Хейл - Зеленоглазая леди

Ему было все равно, где жить, лишь бы Анна любила его и была рядом.

Та огненная ловушка, в которую попала Анна, ясно показала ему, насколько глубоки его чувства.

А если бы она умерла? Он не мог об этом даже помыслить! В этом случае остаток жизни он провел бы как дикий зверь, воя на луну.

Он желал именно ее. Бесчисленные женщины, которых он встречал когда-то, были рады упасть в его объятия. А эта была совсем другой. Она стоила того, чтобы добиваться ее.

Первым делом надо было заставить ее забыть Пола. Джулиан даже стиснул зубы, вспомнив про единокровного брата.

Всю свою жизнь он относился к законным и признанным сыновьям лорда Ридли с ненавистью, как к соперникам. Но он даже представить себе не мог, что будет испытывать такую всепожирающую ревность. Дикую ревность при мысли о том, что когда-то Анна любила Пола. Златовласый мальчик снова победил. То, на что Джулиан положил всю свою жизнь, Полу досталось без малейших усилий. Даже Анна. Ценил ли ее Пол? Любил ли?

Вряд ли так, как любил ее Джулиан. Так любить ее, пожалуй, не смог бы никто.

Почему Анна не видела этого?

Джулиан положил ноги на огромный письменный стол, откинулся на спинку кожаного кресла и сделал еще один глоток виски.

Безумие это было или нет, но он хотел напиться вдрызг.

Он хотел напиться так, чтобы впасть в забытье, напиться, чтобы хоть на одну ночь выкинуть Анну из головы...

43

Было очень поздно, а может, очень рано, потому что часы давно уже пробили полночь.

Анна никак не могла уснуть и мерила шагами комнату. Красивое зеленое платье было аккуратно сложено и убрано в шкаф. Белье и туфельки тоже. Не было ничего, что напоминало бы ей о прошедшем вечере, но она никак не могла выбросить его из головы.

Когда Джулиан вез ее домой, он напоминал раненого медведя. И все это время Анна говорила с ним ледяным тоном. Возможно, она и заслужила, чтобы ей в ответ откусили голову, но последние полчаса поездки прошли в полном молчании. Когда же они добрались до дома, Джулиан пробормотал сквозь зубы нечто такое, отчего ее глаза широко раскрылись, и заключил в объятия.

Поцелуй был долгим и сокрушительно интимным. Он перегнул ее так, что Анна оказалась лежащей у него на коленях, потом крепко обвил ее руками, бесстыдно блуждая ладонями по телу. Анна пыталась воспротивиться, но все закончилось тем, что она обхватила его за шею.

Потом он практически выпихнул ее из экипажа и проехал дальше, к конюшне. С этой минуты она каждую секунду прислушивалась, ожидая его шагов на лестнице, а он так и не пришел к ней в постель. Анна даже не была уверена, что он в доме.

Анна все еще надеялась, что он придет, и никак не могла уснуть.

Она приняла горячую ароматическую ванну, пытаясь успокоиться. Доведенная до отчаяния, она даже выпила стакан теплого молока, хотя и ненавидела его.

В четверть третьего ночи она все еще бодрствовала. И все из-за Джулиана.

«И где же этот дьявол?»

Анна, босая, расхаживала по холодному дощатому полу. Высокие окна были раскрыты настежь, противомоскитная сетка колыхалась под легким дуновением ветерка.

Анна была в полупрозрачной ночной рубашке. Она уже трепетала, представляя, что Джулиан увидит ее в столь эротическом одеянии.

Любит ли она его?

Любит ли он ее?

Впрочем, на эти вопросы она не хотела получить ответы, словно чего-то боялась. Но ответ следовало найти.

Если он любит ее, тогда, возможно, надо было дать волю своим чувствам, а не держать их в железном кулаке.

Вполне возможно, что та девушка, которую любил когда-то Пол, ушла, исчезла вместе с ним. Ее сменила зрелая женщина, томившаяся сейчас по Джулиану.

Вдруг Анна услышала негромкий треск откуда-то снизу. Схватив пеньюар, она выбежала из комнаты.

«Если Джулиан еще не спит и где-то поблизости, надо бы выяснить с ним отношения».

Анна решила спросить Джулиана прямо о его намерениях в отношении ее.

По крайней мере'у нее не останется сомнений.

Такой поздней ночью дом казался безлюдным. Внизу все было тихо. Спустившись в холл, Анна напрягла слух, но ничего не услышала. Вдруг она заметила в конце коридора слабый свет. Анна пошла по коридору, свернула за угол и направилась к задней веранде. Не доходя до веранды, она обнаружила ту самую комнату, откуда распространялся свет...

Зрелище, представшее перед ней, заставило ее остановиться на пороге. Джулиан раскинулся на стуле, закинув ноги на письменный стол. Его вечерний костюм был в ужасном беспорядке. В комнате повис тяжелый запах виски. Огромное желтое пятно на белой стене не вызывало никаких сомнений, что Джулиан «жонглировал» бутылкой: на пол стекали струйки золотистой жидкости, а на полу валялись осколки от бутылки.

– Ну и ну! Пожаловала Зеленоглазая леди собственной персоной.

Его голос прозвучал не совсем внятно. Он усмехнулся как-то неприятно, потом встал, нетвердо держась на ногах, изображая некое подобие поклона.

– Присоединяйтесь ко мне, миледи.

– Вы пьяны!

– Чертовски верно! Я пьян. А почему бы и нет? Вы вполне способны довести до пьянства любого здравомыслящего человека. Можете мне поверить на слово.

Опасаясь, что их голоса могут разбудить всех домашних, Анна осторожно закрыла дверь. Ясно было, что этой ночью она не добьется от него толку.

– Вы должны лечь спать, – сказала она таким сердитым тоном, каким обычно матери говорят с капризными детьми.

Осторожно обойдя стул, на котором развалился Джулиан, Анна присела на корточки и принялась собирать осколки.

Джулиан мрачно наблюдал за ее действиями, а потом рявкнул:

– Оставьте! Утром горничные уберут. Анна подняла на него глаза.

– Не хочу, чтобы они...

– Я же сказал! Оставьте! – Эта фраза уже совсем походила на рычание. – Ступайте спать и оставьте меня в покое. Будьте так любезны!

Осторожно держа в руке осколки разбитой бутылки, Анна качнулась назад и посмотрела на него.

– Я должна это сделать сама. И не оставлю вас в таком состоянии. Вы можете сломать шею на лестнице. – Она задумчиво сдвинула брови. – Прислать вам Джима?

– К черту Джима!

Анна нетерпеливо поджала губы. Она бросила осколки стекла в мусорную корзину, что стояла возле письменного стола, и неодобрительно посмотрела на него. Он нагло встретил ее взгляд и некоторое время смотрел прямо в упор, неторопливо скользя глазами по всей ее фигуре. И не было ни малейшего сомнения в значении этого взгляда. Он сделал это намеренно, чтобы еще больше восстановить Анну против себя.

– Я должна сказать, что Пол'не бывал в таком... опьянении, – проговорила Анна робко, заметив, как кровь прилила к потемневшему лицу Джулиана.

Джулиан поднял голову и стал похож на кобру, источающую угрозу. Его губы свирепо искривились.

– Никогда, никогда не сравнивайте меня с этим чертовым Полом! – произнес он сквозь стиснутые зубы. – Пусть этот негодяй вечно горит в аду!

Анне стало понятно, что Джулиан готов сейчас к любому насилию.

– О! Да вы ревнуете! – воскликнула она удивленно. – Руби мне говорила, но...

Он вскочил со стула и угрожающе навис над ней, прежде чем Анна успела сделать хоть шаг назад.

– Вы чертовски правы, я ревную, – процедил он сквозь зубы и приблизился к ней так близко, что она ощутила запах виски.

Джулиан скользил пальцами по ее волосам, гладил кожу. Его глаза пронзали ее насквозь, улыбка казалась хищной. Анна на мгновение испугалась.

– Пустите меня!

Джулиан грубо рассмеялся и сжал ее шею.

– Знаете, как вы меня назвали в ту первую ночь, когда мы занимались любовью? Вы улыбнулись во сне. Я подумал, что мне, а потом вы назвали меня Полом. Мне захотелось задушить вас. И я сделал все возможное, чтобы не свернуть вашу хорошенькую шейку.

Как бы играя пальцами рук, он ласкал и поглаживал ее шею.

– Это легко. Я мог бы переломить вам шею одним движением рук. И тогда вы не смогли бы больше думать о Поле...

– Вы пьяны, Джулиан. Вы не соображаете, что делаете, – хгказала Анна отрезвляющим тоном.

Резким движением он заставил ее откинуть голову назад. Нет, на самом деле она его не боялась, но все же сейчас он казался ей чужим. Никогда еще Анна не видела Джулиана в таком состоянии, никогда даже не догадывалась, что он может обратить на нее всю свою ярость и дикость. Должно быть, он безумно, отчаянно ревновал ее, если вздумал угрожать насилием. И сердце ее зачастило. Она уловила главное: он оставил ее в ту ночь потому, что она назвала его Полом!

Анна медленно подняла ресницы и посмотрела ему прямо в глаза, сверкнув зеленым пламенем, словно изумрудами, И туман в его голове, вызванный виски, внезапно рассеялся, хотя он и продолжал мрачно смотреть на нее.

– У тебя нет причины ревновать меня, Джулиан, – сказала она тихо. – Я люблю тебя, а не Пола.

Его побелевшие пальцы, сжимавшие ее подбородок, на-пряженнозамерли.

– Лживая сучка!

– Я не лгу, – покачала головой Анна.

Джулиан еще минуту пристально смотрел на нее, а потом лицо его свело судорогой.

– Да поможет тебе Бог, если это так, – сказал он хрипло, тотчас же впившись в нее губами. Целовал он ее яростно, неистово, вторгаясь языком властно и требовательно.

И Анна ответила ему тем же.

Смахнув со стола все лишнее, Джулиан заставил ее опрокинуться навзничь. Анна лежала распростертая на полированной столешнице, а он жадно целовал ее и срывал одежду...

44

– Анна! О, Анна, Господи! – процедил он, покрывая обжигающими поцелуями ее лицо и шею. Забыв обо всем на свете, даже о пьяной грубости, Анна обвила руками его шею, пробормотав какие-то нежные слова и погладив его жесткие черные волосы. На нее вдруг накатила волной необузданная, неуемная, ослепительная страсть.

Она любила его. О, как она его любила!

Джулиан бормотал ее имя, повторяя его снова и снова. Он моментально сорвал с нее ночную рубашку и пеньюар и стал лихорадочно расстегивать пуговицы на бриджах.

И вот он наконец вошел в нее, покорную, готовую его принять.

У Анны прервалось дыхание, и она застонала. Он был таким огромным, горячим и наполнял ее всю. Анна затрепетала, восхищенная и изумленная этим ощущением.

Джулиан ласкал ее шею и грудь, вновь и вновь овладевая ею.

Изогнув спину, Анна стремилась оказаться как можно ближе к нему, не обращая внимания на то, что Джулиан прижал ее к жесткой поверхности полированного стола. Он застонал, прижимаясь к ее шее губами. .

И тут Анна испытала последний отчаянный толчок в своих недрах, Джулиан вскрикнул и замер.

На краю бездны Анна трепетала в предвкушении экстаза, но Джулиан лежал неподвижно, придавив ее своей тяжестью. Прошло несколько мгновений, прежде чем она поняла, что он удовлетворен. Анна продолжала лежать еще некоторое время, неосознанно лаская его густые и жесткие черные волосы. Силой воли она старалась подавить разочарование, но ее тело без всякого стеснения продолжало требовать свое. Внутри у нее все трепетало и болело.

Когда Джулиан поднялся, он выглядел таким же неуверенным, какой чувствовала себя и она.

– Видишь, что происходит, когда ты говоришь, что любишь меня? – спросил он с печальной улыбкой, оправляя бриджи.

Анна все еще лежала на столе. Внезапно она поняла, насколько неприличен ее вид. Пытаясь натянуть одежду и как-то скрыть свою наготу, она подтянула колени к груди и обхватила их руками.

Джулиан смотрел на нее слегка настороженно. Он оглядывал ее всю, от макушки и растрепанной шевелюры до маленьких розовых пальчиков ног, выступавших из-под каймы ее мятой ночной рубашки.

– Ты действительно сказала правду? Может быть, я просто до смерти напугал тебя и вынудил это сказать? – Он глубоко вздохнул. – Я ведь никогда не мог бы причинить тебе боль. Ты знаешь это.

– Знаю.

На мгновение она испытала побуждение подразнить его, но он был таким тихим, таким непривычно тихим, хотя пытался говорить непринужденно. И Анна поняла, как важен для него ее ответ.

«О, – подумала она с изумлением, – да он, оказывается, такой же ранимый, как и я».

И внезапно в ней всколыхнулась вся нежность к нему, которую она так долго подавляла и скрывала. Она встала на колени, обвила руками его шею и быстро и смущенно поцеловала в губы.

– Я сказала правду, – прошептала она, глядя на него. Сначала он не двинулся с места и только смотрел на нее, моргая, а потом его глаза широко раскрылись и засияли. И она вдруг подумала, что никогда прежде не видела их такими синими, как сейчас.

– О, Анна! – воскликнул он, коснувшись нежным поцелуем шелковистой кожи. – Моя Анна...

В его тоне она различила ранее незнакомую властную нотку и угадала, чего он хочет.

– Вся твоя, – нежно ответила она, соглашаясь.

– А Пол?

– Он был всего лишь мальчиком, а я – девочкой, ничего не понимающей в настоящей любви. Теперь я взрослая женщина. И человек, которого я люблю, отнюдь не мальчик, а зрелый мужчина.

И Анна поняла, что сказала правду.

– Я не потерплю, чтобы ты скорбела и томилась по нему.

– Я не томлюсь.

Джулиан испытующе посмотрел на нее.

– И чтобы больше не было никакого Дамесни!

– Чарлз – всего лишь друг.

– И все же мне не хочется, чтобы он слонялся здесь.

– У тебя замашки диктатора, да?

– Что мое, то мое.

– Я вовсе не вероломна, Джулиан.

– У меня есть основания верить этому, – ответил он с недоверчивой улыбкой.

– Надеюсь, ты будешь об этом помнить.

– Постараюсь изо всех сил.

– И, Джулиан...

– Да?

– Я тоже считаю: что мое, то мое.

– Неужели ты тоже способна ревновать? Стыдись!

– Не смейся надо мной, я говорю серьезно.

– Думаю, мне будет приятно вызвать твою ревность.

– Но ты не будешь этого делать! Я поняла, что, когда речь идет о тебе, я тоже становлюсь свирепой.

Он усмехнулся, явно довольный.

– Неужели? Эта мысль вызывает у меня трепет. Я дрожу с головы до пят.

– Ты и должен дрожать, – серьезно заметила она, все еще стоя на коленях на краю письменного стола и обнимая его за шею.

Он обхватил ее за талию, крепко сжал и сказал:

– Ты никогда не должна сомневаться в моей верности.

– Так-то лучше! – Она улыбнулась, скользнув рукой к его уху. – Ты больше ничего не хочешь мне сказать?

Он вопросительно поднял брови.

– Какой же ты глупый! – Эти слова были наполовину нежными, наполовину сердитыми. – Неужели я должна учить тебя, что говорить?

Он все еще смотрел на нее, не понимая.

– Ты любишь меня?

Эти ее слова были произнесены уже совершенно раздраженно.

– Ах, это!

– Да, это.

– Думаю, должен.

Он лукаво оглядел ее всю. Руки Анны скользнули вниз с его шеи, она скрестила их на груди, потом опустила на бедра и издала возмущенное восклицание.

И тогда он улыбнулся. Это была широкая улыбка во весь рот. Он схватил ее, сгреб в объятия, прижимая к груди, а потом двинулся к двери.

– Куда мы идем? – спросила она, снова обвив руками его шею.

На самом деле это не имело для нее значения. Сама легкость, с которой он ее нес, вызывала волнение, распространявшееся сладкими мурашками по спине.

– В постель.

– О! Да?

Голос ее показался ему несколько холодным. В ее ушах еще звенели его слова «Думаю, должен», поэтому ее жгла обида.

– Анна, я человек действия. Едва ли ты услышишь от меня много красивых слов.

– А мне не нужны красивые слова. Добравшисьдо подножия лестницы, Джулиан начал подниматься. Похоже, ее вес был ему вовсе не в тягость.

– Знаешь, я ведь умею ходить.

Он остановился на середине лестницы и посмотрел на нее, поблескивая глазами.

– Ни в коем случае. Теперь ты принадлежишь мне, моя девочка, и я ни за что не отпущу.

– О!– только крепче обвила руками его шею. По правде говоря, она была готова остаться в его объятиях навсегда.

– О-о-о! – передразнил он ее.

Он прижался к ее губам и поцеловал с такой страстью, что Анна испугалась. Пока она еще могла что-то соображать, но была в таком смятении, что уже совсем не думала о равновесии.

Он отнес ее в свою комнату, затворив дверь плечом. Темноту едва рассеивал лунный свет, струившийся из открытых окон. Противомоскитная сетка была опущена и слегка колыхалась на прохладном ночном ветерке, создавая в безмолвной комнате какую-то волшебную атмосферу.

Когда он укладывал ее на постель, шелковый полог и занавески на кровати едва слышно шелестели.

С минуту Анна лежала, окутанная тенями. Она смотрела на Джулиана, пока он пытался сорвать с себя одежду. Анна с грустью и нежностью улыбнулась своему возлюбленному.

– Надеюсь, ты нечасто впадаешь в подобное состояние? – спросила она язвительно.

Руки Джулиана тотчас же оказались у нее на талии.

– В последний раз я напился, когда мне было семнадцать лет, и точно по такой же причине.

– И что это за причина?

Анна взялась за его рубашку и стала расстегивать пуговицы. Она могла позволить себе с ним подобные вольности, и это опьяняло ее. Когда последняя пуговица была расстегнута, она настолько осмелела, что пробежала кончиками пальцев по его груди.

– Одна кокетка свела меня с ума.

Он сжал ее запястья, не выпуская из рук. Анна ощутила слабый укол его жестких волос на груди, коснувшихся ее ладони, а также жар его кожи. И внезапно почувствовала мучительную боль внутри.

– И что это была за женщина? – Почти не сознавая, что говорит, Анна прижала руки к нему с еще большей силой и ощутила под правой ладонью сильное и ровное биение его сердца.

– Я забыл. Видишь? Ты изгнала из моей памяти всех других женщин.

– Смотри же! Пусть так и будет.

Она обвила палец завитком волос, росших на его груди, и угрожающе дернула. Он вскрикнул и рассмеялся.

Он наконец снял рубашку, обнажив широкие плечи и мускулистую грудь. Анна любовалась им. Когда же он стащил с себя бриджи, она увидела его узкие бедра и длинные сильные ноги. И кровь еще быстрее заструилась в ее жилах. И, когда он повернулся к ней лицом, у нее захватило дух. Та часть его тела, которая сильнее и бесспорнее всего выражает мужскую сущность, была огромной, мощной и крепкой, как древесный ствол.

В ее бедрах возродились прежняя боль и томление.

– Иди сюда, дорогая.

Он потянул ее с кровати, заставив встать. Анна не сопротивлялась. Сердце ее билось так гулко, что ей трудно было думать о чем-нибудь вообще. А он в это время уже снимал с нее пеньюар и ночную рубашку. Когда она оказалась такой же нагой, как он, Джулиан снова привлек ее к себе. У нее закружилась голова. Их губы встретились и слились в отчаянном поцелуе. Скользнув вниз по ее спине, он сжал ее обнаженные ягодицы и приподнял ее от пола.

Потом Джулиан прижал ее к себе с такой силой, что она ощутила, как его мужское естество ищет возможности проникнуть в нее, исследуя кудрявое руно волос между ее бедер. Он поднял ее еще выше, а она, подчиняясь инстинкту, обвила ногами его талию.

И когда он вошел в нее, их сплетенные тела упали на кровать.

Анна жаждала его рук, губ, всего его тела. Жаждала так, как никогда в жизни. Она хотела его всего, хотела, чтобы он наполнил ее, взял ее и подарил ей экстаз, жаждать которого сам научил ее.

И это свершилось. Он дал ей даже больше, чем она ожидала. Он глубоко вошел в ее тело, прижав ее к себе так близко и так крепко, что она в полном самозабвении выкрикнула его имя. И он достиг вершины наслаждения...

– Я люблю, люблю, люблю тебя, – стонал он, прижимаясь лицом к ее шее, и в это время тело его, все еще соединенное с ее телом, сотрясла судорога.

Анна улыбнулась, ощутив это содрогание и последовавший за ним полный покой.

45

Пятью минутами позже она услышала его посапывание. Пристроив голову на его плече, Анна в полудреме размышляла о неожиданном повороте в своей судьбе.

Кто бы мог вообразить, что однажды она безумно полюбит этого ужасного вора и взломщика, пойманного ею в Гордон-Холле несколько месяцев назад?

Потом последовал сокрушительный храп, от которого задребезжало стекло и содрогнулась мебель. Это было не просто тяжелое дыхание – громкие рулады исторгала его мощная глотка. В этом было что-то забавное.

Сев на постели, Анна оглядела своего бесчувственного возлюбленного и покачала головой.. Конечно, из всех ночей он должен был выбрать именно эту, чтобы напиться чуть ли не до бесчувствия. Анна представила, как они могли бы ласкать друг друга, обмениваться нежными словами, а потом до рассвета заниматься любовью. Но, разумеется, со всем этим можно было повременить до следующей ночи. Сегодня же она имела возможность наблюдать своего возлюбленного вот в таком естественном состоянии. Он смешно раскинулся на спине, с пробивающейся темной щетиной на щеках и подбородке, голый, как младенец, и храпел так, что способен был разбудить даже мертвого.

Для романа это было, пожалуй, слишком. Анна вздохнула, мысленно укорив своего любовника, и выбралась из постели. Она не могла его оставить в таком состоянии на всю ночь, да и на все утро, ведь он мог проспать до полудня. Анна попыталась перекатить его на чистые простыни, но это оказалось делом нелегким. Приостановившись разок-другой, любуясь его великолепием, Анна принялась толкать Джулиана, стараясь переместить его на свою сторону постели. Она уже почти отчаялась, когда во сне он вдруг решил перекатиться и случайно оказался на дальнем конце кровати. Именно туда она и хотела его уложить. Угнездившись там, он обхватил обеими руками подушку и зарылся в нее лицом. Анна смотрела на него еще с минуту, любуясь его сильной спиной и четкими очертаниями округлых ягодиц, потом натянула на него покрывало и предоставила ему почивать в мире.

Выходя из его комнаты, она набросила ночную рубашку и пеньюар. Все было так, будто он нырнул на несколько саженей в глубину беспамятства. Если бы не это, она почти наверняка осталась бы в его постели на всю ночь. И пусть бы утром ее обнаружили там! Столь скандальному поведению для уважаемой вдовы с маленьким ребенком оправдания не было.

Она слабо улыбнулась, направляясь по коридору в свою комнату. Близился рассвет. Угольная темнота за окном постепенно рассеивалась, уступая место серой полумгле. Скоро этот мрак должны были пронзить первые лучи солнца. И оно само должно было выглянуть из-за горизонта. Это напомнило ей собственную судьбу, когда ей все-таки удалось вынырнуть из плена скорби. И Анна с некоторым удивлением отметила эту метаморфозу – ведь когда умер Пол, она не ожидала, что когда-нибудь еще проснется с улыбкой.

Но это случилось. Ее жизнь вновь обрела смысл. И счастье накатило на нее огромной теплой волной...

Первое, что она заметила, когда зашла в свою комнату, были крошечные глазки Моти, сверкнувшие на нее с пола возле кровати. Анна очень удивилась. Как Моти попал в ее комнату? Она была уверена, или почти уверена, что Моти шел за ней по коридору, когда она отправилась искать Джулиана.

И тотчас же в ее памяти всплыл случай с коброй, которая оказалась в восточном крыле дома в день прибытия Джулиана. Ощутив внезапный приступ страха, Анна с чрезвычайной осторожностью шагнула к ночному столику и поспешила зажечь стоявшую там свечу.

Она внимательно разглядывала каждый угол, но ничего, кроме коричневой пушистой шкурки Моти, не было. И тут Анна, бросив взгляд на свою постель, испытала потрясение. Кто-то свернулся под простынями в центре ее постели!

Прикусив губу, чтобы не закричать, Анна поставила свечу и склонилась над постелью, чтобы сорвать покрывало с незваного гостя.

«Челси!»

Свернувшись калачиком и разметав вокруг себя спутанные золотые волосы, девочка обхватила себя руками так, что не видно было даже пальчиков ног под подолом ее прелестной белой ночной рубашки. Здесь крепко спала Челси.

В первые дни после смерти Пола девочка приходила среди ночи в постель матери довольно часто. Анна, и сама страдавшая от потери, еще больше расстраивалась из-за Челси, поэтому любила эти ночные визиты дочери. Они спали вместе, прижавшись друг к другу, находя в этом некоторое утешение. Но позже Челси все-таки справилась со своим горем и больше не нуждалась в утешении по ночам. Так продолжалось уже много месяцев. И теперь Анна хмурилась и силилась понять, что же привело Челси в ее постель.

Анна поблагодарила Бога, что Джулиан предпочел отнести ее в свою, а не в ее спальню.

– Цыпленок, – прошептала Анна, присаживаясь на край кровати и легонько встряхивая дочь за худенькое плечико. – Проснись.

Когда Анна встряхнула ее второй раз, Челси пошевелилась и внезапно резко села на постели.

Отведя волосы, упавшие на лицо, девочка смотрела на Анну широко раскрытыми от ужаса глазами, потом судорожно вздохнула и бросилась ей в объятия.

– Мама, где ты была?

– Тебе приснился дурной сон?

Анна благоразумно предпочла не отвечать на вопрос дочери, а только гладила ее светлую шелковистую головку.

Челси отчаянно затрясла головой, еще крепче обхватив Анну ручонками.

– Это был не сон, мама, не сон! Сначала я подумала, что это кошмар, но я не кричала. И мои глаза были раскрыты. А ведь с открытыми глазами не спят, верно?

– Не думаю, что спят. Если, конечно, тебе не приснилось, что твои глаза открыты.

– Нет, это не так! В моей комнате был кули. В его щеки были понатыканы маленькие копья. Мама, они совсем крохотные! И он выглядел так странно! Он просто смотрел на меня несколько минут, а потом что-то стряхнул в изножье моей постели. Я была так напугана, что закрыла глаза, а когда открыла, он исчез! Я хотела закричать, но не смогла, а Кирти не проснулась и я пошла искать тебя, но тебя здесь не было!

– Мне так жаль, цыпленочек!

Еще несколько секунд Анна подержала дрожащую дочь в объятиях, потом слегка отстранила ее, приглаживая волосы.

– Должно быть, это ужасно! Но, я думаю, это был всего лишь сон.

– Нет, не сон! Я знаю, что не сон! Правда, мама! Челси была так расстроена, что Анна снова обняла ее и стала баюкать и что-то напевать без слов, стараясь утешить. Через некоторое время она отважилась спросить:

– Хочешь спать со мной остаток ночи?

– О да, мама, пожалуйста!

Анна запечатлела торопливый поцелуй на лбу девочки, уложила ее, подоткнула покрывало, задула свечу и устроилась рядом. Челси угнездилась, прильнув к матери, словно испуганный зверек. Прижимая к себе дочь, Анна прислушивалась к ее дыханию, пока девочка не уснула.

Двигаясь с осторожностью, чтобы не разбудить ребенка, Анна выскользнула из постели и снова набросила пеньюар. Почти наверняка Челси видела всего лишь отголосок своего ночного кошмара. И все же то, что Кирти не проснулась, показалось ей странным.

Анна хотела понять, что произошло, и убедиться, что со старой айей все в порядке.

Светало. Робкие лучи солнца вползали в коридор и стлались по полу на пути в детскую. Моти вырвался из спальни, следуя за ней по пятам. По-видимому, он вбежал туда вслед за Челси.

Анна была рада компании зверька. В неясном свете раннего утра ей было приятно сознавать, что хотя бы еще одно существо бодрствует, кроме нее.

Дверь детской была широко распахнута. Заглянув туда, Анна увидела постель Челси, скомканные покрывало и простыни. Скользнув взглядом по комнате, Анна не заметила ничего необычного. Дверь, ведущая в комнату для занятий, тоже была открыта. Эта комната соединялась со спальней Кирти, и Анна подумала, что Челси прибежала сюда, чтобы разбудить няню.

«Конечно же, девочке снова приснился кошмар», – пыталась убедить себя Анна, подходя к постели дочери.

Но в ногах постели что-то лежало, прикрытое смятыми простынями. Глаза Анны расширились. Она с ужасом неотрывно смотрела на это нечто, прежде чем дотронуться пальцем до таинственного предмета. Это был большой цветок, формой напоминавший фанфару. Ярко окрашенный, с восковой поверхностью. Он, конечно, был безвреден, но как попал в постель Челси?

Может быть, девочка все-таки не спала?

Эта мысль была ужасной, пугающей. Кули с крошечными копьями, понатыканными в щеки, бросил цветок на постель Челси? Это казалось невозможным. Но ведь цветок лежал на кровати!

Прикусив губу, Анна осторожно взяла его в руки, держа между указательным и большим пальцами, и пошла будить Кирти.

Это всего лишь цветок. Анна понимала, что ее реакция на это странное событие объясняется перевозбужденным воображением. И все же ей чудилось какое-то приближающееся несчастье, что-то угрожающее, таящее зло.

Кирти храпела так же, как Джулиан. Анна сильно встряхнула ее, Кирти открыла глаза.

– Мэм-сахиб?

Голос у Кирти был сонным, чего и следовало ожидать. Она недоуменно моргала, глядя на хозяйку огромными глазами. Волосы ее струились по обеим сторонам лица, вместо сари на ней была простая льняная сорочка. Сейчас Кирти совсем не походила на преданную няню Челси.

– Что-нибудь случилось с маленькой мисси?

– Ей снова приснился кошмар, и она пришла ко мне в постель. Я хотела рассказать тебе. Кирти, ты можешь объяснить, как это могло оказаться в постели Челси?

Анна подняла руку так, что цветок закачался перед носом Кирти. Та ужаснулась, еще шире раскрыв глаза. Анне вдруг показалось, что кровь отхлынула от ее лица. Кирти начала раскачиваться взад-вперед, бормоча какие-то слова на своем родном тамильском, походившие на молитву или заклинание.

– В чем дело, Кирти? Ты должна мне сказать сейчас же! От страха голос Анны приобрел несвойственную ему визгливость. Кирти продолжала раскачиваться и выглядела теперь бледной и больной.

– Это бутон колючей яблони, мэм-сахиб! Вы сказали, он был на постели мисси? О! Нам грозят большие несчастья...

И Кирти снова начала нараспев произносить свои молитвы. Анна с трудом подавила желание встряхнуть ее посильнее.