Хроники вампиров - Мумия

Эта женщина – распутница, она соблазнила самого Цезаря. Она придвигалась все ближе. Казалось, рассудок вернулся к ней. Потом ее рука обвила его шею. Ее пальцы гладили его волосы.

Какая она теплая! Господи, это то самое тело, которое лежало, полусгнившее, под грязным стеклом музейной витрины, тело, которое было твердым и черным, как засохшая глина.

Но эти глаза, эти светло-карие глаза с крошечными желтыми искорками в зрачках, невероятно, что они ожили в этом темном тлене! Тлене смерти… Он неожиданно ощутил прикосновение ее губ. Ее рот приоткрылся, и Эллиот почувствовал, как ее язык скользнул между его зубами.

Его плоть тут же напряглась. Но ведь это безумие! Ведь он ни на что не годен. Его сердце, боль в суставах, он вряд ли сможет… Женщина прижалась к нему грудью. Он ощущал сквозь тонкую ткань жар ее тела. Кружева, жемчужные пуговки только подчеркивали дикую прелесть ее порыва.

Взор Эллиота помутился; он увидел голые кости ее пальцев, когда она провела рукой по его лбу, откидывая назад волосы. Ее поцелуи становились все более настойчивыми, язык забирался все глубже и глубже.

Клеопатра, любовница Цезаря, Антония и Рамзеса Проклятого. Эллиот обнял ее за талию, и Клеопатра опрокинулась на кружевные подушки, увлекая его за собой.

Прижавшись ртом к ее губам, граф громко застонал. Боже, овладеть ею! Его рука задрала шелковые юбки и скользнула между ее ногами. Влажно, горячие волосы, влажные губы.

– Отлично, лорд Рутерфорд, – сказала она на латыни. Ее бедра прижались к нему, к его напряженной плоти, готовой вырваться на свободу.

Эллиот быстро расстегнул несколько пуговиц. Сколько лет он уже не проделывал этого в такой спешке? Он понимал, что сейчас произойдет.

– Ах, возьми меня, лорд Рутерфорд! – услышал он свистящий шепот. – Пронзи кинжалом мою душу!

Вот отчего я умру. Не от тех ужасов, которые увидел. А от этого, на что у меня нет сил, но чему я не в силах сопротивляться. Эллиот грубо поцеловал ее, его член ткнулся во влажную ложбину между бедрами. Клеопатра засмеялась булькающим смехом – злым и сладострастным.

Эллиот закрыл глаза и кончил.

– Вам нельзя здесь оставаться, сир, – сказал Самир. – Риск слишком велик. Они наблюдают за входом. Куда бы мы ни пошли, за нами будут следить. Сир, они обыскали вашу комнату и обнаружили древние монеты! Они могли найти и еще кое-что…

– Нет. Там ничего больше не было. Но мне нужно поговорить с вами, с вами обоими.

– Надо найти какое-нибудь укромное место, – сказала Джулия. – Такое, где мы смогли бы встретиться.

– Я все организую, – вызвался Самир. – На это уйдет пара часов. Вы можете встретиться со мной около Великой мечети в три часа? Я оденусь так же, как вы.

– Я пойду с тобой! – настаивала Джулия. – Ничто меня не остановит.

– Джулия, ты не знаешь, что я наделал, – прошептал Рамзес.

– Тогда расскажи мне. А такую одежду Самир может достать и для меня.

– Как же я люблю тебя! – прошептал еле слышно Рам­зес. – Ты мне очень нужна. Но, ради бога, Джулия, не…

– Что бы ни случилось, я буду с тобой.

– А сейчас уходите, сир. В отеле полно полицейских. Они вернутся, чтобы допросить нас. У мечети. В три часа.

Боль в груди была страшная, но он не умер. Он сидел на маленьком деревянном стульчике возле кровати. Ему надо было выпить, но бутылка находилась в соседней комнате, а у него не осталось сил добраться туда. Сил хватило только на то, чтобы медленно застегнуть рубашку.

Он обернулся и посмотрел на спящую женщину, на ее гладкое восковое лицо. Вот ее глаза открылись. Она села и протянула Эллиоту пустой стеклянный пузырек.

– Лекарство, – произнесла она.

– Да, я принесу. Но ты должна оставаться здесь. Понимаешь? – спросил он на латыни. – Здесь ты в безопасности. Ты должна оставаться в этом доме.

Казалось, ей этого совсем не хочется.

– Куда ты пойдешь? – спросила она, огляделась и посмотрела в окно, на раскаленное дневное солнце и на белую оштукатуренную стену ограды. – Египет. Я не верю, что это Египет.

– Да, моя дорогая. И мне нужно найти Рамзеса.

Снова блеск в глазах, потом смущение, потом страх.

Эллиот поднялся – он больше не мог задерживаться здесь. Он молился, чтобы Рамзеса уже освободили из-под стражи. Наверняка Алекс и Джулия наняли самых ловких адвокатов. Как бы то ни было, надо как можно скорее попасть в отель.

– Это недолго, ваше величество, – сказал Эллиот. – Я очень скоро вернусь с лекарством.

Похоже, она ему не поверила. Когда граф выходил, она смотрела на него с подозрением.

Маленка все еще сидела скорчившись в углу гостиной и дрожала. Она посмотрела на Эллиота пустым, ничего не выражающим взглядом.

– Дорогая моя, послушай, – сказал он. Увидев возле бара с напитками свою трость, он взял ее в руки. – Я хочу, чтобы ты вышла вместе со мной, заперла дверь и постояла на страже.

Поняла ли его девушка? Она смотрела мимо него; Элли­от обернулся и увидел в дверях Клеопатру – босоногую, с развевающимися волосами. Даже в строгом английском платье из розового шелка она выглядела дикаркой. Клеопатра смотрела на Маленку.

Девушка, всхлипнув, вскочила на ноги. Она дрожала от страха и отвращения.

– Нет-нет, милая. Пойдем со мной, – сказал Эллиот. – Не бойся, она тебя не обидит.

Маленка была слишком испугана, чтобы услышать его и подчиниться. Ее жалобные крики становились все громче и громче. Равнодушие на лице Клеопатры сменилось маской ярости.

Она подошла к беспомощной девушке, которая не отрывала глаз от голых костей на ее руке и ступне.

– Это всего лишь служанка, – сказал граф, потянувшись к руке царицы.

Клеопатра развернулась и со всего размаху ударила его, опрокинув на клетку с попугаем. Маленка истерически завизжала, и попугай начал зловеще кричать, хлопая крыльями по прутьям клетки.

Эллиот старался взять себя в руки. Девушка должна прекратить эти вопли. Несчастье какое! Клеопатра, переводившая взгляд с орущей птицы на орущую девушку, сама была на грани истерики. Потом она накинулась на Маленку, схватила ее за горло и бросила на пол – девушка упала на колени, точно так, как упал Генри всего несколько часов назад.

– Прекрати сейчас же! – Эллиот бросился к царице. На этот раз он не допустит убийства. Но Клеопатра снова оттолкнула его, и он, пролетев через всю комнату, ударился о стену, царапая рукой штукатурку. Послышался хруст, тот самый кошмарный хруст. Маленка была мертва – Клеопатра сломала ей шею.

Попугай замолчал и смотрел из клетки круглым бессмысленным глазом. Маленка лежала на ковре, ее голова была повернута под немыслимым углом, темные глаза прикрыты.

Над ней стояла Клеопатра. Она задумчиво смотрела на мертвую девушку. Потом сказала на латыни:

– Она умерла.

Эллиот не ответил. Он ухватился за край мраморной барной полки и с трудом поднялся на ноги. Сейчас ноющая боль в груди уже ничего не значила для него. Ничто не могло сравниться с болью душевной.

– Зачем ты это сделала? – прошептал он. Он что, сумасшедший, раз задает такие вопросы этому существу? Она прекрасна, спору нет, но ее мозг так же разрушен, как и тело.

Клеопатра смотрела на Эллиота невинными глазами. Потом перевела взгляд на мертвую девушку.

– Скажи мне, лорд Рутерфорд, как я оказалась здесь? – Ее глаза сузились. Она подошла к Эллиоту и помогла ему встать на ноги и выпрямиться. Потом подняла его трость и вложила ее в его левую руку. – Откуда я пришла? – спросила она. – Лорд Рутерфорд! – Клеопатра наклонилась, глядя на него широко распахнутыми, полными ужаса глазами. – Лорд Рутерфорд, я была мертва?

Не дожидаясь ответа, она начала кричать. Эллиот обнял ее и зажал ей рот ладонью.

– Тебя привел сюда Рамзес. Рамзес! Ты позвала его. Ты его видела.

– Да. – Клеопатра стояла спокойно, не вырывалась, просто ухватилась за его запястье. – Рамзес был там. И когда я… когда я позвала его, он убежал от меня. Он сбежал от меня, как эта женщина! Он смотрел на меня такими же глазами!

– Он хотел вернуться. Но его остановили. И теперь я должен пойти к нему. Понимаешь? Ты должна оставаться здесь. Ты должна подождать меня. – Клеопатра смотрела мимо него. – У Рамзеса есть лекарство, – сказал Эллиот. – Я приведу Рамзеса сюда.

– Это долго?

– Несколько часов. Сейчас три. Я вернусь еще засветло.

Клеопатра опять застонала и, глядя в пол, прижала согнутый большой палец к зубам. Сейчас она была похожа на ребенка, который пытается решить запутанную головоломку.

– Рамзес, – прошептала она.

Видимо, она не до конца понимала, кто такой Рамзес.

Эллиот осторожно похлопал ее по плечу, потом, опираясь на трость, подошел к телу девушки. Господи, куда теперь его девать? Оставить разлагаться в доме? Он еле передвигает ноги, разве он сможет похоронить Маленку в саду? Эллиот закрыл глаза и горько усмехнулся. Ему казалось, что прошли тысячелетия с тех пор, как он последний раз видел своего сына, Джулию, отель Шеферда и вообще цивилизацию. Казалось, что тысячу лет назад он совершал нормальные поступки, любил нормальные вещи, во что-то верил, чем-то жертвовал – и это тоже было нормально.

– Ладно, иди за лекарством, – сказала Клеопатра. Она встала между графом и мертвой девушкой, наклонилась и правой рукой подняла Маленку. Протащила тело по ковру, мимо щебечущей птицы, которая, на свое счастье, в этот момент замолчала, и вышвырнула труп во двор – с такой легкостью, словно это была тряпичная кукла. Маленка упала лицом вниз возле дальней стены.

Только не думать, ни о чем не думать. К Рамзесу. Уйти!

– Три часа, – произнес Эллиот снова на двух языках. – Запри за мной дверь. Ты видишь засов?

Клеопатра повернулась и, посмотрев на дверь, кивнула.

– Отлично, лорд Рутерфорд, – сказала она на латыни. – Значит, засветло.

Она не стала закрывать засов. Она стояла в дверях, прижимая ладони к дереву, вслушиваясь в шаги Эллиота. Он шел медленно и не скоро скрылся из виду.

Надо выбираться отсюда! Она должна увидеть, где находится. Это не Египет. Она не понимала, почему она здесь, почему так голодна, почему никак не может насытиться, почему постоянно чувствует такое острое, такое жгучее желание оказаться в мужских объятиях. Если бы лорд Рутерфорд не отправился по ее поручению, она снова заставила бы его заниматься любовью.

Но само поручение вдруг стало казаться ей весьма странным. Он сказал, что достанет лекарство. Какое лекарство? Как же она будет жить с этими жуткими открытыми ранами?

О ранах она вспомнила совсем недавно, когда ей пришлось переносить эту мертвую женщину, эту визгливую служанку, которой она сломала шею.

Ах да, самое главное – выбраться отсюда, пока не вернулся лорд Рутерфорд, пока его нет, пока она не слышит его менторского тона и уговоров.

Она смутно помнила те улицы, по которым они проходили, улицы, наполненные огромными рычащими чудовищами, сделанными из металла, вонючие, шумные и задымленные улицы. Кем были люди, которых она видела там? Женщины, одетые в платья, похожие на то, что сейчас надето на ней.

Тогда она здорово испугалась – но тогда все тело ее болело и она была такой жалкой. А теперь ее тело переполняют желания. Нечего бояться. Надо уходить.

Она вернулась в спальню. Открыла журнал, называвшийся «Харперс уикли», и стала рассматривать картинки с изображением симпатичных дамочек в этих странных платьях, которые туго перетягивали талию, делая их похожими на насекомых. Потом посмотрела на свое отражение в зеркале гардероба.

Надо чем-то накрыть голову. И нужны сандалии. Да, сандалии. Она быстро обшарила спальню и нашла их в деревянном комоде – кожаные сандалии, украшенные золотом, маленького размера – как раз по ее ноге. Нашла странную большую штуковину, усыпанную цветочками из шелка, напоминавшую те сооружения, которые укрывают от дождя.

Глядя на нее, она не смогла удержаться от смеха. Потом надела ее на голову и завязала под подбородком ленты. Теперь она стала очень похожа на женщин с журнальных кар­тинок. Если бы не руки! Что же ей делать с руками?

Она посмотрела на обнаженные кости указательного пальца правой руки. Их уже покрывала кожа, но очень тоненькая, тоньше, чем шелк ее платья. Она видела кровеносные сосуды – кожа была прозрачной. И вид костей снова смутил ее и расстроил.

Она опять вспомнила, как кто-то стоял над ней. Нет, нельзя допустить повторения. Ей нужно обмотать руку чем-нибудь, может быть, бинтом. Вот с левой рукой все в порядке.

Она повернулась и стала рыться в шкафу в поисках подходящей тряпки.

И тут она сделала просто потрясающее открытие! В шкафу лежали маленькие шелковые тряпочки специально для рук. Они были белые и расшиты жемчугом. На каждой тряпочке по пять «пальцев», и они обрезаны как раз на уровне кисти. Просто превосходно. Она засунула в них руки – теперь никто не увидит голых костей.

Так вот что лорд Рутерфорд называл «современными» вещами – музыкальные шкатулки и «автомобили», так он говорил, те вещи, которые она видела сегодня утром, – они окружали ее, похожие на огромных гиппопотамов. Интересно, как бы лорд Рутерфорд назвал эту одежду для рук?

Однако она теряет драгоценное время. Подойдя к туалетному столику, она подобрала несколько маленьких монеток и положила их в глубокий потайной карман тяжелой юбки.

Открыла дверь во двор, посмотрела на мертвое тело, прислонилась к стене. Что-то было не так, но что, она не понимала, силилась понять, но тщетно. Что-то…

Она снова увидела подернутую дымкой фигуру, склонившуюся над ней. Снова услышала священные слова на известном ей языке. Это язык твоих предков, ты должна выучить его. Нет, это было в другие времена. Они находились в светлой комнате, заставленной итальянским мрамором, и он учил ее. А на этот раз было темно и жарко, и она тянулась вверх, словно выплывала из глубоководья, ее мучила слабость, руки и ноги были вялыми, вода давила на нее, вода заполнила рот, так, что она не могла даже крикнуть.

Твое сердце снова бьется, ты вернулась к жизни. Ты опять сильна и молода, отныне ты бессмертна…

Нет, не надо плакать. Не стоит бороться; не стоит тянуться за ним, смотреть на него. Удаляющаяся фигура, голубые глаза. Она знала эти голубые глаза. Это случилось, когда я выпил его. Жрица показала мне в зеркале… голубые глаза. Да, тот самый голос. Тот самый голос твердил молитвы во тьме, древние священные молитвы, открывающие рот мумий.

Она назвала его по имени! И здесь, в этом странном маленьком домике, лорд Рутерфорд тоже произносил это имя. Лорд Рутерфорд собирался…

Вернуться засветло.

Бесполезно. Сквозь арочный проход она смотрела на мертвое тело. Она должна выйти в этот чужой мир. Она должна помнить, как легко их можно убить, как легко сломать им шею – будто хрупкий стебелек.

Она поспешно вышла из дома, не закрыв за собой дверь. Оштукатуренные белые стены стоящих напротив домов показались ей знакомыми и совсем нестрашными. Она знала такие города. Может, это и Египет. Нет, вряд ли.

Она пошла вперед, придерживая ленты шляпы, чтобы ветер не сдул ее с головы. Так легко идти быстрым шагом. И так здорово, что греет солнце. Солнце. Она увидела, как солнечный луч ворвался в глубокую пещеру. Деревянный люк открылся. Она услышала позвякивание цепи.

Потом воспоминание ушло. Если эту вспышку можно назвать воспоминанием. Проснись, Рамзес.

Это было его имя. Но теперь ей нет до него дела. Она свободна в этом чужом городе. Она может идти куда глаза глядят, присматриваться и делать открытия.

4

Самир купил несколько бедуинских балахонов в первом же магазинчике старого Каира, который торговал такими вещами. Зашел в грязный переулок, где жили опустившиеся французы, нырнул в маленький ресторанчик и там переоделся. Одежду, купленную для Джулии, он зажал под мышкой и прикрыл широкой полой робы.

Ему нравился этот свободный крестьянский наряд, выглядевший старомодным и совсем непохожим на современную, хорошо сшитую одежду, которую носили теперь египтяне. Наверное, это последний из существующих ныне образец древних одеяний пустынных кочевников – длинная свободная роба. Самир чувствовал себя в ней свободно. И был скрыт от нескромных глаз.

Он быстро шагал по ветреным, похожим на пчелиные соты улицам арабского Каира, к дому своего двоюродного брата Заки, человека, чей род занятий вызывал у него отвращение. Но только этот человек мог в данной ситуации оказать ему быструю и надежную помощь. Кто знает, сколько времени Рамзесу придется скрываться в Каире? Кто знает, чем закончится история с убийствами?

Наконец Самир добрался до фабрики мумий – одного из самых отвратительных домов в мире. Через боковую калитку вошел во двор. На жарком солнышке парились во дворе недавно спеленутые тела. А в самом доме, без сомнения, варились в котле другие.

Одинокий рабочий копал траншею, в которую на несколько дней положат свежие мумии, чтобы они стали коричневыми, будто их нашли на раскопках.

Самира чуть не стошнило, хотя он бывал в этом доме еще мальчишкой, когда еще не знал о существовании настоящих мумий, о телах своих предков, которые ему предстояло потом изучать, спасать от разложения и мародеров, хранить в музеях.

– Посмотри на это с другой стороны, – как-то заспорил с ним брат Заки. – Мы все-таки лучше, чем те воры, которые по кусочкам распродают иностранцам наших древних правителей. То, что мы продаем, не является святыней. Это подделки.

Добрый старый Заки! Самир собирался подать знак одному из находившихся внутри дома мужчин, который запеленывал очередную мумию, но тут из маленького вонючего домишка вышел сам Заки.

– О Самир! Рад видеть тебя, братишка. Пойдем выпьем кофе.

– Не сейчас, Заки. Мне нужна твоя помощь.

– Разумеется, иначе тебя здесь не было бы.

Самир ответил на эту колкость застенчивой улыбкой.

– Заки, я ищу убежище, маленький домик с крепкой дверью и черным ходом. Тайное убежище. На несколько дней, а может, и на более долгий срок. Пока не знаю.

Заки засмеялся – добродушно, но с легкой издевкой:

– Надо же, такой образованный, всеми уважаемый, а приходишь ко мне в поисках убежища?

– Не надо задавать вопросов, Заки. – Самир вытащил из кармана балахона пачку банкнотов и протянул ее брату. – Мне нужно безопасное место. Я заплачу.

– Хорошо. Я знаю такое место, – сказал Заки. – Пойдем в дом, выпей со мной кофе. Один хороший глоток – и ты не будешь чувствовать этой вони.

Заки всегда так говорил. Правда, Самир никак не мог привыкнуть к вони. Теперь он чувствовал себя обязанным исполнить просьбу Заки, поэтому пошел за ним в «зал бальзамирования», в убогую комнату, где стоял котел, в котором постоянно бурлил битум, – в ожидании следующего тела.

Проходя мимо котла, Самир заметил, что в нем варится новая жертва. Его замутило. Он успел заметить черные волосы бедняги, плавающие на поверхности, чуть притопленное лицо и тут же отвернулся.

– Не нужна ли тебе хорошенькая свеженькая мумия? – поддразнил его Заки. – Прямо из Долины царей. Назови династию, и ты получишь все, что хочешь. Мужчину, женщину, кого угодно.

– Убежище, брат.

– Да, да. У меня на примете есть несколько свободных домов. Сначала кофе, а потом я дам тебе ключ. Скажи мне, что тебе известно об этой музейной краже? О мумии, которую украли. Как ты думаешь, она была настоящей?

Как в тумане, Эллиот вошел в вестибюль отеля Шеферда. Он знал, что оброс щетиной, что брюки и пальто испачканы песком и глиной. Левая нога болела, но он уже притерпелся к этой боли. Его не заботило и то, что под накрахмаленной рубашкой тек обильный пот. Он знал, что здесь ему станет легче – в безопасности, вдалеке от тех ужасов, свидетелем которых он стал, тех кошмарных снов, участником которых он был. Но отель казался ему нереальным – Эллиот еще не избавился от атмосферы маленького домика.

Всю дорогу от старого Каира, пока он трясся в кебе, еле пробивавшем себе путь на запруженных транспортом улочках, он думал только об одном: Маленка погибла из-за того, что он привел эту женщину в ее дом. О Генри он не со­жалел. Но гибель Маленки навсегда останется на его совести. И сама убийца, его чудовищная ожившая царица. Если он не найдет Рамсея, что ему делать с ней? Тогда она нападет и на него?

Сейчас надо найти Самира: он может знать, где Рамсей.

Эллиот не ожидал, что первым он встретит Алекса – тот бросился к нему, обнял и не дал подойти к портье.

– Отец, слава богу, что ты пришел!

– Где Рамсей? Мне нужно срочно поговорить с ним.

– Разве ты не знаешь, что произошло? Они ищут его по всему Каиру. Его обвиняют в убийстве, и в лондонском и в здешнем. Джулия места себе не находит. Мы чуть не сошли с ума. И Генри, его мы тоже не можем найти. Отец, где ты был?

– Побудь с Джулией, позаботься о ней, – сказал Эл­лиот. – Пусть твоя американская мисс Баррингтон подо­ждет. – Он попытался подойти к стойке портье.

– Мисс Баррингтон уехала. – Алекс махнул рукой. – Сегодня утром ее семья изменила все свои планы, после того как пришла полиция и их начали расспрашивать о Рам-сее и о нас.

– Прости, сын, – пробормотал Эллиот. – Прошу тебя, оставь меня, мне нужно отыскать Самира.

– Тебе повезло. Он только что пришел.

Алекс кивнул в сторону кассы. Самир, очевидно, только что снял деньги со счета. Он пересчитал банкноты и сложил их в бумажник. Под мышкой у него был какой-то свер­ток. Самир явно куда-то спешил.

– Оставь меня одного, сынок, – попросил Эллиот и направился к Самиру..

Эллиот подошел к мраморной стойке, и Самир поднял на него глаза.

– Мне нужно увидеться с ним, – прошептал Эллиот. – Если ты знаешь, где он, скажи. Мне нужно поговорить с ним.

– Простите, милорд. – Самир обвел вестибюль настороженным взглядом. – Его разыскивают власти. На нас смотрят люди.

– Но ведь ты знаешь, где он. Или как передать ему весточку. Ты знаешь о нем все, знал с самого начала.

Взгляд Самира стал непроницаемым, словно захлопнулась дверца его души.

– Передай ему…

Самир пошел было прочь.

– Передай ему, что она у меня. Самир замешкался.

– Но кто? – прошептал он. – О ком вы говорите? Эллиот вцепился в его руку.

– Он знает. И она тоже знает, кто она. Скажи ему, что я увел ее из музея и сейчас она в безопасном месте. Я провел с ней весь день.

– Ничего не понимаю.

– Ладно, он-то поймет. Слушай внимательно. Скажи ему, что солнце лечит ее. Оно помогло ей и… еще лекарство из сосуда.

Граф вынул из кармана пустой пузырек и вложил его в руку Самира. Самир с испугом посмотрел на пузырек, словно не хотел даже дотрагиваться до него и не знал, что ему делать с ним.

– Она нуждается в большей дозе, – сказал Эллиот. – Она больна – и телом и душой. Она безумна. – Краем глаза он увидел, что к ним направляется Алекс, и, жестом призвав сына обождать, придвинулся ближе к Самиру. – Передай ему, чтобы он встретился со мной сегодня в семь часов во французском кафе «Вавилон», которое находится в арабском квартале. Я не буду говорить ни с кем, кроме него.

– Но постойте, вы должны объяснить…

– Я уже сказал: он поймет. И ни в коем случае пусть не приходит сюда – здесь слишком опасно. Я не хочу впутывать во все это своего сына. В семь в «Вавилоне». И еще передай ему: она уже убила троих. И снова будет убивать.

Эллиот отошел от Самира, повернулся к сыну и потянулся к его руке, ища поддержки.

– Помоги мне подняться наверх, – попросил он. – Мне надо отдохнуть. Я могу упасть.

– О боже, отец, что происходит?

– Вот и расскажи мне, что происходит. Что произошло с тех пор, как я ушел? Ах да, портье… Скажи ему, что я ни с кем не желаю разговаривать. Пусть не звонят в мой номер. Пусть никого ко мне не пускают.

Еще несколько шагов, подумал Эллиот, и двери лифта откроются. Только бы добраться до чистой постели. Он был очень слаб, его тошнило. И он был очень благодарен сыну, который крепко обнимал его за плечи, не давая упасть.

Как только Эллиот дошел до своего номера, силы оставили его. Но здесь был еще и Уолтер, и Уолтер вдвоем с Алексом довели его до постели.

– Я хочу сесть, – капризным голос произнес граф. Настоящий инвалид.

– Я наполню для вас ванну, милорд, горячую ванну.

– Пожалуйста, Уолтер. Но сначала принеси мне чего-нибудь выпить. Лучше виски, и поставь рядом с бутылкой стакан.

– Отец, я никогда не видел тебя таким! Надо вызвать врача.

– Ни в коем случае! – сказал Эллиот.

Его тон поразил Алекса. Слабости как не бывало.

– Неужели врач помог леди Макбет? Не думаю, что он мог принести ей пользу.

– Отец, о чем ты говоришь? – Голос Алекса снизился до шепота, он всегда переходил на шепот, когда был чем-то расстроен. Он смотрел, как Уолтер передает отцу стакан.

Эллиот сделал глоток виски.

– Ох, как хорошо! – Он вздохнул. В том ужасном маленьком домике, в том доме смерти и безумия, была дюжина бутылок ликера, но он не мог заставить себя прикоснуться к ликеру Генри; не мог пить из бокала, из которого пил Генри, не мог съесть ни кусочка. Он кормил и поил ее, но сам ни к чему не притронулся. И сейчас с наслаждением потягивал сладкий теплый напиток, который так успокаивал жгучую боль в груди.

– А теперь, Алекс, выслушай меня, – сказал Эллиот, делая еще один глоток. – Ты должен немедленно уехать из Каира. Сейчас же пакуй чемоданы и уезжай в Порт-Саид пятичасовым экспрессом. Я сам довезу тебя до поезда.

Каким беззащитным выглядел сейчас его сын! Будто маленький ребенок. И все это из-за моей мечты о бессмертии. Бедный мой Алекс, он должен немедленно вернуться в Англию, там он будет в безопасности.

– Это невозможно, отец, – как всегда мягко, проговорил Алекс. – Я не могу бросить здесь Джулию.

– А я и не хочу, чтобы ты бросил Джулию. Ты возьмешь Джулию с собой. Скажи ей, чтобы она собиралась. Делай, что я говорю.

– Отец, ты не понимаешь. Она не уедет, пока не прояснится дело Рамсея. А его никто не может найти. И Генри тоже пропал. Пока все не выяснится, не думаю, что власти позволят нам уехать.

– О господи!

Алекс достал носовой платок, аккуратно расправил его я вытер отцу лоб. Снова сложил и протянул Эллиоту. Граф вытер рот.

– Отец, ведь ты не думаешь, что Рамсей на самом деле совершил эти чудовищные преступления? То есть я хотел сказать, что он мне так нравился.

В дверях появился Уолтер:

– Ванна готова, милорд.

– Бедный Алекс! – прошептал Эллиот. – Скромный и благородный Алекс.

– Отец, объясни мне, что происходит. Я никогда не видел тебя таким. Ты не похож на самого себя.

– Со мной все в порядке. Я как раз такой и есть. Отчаявшийся, хитрый, увлеченный сумасбродными мечтами. Наоборот, я очень похож на самого себя. Знаешь, сын, когда ты унаследуешь титул, ты, наверное, будешь единственным скромным и благородным графом Рутерфордом за всю историю нашего рода.

– Ты опять философствуешь. А я вовсе не такой уж скромный и благородный. Я просто хорошо воспитан, что, надеюсь, является неплохим суррогатом скромности и благородства. Прими ванну, тебе станет намного лучше. И больше не пей виски, пожалуйста.

Эллиот позвал Уолтера и протянул ему руку.

Мистер Уинтроп смотрел на телеграмму, которую вложил ему в руку стоящий перед ним человек.

– Арестовать Джулию Стратфорд?! За кражу бесценной мумии из Лондона? Но ведь это бред! Мы с ней и с Алексом Савареллом вместе ходили в школу. Я сам свяжусь с Британским музеем!

– Замечательно, только сделайте это немедленно. Губернатор в ярости. Министерство культуры рвет и мечет. И найдите Генри Стратфорда. Приведите сюда его любовницу, танцовщицу по имени Маленка. Стратфорд где-то в Каире и чувствует себя очень даже неплохо, будьте уверены.

Арестуйте хоть кого-нибудь, иначе старикан свернет нам голову.

– Черта с два, – пробормотал Майлз, поднимая телефонную трубку.

Какой роскошный базар! Здесь все есть – богатые ткани, духи, специи; странные тикающие устройства с римскими цифрами на круглых дисках; украшения и посуда. А сколько еды! Первый же лоточник, говоря по-английски и используя общепринятые жесты, объяснил ей, что ее монеты не годятся.

Она пошла дальше, вслушиваясь в гудящие вокруг голоса, стараясь понять английскую речь.

– Я не хочу переплачивать. Это слишком дорого, этот человек хочет нас ограбить…

– Выпейте хоть глоток, подходите! Такая жара, просто невыносимо…

– О, вот это ожерелье миленько.

Смех, страшный шум, грохот, фырканье. Она уже слышала эти звуки раньше. Засунув руки под ленты широкополой шляпы, она зажала уши ладонями. И пошла дальше, стараясь вылавливать из шума и суеты только те слова, которые надо было усвоить.

Внезапно ее затрясло от чудовищного, непостижимого звука. Чуть не закричав от ужаса, она запрокинула голову, по-прежнему зажимая уши, и в страхе бросилась бежать, пока вдруг не осознала, что никто больше не испугался. Окружающие вообще не обратили на страшный звук никакого внимания.

Ей надо разгадать эту тайну! Слезы катились из глаз, но она упрямо шла вперед.

То, что она увидела впереди, было еще страшнее; она просто онемела от ужаса. Ни на одном из известных ей языков она не смогла бы описать это чудовище. Гигантское, черное, оно надвигалось на нее, крутились колеса, сделанные из металла, на макушке торчала труба, из которой валил вонючий дым. Звук, издаваемый чудовищем, заглушил все остальные звуки. Сзади тянулись огромные деревянные повозки, соединенные с ним здоровыми крючьями из черного железа. Весь этот караван двигался по тонкой полоске железа, которая тянулась по земле. Грохот становился все сильнее – страшилище прокатилось мимо и нырнуло в зев огромного тоннеля, в котором толпились люди: казалось, они устремились в его чрево.