Лорд и хозяйка гостиницы

— Но вы принадлежите мне, — сказал он жестко, — или, если вам так больше нравится, я принадлежу вам.

— Нет.

Рут чувствовала, как разрывается от боли ее сердце, но внешне она сохраняла свое обычное спокойствие. Один Бог знает, какого напряжения всех сил это ей стоило!

— Одной любви слишком мало, — произнесла она. — Я не знаю, как жить в вашем мире, и не уверена, что захочу в нем жить. Я бы стала вашим позором, да и себя обесчестила бы. Нет, стойте! — сказала она, видя, что он хочет прервать ее. — Подождите, дослушайте меня. Знаете ли вы, что значит жить обманом! Выдавать себя за кого-то, кем ты на самом деле не являешься, и постоянно бояться, что вот-вот твоя тайна будет раскрыта? Мне это слишком хорошо знакомо, ибо я жила так многие годы. И я не могу… — голос ее прервался.

— Вы хотите сказать, что не достойны быть моей женой? А не кажется ли вам, что это мое право решать?

— У вас есть право спросить меня, — сказала Рут. — А у меня — право… право отказать вам.

Она видела боль, отчаяние, недоверие в его глазах, его яростное несогласие с ее словами. И сама она, хоть и не подавала виду, испытывала жесточайшую муку. Но она думала о том дне, когда ее присутствие в доме Джорджа навлечет на него стыд и бесчестие. И еще она думала о своем унижении и не знала, что для нее страшнее.

— Вы женщина, которую я люблю. Вы женщина, на которой я хочу жениться. Вы женщина, браком с которой я могу гордиться, — твердым голосом говорил Джордж. — Всю последнюю неделю вы уверяли меня, что живете достойной жизнью, что люди уважают вас, так что же теперь заставляет вас отказаться от своих слов?

— Разве я отказываюсь? Я и сейчас говорю: я семь лет вела добропорядочную жизнь хозяйки гостиницы. Хозяйки гостиницы, Джордж! Представьте себе, что скажут ваши приятели, люди вашего круга, когда кто-нибудь из моих бывших постояльцев узнает меня? А до этого я вообще была девкой вора, — жестко продолжала она. — Вы не первый мужчина, который коснулся меня, и не первый, кто разделил со мной ложе. Кроме всего прочего, никакая я не вдова.

Она видела, какую жестокую боль причиняет ему, говоря о себе столь беспощадную правду. И больше всего ей хотелось зарыдать, броситься ему на грудь, обнять его и сказать, что все это не так, что она не хотела причинять ему боль, что она… Но нет, она не зарыдала и не бросилась к нему. Стояла и смотрела на него, пристально и так же бесстрастно, отчужденно, непримиримо, как столько лет смотрела на тот холодный, чуждый ей мир, в который судьба бросила ее четырнадцати лет от роду.

В те давно минувшие дни она не шла ни на какие компромиссы. Как Чарльз, раз и навсегда назначивший себе цену. Когда однажды она узнала, что почем в этом мире, то никогда уже не позволяла себе роскошь неопределенности. Не могла позволить себе этого и теперь.

— Неужели вы всерьез думаете, что я разрешу вам исчезнуть еще раз? — спросил Джордж. — Неужели после всего, что случилось, вы можете вообразить себе, что я отпущу вас? Бог мой! — Рут содрогнулась, видя его в таком состоянии. — Вы знаете, как я люблю вас. Неужели вы полагаете, что меня волнует ваше прошлое? Знаете ли вы, что я любил бы вас и в том случае, если бы узнал, что все семь лет нашей разлуки вы жили с разными мужчинами! Вы что, не понимаете этого?

— Нет, не понимаю.

Он схватил ее в объятия, но она так умоляюще посмотрела на него, что он сразу же отпустил ее. Она даже пошатнулась и едва не потеряла равновесие.

— Я могу вообразить себе только одну причину, по которой вы отказываете мне, — сказал он холодно и как-то отрешенно. — Вы просто не любите меня, вот и все. И я сейчас вдруг вспомнил, что вы никогда и не говорили, что любите меня. Никогда. Ни в Сент-Джайлзе, ни в Бате, ни здесь… Скажите правду, Рут! Вы меня любили или нет?

Она взглянула на него, но тотчас же отвернулась, боясь, что не выдержит его взгляда. Ничто еще не причиняло ей такой боли, как этот вопрос. Рут знала, что должна произнести слова, которые жестоко ранят его — его, кого она так любила и любит. Гораздо легче было бы перестрадать все самой, чем заставлять страдать человека, дороже которого у нее нет ничего на свете и которому она желает только добра.

Но она уже сделала выбор. Решение принято. В прошлом, в Сент-Джайлзе, она так часто повторяла, что их брак будет неравным и даже позорным, что Шон все понял слишком хорошо и вернул ей ее же слова, выдав их за ответ Джорджа и навсегда лишив ее надежды на счастье. Возможно, Шон просто решил сделать то, что она сама хотела сделать, но не решалась. Ведь она почти уже дала уговорить себя Джорджу. Если бы не его тогдашняя злосчастная отлучка…

Нет, теперь ничто не заставит ее переменить решение. Все, весь мир против их союза. Даже эта великолепная, пышная роскошь, в которой живет Джордж, казалась ей теперь устрашающей. Но как трудно оборвать последнюю нить, связывающую их…

Однако он сам, не ведая того, облегчил ей решение нелегкой задачи, вручив единственное оружие, которое поможет ей сказать то, чего она не желала говорить всеми силами души, и навсегда расстаться с ним. Вот сейчас она скажет ему, что не любит его, и это все разрешит.

И вдруг Рут с пугающей ясностью поняла, что не сможет использовать это оружие против него. Что угодно, но только не ложь!

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза, хотя чувствовала, как холоден и отрешен ее собственный взгляд. Она пыталась смотреть как можно жестче и равнодушнее, лишь бы он не заметил, как глубоко она страдает.

— Но пока я здесь… Сейчас… — неожиданно для самой себя заговорила она и взглянула в сторону кровати. — Завтра я уеду домой. Но сегодня ночью…

— Боже милостивый! — воскликнул Джордж, ошеломленный и ужаснувшийся. — Неужели я вам так опротивел, что вы решили принести эту жертву, только бы поскорее от меня избавиться?

Он отступил на шаг, взглянул на нее каким-то странным, будто раненым взглядом, затем повернулся и вышел из комнаты.

Какое-то время Рут продолжала неподвижно стоять, будто статуя, высеченная из ледяной глыбы. Потом лицо ее жалко сморщилось, она упала на колени возле кровати и разразилась душераздирающими рыданиями. По силе отчаяния их можно было сравнить лишь с тем, как рыдала она в тот черный день семь лет назад, когда Шон, посланный с запиской к лорду Фицуотеру, принес ей горестное известие о его решении порвать с ней.

Глава 13

Рут не помнила, как оказалась сидящей на ковре, с лицом, горящим от пролитых слез. Она комкала руками покрывало, когда почувствовала тихое прикосновение к плечу.

— Нет, Рут, — услышала она голос Джорджа, — я не вынесу этого.

Когда он опустился рядом с ней на колени, она привстала и бросилась в его объятия.

— Простите меня, Джордж, простите, — сквозь вновь полившиеся слезы говорила она. — Я так виновата перед вами, простите меня!

— Любовь моя! — прошептал он, прерывисто дыша.

Он нежно обнимал ее, пережидая, когда иссякнет поток слез, а она в это время думала, что не в силах исцелить ту рану, что нанесла ему в самое сердце. Единственный выход, пожалуй, — навсегда от него уехать. Сквозь шероховатую ткань халата она чувствовала жар его тела. Слышала биение его сердца почти у самого уха.

Джордж все еще обнимал ее, когда она перестала плакать и попыталась отстраниться от него. Он нехотя освободил ее. Никогда в жизни Рут не была такой непоколебимой. Но он единственный из всех, от кого она вправе ожидать защиты.

Она приподняла голову, и он погладил ее заплаканные щеки чуть дрожащими пальцами, потом нежно коснулся горячими губами опухших полуприкрытых век.

— Почему вы вернулись? — прошептала она.

— Потому что Не смог уйти, — просто сказал он. — Рут, против вашего желания мне ничего не нужно. Если вы не любите меня… — Он помолчал, и она увидела в его глазах неподдельное страдание. — Я не стану удерживать вас. Если хотите, можете вернуться в «Толстый Кот», не смею вам мешать… Но пожалуйста, не вычеркивайте меня из своей жизни. Мне надо только… Надо знать, что вы в безопасности, что вы… что вы счастливы…

Новые слезы выступили на глазах Рут, и она, приподнявшись, прильнула к нему, обняв за шею, затем притянула к себе его голову.

Он поцеловал ее, и всю боль, всю тоску и томление любви она ощутила в осторожном прикосновении его губ. Она еще теснее прильнула к нему, ее губы приоткрылись, и она ответила на его поцелуй.

Он отшатнулся.

— Рут?..

— Иди ко мне, — тихо сказала она.

— Нет.

Он посмотрел на нее твердо, даже с каким-то отчуждением, так что на какую-то долю секунды она испугалась, решив, что она, ее близость больше не волнует его. Но он вновь обнял ее, и она успокоилась.

Опустив глаза, Рут пыталась успокоиться, совладать со своими чувствами, затем подняла голову и встретила его смятенный, ищущий взгляд. Робко улыбнувшись, она коснулась его губ тонкими, трепетно подрагивающими пальцами.

— Я не могу сказать… — растерянным голосом произнесла она. — Не могу сказать вам… Джордж, я не знаю, что мне и думать, как следует поступить… Вы просили меня не отталкивать вас. Но не отталкивайте же меня и вы сами…

Он встал и одним движением легко поднял ее с пола, затем бережно посадил на кровать. Совершенно не к месту в ее сознании промелькнула мысль, что даже после передряг, случившихся днем, он по-прежнему силен и энергичен.

Сев рядом, одной рукой он обнял ее за талию. Ее сердце забилось сильнее.

— Вы уверены, что хотите этого? — спросил он, с сомнением заглядывая ей в глаза. — Я не забыл, в какое смятение вы пришли вчера, в доме на Королевской площади. Рут, никогда я не причинял вам вреда, никогда не желал худого и сейчас не…

Она прикрыла его руку своей. Он сбросил свой длиннополый халат, и она почувствовала сквозь тонкую ткань рубашки его сильное, жаркое тело.

— Разве страстное плотское желание и любовь не одно и то же? — спросила она и увидела, как померкло сияние его глаз.

— Нет, — потрясенно сказал он. — Нет, любимая, не совсем так. Вы и сами это знаете. И вы ведь не о том хотели спросить, разве нет?

Она колебалась, не зная, что ответить. Некоторые из свечей к тому времени угасли, и в спальне стоял неверный мерцающий полумрак. Он улыбнулся и убрал с ее лица локоны, нежно касаясь пальцами щек. Она почувствовала, как замерло ее сердце в ожидании того, что неминуемо произойдет дальше.

— Вы уверены, что хотите этого? — снова спросил он.

Она кивнула, потом громко, так чтобы у него не могло остаться сомнений относительно ее ответа, воскликнула:

— Да!

Он склонился к ней и поцеловал. Его губ, нежных и горячих, она почти не почувствовала. Вдруг оказалось, что у нее почти нет сил, чтобы разделить с ним восторг близости, слишком много мыслей проносилось в голове, и они не позволяли полностью отдаться страсти. И, хотя она обняла его и зарылась пальцами в его волосы, все же уверенности в том, что ей удастся пробудить свою чувственность, у нее не было. А ведь до того лишь от одного его прикосновения в ней властно возникало неукротимое желание, развеивающее в драх все страхи и смущение. Зато она слишком хорошо чувствовала, как страсть все сильнее разгорается в нем, и решила утолить его желание, не думая о собственном удовольствии. Ведь он ранен не врагом, а ею самою, ее словами… Она оттолкнула, отвергла его, но сейчас, как бы во искупление вины, постарается сделать его счастливым. И потом, как знать… Она, конечно, вернется в «Толстый Кот», но разве и там или в другом месте они не смогут встретиться еще раз? Встретиться и провести ночь любви. Еще одну ночь…

Вот ее мысли. Мысли, убивающие чувственность.

Но в этот момент его губы стали настойчивее, язык пробрался в глубь ее рта, и желание начало мало-помалу охватывать Рут. Прижавшись к нему, она запрокинула голову назад, кожей шеи чувствуя его поцелуи. Ответная дрожь охватила ее, заставив с замиранием сердца ожидать, когда тело его прильнет к ней еще теснее.

Галстук его был отброшен вместе с халатом. Тогда она этого не заметила, а сейчас, обнаружив, что ворот рубашки свободен, проникла пальцами в открытый вырез, наслаждаясь игрой мускулов на его груди и плечах. Но, почувствовав, как сильно действуют на него ее ласки, испугалась, что все закончится слишком быстро. И тут он занялся ее халатом, быстро стащив его с ее плеч. Теперь между их телами не оставалось никаких преград, кроме тонкой материи ночных рубашек.

Он легко коснулся поверх ткани ее груди, и она застонала, захлестнутая волной наслаждения. Ее ногти впились ему в плечи, она ощутила нетерпение его рук, волосы ее разметались по подушке. Другая его рука заскользила по ее телу.

Рут приподнялась, обнимая его за шею, и поцеловала, ощущая пылающими губами прикосновения его языка. Его рука продолжала ласкать ее грудь до тех пор, пока она не перестала ощущать что-либо, кроме наслаждения, и ее всю охватил восторг плоти.

Она тихонько застонала, закрыв глаза.

Неожиданно Джордж медленно отстранился и теперь просто любовался ее телом, в трепетном ожидании лежащим перед ним. Он дышал часто и прерывисто, и она чувствовала, как сильно бьется его сердце. У нее появилось неясное опасение, что он сознательно подавляет в себе страсть. На лице его блуждала какая-то странная улыбка, и Рут не могла определить, чего в ней больше — смущения или удивления.

— Когда вы на что-то решаетесь, то идете в этом до конца, не так ли? — спросил он. Голос его был хриплым, но тон легким, почти веселым.

Волна стыдливости захлестнула Рут. Она сделала быстрое движение, будто собираясь прикрыться, но он ласково удержал ее.

— Ничего греховного перед очами Небес мы не творим, раз это порождено любовью, — сказал он мягко, обнимая всю ее нежным взглядом. — Ты ведь только теперь в это поверила, Рут?

Она взглянула на него с удивлением и недоверчиво прошептала:

— Как ты узнал мои мысли?

— Нетрудно вообразить состояние разума дочки священника после всех выслушанных ею от батюшки и матушки наставлений о пагубности плотского греха. Я уж не говорю о разглагольствованиях в духе тех, что расточала леди Хофбрук перед невинными девочками. Особенно если знаешь, что эта леди, не дрогнув, потом ввергла невинное дитя в адскую пучину воровского притона Сент-Джайлза, не смущаясь никакими соображениями нравственности. Прости меня, любимая, — сказал он с сожалением. — Если бы я уделил большее внимание тому, что ты чувствуешь, а не тому, что занимает сейчас мое сознание, я бы оказал тебе лучшую услугу.

— Ты всегда оказывашеь мне самые лучшие услуги, — нетвердо ответила Рут, не совсем понимая состояние Джорджа, но догадываясь, что теперь пришел его черед бороться с назойливыми мыслями.

Рука Рут легла поверх его руки, все еще слегка поглаживающей ее грудь, и она улыбнулась, глядя ему в глаза, чуть смущенно, но без малейшего сомнения. Радостно вскрикнув, он схватил ее руку и поцеловал ладонь. Жаркая волна восторга пробежала по ее телу, и она вся потянулась к нему, не желая более слышать никаких слов.

Он нашел подол ее рубашки, и его рука легко скользнула под него, поднимаясь по бедру. У Рут перехватило дыхание от его прикосновений, в висках стучало от яростного желания, однако он вел себя так, будто прелюдия у него важнее самого события.

Внезапно она подумала, что ему мешает страх испугать ее или причинить боль. Очевидно, он все еще не уверен в том, что она так же желает этого, как и он.

— Джордж, ты чего-то боишься? Так не бойся… — сказала Рут. В ее голосе робость сочеталась с нетерпением.

Он нервно засмеялся и положил голову между ее грудей. Она сильнее прижала его к себе, радостно узнавая его возбуждение и настойчивость, ощущая его мощное желание, которое он был уже почти не в силах сдерживать. Чувство огромной нежности переполняло ее, а его сила только воодушевляла.

Затем он неторопливо поднял ее рубашку. Обнаженная до пояса, она видела, что тело ее освещено теми несколькими свечами, что еще не угасли, и немного смущалась тем, что лежит обнаженной под его изучающим взглядом. Из скромности она даже закрыла глаза, но не стала прятать свою наготу, зная, что смотреть на нее ему нравится не меньше всего остального.

Он вздохнул, и глаза ее распахнулись в тревоге.

— Я никогда не просил позволения нарисовать тебя, но, наверное, тебе и самой этого хочется, — сказал он печально, и она увидела в его глазах сияние любви. — Я прошу тебя об этом сейчас, и если ты разрешишь, то у меня всегда будет возможность полюбоваться твоей красотой.

— Джордж! — испуганно и возмущенно воскликнула она, пытаясь прикрыть руками свою наготу. — Да ты просто читаешь мои мысли!

— Нет, где уж мне читать твои мысли… — Он помолчал и вдруг заговорил совсем иначе: — Любимая, постарайся понять меня, я так долго мечтал о тебе… о нашей встрече, что теперь…

Он как-то странно улыбнулся. Затем выражение его лица резко переменилось. Карие глаза вспыхнули огнем желания, в них появилось нечто сильное, властное, и Рут почувствовала, что сознание его отступило в эту минуту перед страстью, обняла его и, поднявшись навстречу, закрыла его рот поцелуем.

Он больше не желал и не мог смирять себя. Его руки настойчиво двинулись по ее спине. Восторг, который он пробудил в ней раньше, теперь проснулся и в нем. Да и она в этот миг страстно хотела чувствовать его каждой частичкой тела. Видеть и осязать его, как он видит и осязает ее. И начала нетерпеливо стаскивать с него рубашку.

Тогда он встал, быстро разделся, приподнял ее и, отбросив покрывало, опрокинул на хрустящие полотняные простыни, а секундой позже оказался рядом с ней.

Теперь они лежали, ощущая друг друга всем телом. Огонь в очаге почти погас, ведь Джордж не поддерживал его больше, но Рут уже не было холодно.

Ее волосы разметались по подушке, а кожа пылала от жара возбуждения. Он сейчас здесь, с ней, — все остальное потонуло во мраке и исчезло.

Ощущение неземного блаженства наполнило ее — он овладел ею. Она ласкала его спину, полностью подчинившись его желаниям, и ни о чем не думала в эти сладчайшие мгновения — ни о своей самостоятельности, ни об размеренном, унылом существовании хозяйки гостиницы, добропорядочной миссис Прайс.

Весь ее мир взорвался. Ее тело теперь не просто земной сосуд для хранения души. Оно стало восхитительным средством, с помощью которого она могла давать и получать любовь, давать и получать счастье. И у нее сейчас не было ничего, кроме тела, чтобы выразить всю нежность, которую она испытывала к любимому.

И вот она воспарила к самому пику ослепительного наслаждения, к последнему, наивысшему, моменту экстаза, и счастье полной удовлетворенности захлестнуло ее.

Джордж не покидал ее. Рука его скользнула к ее руке, и так они долго лежали, держась за руки, а голова ее покоилась на его плече.

Она гладила мускулистую грудь возлюбленного и вдруг вспомнила Джека Рэя. Взломщику, насколько она помнила его, было тогда всего лишь двадцать восемь — на три года меньше, чем теперь Джорджу. Но жизнь так истрепала его костлявое, жилистое тело, задубила его кожу, что он казался много старше — уже совсем немолодым. И все же для нее таилась в нем какая-то загадочность, он даже чем-то привлекал ее. Возможно, все это объяснялось лишь тем, что самой Рут было всего-то пятнадцать.

— Джек Рэй? — донесся до нее тихий голос Джорджа.

Она подняла голову и с удивлением посмотрела на него. — Что?

— Разве ты не сравнивала нас сейчас? — спросил он непринужденно.

На губах его играла легкая улыбка. Он отодвинул с ее щеки прядку волос.

— Но разве мы впервые вдвоем? — воскликнула обескураженная Рут. — Почему?..

— Сегодня мы впервые по-настоящему любили друг друга, совсем не так, как это происходило там, — спокойно сказал Джордж. — Там ты отдавалась мне как-то равнодушно, будто бросала кусок мяса назойливому уличному псу, чтобы тот отвязался. А я уже и тогда любил тебя очень сильно. Это мне запомнилось как самая тяжелая душевная рана в жизни. Я каждый раз обещал себе, что это последний раз, но как выполнить такое обещание, когда любишь…

— Значит, сегодня все было не так, как тогда?

Сердце Рут заныло при мысли о той боли, которую она, сама не ведая, причиняла ему.

Он нежно улыбнулся.

— Мысленно ты была там. Я угадал? Она кивнула, и ее волосы опять упали, щекоча ему нос. Он сдул их, она улыбнулась и снова уютно положила голову на его плечо.

Но вскоре села опять.

— Если ты решил, что я думала о Джеке Рэе, значит, ты сам думал о Коринне, — сказала она ревниво.

— Нет. Хотя… — Джордж заколебался. — Не только о Коринне… Просто вспомнил твой вопрос о разнице между любовью и плотским вожделением. — Он вздохнул. — Если бы я мог навсегда стереть из памяти, забыть… Рут приложила палец к губам.

— Что бы с нами ни случилось, мы никогда не должны думать, что прошлое надо забыть, что оно загублено, — сказала она. — Конечно, там было разное…

— Что бы с нами ни случилось? — переспросил Джордж, но расспрашивать ни о чем не стал.

Рут была ему благодарна за это. На некоторые вопросы она все еще не могла ответить. Да, лорд Фицуотер любит ее, она любит его, но это не значит, что она стала больше подходить ему в жены, чем несколько лет назад. Ей нужно о многом подумать. Нужно время, чтобы окончательно поверить, что она действительно встретила человека — единственного в мире, — который никогда не причинит ей страданий.

— Кто научил тебя стрелять? — вдруг спросил Джордж.

Рут резко села — так неожиданно прозвучал этот вопрос. Она подняла голову и посмотрела на него. Озорная улыбка промелькнула по ее лицу.

— Впрочем, я и сам знаю, — заявил он прежде, чем она успела ответить.

— Джек Рэй! — Эти слова они произнесли одновременно, в один голос.

Рут рассмеялась и снова улеглась рядом с ним. Теперь они начали мерзнуть, и Джордж потянулся за одеялом и накрыл их обоих. Только две свечки еще горели — собственно, даже не горели, а догорали, — и светить им оставалось недолго.

— Я никогда не слышал, чтобы ты говорила о нем плохо, — спокойно сказал Джордж. — Из всего, что ты мне рассказывала о нем и о том, как состоялась ваша, как ты это называешь, сделка, я понял, что ты была привязана к нему. Во всяком случае, с ним тебе было спокойнее, чем в моих объятиях. — В последних его словах проскользнула нотка горечи.

— Он был добр ко мне, никогда не заставлял страдать, — медленно произнесла Рут, вглядываясь в прошлое. — Ты прав, Джордж. Особого наслаждения он мне дать не мог, но и боли мне не причинял. Заботился обо мне как мог. И был единственным, кто, дав слово, держал его. Подарил пистолет и научил им пользоваться, потому что, как говорил, он не всегда будет со мной, чтобы заступиться за меня. И верил, что я способна сама защитить себя.

— Как видно, этот парень лучше понимал тебя и твое положение, чем я тогда, — печально сказал он. — А его подарок выручил тебя и десять лет спустя. Я же никогда ничего не давал тебе такого, что помогло бы тебе в мое отсутствие.

Рут инстинктивно убрала руку с его груди, а пальцами другой схватилась за кольцо на безымянном пальце. Она почти испугалась своего непроизвольного жеста, но успокоилась, убедившись, что Джордж ничего не заметил. А если и заметил, то не подал виду.

— Тебе надо поспать, — сказал он с сожалением и стал подниматься. — Ночь уже на исходе.

— Нет, — тотчас отозвалась Рут, чувствуя, как во все закоулки ее души вползает ледяной ужас.

Ночь действительно проходила, а завтра ей предстоит принять так много решений… Но она перепугалась, что вот сейчас, прямо сейчас, прервется эта удивительная близость, истекут эти волшебные минуты. А вдруг эта ночь уже больше никогда не повторится?

Джордж успокоил ее, опустившись рядом. Она поняла: он испытывает те же чувства и ему тоже не хочется расставаться.

— У нас целый день впереди, — сказал он нежно. — Ты еще не приняла решения? Прошу тебя, не спеши. Мы можем посидеть в саду и посмотреть, как черные дрозды клюют прошлогодние яблоки. Миссис Роналдсон просто обожает черных дроздов. Она говорит, что они поют красивее всех других птиц. Я, правда, в этом не уверен. Мне они кажутся смешными птицами, всегда-то они озабоченно возятся и тревожно щелкают в кустах живой изгороди. Я больше люблю дрозда-дерябу. Он ведь поет даже в самые жестокие зимние ураганы. Я много раз видел эту птичку в саду; в непогоду она распевает так, будто нет в ее жизни большей радости, чем слышать вой метели и видеть хлопья снега на черном небе.

Слезы застлали взор Рут. Она чувствовала, что ее возлюбленный говорит о чем-то большем, чем выражено словами. Но она сдержалась и спрятала лицо у него на плече, чтобы он не заметил, как глубоко потряс ее своим рассказом.

— Как быть с Корой? — спросила она, чтобы переменить тему.

— Подождем известий из Бата, а до того ничего не станем предпринимать, — ответил Джордж. — Она написала матери, что с ней все хорошо, чтобы та не беспокоилась, но она не сможет вернуться в Бат, пока не узнает, чем закончится дело с Чарльзом. Она считает, что ее могут вызвать как свидетеля по этому делу. Вообще она храбрая девушка.

— А ты сказал ей, что случилось с Чарльзом?

— Да.

Рут почувствовала, как напряглись его мышцы, и сочувственно дотронулась до его руки. Он схватил ее кисть и ответил крепким и сильным пожатием.

— Думаю, узнав об этом, она даже успокоилась, — сказал он спустя несколько минут. — Хотя, конечно, это ее явно расстроило. Боюсь, что теперь ее какое-то время будут мучить кошмары.

— А тебе не будут сниться кошмары? — спросила Рут, подумав о том, сколько тяжелых и страшных минут пришлось пережить ему из-за этого дела, особенно из-за смерти Чарльза.

— Еще не знаю, — тихо ответил он, нежно поглаживая ее руку, и вдруг она поняла, что о смерти Чарльза он рассказал ей отнюдь не все. — Тебе пора спать, любовь моя. Надо немного восстановить силы, хотя бы для того, чтобы выйти в сад и послушать черных дроздов.

Рут закрыла глаза, все еще чувствуя легкие прикосновения его пальцев. Не сговариваясь, они решили не говорить пока о том, что занимало обоих. Подумаю об этом днем, решила она про себя. Сейчас она просто была не в силах размышлять на такую непростую тему.

Она видела, как сильно он желает этого, и прекрасно понимала, какое действие произведет на него отказ. Но непростое решение оставалось за ней. И он тоже понял это, когда, вернувшись в спальню — казалось, целая жизнь миновала с того момента, — застал ее на полу, возле постели, безутешно рыдающей.

Но он сказал, что хочет знать только одно — что она в безопасности. И когда Рут услышала его спокойное дыхание рядом с собой, она поняла, как мало о нем знает. Но, чтобы лучше узнать человека, не обязательно выходить за него замуж. Он сможет иногда навещать ее в «Толстом Коте». Возможно, даже будет останавливаться в гостинице. И они прекрасно могут встречаться там, не опасаясь скандала, который неминуемо разразится, заключи они брак.

И он получит… Что? Возможность видеть ее, но не прикасаться к ней? Да для него это будет пыткой, адским мучением, впрочем, как и для нее! Она вздохнула. Его рука, нежно ласкавшая ее до этого, замерла, будто он почувствовал, о чем она думает. Нет, , так терзаться самой и терзать его — это хуже всего, хуже брака, грозящего скандалом, хуже даже самой разлуки. Есть только два пути: быть вместе или навсегда расстаться. Иное невозможно.

Остается одно — расстаться. Ведь она категорически не желает быть его любовницей. Но правда также и то, что семь лет назад она пыталась убедить его, что это единственная форма отношений, которые они могут себе позволить. Семь лет назад… Но не сейчас.

Да, она была его любовницей, но нельзя использовать прошлое в качестве оружия против него. Он должен жить своей привычной жизнью, а ей довольно знать, что она не принесла ему беды.

Да и себе самой… Ведь если у них появятся дети, они не будут иметь право ни на что — ни на имя, ни на наследство, ни на уважение общества. Каждый сможет назвать их ублюдками! Что страшнее для сердца матери? И за что обрекать на муки невинные создания?

Нет, иного решения быть не может — они должны расстаться. Нельзя вовлекать в свои беды чистые души детей. Преступно заставлять их оплачивать своими страданиями, порожденными бесчестьем, краткие минуты собственного счастья.

И все же сейчас она не готова дать ему окончательный ответ. Она даже пыталась заговорить об этом, но смешалась, сознавая, что любое решение, какое ни возьми, невероятно тягостно.

Нет, не сейчас… После, после…

Мысли ее начали путаться, она пребывала между сном и бодрствованием, когда он тихонько встал с кровати. Она понимала, что он сейчас уйдет, и немой крик протеста против непоправимой утраты возник в ней. Но она сумела подавить его, не дать вырваться наружу и не сделала ни одного движения, чтобы удержать Джорджа. Он оделся и покинул спальню прежде, чем в доме проснулись слуги.

Глава 14

Рут проснулась после нескольких часов беспокойного сна. Никто не пришел разбудить ее. Если это следствие особого распоряжения Джорджа, то она ему благодарна. Обнаженная, среди полотняных простынь… А ведь еще никогда в своей жизни она не спала обнаженной.

Повернувшись на другой бок, она испытала несказанное удовольствие от нежного прикосновения тонкого полотна к коже. Да и сами эти простыни еще хранили тепло тела любимого, его особый, хорошо знакомый ей, так возбуждающий ее мужской запах. Ее переполняли чувственные воспоминания об ушедшей ночи, так что даже прикосновение простынь, на которых он лежал, доставляло немалое наслаждение.

Рут не стыдилась своих ощущений. Она вспомнила тонкие, всегда поджатые губы леди Хофбрук, ее вечные нравоучения… Затем вспомнила и самого сэра Эдуарда Хофбрука. Пренебрежительная улыбка скривила ее губы. Да будь она сама женой сэра Эдуарда, то, вероятно, тоже проповедовала бы то, что проповедовала занудная леди Хофбрук.

В ушах все еще звучали некоторые из этих проповедей, особенно выдержки из посланий Святого Павла, касающихся целомудрия. Он не раз повторял, что лучше целомудрие, чем брак, но лучше брак, чем пламя преисподней. Тогда, будучи еще ребенком, она не понимала смысла последнего утверждения. Теперь она все поняла, но не могла с ним согласиться. Мало ли перестрадала ее душа, отбиваясь от нечистых, чувственных демонов плоти! И сейчас она находила естественным, что ее сердце, разум и тело стремятся к любви так же страстно, как прежде они стремились к выживанию.