Лорд и хозяйка гостиницы

— Как вы думаете, что он решил предпринять? — взволнованно спросила Кора.

— Не знаю. Он говорил о каком-то своем друге из магистрата. Но я даже не догадалась спросить его, далеко ли это отсюда.

— Намерен ли он… Как вы думаете, станет ли он обращаться в суд? — спросила Кора, нервно теребя складки своей юбки.

— Не уверена, что он на это решится. Рут вспомнила, с каким выражением он смотрел на Чарльза. Джордж был выдержанным человеком, но всеми силами души ненавидел негодяев, способных на подлость и низость, и эта его ненависть усугублялась тем, что Чарльз Нортон не принадлежал к числу тех несчастных, которых сама их убогая жизнь толкает на путь преступления; нет, Мортон-младший вел обеспеченную и с виду добропорядочную жизнь светского человека и при этом ради выгоды готов был преступить не только мораль, но и закон. Лорд Фицуотер не мог позволить подобному человеку продолжать безнаказанно творить новые злодеяния. Но обратиться в суд — в этом деле могли возникнуть трудности. Джордж не может, конечно, не понимать, что в таком случае пострадает честное имя невинной девушки. Узнав об этом, все сплетники Бата начнут с удвоенной силой свои пересуды.

— Как бы там ни было, — продолжала Рут, — скоро мы с вами все узнаем. А пока не заняться ли нам чем-нибудь, чтобы отвлечь себя от всех этих грустных мыслей и воспоминаний? — Она взглянула на пианино, стоящее в углу гостиной, и спросила: — Вы умеете на нем играть?

— О да, — живо отозвалась Кора, будто обрадовавшись такой подсказке. — Ох, мэм, но только не рассердятся ли на это обитатели дома, особенно дворецкий?

— Лорду Фицуотеру это наверняка даже понравилось бы, а мы ведь его гости, а не гости его слуг, — твердо ответила молодая женщина. — И потом, я была бы очень признательна вам, если бы вы поиграли. Я всегда любила музыку, а сейчас, мне кажется, она особенно подбодрит нас.

— А может, вы сами поиграете? — спросила Кора, подходя к инструменту и открывая крышку.

— Боюсь, что у меня не получится, — с грустью ответила Рут.

С тех пор, как она последний раз садилась за пианино, прошло более двенадцати лет, и уверенности в том, что после столь длительного перерыва ей удастся сносно исполнить какую-нибудь, даже несложную, пьеску, у нее не было.

Кора легонько тронула клавиши, пробуя незнакомый инструмент. Затем села и заиграла простую мелодию. Она начала робко и неуверенно, но затем ее игра становилась все более совершенной. В этом переходе от робости и уверенности красноречиво выражался характер самой девушки.

Рут слушала музыку, откинув голову на спинку кресла и радуясь, что не надо больше ни о чем разговаривать, а можно просто посидеть и подумать о собственных заботах. Слишком о многом ей надо было сейчас поразмыслить в связи с предложением Джорджа, слишком сильно были затронуты все ее чувства, и она понимала, что, пока не разберется сама с собой, не сможет вполне разделить тревоги своих друзей.

Теперь, когда осталась позади эта ужасная сегодняшняя стычка, Рут могла спокойно обдумать их с Джорджем отношения. Первая смятенная радость, вызванная его предложением, миновала, и за ней неминуемо явились сомнения. После того как она увидела дом, в котором он живет, она твердо уверилась, что их брак вряд ли можно будет считать достойным и равным — слишком уж большая пропасть разделяла два их мира.

Эта мысль заставила Рут вспомнить о Коринне, и руки ее бессознательно сжались в кулаки. У нее не было никаких оснований для безумной, острой ненависти, которую она испытывала сейчас к этой женщине, но все же она ее ненавидела. Хотя, если вдуматься, Коринна лишь взяла то, что отвергла Рут.

Но почему все-таки Джордж хочет жениться на ней? Возможно, решил получить то, в чем судьба отказала ему семь лет назад? Любит ли он ее? Или просто считает, что обязан жениться на ней по долгу чести? Но неужели же он не задумывался, какие нежелательные последствия может иметь их брак?

Ведь если им и удастся сохранить в тайне ее жизнь в Сент-Джайлзе, то уж скрыть то, что в настоящее время она — самая обычная хозяйка небольшой придорожной гостиницы, у них никак не получится. И каждый, кто встретит их, сможет ее узнать и шепнуть соседу или приятелю пару слов насчет ее прошлого. Возможно, Джордж совершенно искренне говорит сейчас, что любит ее. Но что станет с его любовью, если из-за этого брака все друзья и родственники от него отвернутся?

Неожиданно она обнаружила, что вместо успокоения, которого искала в безмолвном уединении, обрела лишь множество новых тревог. Она попыталась себя уверить, что все это — результат волнующего действия музыки. Действительно, игра Коры мало-помалу становилась все более страстной и бурной, немало содействуя охватившему душу Рут смятению. И лишь тогда она вспомнила о состоянии девушки и поняла, что та пытается с помощью музыки освободиться от собственных тяжелых переживаний, порожденных страшными событиями этого дня. Она порадовалась за Кору, нашедшую способ помочь себе, но звуки музыки ничем не могли смягчить ее собственных тяжелых, угнетающих мыслей.

Рут встала и прошлась по гостиной, остановившись напротив старинных фарфоровых часов, украшающих каминную полку. Все, что она могла, чтобы не мотаться по комнате туда и обратно как маятник, — стоять и смотреть на стрелки часов и на огонь, пылающий в камине. Но в этот момент страстная мелодия, которую играла Кора, сменилась другой, более спокойной и умиротворенной, и Рут стало немного легче. Тем более что эта мелодия о чем-то напоминала ей, но о чем? И где она услышала ее впервые?

И все же ей удалось вспомнить. Неожиданно перед ее мысленным взором закружились картины далекого детства. Рут замерла в полной неподвижности, опершись рукой на каминную полку. Но душою она была уже совсем в ином месте, где звучала та же музыка.

Вот она сидит с отцом в саду, он вслух читает приготовленную для прихожан проповедь. Вокруг благоухают цветущая жимолость и лаванда. А из открытого окна дома до них доносится нежная мелодия, которую играет ее матушка. Как часто эта мирная, радостная сцена повторялась во времена ее детства!

Маленькая Рут счастлива, она даже и помыслить не может, какие несчастья и трудности ждут ее в будущей жизни. Она просто сидит в саду и слушает папину проповедь, его удивительные слова о том, например, что Храм Духа следует строить на скале, а не на песке. Особенно ей запомнилась и полюбилась притча о беспечных полевых лилиях, которых Бог одевает в прекрасные шелковые платья, и о птицах небесных, которые не сеют, не жнут, а Бог их питает. Так неужели же добрый Боженька не позаботится и о ней, о маленькой девочке? Конечно, позаботится и даст ей все, что нужно для счастья.

Но вскоре умерла матушка. А два года спустя скончался и отец, после чего приехал дядя и увез ее в Церковный переулок.

Рут годами старалась не вспоминать того первого ужаса, который пережила, попав в воровской притон, в этот Сент-Джайлз, кишащий бандитами, дешевыми шлюхами и бродягами, ибо воспоминания об этом причиняли ей нестерпимую боль. И вот мелодия, исполняемая девушкой, только что пережившей подобный же ужас, неожиданно столкнувшись с жестокостью и злом, заставила эти страшные воспоминания вспыхнуть в ее мозгу так ярко, что защемило сердце. Она не могла избавиться от них, они окружили ее со всех сторон, полностью завладев воображением.

— Рут!

Джордж распахнул дверь в гостиную и подошел к Рут, уверенно и нежно обняв свою возлюбленную.

Но странно: лицо Рут, ее отсутствующий взгляд — все говорило о том, что она этого даже не заметила. Она пребывала в каком-то жутком оцепенении, с головой погрузившись в темный поток времени, когда вечный страх преследовал ее на каждом шагу. В памяти ожили дикие эпизоды, перед ее мысленным взором мелькали злобные и похотливые физиономии завсегдатаев дядиного притона, она слышала их грубые голоса, окрики… Нет, ни словом, ни взглядом не откликнулась она на появление Джорджа. И он с горечью почувствовал, что, хотя он и держит ее в объятиях, она сейчас очень далеко от него и явно страдает, о чем красноречиво говорили ее глаза, переполненные болью и неиссякаемой тоской.

Музыка оборвалась на середине аккорда, и Кора испуганно вскочила. Джордж посмотрел на нее через голову Рут и спокойно, обращаясь к ним обеим, сказал:

— Все будет хорошо, все будет отлично.

Он теснее прижал к себе Рут и гладил ее по голове, молча ожидая момента, когда она покинет мир своих тяжелых грез и вернется к нему. Кора стояла безмолвно. Прикусив нижнюю губу, она с тревогой смотрела на Рут и просто не знала, что ей делать в таком щекотливом положении. Джордж, стараясь успокоить девушку, улыбнулся и кивком показал ей на стоящее рядом кресло, но она не могла не заметить, что сам он отчаянно встревожен. Осторожно присев на краешек кресла, Кора сложила руки на коленях и ждала.

Рут медленно приходила в себя. И вот она как будто очнулась и осознала, что находится в объятиях Джорджа. Не сразу ей удалось вспомнить, где она. Рут с искренним удивлением взглянула на Джорджа, не понимая, откуда он взялся. Она, правда, слышала, как он окликнул ее, но в тот момент его голос потерялся в гуле голосов обитателей Сент-Джайлза, а потому реальность, примешавшаяся к страшному миру ее воспоминаний, растворилась в нем почти бесследно. В минуты, когда ее терзали жестокие воспоминания об ужасах прошлой жизни, она никогда не плакала. Но вот теперь слезы неудержимо хлынули из ее глаз, и она горько разрыдалась.

— Рут, все плохое в прошлом, — нежно произнес Джордж. — Теперь вы здесь, со мной. И вы никогда больше не покинете этот дом. Любовь моя, я не позволю вам еще раз исчезнуть из моей жизни.

Рыдания Рут мало-помалу утихали. Подняв глаза, она увидела его тревожную и нежную улыбку. И вдруг отпрянула, оттолкнувшись рукой от его груди. Потом опять взглянула на него, все еще смущенная и страдающая, и окончательно пришла в себя, осознав, где она находится и кто рядом с ней.

Она оглянулась и, увидев Кору, поняла, как та взволнованна и испуганна.

— Миссис Прайс… — почти неслышно прошептала девушка.

В этот момент Рут нестерпимо захотелось бежать. Бежать отсюда, чтобы никто не видел ее слабости, заплаканного лица, мучительного взгляда… Бежать, бежать…

Вырвавшись из объятий Джорджа, она сделала шаг назад, затем повернулась, бросилась к дверям и, выскользнув из них, опрометью бросилась по лестнице в сторону своей спальни, указанной ей раньше экономкой.

Кора двинулась было за ней.

— Я должна идти…

— Нет, — сказал Джордж, остановив ее за руку и возвращая назад.

— oНо почему?..

— Она слишком измучена теперь, — ответил он со вздохом. — Ей просто необходимо побыть одной. Садитесь, мисс Ренфрю. Надеюсь, вы хорошо себя чувствовали здесь в мое отсутствие?

— О да, — ответила девушка, но по выра — щению ее лица он понял, что эти слова далеко не отражают ее истинных чувств. — Такое ощущение, как тогда, у меня на приеме… Только этот день гораздо хуже того. Я рада, милорд, что вы появились. Но почему так расстроилась миссис Прайс? Наверное, из-за меня? — продолжала она и вдруг покраснела, сообразив, что последние ее слова отзываются некоторой самонадеянностью. — Простите, я не имела в виду…

— . Думаю, что из-за музыки, — ответил Джордж. — Помнится, она рассказывала как-то, что ее покойная матушка очень любила музицировать.

— Выходит, я, действительно, виновата! — воскликнула огорченная Кора.

Джордж стоял задумавшись. Он пытался представить себе, какие ужасные картины явились несколько минут назад перед мысленным взором Рут, но, услышав слова Коры, повернулся к ней и твердо сказал:

— Нет, это не из-за вашей музыки, мисс Ренфрю. Это из-за воспоминаний, которые пробудила музыка. Пожалуйста, прошу вас, не корите себя, вы ни в чем не виноваты.

— Вы хорошо знаете миссис Прайс? — робко спросила девушка.

— В общем, да, знаю, но, наверное, недостаточно хорошо, — ответил он. — Скажите, Генри уже уехал с письмом для вашей матушки?

Уже перевалило за полночь, но Рут все еще сидела в своей спальне. Огонь в камине почти угас, но она ничего не делала, чтобы поддержать его. Еще раньше она переоделась в ночную рубашку и халат, найденные ею на постели; там же лежал и ночной чепец, но она еще не надевала его, а просто распустила волосы, и золотисто-рыжие локоны живописно рассыпались по плечам. Так она и осталась сидеть в кресле, совершенно неподвижная, опустив на колени руки, в одной из которых держала забытый гребень.

Глаза ее ничего не выражали, ибо мысль беспорядочно бродила во всех направлениях, останавливаясь то на одном, то на другом моменте сегодняшних событий и вновь погружая сознание во тьму забвения. Вечером, убежав из гостиной в спальню и побыв совершенно одна, Рут немного успокоилась, но желания возвращаться к оставшимся там Коре и Джорджу у нее не возникло, хотя она и понимала, что они встревожены ее бегством. Но сил не оставалось даже на то, чтобы перебраться из кресла в постель, хотя все тело ее закоченело.

Дверь тихонько открылась, и вошел Джордж. Она повернула голову, посмотрела на него без тени удивления и ничего не сказала. Его глаза ненадолго задержались на ней. Он сразу подошёл к камину и занялся угасающим пламенем, подкинув туда сухих дров, сложенных горкой рядом. Когда огонь вновь разгорелся, он встал с колен и обтер руки носовым платком. В спальне было очень холодно.

Подойдя к Рут, он склонился над ней, забрал гребень и, охватив кисти ее холодных рук своими жаркими ладонями, стал отогревать их дыханием, как отогревают замерзшую птичку.

— Если уж вы не заботитесь о поддержании огня, так пользуйтесь хотя бы муфтой, — сказал он шутливо, хотя чувствовалось, что ему было совсем не до веселья.

Она подняла свои большие серые глаза и посмотрела на него каким-то отсутствующим, отрешенным взглядом, который потряс Джорджа до глубины души. Он тотчас поднял ее на руки, сел в кресло и усадил к себе на колени, положив ее голову к себе на плечо.

— Это уж слишком, — хрипло сказал он. — Разве вы не понимаете, любовь моя? Ведь Джонс мертв. Мортон-младший тоже мертв. Вы здесь со мной, в полной безопасности, никто и ничто не причинит вам вреда.

Рут заплакала. Ледяной холод, пронизывающий все ее тело до состояния полной бесчувственности, начал таять под действием тепла и заботы Джорджа. Все ее тревоги о Коре, ее ужас от того, что она осмелилась выстрелить в Чарльза, все страхи, что она пережила, думая о Джордже, пока он отсутствовал, сейчас отступили, отхлынули от нее, сменившись обильными, благодатными слезами.

Джордж крепко держал ее в объятиях, целовал волосы, шептал успокоительные слова. Сжимая ее заледеневшие пальцы, он чувствовал, как они начинают отогреваться, будто жизненные силы переливались в них из его горячих ладоней. И наконец, когда поток ее слез стал заметно иссякать, он сказал:

— Ну, довольно, любовь моя, довольно… У меня всего один платок, да и тот весь в саже, так что я могу, конечно, предложить его, чтобы вы осушили им ваши прелестные глазки и щечки, но вы рискуете перепачкаться.

— Мой не чище, — ответила Рут, — так что лучше мне действительно больше не плакать. Спасибо вам, Джордж.

Взяв у него платок, она отыскала на нем чистое место и вытерла слезы. Даже в такую минуту она не могла не заметить, из какого тонкого и прекрасного батиста он сделан. Имелась на нем и монограмма, вышитая в углу, — еще одно напоминание об особом положении Джорджа в этом мире.

Рут чувствовала себя так уютно на его коленях. Она хотела бы остаться здесь, в его объятиях, навсегда, но это все еще оставалось мечтой, в которую она не могла поверить. Величайшим усилием воли она попыталась встать. Сначала он инстинктивно прижал ее к себе, и она подумала было, что он не выпустит ее, но его руки внезапно разжались.

Она отошла на несколько шагов и сразу же почувствовала, как холодно в комнате. Может, ей и всегда было так холодно в этой жизни только потому, что рядом не было Джорджа?

— Рут, мне не нравится, что вы все время избегаете меня. Неужели вам так трудно довериться мне?

Он положил руку ей на плечо и проникновенно заглянул в глаза. Она опустила веки. Он понял ее и отошел на пару шагов. Рут ощутила так хорошо знакомую ей по прежним годам его неукротимую энергию, едва сдерживаемое нетерпение.

— Вы сказали, что Чарльз мертв? — спросила она, решив говорить о чем-то совсем далеком от их чувств, о чем угодно, лишь бы уйти от того, что не давало ей покоя последние дни.

— Да, Рут, прошу вас, сядьте.

Усадив ее в кресло, он принес от туалетного столика стул, поставил его рядом и сел.

— Это я убила его? — спросила она с ужасом, вдруг подумав, что ранила Чарльза гораздо серьезнее, чем ей показалось.

— Нет, — кратко ответил Джордж. — Рана от вашего выстрела не более чем царапина, жизни, во всяком случае, она не угрожала. Надеюсь, вы бы лучше целились, если бы оказались с ним наедине, o — пытаясь улыбнуться, договорил он.

— Да, — согласилась Рут с болью и отчаянием. — Но я знала, что вы рядом, и вообще надеялась, что стрелять мне не придется, но…

— Ну, все в прошлом. Прошу вас, не думайте об этом, — твердым голосом сказал Джордж, вновь взяв ее за руки.

— Но отчего же он умер? — не отступала она.

Рут подумала, что напрасно она позволила Джорджу снова завладеть ее руками, но сил отнять их у него ей не хватало.

— Я сам убил его, — мрачно ответил он. Взор его сделался рассеянным, будто он вновь увидел жестокую сцену на дороге. — В общем, я не собирался… Но когда увидел его дикую ненависть, возникшую при одном взгляде на вас… Я решил, что он слишком опасен. Я действительно не собирался его убивать…

Джордж не договорил фразы, но так стиснул руку Рут, что она, чуть не вскрикнув от боли, поняла, как невыносимо для него самого все случившееся.

Она с содроганием вспомнила взгляд Чарльза, когда он попытался напасть на нее, вспомнила и то, о чем рассказала ей Кора, его угрозы, его неотступное желание расправиться с ней.

— Я определенно заслужила его ненависть, разве не так? — прошептала она.

При звуке ее голоса Джордж будто очнулся, снова сосредоточив внимание на Рут.

— Если допустить невозможное, что вам опять доведется пережить нечто подобное, обещайте, что вы никогда не будете испытывать судьбу в одиночку, никогда, ни при каких обстоятельствах, — категорически заявил он. — Тут и моя вина, я должен был отправить вас домой еще до того, как Чарльз объявился в Бате.

Глаза Рут зажглись горделивым блеском.

— Вы не можете отправить меня куда бы то ни было, — отрезала она, вырывая свои руки из его ладоней. — Я вполне способна сама постоять за себя. Мне не нужна ни ваша, ни чья бы то ни было защита, мне не нужны покровители, — продолжала она пылко, вспоминая, как упорно Джордж отказывался верить, что она продала «Золотого Тельца». — Я все еще не могу понять, почему вы сочли, что продаться богатому человеку мне было гораздо легче и проще, чем сбыть с рук…

— Простите меня, Рут, — прервал он ее. — Ради Бога, простите! Я не склонен легко верить сплетням и слухам. Но только представьте, когда я месяцами искал вас повсюду и не находил… — Он встал и нервно зашагал по комнате. — Да мне не оставалось ничего другого, как поверить в ваше бегство. Все лучше, чем думать, что вас нет в живых. Ведь и такие мысли терзали меня… — И вдруг он резко остановился и бросил ей в лицо: — Но вы-то знали, где меня найти! Я все время думал, что, стоило вам захотеть, вы бы без труда нашли меня. Но вы ведь не сделали этого, значит, не хотели!

— Но…

— Да, да, я знаю… Теперь знаю, все это натворил Шон… — Руки Джорджа сжались в кулаки. — Каждый раз, как подумаю о вашем проклятом Шоне, испытываю одно желание — пойти и раздавить его как клопа, но всегда вспоминаю, что без него вы бы не выжили.

— О нет, мой милый, нет, — возразила Рут. — Если бы пришлось, выжила бы и без него, но это еще не значит, что он заслужил смерть. Так что же все-таки случилось с Чарльзом?

Джордж повернулся и посмотрел на нее. Столько раз она повторяла, что не нуждается ни в чьей защите, что он начал верить — на свете нет сил, способных запугать или сломить этот гордый характер. Любить ее и пытаться защитить невозможно. Годы одиночества укрепили ее в стремлении к независимости, и она, бесспорно, заслужила уважение своей стойкостью, ибо знала, что помощи ждать не от кого. Довериться теперь кому-то ей совсем не просто, даже если это человек, которого она любит.

Джордж глубоко вздохнул. — Да, — медленно заговорил он. — Я верю, что вы способны сами защитить себя. Но подумайте, как трудно мне смириться с этим. Не хочу сказать, что желаю вам стать менее отважной и сильной, — продолжал он с нетерпением, — но как непереносима мысль, что все эти годы вам пришлось бороться с жизненными бурями без меня.

Рут была потрясена той горечью, с которой он говорил все это, и все же не нашла нужных слов утешения. Он вернулся и сел перед ней, еще раз взяв ее за руки.

— Рут, могу ли я хотя бы теперь, когда мы снова встретились, убедить вас в том, как сильно я люблю вас? Прошу вас, пожалуйста, не отворачивайтесь и не молчите.

Рут протянула руку и нежно коснулась пальцами его щеки. Сейчас она испытывала к нему необыкновенную нежность; да, она тоже любила, но говорить об этом не могла, а потому все свое невысказанное чувство вложила в одно легкое прикосновение. Он почувствовал это и закрыл глаза, полностью отдаваясь столь драгоценной для него ласке, затем, повернув ее руку, поцеловал ладонь. Его губы так нежно касались ее кожи, что она не удержалась и погладила его по голове.

— Любимая! — прошептал он в изнеможении.

О, как хотелось ей уступить его нежным и сильным рукам, но не прошло и минуты, как она отстранилась от него. Лишь ее руку продолжал он удерживать, целуя один за другим все пальцы. Она осязаемо чувствовала, как страсть переливается с его губ в их кончики.

Джордж поднял голову и, встретив ее взгляд, улыбнулся той улыбкой, от которой в его карих глазах зажигались золотые искры.

— Простите мне, что я позволил себе усомниться в вас. — Голос его был низким и глухим. — А если мне придется вновь пережить тот же ужас, что и сегодня, надеюсь, вы, со своим пистолетом в руке, окажетесь рядом. Не знаю, как вы, но мне явно нужна защита, именно ваша защита и ваше покровительство, — сказал он с величайшей печалью. — Мне казалось, я хорошо знаю вас, но сегодня я убедился, что к встрече с таким человеком, как Чарльз, вы готовы гораздо лучше меня.

— Ну не преувеличивайте, Джордж, — быстро проговорила Рут. — Где мне до вас, с вашей могучей силой и стремительностью! Я всего лишь женщина. У меня нет ничего, кроме сообразительности. Я ведь знаю, что моя излишняя предусмотрительность не всегда полезна, иногда она только мешает. — Она насмешливо хмыкнула. — Знаете, вчера, после того как ушел Чарльз и я увидела вас в окне, мне страшно захотелось сбежать по лестнице и позвать вас в дом… — созналась она.

Джордж мягко рассмеялся.

— Рад слышать. Надеюсь, вы понимаете, как мне хотелось того же?

— Но вы до сих пор не объяснили мне, что произошло с Чарльзом, — напомнила Рут, выказывая явное нетерпение. Она знала, что Джордж вполне способен на отчаянные поступки ради ее безопасности, но ей хотелось узнать, как именно это произошло. — И почему вы не сказали, что Чарльз мертв, еще тогда, прежде чем мы оставили вас на дороге? Ведь, если я правильно поняла, вы уже тогда знали об этом?

— Да, знал. Но я просто не хотел еще больше огорчать вас и Кору. Вы и без того обе были так измучены, я и подумал: с дурными вестями опоздать невозможно, и решил, что сначала лучше встретиться с сэром Дэвидом, о котором я говорил вам, и выяснить, чем может грозить нам эта смерть. Кстати, он убедил меня, что все будет хорошо. Постойте! — вдруг сказал он, хотя Рут и не пыталась заговорить. — Я знаю, вы можете упрекнуть меня теперь за то, что я молчал, но для Коры — вы не станете отрицать — подлинное благо, что к ее переживаниям в тот момент не прибавилось еще и это.

— О, Джордж, я и не упрекаю вас! — воскликнула Рут дрожащим от волнения голосом. — Теперь я понимаю, как хорошо, что вы не сказали мне этого там, на дороге. Я же всей душой рвалась тогда ехать с вами. Но теперь понимаю, что вряд ли смогла бы сказать в магистрате что-нибудь толковое. Ведь больше всего я боялась найти Кору мертвой! И вообще, последние сутки я была словно одержимая.

— Рут, вы дадите свои показания завтра, но ехать для этого никуда не придется. Сэр Дэвид сам прибудет сюда. Так что никаких неудобств это вам не доставит… — Джордж некоторое время помолчал. — Я рассказал сэру Дэвиду о случившемся, и мы обсудили с ним возможные последствия. Кроме того, Джонс, узнав, что человек, которому он служил и помогал в последнем деле, уже мертв, сознался в злонамеренности действий, предпринятых им по наущению Чарльза, и, кроме того, рассказал кое-что интересное о прошлом этого человека.

— Что именно? — тихо спросила Рут.

— Выяснилось, что в прошлом году Мор — тон-младший убил служанку в одном кабачке, — вновь заговорил Джордж. — Девушка отказалась пойти с ним, он впал в бешенство и подстерег ее, когда она после работы возвращалась домой. Джонс сказал, что ему не составит труда показать место, где они закопали тело. Не думаю, что он понимает, чем ему грозит соучастие в этом страшном деле, но слишком уж на него подействовала смерть Чарльза; он сразу же принялся выкладывать все, что ему известно о покойном хозяине.

— Да, кажется, смерть Чарльза действительно не сможет повредить нам. Вы твердо в этом уверены? — спросила Рут. — Я бы не вынесла, если бы…

— Нет, нет, Рут, ни о чем не надо беспокоиться. Не думаю, что сэр Дэвид хоть на минуту усомнился в моей — тем более в вашей и Коры — невиновности. Ну а Генри — тот вообще вне всяких подозрений. Но не буду кривить душой, против меня, возможно, и выдвинут обвинение. Однако для беспокойства причин нет, дело это наверняка решится в нашу пользу, особенно учитывая преступное прошлое Чарльза. Не говоря уж о сегодняшнем преступлении — похищении богатой наследницы, чему есть свидетели. Да и вряд ли меня осудят за убийство взбесившегося от ненависти негодяя, собравшегося напасть на вас. Так что, уверен, беспокоиться не о чем. Тем более что злодей уже мертв.

— Вероятно, они дадут вам медаль за избавление общества от опасного преступника, — не сдержавшись, съязвила Рут.

И тотчас пожалела о своей несдержанности, ведь она прекрасно понимала, что Джордж и сам тяжело переживает случившееся. Едва ли он действительно желал смерти Чарльза, но если уж так случилось, Рут не сомневалась — никакого удовольствия от этого испытывать он не мог и гордиться ему тут было нечем. Она с горечью подумала, что если бы умела стрелять получше, то спасла бы младшего Нортона от ненужных предсмертных мучений.

— Это я виновата, — сказал Рут, неосознанно высказав то, о чем думала. — Если бы я убила его сразу, там, на дороге, вам не пришлось бы…

Джордж быстро взглянул на нее и прижал палец к губам.

— Вы не должны лишать меня возможности показать вам, что меня не так-то просто напугать кому бы то ни было, — полушутя сказал он. — Между нами говоря, мы сделали доброе дело, защитив Кору и вашего дохлого мистера Нортона от такого злодея, и, полагаю, должны испытывать чувство глубокого удовлетворения.

— Я его и испытываю, Джордж, — совершенно серьезно ответила Рут.

— Ну и прекрасно.

Он встал и снова принялся ходить по комнате, движения его стали более резкими и угловатыми. Через некоторое время он остановился, пристально глядя на пляшущий в камине огонь. Рут видела, что его рука, лежащая на каминной полке, непроизвольно сжалась в кулак. Постояв так с минуту, он повернулся к ней.

— Я сказал, что отвезу вас в «Толстый Кот», а потом мы обсудим все дальнейшее, — сказал он мрачно, — но я не могу ждать так долго. Вы ведь согласны выйти за меня замуж, разве нет?

Рут посмотрела на него. Раньше она задавалась вопросом, почему Джордж хочет на ней жениться? Потому ли, что чувствует себя виноватым перед ней, или просто потому, что ему не удалось это сделать семь лет назад? Но теперь она знала, что это не так. Он просто любит ее, поэтому и хочет на ней жениться. Он сам сказал об этом, да и по многим приметам она видела, что он действительно ее любит.

Но вопрос брака никогда не был для нее легким, она и семь лет назад убеждала его отказаться от этой мысли.

Она подумала о слугах, о высокомерном дворецком, встретившем ее в дверях особняка, о лакеях в роскошных ливреях. Она подумала о людях высшего света, о всех этих леди и лордах, которые составляют мир Джорджа. Наверняка он бывает и при дворе, встречается с королем! Ну, конечно, как же она забыла! Ведь Джордж рассказывал ей как-то о дородности Георга, которого помнит еще с тех времен, когда тот был регентом. Ко всему прочему он после смерти своего отца стал членом палаты лордов, что само по себе обязывает ко многому.

А кто она? Всего лишь хозяйка придорожной гостиницы. Даже если никто никогда не узнает о ее юности, проведенной в Сент-Джайлзе, уже одной этой гостиницы хватит, чтобы великосветское общество отвергло ее раз и навсегда. Она представила себе, во что превратится ее жизнь. Ей каждую минуту придется изображать из себя кого-то, кем на самом деле она никогда не являлась. А уж слуги-то первыми осудят своего господина. Можно представить, что будут говорить о ней в людской и на кухне, когда она станет женой Джорджа — леди Фицуотер.

Леди Фицуотер!

Рут находилась в смятении, не зная, что ей делать, что говорить. Она спрятала лицо в ладонях, чувствуя, как по щекам разливается жар.

— Рут, вы думаете о моих любовницах? — спросил Джордж. — Я не лгал вам, когда вы спрашивали меня об этом. Я вообще не могу вам лгать. Но ни одна из них никогда ничего для меня не значила.

Он подошел к ней, и она непроизвольно вскочила.

— Почему вы не отвечаете? — спросил он с нетерпением, обнимая ее за плечи. — Ради Бога, Рут! Скажите же мне!

Она нежно коснулась его щеки.

— Джордж, я не выйду за вас замуж, — грустно проговорила она.

Он хотел было что-то сказать, но не нашел слов, отвернулся и на какой-то момент закрыл глаза, как человек, пытающийся вернуть внезапно утраченное самообладание. Затем он вновь открыл глаза и встретился с ее спокойным взглядом.