык вдруг ответил на яростный призыв его языка. Джулиану больше и не требовалось удерживать ее... она сама прижималась к нему все теснее и теснее. Она будто все время искала жесткости его груди, пытаясь умерить боль, возникшую в нежной плоти. И неожиданно ее руки сомкнулись у него на шее.

– Ну вот, – пробормотал он со свирепым удовлетворением, в то время как его пальцы пытались расстегнуть пуговицы на ее спине. – Теперь посмейте сказать, что не хотите меня.

Эти слова подействовали на Анну как ушат холодной воды.

«Что он делает? Как смеет...»

Как она могла позволить ему? Неужели в ней не осталось ни капли гордости? С яростным шипением она рванулась из его объятий и, не произнося ни слова, отвесила такую пощечину, что голова его откинулась назад.

Мгновение он просто стоял и смотрел, пока на щеке не проступила багровая отметина.

– Если вы понимаете, что для вас хорошо, убирайтесь с моих глаз долой, – сказал он.

С большим трудом, со всхлипываниями, она вздохнула, последний раз посмотрела в его сверкающие черные глаза, повернулась и побежала.

22

Муссон начался в этом году чуть позже, а если точнее, то шестого августа.

Прислушиваясь к завыванию ветра, Анна лежала в постели и дрожала. Шум ветра был точно таким же, как в прошлом году.

Еще год назад в это же самое время она сидела возле постели Пола и держала теплую еще руку, но уже чувствовала дыхание умирающего.

Ветер завывал точно так же, как и теперь, только тогда сезон муссонов забрал Пола с собой.

Анна не могла спокойно выносить этот звук.

Она встала с постели, подошла к окну и раздвинула полупрозрачные легкие муслиновые занавески. Было далеко за полночь. Анна уже долгие часы пролежала в постели, но заснуть так и не смогла. И теперь она знала, что не заснет, во всяком случае, этой ночью.

Ровно год назад в этот самый день умер Пол.

Сад окутывали тени, ветер гнал по небу облака. Пляшущие тени представляли собой жутковатое зрелище. В завывании ветра тоже слышалось что-то страшное, потустороннее, будто кто-то причитал по покойнику, тоже оплакивал его.

Здесь, за садом и небольшой оградой, на вершине холма, погруженного в густую тень, была могила.

Анна подумала, что сможет разглядеть его памятник, смутно белевший в темноте. Он будто звал ее.

Утрата была очень болезненной. Анна ощущала ее как лезвие, постоянно ранившее ее сердце, но мало-помалу все-таки начала выздоравливать. Иногда проходил целый день, а она могла и не вспомнить о Поле. Ее уже не тревожил и призрак, прежде являвшийся во сне. Она снова научилась остро чувствовать: гнев, страх, радость. И страсть. Страсть, равной которой никогда не испытывала.

Эта страсть была столь сильной и острой, что ей было страшно даже признать ее существование.

Да, сердце ее все еще скорбело, но тело уже пробудилось. И, конечно, все это произошло благодаря Джулиану. Чувствуя себя виноватой, Анна все-таки признавала, что он был совершенно прав: она хочет его.

О Господи! Как она его желала! Ей хотелось целовать этот жесткий рот, прикоснуться к его телу везде-везде, почувствовать его прикосновения.

Закрыв глаза и сжав кулаки, Анна попыталась прогнать эту мысль, но та не желала уступать. Внезапно она почувствовала тошноту, испытывая чувство вины, думая, что в первую годовщину смерти мужа противоестественно смотреть сквозь мрак на его могилу и позволять себе нескромные мысли о другом мужчине.

Анна потянулась за пеньюаром. Туго затянув талию, она скользнула в домашние туфли.

Анна хотела находиться ближе к Полу, хотела говорить с ним в первые недели после смерти. В конце концов, она хотела знать, что любовь, соединявшая их с детства, не умерла вместе с ним. И даже если тело ее трепетало от тоски по другому мужчине, обладавшему для нее чисто физической притягательностью, это не означало, что Пол не занимал места в ее сердце.

Каким же непостоянным и нелепым созданием она была бы, если бы так легко могла переключить свои чувства на другого!

Анна покинула спальню, направляясь неслышными шагами вниз по лестнице, а потом по коридору в дальнюю часть дома. Где-то позади она расслышала какое-то шарканье и очень испугалась. Бросив взгляд через плечо, она увидела два маленьких блестящих глаза, сверкнувших на нее.

«Моти. Конечно, по ночам он бегает по дому». Успокоенная, Анна продолжила свой путь к задней двери, подняла кожаную щеколду и вышла из дома.

Волосы ее растрепал сильный ветер. Он подхватил подол ночной белой рубашки, полы пеньюара и закрутил их вокруг ног.

Ветви деревьев качались и скрипели, вокруг нее шуршала листва. Возможно, этот шелест производили маленькие зверьки, всюду шнырявшие здесь ночью. Анна не знала этого, да и не хотела знать. Ей казалось, что она отделилась от своего тела, от своих чувств, будто заблудилась во сне, будто слилась с тенями, ветром и ночными животными. С этими мыслями она поднялась на холм.

Железные прутья ограды, окружавшей маленькое кладбище, были холодными. Анна сначала нащупала их, потом разглядела щеколду, открыла калитку и вошла.

Здесь и была могила Пола. Лианы, а также другие вьющиеся растения, грозили заполонить каждый крошечный кусочек вскопанной земли. По распоряжению Анны за могилой тщательно ухаживали, газонную траву регулярно и аккуратно подстригали. На простом памятнике из местного лунного камня было выгравировано имя Пола с датами его рождения и смерти. Здесь же росло храмовое дерево, а воздух буквально благоухал от распустившихся крошечных белых цветочков.

Время от времени сквозь быстро скользящие облака проглядывала луна. И тогда камень памятника блестел, излучая какое-то непонятное свечение. Анна стояла такая грустная, сжав руки и опустив голову.

Девочкой она так сильно любила Пола! Он был воплощением ее детских грез. Сын знаменитого местного лорда был так же далек от нее, как принц крови, и все же оставался ее ближайшим другом. Они вместе играли, вместе готовили уроки, а потом поняли, что любят друг друга, и, наконец, сбежали вдвоем. А потом поженились, приехали в эту чужую страну и произвели на свет Челси. А потом... Потом случилось страшное – Пол умер.

Теперь от него остался лишь этот поблескивающий в лунном свете камень на холме да ускользающие и тускнеющие воспоминания.

Конечно, такой прекрасный и добрый человек, как Пол, заслуживал большего.

Анна попыталась вспомнить его лицо, но черты Пола почему-то все время смешивались с чертами Челси. Лицо его казалось каким-то неясным, и это открытие вызвало у Анны слезы.

«Неужели я уже забыла его?»

Упав на колени перед могилой, она уронила голову на руки и заплакала.

Пошел дождь. Сначала капли были тучными и медлительными, было даже слышно, как они падают на землю. Потом их стало значительно больше, и дождь полил с такой же силой, как и ее слезы.

Свистел ветер, лил дождь. Анна промокла и впала в полузабытье.

И оставалась бы в таком состоянии еще долго, если бы не знакомый голос, раздавшийся в ночи:

– Что, черт возьми, вы здесь делаете?

23

Анна подняла голову. Над ней возвышалась фигура Джулиана. Он сейчас показался ей больше и мощнее, чем всегда, будто ночь превратила его в какое-то немыслимое существо, окутанное мраком. Она поспешно отвернулась и принялась вытирать щеки руками, отчаянно стараясь, чтобы он не увидел ее слез. Но оказалось, он не обратил на это внимания, склонившись над ней и приподняв ее лицо за подбородок.

Два черных сердитых глаза уставились на нее. Джулиан казался разъяренным.

– Вы, чертова маленькая дурочка! – рявкнул он. – Простудитесь насмерть.

Она даже не успела ничего ответить, как он уже грубо схватил ее на руки и понес с кладбища. Анна уткнулась лицом во влажную ткань его рубашки, вдохнула его запах и зарылась в тепло его плеча.

Он был благословенно живым, теплым, уютным. Ей так хорошо было с ним! Но чувство вины не покидало ее, и Анна снова заплакала.

Почувствовав, что ее тело сотрясает новый приступ рыданий, Джулиан чертыхнулся сквозь зубы.

Он опустил ее на землю и прижал к своей груди. Анна подняла на него удивленные глаза, но не успела понять его намерения, как Джулиан завладел ее ртом.

Он целовал ее с жадностью, с яростью, не оставляя возможности для нежности. Целовал с остервенением, от которого у нее подкашивались ноги, и качало из стороны в сторону.

Этот поцелуй лишил ее разума. Анна почувствовала, как плавятся ее мозги, и отлетает воля. Она оказалась бессильной.

Джулиан прижал ее крепче, заставив подняться на цыпочки. Теперь она чувствовала все его мускулистое тело, каждый дюйм его кожи. Анна затрепетала в его объятиях, и ее руки обвились вокруг его шеи. Он прижал ее голову к своему плечу и безжалостно заставил ее разомкнуть губы. Она не сопротивлялась. И не хотела сопротивляться.

С тихим стоном Анна сдалась. Ее руки легли на влажные широкие плечи Джулиана, а губы раскрылись навстречу поцелуям.

И он совершил вторжение. Его язык, как дерзкий захватчик, покорял ее и получал все, что хотел. Он ласкал языком ее язык и рот, проводил им по ее зубам, требуя от нее равного отклика. Анна трепетала и содрогалась, отвечая страстью на страсть.

Никогда в жизни не испытывала она такого всепоглощающего желания. В его объятиях она похожа была на ожившее пламя. Никогда в жизни она ничего так не хотела, как в эту минуту желала его.

Они стояли так неизвестно сколько времени, целуясь в ночной темноте в саду, а дождь и ветер трепали их волосы и одежду, но они не замечали ничего.

Потом они как будто опомнились и поняли, где находятся. Он что-то пробормотал, а потом снова сжал ее в объятиях.

Сердце ее застучало. Анна обняла его за шею и покорно лежала в его объятиях, когда Джулиан понес ее к галерее.

Ни один из них не произнес ни слова. И на этот раз Анна не заметила внимательного взгляда Моти. Сердце ее стучало как барабан, голова кружилась от страсти, а он нес ее вверх по лестнице с очевидной легкостью, не уставая. Она то и дело открывала глаза, глядя на его лицо.

И тут в безмолвной темноте спящего дома она перестала быть тем, кем была до сих пор. Сейчас она была женщиной. Он же был только мужчиной.

И проснувшаяся в ней женщина, жадная, ненасытная, страстная, взывала к мужчине, моля о любви.

24

– Ты не отошлешь меня, не прогонишь?!

Это был хриплый шепот, отчасти приказ, отчасти вопрос.

Зарывшись лицом в его плечо, Анна покачала головой. Она скорее почувствовала, чем увидела, с каким трудом он вздохнул. Дверь захлопнулась, и Джулиан бережно и нежно опустил Анну на пол. Таких чувств он еще не проявлял к ней до сих пор.

– Позволь снять с тебя эту мокрую одежду.

Анна не сопротивлялась. Джулиан, такой деловитый, большой, неуклюже возился с ее бантами и пуговицами. Он склонил к ней свою голову так низко, что она могла разглядеть сверкавшие в его черных волосах капли дождя, похожие на бусинки. Ресницы скрывали его глаза, но рот она видела четко. Он был прямым, жестким, неулыбчивым, придавая Джулиану угрюмый и мрачный вид.

Спустив пеньюар с ее плеч, он поднял на Анну глаза. Их взгляды встретились.

Он все еще не улыбался, а просто смотрел на нее, и его темные цыганские глаза вдруг заблестели.

Протянув к ней руку, он накрыл ее упругую грудь. Тонкий слой влажной ткани все еще кое-как прикрывал ее, но не защищал от прикосновений Джулиана.

Анна со всхлипом вздохнула, наслаждаясь этим прикосновением. Оно вызвало в ее теле нечто похожее на боль. Откинув голову назад, она закрыла глаза, вся дрожа, но отступать не собиралась. Она даже подняла свою маленькую руку и положила ее поверх его большой и мужественной руки, сильно сжимавшей ее нежную грудь.

Джулиан первым нарушил это волшебство. Он что-то быстро пробормотал себе под нос, снова притянул ее к себе и целовал ее без конца, целовал страстно, целовал так, что она поднялась на цыпочки, обхватила его за шею и тоже поцеловала. Когда же губы Джулиана спустились ниже, к ее уху, он задрожал, как и она. Анна почувствовала, как все его тело трепещет, как дрожат его руки.

– Господи, – прошептал он, отстранившись.

И она потянулась к нему, а он принялся расстегивать десятки крошечных пуговичек ее ночной рубашки. А пальцы его так сильно дрожали, что он пытался по нескольку раз расстегнуть каждую пуговицу. Анна не выдержала и отвела его руки.

– Позволь мне, – прошептала она, чувствуя себя более раскованной, чем могла себе вообразить.

И все же Анна не могла заставить себя смотреть на него прямо, пока расстегивала свою одежду. В ней боролись в этот момент отвага и робость, уверенность и стыдливость. Он же смотрел на нее своими темными глазами, выражение которых она никак не могла понять. Что-то подсказывало ей, что он так же изголодался по любви, как и она.

– Сними это, – произнес он низким и хриплым голосом.

Анна заметила, что блеск его глаз стал еще ярче. Он терпеливо ждал, пока она исполнит его просьбу. Во рту у Анны пересохло. Чувствуя себя греховной и одновременно свободной, медленным движением плеч она сбросила с себя ночную рубашку, намеренно оттягивая момент, когда полностью будет обнажена ее грудь с розовыми сосками, а потом и стройный стан, и плавно расширяющиеся бедра, и пепельный треугольник волос между ними, и длинные кремовые ноги. И вот настал момент, когда рубашка полетела в лужу, натекшую с мокрой одежды у ее ног, а глаза его уже источали неистовое пламя и в углу рта заметно подергивался мускул.

– Ты самое прекрасное создание, какое я когда-либо видел в жизни, – сказал он, снова собираясь заключить ее в объятия. Анна поспешно отступила назад и покачала головой, прошептав:

– Ты тоже промок.

С минуту он так и стоял, пожирая ее глазами, но уголки его губ уже сложились в едва заметную лукавую улыбку.

25

– Раздеться ради твоего удовольствия, радость моя?

Вопрос этот был провокационным. Он будто поддразнивал ее, хотя и говорил хрипловатым полушепотом. Не в силах довериться своему голосу, Анна кивнула и стала смотреть, как он это делает, затаив дыхание.

Джулиан снял сапоги, а потом принялся за свои манжеты и пуговицы на рубашке.

Анна почувствовала, как зачастило ее сердце, пока обнажалась его широкая волосатая грудь, о которой она никак не могла забыть. Когда же он стянул с себя рубашку, Анна жадно устремила на него взгляд.

Плечи Джулиана были широкими и мощными. На руках, словно огромные крученые веревки, вздувались мускулы.

Грудь его тоже была широкой, талия и бедра – узкими.

Анна не могла дождаться, когда же он расстегнет пуговицы штанов. И сердце ее начинало биться все сильнее и отчаяннее. Это продолжалось до тех пор, пока его бриджи не соскользнули к ногам. Джулиан переступил через них и стоял перед ней в своей ослепительной наготе.

Глядя на него, Анна забыла даже, что следует дышать. Никогда за всю свою жизнь она не видела такого великолепного мужчину.

Анна изучала его, блуждая глазами по его телу. А он желал ее, желал – это было очевидно. И Анна почувствовала какую-то боль в глубине своего тела. Трепеща, она взглянула на него.

– Иди ко мне, – прошептал он, протягивая к ней руки. Анна глубоко и трепетно вздохнула и шагнула в его объятия.

В этот момент она испытала удивительное чувство, будто он никогда не выпустит ее из объятий. Все преграды между ними были разрушены. Она чувствовала жесткость его волос, царапавших ее грудь и бедра, ощущала жар его тела, которое, как ей казалось, прожигало ее насквозь.

Она обвила его руками, зарывшись лицом в ложбинку на его плече, и глубоко вдохнула его мускусный запах. Джулиан взял ее за подбородок.

– Я хочу тебя! – прошептал он, слегка проведя кончиком пальца по ее нежным губам.

Губы ее беспомощно раскрылись. Анна потянулась к нему, позволяя себя целовать, обнимать, страстно целуя его в ответ.

Она вдруг почувствовала, что его руки скользят по ее обнаженной спине и по изящным бедрам. Анна закрыла глаза, позволяя себе отдаться этим чудесным ощущениям.

И вдруг она почувствовала, как он руками обхватил ее ягодицы. Анна даже задрожала как от озноба.

– Хочешь меня? – спросил он шепотом.

Губы его скользили по ее щеке, уху, мочке. Анна выгнула шею, желая предоставить ему полную свободу действий. Хотела ли она его? Анна ответила дрожащим голосом:

– Да. Да!

Она больше не пыталась вновь и вновь подавить собственные чувства. Хотела ли она его? В эту минуту Анне казалось, что она прошла бы по горячим угольям, чтобы только приблизиться к нему.

– Прекрасная, необыкновенная Анна!

Джулиан подхватил ее сильной рукой, отнес на кровать и нежно опустил на прохладные простыни, ногой столкнув на пол гору постельного белья. Анна лежала обнаженная, трепещущая, открытая для него. Он любовался ее телом, красивой грудью, бедрами, упругим животом... Потом их взгляды встретились. Джулиан протянул к ней руку, отвел пряди волос от лица, а Анна смотрела на него огромными глазами, чувствуя себя уязвимой. Беззащитной из-за своей потребности в нем, столь ясно написанной на ее лице. Он был так нежен, так внимателен, так чуток, но внезапно ей захотелось совсем другого. Казалось, кровь ее уже вскипела до температуры лавы и с бешеной скоростью неслась по жилам. И Анна подумала, что она воспламенится и сгорит, испепеленная собственным желанием, если он не поспешит покончить с ее мучениями.