Тут для полноты восприятия картины нужно вернуться немного назад. Из нашего повествования на некоторое время выпал вездесущий Изя. И дело было в том, что наученный личным опытом черт справедливо рассудил, что ему на передовой делать нечего.
Он идею ловушки выдал? Роли распределил? Общее руководство операцией на себя взял? Так чего же еще вы хотите от бедного черта?! Правильно, ничего. Вот и Изя не без основания решил, «во и без него молодежь справится с басурманами.
– Не буду им мешать, – с некоторым философским налетом изрек черт и удобно развалился на шикарном кожаном диване их тачанки, в самом что ни на есть глубоком тылу наших сил.
Он, конечно, слышал сквозь дрему ни с чем не сравнимый свист Соловейки, грохот камнепада, и с чувством выполненного долга и абсолютно уверенный в своих друзьях начал было проваливаться в здоровый богатырский сон, как на него упал Мотя. Ну не даются молодому Горынычу посадки, что тут делать! Правда, на этот раз то ли от усталости, то ли от напряжения трехголовый превзошел сам себя.
Мотина тушка плюхнулась на черта плотно и неотвратимо. Изя от такого поворота событий взревел нечеловеческим голосом (а каким ему еще голосом орать?) и в самых что ни на есть нецензурных выражениях потребовал немедленного удаления тела Змея максимально далеко от исходного места падения.
Немного обиженный таким прохладным приемом, Гореныш попытался взлететь, чтобы освободить трепыхавшегося под ним Изю. Но не тут-то было, когти Змея впились в кожаную отделку тачанки и завязли в ней. Тут уже пришло время завопить все тем же нечеловеческим голосом и Моте. Змей взревел словно больной бандерлог и что есть силы замахал крыльями, одновременно пытаясь освободиться от салона-люкс «нью-паджеро». Придавленный Изя, под влиянием таких действий горе-летуна, забился с удвоенной силой, сопровождая свои действия внушительным звуковым фоном.
Теперь настал черед сказать свое веское слово и лошадям. Бедные лошадки, до этого изо всех сил пытающиеся сохранить нейтралитет, были просто возмущены таким поведением седоков и понесли. Так уж получилось, что с перепугу они взяли курс прямо на готовые встретиться в смертельном бою дружины. Русские ратники в последний момент успели броситься врассыпную и освободить вполне солидную брешь для несущейся на них повозки. Хазарам повезло меньше.
Вы только представьте, что испытали несчастные степняки, когда русские полки расступились, а на них несется ЭТО. Черная повозка, вороные кони в проклепанной сбруе были еще туда-сюда, но остальное...
Вопли придавленного Изи по своему уровню уже стали приближаться к ультразвуку. К тому же, то ли от неожиданности, то ли еще от чего, Изя скинул морок и на несколько мгновений предстал перед хазарами уже во всей своей волосатой красе. Хорошо еще, что в русском войске никто такой метаморфозы не заметил.
Мотя продолжал безуспешно махать крыльями и возмущенно стрекотать, выпуская, словно паровоз, клубы пара. Ко всему прочему неутомимо работающий когтями Змей распорол кожу и наружу вырвался белый вихрь отборного пуха. Тут, видимо от напряжения, все три головы дали огненный залп, и весь этот пух молниеносно вспыхнул, добавив лишний мазок к и без того впечатляющей картине.
И вот вся эта вопящая, ржущая, пыхтящая, горящая хреновина неслась на ошалелых кочевников. Надо ли говорить, что хазары дрогнули, а когда весь этот немыслимый клубок, словно нож в масло, вошел в боевые порядки, началась паника.
Степняки бросились врассыпную, а русским витязям осталось только оставаться на безопасном расстоянии от взбесившейся повозки и аккуратно, с применением минимальной физической силы, нейтрализовать уже ничего не соображающих басурман.
А тачанка, словно ворвавшийся в чужие окопы танк, продолжала утюжить то, что еще совсем недавно было вполне внушительной силой. В конце концов на третьем или четвертом кругу Моте удалось взлететь. В этот момент над полем боя практически одновременно раздались вздохи облегчения.
Это, конечно, вздохнул полной грудью Изя, уже было попрощавшийся с белым светом. Однако с не меньшим облегчением вздохнули все три головы освободившегося Гореныша. Ничуть не меньше остальных испытали чувство облегчения и лошади, тем самым изрядно уделав и без того обиженных хазар, которые еще попадались на пути.
Так уж получилась, что обессиленные вороные остановились прямо перед оцепеневшими Солнцевским и Соловейкой. Коллеги за все это время не сдвинулись с места, и только по счастливой случайности не пострадали от того беспредела, который развязал на поле боя неугомонный Изя.
– Ну ты даешь, – только и смог выдать Солнцевский, глядя на то, что натворил его друг.
– Это я даю?! – взревел черт. – Да я сидел себе спокойненько в тылу, никого не трогал, и тут на меня свалился этот хренов воздушный ас.
Словно иллюстрация к рассказу, на всю компанию спикировал Мотя. На этот раз обошлось без эксцессов, и соответственно без жертв. Змей, не без оснований опасающийся мести злопамятного Изи, предусмотрительно спрятался за широкой спиной хозяина.
– Вот он, явился, не запылился! – продолжал бушевать Изя. – Его в поликлинику надо сдать, для опытов, истребителя трехголового! Пусть хотя бы горелкой послужит на благо науки!
Тут черт на мгновение задумался, видимо всерьез рассматривая свое предложение, а спустя секунду вся компания уже задыхалась от смеха. Конечно, сказалось и нервное напряжение, и Изины остроты. И вообще, ничто так не помогает снова почувствовать себя человеком, как здоровый, искренний смех.
Пока друзья смеялись, к ним подъехал воевода. Старый Севастьян не скрывал своего полного удовлетворения завершившейся операцией. Благодаря непредсказуемому поведению «Дружины специального назначения», потери оказались минимальны, а раненым богатырям уже была оказана первая медицинская помощь. Воеводу распирали эмоции, но оратором он никогда не был.
– Спасибо, ребята, – только и смог выжать из себя старый витязь, – молодцы!
– Рады стараться, ваше самое высокое благородие! – отрапортовали Илюха с Изей, а Мотя выпустил из ноздрей мини-фейерверк.
– Да не за что, – добавила самая скромная из команды.
Тут со стороны Киева раздался топот тысяч копыт. Мотя как-никак не зря мотался в город. Это, хоть и с небольшим опозданием, шла на выручку большая русская рать. Во главе дружины, естественно на лихом коне, мчался Берендей. Даже издалека было заметно, как не терпится князю помахать в знатной сече булатным мечом.
Однако увиденное поле недавнего боя не давало князю никакого шанса сегодня поразмяться. Разглядев, что натворила его малая дружина при помощи команды Солнцевского, Берендей даже обиделся.
– Вы что, не могли меня подождать? – тут же выдал претензии князь, как только подъехал к ним. – Ведь знаете, как я люблю хорошую драку, могли бы князя позабавить, оставить десятка три супостатов.
Всем оставалось только виновато развести руками.
– Это все они, – хмыкнул Севастьян, указывая на притихших членов мини-дружины. – Ты не серчай на них, князь. Молодые, горячие, вот и разыгрались.
И воевода спокойно, обстоятельно рассказал Берендею обо всем, что произошло за последнее время. Слушая доклад, князь то и дело бросал удивленные взгляды то на Изю, то на Солнцевского, то на Мотю. Взгляды на Любаву сопровождались обреченными вздохами. Наконец рассказ подошел к концу.
Берендей в очередной раз удовлетворенно хмыкнул и устремил свои взоры на отличившихся.
– Я в вас не ошибся, благодарю за службу!
– А материальное отражение вашей благодарности последует? – поинтересовался Изя.
– Конечно! – тут же согласился Берендей. – Решишь этот вопрос с воеводой.
Изя бросил многообещающий хищный взгляд на источник финансирования, а с лица Севастьяна мгновенно сползла улыбка.
– Вы-то как здесь? – вовремя поинтересовалась Любава. – Удалось Моте передать записку?
– Она еще спрашивает, – буркнул Берендей. – Его стража попыталась задержать, так он чуть терем не спалил, насилу успокоили.
Илюха, услышав такое, довольно потрепал по холке своего любимого Гореныша.
– Вообще-то, как только вы выступили, у меня на сердце неспокойно стало. Ну я и решил, так, на всякий случай, объявить большой сбор. Только княжеские дружины начали подтягиваться, тут и ваш Мотя завалился.
– Хорошо еще, что вы сразу нам поверили, – радостно заметила Любава.
– Ага. Не поверишь тут, – хмыкнул князь, протягивая кусок пергамента.
Записка тут же оказалась в руках Изи, и он вслух прочел:
«Наших бьют! Лихосватский скурвился, хазары развязали беспредел, срочно собирай бойцов, будем им...» Далее следовала сложная фраза, смысл которой сводился к тому, чтобы навсегда лишить все агрессивное мужское население степей возможности иметь потомство на веки вечные.
Илюха, не ожидавший, что черт прочтет вслух в общем-то лаконичное послание с таким выражением и в полном объеме, даже покраснел.
– Чудеса, да и только, – заметил Берендей. – Вроде говоришь непонятными словами, а смысл абсолютно ясен.
Очередной взрыв хохота разнесся над бывшим полем боя. А поутру, после массового опохмела, вся русская рать отправилась в Киев.
* * *
А дальше, как это и полагается в подобных случаях, был пир горой. Только сейчас Солнцевский понял, откуда пошло такое выражение. На столе действительно возвышались горы жареных кур, поросят, рыбы и прочих вкусностей. Столы в прямом смысле ломились от снеди. Медовуха, зелено винцо и самогонка лились даже не ручьями, а полноценными потоками. Тосты следовали одни за одним. Пили, естественно, за князя, за воеводу и конечно же за «Дружину специального назначения». Все члены этой мини-дружины в своих уже ставших знаменитых на весь Киев куртках сидели по правую руку от князя и сияли, словно начищенные самовары.
До стола был допущен даже Мотя. Специально для него был сооружен небольшой помост, и перед ним выставлены три внушительных тазика, наполненных всяческой едой. А за его спиной стоял специальный человек, отвечающий за то, чтобы они никогда не были пустыми. Надо ли говорить, что Мотя за первые двадцать минут пира проглотил столько еды, что Соловейка была вынуждена взять процесс питания не знающего чувства сытости Змея под свой строгий контроль. Причем исключительно для его же здоровья.
В самом разгаре веселья к Илюхе подошел Муромец.
– Слышь, Солнцевский, ты уж не держи на меня зла, кто же знал, что ты нормальным окажешься?
– Об чем базар. Да я, в общем-то, и не держу, – пожал плечами Илюха.
– Сам посуди: одежа бесовская, лицо скобленое, выражаешься странно, я, честно говоря, до последнего считал, что предатель именно ты.
– Ладно, проехали, я и сам, если честно, был о вашей троице невысокого мнения. И уж совсем не ожидал, что именно вы первыми примчитесь мне на помощь.
– Да как же иначе, мил-человек? – искренне удивился Муромец. – Все обиды, претензии, все это баловство житейское, только для мирного спокойного времени гоже али от безделья просто. А уж коли враг у ворот или просто хороший человек в беду попал, так весь этот мусор долой! Тут всем миром надо навалиться, тогда, глядишь, и сдюжим. В этот момент помогать надо друг другу, а не ворошить старые обиды. Нам иначе нельзя, на том Русь-матушка стоит.
Такая вот в сущности простая, но очень правильная жизненная позиция пришлась Солнцевскому по душе. Положа руку на сердце, Илюха всю свою жизнь старался жить по таким вот нехитрым принципам, которые озвучил только что Муромец.
– Ну что, обиды забыли? – улыбнулся во всю бороду Илья Муромец и протянул Илье Солнцевскому могучую руку.
– Забыли!
И два богатыря, один былинный, а другой, мягко говоря, современный, пожали друг другу руки.
– Золотой ты мужик, сразу видно, «заслуженный мастер спорта»! – подвел итог Муромец.
Изя, с упоением поглощающий холодец, аж подавился. Что и говорить, такая фраза из уст былинного богатыря звучала как-то странновато.
– Ты уж не побрезгуй, выпей с нами так сказать по мировой, – продолжил богатырь и кивнул головой на своих друзей, которые с нетерпением ждали результата этого разговора. – Все ребята просят.
Солнцевский был искренне рад, что нелепая вражда с тремя богатырями подошла к концу, и не заставил себя упрашивать.
– Почему бы и нет? – заявил он и встал со своего места. – Я быстро, ребята, – кинул он коллегам, и отправился с Муромцем к столу, где пировали Добрыня Никитич, Алеша Попович и все их приятели.
Изя и Любава только кивнули в ответ. Они были искренне рады за Илюху.
Богатыри встретили Солнцевского как самого дорогого гостя. Лед недоверия, сломленный в недавней сече, окончательно был растоплен огромным количеством весьма горячительных напитков. Через некоторое время мужики вообще не могли вспомнить, что именно послужило причиной их вражды.
– Классный ты парень, Илюха! – в очередной раз воскликнул Муромец своим зычным басом. – За Солнцевского!
– За Солнцевского! – подхватили сотни луженых глоток.
Туча богатырских кубков взметнулась ввысь, и в зале зазвучал милый сердцу перезвон. Илюха, человек в общем-то не тщеславный, был счастлив.
Словно в одно мгновение из дворовой команды (пусть боевой и слаженной) он перешел в высшую лигу. Все вроде то же самое, но на совершенно другом уровне. Уже не братва, а богатыри, не беспредельщики, а коварные кочевники, не разборки, а битва. Да и спасать пришлось не какого-то влипшего в неприятности подшефного бизнесмена, а целый город от неминуемой гибели. Такие изменения в жизни были Илюхе явно по душе.
Все норовили поговорить с ним, выпить или даже просто похлопать по плечу. Даже дьячок Микишка, с которым у всех членов «Дружины специального назначения» сложились весьма сложные отношения, вдруг появился рядом с ним и буркнул что-то навроде «молодец» и тут же исчез в суматохе пира. Честно говоря, даже такой, не самой многословной похвалы, Илюха от толмача никак не ожидал. Но тем дороже похвала, коли заслужил ты ее даже в глазах недруга.
Тосты в его честь звучали один за другим, время летело с поразительной быстротой. И вот, в очередной раз подняв кубок, Солнцевский поискал глазами своих друзей. К его великому удивлению, места по правую руку князя оказались пустыми.
Вначале Илюха подумал, что они последовали его примеру и пересели в другое место. Однако как он ни старался разглядеть в суете пира Изю с Соловейкой, это ему не удалось. Радостное настроение как-то само собой сошло на нет. Только сейчас Илюха заметил, что звучащие в начале пира хвалебные речи в честь всей компании, теперь уже посвящаются только ему одному.
Богатырю стало нехорошо. И дело, конечно, было не в огромном количестве выпитой сорокаградусной влаги, а в том, что Солнцевский осознал, что совершил хоть маленькое, но предательство. Ведь предательство– это совсем не обязательно переданные врагу явки и пароли, но всегда поступок. А поступил со своими друзьями он некрасиво.
Илюха постарался как можно незаметнее покинуть княжеский терем, и, принимая во внимание состояние присутствующих, это ему удалось довольно легко.
– За Солнцевского! – в очередной раз грянул зал.
Богатырь только прибавил ходу, словно стараясь как можно быстрее скрыться от всех. От князя, от пирующих, а главное, от самого себя. Хмель, еще недавно бывший абсолютным властителем Илюхиной головы, исчез как-то сам собой, так что к «Чумным палатам» старший богатырь добрался практически трезвым.
* * *
Солнцевский пересек двор, поднялся на крыльцо и осторожно потянул на себя дверь. В комнатах было достаточно темно. Только одна свеча, стоящая на столе, давала свет. За столом, напротив друг друга, сидели Изя с Любавой. Мотя, обычно видящий в это время уже свой десятый сон, на этот раз лежал в своем любимом уголочке и с тревогой следил за происходящим.
Хотя в общем-то ничего особенного не происходило. Что черт, что Соловейка просто тупо смотрели на огонек свечи и молчали. Однако, как ни странно, в воздухе не чувствовалось ни агрессии, ни обиды.
– Ребята, простите меня, – только и смог сказать искренне переживающий богатырь.
Коллеги спокойно повернули к нему головы. Глаза Любавы были, что говорится, на мокром месте, но плотно сжатые губы говорили о том, что слез сегодня точно не будет. Маска на лице Изи была непроницаемой.
– Ерунда, с кем на бывает. Главное, что ты все понял, – ответила Соловейка и вновь уставилась на огонь.
Солнцевский готов был выслушать крики, упреки, скандал, но к такой фразе он был не готов. Человек, которого все его прежние друзья считали просто стальным человеком, оказался бессилен перед тихим женским голосом.
– Я, я... – попытался что-то сказать Илюха.
– Ладно, братан, не парься, проехали, – таким же спокойным голосом добил Изя.
– Честное слово... – Солнцевский опять попытался сформулировать всю гамму чувств, которая неожиданно закипела в его душе.
– Да верю, верю, – остановил друга Изя. – Тут дело не в пире, точнее, не только в нем. Возвращаться нам пора.
Илюха не поверил своим ушам. Конечно, мысль о возвращении жгла его все это время, но в водовороте последних событий она как-то сама собой отошла на второй план.
– Так ты же не знаешь, как нам вернуться, – чуть ли не с радостью сообразил Илюха.
Вместо ответа черт положил на стол брошь Илейки Кудрявого.
– Где это ты октябрятскую звездочку откопал? – не понял богатырь.
– С помощью этой звездочки мы можем вернуться домой хоть сегодня, – немного усталым голосом ответил Изя.
– В любой момент? – переспросил Илюха.
– Да.
Столько раз с того памятного утра на пригородном шоссе Илюха думал о возвращении домой, и вот сейчас, когда возможность стала абсолютно реальной, он почему-то не ощутил радости. Ну никак это долгожданное известие не сочеталось ни с необычайно тоскливым взглядом Моти, которым он прожигал хозяина, ни с красными глазами Соловейки, ни с собственным изрядно изменившимся мироощущением.
Любава не сдержалась и почти по-детски шмыгнула носом.
– А Любава... – начал было богатырь.
– Она в курсе, я ей все рассказал.
– Все?
– Да, и про то, кто мы, и про то, откуда, – подтвердил черт. – И она тоже считает, что нам пора отправляться домой.
Солнцевский обратил взоры на Любаву:
– Ты действительно так считаешь?
Ответом послужил очередной всхлип. Илюха, совсем ошарашенный последними событиями, плюхнулся на скамью и обхватил голову руками.
– Но почему именно сейчас?!
– Потому что если ты не вернешься сейчас, то не вернешься никогда, – спокойно объяснил черт. – Ты почти слился с этим миром и скоро в нем растворишься совсем. Сейчас еще есть шанс все вернуть, если, конечно, хочешь.
Солнцевский с надеждой посмотрел на Любаву, но та продолжала молчать, время от времени хлюпая носом.
– А нельзя метнуться назад, разгрести накопившиеся дела и вернуться обратно? – начал хвататься за любую соломинку Илюха.
– Нельзя, брошь одноразовая, – отрезал черт.
Илюха заметался по комнате и, нарезав несколько кругов по горнице, вернулся на свое место.
– А давайте все вместе к нам, а? Капусты у меня навалом, дом большой. Славно заживем. Любава, как тебе такое предложение?
Та в ответ очередной раз всхлипнула. Илюха сделал еще с десяток кругов и выдал очередную версию:
– Может, поживем еще немного тут, а через полгодика вернемся?
Изя отрицательно покачал головой.
– Через месяц?
– Я возвращаюсь завтра утром. Ты со мной? – предотвратил возможную дискуссию черт.
В голове бывшего братка все встало с ног на голову. Он обессиленно опустился на лавку и тупо осмотрелся вокруг. И тут, первый раз за все это время, он понял, насколько ему стали дороги и этот город, и эти стены и трехголовый Мотя, и... шмыгающее носом создание, сидящее напротив и всем своим видом показывающее, что происходящее ее абсолютно не волнует. Да и город, как ни странно, тоже стал практически родным. Однако окончательно решиться навсегда переломить свою жизнь оказалось нестерпимо сложно.
Изе, несмотря на то, что внешне он казался спокойным, этот разговор дался очень тяжело. Там, на пиру, глядя, как поются дифирамбы его другу, черт четко понял, что пора возвращаться. Что это было, приступ ревности? Наверное, и это тоже. Но главное, конечно, было в другом.
Изя вдруг отчетливо осознал, что они достигли «точки возврата». Именно сейчас надо решать, либо возвращаться назад к привычной и комфортной жизни, либо утопить педаль газа в пол и рвануть без оглядки вперед.
Именно поэтому по возвращении в «Чумные палаты» он абсолютно честно рассказал Любаве всю правду. Соловейка стала полноправным членом команды и имела право знать все. По совести говоря, это надо было сделать давно, но каждый раз у черта не хватало мужества на этот шаг. Но теперь уже дальше тянуть было некуда.
Лично для себя он уже твердо решил, что вернется назад. Что ж, погостил во временах своей юности, пора и домой. Теперь свой выбор должны сделать остальные. Приключение закончилось, начинаются трудовые будни.
Наверное, самой несчастной в данной ситуации оказалась Соловейка. За время, проведенное вместе с Илюхой и Изей, она очень привязалась к этой странной парочке. Даже сама мысль о том, что скоро предстоит расставание, приносила ей нестерпимую боль. Как из ее жизни может исчезнуть неугомонный, суетливый, но чертовски обаятельный Изя? Старый черт стал для нее чем-то вроде острой приправы к классическому блюду под названием «Жизнь». И без него оно опять станет пресным и безвкусным. Наесться им, конечно, можно, но вот получить удовольствие сложно.
Илюха... С ним еще сложнее. Сам того не ведая, странный, короткостриженый богатырь пробудил в ее душе чувства, о существовании которых она даже не подозревала. Была ли это любовь? Кто знает. Слишком это сложное чувство, чтобы ответить на этот вопрос однозначно, а для молодой девушки и подавно.
Но одно Любава знала абсолютно точно. Солнцевский с Изей своим появлением подарили ей маленькую сказку, и если они сейчас уйдут, то сказка исчезнет и вряд ли когда-нибудь повторится. Но на решение богатыря и черта она повлиять не могла, слишком хорошо Любава узнала друзей. Решение они должны принять сами, оставалось только ждать и от напряжения кусать свои тонкие красивые губки.
Мотя, чувства которого остались за кадром, на самом деле оказался в полном смятении. Он видел, что творится в душах людей, и буквально ощущал чужую боль как свою. Эти люди стали для него семьей, а второй раз терять семью было уже не под силу. Гореныш поднялся с пола, подошел к Илюхе, положил ему на колени головы и просто посмотрел в глаза. Взор Солнцевского пересекся со взглядом шести бесконечно преданных ему глаз. Это оказалось последней каплей.
– Спасибо тебе, трехголовый, – Илюха погладил своего любимца и улыбнулся. – Знаешь, Изя, я, пожалуй, останусь.
Соловейка, сидящая до этого словно сжатая пружина, вдруг распрямилась и, презирая все условности с правилами, вместе взятые, в мгновение ока оказалась рядом с Илюхой и, пока тот не успел опомниться, подарила ему страстный поцелуй. После этого она так же ретиво отскочила в сторону и как ни в чем не бывало уселась рядом, сияя словно блин на масленой сковородке и невинно похлопывая длиннющими ресницами. Мотя также не стал скрывать радости и с упоением в три языка облизал Илюху.
– Ты серьезно? – несколько удивленным голосом поинтересовался черт.
– Абсолютно. Но только при одном условии.
– Каком? – с опаской поинтересовалась Соловейка.
– Я буду называть тебя Любавой, и никак иначе.
Любава немного посомневалась, согласиться сразу или устроить небольшой скандальчик и потом согласиться. Настроения скандалить в такой вечер не было, и был выбран первый вариант.
– Согласна. Хотя это противоречит моим жизненным принципам.
Изя, в совершенно не свойственной ему манере, напротив, оказался максимально серьезным.
– Ты уверен, что потом не пожалеешь?
Улыбка исчезла с лица Солнцевского, дело, к сожалению, было слишком серьезным.
– Не уверен, – честно признался он. – Но я абсолютно уверен, что если вернусь, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Изя тяжело вздохнул, но друга перебивать не стал.
– Знаешь, я как-то сейчас особенно ярко понял, что жил как бы не своей жизнью. Я слишком долго плыл по течению, и лишь сейчас у меня появилась возможность своими руками изменить свою судьбу. Только очутившись здесь, понял, что значит жить по-настоящему, полной грудью. Этот мир нужен мне, и, что самое приятное и неожиданное, я нужен ему.
Черт продолжал внимательно слушать друга.
– В двадцать первом веке, конечно, комфортнее: есть машины, мобильники, домашние кинотеатры. Но, по большому счету, меня там никто не ждет. Мать с отцом уже давно перебрались в Америку, братьев, сестер у меня не было, жены как таковой тоже. Так что особо никто горевать не станет. А здесь... – Солнцевский с трудом подбирал слова. – Не знаю, как сказать вернее... Здесь все какое-то настоящее, что ли.
К удивлению Солнцевского Изя так и не вставил ни словечка.
– Изя, друган, нам же тут было классно! Мы заняли пустую нишу, завертели бизнес, обзавелись сносным хозяйством, разве этого мало? Так давай останемся. Мы с тобой тут такую кашу заварим!
Черт отрицательно покачал головой:
– Я тут лишний.
– Да какой же ты лишний?! Ты же наш, мы ведь «Дружина специального назначения»! – взвился Солнцевский.
– Сам не знаю почему, но я тут чужой, – с досадой констатировал черт.
– Да ты же тут родился!
– Тем не менее. Наверное, я просто не привык работать в команде. Завтра я возвращаюсь назад, в цивилизацию.
Солнцевскому на это осталось только вздохнуть.
– Нам будет не хватать тебя.
– Мне тоже, – буркнул черт.
– Так оставайся! – уже чуть не плача взмолилась Соловейка, а Солнцевский бросил на друга взгляд, полный надежды.
– Давайте ложиться, завтра рано вставать, пресек возможную дискуссию Изя и решительной походкой отправился спать.
Его бывшим коллегам оставалось только досадливо вздохнуть. Упрямство черта было всем слишком хорошо знакомо.
* * *
Спать конечно же в эту ночь никто так и не лег. Изя с мрачным видом принялся паковать сваленный в кладовке будущий антиквариат. Естественно, ни у кого не было желания устраивать разборки из-за раздела имущества. Илюхе с Любавой только оставалось удивляться, сколько всяческого хлама за это время натаскал в дом ушлый черт.
Солнцевский достал несколько пергаментов и набросал три письма: родителям, братве и знакомому нотариусу. Любителям эпистолярного жанра он никогда не был, да и всю правду написать не представлялось никакой возможности, так что письмена оказались не шибко длинными. Мол, по не зависящим от меня обстоятельствам вынужден временно переменить свое место жительства, по возможности напишу еще.
Нотариусу письмо оказалось несколько длиннее. Илюха передавал все свои доли в солнцевском бизнесе братве, банковские счета – родителям, а наличные и недвижимость... Изе. Конечно, однорогий и без этого был достаточно богат, но Илюхе просто хотелось сделать для друга хоть что-нибудь приятное. Составленная бумага пока не имела никакой юридической силы, но Солнцевский добавил туда отдельным пунктом такое внушительное вознаграждение для самого нотариуса, что он ничуть не сомневался, что старый лис оформит все как надо.
Пока Изя собирал вещички, а Илюха занимался сочинительством, Любава с Мотей сидели тихонечко в уголочке и молча следили за происходящим. Ни Соловейке, ни Змею почему-то не хотелось сейчас привлекать к себе внимания. Главные действующие лица этой маленькой пьесы сейчас были черт и богатырь.
Когда первые петухи приступили к своему черному делу, чудо-повозка уже была доверху завалена всякой всячиной, за которую в будущем Изя рассчитывал получить солидные барыши. Пергаменты были вручены черту, и тот, не подозревая, что в них упоминается и он, спрятал их за пазухой, клятвенно заверив Илюху, что доставит весточки точно в руки адресатам.
«Дружина специального назначения» вышла во двор пока еще в полном составе. Попрощаться с Изей выбрался даже заспанный Феофан.
– Ну пока, однорогий, – проворчал домовой и крепко пожал руку черту. – Ты смотри там, не шибко озорничай в твоей Украине. Честно говоря, я так и не понял, что энто за зверь такой, ну да ладно... Может, еще разъяснишь когда-нибудь.
– Прощай, Феня, – буркнул в ответ Изя.
– До свидания, Изя. Ты самый лучший черт на свете! – только и смогла вымолвить Любава, то и дело украдкой смахивая слезы со щек.
Изя тоже с подозрительно красными глазами крепко обнял боевую подругу.
– Прощай, Любавушка, вовек твоих побудок не забуду.
Мотя, пользуясь тем, что он еще маленький, мог не сдерживать своих эмоций и уже давно ревел в шесть потоков.
– Не грусти, проглот трехголовый, – смог из себя выдавить еле сдерживавшийся черт. – Ты теперь за старшего остаешься, так что не подведи, присмотри за ними.
Мотя сквозь слезы закивал головами.
– Я тебя провожу, – предложил Солнцевский, когда к нему подошел Изя.
– Не надо, – отказался черт. – Так трудно уходить.
– Спасибо тебе.
– За что? – удивился Изя.
– За то, что ты тогда полез мне под колеса, – грустно улыбнулся бывший браток, а ныне полноправный богатырь.
– Ну тогда и тебе спасибо.
– А мне-то за что?
– За то, что ты на меня наехал.
– Это всегда пожалуйста, если понадобится еще, обращайся, наеду еще разок.
– Да, чуть не забыл! – хлопнул себя по лбу Изя. – Вот деньги.
Черт протянул Солнцевскому мешок с монетами весьма солидного размера.
– А ты? – удивился Солнцевский, в этих перипетиях забывший о казне команды.