– Очень мило. Ты и так закричишь.
      Стены снова задрожали, но на этот раз сильней, и пол начал колебаться под ногами. Я собралась, как будто оседлала волну; старалась сохранить равновесие, удерживая центр тяжести поближе к поверхности. "Он играет со мной", – заключила я, чувствуя, как дрожь постепенно затихает. Я вспомнила, как Луна охотится за насекомыми с таким же смертоносным терпением и поглощенностью.
      – Мне не нужно тебе говорить, что этот город слишком мал для нас обоих.
      – Тогда я пойду. – И я продолжила свой путь по длинному Прогону, шаг за шагом. Тульпа, где бы он ни был, казалось, склонен был отпустить меня. Пока.
      – Хоакин давно сбежал, – произнес он немного погодя. – Ну и напугала ты его. Интересно, как ты это сделала?
      – Открылась, – правдиво ответила я. Разговор это хорошо. Обычно во время разговоров не бывает кровопролития.
      – А почему бы не сделать того же для меня? – негромко предложил он, и на подул ветерок, как будто меня обмахивали веером. Невидимые пальцы касались моей маски, и я схватилась рукой за голову.
      – Сначала ты, – сказала я, хотя не была уверена, что хочу лицезреть это существо, эту сущность – определенно, не человека, – которое было моим отцом.
      – Прости, но я вынужден отказать, – раздался вежливый голос. – Я не привык к тому, чтобы мне отдавали приказы. А ты действуй, откройся.
      Это был приказ. Я не послушалась и пошла дальше.
      – Послушай, я никогда раньше не видела Тульпу, – говорила я, двигаясь вперед. Я преодолела уже футов десять, но они казались дюймом в этом длинном коридоре. – А, поняла. Все дело в бачках.
      Никакого ответа. Может, он убрался. Может, не вернется.
      Я пошла быстрей, потому что неестественная тишина была почти так же ужасна, как неестественное присутствие, но еще через пять футов флуоресцентные огни на стенах мигнули и погасли.
      А может, и нет.
      Я продолжала брести вперед в темноте. Нужно было идти, хотя я чувствовала, что на каждом шагу могу натолкнуться на что-нибудь, на кого-нибудь. Я сознательно подавляла растущий страх, не давая ему никаких зацепок. Очевидно, именно это ему нужно.
      – Глупый маленький агент Света. Ты находишься здесь и разговариваешь со мной только из моей милости.
      Иди ты. Я по-прежнему не видела этого сукина сына, но мягкая сталь в его голосе заставила меня прикусить до крови губу. Я сделала следующий шаг, чувствуя, как ускоряется пульс. Надо думать о чем-то другом, и я представила Марка и ту ярость, с какой он летал по кладбищу, бесстрашно мелькая огоньком мимо Теней. Если сосредоточу мысли на этом и на конце коридора, смогу сдержать нарастающий в груди страх. А если сделаю это, кондуит перестанет дрожать у меня в руке.
      И тут засветился мой глиф. О, боже. Приятно сознавать, что теперь я в настоящей опасности. Но по крайней мере теперь я распознаю смерть за несколько шагов.
      – Только посмотрите. Маленький ночной огонек. – В голосе Тульпы слышался смех. Глиф горел все ярче. – И это напомнило мне… как тебе спалось в последнее время, маленький Стрелец? Видела хорошие сны? Приятные воспоминания?
      Я конвульсивно стиснула зубы.
      – Я все размышляла, насколько это было мое воображение и насколько ты. Думаешь, хитро было с помощью Греты открыть мое сознание перед твоей энергией?
      Носок, пятка, носок, пятка.
      – Это была одна из моих лучших идей, – заявил он, и я представила себе, как он потирает костяшки пальцев. – А что касается остального, я просто использовал то, что уже было. Твои страхи, твое тщеславие, твои неврозы. Все они позволили мне точно определить, на какие кнопки нажимать.
      – Но Греты больше нет. И ты не можешь снова проникнуть в меня.
      Он рассмеялся, и стена задрожала.
      – Путь внутрь есть всегда.
      Снова это покалывание в шее и проникновение, и неожиданно я поняла, что он прав. Существо, созданное из энергии, которое одновременно может быть везде и нигде, не остановится на легкой физической пытке. О черт!
      – Я знаю о тебе все, – говорил он, но сейчас его голос исходил из меня, звук ударялся о мои барабанные перепонки изнутри. Мозг пульсировал, и мне показалось, что череп у меня лопается и появляется щель от носа до линии волос на лбу. Я прижала ладонь к голове и удивилась, обнаружив под рукой не трещину и кровь, а гладкую кожу… Я громко застонала в испуге – это означает, что что-то творится у меня внутри, – но продолжала, спотыкаясь, идти вперед.
      – Я помню ночь, когда кончился твой первый жизненный цикл. А когда подошел к концу второй, я послал к тебе Батча…
      – Значит, ты знал, в какой момент я его убила? – спросила я, чтобы он вновь не замолчал.
      – Конечно. Я почувствовал перемещение силы.
      На этот раз боль не ослабевала. Горячая белая линия разрезала мой череп и провела туннель по спине к ногам. Теперь я ощущала его внутри себя, его неустойчивая энергия извивалась, как черви, и размножалась, как огненные насекомые, и мне приходилось прилагать огромные усилия, чтобы не остановиться и не начать чесаться. Теперь я прошла полкоридора. И заставляла себя идти дальше.
      – Впечатляет, – произнес голос, исходящий из моего горла.
      Он был прав. Нашел еще один путь внутрь. Я запаниковала и дернулась в сторону. Стена пронзила мне руку микроскопическими иглами, и воздух заполнился запахом моей крови.
      – У-уп! Осторожней.
      – Убирайся! – Мой голос из шепота превратился в крик, я потеряла представление, откуда иду и куда. – Убирайся! Убирайся!
      – Гм-м-м, – призадумался Тульпа. Боль стихла. – Нет. Вывернув запястье – мое запястье – он сбил меня с ног, я ударилась о пол, и бесчисленные иглы не только впились в мое тело, они отрастили шипы и вонзили их в меня. Я закричала и попыталась вскочить, но не смогла. Снова упала, решив не двигаться. Я была пригвождена к полу от шеи до икр, в темноте, прорезавшейся только сиянием моего глифа, в стерильном коридоре, который медленно заполнялся моей кровью.
      – Я долго ждал тебя, Стрелец. И мое терпение вознаграждено. У меня был другой противник, как и у тебя. – В его голосе звучало сожаление. – Но я знал, всегда знал, что ты придешь. Я чувствовал тебя, как чувствуют приближение нового времени года. Чувствовал, как ты растешь в мире – в моем мире, – зреешь для этого момента.
      К этому времени у меня восстановилось дыхание; я поняла, что, если оставаться неподвижной, иглы колют не так больно. Тульпа больше не вещал через меня. Голос его доносился словно из микрофонов: надо мной, подо мной, по сторонам и даже с моей макушки… как будто он стоял там. Я догадывалась, что он больше любит физические мучения, чем мне показалось вначале, но по крайней мере теперь я могла думать без него в голове. Могла снова дышать. Выхода из сложившейся ситуации я не видела, зато обнаружила ошибку в его словах. И сказала ему об этом.
      – Ты не знал.
      Черви снова задергались. Мягкое вещество в голове закружилось.
      – Я знал, когда ты вошла в это здание. В эту жизнь. В этот проклятый мир!
      – Нет. – Я рассмеялась, хотя шипы впились мне в шею. – Не знал.
      Должно быть, он ощутил искренность моего отрицания, потому что пол задрожал и погасшие лампы задребезжали в своих гнездах. Я догадалась, что он не может одновременно находиться в двух местах. Он либо размещается во мне, либо манипулирует окружением, но делать сразу и то и другое не может. Даже воображаемые существа имеют ограничения. Полезная информация.
      – Я точно знаю, где ты! Ты пахнешь сладкой пустынной мятой и соком кактуса, горящими розами и свежесмолотой гвоздикой.
      Я поморщилась: каждый шип выпустил из меня еще немного крови.
      – Это мои духи, – заявила я, стискивая зубы. – Их можно купить в "Мэйсиз" .
      – И острый язычок. Только еще один человек обладает всем этим.
      Не спрашивайте, почему я это сделала. Может, потому, что сарказм, за который меня всегда бранил Ксавье, был моей единственной защитой. Казалось, он действует на это холодное, отлично себя контролирующее существо, которое ничего не боится. Поэтому я негромким голосом всадила в него свой шип. Решила, что все равно умирать.
      – О, и ты и ее хорошо знал, верно?
      Иглы неожиданно исчезли, их вырвали из моей плоти. Пол наклонился, я взвизгнула, и меня швырнуло на стену. На этот раз я смогла освободиться и быстро встала на четвереньки. Схватила кондуит, различимый в свете моего глифа, но сделала это слишком поспешно, споткнулась и снова удалилась о стену. С ватной головой я выпрямилась и пошла.
      – Ты так хорошо ее знал, что она дважды проникла в твою организацию, а ты ничего не заподозрил.
      Впереди и сзади по коридору начали взрываться лампы. Осколки стекла падали мне на голову. Я пригнулась и сосредоточилась на движении. Я свободна и, что бы ни произошло, должна идти вперед.
      – Я спал с твоей матерью!
      – Эх вы, мужчины, – произнесла я в наступившей тишине. – Не понимаю, почему вы всегда считаете, что это дает вам какие-то преимущества, какую-то власть. Давай будем честны, ладно? Только между тобой и мной. Моя мать? Да это она спала с тобой.
      Вокруг меня завертелся вихрь, такой сильный, что высосал воздух у меня изо рта, горла, легких. Глаза даже под маской приклеились изнутри к векам, и я почувствовала, как сердце в груди скачет, как испуганный воробей. Потом вихрь начал стихать. Печень и легкие горели. Во рту как будто возник вакуум. Из горла вырывался странный звук, как от рвущейся бумаги. Подобно младенцу в чреве, я забыла, как дышать.
      Центр вихря переместился, и меня понесло по Прогону. Я головой приложилась о стену и упала, на спине лопались пузыри. В каждом позвонке пылала боль, слышалось гудение. Это могли гудеть уцелевшие лампы, если бы загорелись, но я так не думала. Ветер пришел снова, на этот раз из моего черепа, но сейчас внутри меня никого не было. "Может быть, – тупо подумала я, – это звук, который производят мягкие ткани, разрываемые новыми трещинами". Кровь заполнила рот, я подавилась ею, язык вывалился, и меня вырвало.
      Ветер неожиданно стих, словно повернули выключатель. Прогон в тусклом свете казался пещерой. Тишина оглушала.
      Обычно проходит какой-то период, прежде чем начинают ощущаться раны. Адреналин и шок от того, что остался жив, временно притупляет чувства. Но не на этот раз. Руки и ноги у меня тряслись, внутренности словно вывернули наизнанку, и я была уверена, что у меня от удара о стену вывихнуто правое плечо. Я закашлялась, изо рта снова ударила кровь фонтаном, как у мраморной античной статуи на красочной торговой площади где-нибудь в Европе. Почему-то от этой мысли я захихикала. Кровь забулькала в носу, и я засмеялась еще сильней.
      – Кто ты? – Слова звучали как-то неуверенно. Я с удивлением заметила, что у Тульпы дрожит голос. Подняв голову, я подумала об этом… и с новым приступом кашля поняла, что, по его мнению, я уже должна была умереть. Это был его прощальный выстрел, и дьявольски хороший выстрел… но только я выжила.
      Я открыла рот, но не могла перестать смеяться. Смех и кровь влажными сгустками вылетали у меня изо рта, горячий металл на время лишил меня дара речи.
      – А вот это… это тебе следовало знать, – наконец смогла я произнести, вытирая слезы с глаз, чувствуя повсюду липкую влагу. Я выплюнула большой сгусток на чистый пол и посмотрела на потолок. Вероятно, большая потеря крови сделала меня слегка тронутой, но я решила, что могу оставить за собой последнее слово. Какого дьявола? Если это событие должно быть записано в истории Света и Тени, я хотела уйти великолепным, пусть и кровавым способом. – В конце концов ведь это ты создал меня.
      Мертвая тишина.
      "Так оно и есть, – поняла я. – Он создал меня, и это снова спасло мне жизнь. Он был так настроен на уничтожение своей противоположности, своего врага, что не понял, что враг его собственной крови. Так что, возможно, я и не умру".
      – Интересно, правда? – Я неуверенно подняла одну руку, второй держась за стену, чтобы оставаться в стоячем положении. Не обращала внимания на красные отпечатки, которые я оставляла на стене, украшая ее причудливым кровавым узором, потому что определенно чувствовала себя лучше. Более здоровой. Гораздо более сильной. – Интересно, что происходит, когда творение становится Творцом. Когда ты не просто Тульпа, а отец? А что дальше?
      Было так тихо, что я могла бы подумать, будто он ушел. Почти.
      – В чем дело, папочка? – прошептала я, зная, что он слышит меня так же отчетливо, как если бы я кричала на всю "Валгаллу". Я наклонилась, меня тошнило, но я стояла. – Язык прикусил?
      – Кайрос! Первый знак Зодиака?.. Не может быть!
      – Не может? Ты говоришь, что я пахну, как она, но на кого это еще похоже?
      Но это правильно. Агент не может ощущать собственный запах. Оказывается, даже Тульпа не может.
      Я снова двинулась к далекому выходу и, продолжая спотыкаться, ощущала, как растет его смятение.
      – Ты послал Тень за собственной дочерью, – сказала я, помогая ему разобраться. – Приказал изнасиловать, избить и убить, когда мне было всего пятнадцать лет. Пятнадцать! И я бы умерла. Если бы не была твоей дочерью. – Я распрямилась. – Ты не испытывал те мгновения, до того как я превратилась в груду костей и крови на земле. – Голос мой стал сильней. Я поняла, что он не сможет убить меня, пока не решится убить часть самого себя… но эту маленькую тайну я не собиралась ему раскрывать. – Ты считаешь себя всеведущим. Сидишь, как бог, в своей башне, совершая свое правосудие и посылая разрушения, как тебе вздумается. Выслеживаешь агентов Света, стремясь уничтожить их и этот город. Но ты не всеведущ. Ты не всесилен, хотя и вездесущ.
      К этому времени я была в десяти футах от двери и шла почти нормальным шагом. Моя рука уже легла за дверь, когда я услышала сзади голос.
      – Подожди!
      Сила ворвалась в меня вместе с этим словом; она массировала мои органы, и раны мои мгновенно исцелились. Плечо без труда встало на место, синяки исчезли. Теперь я понимала, как личность – или неличность – способна привыкнуть к такой силе.
      – По крайней мере покажи мне свое лицо.
      Я не сняла маску.
      – Посмотри в зеркало.
      Он попытался еще раз.
      – Ты обратила внимание, как я легко могу тебя излечить?
      Я улыбнулась.
      – Я бы все равно выздоровела.
      – Но я могу сделать больше. Присоединись ко мне, я дам тебе больше. Я колебалась.
      – Больше чего? Силы, денег, статуса?
      – Я могу дать все. Сделать все. Но взамен…
      – Мою душу, верно? – с усмешкой спросила я. – Хочешь, чтобы я присоединилась к Тени, оставив Свет?
      – Это было предсказано! – торжественно изрек он.
      – Точно как в "Звездных войнах".
      – Ну давай поговорим, – торопливо произнес он.
      У него не только нет лица, нет и бесстрастной маски. Но ум есть.
      – Давай договоримся. Скажи мне твое самое горячее желание, и я докажу, что могу все.
      – Хорошо, – согласилась я, и в коридоре стало тихо. Тульпа словно затаил дыхание. – Я хочу, чтобы ко мне вернулись мать, сестра и моя невинность. Я хочу возвратить свою жизнь.
      С тяжелым вздохом у моего лица засвистел ветер. Мы оба знали, что он не в состоянии это совершить.
      – Я могу дать тебе новую жизнь, лучшую. Ты займешь высокое место в моей организации.
      Я сдула липкий клок волос с лица и покачала головой.
      – Нет, папа. Мне нравилась моя жизнь, и знаешь что я сделаю? Я верну ее себе сама.
      Я дошла до двери. Надавила, и она легко открылась. Полуобернувшись, я посмотрела на Прогон, полосу окровавленного и изорванного линолеума, по которой прошла, каким-то образом оставшись живой.
      – В следующий раз – а он точно будет, – я убью Хоакина.
      – Можешь попытаться. – Голос его снова звучал низко и собранно, но дрожал от возбуждения – думаю, Тульпа много лет такого не испытывал, – и я подняла подбородок, радуясь, что к этому причастна.
      – Но на этом я не остановлюсь. – Я помолчала в ожидании реакции, но ее не было. Тульпа теперь снисходительно относился ко мне, зная, что я его дочь, И Свет и Тень. Кайрос. – Я собираюсь тренироваться, сражаться, изучать нашу мифологию, пока не найду способ уничтожить весь Теневой Зодиак. Я собираюсь взять в свои руки город и собственную жизнь. А потом…
      Легкое колебание, звуки дыхания.
      – Что потом?
      – Потом я приду за тобой. – Я распахнула дверь, и последовавший затем порыв, который ее захлопнул, не был смертельным, он должен был только шокировать. Но не сделал даже этого.
      "Он бьет лишь для видимости", – подумала я с улыбкой. И это все, что мне сейчас необходимо знать.
      – Пока, папуля, – сказала я и вышла из Прогона и "Валгаллы". В новый день. В утро. В Свет.
      Хантер стоял на Бульваре, поджидая, пока я умоюсь в большом красивом фонтане у главного входа в отель. Ванесса, несмотря на запрет Хантера, направилась за нами, и он передал ей Уоррена. Теперь они, вероятно, где-нибудь в безопасном месте, где до вечера, до времени перехода, их никто не обнаружит.
      Я не чувствовала поблизости никого: ни из Света, ни из Тени, и после того как Хантер в очередной раз заверил меня, что камеры службы безопасности сюда не достигают, я сняла с головы щит и протянула ему. Провела пальцами по влажным волосам.
      – Хоакин ушел, – произнес он. – Мне жаль.
      Я подняла лицо к небу, глубоко вдохнула утренний воздух.
      – Все в порядке. Я его найду. Я запомнила его запах.
      – И наоборот, – напомнил он, когда мы двинулись прочь от отеля.
      Я пожала плечами, ощущая в правом остаточную боль. – Конечно. В следующий раз я буду настороже.
      – Да. – Это прозвучало почти нежно. – Я верю в это.
      Я оглянулась на человека, который так верен долгу, что готов был ради него принести себя в жертву. Его внешность не изменилась, но теперь, когда мы разделили ауреоль и попробовали душу друг друга, я видела его в другом свете. Я поняла, что его целеустремленность – реакция на страх, как и его пугающее самообладание. И хотя я не могла представить, чего может бояться такой человек, как Хантер, я по крайней мере знала, какие чувства он испытывает под своим внешне рассчитанным фасадом. Может, со временем разберусь получше.
      – Прости за то, что ударила, – сказала я немного погодя.
      – Ты извинилась перед тем как ударить, не помнишь? – ответил он. И потер голову. Опухоль, однако, уже спала, так что я не чувствовала угрызений совести. – Ты, наверно, рассчитывала, что кто-нибудь из работников отеля найдет меня без памяти у лифта, прежде чем ты появишься, верно?
      – Таков был план, – подтвердила я.
      – Плохой план.
      Откуда мне было знать, что он уже позаботился о кассетах с записями службы наблюдения?
      – Ну, я не могла тебе позволить отдать жизнь ради меня. К тому же нам по-прежнему нужен кто-нибудь внутри. – Я помолчала. – Этого хотела бы моя мать.
      Но мы оба знали, что я делала это не ради матери.
      – Что ж. – Он переступил с ноги на ногу. Впервые за все время нашего знакомства он выглядел смущенным. Не вполне уверенным в своем великолепном обличий. – Спасибо.
      Я осмотрела улицу, улыбаясь про себя, и негромко спросила:
      – Как зовут твою дочь?
      – Лола, – ответил он так же негромко.
      У меня было ощущение, что он редко говорил о ней.
      – А, так вот кто такая Лола. – По какой-то причине я решила, что Лола, о которой он упомянул в зале для тренировок, – та, о которой никто не знал, – была его возлюбленной.
      – А твою?.
      Я взглянула на него. Утреннее солнце, светящее в спину, превратило его волосы в светлый ореол, и Хантер выглядел почти святым.
      – У меня нет дочери.
      – Есть.
      Я покачала головой.
      – Нет. Я…
      Он прервал мои возражения одной короткой фразой:
      – У нас наследственность передается по женской линии. Кровь отхлынула от ног, у меня вырвался вздох.
      – О черт!
      У меня родилась девочка. Сейчас она в своем первом жизненном цикле,
      – Черт, – повторила я.
      – Не волнуйся об этом. Мы выясним…
      В панике я покачала головой, сильней и сильней.
      – Никто не может узнать. Никто не знает! И ты тоже…
      – Ш-ш-ш. – Хантер положил руку мне на плечо, и я замолчала. – Я сказал: мы выясним…
      Я кивнула, глядя себе под ноги. Он прав. Есть еще время. Я решу, что делать, – Хантер мне поможет, – и найду возможность сохранить тайну. Я оглянулась на него, снова кивнула, и когда он улыбнулся мне в ответ, я как будто увидела его впервые. Из узла волос выбилась тонкая прядь, и я немного погодя протянула руку и поправила ее. Я не забыла мягкость его губ, как они поддавались моим губам; прониклась воспоминаниями – частью этого яростного, сложного человека. Воспоминаниями, которые теперь стали и моими.
      – Еще раз спасибо. – Он накрыл мою руку своей.
      – Не стоит.
      – И больше так не делай.
      – А нельзя ли вернуться к части "спасибо"?
      Мы оба улыбнулись, смирившись с тем, что делает жизнь. Мы походили на кошек, купающихся в утреннем свете, наслаждаясь свежестью дня, проверяя состояние тела и конечностей; каждый из нас искренне удивлялся тому, что еще жив, и от этого кружилась голова.
      В таком состоянии нас нашел Бен Трейна. Потягивающихся, улыбающихся, счастливых. Я мгновенно протрезвела, увидев его.
      – Что ты здесь делаешь?
      – А где твое "здравствуй"? – поинтересовался Бен. Выглядел он лучше, чем когда я встретила его в прошлый раз. По-прежнему очень худой, но теперь не в отчаянии, и глаза не дикие. Я попыталась прочесть его ауру, но слишком устала от того, что испытала в Прогоне, и видела только Бена.
      – Здравствуй, – сказала я. – Что ты здесь делаешь?
      Голос мой прозвучал слишком резко, вопрос неуместный, но Бен, на мой вкус, находился слишком близко к "Валгалле" и ее все еще свежим ужасам. И определенно слишком близко ко мне. Я попыталась подавить эмоции, изменить выражение лица, прежде чем что-нибудь просочится.
      – Вы, должно быть, Бен? – Хантер бросил на меня проницательный взгляд.
      – Верно, – промолвил он чуть погодя. – Трейна.
      – Хантер. Лоренцо.
      Они обменялись вежливым рукопожатием. Хантер глубоко вдохнул. Я предупреждающе кашлянула, что его только позабавило.
      – Отвечая на твой вопрос, – произнес Бен, снопа поворачиваясь ко мне. – Я слышал сообщения о странных происшествиях здесь сегодня утром, какой-то взрыв и ни ч го-то подобное. И решил полюбопытствовать.
      – Значит, снова в полиции?
      Он отрицательно качнул головой – один резкий рывок.
      – Один из парней мне позвонил. Он в курсе, что я уже несколько месяцев… интересуюсь этим местом.
      Значит, он по-прежнему расследует мою смерть. Ищет ответа, хотя не может даже правильно задать вопросы. Я не знала, быть ли встревоженной или благодарной.
      – Во всяком случае не хочу вас задерживать, ребята. Вы, очевидно, всю ночь не спали. Были на концерте или еще где-нибудь?
      – Еще где-нибудь, – улыбнулся Хантер.
      Бен с отсутствующим видом кивнул и наклонился, чтобы вежливо поцеловать меня в щеку.
      – Оливия.
      В воздухе затрещало, между нами проскочила искра. Я покачала головой.
      – Фью! Слишком много статического электричества. Должно быть, действительно где-то здесь произошел взрыв.
      – Да. – Бен схватился за лицо и попятился, нахмурившись. – Ну, пока.
      Я прикусила губу, глядя ему вслед.
      – Статическое электричество? – осведомился немного погодя Хантер. Я улыбнулась, чего он и добивался. – Скорее химия, я бы сказал.
      – Просто порожденная прикосновением ностальгия. – Я отвернулась. – Майках объяснил мне это. С запахом Бена связаны приятные воспоминания, и моя лимфатическая система реагирует на них. Вот и все.
      – У-гм.
      – Это так. – Я посмотрел ему в глаза. – Химию Бен Трейна ощущал только с моей сестрой. С Джоанной.
      Хантер отвел взгляд, его лицо оставалось непроницаемым.
      – Что ж. Она, должно быть, тоже была настоящей женщиной.
      Я кивком приняла этот комплимент и его молчаливое согласие хранить мою тайну.
      – Да, была.
      Мы снова двинулись, и Хантер удивил меня, обняв за плечи и прижав к себе.
      – Идем, Оливия Арчер. Похоже, мы проживем еще день, борясь с преступностью.
      – У-у-уп!
      Я склонила голову ему на плечо и позволила увести себя подальше от Зала Богов, пошла за ним в свежий воздух рассвета, а город сверкал вокруг той же надеждой, с какой он просыпается каждое утро. Мы прошли по "Полосе", миновали "Тропикану" и "Фламинго", "Спринг Маунтин" и "Сэндз", "Сахару" и "Чарльстон", направляясь туда, где лежат кости старого города. Я приветствовала льющийся с неба свет, купалась в прохладном воздухе и радовалась теплой руке Хантера и его успокаивающему присутствию. Я была счастлива оказаться здесь. Быть живой. Быть Оливией,
      Счастлива, хотя все еще чувствовала, как горячий взгляд Бена прожигает мне спину.

30