Глава шестнадцатая

Марш в который уже раз перечитывал приглашение. Чай с Мередит и Квинном Девро. Четыре пополудни. Во «Дворце спокойствия».

Человек, принесший приглашение, был наряжен в ливрею отеля, он терпеливо ждал ответа.

Черт! Марш должен разузнать, что говорят в городе о вчерашнем убийстве. В утренних газетах ничего не сообщалось, однако Марш понимал, что долго длиться молчание не может. Он повернулся к служащему:

— Передай мистеру Девро, я принял предложение.

— Спасибо, сэр, — поблагодарил посыльный, направляясь к двери.

Марш подождал, пока тот скроется из виду, и вновь погрузился в чтение приглашения. Интересно, не жена ли Девро его писала? Художница, припомнил Марш. Отдает ли она себе отчет в том, кого приглашает в гости. Если бы знала — на порог бы не пустила.

Марш взглянул на карманные часы. Почти одиннадцать. Повар уже на месте. Скоро появится Хью.

В углу заворчал Винчестер, и Марш отправился на кухню за мясом для собаки. Кантон старался не выпускать пса на улицу. Город был наводнен бродячими дворнягами, и только что вышел указ, согласно которому их следовало пристреливать. А он, черт бы его подрал, начал беспокоиться за пса. Слишком уж культурным стал! Вот, на чай приглашают…

Проклятие! Он не готов к такой жизни. Еще не готов. Тем не менее мысленно Марш стал готовиться к завтрашнему визиту. Интересно, слово «чай» обозначает только то, что будет чаепитие, или ему сопутствует еще что-то? Последние двадцать лет он жил вне этих тонкостей. Чаепития, балы, беседы…

Странная печаль охватила его.

Одна из дневных газет поместила на первой странице заметку о вчерашнем убийстве. Автор напомнил читателям о вражде между хозяевами салунов и назвал Тэйлора Кантона, бизнесмена из Техаса, настоящим героем. Там же был помещен портрет Кэт. Слава Богу, его портрета не было, но автор заметки намекал на какую-то тайну, связанную с ним.

Марш скомкал и швырнул газету на пол. Единственное, что оставалось сделать заинтересованному лицу, так это связать Тэйлора Кантона с Маршем Кантоном из полузабытой газетной истории под названием «Дуэль на закате». Теперь, в связи с убийством, связь обнажилась, став почти очевидной.

Из прошлого опыта он знал, что к вечеру можно ждать еще сообщений. Лучшее, что можно придумать, это исчезнуть на некоторое время, чтобы слух умер. Его исчезновение означало дополнительные хлопоты для Хью, так как сплетни всегда увеличивают количество посетителей в салуне.

Марш выругался. Увесисто и многоэтажно. Он так и не решил, до каких пределов может простираться его доверие к управляющему, и это беспокоило Марша больше, чем хотелось бы. Почему он вообще решил, что его трюк в отношении Хью сработает?! Но что ему нравилось, так это салун.

Впервые после окончания войны он стал забывать запах смерти и начал жить по законам, которые уже плохо помнил.

Боже, как ему нравилось видеть салун, переполненный посетителями! Ему нравилось, как поет Дженни. А больше всего ему нравилось смотреть в изумрудные глаза Кэт, полные гнева и страсти. Впервые у него появилось будущее, в котором не было места смерти.

Марш все еще сидел, уставившись в смятую газету, но ему почудилось, как в зале что-то изменилось. Он обернулся и увидел, что к стойке бара направляется Каталина. Элегантная и подтянутая, она была одета в платье из зеленой тафты, гармонировавшее с зелеными изумрудами ее глаз. Внутри у Марша заныло.

— Мисс Кэт, — вежливо поприветствовал он свою конкурентку, добавив голосу лишь малую толику усмешки.

Глаза ее сияли. Марш всегда считал ее красивой женщиной, но сейчас она была неотразима.

— Я подумала, может вы продолжаете беспокоиться о самочувствии Молли…

Марш изогнул бровь, так что собеседник мог выбирать вариант ответа по собственному усмотрению: да, он беспокоится или нет, он не беспокоится, почему, к черту, он должен беспокоиться. Это поставило Каталину в затруднительное положение, чего он и добивался.

Но смущенной она не выглядела, как будто поняла уловку. В ее взгляде было больше усмешки, чем озабоченности. Такое поведение женщины сбило Марша с толку.

— Она скоро совсем поправится, и все будет хорошо.

Марш не проронил в ответ ни звука, оставаясь спокойным и неподвижным, как сфинкс. Он выжидал. Как всегда.

Знакомые теплые мурашки побежали у Кэт по позвоночнику вниз, потом поднялись вверх и замерли в самом интимном месте. Как это у него получается? Неужели это сила мужского обаяния? Или это чувство опасности, витающее вокруг? Или его опытность? Холодная отрешенность, следствие того, о чем она догадывалась, загнала страсть глубоко внутрь. Музыка, которая звучит по ночам и обнажает любовь исполнителя к прекрасному, несовместима с образом наемного убийцы.

Теперь она была уверена, что Кантон наемный убийца. Или был им. Лучезарный Люцифер! Но как ей хотелось прикоснуться к нему! И она хотела просить его об одолжении. Господи! Чего он потребует взамен?!

Чтобы не смотреть на Кантона, Каталина опустила глаза и уперлась взглядом в рисунок. Она побледнела. Кто это сделал?!

Кантон проследил за ее взглядом, потом с интересом уставился на Каталину. Вот оружие против нее. Она сама дала ему в руки меч. И знает об этом.

Каталина заставила себя успокоиться. Рисунок. Портрет. Попадется ли он на глаза кому-нибудь из ее прошлого? Так много воды утекло. Кому какое дело до нее и до проигравшегося в пух бродяги, убитого в дешевом номере второразрядной гостиницы. Каталина заставила себя поднять глаза на Кантона.

— Молли побаивается вас. Я зашла предупредить вас, чтобы вы не смутились, если будете навещать ее.

Кантон, казалось, ужаснулся. Во всяком случае он был поражен, ошеломлен.

По жилам Каталины вместо крови тек теплый мед. Патока. Она не знала точно, что вызвало такую сильную реакцию у Кантона. Но что бы это ни было, оно нарушило обычное железное самообладание, и в Кантоне значительно поубавилось сходства с падшим ангелом.

— Меня? — недоуменно переспросил он.

— Вас, — повторила она.

— Но… почему?

Кэт оглянулась. Они были в центре внимания утренних посетителей.

— Не могли бы мы поговорить наедине?

— Почему нет? — удивление исчезло, уступив место двусмысленной обольстительной ухмылке. — Единственное место, где мы можем поговорить спокойно, это моя комната.

Кэт остолбенела. Ради Молли, говорила она сама себе. Только ради Молли. А может, она лгала себе?

С рыцарской вежливостью Кантон взял ее под руку и, пока она не сообразила, что происходит, провел женщину к себе в комнату. Дворняга, которую Каталина видела уже несколько раз, сопровождала их, держась на приличном расстоянии.

— Винчестер, — обратился Кантон к собаке, — придется тебе, дружище, подождать за дверью.

— Винчестер?

— Он уродлив, как само пекло, — объяснил Кантон.

И они остались вдвоем.

Взволнованная Кэт осмотрелась. Комната выглядела еще более скромной, чем комната Тедди. Кровать. Старое бюро. Зеркало. Стульев не было. Кантон с поклоном указал на кровать.

«Нет!» — хотелось крикнуть Каталине, но она сдержалась и вежливо отказалась. В ответ он ухмыльнулся. Так ухмыляется паук, подумала Кэт, заманивая бабочку в свои сети. Что чувствует бабочка, она уже поняла. Уходи. Но тело больше не повиновалось своей хозяйке. Ни губы, ни мозг, ни ноги. Каталина Хилльярд, Ледяная Королева, погрузилась в молчание. Сражайся. Борись за себя. Ты же делала это раньше.

Кантон подошел к ней почти вплотную. Каталина почувствовала его горячее дыхание, жар его тела, который был следствием возбуждения, которое переживала и она. Женщина сделала шаг назад. Шажок. Но за ним стояло огромное волевое усилие.

— Так… насчет Молли…

— Вы о Молли? — его низкий вибрирующий голос пронизал все ее тело, превратив теплый, вязкий мед в рвущееся наружу желание.

— Она… она…

Март сделал шаг. Теперь его лицо было на уровне ее, губы приблизились к ее губам, а рука легла на ее талию обжигающим клеймом.

— Дорогая, не слишком ли много вы говорите? — прошептал он.

Каталина не успела объяснить, что еще ничего не сказала, как его губы сомкнулись на ее губах. Пока Кантон целовал ее, мир. покачиваясь, проплывал перед ее закрытыми очами. Кэт думала только о том, как бы ей не утонуть, не раствориться в океане чувств. И она отвечала на его любовь.

Может быть, она сумела бы оказать сопротивление, если бы его губы не становились все мягче, все нежнее, как в тот день, когда он возил ее «гулять» к морю. Марш целовался с закрытыми глазами. Так как он принадлежал к разряду мужчин, которые всегда начеку, Каталина решила, что в некотором смысле это признак доверия. И ей стало приятно.

Марш надавил чуть сильнее, губы ее раскрылись, и она ощутила, как осторожно и трепетно внутрь ее проник его обжигающий язык. Кантон крепко прижал ее к себе, и они вместе исполнили прелюдию любви, нежно лаская друг друга вожделеющими языками. Каталина приподнялась на цыпочки и стала гладить его непокорные волосы. Пока рука ее упражнялась с волосами, живот исполнял тантрический танец.

Марш приоткрыл глаза в изумлении от этого волшебного ощущения, и несколько секунд они были свободны от защитной поволоки. Каталина разглядела в зрачках своего партнера желание близости, предвосхищение страсти. Ее нарастание женщина чувствовала во всем: в силе его властных объятий, его губ. Неожиданно глаза его закрылись, как будто Кантон, спохватившись, испугался, что выдал нечто очень личное. Тогда и Каталина закрыла глаза, наслаждаясь моментом близости, волшебного единения двух существ, которые ничем и ни с кем не умели делиться.

Кэт и не подозревала раньше, что можно наслаждаться близостью, нет, просто приближенностью к мужчине. Болезненно-приятная истома разливалась по телу, мучительно напоминая о том, чего Каталина была лишена в жизни. Она чувствовала, что и Кантон не испытывал такого наслаждения. Мысль о физической обездоленности вызвала такое сильное чувство одиночества, что у Каталины перехватило дыхание и к глазам подступили слезы. Слезы одиночества, которые никогда не прольются. И женщина властно прижала свои губы к его, желая в удовольствии найти забвение от своих горестных дум. Кантон вздрогнул, слегка отстранился, и его губы поползли по ее лицу, задержались в уголках глаз, как будто чувствуя близкие слезы, и начали спускаться по щеке вниз. Каталина вся была как в огне.

Тело ее сотрясалось от желания, старые страхи и глухое отвращение к мужчине пропали, а Марш ласкал ее щечку и ее ушко, продолжая ублажать ее до тех пор, пока у Каталины не осталось чувств и мыслей — одно желание. Руки его, жаркие, нервные, лишенные обычной уверенности и властности, обнимая ее, казалось, настороженно ждали, когда женщина начнет вырываться, как делала это раньше. Но зачем ей было это делать, если жизнь ее зависела от их волшебной близости. Прошлого не было. Было влажное, медоточивое, сладко-запретное настоящее.

— Дорогая, — прошептал он. — Дорогая Кэт.

Звук его чистого, лишенного обычной насмешки, голоса перевернул у нее все внутри. Каталина задрожала в предчувствии неминуемого. Пробежав пальчиками по его мощной шее, она оставила на ней едва заметные следы обладания. Следы страсти.

Женщина глубоко вздохнула в обреченной на неудачу попытке восстановить душевное равновесие, успокоить разбушевавшееся и неподвластное ей тело. Марш припал к ее губам, целуя ее медленно, глубоко, чувственно. А она крепко держа его за шею, притягивала к себе, пока не ощутила сквозь одежду ритмичные удары его плоти и не услышала его стоны.

Оторвавшись от губ Кантона, Каталина подняла на него глаза. Несмотря на то, что Кантон чувствовал ее страстное ответное желание, он давал ей возможность выбора, о чем молчаливо спрашивал глазами, и она выбрала.

— Я не сделаю вам больно, — прошептал он, и Каталина удивилась, как он угадал, что она боится боли.

Пребывая в безмолвных беседах и размышлениях, они уже знали очень многое друг о друге. Впрочем, с момента первой встречи они знали друг о друге все жизненно важное.

Каталина опасалась, что чувства, переполнявшие ее, предадут ее самое, ее тело, все, во что она верила и чем жила. Самое худшее заключалось в том, что она захлебывалась нежностью к этому человеку. Ей хотелось жадно прикасаться к нему, гладить его по лицу, шее, по…

Кантон взял ее на руки и понес на постель, лаская ее тело губами. Рассудок оставил Каталину, она словно растворилась в волшебстве и таинственности его поцелуев.

Марш пытался притушить пламя, бушевавшее в паху, уменьшить грубоватую нежность, которая так долго спала где-то внутри. И он продолжал уговаривать себя: он изливается нежностью отнюдь не потому, что полюбил эту женщину. Он не может любить, он не позволит себе полюбить кого бы то ни было. Он внушал себе, что его нежное отношение к ней есть инструмент обольщения, один из путей самоизлечения от наваждения, которое не отпускало его и могло разрушить его личность.

Почему же он не верит самому себе? Он опустил глаза на Каталину, свою мучительницу, во взгляде которой читалось так много вопросов, на которые ответов у него не было. Это она вернула его к жизни, возродила его давно умершие чувства и желания. После встречи с ней солнце стало светить ярче, свежий ветер бодрил, а звезды ослепительно сверкали.

Марш ощутил невероятный душевный подъем. Душа пела! Острые иголочки удовольствия разбежались по всему телу. Каталина вопросительно улыбалась ему. Изумруды ее глаз сверкали желанием. Радость! Каким еще словом можно назвать неожиданный избыток чувств при виде выражения полного доверия, каким светилось лицо любимой женщины. Марш прижал к себе Каталину, уютно устроившуюся в его объятиях.

Он высвободил свою руку, чтобы можно было расстегнуть сзади пуговки ее платья. Он наполовину был готов к тому, что она рассердится и запротестует, но этого не случилось. Тогда он скользнул рукой под ворот платья и наткнулся на надежную защиту корсета. Его пальцы, пальцы опытного мужчины, неожиданно начали дрожать, как у нетерпеливого зеленого подростка. Да у него просто ничего не выйдет, если она будет сидеть, прижавшись к нему, без всякого смущения, с нескрываемым любопытством глядя на то, что он делает, как будто обнаружила нечто, совершенно не известное ей раньше. В глазах женщины была мягкость и снисхождение, которые Марш никогда раньше не замечал в Ледяной Королеве.

Кантон вновь почувствовал неуверенность. Что если она только глубже войдет в его жизнь? Он не может допустить этого. И она не может.

На минуту он прикрыл глаза, вспоминая, когда последний раз испытывал к кому-нибудь нежность. Очень давно. Люди, которых он любил, умерли. И он просто перестал любить. Но это чувство не имело никакого отношения к Каталине Хилльярд. Он не любил ее. Он не имел права ее любить.

Но когда Кантон снова посмотрел на женщину, сердце у него, кажется, перестало биться. У него перехватило дыхание. Он исступленно хотел ее, даже боялся прикоснуться к ней, опасаясь, что влечение станет привычной, невыносимой потребностью.

Каталина протянула руку и нежно провела пальчиком по его лицу. В этом ее прикосновении было столько зовущей силы. Он был переполнен желанием. Черт с ними, с последствиями!

На этот раз Кантон осторожно, но решительно снял с Каталины платье и углубился в распутывание шнурков на корсете. Неожиданно он почувствовал, что что-то происходит с женщиной, вызывает ее беспокойство. Может, когда-то ее грубо изнасиловали?!

Это предположение вызвало прилив нежности к бедняжке и дикую ярость к тому негодяю, который посмел причинить ей боль, который вселил страх в это прекрасное тело.

Подавляя ярость, он наклонился и мягко успокоил ее губами, едва сдерживая страсть. Каталина не отстранилась, но губы ее дрожали. Тогда Кантон вынул шпильки из ее прически, любуясь, как блестящие волосы скатились по ее обнаженным плечами и спине. Как бы хотелось Маршу знать, о чем думает эта прелестная женщина! Он слегка отстранился от нее, одной рукой поддерживая женщину, другой расстегивая на себе брюки и рубашку. Он почувствовал, как дрожит Каталина, но страха в ее глазах не было. Только ожидание. И надежда? Ему очень хотелось доставить ей удовольствие. Даже не удовольствие… нечто большее… он не мог подобрать точного слова.

А потом он понял, чего хотел. Он хотел бы услышать ее смех. Увидеть ее улыбку. Чтобы она смеялась и улыбалась вместе с ним. И для него.

Марш разделся. Каталина, не отрываясь, смотрела на него. Безмолвная. Недвижная. Марш протянул руку и погладил женщину. Вначале по плечам, потом по спине и наконец по груди. Она задрожала. Вытянув руку, Каталина нежно провела пальчиками по его грубо зарубцевавшемуся шраму. У него внутри все сладко заныло.

— Каталина, — прошептал Марш. — О Каталина.

Она улыбнулась. От этой улыбки сладкая, тянущая боль распространилась по всему телу, и горделиво поднялся мощный знак его мужского достоинства. Кантон бережно уложил ее на подушку, вытянулся рядом и принялся целовать ее грудь. У Каталины было прекрасное молодое тело, нетерпеливо и тревожно вздрагивающее. Рука его ползла от плеч до бедер и дальше — вниз. Ей совсем не нужен корсет, подумал Марш. Кантон никогда не был более осторожен, мягок и нежен, но Каталина продолжала пребывать в неестественной неподвижности. Наконец он почувствовал ответный трепет и понял, что она почти уступила его ласкам. Он понял это по неопределенным, неясным признакам, какими руководствуются все мужчины в отношении своих любимых, но он также знал, что что-то непонятное сдерживает женщину.

Черт! Он был готов убить того, кто вселил в нее боязнь.

Его неожиданная ярость дала о себе знать покалыванием в ладонях, и ему захотелось очистить свой мозг от воспоминаний, а свое тело от незримых следов прикосновений других женщин.

Кэт лежала, затаившись, чуть дыша, скованная своей слабостью. Кантон пробудил в ней желание, но она боялась, как бы оно не сменилось чувством глубокого отвращения.

Но в ней жила не только настороженность. Она переживала таинственное волшебное чувство, неведомое ей раньше. Ей хотелось прикасаться к нему, гладить его, хотелось получить от него все возможное и невозможное. Ей хотелось подарить ему наслаждение. Когда он гладил ее, обжигая своими ладонями, дрожь пробегала по ее телу. И наконец обежав все тело, горячая кровь сосредотачивалась внизу, в сакральном месте.

Марш ласкал губами ее грудь. Его язык кружил по телу и возбуждал нежную кожу. Тело ее ожило, искало и требовало его прикосновений. Рука его скользнула во влажную ложбинку между ног, порождая волны возбуждения, в которых должна была захлебнуться ее холодность, а губы приблизились к ее лицу. Каталина подалась ему навстречу. Страхов больше не было. Она желала и была желанной.

Марш слегка повернулся, и она оказалась в живой клетке. Его возбужденный орган осторожно стучался к ней. Марш боялся причинить ей боль. Он ждал, когда она сама захочет волшебной близости. Каталина чувствовала его напряжение и понимала, каких трудов стоит ему сдерживать свою страсть. Он не хотел грубо воспользоваться ею. Он опять предоставлял ей право выбора.

Раньше никто этого не делал. Каталина почувствовала, как по щекам у нее потекли слезы, впервые за много лет. Она обхватила Марша за торс, понуждая его войти глубоко внутрь ее тела, надеясь обрести в близости нечто не изведанное ею, дающее силы и надежду. Она не была уверена, сможет ли он дать ей желаемое, она даже не знала точно, чего хотела, но чувствовала всеобъемлющее и всепоглощающее желание, противостоять которому невозможно. Взглянув в лицо возлюбленной и увидев слезы, Марш хотел было отстраниться, отпустить ее, но Каталина с силой притягивала его к себе. Отвечая на его немой вопрос, она покачала головой, не в силах вымолвить ни слова от переполнявшего ее чувства признательности.

Осторожно, кончиком языка Марш стер слезы с ее лица. Женщина чувствовала его нетерпение, прекрасно понимая, чего стоила ему его сдержанность и забота о ее душевном комфорте.

Но она уже вновь рвалась к нему, пылая страстью. Она обнимала его, смело прижималась к его горячему телу.

— Вы уверены? — еще раз спросил ее Марш. Она была уверена. Наконец-то она была уверена. Каталина кивнула. Ее ликующий взгляд был прикован к прекрасному лицу ее архангела.

Марш осторожно и медленно вошел в нее. Женщина чувствовала его проникновение, но вместо обычной боли он принес ей радость и удовольствие. Утонченные сладостные ощущения переполняли ее.

Марш заставлял себя быть бережным и внимательным, хотя в паху у него жгло, как в пекле. Он разрывался от ноющей, нарастающей боли. Но Маршу хотелось в первую очередь доставить удовольствие любимой женщине. Он хотел, чтобы все было красиво. Ему хотелось навсегда смыть с лица, предназначенного улыбаться, выражение невыразимой печали.

Кэт принадлежала ему. Он собирался сделать момент воспарения прекрасным. Марш с умилением гладил Кэт по голове, по лицу, по плечам. Объединенный с ней любовью, он дождался, когда она стала отвечать на его нежность бурными ласками, и их тела, слившись воедино, исполнили священный танец любви.

Марш вошел глубоко внутрь, только когда уже не мог длить дольше свою муку. Каталина крепко обвила его спину руками. Марш слышал, как женщина тихонько постанывает от наслаждения. Ритм движений все убыстрялся. Каталина приближалась к вершине наслаждения.

Он никогда никого так не любил. Его ум и чувства были вовлечены в процесс творения радости наравне с телом, и только теперь Кантон понял, как он был обделен раньше.

— Боже мой! — благоговейно прошептал Марш, чувствуя, что Каталина выплеснула свою любовь всю без остатка. Судорога любви прокатилась по телу Марша, и вулкан его страсти извергнулся.

Кэт не могла поверить тому, что случилось. Она вдруг почувствовала себя обновленной, как бы заново рожденной. Полноценной женщиной. Марш положил ей под голову свою ладонь и покрепче прижал к себе. Он не воспользовался ею, думала Каталина, как пользовались мужчины раньше, не стал поспешно одеваться, грязно ругаясь, как это делали ее бывшие случайные партнеры. Он остался с ней. И ей хотелось, чтобы он не оставлял ее подольше. Было так приятно, когда тебя обнимают и баюкают как маленькую.

Каталина повернулась на бок и погладила шрамы на его груди, как будто собиралась принять на себя его боль, которая еще вчера была только его болью.

— Тэйлор, — прошептала женщина и подняв на него глаза, поняла, что Тэйлор — это чужое, не его имя.

Кто же он?

Сейчас ей было все равно. Сейчас он сделал ей бесценный подарок. Он подарил ей способность чувствовать. Она больше не будет думать о занятиях любовью с брезгливым отвращением. Теперь она знает, что такое парить над землей и танцевать среди мерцающих звезд.

Каталина подняла глаза на Кантона, чтобы узнать, не разочарован ли он. Он был настороже. Даже сейчас. Глаза его вопрошали. Но ей самой хотелось спрашивать, а не отвечать. Ему она не могла поведать о своей прошлой жизни, о совершенном преступлении, которое сделало ее беглянкой. Этим она не могла поделиться ни с кем.

Каталина отдала ему частичку своей души и не знала, как он ею распорядится. Она провела пальчиком по лицу Кантона, запоминая каждую морщинку. Он поймал ее палец зубами и слегка прикусил.

— Как вкусно, мисс Каталина, — прошептал он.

— Вы тоже вкусный мужчина, Кантон.

— А что же случилось с Тэйлором?

— Вы не выглядите как Тэйлор, или имя вам не подходит.

— А что же мне подходит?

— Кантон, — ответила Каталина, — просто Кантон.

Или Люцифер. Искуситель. Похититель душ.

Марш провел рукой по ее притягательному телу, и она вновь почувствовала знакомый жар. Глубокий жар. На этот раз она сразу же стала отвечать на его ласки. По всему телу началось нервное покалывание, кожа ее горела под его ладонью, лоно ныло в сладостном предвкушении, желание нарастало. Марш гладил ее, возбуждая, пока она не затрепетала в сладострастии.

На этот раз он не медлил. Кантон вошел в нее глубоко и сильно, без всяких предостережений. И Каталина отвечала ему так энергично, как требовала его страсть. Женщина умела себя вести и была свободна, ничем не скована, встречая его приближение, выгибаясь ему навстречу. Ей хотелось вобрать его целиком и остаться в его памяти навсегда.