МАНДРАГОРЫ ИМПЕРАТОРА РУДОЛЬФА
      Одна из самых необыкновенных игрушек шутницы-природы - мандрагора. Согласно энциклопедии, это многолетняя трава семейства паслёновых, стебель у нее короткий, листья начинаются от самого корня, бывают целостными, иногда дольчатыми. Я в этом не очень разбираюсь, но знаю по рисункам, что похожий на морковь корень мандрагоры внизу разделяется на две части, как бы образуя ноги, чуть выше два отростка отходили, как руки, а еще выше у корня было образование, напоминающее по форме человеческую голову. Весь корень удивительно похож на человеческую фигуру, особенно в глазах человека с большой фантазией.
      Под землей мандрагору не окружала такая темнота, как та, с которой она сталкивалась, попадая на солнечный свет. Эту тьму предрассудков имел в виду Шекспир, заявляя устами Джульетты:
      ...Глухие стоны, похожие на стоны мандрагоры,
      Когда ее с корнями вырывают.
      Тот звук ввергает смертного в безумье...
      Это требует объяснения. Мандрагора, как известно, прорастает у основания виселицы из предсмертного пота казнимых людей. Когда ее вытягивают из земли, она визжит человеческим голосом, да так ужасно, что тот, кто слышит это, умирает от страха. Но находчивый человеческий ум нашел выход. Тот, кто хочет заполучить дьявольское растение, обвязывает его веревкой, а другой конец веревки привязывает к ошейнику собаки. Потом отходит на безопасное расстояние и сильным звуком трубы или другим способом пугает собаку. Собака убегает, вырывая корень, и мгновенно сдыхает от потустороннего визга. Теперь уже мандрагора не опасна для хозяина, больше того, она очень полезна для него. Если размельченный в порошок корень добавить в питье, получится необыкновенный фильтрум (любовный напиток); тот, кто выпьет его, смертельно влюбится.
      Мандрагора ликвидирует бесплодие. Но рекомендуется заранее обдумать, из корня женского или мужского рода следует готовить напиток, потому что в первом случае приманенный аист принесет девочку, во втором - мальчика. Род растения также можно определить по принципу сходства; имеющий много отростков морщинистый корень дает обильную пищу для воображения. Когда Маккиавелли323 опустил свой лот в море человеческой глупости, он достиг дна как раз возле мандрагоры. Сложный сюжет его комедии "Мандрагора" строится на детородильной силе сказочного растения, при этом Маккиавелли показывает, что главный герой спектакля более глуп, чем образован. (Лафонтен324 отсюда почерпнул идею аналогичной истории, его, правда, больше интересовали пикантные подробности случившегося.)
      Но все эти достоинства мельчают в сравнении с удивительным влиянием мандрагоры, равного которому не существует в природе. Корень приносит счастье тому, кто может им воспользоваться. Счастливчику достаются богатство, успех, власть. Когда судили Орлеанскую деву325, судьи с полной серьезностью допытывались у отважной девушки: где она спрятала мандрагору, которая помогала ей в сражениях? Они не могли поверить, что какая-то девушка в состоянии исправить положение, сложившееся в результате ничтожества мужчин326.
      Есть у нас сведения и о суде, закончившемся не так трагично. Они сохранились в архиве в Кермецбанье (Кремница)327. Два тамошних цирюльника, Андраш Фаршанг и Якаб Штрейницер, за хорошие деньги продали мандрагору сапожнику Закариашу Турну. Сапожник не жалел о покупке, счастье действительно пришло в его дом. Число клиентов постоянно росло, и на ярмарках его товар пользовался наибольшим спросом. Завидовать чужим доходам умели и тогда, отставшие соперники заподозрили неладное и обратились к властям. Тайна была раскрыта. Муниципалитет вынес мудрое решение: на всех обвиняемых был наложен денежный штраф, а корешок был конфискован. О дальнейшей судьбе сапог мастера Закариаша никаких сведений не сохранилось.
      Детальную и достоверную картину мандрагорового помешательства открывает перед нами частное письмо, написанное в XVII веке328. Это письмо само по себе является трогательным проявлением братской любви. В переводе оно выглядит так:
      "Прежде всего, шлю тебе свою братскую любовь, верность и желаю всего наилучшего! Дорогой брат! Я получил твое письмо и понял из него, что в твоем доме и в хозяйстве ты терпишь великий ущерб, одна за другой дохнут твои коровы, свиньи, лошади, овцы; вино и пиво в твоем погребе киснут и из-за многочисленных бед вы с твоей любезной женой постоянно ссоритесь. Я узнавал обо всем этом с болью в сердце, поэтому я обратился к разбирающимся в таких делах людям и спросил, в чем может быть причина твоих несчастий? Они сказали, что беды твои не от Бога, это творение злых людей. Если хочешь освободиться от порчи, держи в своем доме алрауну, и все будет в порядке. Я поискал ее и нашел одну у здешнего палача. Заплатил за нее 64 талера да еще дал на чай подручному палача. Посылаю ее тебе в знак моей братской любви, а также сообщаю, как надо ею пользоваться.
      Когда ты получишь корень, отложи его и три дня не притрагивайся к нему. Через три дня вымой его теплой водой. Потом этой водой сбрызни домашний скот и порог дома. Увидишь, какие перемены наступят в твоей жизни. Корень надо мыть четыре раза в год, а затем вновь заворачивать его в шелковое покрывало и запирать в шкаф, в котором хранятся твои самые ценные вещи. Вода после мытья корня приносит облегчение и при тяжелых родах, надо принять одну ложку. Если ты судишься с кем-то, захвати корень в суд. Держи его под правой рукой, и ты обязательно выиграешь процесс независимо от того, прав ты или не прав.
      Написано в Лейпциге в воскресенье перед постом, 1675".
      Если все это не помогло преследуемому судьбой хозяину, значит, мандрагора была фальшивой. Большой спрос вызвал расцвет индустрии фальсификаций. Невинный древесный корень резали, правили до тех пор, пока он не приобретал сходство с мандрагорой. Интересным был способ выращивания волос у искусственного человечка: на воображаемой голове делались надрезы, в образовавшиеся щели вставляли зерна ячменя и проращивали их. Когда стебель прорастал, остро отточенной бритвой его разрезали на тонкие полоски.
      Эту уходящую корнями в прошлое историю я рассказал для того, чтобы мы могли достойно оценить два редчайших экспоната пражской коллекции императора Рудольфа II. Они красовались в той витрине, где скромно лежало несколько железных гвоздей, а ведь гвозди эти были не какие-нибудь, а от Ноева ковчега (Sollen von der Archa Noe sein). Но они терялись в сравнении с одетой в черный шелк парой мандрагор. Одна из них была мужского рода, другая - женского.
      К тому же оба корня были фальшивыми. Позже они попали в венскую императорскую библиотеку, и, когда их увидел ученый Ламбеций, он сразу же обнаружил фальсификацию. Как он пишет, в библиотеке они остались только из-за их курьезности. Интересно и то, что в качестве нижнего белья для корней использовалась оболочка плода, о которой известно, что она также приносит счастье и оберегает от опасности. То есть император сделал все возможное в собственных интересах и в интересах своих стран; но, к сожалению, и оболочка тоже, видимо, была фальшивой, иначе не случилось бы, что император должен был платить бесславную дань турецкому султану.
      ПОЛЕЗНЫЙ ХЛАМ, ЦЕННОЕ БАРАХЛО
      Я прощаюсь с общественными коллекциями. Если даже "камеры раритетов" и содержали множество курьезных странностей, они, тем не менее, ставили своей целью вызывать восхищение, обогащать знаниями, опытом.
      "Владелец частной коллекции" такими делами не занимается. Он собирает для себя. "Без коллекционирования жить невозможно, - говорит он. - У того, кто ничего не собирает, жизнь пуста и бесцельна". Иногда он демонстрирует свои сокровища. Но и это он делает для собственного удовольствия, как ребенок, который хвалится полученным на Рождество подарком. И всегда, даже не желая этого, он оказывает услугу истории культуры. Сколько разного хлама пригрела на своей груди страсть к коллекционированию: замок, ключ, входное стукальце, гасильник, трость, трубка - все они не только доставляли постоянную радость коллекционеру, ведь, копаясь в них, ученый мог наткнуться на отсутствующее звено истории культуры. Визитная карточка, театральная афиша, программа танцев, траурное извещение, меню могли сообщить важные данные тому, кто умеет читать их. Парижская коллекция зубочисток может, конечно, вызвать улыбку, но она пропадает, когда мы слышим историю зубочистки Колиньи329.
      Зубочистку, как новинку, связанную со столом, сделала модной знать; постоянно выглядывала она и изо рта адмирала Колиньи. Когда после Варфоломеевской ночи придворные осматривали выброшенные на улицы трупы, какой-то шутник сунул зубочистку в рот убитого великого француза...
      У гусарского полковника У.Т. из Вены было 200 тысяч оловянных солдатиков: представители всех родов войск всех армий могли бы промаршировать перед ним, если бы оловянные солдаты умели ходить. В знаменитой коллекции карт доктора Джексона из Алтоны можно встретить историю духовной культуры, историю искусств и оккультизма; об этой коллекции можно написать целую книгу.
      А модные принадлежности одежды! Шляпа, пелерина, расческа, перчатки, носовой платок, веер, пряжка, подвязки, эполет, корсаж и даже корсажная пряжка из рыбьей кости, стали, слоновой кости, с красивыми украшениями и отделкой! Несколько десятилетий назад в лондонском хрустальном дворце была выставлена коллекция обуви, в которой представлены все, так сказать, завихрения моды. Сенсацию вызвали туфли, по форме напоминающие нос корабля. Их изобрел Генрих Плантагенет, чтобы скрыть огромные шишки мозолей на своих ногах. Туфли были длинные, а впереди закручивались вверх, как ростра корабля.
      Вряд ли есть более поучительный эпизод в мужской моде, чем мода на такие ботинки: она продолжалась два полных столетия. Кавалеры соревновались, у кого туфли будут длиннее, кто ярче украсит их. Нос туфель украшался серебряными наконечниками, золотыми бляхами, гербом, а когда не могли придумать ничего более умного, вешали на носок маленькие золотые бубенчики. Ненормальная мода стала настолько дикой, что церковные синоды осудили и запретили ее. Но результат был таков, как будто они читали проповедь глухим. Ничто не помогало. Власти тоже не смогли справиться с модниками, поэтому вынуждены были пойти на компромисс. Были выпущены указы об обуви, которые определяли, кому с каким закрученным носком разрешается носить обувь. Загиб туфли обычного человека не может превышать половины длины его стопы, солидный гражданин мог отрастить этот загиб на всю длину стопы, а представитель высшей знати имел право на загиб в две стопы. Жесткость уродливому носку обуви придавали с помощью рыбьей кости или же подвязывали носок цепочкой к колену, чтобы не спотыкаться о собственные туфли (отсюда, кстати говоря, пошло выражение: жить на широкую ногу). Уничтожить легкомысленную обувь удалось только в середине XIV века.
      ТРИДЦАТЬ ДВЕ ТЫСЯЧИ ПУГОВИЦ
      Таким образом, если страсть к коллекционированию и эгоистична, то нельзя сказать, что она является бесполезной погоней за хламом. Она обогащает ученых новыми данными и то здесь, то там знакомит потомков с заслуживающими внимания хранилищами человеческой глупости.
      В 1851 году обладавший шутливым нравом ученый, член бельгийской королевской академии Рене Шалон, в своих иронических заметках высмеял собирателей барахла. Небольшой по объему памфлет на полном серьезе оповещал читателей об образовании Национального Союза Коллекционеров Пуговиц (Societe nationale de boutonistique). Далее рассказывалось о цели образования союза, его правилах, отмечалась необыкновенная важность коллекционирования пуговиц. "Пуговица, как зеркало, демонстрирует нам периоды истории человечества, начиная с колючки, которой Адам закрепил фиговый лист, до блестящих пуговиц, которые с гордостью носят на своих жилетах кавалеры".
      Памфлет, главным образом, был направлен против одного женевского коллекционера, который с муравьиным старанием насобирал тридцать две тысячи пуговиц. Но пущенная стрела полетела, как бумеранг, попав в самого автора памфлета, ибо коллекция действительно отражала историю культуры. И не только культуры, но и человеческой глупости. По пуговицам можно сделать вывод не только о пальто, к которому они пришиты, но и обо всем доме, всем городе, в котором когда-то прогуливался обладатель пальто. Единственный пример из периода конца XVIII века: тогдашний модник то использовал эмалевые пуговицы размером в талер, с художественной миниатюрой на них, то застегивал жилет драгоценными камнями, дорогими камеями. Потом он выбивал на пуговицах буквы имени своей любимой, нашивая их по порядку сверху вниз. Так что, дойдя до живота, можно было узнать, в какую даму кавалер влюблен в настоящий момент. В 1787 году мода вновь изменилась: на пуговицы полагалось наносить изображения цветов, птиц, бабочек, рисовать на них эмблемы. Уже в 1878 году всех их вытеснила мода на здания. На пуговицах изображались знаменитые общественные здания, и на животе кавалера, как на страницах путеводителя, можно было увидеть Лувр, Нотр-дам де Пари, дворец Тюильри, Триумфальную арку и т. д. Во время революции на пуговицах, естественно, появились фригийский колпак, Бастилия, портрет Марата, а в конце концов нашлись энтузиасты-патриоты, которые на своих пуговицах носили изображение гильотины.
      ШЕСТНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ СПИЧЕЧНЫХ КОРОБКОВ
      Есть, однако, коллекционеры, которым я "симпатизируя, сочувствую", как это сказал Сильвестр Боннар, объясняя свое ощущение после знакомства с русским князем. Князь собирал спичечные коробки и приехал в Сицилию, чтобы заполучить коробки, которые местные крестьяне прятали от властей. На них изображались портреты Маззини и Гарибальди330, и стоили эти коробки по сто лир. Целью коллекционирования были, как вы понимаете, не сами коробки, а наклеенные на верхнюю сторону этикетки. Русский князь у Анатоля Франса собрал 5714 коробок, тем самым писатель хотел сказать, что это огромное количество. Он не мог даже представить себе шестнадцать тысяч этикеток из удивительной экспозиции стокгольмской выставки 1935 года. А ведь это был материал, который члены европейских и американских объединений коллекционеров спичечных этикеток отобрали из своих собраний. Это серьезное дело, - говорили во время выставки, -потому что мы можем увидеть в уменьшенном виде развитие рекламной графики. Наверное, стремление к познанию истории культуры привело когда-то в ряды коллекционеров и сиамского короля Чулалонгкорна. Однажды он чуть не принес свою жизнь на алтарь науки: его чудом не задавил омнибус, когда, прогуливаясь по городу, он увидел на дороге этикетку, которую давно искал, и отважно бросился за нею.
      В близком родстве с коллекционерами этикеток находится многочисленная семья картофилистов. Они собирают картинки, которые табачные фабрики наклеивают на сигаретные пачки и коробки. В настоящее время только в Великобритании за ними охотится около 120 тысяч коллекционеров. У фабрикантов хватает ума новыми и новыми сериями разжигать охотничью страсть. По подсчетам, ежегодно выпускается до 150 новых серий. Есть фабрика, которая выпускает каждую серию тиражом 450 миллионов экземпляров. Стоят эти картинки, конечно, дешево, но вот старые, выпущенные в конце прошлого века, имеют твердую цену: за полную серию, состоящую из 50 картинок, охотно дают и двадцать фунтов. По примеру торговли марками организована и торговля сигаретными этикетками. Одна из занимающихся такой деятельностью фирм постоянно имеет на своем складе 60 миллионов картинок и готова в любой момент поставить несколько тысяч полных серий.
      КТО КОЛЛЕКЦИОНИРОВАЛ ПРОБКИ
      Эти коллекции, которые можно назвать "переходными", ведут к крайностям, когда мы видим лишь никому не нужный хлам. Я уже рассказывал о коллекционирующем обувь англичанине. Он проделал добросовестную, полезную работу. Не то что его парижский последователь. Он тоже набросился на обувь, но включал в свою коллекцию только ту, которую носили звезды балета Парижской оперы.
      Не следует думать, что пуанты попали в витрины к этому господину под влиянием каких-то сладких воспоминаний. Они были настолько же далеки от личной жизни своего хозяина, как это было в случае, когда некурящий сэр Эдуард Мэнвилл собрал 70 тысяч сигар разных сортов или когда не умеющий играть в карты доктор Джексон собрал их для своей коллекции. Всех их объединяла одна страсть: страсть к коллекционированию.
      Я не могу сказать то же самое о парижском докторе Шардоне. Он действительно собирал воспоминания, воспоминания о застольных радостях. Опьянение от выпивки быстро проходит, поэтому он старался сохранить на память хотя бы вкус напитков. Если где-нибудь ему удавалось попробовать какое-то особенно вкусное вино, он просил на память пробку от бутылки и уносил ее домой. Дома наклеивал на эту ценную пробку красивую этикетку; на ней обозначались дата, повод, сорт вина, а также достойные упоминания побочные обстоятельства. Эти пробки, изгонявшие скуку на закате жизни доктора Шардона, размещались на специальной подставке в его кабинете. В тихие вечера, оставаясь в одиночестве, он останавливался перед той или иной пробкой и через затхлость и плесень впитывал в себя аромат былого наслаждения.
      Известный композитор Клаписсон коллекционировал свистки, которыми зрители пользовались на театральных представлениях. Другой театральный деятель охотился на пьесы, которые никогда не ставились и никогда не издавались. Он был одним из самых бескорыстных в мире коллекционеров, ибо мог быть совершенно уверен, что его наследникам достанется лишь стоимость бумаги, на которой написаны эти пьесы.
      Зато заслуживает интереса судьба коллекции одного старого парижского корректора. В течение тридцати лет он собирал орфографические ошибки. Всякий раз, когда в рукописи какой-либо литературной знаменитости он обнаруживал орфографическую ошибку, страницу с этой ошибкой он украдкой уносил домой, наклевал на нее этикетку и помещал страницу в свою коллекцию. Когда корректор умер, наследники собирались выбросить кучу бумаги, перемазанной типографской краской. Но вдруг к этой бумаге обнаружился интерес, один за другим приходили посетители, так что семья спохватилась и пустила сумасшедшую коллекцию на аукцион. И она была приобретена за хорошую цену.
      КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ ЗУБОВ
      Существует порода хулиганствующих коллекционеров: это собиратели реликвий. Нормально, когда труды великих людей хранятся в музеях; но совсем не нормально, если помешавшийся на музыке коллекционер крадет одну из труб органа Генделя, как это случилось в Англии. Нормально даже, если гастролировавший по всеми миру в конце прошлого столетия цирковой артист Камилльо Шварц срывал с могил знаменитых людей по одному цветку и за пятьдесят лет засушил в своих альбомах пятьсот цветков и листьев в память о знаменитых покойниках. Не может быть нормальным, однако, тот коллекционер, который за большие деньги купил у стоматолога вырванный зуб генерала Першинга331. Першинг рассвирепел и объявил розыск своего зуба. Его офицеры взялись найти его. Американский доллар творит чудеса: за пару недель офицеры скупили 317 "настоящих" зубов Першинга.
      Зубы, видимо, пользуются такой же популярностью у коллекционеров, как локоны волос, а то и большей, потому что локон не вечен. Локон Лукреции Борджиа332 хранится в хрустальном сосуде в миланской библиотеки "Амбросиана". Но былое золотистое сияние пропало, поблекло. Коллекция локонов, собранная другом лорда Байрона, Хантом Ли, в которой, в частности, имеются и пряди волос Наполеона, Свифта, Карлейля, Милтона, в 1921 году была продана на аукционе. Причем даже в Лондоне, на родине экстравагантных коллекционеров, за нее не дали больше 109 фунтов. Зубы лучше выдерживают испытание временем. Когда император Отто III распорядился вскрыть захоронение Карла Великого, он прежде всего совершил должное богослужение, потом приказал привести в порядок одежду великого покойника, затем, по его приказу, у покойного вырвали один зуб, который с кротким смирением Отто III хранил в качестве реликвии. Во Флоренции благодарное семейство Медичи подарило дворец комментатору произведений Данте Ландино. Позже его там и похоронили, в этом дворце, и еще в начале прошлого века демонстрировали, как чудо, его полностью сохранившееся тело. В 1632 году капитан из Болоньи по имени Кавиньяни, - история сохранила его имя, - отдав все необходимые почести старой мумии, вырвал у нее два зуба и удалился.
      "Полезные забавы" в 1836 году сообщили о том, что на одном из лондонских аукционов за 700 фунтов был продан зуб Ньютона. Там же можно прочитать следующее сообщение: "Когда останки Абеляра и Элоизы переносили в часовню Августинского ордена, некий англичанин предложил за один зуб мученицы 100 тысяч франков". Я бы дополнил это сообщение историей современных "мучениц": банкира Бентли из Сент-Луиса осудили на тюремное заключение, так как он, изучив основы стоматологии, заманивал красивых молодых девушек в арендованный им зубоврачебный кабинет, где вырывал у них абсолютно здоровые зубы. Он был коллекционером.
      ЧЕРЕП ДЕКАРТА
      Самый постыдный варварский поступок был совершен в отношении черепа Декарта333. Как известно, Декарт скончался в Стокгольме в 1650 году, и шведская королева Кристина распорядилась похоронить его с большими почестями. В 1666 году была проведена эксгумация, и останки перевезли во Францию. Да, но без черепа. Он нашелся лишь в 1821 году, когда известный шведский химик Берцелиус купил его у тогдашнего владельца за тридцать семь франков и преподнес в дар музею природоведения Жарден де Плант. За прошедшие полтора столетия с ним произошло следующее: при эксгумации местную власть представлял капитан шведской гвардии Планстрем, который оставил череп великого ученого себе на память. И этого ему показалось мало, ибо на лобной кости черепа он выбил собственное имя. Затем череп переходил из рук в руки, и каждый новый владелец следовал примеру предшественника и наносил на лобную кость свое имя. Удивительно, но даже Архенгольц, прусский офицер, бывший автором многочисленных книг, и сегодня заслуживающих внимания, не удержался, чтобы не нацарапать на черепе свое имя. Самое большое оскорбление было нанесено черепу, когда владелец публичного дома Аргрен также оставил свой грязный автограф на оболочке, в которой рождались эпохальные идеи. Это, правда, было не единственное унижение. Предшественник Архенгольца оторвал себе на память нижнюю челюсть и передал реликвию дальше уже без нее.
      Трудно представить, что человеческий череп когда-то был предметом моды. Ненормальная мода родилась в Париже в 1751 году. Знатные дамы устанавливали череп на туалетный столик, украшали его разноцветными лентами, устанавливали в него горящую свечу и временами погружались в благоговейное созерцание. Даже у королевы был череп; по мнению многих, он принадлежал когда-то Нинон де Ланкло. Королева обращалась к черепу так: "Ма belle mignone ".
      Страсть к коллекционированию не всегда бывает добрым советчиком, "и выбранный путь часто бывает ошибочным". Богатый нью-йоркский врач Ф. У. Дэвидсон, может быть, и сейчас мотается по свету, коллекционируя смертные казни. А ведь шесть лет назад у него уже было две тысячи фотографий казни. Как объяснял он сам, это странное увлечение он выбрал с научной целью. "Credat judaeus Apella"334, -отвечаю я ему вслед за Горацием. В XVIII веке у него был предшественник, англичанин лорд Сэлвин; тот тоже торчал в Тибурне при каждом повешении, если можно использовать это выражение. Но его случай должен рассматриваться психиатром.
      Выдающимся представителем общества, консервировавшего предсмертное настроение, был сэр Томас Тирвитт. Жил он в начале прошлого века. Он коллекционировал веревки после казни через повешение. Руководствовался сэр Томас при этом не суевериями, а страстью к коллекционированию. Самый старый экспонат коллекции его музея криминалистики был сделан в XIV веке, на нем во времена английского короля Генриха IV был повешен за измену сэр Томас Блаунт. Мирно уживались рядом веревки, на которых были повешены политические преступники, обычные злодеи, висели самоубийцы. А по соседству располагались предметы гордости коллекции сэра Томаса, добытые с огромным трудом: веревки, на которых были повешены собаки, такие собаки, которых вешали рядом с осужденными для того, чтобы еще больше опозорить их. Были здесь грубые петли из ивового прута, в которых вешали когда-то ирландских бунтовщиков, но рядом можно было увидеть и тонкий шелковый шнурок, который использовали при казни лорда Феррерса, осужденного на казнь за убийство. Такой казни потребовал сам осужденный, ссылаясь на свои аристократические привилегии. Любящий точность баронет к каждой веревке приобщил подробное описание данного случая, эти описания он составлял путем долгих поисков и исследований.
      САМАЯ БЕСПОЛЕЗНАЯ КОЛЛЕКЦИЯ В МИРЕ
      В заключение обзора расскажу о самой бесполезной коллекции в мире. Как таковая, она привлекла внимание регистрирующих рекорды американских журналов, которые подробно описали историю злоключений коллекционера, заслуживающего вознаграждения за выдержку. Этого коллекционера звали Фрэнк Дамек. Жил он в Чикаго, а к сбору своей коллекции приступил в 1870 году. Целью было собрать всего-навсего одну колоду карт; но при этом такую колоду, каждая карта которой должна быть найдена на улице. Как родилась такая идея, никто не знает, но к ее осуществлению Дамек приступил с упрямой настойчивостью. Вначале дело шло легко. Через какие-то десять лет ему оставалось найти всего пятнадцать карт. Потом наступили тяжелые времена. Счастье то улыбалось ему, то вдруг отворачивалось. Был год, когда на улицах Чикаго он нашел целых три отсутствующих карты, а бывали годы, когда он до слез напрягал глаза, но не находил ни одной. Оставалось найти всего три карты: трефовую даму, пиковую тройку и бубновую двойку. Однажды ему показалось, что дьявол дразнит его и ему только видится... колода карт, которую кто-то забыл на каменном парапете. Нет, ему не привиделось это. И были в колоде и трефовая дама, и тройка пик, но дьявол действительно дразнил его - в колоде отсутствовала только одна карта: бубновая двойка! Шли годы, темные волосы Дамека окрасились в серебристый цвет, и, наконец, спустя 20 лет, в незабываемый день 1890 года счастье улыбнулось ему. Из уличной пыли на него, прекраснее женских глаз, глядела бубновая двойка!
      Паломник добрался до цели своего путешествия.
      Бесспорно, что чикагский коллекционер собрал самую бесполезную в мире коллекцию. Но не решен вопрос, полезной или бесполезной надо считать коллекцию итальянского библиофила Пио Каселли. Он посвятил двадцать пять лет жизни тому, чтобы собрать библиотеку самых скучных в мире книг. За прошедшую четверть века он счел достойными занять место на его книжных полках 8600 томов. Среди них было сколько угодно книг, удостоенных длинных похвал литературоведов. Но как-то стало известно, что в недостойную коллекцию попали и книги популярного современного автора. Обладавший тонкой душой писатель вызвал коллекционера на дуэль. Рыцарская история уладилась, но после этого в библиотеку Каселли вход для любопытствующих посетителей был закрыт. Скучные книги развлекали только самого их владельца.
      МАНТИЯ И ПАРИК
      В старину судья облачался в мантию, надевал парик, после чего он переставал быть человеком и превращался в юридическую машину, одетую в официальные одежды. Апостол Павел напрасно предупреждал, что "буква убивает, душа оживляет". В средние века право принимало во внимание только букву335. Его не интересовали личность преступника, причины преступления, важным было только само преступление . Определяемое законом наказание за данное преступление безжалостно приводилось в исполнение. Не существовало справедливости, смягчающих обстоятельств, не было пощады.
      Робот в мантии посылал на эшафот даже ребенка, если он совершил преступление, за которое законом определялась смертная казнь. Среди хранимых в библиотеке Сеченьи тонких изданий можно познакомиться с подробным описанием того, как была обезглавлена тринадцатилетняя девочка по имени Маргарет Дисслер. А произошло это в век так называемого просвещения. В тридцатом номере берлинской газеты "Зоннтагишер Постильон" за 1681 год рассказывается о четырнадцатилетней девочке, задержанной за поджог. Сегодня эксперты-медики сказали бы: пиромания. А тогда ее осудили на смерть, отрубили голову, а тело сожгли на костре. Другая берлинская газета, "Фоссише Цайтунг", в 112 номере за 1749 год сообщает, что в Баварии сожгли одну ведьму, а так как выяснилось, что она посвятила в свою профессию и восьмилетнюю девочку, невинного и несчастного ребенка также отволокли на эшафот, и палач вскрыл ей вены.
      Старое право не отходило от не знавшего компромиссов, твердого принципа возмездия даже тогда, когда найти преступника было невозможно. В этих случаях приговор приводили в исполнение символически, in effigie336. Если приговор был смертельным, делали соломенное чучело, его, как положено, волокли на центральную площадь города, под виселицу. Там ему, то есть соломенному чучелу, торжественно зачитывали приговор; затем звали палача, чтобы тот выполнил свою обязанность. Палач, соблюдая все правила своего мастерства, подтягивал соломенное чучело на виселицу. Не хватало только врача, чтобы тот, послушав сердце, определил наступление смерти.
      Если приговор был особенно строгим и согласно ему после казни тело должно было быть сожжено, это указание также выполнялось полностью. Палач снимал казненное соломенное чучело с виселицы, относил на костер и, в назидание публике, с помпой сжигал его.
      УГОЛОВНЫЕ ПРОЦЕССЫ ПРОТИВ ТРУПОВ
      Ничего не прощающий, ни в чем не уступающий правовой фанатизм оставался жестоким и в том случае, когда преступник умер. Холодный принцип возмездия, или, другими словами, национализированной мести, вымещал злобу и на трупе. Когда Карл II вернулся в Англию и занял место на отцовском троне, Кромвель и многие его соратники уже спали вечным сном под мраморными плитами Вестминстерского аббатства. Но даже трупы их не могли остаться ненаказанными. 30 января 1661 года, в годовщину казни Карла I, гробы с телами Кромвеля и двух его соратников были извлечены из места почетного захоронения и перенесены в Тайберн337, где на эшафоте умирали обычные преступники. Там три трупа были повешены, до позднего вечера они оставались на виселице, потом у всех трех трупов отрубили головы и закопали их под виселицей. Редкое зрелище собрало огромное количество зрителей; знатные лондонские дамы считали своей обязанностью поехать в Тайберн и загрузить свою память "интересным зрелищем". Какие нервы должны были быть у этих дам! Мемуарист Пепис с присущей ему сухостью описывает события, которые произошли 30 января: побывал на проповеди, получил письмо от старшего брата, затем посетил леди Бэттент. Та как раз вернулась с женой Пеписа из Тайберна, куда они выезжали, чтобы посмотреть на три повешенных трупа. Об этой поездке он говорил без всяких комментариев, как об обычном деле.