Источники давления будут в этой модели рассматривать Украину как дешевый источник неоприходованных ресурсов, прежде всего человеческих. Утилизация этих ресурсов может проводиться экономико-дипломатическими методами – при слабой Украине, либо силовыми методами, если к власти в республике законным путем или через механизм переворота придет сильный лидер правой ориентации. В любом случае страна станет «местностью-перекрестком» в терминологии Сунь-цзы, иными словами – полем столкновения сил.
Поскольку любая задача стратегии принципиально разрешима, Украина может избежать этих сценариев, сделав несколько трудно вычисляемых (и еще более трудно осуществимых) политических ходов.
Прежде всего руководство республики должно понять, что в сегодняшнем мире есть только одна страна, заинтересованная в существовании Украины. Речь, разумеется, идет о России. Все три сценария, приведенные выше, крайне неблагоприятны для Киева, но и Москву они тоже никак не устраивают, поскольку подразумевают создание перманентного очага нестабильности вблизи русских границ. Кроме того, в ряде вариантов России придется оказывать срочную помощь если не самой Украине, то ее русскоязычному населению, а в наиболее неблагоприятном случае – брать на баланс все то, что останется от страны.
Тем самым вырисовывается возможность взаимопонимания между «великими славянскими державами». Здесь необходимо учесть, что для России предпочтительнее сильная независимая Украина, даже если она будет проявлять враждебность[103], нежели союзное, но умирающее государство.
Вторым благоприятным для Украины обстоятельством является глобализация, иначе говоря, переход от политики стран к политике регионов. Республика, по всей видимости, не сможет выжить, как страна. Но она способна существовать как структурообразующий центр восточноевропейского региона.
Сразу же скажем, что Украина не сможет присоединиться к исламскому глобальному проекту в связи со структурой ее экономики, а к проекту Китая вследствие крайне низкой транспортной связности с Поднебесной. В проект Единой Европы Украину, как и Россию, никто не приглашает. И не пригласит.
При этом украинская стратегия может строиться или на создании собственного глобального проекта, для которого не видно никаких предпосылок, либо – на подключении к той программе развития, которая сейчас создается в России. И если Россия считает возможным взять на себя функции цивилизации-переводчика, связывающей в когнитивное единство все три мировые цивилизации, то Украина может занять в этом проекте значимую нишу культуры-переводчика, использующей в качестве источника развития противоречие между западным и восточным христианством.
В рамках этой модели целью украинской внешней политики должно стать создание сильного восточноевропейского регионального блока, ядро которого образуют Польша и Украина. Но, Киев должен резко сменить авторитеты, отказавшись как от ориентации на США, так и от оглядки на Россию. Заметим здесь, что, несмотря на тяготение Польши к НАТО, Украине следует оставаться нейтральной: ее ценность как элемента регионального строительства заключается именно в ее нейтральности.
Украина остается «местностью-перекрестком», меняется лишь ее состояние: из объекта международной политики она превращается в субъекта, пусть слабейшего и зависимого, но субъекта региональной политики.
Одной из необходимых в этой связи мер является изменение образовательных программ. Понятно, что выбросить из школьного курса украинский язык невозможно, но необходимо трезво смотреть на вещи: в эпоху регионализации этот язык жителям страны не понадобится. Зато им (во всяком случае, элитам) будет необходимо знать польский и русский.
Далее, школьную программу следует насытить социокультурными материалами. Речь идет прежде всего об обязательном знакомстве с догматами католицизма и православия, о понимании соотношения этих великих культур.
Дальнейшая политика должна быть направлена на расширение регионального блока и углубление связей внутри него. Естественными союзниками польско-украинского проекта являются Словакия, Румыния, Венгрия. Возникающая структура будет обладать сильным интегрирующим воздействием и может привлечь к себе некоторые осколки Югославской Федерации.
Комплементарные цели России и Украины будут достигнуты, если восточноевропейское региональное объединение достигнет связности ЕС (кстати, довольно низкой) и станет некой альтернативой Евросоюза. Со своей стороны Россия должна будет завершить к этому моменту свой региональный проект – Южный коридор, реализация которого, разумеется, тоже столкнется со значительными трудностями.
По ходу политической игры Украине придется пожертвовать Крымом, связность которого с восточноевропейским блоком еще меньше, нежели с самой Украиной, и переориентировать свое законодательство (в областях авторского права, прав человека и корпоративных прав) на создающийся сейчас русский формат. Кроме того, придется, хотя и в скрытой форме, проводить непопулярную политику снижения социальных расходов. Проще всего использовать для этих целей инфляцию, которая все равно будет.
Украине следует в демонстративной форме отказаться от участия в Киотском протоколе, возобновить работу Чернобыльской АЭС в полном объеме и, в идеале, начать строительство еще одной-двух крупных атомных электростанций.
Предложенная стратегия подразумевает автократическую (бонапартистскую, абсолютистскую – нужное подчеркнуть) внутреннюю политику. Иначе говоря, центральная власть должна поддерживать равновесие между правыми и левыми, между националистами и интеграционистами, между православными и католиками, причем достигается это равновесие не столько компромиссами, сколько силовым давлением на противоборствующие стороны. Такая политика потребует создания принципиальной новой техники взаимодействия исполнительной и законодательной ветвей власти.
Жесткость внутренней политики должна сочетаться с максимальным либерализмом: свобода совести, свобода языка, свобода печати и т. п. вплоть до свободы легких наркотиков. И, само собой разумеется (это не шутка!), Черноморск должен получить статус «вольного города».
Понятно, что описать такую стратегию гораздо проще, нежели провести ее в жизнь – особенно имея «под рукой» столь странный конструкт, как украинское государство. Но каждой стране играть приходится только теми картами, которые ей сдали.
ПРИМЕРНЫЕ ПАРТИИ (10)
Стратегия за Белоруссию, или рыночная цена независмости
Республика Беларусь – может быть, самое странное из политических образований, возникших на руинах Советского Союза. За более чем тысячелетнюю историю белорусского народа (первое упоминание города Полоцка в летописях относится к 862 году) независимое национальное государство просуществовало только девять месяцев – с 25 марта 1918 года по 1 января 1919 года. Заметим, что в течение этих 282 «дней свободы» большая часть страны была оккупирована кайзеровскими войсками и реальное административное управление территории Белоруссии находилось в руках немецкой военной администрации.
Отсутствие реального опыта государственности не помешало Верховному Совету Республики Беларусь принять 27 июля 1990 года Декларацию о суверенитете и начать строительство новой территориально-административной системы. Очень быстро выяснилось, что никаких ресурсов для такого строительства на территории Белоруссии нет.
Из всех известных человечеству полезных ископаемых в пределах «белорусского балкона» встречаются поваренная и калийная соль, а также торф. Торфа много: на территории страны располагаются 9000 болот[104], но экспортным потенциалом этот ресурс не обладает. Даже если недавно созданная технология «коксования» торфа имеет какие-то экономические перспективы (а это более чем сомнительно), «продвинуть» белорусское сырье на мировой рынок не удастся, поскольку единственным возможным покупателем этого товара является Россия, которая сама владеет промышленными запасами торфа.
Белоруссия – равнинная страна. Перепад высот между Дзержинским холмом в Минской области и долиной Немана составляет менее 250 метров. Таким образом, несмотря на большое количество рек, Белоруссия практически лишена гидроэнергии.
Из общей площади в 20,7 млн. гектаров только 6,2 млн. гектаров относится к пахотным землям и 3,1 млн. – к иным сельскохозяйственным угодьям[105]. В Белоруссии развито мясное и молочное животноводство, выращивается лен, картофель, сахарная свекла, зерно. Однако сельское хозяйство соседей Белоруссии более товарно. Белорусская сахарная свекла не может конкурировать с украинской, продукция молокозаводов уступает по объему и ассортименту прибалтийской. Значение белорусского агропромышленного комплекса, таким образом, ограничивается местными рамками.
В свое время Советский Союз вложил огромные средства в развитие белорусского машиностроения. Руководителям Беларуси в отличие от лидеров Прибалтийских государств хватило здравого смысла сохранить это наследие. Они даже сумели приумножить его, своевременно вложив средства в модернизацию технологических линий.
Белоруссия производит автомобили, телевизоры, подшипники, станки, выпускает ряд уникальных электротехнических изделий. Однако белорусское машиностроение создавалось как элемент общесоюзной экономики и сохранило все ее «родовые признаки». Оно принципиально незамкнуто. Иными словами, оно не только требует дешевого сырья, но и ориентировано на единственный рынок сбыта.
Эта экономическая реалия (незамкнутость экономики относительно сырья, энергоносителей и рынков сбыта) обусловила всю социальную эволюцию Республики Беларусь. Обретя независимость, Белоруссия оказалась перед выбором: пойти по пути Латвии и полностью демонтировать советские индустриальные производства либо, напротив, всячески поддерживать промышленный потенциал, тем самым сохраняя на территории своей страны Советский Союз. Первое решение во всех вариантах приводило Минск к полной экономической катастрофе, тем более что в отличие от Прибалтийских Республик Беларусь не могла рассчитывать на серьезные западные инвестиции. Альтернативный выбор был меньшим злом, но, как будет показано ниже, он поставил под сомнение необходимость белорусской государственности.
Дальнейшие события развивались форсированно. Советская экономика (скажем осторожнее, «многоукладная экономика со значительными пережитками социализма») подразумевала жесткое валютное и финансовое регулирование, государственный контроль над жизненно важными областями производства, патерналистскую социальную политику. Эта система могла быть реализована только при авторитарном управлении, опирающемся на информационную блокаду. Последнее означало непременный конфликт власти с либеральной интеллигенцией, а в перспективе ухудшение отношений с США и ЕС и дипломатическую изоляцию страны. Данное обстоятельство – с учетом того, что все промышленное производство Беларуси было изначально замкнуто на российских потребителей, – привело к созданию Союзного государства. Все эти ходы правительства А. Лукашенко вынужденные, и обвинять президента РБ в «фашистских взглядах» – значит не понимать всей сложности ситуации, в которой перманентно находилась республика.
Но точно так же бессмысленно искать в действиях руководства республики какую-то стратегию. Даже в сравнении с Украиной бросается в глаза отсутствие целеполагания у правительства А. Лукашенко. Вся история белорусской государственности в 1990—2002 годах – одна сплошная тактика.
Отсутствие стратегической «рамки» привело республику в экономический и социальный тупик. Сегодня главная проблема Белоруссии заключается в том, что Россия, являющаяся ее основным торговым и политическим партнером, отнюдь не консервировала на своей территории советские производственные отношения – если у кого-то и были на этот счет иллюзии, дефолт 1998 года их развеял. Современная российская экономика носит значительно более открытый и рыночный характер, нежели белорусская, следовательно, ни о каком равноправном взаимодействии не может быть и речи. Сложилась парадоксальная ситуация: в финансово-экономической «пищевой пирамиде» Россия, являющаяся экспортером сырья, стоит выше, нежели Белоруссия, производящая продукцию точного машиностроения.
Со временем такое положение дел только усугубится. Следовательно, для Беларуси выгодно форсировать создание Союзного государства, а в интересах России не спешить с принятием на себя определенных обязательств по этому вопросу. Чем больше пройдет времени, тем выгоднее для России будет Договор о союзе. Собственно, уже сегодня речь идет только об одной версии интеграции: Белоруссия присоединяется к России, образуя в ее составе шесть (или семь, если Минск будет выделен в отдельную административную единицу) субъектов Федерации. На встрече президентов это было высказано прямым текстом, что вызвало раздражение А. Лукашенко. Его можно понять – помимо того что такой исход означает бесславный конец национального проекта «Республика Беларусь», он еще и приводит к резкому ослаблению позиций белорусской политической элиты и самого А. Лукашенко.
Однако предложить разумную альтернативу «интеграции по-русски» не в состоянии никто, и меньше всех – лидер Белоруссии. Конечно, несколько лет назад, в период максимального ослабления России, в польской прессе всерьез обсуждалась тема воссоздания древней Речи Посполитой – от Одера до Смоленска. Но, во-первых, сейчас эта политическая химера несколько утратила актуальность, а во-вторых, статус Белоруссии в объединенном Польско-Литовском государстве будет даже ниже, нежели в Российской Федерации. Можно, конечно, замкнуться в своих границах, провозгласить автаркию, придумать что-то вроде идей Чучхе и какое-то время строить социализм в одной отдельно взятой стране, но перспектив у такой стратегии нет, и рано или поздно Беларуси придется снова обратиться к России и реанимировать концепцию Союзного государства.
Это вполне очевидно, и резкие протесты А. Лукашенко не произвели особого впечатления на президента В. Путина. Кремлю ясно, что Белоруссия не может избежать присоединения к РФ и что обсуждению со стороны Минска подлежат только детали интеграционного процесса. Вопрос, требующий стратегического анализа, заключается совсем в другом.
Может ли Россия избежать присоединения к себе Республики Беларусь?
В действительности те экономические ресурсы, которыми владеет Белоруссия, уже находятся в полном распоряжении России. Интеграция, конечно, упростит оформление транзакций и ускорит товарооборот, но с позиции крупного российского бизнеса такой результат вряд ли окупит вложения.
Присоединение Белоруссии – это очень большие затраты. Речь идет о реструктуризации развитой, но старомодной экономики (причем далеко не только тех ее отраслей, в которых нуждаются российские производители), о приведении в порядок белорусских финансов, об упорядочивании банковской системы, о переходе к единой денежной единице. Последнее может быть чревато серьезными последствиями ввиду растущей неустойчивости мировой валютной системы. Вероятно, российский ЦБ, сравнительно благополучно выпутавшийся из такой сложной ситуации, как дефолт, сумеет правильно организовать обмен «зайчиков» на рубли, но это опять-таки потребует ресурсов, по крайней мере организационных.
Следующей проблемой являются люди. Население Белоруссии составляет почти десять миллионов человек: это дешевая, но весьма квалифицированная рабочая сила. Поскольку уровень жизни в республике ниже, чем в Российской Федерации, придется либо поднимать его, либо смириться с возникновением значительного антропотока, направленного из Полесья в Москву и Московскую область. Такой антропоток приведет к росту социальной напряженности (что несущественно) и вызовет долговременный экономический спад на всей белорусской территории. Это означает, что поставки машиностроительной продукции из Белоруссии в Россию могут упасть, а не возрасти.
Следует также учитывать существование белорусского национализма – тому, что сейчас проявления этой социальной болезни видны только под микроскопом западных СМИ, мы обязаны исключительно авторитарности режима А. Лукашенко.
Наконец, присоединение Белоруссии обострит международные отношения, поскольку немедленно всплывет проблема восточной границы Польши.
Все эти трудности разрешимы, но не видно, ради чего их разрешать. Что выиграет Россия, взяв на себя груз социальных, экономических и политических проблем Республики Беларусь?
Подразумевается ответ: престиж. Ближайшей задачей российской государственности считается новое «собирание русских земель», и с этой позиции присоединение Белоруссии станет крупным политическим успехом правительства В. Путина. В ряде источников указывается даже, что российско-белорусская интеграция создаст политическое давление на Украину и государства Прибалтики, способствуя облегчению положения русского/русскоязычного населения в этих странах.
Отрицать наличие у России такой цели было бы странно. Можно согласиться и с тем, что присоединение Белоруссии будет (при правильных действиях со стороны российского руководства) стимулировать интеграционные процессы по всему ближнему зарубежью. Однако, с моей точки зрения, подобное развитие событий преждевременно и потому не отвечает стратегическим интересам России.
Новая Российская Империя может возникнуть, только если предварительно будут выполнены следующие непременные условия:
• создана международная обстановка, при которой ресурсы США и стран Европейского Союза ни при каких условиях не могут быть обращены против России;
• российская экономика растет настолько быстро и устойчиво, что прибыли от включения в состав государства новых территорий заведомо превосходят издержки на освоение этих земель;
• существует осмысленное и содержательное целеполагание такой Империи.
В среднесрочной перспективе эти задачи будут решены, но на сегодняшний день ни одно из перечисленных условий не выполнено.
Мы вновь приходим к сформулированному выше общему правилу: для России выгодно всячески тормозить развитие Союзного государства, препятствуя его трансформации в федеративную структуру. На данном этапе, конечно.
Очень похоже, что именно такими соображениями руководствуется президент В. Путин. Мяч находится на белорусской стороне, и А. Лукашенко сейчас очень непросто отбить его. По внутриполитическим соображениям он не может ни отказаться от идеи интеграции, ни принять условия Москвы. Это значит, что решение будет отложено, хотя это отвечает толь ко интересам России.
Это значит также, что Белоруссии все-таки придется создавать собственную позитивную стратегию.
Всякая национальная стратегия есть способ утилизации уникальных ресурсов страны для достижения государственной цели. Эти два фактора – цель и уникальный ресурс – образуют ту ось, вокруг которой вращается процедура планирования.
В нашем случае ситуация вырождена, поскольку единственной приемлемой государственной целью Республики Беларусь является объединение с Россией. Само по себе это означает, что провозглашение белорусского суверенитета было стратегической ошибкой: стоило ли добиваться независимости, если через двенадцать лет приходится решать задачу, как бы эту независимость отдать или при особо благоприятных обстоятельствах продать?
Что же касается уникальных ресурсов, то по крайней мере один такой ресурс у страны имеется. Речь идет о ее географическом положении. Белоруссия представляет собой, по терминологии Сунь-цзы, типичную «местность-перекресток».
Территория «белорусского балкона» необходима для развертывания давления Запада на Россию. Это суждение, впервые сформулированное полководцами Речи Посполитой, было блестяще аргументировано в 1941 году танками Г. Гота и Г. Гудериана.
Территория «белорусского балкона» может также быть использована Россией для оказания воздействия на Европу. В 1944 году эта геополитическая истина была продемонстрирована К. Рокоссовским в ходе блестящей операции «Багратион».
Хотя почти все белорусские дороги вытянуты в широтном направлении, территория «белорусского балкона» предоставляет возможность быстрого и неожиданного маневра вдоль меридиана. Примерами подобных операций служат сосредоточение 2-й (неманской) русской армии против Восточной Пруссии в августе 1914 г., поворот 2-й танковой армии Г. Гудериана на Киев летом-осенью 1941 г., развертывание войск И. Баграмяна и И. Черняховского против Прибалтики в 1944 г. Можно сформулировать общее правило, согласно которому при любом конфликте России и Европы стороне, захватившей инициативу, выгодно владение Белоруссией. Понятно, что хотя здесь приведены военные примеры, как более наглядные, это правило выполняется также при торговых, конфессиональных, идеологических и цивилизационных конфликтах.
Тем самым оказывается, что маленькая Белоруссия, лишенная природных ресурсов и обладающая совершенно недостаточной дорожной сетью (к тому же сильно поляризованной), имеет отчетливое геополитическое значение. По крайней мере, так обстоит дело сейчас, когда мир в значительной мере потерял стабильность, а создание новых региональных государственных объединений находится в зачаточном состоянии. Сегодня минская автострада – ключ к Москве, Вильнюсу и Киеву. Но прежде всего она – ключ к Польше.
Стратегическое планирование за любые страны Восточной Европы (в том числе за Россию) неизменно сталкивается с «проблемой Польши». Эта страна, образующая самостоятельную культурную страту Евроатлантической цивилизации[106], связывает западную и восточную ветви христианства, что определяет выдающуюся роль Варшавы в современном многополюсном мире. К сожалению, исторический опыт Польши делает ее враждебной России, что может привести к ряду проблем и даже поставить под сомнение русский национальный проект. В этой связи значение для России территории Республики Беларусь, возможно, придется переоценить.
К сожалению, сама Белоруссия не является и в ближайшее время не станет субъектом проектирования мирового пространства. Поэтому Минск не может самостоятельно сконструировать такую международную обстановку, в которой Россия будет отчаянно нуждаться в белорусских коммуникациях. Но, насколько можно судить, эта обстановка сложится естественно – в силу уже сформировавшейся политической инерции. Белорусское руководство обязано грамотно распорядиться этим шансом.
Следует еще раз подчеркнуть: военные аналогии используются здесь только для наглядности построений. Современная стратегия подразумевает торговую экспансию, информационное давление, семантическую блокаду, юридическую дискриминацию. Война XXI столетия есть столкновение проектов, а не армий.
Но если информационно-проектное взаимодействие есть «сознание» современной стратегии, то «вещественная война» – танковые рейды, воздушные удары, пехотные прорывы – образует ее подсознание. Необходимо в обязательном порядке учитывать, что «географическое место точек»: плацдарм, пригодный для физического развертывания материальных армий, всегда можно использовать для виртуального развертывания информационных армий.
Таким образом, геополитический ресурс Республики Беларусь есть в то же время и ее информационный ресурс.
Мы пришли к выводу, что основой стратегического планирования за Белоруссию, СГ или за те круги в России, которые заинтересованы не только в самом союзе с Белоруссией, но и в тех шагах, которые логически вытекают из такого союза (а речь может идти только о создании русского цивилизационного проекта как альтернативы ЕС и включении Польши в орбиту этого проекта), должна быть концепция виртуальной геополитики.
Эта концепция использует такие семантические конструкты, как «собирание русских земель», «новая Империя», «естественные границы России», «возрождение сверхдержавы», но лишь в качестве информационного прикрытия подлинной русской проектно-сти. Разворачивая в мировом проектном пространстве виртуальные геополитические смыслы, Россия отвлекает внимание Запада от своих действий по конструированию на евразийском континенте новой геоэкономической и геокультурной общности, имея в виду в подходящий момент «обменять» согласие дезавуировать свои «имперские амбиции» в Европе на признание де-юре сложившего положения вещей в Азии.
Стратегия «виртуализации геополитики» требует от Минска быстро насытить свое информационное пространство новыми смыслами. Поскольку русский (наряду с белорусским) является государственным языком Белоруссии, эта задача не вызывает трудностей. Более того, она позволяет придать Беларуси государственную уникальность и определить место страны в мировом/федеральном разделении труда.
Белоруссия должна приобрести статус страны – испытателя социальных технологий. Прежде всего речь идет о российских социальных технологиях[107]. Для подобных экспериментов государство с небольшой плотностью и значительной однородностью населения, с полностью зависимой экономикой и централизованной политической системой подходит как нельзя лучше.
Практически речь идет об использовании Белоруссии как «вынесенной площадки» социальных (постиндустриальных) производств. Аналогичным образом Индия и страны Юго-Восточной Азии использовались как площадка индустриальных производств. При всей опасности соответствующих предприятий для природной и культурной среды такая политика привела к быстрому экономическому подъему и превратила Индию в третью военную державу мира, а азиатских «тигров» – в самые динамически развивающиеся страны Ойкумены.
Предоставив свою территорию для российского социального экспериментирования, Белоруссия извлечет тройную прибыль:
• во-первых, подобные эксперименты, разумеется, оплачиваются, если не в мировой валюте, то в форме тех или иных преференций;
• во-вторых, Белоруссия займет определенное место на формирующемся рынке социальных (постиндустриальных) технологий;
• в-третьих, те технологии, которые окажутся успешными, будут бесплатно развернуты на территории республики.
Следует также учесть, что подобная «концессионная практика» насыщает белорусское информационное пространство русскими смыслами, притом – инновационными смыслами, а также «привязывает» Россию к Белоруссии, что является, как отмечалось выше, основной целью любой разумной стратегии за Беларусь.
Заметим в заключение, что предложенная «постиндустриальная концессионная схема» допускает интересное и довольно неожиданное развитие.
Территория Белоруссии может быть использована для физического размещения тех российских структур, функционирование которых на территории РФ нежелательно по внешнеполитическим соображениям или невозможно ввиду прогнозируемой негативной реакции российской или мировой общественности.