Поэтому она уже издали заметила темный силуэт человека, мелькнувший вдруг в дубовой роще. Присмотревшись, она быстро убедилась, что это гость нежданный - ни на Томаса, ни на Аллах-верди он не похож. Кто же это?
      Скорее всего он напоминает того незнакомца, что однажды спускался в подкоп, дробил киркой камни как Фархад, не зная усталости... Потом ей сказали, что это был, дескать, сам Гачаг Наби. Возможно ли такое? В Гёрусе, наполненном сыщиками, солдатами и прочей сволочью? Нет, скорее всего это случайное сходство.
      Человек приблизился легким быстрым шагом, остановился у плетня:
      - Да сохранит тебя аллах, красавица!
      - Да продлит он и твои дни, кум.
      - Карапет дома?
      - А тебе зачем это знать?
      - Нужен.
      - А сам ты кто? И зачем тебе нужен мой муж? Незнакомцу явно ее вопросы пришлись не по душе. Но он ответил терпеливо:
      - Приглядись, может и узнаешь меня. Виделись.
      - Ты похож на одного человека, но боюсь назвать имя...
      - С каких пор ты стала такой боязливой, кума? - весело прищурился гость.
      - Ты похож на... Да только этого быть не может...
      - Что так?
      - Потому что, если я ошибаюсь - ты или герой, каких мало, или полный безумец. Скалы, горы, поля и долины Зангезура кишмя кишат теми, кто только и мечтает, чтобы снять с тебя живого шкуру. Сам генерал-губернатор приехал...
      Она назидательно подняла к небу указательный палец.
      - Целый день по проволоке письма шлет в Петербург и оттуда получает ответы. Все въезды и выезды из города закрыты. Невозможно поверить, что ты и есть тот самый человек, из-за которого -и заварилась вся эта кутерьма. Неужели ты и правда ничего на свете не боишься? Может, ты заколдован и ходишь невидимкой?
      Не отвечая ей, Гачаг Наби, а это был, конечно, он, спросил деловито:
      - Кого же ты высматривала, поливая свой огород? Я же видел, как ты шаришь все время взглядом по окрестным склонам. Айкануш ответила вопросом на вопрос:
      - А чем ты занимаешься? И что здесь делаешь? Гачаг Наби широко улыбнулся.
      - А я занимаюсь тем, что напрашиваюсь к тебе в гости. Это я и делаю уже давно, но ничего у меня, как вижу, не выходит.
      - Добро пожаловать! - ответила нараспев дочь Магыча, как этого требовал обычай. Но с места не тронулась.
      - Ну, так что, дома ли твой муж?
      Айкануш стояла в растерянности и никак не могла решить, что же ей теперь делать. Проще всего не тянуть больше время, а разбудить Карапета и пусть он сам все решает. Если это действительно Гачаг Наби, то он поможет разобраться в том, что делать дальше с подкопом, с тайным ходом, начинающимся у хижины Карапета. Но - тогда почему он не назвал до сих пор своего имени? И не кому-нибудь, а жене своего ближайшего помощника, ежедневно и ежечасно рискующего для него своей свободой, а может, и жизнью? Так - может, это просто ловкий сыщик? Соглядатай, до которого дошли слухи о подкопе и который теперь вынюхивает, как ему получше захватить всех причастных к этому делу прямо на месте преступления? .
      Ведь - если станет известно, что открылась попытка освободить пленницу, то ее уж, наверное, увезут куда-нибудь подальше! А, бросившись освобождать свою орлицу, и Гачаг Наби, наверняка, попадет в сети и будет отправлен в Сибирь в железной клетке, словно диковинный зверь... Тогда наступят страшные времена. Все будут молча сносить любые поборы и притеснения.
      Исчезнет у людей опора и надежда на справедливость. С ними поступят, как заблагорассудится ханам и бекам - кого повесят, кого расстреляют, кого зарежут попросту...
      Размышляя так, Айкануш все более и более мрачнела лицом. Опасность может воздействовать на человека двояко - у одних она отнимает дар речи и парализует мышление; другим придает решимость и смелость. Страх за свою жизнь подстегивает каждого.
      Сейчас этот страх подсказывал Айкануш: не доверяйся коварному незнакомцу! Избавься от него любыми способами - и дальше действуй, словно ты Гачаг Хаджар - разбуди мужа и срочно уходите в горы, где следует присоединиться к отряду Гачага Наби. Потому что - если уж настигнет и там смерть, так среди своих. Среди тех, с кем вы добровольно решили соединить свою судьбу.
      "Ах, почему же не пришли вовремя Томас и Аллахверди? Я уже не говорю обо всех остальных, кто побывал в нашей скромной хижине, кто молча трудился в шахте - и ушли, как пришли... Но вот те, кто рассказывал нам байки, кто звал нас с собой - где они в эту страшную минуту? Наша судьба решена, мы уже перешли узенький мостик, отделяющий угодья белого царя от скромных владений гачагов. Но ключи от тюремных камер, которые в руках у Карапета, заставляют нас подвергаться двойной опасности, потому что из-за них', ключей, которые могут понадобиться когда-нибудь гачагам, мы вынуждены оставаться здесь, среди врагов. Так - может, пришла пора бросить все и бежать?"
      И еще одно соображение угнетало ее. Она понимала, что, случись худшее, откройся связь Карапета с Ало-оглы,- и ему достанется самая страшная доля. Можно сказать, прямо на куски разрежут Карапета и Айкануш, спрашивая их с недоумением:
      - Да как это вы, христиане, связались с нехристями? Если вы на такое способны, то не только с вами нужно расправиться. Отцов ваших, братьев, сестер и племянников - всех нужно повесить и расстрелять за такое богопротивное дело. Все семя ваше нужно искоренить с лица земли...
      Плохо, плохо дело, Айкануш... Ну же, решайся на что-нибудь!
      Айкануш подняла глаза - но незнакомца не увидела. Она осмотрелась кругом нету! Что он, сквозь землю провалился, что ли? Или превратился вдруг в хлебную крошку, которую склевал ненароком расхаживающий за плетнем самодовольный петух?
      Встревоженная Айкануш вернулась в хижину. Карапет мирно спал; его богатырский храп наполнял всю небольшую комнатенку. Она стала теребить мужа:
      - Проснись, ай Карапет, проснись... Не открывая глаз, он пробормотал:
      - Я вижу, у моей Айко сегодня хорошее настроение...
      - Подожди, я расскажу тебе одну очень странную историю!
      И она принялась говорить, как внезапно появился из лесу незнакомый человек, о чем он расспрашивал и как неожиданно и непонятно исчез. Последнее удивило ее и испугало еще больше, чем все остальное. Карапет тоже остался в недоумении:
      - А может, тебе все приснилось?
      - Уж и не знаю, что думать,- развела руками верная подруга.
      - Не думаю, чтобы Гачаг Наби сам пришел сюда,- принялся рассуждать вслух стражник.- Говорят, что генерал-губернатор рвет и мечет. Что он поклялся поймать Ало-оглы во что бы то ни стало. Даже уездного начальника Белобородова из-за этого дела чуть не прогнал назад в Россию... Так что - у нас здесь скоро начнутся кровавые сражения. Много крови прольется. Неужели Наби в такой час будет среди бела дня расхаживать по Гёрусу? Ведь и он не бессмертный!
      Айкануш поглядела на него восхищенно:
      - Какой ты умный, Карапет! Все правильно сказал. Я вот тоже так подумала.
      Потом спросила робко:
      - А если начнется стрельба, ты тоже будешь в ней участвовать?
      - Конечно! - выпятил грудь Карапет.
      - И ты совсем не боишься?
      - Ничуть!
      - Какой ты смелый! - восхитилась супруга, и глазки ее заблестели. Их блеск не укрылся от зоркого глаза Карапета и тот поспешил воспользоваться благоприятной ситуацией. Да, похоже, и сама Айкануш не собиралась сопротивляться всерьез. Она только вырвалась на минуту из охвативших ее властных рук, чтобы накрепко запереть двери хижины...
      Именно в этот час вернулись с гор Томас и Аллахверди. Они попробовали войти, по обыкновению, без стука, но дверь хижины не поддалась. Удивившись и прислушавшись, они без труда угадали причину. Улыбнулись друг другу понимающе и грустно, и вновь почувствовали, как сильно их тянет в давно оставленный родной дом.
      Глава пятьдесят первая
      Как бы искусно ни приободряла княгиня Клавдия Петровна своего сановного супруга, сомнительность зангезурской экспедиции угнетала ее все больше. Генерал-губернатор чувствовал безысходность, естественно, еще острей.
      Конечно, он время от времени предпринимал те или иные действия, которые должны были показать всем окружающим, что губернатор настроен самым решительным образом. Это удавалось. Пожалуй, даже Белобородое после длительной аудиенции у генерал-губернатора остался вполне убежденным, что перемены состоятся. Однако на деле все было совсем не так.
      Последняя депеша от наместника Его Величества на Кавказе совершенно доконала его. В ней сообщалось, что министр иностранных дел, который непосредственно осуществлял руководство всем ходом событий на Восточной окраине Империи, отбыл в Польшу, и надолго. Следовательно, за делами будет непосредственно наблюдать сам государь.
      Это было очень плохо, потому что все действия генерал-губернатора гянджинского теперь оказывались известными в Петербурге, как если бы Его Величество сам изволил бы пожаловать сюда, чтобы наблюдать за ходом кампании. На посредничество и заступничество наместника рассчитывать не приходилось.
      Значит, единственное, что могло спасти положение - это полный разгром гачагов в Зангезуре. Нужно подавить все очаги мятежа, захватить живыми его главарей и отправить их в Петербург. Пусть государь император сам поглядит на Гачага Наби и Гачаг Хаджар, которых привезут ему во дворец, скованных по рукам и по ногам! С одной стороны, это будет свидетельствовать об одержанной победе наглядней всех реляций, с другой - позволит тем, кто правит нами из Петербурга, убедиться воочию, что мы имеем дело с врагом умным и упорным, что уж тут скрывать.
      Надо ли говорить, что генерал-губернатор прекрасно понимал ситуацию? И то, что наместник в каждом письме, в каждом приказе подстегивал его, подталкивал к решительным действиям, только раздражало и сердило уставшего от всего этого переполоха старого вояку.
      "Собираетесь ли вы использовать казаков для карательных операций? Намерены ли проводить операции на дальних границах округа? Переведете ли пленников, в том числе "кавказскую орлицу", за пределы Зангезура?"
      И прочая, и прочая, и прочая...
      Да, да, да! Собираюсь! Намерен! Намечаю!
      Но - что пользы от наметок, если эти проклятые гачаги, быстрые и неуловимые, могут в любой момент совершить разбойный налет не там, где это предусмотрено нашими планами, а в любом им угодном месте? Как перевозить Хаджар в другие края, если нет гарантий, что удастся благополучно уйти из этих краев? Горные тропы - предательски опасны; здесь иной раз один храбрец может задержать продвижение полка. А несколько вовремя спущенных с хребта исполинских каменных глыб окажутся эффективней, чем батарея полевой артиллерии. Что же загадывать при таких обстоятельствах? Как решать?
      Проще всего скомандовать:
      - Огонь!
      И вся могучая сила, собранная им здесь в единый кулак, начнет без умолку палить по окрестным кустам, так что черные клубы порохового дыма застлят белый свет. Да что от этого толку?
      В этих рассуждениях и застала генерал-губернатора его супруга, и ее приход в мрачный кабинет князя был, как всегда, более, чем кстати.
      - О чем тужите, Федор Матвеевич? - спросила Клавдия Петровна ласково; но в голосе ее чуть заметно прозвучали хорошо знакомые губернатору металлические нотки.
      - Да вот, разбираю бумаги, которых мне целый ворох притащили,- ворчливо посетовал губернатор.- Поверите ли, душенька, ни одного толкового офицера, кого можно было бы на письменный фронт посадить... Как я своего секретаря прошляпил, в столицу отпустил!
      Он откашлялся.
      - Нет, палить из пушек в случае нужды они сумеют... Но написать нужное письмо по всей форме и впопад, так, чтобы потом не было неудовольствий от наместника и из Петербурга - тут их нет. Нет, цены не было моему татарчонку!
      - А что писать надобно?
      - Всего всякого... Но более всего запросов - распиши им диспозицию, как с мятежниками воевать будешь... Ну, что здесь отвечать? Воевать будем, как получится. Эти гачаги - они как блохи, сегодня здесь - завтра там. Успел прихлопнуть - твой выигрыш, чуть под-задержался - укусит и ретируется. Вот и вся диспозиция. Да ведь такое не напишешь...
      - Не горячитесь так, мои шер. От злости кровь густеет, может удар случиться. Вену отворять придется.
      Тронутый ее заботой, губернатор улыбнулся.
      - Ну, душенька, это не беда. Кровь свою я в жизни не раз видывал, а поскольку лекарь всегда под боком...
      - Я не о том, князь. Вам не болеть сейчас пристало, а быть в полной собранности. Оттого и предупреждаю вас - не горячитесь, не суетитесь по мелочам. Вы на большее нужны.
      - Что бы я делал без тебя, дорогая,- проникновенно сказал ей супруг, и предательская влага омыла его выпуклые глаза.
      - Почему это - без меня? Мы с вами, князь, теперь неразделимы. Ваши победы - они и мои, ваши поражения - мои в первую очередь, значит - я вас не вдохновила на подвиги!
      - Горячая у тебя кровь, княгинюшка! - проговорил генерал.- Сказывается и молодость, и поколения предков - славных воинов... Помолчав, он признался:
      - Моя кровь, чувствую, стала уже остывать. Не тот я уже... Клавдия Петровна поспешила его утешить:
      -Не придавайте значения, мои шер. Выспитесь как следует - и все будет, как надо. Главное - не разрешить себе отступления. По-суворовски... Мне ли вам о том толковать!
      - Так посоветуй - что предпринять?
      - И думать нечего, все ясно. Самое главное - побывайте у этой самой Хаджар в тюрьме, или велите ее сюда доставить. Найдите способ с ней поладить - то ли улестить, то ли напугать. Только для нас сейчас это самое главное.
      - Почему?
      - Да потому, что тогда и Гачаг Наби в ваших руках. А без атамана и вся шайка разбежится.
      - А если Гачагу Наби все равно, что происходит с его смуглянкой? Может, у него уже другая?
      Княгиня посмотрела на него снисходительно.
      - Да вы уже начинаете забывать, что такое любовь, князь! Никогда он ее не покинет. Она, только она ваш главный козырь в этой игре. На нее и ставьте.
      - Разумно, милая,- согласился губернатор после некоторого раздумья.Пожалуй, я так и поступлю. Мой ангел-хранитель снова нашел способ вывести нас из тупика.
      - Сумели же вы достойно поговорить с Белобородовым и привести его в полное повиновение! - продолжала Клавдия Петровна, развивая свой несомненный успех.
      И снова генерал склонился к ее ручке, чтобы выразить свою признательность любимой жене. А она тихо вздохнула.
      Глава пятьдесят вторая
      Мы много говорили о Гачаге Наби, о его роли в народных волнениях. Но кто может сказать, какая доля души ало-оглы была поглощена идеей борьбы, а какая была попросту объята яркой и совершенно юношеской любовью к земной и прекрасной женщине? Потом - узнай мы точно, что любовь временами преобладала в его сердце и двигала его поступками - строго ли мы осудили бы Наби? Несомненно одно - когда Ало-оглы представлял себе тот прекрасный миг, в который его Хаджар покинет ворота душной тюрьмы и оденется так, словно она снова не гачаг, а нежная невеста: шелковое платье, узорный серебряный пояс, келагай, краешком которого можно прикрыть смеющиеся губы,- когда Наби представлял себе это, дыхание его становилось прерывистым и сердце готово было выпрыгнуть из груди.
      Ну какая преграда могла бы остановить его на избранном пути? Дробить скалы киркой - так дробить! И легендарный Фархад позавидовал бы его силе и выносливости в этом каторжном труде!
      Именно потому и явился Наби в хижину Карапета, чтобы вложить всю свою мощь в самое неотложное сейчас дело... Может, он и понимал, что надо искать другие пути, но бездействовать - было выше его возможностей.
      Камни так и сыпались под его рукой; после первого же удара они обвалились разом, словно бы не хотели ждать второго, еще более сокрушительного. Когда обломки породы заполнили весь подземный ход, Ало-оглы принимался таскать их к выходу, откуда уже нетрудно поднять все вывороченное из земли на поверхность. Потом он снова принимался махать киркой, и каждый его удар звонко отдавался в гулких недрах земли.
      - Неужели Хаджар не слышит меня? - думалось Наби в иные минуты.
      Самое поразительное, что и сердце Хаджар в эти мгновения билось сильнее то ли ее сверхчуткий слух действительно улавливал далекие сотрясения, то ли некие таинственные волны, идущие прямо от сердца к сердцу, заставляли ее услышать то, чего человеку обычному услышать невозможно, но она теряла покой и принималась вздыхать, как если бы ее Наби вдруг оказался здесь, совсем рядом.
      Хорошо все же, что Ало-оглы не видел ее в эти минуты. Горькое зрелище открылось бы ему - возлюбленная сидела в углу темного каменного мешка, закрыв лицо руками, и от каждого движения сотрясающегося худенького тела тихо позванивали цепи.
      Да, да, цепи! Потому что теперь, после приезда генерал-губернатора, дабы принять все меры предосторожности/ тюремщики сковали ее по рукам, и по ногам. Кроме того, у ее камеры был поставлен специальный сторож, который должен был дежурить, не отходя, днем и ночью.
      И все-таки она была не бессильна! Простим ей минутную слабость, которую никто не мог видеть. Не будем забывать, что Хаджар, хоть и гачаг, но при этом женщина! И к тому же прекрасная...
      Заслышав тайные содрогания сердца земли, Хаджар веселела, опускала руки, открывая посветлевшее лицо -: и прислушивалась. Она гордилась любовью, которая заставила Наби спуститься в темную штольню - и переживала из-за той опасности, которой он подвергал себя ради нее.
      Ей казалось, что звуки, открывшиеся ей, может услышать каждый. И поэтому, когда удары усиливались, она принималась расхаживать по своей темнице, чтобы звон цепей заглушал слабый стук кирки возлюбленного.
      А Наби в эти минуты громыхал по скалистым выступам в глубине подкопа со все возрастающей силой. Иногда ему казалось, что этот подземный путь не пройти никогда и надо бы не бросаться в эту затею с головой, а поискать иные возможности.
      - Работай, работай руками, Наби! - говорил он себе,- но и о голове своей не забывай. Ей тоже не пристало сейчас прохлаждаться без дела. Проиграть этот бой нельзя. Лучше сразу бросить под ноги врагам свою шапку, признав, что утеряна честь и доблесть, а значит, что легендарного Гачага уже нет. Есть бывший чобан Наби, который не сумел стать никем другим, только расхвастался на все окрестности и опозорил честное имя своих отцов и прадедов.
      И снова звенела его кирка, мерно взлетая и опускаясь вновь. Ах!
      Ах! Ух! Ууух!
      Пока грунт был помягче, кто только не побывал здесь, в подкопе! И Аллахверди работал, и Томас, и Гоги, и Андрей! Даже женщины, Людмила и Тамара, сделали все, что было им под силу.
      Но теперь, когда впереди почти сплошь скала - никто не мог ничего поделать. Следовательно, он, Наби, должен суметь. Ведь не продлится эта проклятая каменная складка до самой тюрьмы! Ах! Ах! Ух!
      Когда он останавливался на миг, чтобы перевести дыхание и прислушаться ему казалось, что он уже совсем у цели, что он даже слышит звон цепей, доносящийся из темницы. Ему казалось, что он уже ощущает дыхание возлюбленной, долетающее до него сквозь толщу камня!
      И если кто-нибудь скажет, что это невозможно - мы вынуждены будем согласиться, указав при этом - да, невозможно, потому что никто из нас не Гачаг Наби и не ждет нас там, впереди, прекрасная Хаджар, жаждущая освобождения!
      Он был герой - нельзя нам забывать это! Он был не такой, как все. Время возложило на его плечи безмерный груз - и он нес его достойно.
      Какой смысл в спокойной, серенькой жизни, когда не знаешь ни треволнений, ни ярких страстей? Что толку, если долго и безмятежно катятся тусклые годы, которые, проходя, никакого следа за собой не оставляют? Лучше уж недолго прожить, но так, чтобы каждый день можно было посчитать за месяц! Вот потом и прикиньте, кто прожил дольше - хилый старец с морщинистым лицом, сидящий на камне у околицы селения, опершись на старый, отполированный его руками посох или юный джигит, сброшенный с коня шальной пулей во время жаркой схватки? Вот то-то.
      Потому-то и оказался в этот момент в подкопе славный Ало-оглы, спустился в него так, что никто этого не успел заметить - ни хитрая толстушка Айкануш, недоумевавшая, куда делся случайный гость, ни Карапет, который уже снова подымал крышу утлой хижины своим богатырским храпом - словом, никто.
      Он сражался один на один со своей бедой, и никакой див не мог бы остановить его в этот решающий многое момент. Обратной дороги не было! Победить - или умереть. Не умереть - значит, победить.
      И он рубил, рубил, рубил...
      Глава пятьдесят третья
      Вот кто не мог найти себе места от злобы - это тот, кого называли "око государево". Подумать только, он, которому столько доверено - и не может попасть на прием к генерал-губернатору! Нет, за этим что-то стоит. Надо только понять, что именно.
      "Не для себя же, в конце концов я стараюсь,- думал Николай Николаевич, кривя при этом душой,- о пользе Отечества приходится думать. Выслушай генерал-губернатор того, кто умел видеть больше других - узнал бы для себя много полезного".
      Однако губернатор почему-то решительно отказывался от встречи, и неугомонный шпик продолжал нескончаемую слежку за каждым, кто казался ему подозрительным.
      Сегодня счастье, казалось, улыбнулось ему. Он углядел человека, который был очень похож на Гачага Наби! Соглядатай долго крался за ним следом, видел, как тот подошел к хижине Карапета - и вдруг исчез, словно сквозь землю провалился. Да, да, словно сквозь землю!
      Он и не подозревал, как близко подошел к истине...
      - Досадно - подумал Николай Николаевич.- Что же делать? Побеседовать по душам с женой ключника, с которой незнакомец явно о чем-то говорил?'.. Но эта женщина такая хитрая бестия, что кого хочешь обведет вокруг пальца. Нет, допросить ее стоит - но потом, а то как бы не спугнуть зверя!
      Чутье верно подсказывало шпиону - он на верном пути. А так как отсюда нет другой дороги, кроме тропки, вьющейся через дубовую рощу, то нужно устроить здесь засаду и ждать, сколько понадобится. Хоть целые сутки.
      Он устроился поудобнее и погрузился от нечего делать в свои размышления, дабы скоротать время. Хорошо, что никто не мог прочитать, что за черные мысли бродили в этот тихий час в столь изощренном и злобном проходимце!
      Всех, с кем он имел дело, Николай Николаевич считал либо бездельниками, либо предателями. Все уездное и губернское начальство таково!
      Сладко едят, вкусно пьют, ходят по дорогим коврам, позванивая своими крестами, полученными бог весть за что, поскрипывают дорогими сапожками из тонкой кожи! А он вынужден торчать здесь, в темноте, как ищейка, как безродный пес, вынюхивая и выслеживая. Хорошо еще все обошлось с этими "новыми мусульманами". Ну, посудите сами, можно ли призвать к порядку и держать в повиновении этот дикий край, если каждый - хоть губернатор, хоть уездный начальник - все заняты только тем, что ублажают собственные персоны, кто во что горазд!
      Этот старый дурень губернатор, судя по всему, видит только пышный турнюр своей жены и ни на что иное не желает обращать внимания! Влюблен, как мальчишка, старый хрыч, совсем из ума выжил. Только поглядеть, как он прогуливается по веранде дома рядом со своей благоверной - то к тонкой талии прикоснется, то локон ей поправит! Тьфу!
      И полковник Белобородое не лучше. У него, правда, свой бзик.
      Этот в либерала играть изволит. Книжки почитывает, с чиновниками душеспасительные беседы ведет.
      Совсем заелись знатные господа, прямо скажем. Утратили добрый солдатский дух, попусту время тратят, которое надо бы с умом употребить на службу государеву... Он, только он, "око государево", может сделать что-либо путное в этом разложившемся уезде!
      Затеяли, понимаете ли, игру в демократию. Норовят подластиться, поладить с местным населением, тупыми туземцами. А что с ними ладить? Они все равно добра понять не смогут! Нет, пустое дело играть в "кошки-мышки" и с местными беками, и с лихими гачагами. Ну, с этими-то все до конца ясно. Самые откровенные разбойники, какие во все века бывали. С этими должен быть вообще один разговор - за ворот и- на фонарь!
      Постепенно все более распаляясь, соглядатай уже не мог остановиться.
      - А те, кто окопался в канцелярии наместника? И в департаментах Петербурга? Они куда смотрят? Что они делают с доносами, поступающими в их секретные отделения? Неужели даже не читают? Потому что никакого толку пока от всех многочисленных сведений, которыми Николай Николаевич столь усердно снабжает этих канцелярских крыс...
      Потом мысли его вернулись к тем событиям, которые непосредственно привели его сегодня в эту дубовую рощицу. Он снова и снова припоминал, как крался вслед за незнакомцем, как тот остановился у плетня, затеяв мирную беседу с женой стражника, а потом вдруг внезапно исчез... Куда это он делся? А куда пошла эта, усатая? Небось, к мужу под бок забралась! Эх, ну и бедра у нее... В тот раз попытался ущипнуть ее на базаре ненароком - ни черта! Словно каменная!
      Ну, так что делать?
      Может, взять и ворваться в хижину, вытряхнуть мужа из постели, сесть с ним за стол, пить чачу! А потом видно будет... Может, посулив золотой или пригрозив - отнять у него жирненькую Айкануш и вкусить с ней радости?
      А что? Ну, чем "око государево" хуже, чем любой другой из тех господ, которые привыкли жить в свое удовольствие, ни в чем не встречая отказа? Действительно, ничем не хуже!
      Рассуждая так, Николай Николаевич ни на минуту не спускал глаз с хижины Карапета. Уже стемнело, когда дверь ее открылась и вышел ключник с лопатой. Он прошел на огород. Потом дверь открылась еще раз - и в дверном проеме показался силуэт Айкануш, сладко потягивающейся и с явным удовольствием наслаждающейся чистым вечерним воздухом.
      - Таинственный незнакомец как сквозь землю провалился,- повторил беззвучно шпик.- Куда же его черти унесли?
      Это исчезновение еще более насторожило опытного сыщика. Человеку обычному такое уменье исчезнуть, как бы растаяв в воздухе- совершенно ни к чему. Значит, незнакомцу приходилось и раньше скрываться. Следовательно - он не в ладах с законом. Потому можно предположить, не слишком рискуя ошибиться,- это либо сам Гачаг Наби, либо кто-нибудь из его ближайших сподвижников.
      Так или иначе - нельзя покидать этот пост. Нужно хоть сутки просидеть здесь. Не спать, не есть, не пить - только ждать. Так кот затаивается у норки, в которой исчезла ловкая мышка...
      Зато, когда он поймает Гачага - вот тогда уже конец нынешней распроклятой тревожной жизни! Конечно, ему последуют высочайшие милости. Орден повесят - и немалый. Посадят начальником уезда... А, может, и генерал-губернатором? Что ж... Если он сделал такое, что и губернатору оказалось не по силам...
      Честолюбивые мечты будоражили "око государево", согревали ему кровь.
      Между тем в комнатке Карапета ненадолго загорелся слабый желтый огонек свечи, бросая слабые блики на плетень и на служебные пристройки. Потом - и он погас. Стало совсем темно.
      - Что ж... - повторил себе шпик.- Ждать, так ждать. Это мы умеем.
      И он уселся на сухой срубленный сук.
      Глава пятьдесят четвертая
      Нельзя сказать, что Ало-оглы был таким уж беспечным. Он, естественно, понимал, что за ним следят. И слыхал не раз о самом главном сыщике, пустившемся по его следам - офицере, не знающем покоя ни днем, ни ночью. Более того - он угадал за спиной тень, когда шел сюда.
      Тогда, спрашивается, как он мог спуститься в подземный ход, который в любую минуту готов был превратиться в ловушку, в мышеловку... Ведь достаточно завалить колодец, через который единственный вход и выход!
      Что и говорить, шаг был явно неразумным - но нельзя же ждать, что влюбленный будет следовать только голосу рассудка. Есть такие силы в человеке, особенно если он в лучшей своей поре, которым ничего противопоставить невозможно. Скучал Гачаг по своей Хаджар -- вот и весь сказ... Какие вам еще нужны объяснения?
      Гачаг Наби нисколько не опасался, нисколько не раздумывал над тем, какими опасностями чреват его поступок. Он врубался в скалу, взмахивая киркой с исполинской мощью - и ему казалось, что каждое движение хоть на волос приближает его к недосягаемой любимой, и он был счастлив возможностью трудиться, стараться, исходить жарким потом.
      Однако отрезвление должно было придти - и оно пришло. Слишком велика была ответственность, которую взвалил на плечи этот неприметный на первый взгляд человек. Много чего было в том вьюке, которым он нагрузился; но самое важное, самое весомое - был долг позаботиться о своей чести.
      Наверное, Наби рожден был, чтобы сражаться. Естественно и понятно, что в тяжкие времена рождает народ таких сыновей, чей удел стать героями. Когда приходит трудный час, то должен найтись тот, кто возьмет в руки тяжелую дубинку. Ибо недаром говорят у нас - "уж раз добрались свиньи до проса, прутиком их не выгнать!" Чтобы избавить людей от невыносимого гнета, нужно меткое ружье, крепкая рука и бесстрашная душа. Все это было у славного сына Ало.
      Можно спросить, недоумевая, что такое ружье, когда идешь сражаться против пушек? Вопрос хорош, да ответ не заставит себя ждать. Пушками люди ворочают, и не генералы, а простые солдаты. Поверни в нужную сторону мысли пушкаря - пушка сама развернется как надо.
      Пусть подымаются люди, привыкшие к топору, кетменю, лопате, кирке... Пушкам придет свой черед.
      Да, да, да, такие мысли должны были придти в голову Наби, -так же, как не раз уже приходили раньше. И тогда он впервые подумал о том, как неосторожно поступил, оказавшись в полном одиночестве в шахте подкопа.
      Конечно, Карапет и его жена, усатая Айкануш, надежные люди. Кроме того, с минуты на минуту должны были подойти Томас и Аллахверди; они смогут надежно защитить выход. Однако - никто из друзей даже не догадывается, где сейчас Гачаг Наби. И именно это плохо. Поэтому - еще удар, еще, третий, пятый. Еще немного! Ух! Ух! Ах! Уф...
      - Хаджар! Красавица моя! Львица! Орлица, привыкшая бесшумно парить высоко в небе! Слышишь ли ты голос моего сердца? Угадываешь ли, что я здесь, недалеко? Тревожат ли твой неспокойный сон звоны кирки о гранит? Я иду! Иду!