Однажды летом

– Черт возьми, я понимаю, что тут есть и моя вина. Я никогда никому ничего не рассказывал. И никто из нас не жаловался. Помните, вы меня спросили, бьет ли нас отец? Я рассмеялся вам в лицо, так ведь? А рассмеялся потому, что мне было стыдно сказать правду. Все кругом считали нас отбросами. И я не хотел давать лишний повод так о нас думать. Я ненавидел этих сытых богатеев, которые воротили от нас носы. А расскажи я всю правду, они бы испытали еще большую брезгливость. Да, отец был алкоголиком и бил нас, а мы молчали. Бедные дети с отбитыми печенками. – Дыхание его участилось, он вдруг выпрямился, оторвав голову от ее коленей, и, обернувшись, встретился с Рейчел взглядом.

Под гипнозом демонической силы его откровений растерянная женщина не смела вымолвить ни слова и лишь смотрела на него с ужасом и жалостью.

– Вы знаете, что были единственным учителем, который задал этот вопрос? Черт возьми, да на нас синяков было больше, чем игрушек на рождественской елке, и никто, кроме вас, даже не поинтересовался, что это значит. А знаете почему? Потому что мы считались изгоями, и всем на нас было наплевать. Но вы спросили. Боже, да разве мог я допустить, чтобы вы узнали правду? Вы были такой… – В глазах его полыхнул огонек, и он осекся, словно решив, что сказал что-то не то. Прошло какое-то время, прежде чем он продолжил: – В тот день я пришел домой и, когда отец ударил Грейди, тоже вмазал старику. Мы тогда здорово сцепились – помните, меня потом не было всю неделю? И я не могу сказать, что победил. Но он увидел: я умею драться, и после этого уже побаивался распускать руки. Правда, ругался еще более отчаянно, и иногда это было больнее. Нас, ребят, он обзывал педерастами. Сью Энн – потаскухой. Я как мог старался доказать, что я не педераст. – Джонни вновь замолчал, потом судорожно глотнул воздуха и вдруг вцепился в подол ее платья. Глаза его полыхали огнем, казалось, будто сам сатана разжег его. – Он был дерьмом, ублюдком, и все мы ненавидели его. Все, кроме меня. Вернее, раньше я тоже думал, что ненавижу отца, но, когда увидел его на этом столе, всего искромсанного…

Харрис опять шумно вздохнул, и Рейчел вдруг поняла, что он всхлипнул.

– Я понял, что все равно люблю этого сукина сына, гори он в аду! – Он заскрежетал зубами, словно от невыносимой боли, взгляд стал каким-то диким, бешеным, но тут же снова беспомощно уткнулся ей в колени и крепче вцепился в подол платья, как будто хотел навеки удержать возле себя.

Широкие плечи поникли. Отчаянные всхлипывания, хотя и приглушенные мягкой тканью ее платья, раздирали душу. Чувствуя, как подступают к глазам слезы, Рейчел гладила его по голове, плечам, спине, бормотала что-то бессвязное, пытаясь, впрочем, безуспешно, утешить.

– Ну, теперь все позади. Все хорошо, – вновь и вновь повторяла женщина.

Он, казалось, не слышал, но в то же время все сильнее упирался ей в колени и крепче стискивал их руками. Хриплые, сдавленные стоны не утихали. Рейчел тоже уронила голову, щекой прижавшись к его волосам. Обняв Джонни за спину, она прижала его к себе, пытаясь хотя бы как-то приласкать и согреть вниманием.

Наконец он обмяк и замер, а она все гладила его волосы, щекотала мочку уха, щетинистую щеку.

Еще очень долго она ощущала теплую тяжесть его тела на своих коленях, пока не почувствовала, что он внутренне собрался. Голова его приподнялась. И тут же он устремил на Рейчел свои воспаленные серовато-голубые глаза, подозрительно затуманенные слезами. Во взгляде был крик израненной души.

– Вы знаете, о чем я чаще всего мечтал там, в тюрьме? – Голос его был хриплым, даже каким-то утробным. – Я мечтал о вас. Вы были единственным светлым образом, самым добрым и порядочным существом из всех, кто меня окружал на этом свете. Я представлял, как снимаю с вас одежду, пытался вообразить, какая вы обнаженная, как приятно вас трахать. Об этом, кстати, я мечтал еще в школе. Выходит, почти каждую ночь за последние четырнадцать лет я мысленно проводил с вами.

Рейчел лишилась дара речи, она так и сидела, уставившись на него широко раскрытыми глазами.

– Я чертовски устал мечтать! – горячо воскликнул Джонни. И, скользнув руками ей под юбку, крепко обхватил бедра и потянул ее вниз, к себе на колени.

17

Всего лишь мгновение – и она оказалась в его объятиях, а он все сильнее прижимал ее к себе. Юбка Рейчел – абсолютно никчемное прикрытие в виде кусочка зеленой материи с нелепым узором из ягод клубники – задралась до самой талии. Тончайший шелковистый нейлон розовых колготок оставался единственным барьером между ее нежной кожей и грубой тканью джинсов Джонни.

– Так скажите мне «нет», учитель, – прохрипел он, не сводя с нее глаз.

В его объятиях Рейчел чувствовала себя как в тисках. Руки, упиравшиеся ему в грудную клетку, ощущали игру сильных мышц, а ягодицы напряглись от соприкосновения с магической выпуклостью, обозначившейся у него между ног.

Она не могла сказать «нет». Не могла. Она слишком сильно хотела его. До изнеможения, больше жизни. Так, во всяком случае, ей казалось. Мысль об этом ошеломляла своим бесстыдством. Но тело горело как в огне.

– Джонни, – беспомощно прошептала она. Не в силах больше выдерживать его взгляд, Рейчел опустила глаза и тем самым совершила ошибку, поскольку в поле зрения оказался его рот. Большой, чувственный, очень мужественный и красивый, хищно изогнутый, от одного вида которого у Рейчел перехватило дыхание.

– Рейчел, – прошептал в ответ Джонни. И этот восхитительный рот потянулся к ней и замер, едва не коснувшись ее губ.

– О Боже. – Она была бессильна бороться с соблазном. Даже не пыталась оказать сопротивления поднимавшейся в ней буре желания. Ее губы – сухие и горячие – приоткрылись, всасывая раскаленный страстью воздух.

– Последний шанс. – Он произнес эти слова низким и густым басом, словно с трудом выдавив из себя. И наклонился еще ближе – так, что его дыхание коснулось ее губ. Но не поцеловал.

Рейчел подняла тяжелые веки, и глаза сами отыскали того, кого хотели видеть. Взгляд Джонни, горячий, темный и бешеный, светился молчаливым обещанием удовольствий. Рейчел не могла оторваться от него, чувствуя, как руки ее властелина скользят ей по бедрам, отыскивают эластичный кант нижнего белья.

Наконец его горячие сухие ладони нежно обхватили ее ягодицы, и пальцы впились в мягкую, плоть. Рейчел подумала о том, что никогда еще не испытывала ничего более эротичного.

Руки его напряглись, и он крепче стиснул ее, заставив плотнее ощутить возбуждение. Жар, проступавший сквозь грубую ткань джинсов, воспламенил Рейчел. Она судорожно глотнула воздуха, ее пальцы глубже зарылись в спасительную ткань его майки.

– Ты моя, – пробормотал Джонни, и нотки триумфа забрезжили в его голосе, но Рейчел, вся во власти желания, не смела отвлекаться на такие мелочи. Если бы сейчас он вдруг вздумал отпихнуть ее, она бы все равно продолжала льнуть к мужчине, скуля от страсти.

Не выпуская ее из рук, он несколько изменил позу, и Рейчел смогла привалиться спиной к дивану. Он обхватил ее бедра, потом высвободил одну руку и провел по мягкому животу, спускаясь все ниже, к манящей своим влажным теплом ложбинке между ног.

Когда его пальцы коснулись жестких кудряшек лобка и горячего клитора, короткий стон вырвался из ее груди. Рейчел не узнала собственного голоса, ей казалось, что звук исходит от какого-то незнакомого ей существа. Она вдруг растворилась сразу в двух образах и словно со стороны наблюдала за происходящим, хотя разум и был затуманен страстью, а тело отдано во власть некоей грубой жадной силы.

В проблесках сознания женщина все-таки пыталась представить, как сейчас выглядит. Она сидела у него на коленях, широко расставив ноги: маленькая и изящная, в наивной малиновой маечке и зеленой юбчонке, болтавшейся где-то на талии. Из-под нее выглядывал живот – мягкий, белокожий, как ванильное мороженое, а спущенные кружевные трусики обнажали треугольник темно-каштановых волос. Под кружевами пряталась и его рука – с длинными ищущими пальцами.

Зрелище было весьма шокирующее. Особенно если добавить к нему краски, что играли на ее лице, огонь желания, пылавший в ее глазах, чувственность раскрытых губ и изящный изгиб спины, дрожь возбуждения, охватывавшего ее при каждом прикосновении Джонни.

Рейчел видела устремленный на нее пристальный взгляд Джонни, следивший за тем, чтобы она получила истинное удовольствие. Их разгоряченные тела наполняли воздух солоноватым привкусом пота, в котором растворялся тончайший аромат белых цветов, исходивший от нее.

Он был небрит, необразован, неотесан. Она – безукоризненно ухожена, вплоть до кончиков ногтей. Все в ней, начиная с короткой стильной стрижки, умело нанесенного макияжа и кончая изяществом дорогого белья, говорило о достатке, воспитании и определенном жизненном статусе. Он же – патлатый, мускулистый, в затрапезной белой майке, обуженных джинсах, с горящим взглядом – казался дикарем, притом опасным дикарем.

Он был Джонни Харрисом, и это его руки скрывались под кружевом ее трусиков. Но Рейчел ни за что бы не променяла их ни на чьи другие руки.

Он вдруг подобрался к ее майке, намереваясь снять. Застигнутая врасплох, Рейчел инстинктивно прикрыла руками чашечки кружевного розового лифчика. И не из скромности, а лишь в смущении от своих девических форм. Перед глазами на миг возникло соблазнительное тело Гленды Уоткинс, и внезапная вспышка ревности заставила ее покачать головой, когда он потянулся к застежке.

– Хорошо, – на удивление покорно согласился он. Рейчел не успела оценить этот жест, как его руки сомкнулись на ее талии и он без какого бы то ни было усилия приподнял ее и усадил на край дивана. Потом легонько подтолкнул, и она упала навзничь, машинально убрав руки с грудей. Не успела Рейчел опомниться, как он уже стянул с нее трусики и отбросил их в сторону.

– Что?.. – Она попыталась приподняться. Но вопрос ее так и повис в воздухе, поскольку намерения Джонни, о которых она хотела спросить, были предельно ясны. Он опустился перед ней на колени, и она инстинктивно сдвинула ноги. В его глазах зажегся огонек, и он принялся целовать ей бедра.

– Бывало, сидя на уроке… – тихо начал Джонни, так что ей пришлось напрячь слух. При этом руки его постоянно двигались, гладили ее ноги, залезали под юбку. – …Я задавался вопросом, носишь ты чулки или колготки. Мне всегда нравилось представлять тебя у доски в черном поясе и черных чулках и без трусов.

– Нет, неправда, – ошеломленная, воскликнула Рейчел.

– Правда, – ответил он, поймав ее взгляд.

Что-то заставило Рейчел поверить в его искренность. И сознание того, что подросток Джонни Харрис предавался сексуальным фантазиям, в то время как она преподавала ему родной язык, повергло ее в дрожь. Должно быть, он почувствовал ее напряжение, поскольку взгляд его опять упал к ногам женщины, а руки медленно поползли по ложбинке меж бедер к коленям. Добравшись до коленей, он потянул Рейчел вниз, так что ягодицы ее оказались на самом краю дивана, и тут же широко раздвинул ей ноги.

– Джонни… – прошептала Рейчел, задыхаясь, смущенная столь откровенной демонстрацией своего тела. Но в шепоте и сама не услышала протеста. Сейчас, даже если бы жизнь ее была поставлена на карту, она бы не отказалась от этих сладких минут. Так велико было возбуждение, завладевшее ею.

– Я часто воображал, как занимаюсь этим с тобой. Представлял, как ты выглядишь в этот момент, какая ты на вкус, какие звуки издаешь.

– О, прошу тебя… – Рейчел едва ли соображала, о чем именно хочет просить. Его признания и картины, которые он рисовал в своем воображении, повергали женщину в величайшее волнение. Глазами, исполненными страстной неги, она наблюдала за движениями Джонни, в то время как он все выше задирал ей юбку, обнажая взору то, что еще до сих пор оставалось прикрытым. Уже в одних только движениях его сильных, загорелых, волосатых рук, скользивших по ее светлой нежной коже, таилось глубокое очарование эротики. А уж от возбуждения, которое эти руки провоцировали, у Рейчел и вовсе дух захватывало. Джонни склонил голову и занялся тем, чего она от него и ожидала, чего хотела, жаждала и в то же время стыдилась.

При первом прикосновении его губ она напряглась, судорожно вздохнула, потом опять откинулась на подушки дивана, закрыла глаза, пальцами впилась в мягкую обивку и отдалась во власть чувства. Он был нежен, изысканно нежен; его язык – горячий и пытливый, нащупывал именно те тропинки, которые вели к вершине блаженства.

Пальцы Рейчел запутались в его волосах, когда она попыталась отстранить его от себя, дабы не оказаться низвергнутой в темную пропасть, разверзшуюся у ее ног, но он не останавливался. Сдавшись, она все-таки рухнула с криком в манящую бездну.

Когда сознание вернулось к ней, Рейчел обнаружила Джонни все в той же позе. В памяти ожила пережитая эротическая сцена, и Рейчел вспыхнула от смущения, одновременно попытавшись сесть и сдвинуть ноги.

– О нет, – пробормотал он, метнув мимолетный чувственный взгляд, и крепче обхватил ее бедра, возвращаясь к прерванному занятию.

– Но я… – начала было Рейчел и запнулась, еще сильнее зардевшись и растерявшись. Она никак не могла решиться сказать о том, что в продолжении не видела смысла.

– Кончила? Я знаю, – сказал он за нее, приподняв наконец голову. Его хрипловатый голос, пылающий взгляд, влажные губы, широкие плечи и грудь, которые она обхватывала своими ногами, вновь наполнили ее желанием. – Думаешь, я этого не чувствую? Но я хочу, чтобы ты кончала еще и еще, для меня.

Он подхватил ее к себе на колени, а потом уложил на ковер, так что теперь она обнимала его за плечи, а он оказался между ее расставленных ног. Утратив бдительность, Рейчел совершенно забыла о грудях и не успела опомниться, как он уже расстегивал ей лифчик.

– О, не надо! – Инстинктивно она прикрыла руками свою наготу, но его это не устраивало.

Держа ее за талию, он ждал, пока она закончит сопротивляться, но, не теряя времени, занялся юбкой, которая до сих пор болталась на талии. Это была единственная уцелевшая на ней деталь одежды, и Рейчел вдруг осознала, что лежит совсем нагая, а он между тем так и не разделся. Щеки ее запылали и своим оттенком почти сравнялись с клубничными ягодами на юбке.

– Как избавиться от этой штуки? – Он с нескрываемым любопытством разглядывал юбку, пытаясь отыскать застежку.

– Там пуговица… спереди. – На самом деле их было две – большие, в форме ягоды, они сидели на поясе, и было странно, как это Джонни их не заметил.

– Покажи мне.

Рейчел опустила руки – и тут же угодила в ловушку, поскольку оставила груди без прикрытия, и он не замедлил этим воспользоваться.

– Нет! – Она схватила его за руки. Ей было неловко за свои крохотные, умещавшиеся в самый маленький размер чашечки грудки.

– Ты такая робкая, Рейчел? – спросил он, и нежный изгиб его губ поверг ее в трепетную дрожь. С замиранием сердца наблюдала она за тем, как Джонни, наклонившись, поцеловал сначала один сосок, потом другой. Прикосновение его теплых влажных губ было столь сладостным, что она содрогнулась в экстазе. Какими бы крохотными ни были ее груди, на ласку они реагировали как положено. Задыхаясь от возбуждения, в неизъяснимом восторге выгнув спину, она вновь отдалась во власть своего искусителя.

Ей было настолько хорошо, что она не смела ограничивать его свободу. И потому рот его смело порхал по ее соскам, покусывая их, посасывая, пока сама она не ощутила потребности скинуть с себя не только последнюю одежду, но и стряхнуть остатки сомнений и стыдливости.

– Ах, Рейчел, – расслышала она голос Джонни, и наконец он лег на нее. С наслаждением ощущая тяжесть его тела, ничуть не смущаясь колких прикосновений щетины и грубой одежды, она подставила свои губы его жадному рту и растворилась в блаженном поцелуе, который дарили друг другу их страдающие от одиночества души.

На этот раз в ее распоряжении было лишь несколько секунд, чтобы осмыслить свои ощущения.

Итак, Джонни был большим и сильным – гигантом в сравнении с ней. Вкус виски, который она впитывала с поцелуем, вдруг показался ей эротичным. Он целовал ее жадно, как изголодавшийся дикарь, и словно требовал от нее такой же страсти. Рейчел сбросила с себя груз вековых запретов, крепче прижала мужчину к себе, обвив ногами спину, и застонала в нетерпении, пока он расстегивал джинсы, освобождая свою возбужденную плоть и погружаясь в нее. Ощутив его в себе – горячего, огромного, пышущего страстью, – Рейчел чуть не задохнулась от нахлынувшего чувства. И потом уже не могла думать ни о чем, всецело подчинившись его звериному натиску, и сама уже извивалась, кричала и стонала, как дикое животное.

О вожделенном финале возвестил ее сладострастный вопль и его тихий упоенный стон.

Он грузно навалился на нее всей своей массой, пригвоздив к полу. Обняв его за шею, Рейчел погрузилась в тяжелый сон.

18

Рейчел чувствовала себя потаскухой. Всего пару минут пролежала она под Джонни, вслушиваясь в его мерный храп, и уже ощущала себя потаскухой. Она была полностью обнажена – только юбчонка, по-прежнему болтавшаяся на талии, да сандалии, которые они так и не удосужились снять, – и пропитана его потом и соками любви. Во рту ощущался кисловатый привкус виски. Воздух вокруг был напоен ароматами алкоголя и секса. Сколько она проспала – пятнадцать минут или несколько часов, – сказать было сложно. Рейчел знала наверняка лишь то, что она чертовски устала, ныли мышцы и кости, и омерзительно грязна.

Подумав о том, что с ней сделал Джонни, что она разрешила ему с собой сделать и чему так радовалась, Рейчел испытала страшное смущение. Когда же вспомнила, с кем именно предавалась таким вольностям, ей захотелось умереть со стыда.

Джонни Харрис. Ее бывший ученик. На несколько лет моложе ее. В недавнем прошлом заключенный. Любовник Гленды Уоткинс и бог знает скольких еще женщин.

Он проговорился о том, что еще в школе мечтал овладеть ею. И она помогла ему в осуществлении заветной мечты. Возможно, сегодняшний эпизод и останется лишь эпизодом в его жизни, а большего ему и не требовалось. Все, что он хотел получить, он получил. Конечно, а на что же еще она рассчитывает? Может, на близкие отношения? С Джонни Харрисом? Одна мысль об этом казалась шуткой, причем не очень веселой.

Он плакал в ее объятиях. При этих воспоминаниях Рейчел снова бросило в жар. Досадуя на саму себя, она вынуждена была признаться в том, что ее чувства к Джонни сотканы не из одной лишь страсти и похоти. Она испытывала трогательную жалость к нему, тревогу за его судьбу. Безусловно, он мог бы встретить в ней хорошего друга, возможно, она могла бы окружить его материнской заботой, но он предпочел найти в ней женщину, любовницу.

Как это он сказал?.. «Еще в школе у меня были виды на вас». Рейчел опасалась, что этим его интерес и исчерпывался. Теперь, когда Джонни получил то, к чему так стремился…

Утром он уже не будет относиться к ней с прежним уважением.

Эта мысль – почти цитата, вычитанная ею из книг, – больно кольнула. Рейчел воспитывали как леди – еще один анахронизм, быть может, но от этого уже не избавиться. В маленьких южных городках до сих пор прекрасную половину делили на леди и просто женщин. И в дамских кругах считалось, что, если девушка доступна, мужчина получает от нее все, что хочет, тут же устремляясь к новым завоеваниям, совсем как мотылек, порхающий от цветка к цветку.

Доступна – пожалуй, это слишком мягко сказано, если иметь в виду ее сегодняшнее поведение. Даже распущенностью это не назовешь. При всем богатстве словарного запаса она никак не могла подобрать подходящего эпитета.

Рейчел боялась даже пошевелиться, чтобы не дай Бог не разбудить Джонни. Одна мысль о том, что она предстанет перед ним в таком непристойном виде, повергала ее в шок. Ей казалось, она просто не выдержит этого испытания.

Но побеспокоить его все-таки было необходимо. Рейчел уже изнемогала под тяжестью его тела, спина затекла и противно ныла. И к тому же ей просто хотелось исчезнуть.

Изловчившись, Рейчел все-таки сумела слегка сдвинуть его и выскользнуть. Он не проснулся, и ей удалось подняться. Чувствуя, как дрожат колени, она постояла, глядя на спящего Джонни, одновременно пытаясь привести в порядок мятую юбку. Его храп набирал обороты и все более походил на звериный рык. До Рейчел вдруг дошло, что такой глубокий сон был порожден вовсе не сексуальной сытостью, а переизбытком выпитого.

Она подавила в себе мимолетное желание пнуть его ногой.

Он лежал, разметав руки в стороны, вытянув длинные ноги, которые были словно спеленаты приспущенными узкими джинсами. Обнаженные ягодицы были прекрасны – округлые, упругие, и Рейчел теперь уже знала точно, не понаслышке, что на ощупь они так же тверды, как кажутся.

Она заметила торчавшую из-под его плеча розовую бретельку своего кружевного лифчика. Чтобы высвободить ее, пришлось нагнуться и приподнять его плечо. Если бы не собственный опыт, она бы ни за что не поверила, что такой худой и мускулистый мужчина может так много весить.

Застегивая лифчик, Рейчел обнаружила, что у нее дрожат руки. Со второй попытки ей наконец удалось справиться. Неожиданно она подумала о том, что Джонни ничуть не разочаровался размерами ее грудей. Наоборот, ласкал их с энтузиазмом, близким к самопожертвованию.

Рейчел подавила вспышку воспоминаний, чувствуя, что лицо и шею обжигает горячей волной. Как вообще отважиться встретиться с ним после произошедшего в этот вечер?

Ответ напрашивался один: она не будет видеться с ним. Во всяком случае, пока.

Разумеется, невозможно было вообще избежать встреч, но оттянуть этот щекотливый момент хотя бы на несколько недель было в ее власти. Занятия в школе начинались в четверг – неужели уже через два дня? Она будет очень занята и не сможет наведываться в магазин. Придется нанять нового управляющего, но, вероятно, Оливия справится одна хотя бы в течение какого-то времени. Не исключено, что и Бен согласится задержаться чуть дольше.

Черт бы побрал этого Джонни Харриса! Он так резко вторгся в ее жизнь и все в ней спутал.

По опыту Рейчел знала, что время стирает куда более тягостные воспоминания. И надеялась лишь на то, что оно остудит память и отрезвит разум, прежде чем она вновь увидит эти дымчато-голубые глаза.

Ее малиновая маечка валялась возле дивана у ног Джонни. Рейчел осторожно обогнула распластанное тело, подхватила и надела майку. Торопливо заправляя ее в юбку, она огляделась по сторонам в поисках своих трусиков.

При воспоминании о том, при каких обстоятельствах она их потеряла, Рейчел захотелось провалиться сквозь землю.

Трусиков между тем нигде не было. Внимательно осмотрев всю комнату, Рейчел решила, что Джонни лежит как раз на них.

Промелькнула мысль уйти без них. В любом случае отсутствия на ней сего предмета никто не заметит.

Но что, если Джонни Харрису придет в голову вернуть ей трусики, причем, зная его, можно было предположить, что он предпочтет сделать это публично.

Рейчел не могла так рисковать. Сама мысль о возможности подобной выходки со стороны Джонни повергла ее в дрожь.

Опустившись на колени, она попробовала приподнять спящего. Он не почувствовал прикосновения, лишь хрюкнул, прервав на мгновение свой храп.

Где-то за ее спиной раздался тихий вой. Рейчел с ужасом вспомнила о грозной собаке, томящейся за хлипкой дверью. Джонни был сейчас в бессознательном состоянии и вряд ли бы очнулся, пусть даже псина растерзала бы ее прямо на нем. Если пес вырвется, подумала Рейчел, участь ее может оказаться плачевной.

Она вновь попыталась приподнять Джонни, но лишь на дюйм оторвала его плечо от пола. Он опять фыркнул, а собака завыла. Рейчел решила отказаться от своей затеи. Ей было не сдвинуть Джонни.

Вой собаки сменился лаем. Очевидно, она учуяла чужака и теперь проявляла свое неудовольствие. Рейчел подумала, что надо уходить, пока еще есть возможность. Бог с ними, с трусиками.

Уже направляясь к двери, она заметила крохотный розовый комочек, валявшийся на тумбочке возле лампы. Вздохнув с облегчением, Рейчел ловко подцепила трусики и натянула их.

Окинув Джонни мимолетным взглядом, она вышла.

Хотя ночь и была теплой, Рейчел слегка знобило, пока она ехала к дому. Как бы то ни было, но последние несколько часов оказались чересчур насыщенными – и не только эмоционально. Сначала исповедь Джонни потрясла ее душу, потом подверглось сладкой пытке ее тело. Рейчел капитулировала, поддавшись зову сердца и плоти. И было бы странно, если бы после случившегося она оставалась спокойной и безмятежной.

По ночам в Тейлорвилле было темно как в склепе. Слабый лунный свет, струившийся с неба, не мог рассеять причудливые тени, блуждавшие по узкой извилистой дороге. По обе стороны тянулись рядами высоченные сосны, за которыми открывались пустынные поля. Этим маршрутом Рейчел ездила по нескольку раз в день в течение вот уже многих лет. И все равно сейчас невольно вспоминала легенды, витавшие над окрестностями Тейлорвилла. Беда в том, что некоторые из этих легенд были правдой. Хотя Рейчел и не знала, какие именно.

Ее тетушка Вирджиния, например, рассказывала историю о старой баптистской церкви, давно уже заброшенной, которую Кей и члены Общества охраны памятников старины пытались сейчас возродить. Эта церковь стояла на холме неподалеку от дома Рейчел. Она проезжала мимо нее всякий раз по дороге в город и обратно/и редко задумывалась о привидении церковной органистки, которое, как говорили, до сих пор обитает в старых стенах. Сейчас именно этот образ ожил в ее воображении. Возможно, причина в нервном напряжении, подумала Рейчел, невольно нажимая на акселератор.

Легенда рассказывала о любви церковной органистки, молодой женщины, имя которой затерялось во времени, и местного проповедника. Его жена, занимавшаяся разведением садов (их сейчас как раз собиралась реставрировать Кей), узнала откуда-то об этой связи и устроила засаду на влюбленных. Самым возмутительным было то, что парочка прелюбодействовала в стенах церкви. Однажды вечером священника вызвали к умирающему прихожанину, а хорошенькая органистка ждала его в церкви. Но вместо проповедника на свидание пришла его жена, она убила соперницу и каким-то образом избавилась от трупа. Имя убийцы так и осталось для всех тайной, разве что сам проповедник догадывался.

Исчезновение молодой женщины породило массу сплетен в городе. Жена проповедника еще много лет прожила со своим неверным супругом, и ни тени подозрения не упало на нее. Единственная ее ошибка была в том, что она вела дневник, в котором правдиво описывала день за днем. Конечно, впоследствии дневник бесследно исчез. А легенда об убийце органистки жила.

В начале века в подземном склепе за церковью обнаружили скелет молодой женщины. К тому времени проповедника и его жены уже не было в живых, и история адюльтера приобрела волнующий скандальный оттенок. Как утверждали местные старожилы, скелет действительно существовал. Все остальное, по глубокому убеждению Рейчел, было чистейшим вымыслом.

Правда, до сих пор ходили слухи, что дождливыми вечерами (в один из таких вечеров и произошло то давнее загадочное убийство) в церкви плакал орган. Это молодая органистка ожидала возвращения своего грешного любовника.

Тетушка Вир утверждала, что, будучи молодой девушкой, сама слышала эту музыку. Однажды они с друзьями зашли на церковный двор, и каково же было их изумление, когда, подобравшись к окнам, они услышали звуки органа. Душа просто ушла в пятки.

Тетушка Вир с удовольствием пересказывала эту историю своим племянницам, и, сколько Рейчел себя помнила, у нее каждый раз мурашки по коже бегали.

Лунное сияние коснулось шпиля церкви, и он зловеще обозначился на фоне темного неба. Рейчел вдруг показалось, что возле церкви промелькнула тень. Она внимательнее вгляделась в темноту, уверенная в том, что ей это не померещилось. Разумеется, женщина больше ничего так и не увидела. И все-таки от испуга чуть не врезалась в дерево.

Придя в чувство, Рейчел попыталась внушить себе, что промелькнувшая тень была плодом ее воображения, не более того.

Когда она добралась до ворот родного Уолнат-Гроува, сердце уже билось в нормальном ритме. Но стоило ей увидеть, что дом весь в огнях, как она опять разволновалась. Практически во всех окнах – и на нижнем, и на верхних этажах – горел свет. Лишь в спальне отца было темно.

Что-то случилось. Рейчел охватила легкая паника.

Резко затормозив, выскочила из машины и поспешила к дому. Не успела она коснуться ручки, как дверь распахнулась.

– Где, скажи на милость, ты пропадала? – яростным шепотом встретила ее мать и, оглядев с ног до головы, ужаснулась.

– Случилось что-то? С папой, да? – обрушилась Рейчел на мать, предчувствуя непоправимое.

– С твоим напой все в порядке, – мрачно ответила Элизабет и вновь придирчиво оглядела Рейчел. При свете зажженных в холле канделябров от нее не ускользнула ни одна деталь в облике дочери: ни мятая юбка, ни растрепанные волосы, ни слегка вспухшая нижняя губа. – Проблема с Бекки. Час назад она приехала вместе с девочками. Рыдает беспрерывно, я не смогла выудить из нее ни слова объяснений. Может, тебе удастся.

– Бекки, – с явным облегчением выдохнула Рейчел.

Что бы ни случилось с Бекки, главное – все живы. Страшнее смерти ничего не могло быть. Хотя Рейчел и сознавала, что отец никогда уже не поправится и с годами будет лишь деградировать и умственно, и физически, так что уход из жизни станет счастливым избавлением от мучительной болезни, одна мысль о том, что его не станет, приводила в ужас.

– Где она? – спросила Рейчел, отбросив мрачные мысли.

– В библиотеке. Я зажгла камин и приготовила ей горячего шоколада. Но она не хочет со мной разговаривать. Все время ревет.

– Я пойду к ней.

– Постой. – Элизабет схватила ее за руку. – Прежде я хочу знать, где ты была. Уже далеко за полночь. В городе нет ни одного заведения, которое закрывается так поздно, и не говори, что ты была с Робом, потому что он звонил, приглашал тебя на пикник.

Она продолжала буравить Рейчел взглядом, от которого мурашки побежали по коже и запылали щеки.

– Я взрослая женщина, мама. И вправе сама решать, во сколько приходить домой.