Глава 6

— Вы просто великолепно держитесь в седле, — в голосе Джорджа прозвучало неподдельное восхищение.

Щеки Рут от этого комплимента покрылись нежным румянцем. Она получила особенное удовольствие от того, что эту похвалу произнес именно Джордж, а не кто-нибудь еще.

— Благодарю, — сказала она, радостно сверкнув глазами.

Их компания на неширокой тропе вполне естественно разделилась на три пары. Первыми ехали Синтия Гордон и Адам Хастингс, следом Кора с Майклом Гордоном, а завершали кавалькаду Джордж и Рут. Время от времени ветер доносил до Рут серебристый смех Синтии. Было очевидно, что мисс Гордон вполне довольна возможностью пофлиртовать со своим попутчиком.

Кора же, напротив, казалась несколько подавленной, и потому, что робела, и потому еще, что, в отличие от Синтии, чувствовала себя в седле далеко не так привычно. Но Рут заметила, что Майкл всячески опекал ее и следил, чтобы ничто не напугало ни саму Кору, ни ее лошадь.

— Догадываюсь, что вы весьма опытная и превосходная наездница, — сказал Джордж. — Но почему я раньше этого не знал? Прежде у нас никогда не было случая покататься вдвоем. Это ваш батюшка научил вас?

— Нет, не отец, а Томас, один из грумов сэра Эдварда, — проговорила Рут с рассеянной улыбкой, припоминая далекие годы детства. Она взглянула на Джорджа, и озорные огоньки вспыхнули в ее серых глазах. — Мы тогда галопом носились по холмам, будто за нами гнался сам дьявол. Томас обычно говаривал: «Сейчас же, мисс Рут, сейчас же, мисс Люси, вспомните, что вы леди!» Но это никогда нас не останавливало.

— Надо же, а я и не догадывался! — усмехнувшись, сказал Джордж. — Поначалу даже не решился просить вас ехать быстрее. Но теперь вижу, вы любите пускаться во весь опор.

— Да уж! — улыбнулась Рут. — Люси была всегда куда сдержаннее, чем я. Ну а мне отчаянно хотелось мчаться все быстрей и быстрей. Томас не раз предостерегал, что если я буду так носиться, то свалюсь в канаву. И однажды я действительно свалилась в канаву. Тогда я была совсем девчонкой. Как-то раз отпустила поводья, и Дафни пошла от дома легким галопом, ну и… Так этот Томас, в наказание за мое своенравие, заставил меня проехать через всю деревню в перепачканном грязью платье! Я чувствовала тогда такой страшный стыд!

Джордж рассмеялся.

— Хотелось бы мне увидеть эту картину.

— Если бы вы увидели тогда ту безрассудную девчонку, то наверняка принялись бы ее рисовать на страницах своей тетрадки, но я бы постаралась ни за что не упасть!

— Возможно, — с усмешкой сказал Джордж. — Но с другой стороны, я только на четыре года старше вас, так что если вы были совсем юной в то время…

— Мне тогда было десять лет.

— Ах, ну в таком случае я определенно уже мог бы вас рисовать. В четырнадцать я уже был вполне сложившимся рисовальщиком. Кстати, тогда я рисовал гораздо больше, чем сейчас. В те дни я рисовал все, что только попадалось мне на глаза.

— Хорошо, что я тогда на глаза вам не попалась, — сказала Рут.

— Возможно. Скажите, Рут, а часто вам доводилось в последнее время ездить верхом?

Джордж задал этот вопрос как бы случайно, словно бы между прочим, но Рут вдруг почувствовала, что ее ответ имеет для него значение.

Она затаила дыхание. С удовольствием поделившись с ним воспоминаниями о безоблачном детстве, она вовсе не собиралась рассказывать ему о трудностях и будничных заботах настоящего, потому ответила достаточно уклончиво.

— Езжу… Но не часто доводится садиться на такую прекрасную лошадь, как эта. — Она наклонилась и нежно потрепала серую кобылу по шее. Кобыла фыркнула и повела головой, демонстрируя свою стать. Рут рассмеялась. — А я думала, вы приведете усталую наемную клячу. Где вы взяли эту красавицу?

— Одолжил у своего приятеля, — ответил Джордж. По блеску его глаз она поняла, что он не забыл о своем вопросе, на который не последовало ответа. Но в эту минуту он, кажется, не собирался наседать на нее. — Не задаром, естественно, — добавил он.

— Не задаром? — переспросила Рут, уловив в его голосе легкую иронию.

— Он хочет, чтобы я сделал для него портрет.

Рут взглянула на Джорджа вопросительно. Он имел важный вид человека, которому по просьбе друга предстоит совершить весьма серьезное деяние. Но Рут знала его слишком хорошо, чтобы поверить в эту серьезность, и спросила:

— А кого вы должны писать, если не секрет?

— Толстобрюхую Молли. — Что?.. Что-о?!

— Его призовую свиноматку.

Рут разразилась звонким смехом, кобыла скосила на нее глаз, удивленная неожиданными звуками. Джордж тоже усмехнулся.

Зимнее солнце светило ясно и ласково, и жаркий румянец счастья озарил щеки Рут. Локоны цвета светлой бронзы, выбивающиеся из-под шляпы, слегка шевелил легкий ветерок.

— Вам, наверное, доставит удовольствие портретировать столь знатную особу! — весело воскликнула она, оглянувшись на Джорджа и ожидая увидеть в его глазах ответное веселье.

Вместо этого ее встретил серьезный взгляд. Да, он больше не смеялся, а смотрел на нее напряженно. Ее пульс забился чаще. Обе лошади остановились, будто почувствовали перемену в настроении седоков.

Гнедой Джорджа теснил серую кобылу, а та прядала ушами и пофыркивала, но не протестовала. Джордж одной рукой обнял Рут за плечи и наклонился поцеловать ее.

Его жаркие губы манили ее. Она ощутила его язык, нежно ласкающий и дразнящий ее все еще закрытый рот, и ее губы сами собой разжались навстречу ему.

Мир, окружающий их, будто исчез. У Рут не было сил протестовать. Она повернулась к нему, вся отдавшись поцелую, одной рукой придерживая ослабленные поводья, в то время как другая, все еще сжимавшая рукоятку кнута, поднялась ему на плечо.

Поцелуй становился все крепче. Джордж медленно и настойчиво исследовал ее рот, пока не почувствовал, что она ему отвечает. Вчера вечером, когда они начали танец, она едва не потеряла сознание от одного прикосновения его рук, и он нежно напомнил ей о том, что они не одни. Сегодня им нечего было опасаться посторонних глаз, но осторожность все же не помешала бы.

Счастье и острое наслаждение пронизали ее. Она забыла все свои добрые намерения, забыла, что решила держать его на расстоянии, и вцепилась в его воротник, как утопающий хватается за соломинку. Когда он поцеловал ее в последний раз, тогда, в конюшне придорожной гостиницы, она, быстро очнувшись, пришла в ярость и оттолкнула его, потрясенная грубостью его натиска. Сейчас же их отношения стали совсем иными, и ей было легко отдаться этому поцелую.

Джордж чувствовал, что все ее существо отзывается на его ласку, что она испытывает истинное удовольствие, и теснее прижал к себе. В порыве страсти он едва не стащил ее с седла, она покачнулась в его сторону и почти повисла между лошадьми.

Это было опасно, но в его руках она чувствовала себя надежно защищенной от всех случайностей.

Наконец Джордж поднял голову. Рут открыла глаза, и тихий неосознанный возглас протеста сорвался с ее губ. Он часто дышал, его карие глаза — лишь в нескольких дюймах от нее — потемнели от желания, но он постарался улыбнуться, хотя его улыбка и вышла весьма натянутой.

— Если мы продолжим в этом роде, то в конце концов окажемся на траве, — пробормотал он.

Рут вздохнула, внезапно вспомнив, где они находятся и что вообще происходит. Выпрямившись в седле и ощутив на пылающих щеках прохладное дуновение ветра, она посмотрела вперед. Кора и Майкл уже скрылись из поля зрения. Оставалось только надеяться, что никто из них не оглядывался назад. Рут натянула поводья и, чувствуя смущение и досаду, сказала:

— Мы отстали, надо догнать их.

— Нет, прошу вас!

Джордж схватил ее за руку прежде, чем она успела послать лошадь вперед.

Рут взглянула на него. Выражение его глаз потрясло и напугало ее. Она попыталась убедить себя, что несколько часов, проведенных с Джорджем, могут ей возместить с лихвой все долгие годы одиночества — те, которые уже прошли, и те, что ждали впереди.

Но теперь он заставил ее понять, что не только ей хорошо с ним, но и ему с ней.

Она не на шутку испугалась. Слишком велико было ее желание покориться страсти. Но это значит навсегда потерять свою независимость, самоуважение, уверенность в себе, наконец. Нет, она не должна подпускать к себе ни Джорджа, ни еще кого бы то ни было.

— Чего вы так испугались?

— Ничего! — чересчур пылко воскликнула Рут.

— Почему вы ничего не хотите рассказать мне? — спросил он. — Прошу вас, ради Бога, расскажите о себе! Как вы жили все это время, о чем думали?

— Все давно миновало, все в прошлом, — натянуто ответила Рут.

— Да, в прошлом, согласен. — Он с трудом выговаривал слова, глядя на нее почти с раздражением. — Но неужели вы не можете сказать мне, как вы жили эти прошедшие семь лет? — спросил он с нарастающим напряжением.

— Занималась своим делом, — ответила Рут, и тотчас взгляд ее стал рассеянным, ибо перед ее мысленным взором невыразимо ясно предстала вся та пустая суета, что заполняла эти безвозвратно прошедшие годы.

— Каким?

Рут будто очнулась и снова взглянула на него. Она поняла, что он не позволит оставить свой вопрос без ответа. И уж точно не поверит ей, если она скажет, что все эти годы вела светскую жизнь.

— А как вы сами думаете? — с горечью спросила она. — Впрочем, я ведь уже говорила вам, что жила прекрасно. Ни в чьей помощи не нуждалась, даже в вашей, милорд.

— Я не верю этому, — сказал Джордж голосом, в котором чувствовался лед.

Рут уловила эту холодность и в отчаянии отшатнулась от Джорджа. Но рука ее инстинктивно потянулась к нему.

— Пожалуйста, не надо! — начала она. В глазах вспыхнула боль. — Скоро я покину Бат. Я не могу слышать ваших упреков, не хочу снова поссориться после того, как мы уже… — Она прервалась, не доверяя своему дрогнувшему голосу.

— После того, как мы уже что? — спросил Джордж, взяв ее руку. Взгляд его был жесток. Он смотрел ей в лицо, будто искал там ответа, но держал руку женщины в своей, сильной и горячей, и у нее недоставало сил отнять ее. Рут хотелось закричать, но она проглотила и крик, и подступающие слезы и храбро улыбнулась.

— Все это время вы думали, что я бросила вас, а я не сомневалась, что это вы навсегда отреклись от меня, — с трудом проговорила она. — Разве недостаточно знать, что каждый из нас предал другого? Мы расстались… Вы вернулись в свой аристократический мир, а я… я построила для себя новую жизнь. Мы не можем вернуться туда, где нас уже нет.

— Если вы пытаетесь убедить меня, что не испытываете ко мне никаких чувств, то знайте, я вам все равно не поверю, — сурово сказал Джордж. — Мы не будем возвращаться назад, мы пойдем вперед, если только вы позволите нам поступить так.

— Нет!

Рут вырвала у него свою руку. В любую минуту он опять мог предложить ей стать его любовницей, а она не хотела больше об этом слышать. Она не желала играть в его жизни ту роль, которую он ей предназначал, и в то же время боялась, что не найдет в себе сил отказать ему.

Так что ей не оставалось ничего другого, как сильнее натянуть поводья. Ее серая кобыла тотчас вырвалась вперед, легко выбрасывая стройные ноги. Но гнедой не отставал от нее ни на шаг. Рут вырвалась вперед, пустив серую в галоп. Ветер раздувал ее юбки и пытался сорвать шляпу. Естественно, она не могла далеко уйти от гнедого, но сейчас она это делала не от любви к скорости; она просто пыталась спастись — от него и от самой себя. И вот ее лошадь мчится галопом, а сама она, не замечая пронзительного зимнего ветра, всеми силами стремилась уйти от своего прошлого, от всего, что осталось позади. О как бы хотелось ей умчаться в такие дали, где она уже никогда больше не сможет ни видеть, ни вспоминать его!

Копыта лошади звонко били в каменистую землю. Эхо от их ударов перекликалось с ударами ее сердца. Деревья проносились мимо, неясно очерченные, неотличимые друг от друга. Лица людей, с которыми столкнула ее жизнь, ясными видениями мелькали перед ее внутренним взором и растворялись в воздухе. Ее отец, дядя, Джек Рэй, даже Шон. Всем им она когда-то поверила, и все они ее предали. Ей очень хотелось бы забыть их, навсегда изгнать из своей памяти. Но это было невозможно, ибо они навсегда стали частью ее самой.

Вскоре далеко впереди показались силуэты Коры и Майкла. Они оглядывались. Чуть повернув голову, краешком глаза она увидела за спиной приближавшегося Джорджа.

— Рут! — позвал он ее, перекрикивая стук лошадиных копыт.

Она не откликнулась, опасаясь, что он попытается перехватить у нее поводья лошади. Она была так возбуждена, что, если бы ему удалось сделать это, она могла бы пойти на все — даже хлестнуть его плеткой по лицу.

Но такой попытки Джордж предпринимать не стал. Когда они приблизились к другим всадникам, его гнедой перешел на легкий галоп, да и серая тоже инстинктивно замедлила ход. На губах Рут тотчас заиграла очаровательная улыбка — прием, которым хозяйке гостиницы нередко приходилось пользоваться в жизни. И вот что удивительно, как только она подумала, что Джордж попытается навязать ей свою волю, заставить ее подчиниться его желаниям, он сразу же отступил, предоставив ей полную свободу решать, чего она хочет, а чего нет.

Это было одно из тех редких качеств, за которые Рут любила его. Но только теперь она с особенной теплотой подумала о его терпении и выдержке, не возволявших ему пользоваться чужой слабостью. То, что он по своей природе не был способен на насилие, коренилось в его уверенности в себе, в его достоинстве. Но именно это качество лишало ее твердости и сильнее всего прочего мешало бежать от него.

На какой-то момент она подумала, как хорошо, в самом деле, было бы стать его любовницей. Ведь он сознательно оставил за ней свободу выбора. Возможно, в этом и есть их будущее. А главное, он понимает, как дорого она ценит свою независимость. Она будет все так же содержать «Толстого Кота», наняв кого-нибудь в помощь Шону на время своих отлучек…

Картины счастливой жизни с Джорджем проплыли, дразня радужными надеждами, перед глазами Рут. Затем они исчезли. Нет, это невозможно: если бы она согласилась, то обрекла бы себя на неисчислимые страдания. Она не могла любить его и жить с ним такой жизнью, при которой приходилось бы прятаться, идти на всякие уловки. И еще, ей была ненавистна даже мысль о том, что живое существо, ребенок, которого она может родить от Джорджа, явится в мир, не имея права носить отцовское имя. Она могла пожертвовать своим собственным добрым именем и покоем, но не имела права обрекать на страдания и позор ту невинную душу, которой подарит жизнь.

— Хотелось бы мне быть такой наездницей, как вы, — восхищенно сказала Кора, прервав этим размышления Рут.

— Дело практики, — ответила Рут, стараясь говорить нарочито беззаботным тоном. — Я сажусь на лошадь почти каждое утро.

Она перехватила острый взгляд Джорджа и поняла, что отчасти ответила на тот вопрос, на который ранее отвечать не пожелала, отчего его любопытство только возросло.

— Очевидно, вы живете в такой местности, которая объясняет и извиняет вате пристрастие к быстрой езде, — сказал он насмешливо, но глядел на нее со значительным выражением. — Я хочу сказать, что эта местность, судя по всему, не имеет ни рытвин, ни канав, так что, каким бы бешеным галопом вы ни скакали, вам совершенно не грозит опасность свалиться с лошади и перепачкаться в грязи.

Пересилив себя, Рут улыбнулась.

— Нет, почему же? Препятствия можно найти повсюду, — ответила она. — Не исключено, что в один прекрасный день я попытаюсь устроить скачки с препятствиями… когда мне захочется острых ощущений.

— Хотелось бы мне в тот момент оказаться поблизости и понаблюдать за вами, — сказал он, сверкнув глазами. — Уж я бы постарался зарисовать в свою тетрадь все ваши самые выразительные движения.

Майкл улыбнулся, но Кора повернулась к Джорджу.

— Скажите, сэр, это правда, что вы согласились сделать портрет свиньи в обмен на то, что вам одолжили этих лошадей? — спросила она.

— Да, мисс Ренфрю, так оно и есть, — сказал он, слегка поклонившись девушке.

Она продолжала смотреть на него с недоверием.

— А я подумала, что Майкл… что мистер Гордон шутит надо мной! — воскликнула она. — И вы уверены, что вам действительно хочется этого? Рисовать свинью!

— Но это же не просто какая-то свинья, — ответил Джордж с самым серьезным видом. — Это ведь сама Толстобрюхая Молли, представительница высшей знати свинячьего племени, у нее несколько призов. У нее, поверьте мне, весьма выразительная физиономия, исполненная чувства собственного достоинства. Так что я бесспорно рад представившейся мне возможности сделать ее портрет.

Искренность его интонации Рут приняла за чистую монету. Уж ей ли было не знать, что он говорит правду. Джордж умел находить прекрасное и интересное в самых безобразных существах.

— Как видно, вы уже встречались с этой почтенной знатной дамой? — спросила она торжественно.

— О да. Хендерсон был весьма любезен, представив меня ей.

Затем последовало оживленное обсуждение материала, потребного для портрета; будет ли это живопись маслом или акварелью, а также сколько потребуется предварительных зарисовок и как заставить модель спокойно позировать.