Самоучитель игры на мировой шахматной доске

4.3. Остров Сахалин

Остров Сахалин с его запасами нефти, газа и угля является второй отправной точкой тихоокеанской стратегии России. Можно сказать, что Владивосток и Приморский край обеспечивают культурное и политическое наполнение этой стратегии, а Сахалин создает для нее ресурсную базу. Необходимо, однако, учесть, что на острове свободно действует американский капитал, и это затрудняет возможные геополитические маневры России в Тихоокеанском регионе.

Экономика острова почти целиком построена вокруг проектов последовательного освоения сахалинских шельфовых нефтегазоносных месторождений – «Сахалин-1» – «Сахалин-12». Вывоз добытого сырья пока осуществляется в летний период по морю. В настоящее время совместное предприятие «Сахалинская Энергия» начинает строить трубопровод от Охи к Анивскому заливу, дабы иметь возможность всесезонной работы.

Кроме углеводородов Сахалин богат углем и лесом, но использовать эти ресурсы практически невозможно: как и весь российский Дальний Восток, остров недостаточен в кадровом и инфраструктурном отношении. Связность Сахалина с материком крайне низка, что создает у населения ощущение «заброшенности», «забытости».

Порт Углегорск, через который происходит экспорт угля, принимает корабли в 3-5 тысяч тонн водоизмещением. Такие объемы слишком малы, чтобы интересовать потенциальных потребителей (Китай). Кроме того, железная дорога не доходит до Углегорска ста с лишним километров, и уголь приходится возить в порт автотранспортом.

Дороги Сахалина заслуживают отдельного разговора. Федеральные магистрали на острове находятся в очень хорошем состоянии (по российским меркам – даже ненормально хорошем). Однако областные и местные дороги практически отсутствуют, это касается даже внутригородских трасс, за исключением Южно-Сахалинска.

Железная дорога Сахалина традиционно имеет европейскую ширину колеи, то есть она не стыкуется с континентальными российскими магистралями.

Аэропорт Южно-Сахалинска принимает все типы самолетов, включая широкофюзеляжные. Тем не менее аэропорт обустроен не в полной мере, а зоны радиолокационного сопровождения Сахалина и Хабаровска не перекрываются[252]. Карты указывают наличие аэродромных полос местного значения в Поронайске и Охе.

Есть также несколько вполне современных военных аэродромов – Смирных, Гастелло и пр., но для обработки коммерческих рейсов они сегодня не используются.

Связь Сахалина с материком осуществляется по воздуху и через паромную переправу Холмск-Ванино, обслуживаемую двумя не очень новыми паромами.

Сахалин играет важную роль в осуществлении тихоокеанской стратегии России, что обусловлено:

• географическим положением острова в геометрическом центре Азиатско– Тихоокеанского региона – Сахалин равноудален от Токио, Сеула, Тайбэя, Анкориджа;

• запасами природного сырья, прежде всего углеводородов;

• экологическим состоянием острова, обусловливающим туристскую привлекательность.

Реализация этих естественных возможностей будет зависеть прежде всего от решения инфраструктурных проблем острова и Сахалинской области, что предполагается сделать в рамках международного мегапроекта.

4.4. Сахалинская область. Проблема Курил

Как уже указывалось, Сахалинская область представляет собой субъект Федерации с крайне низкой транспортной связностью. Сегодня практически невозможно ответить на вопрос, зачем России Курилы? Немногие россияне видели эти земли, очень немногие интересуются их судьбой. Политическая элита считает Южные Курилы камнем преткновения в отношениях России и Японии, в развитии которых заинтересованы обе стороны.

Необходимо четкое понимание, что Россия не может выстроить сколько-нибудь последовательную стратегию на Дальнем Востоке, отдавая территорию с высоким геополитическим потенциалом, хотя бы и не реализованном.

Курильские острова значимы для России прежде всего потому, что образуют вместе с Чукоткой, Камчаткой и Командорами ее восточный фронтир, указывая вектор геополитического развития.

В рамках тихоокеанской стратегии Курильские острова должны быть поделены между туристическим бизнесом, военными и Академией наук. Такой подход позволяет полностью использовать географическое положение островов – между Охотским морем и Тихим океаном, в зоне аномально высокой биологической продуктивности вод.

Расположение Дальневосточного отделения РАН или, по крайней мере, нескольких исследовательских институтов в Южно-Курильске даст возможность развернуть широкие океанографические и биологические исследования, подчеркнет реальность российского суверенитета над островами и обеспечит еще одно – научное – направление «сцепки» страны.

Заметим здесь, что создание океанографического центра на Курильских островах может быть организовано как международное научно-исследовательское предприятие с участием Океанографического института Монако, специалистов США, Кореи, а в перспективе и Японии.

Весьма важным является военное использование Курильских островов. Прежде всего, в этом районе должен быть дислоцирован крупный морской штаб, вероятно даже – штаб флота. Первой его задачей будет восстановление в полном объеме пограничной охраны российских территориальных вод[253]. Кроме того, вооруженным силам – и, вероятно, иррегулярным казачьим формированиям – следует восстановить на Курилах вертикаль власти. На следующей стадии архипелаг может быть использован для размещения систем космической связи и дальнего радиолокационного предупреждения.

Туристический потенциал Курильских островов очевиден. В первую очередь это касается, конечно, Южных Курил с их крупнейшим в России водопадом, уникальной эндемической флорой, фантастической красоты пейзажами. Полное отсутствие на архипелаге обслуживающей инфраструктуры не будет иметь значения, если ограничиться морскими круизами с базированием отдыхающих на борту лайнера.

Карта 6. Морская приграничная оборона российского Дальнего Востока

Не следует думать, что туристские круизы – маловажная вещь, не имеющая отношения к стратегическим задачам. Пока Россия не имеет возможности бороться за Тихий океан в географическом или экономическом пространстве, она может и должна «набирать очки» в информационном мире. Любой турист, посетивший природные заповедники Южных Курил на российском круизном лайнере, свидетельствует о суверенитете России над архипелагом.

Очень сложен вопрос, следует ли вести на Курилах разработку сырья? Разумеется, об этом не может идти речи на тех островах, которые имеют или получат статус национального заповедника. Однако лантан, титан и рений слишком ценны, чтобы их не замечать. И если сегодня любая хозяйственная деятельность к востоку от Сахалина экономически невыгодна, завтра ситуация может перемениться.

4.5. АТР и Восточное транспортное кольцо

Главным организационным решением, позволяющим развернуть стратегическое наступление России на Тихом океане, является инфраструктурный мегапроект «Восточное кольцо» (см. карту 7). Стартовой точкой этого проекта является мост от мыса Лазарева к Погиби длиной около семи километров. Этот мост, соединяющий Сахалин с материком, позволяет решающим образом повысить транспортную и, что более важно, социальную связность России на Дальнем Востоке.

Железнодорожная сеть Сахалина перешивается на русскую материковую колею, расширяется и оптимизируется. В конечном счете она должна принять следующую конфигурацию (см. карту 8):

Карта 7. Абрис «Восточного кольца»

участок Погиби-Ныш (требуется строить);

участок Ныш-Ноглики;

участок Ноглики-Вал-Оха (требуется расширить существующую технологическую трассу); участок Оха-Москольво (требуется строить);

основная трасса Ныш-Тымовское-Поронайск-Гастелло-Макаров-Арсентьевка-Томари-Чехов-Холмск-Невельск-Горнозаводск;

участок Горнозаводск – мыс Крильон (требуется строить);

участок Охотское-Анива;

участок Арсентьевка-Долинск-Южно-Сахалинск-Корсаков;

участок Ильинское-Красногорск-Углегорск-Шахтерск (требуется строить);

участок Углегорск-Вахрушев-Восток (2-я очередь строительства);

участок Южно-Сахалинск-Холмск (3-я очередь строительства).

Такая железнодорожная конфигурация позволяет специализировать порты Сахалина. «Кольцо» выходит на угольный порт Шахтерск, лесной порт Невельск, пассажирский порт Корсаков, промышленный порт Поронайск. В Охе и Южно-Сахалинске, а также в районе Смирных и Гастелло магистраль соединяется с аэропортами острова. Наконец, практически все ее участки дублированы автомобильными дорогами.

Магистраль должна с самого начала проектироваться как электрифицированная. Это решение подразумевает строительство на Сахалине крупной электростанции. Несмотря на огромное количество добываемого сахалинского газа, экономически целесообразнее пользоваться для получения электроэнергии практически бросовым бурым углем Охинского месторождения.

Проект предполагает строительство двух угольных электростанций суммарной мощностью около 4000 МВт в районах Вахрушево-Поронайск и Шахтерск-Углегорск. Речь идет, разумеется, об экологически чистой подземной дегазации угля и последующем сжигании. Сахалинский участок Восточного Кольца рассматривается как «крепящая структура» для всей региональной проектности[255]. Туристическая сеть «подключается» к Кольцу через Погиби, Южно-Сахалинский и Охинский аэропорты, пассажирский Корсаковский порт[256]. Завод по обогащению курильских и сахалинских полиметаллов строится в районе Поронайска и запитывается энергией Поронайско-Вахрушевской угольной ТЭС, к «Кольцу» этот завод подключен через порт Поронайск летом и Корсаков зимой. Нефтегазовый комплекс Сахалина, который сосредоточен сейчас на северо-востоке острова, со временем будет расширяться на запад и юг. Его «стыковочные узлы» – Оха, Москольво, Ноглики[257].

Карта 8. Проектируемая инфраструктура о. Сахалин

Проект «Уголь» предусматривает расширение порта Шахтерск и базирование на этот порт всепогодных специализированных углевозов водоизмещением свыше 20 000 тонн. Долгосрочный договор на поставку угля в КНР может быть заключен при наличии по край мере двух таких судов.

Старые паромы, использующиеся ныне на трассе Холмск – Ванино, подлежат выводу из эксплуатации, как и «Марина Цветаева». Вместо них надлежит заказать два новых грузопассажирских парома, водоизмещением 15 000 тонн и эксплутационной скоростью 20 узлов. Эти паромы, несомненно, будут «возить воздух», но они обеспечат суточный график движения и восстановят связь между Курилами и остальной Россией.

Лазаревский мост подорвет значение Холмского порта. Негативные социальные последствия этого можно исправить, превратив Холмск в узловую станцию «Восточного кольца», где происходит смена железнодорожной колеи с российской материковой на японскую островную. Соответственно участок железной дороги Холмск – мыс Крильон будет иметь японскую узкую колею. Заметим в этой связи, что возможна постановка вопроса о передаче Японии юга Крильонского полуострова (южнее линии Шебунино – Кириллово) в качестве компенсации за отказ от территориальных претензий на Южные Курилы.

Железнодорожная сеть Сахалина соединяется с материком в Лазареве, с Хоккайдо – в районе мыса Крильон. От этого мыса до мыса Соя на севере Хоккайдо японская сторона строит железнодорожный тоннель[258]. Далее «Восточное кольцо» включает в себя японскую сеть железных дорог с Сангарским тоннелем и паромной переправой в Южную Корею через острова Цусима, где должен быть построен крупнейший в мире международный военно-морской музей.

Железнодорожные сети Южной и Северной Кореи уже соединены. На севере полуострова они выходят на китайскую[259] и российскую сети. Российский участок ведет от границы к Владивостоку, затем на Хабаровск, где «Восточное кольцо» соприкасается с Транссибом, и далее на Комсомольск-на-Амуре, где оно встречается с БАМом. Последним участком, замыкающим Кольцо, является трасса Комсомольск – Лазарев, которая спроектирована и частично построена.

Проект «Восточное кольцо» должен носить международный характер и управляться соответствующей транснациональной корпорацией. Участие России и Сахалинской области в этом проекте следует фиксировать в форме законодательного акта. Одной из предпосылок создания Кольца должно стать вступление России в Таможенный союз, образованный ныне Китаем, Южной Кореей, Японией. Понятно, что весь комплекс мероприятий по созданию принципиально новой тихоокеанской инфраструктуры потребует в качестве необходимого условия предоставления Сахалинской области безвизового статуса.

Сейчас «Восточное кольцо» рассматривается в двух измерениях – как геополитический инфраструктурный проект в географическом пространстве и как геокультурная «эвентуальная реальность» в пространстве мышления. Даже являясь сугубо информационным призраком, «Кольцо» способствует развитию связей между Россией и наиболее успешными странами региона и благоприятствует развитию въездного и транзитного туризма на Сахалине и в русском Приморье. Будучи завершенным как материальный объект, «Восточное кольцо» со значительной вероятностью приведет к созданию нового значительного мирового рынка, на котором Россия будет активно представлена (хотя бы за счет торговли энергоресурсами и лесом).

4.6. Новые средства транспорта

При всей важности Восточного транспортного кольца оно одно не в состоянии решить все инфраструктурные проблемы российского Дальнего Востока. Железная дорога на Камчатку и Чукотку не существует даже в проекте, и по почвенно-климатическим условиям, видимо, такая трасса и не может существовать. Паромная переправа на Курильские острова погодозависима и к тому же представляет собой паллиативное решение. Наконец, практически не имеет дорог российская дальневосточная глубинка.

В этих условиях необходимо ставить вопрос об альтернативном транспорте. Большой интерес представляет реализация такого проекта, как грузопассажирский экраноплан[260], если только этот проект экономически возможен. Использование дирижаблей на российском северо-востоке едва ли будет экономически оправдано, но вот из тяжелых «летающих лодок», очевидно, «выжато» далеко не все. Весьма перспективна на Дальнем Востоке малая и сверхмалая гидроавиация, практически не требующая какого-либо наземного обеспечения.

С другой стороны, концепция многостоличья ставит под сомнение достаточность той вполне развитой транспортной сети, которая соединяет Владивосток, Томск, Казань, Москву, Санкт-Петербург. Пространственное распределение властных структур требует обеспечения идеальных по уровню защищенности телекоммуникаций, а также – системного функционирования сверхзвуковой VIP-авиации.

При любой схеме пространственного развития государству придется вкладывать средства (в данном случае – на коммерческой и возвратной основе) на развитие интернет-коммуникаций и сотовой связи. Практически уже сегодня в конституцию развитого государства должно быть включено право доступа к мировым коммуникационным системам. Иными словами, в стране не должно быть района, не охваченного мобильной связью, как не должно быть населенного пункта, не обеспеченного доступом к интернету (либо аналогичной по возможностям альтернативной сети). Включение этого права (наряду с правом на инфраструктурную обеспеченность) в основной закон страны упрочит положение России на международной арене и станет важным шагом в реализации тихоокеанской стратегии.

Концепция геокультуры разработана гораздо хуже, нежели представление о геоэкономике. В сущности, геокультура изучает неизмеримые в денежном эквиваленте, иррациональные проявления человеческого и социального капитала.

Современная геокультура тесно смыкается с геополитикой, поскольку широко использует понятие идентичности, лежащее в основе стратификации цивилизаций и выделения этнокультурных плит. Однако геокультурный подход оперирует с представлениями более высокого уровня, нежели геополитический.

Геополитика вслед за социальной термодинамикой рассматривает идентичности как источник социального движения. В процессе такого движения идентичности расходуются, что проявляется как потеря пассионарности, «охлаждение» социосистемы и утраты цивилизационного приоритета.

Геокультура ставит вопрос об «обороте идентичностей»: их переносе, преобразовании, потере, восстановлении. Она ввбдит в рассмотрение категорию уникальности и изучает уникальности, лежащие в основе этносов, культурно-исторических типов, этнокультурных плит.

Геокультурная уникальность, будучи неизмеримой, носит скрытый характер и, как правило, не рефлектируется ни социумом, ни элитами. Она, однако, транслируется (при этом возникают пограничные и смешанные типы культур) и нередко является предметом рыночных отношений: современная торговля брендами есть выхолощенная форма «продажи» национальной или групповой уникальности.

В отличие от культуры в общепринятом значении этого термина, геокультурная уникальность практически не может быть утеряна и поэтому не нуждается в сохранении и защите. Поэтому содержанием геокультурной стратегии является последовательная рефлексия этой уникальности и использование ее для восстановления и трансляции идентичности, иными словами, для продления существования этнокультурной плиты.

Геополитический, геоэкономический и геокультурный вектора образуют систему базисных векторов, задающую пространство стратегирования:

Время не присутствует в этой схеме явно и вводится через понятие шага развития. Каждый такой шаг представляет собой результат применения частной стратегии к объекту стратегирования, определенному в конкретных геополитических, геоэкономических и геокультурных координатах.

Желание перейти в смысловое пространство с явно заданным понятием шага развития приводит к более общей схематизации, порождающей метастратегии.

Исходным пунктом такого построения является понятие социосистемы, которое мы введем по аналогии с экосистемой.

В науке долгое время господствовали представления о биогенезе, восходящие к схеме постепенного усложнения органических соединений в жидкой среде. Предполагалось, что рано или поздно органический синтез, происходящий в первичном «бульоне» под действием грозовых разрядов, приведет к созданию живого существа в клеточной форме.

Не обязательно вдаваться в дискуссию относительно вероятности или невероятности такого события за характерное время существования Земли, поскольку современные палеонтологи обратили внимание на абсолютную биологическую бесперспективность единичного «акта творения живого». В самом деле, возникший случайным образом организм может быть или гетеротрофом или автотрофом. В первом случае популяция за весьма короткое время (порядка столетий) «съест» первичный бульон, после чего вымрет от голода. Во втором случае она переведет растворенную в воде органику в нерастворимые соединения, после чего также вымрет от голода.

Проблема в том, что живое, как категория, явление, форма существования материи, носит системный характер. Живое, рассматриваемое в качестве единичного объекта, системными свойствами не обладает и устойчивости по отношению к неорганической среде не имеет.

Авто– и гетеротрофы могут существовать неограниченное время (при условии притока солнечной энергии) и развиваться только в рамках экосистемы, с самого начала замкнутой по органическим соединениям и стремящейся к замкнутости по остальным параметрам. Такая экосистема имеет сложную организацию и включает в себя представителей разных биологических видов, объединенных в трофические цепи[261].

Несколько упрощая, можно сказать, что существует «барьер уровня организации», отделяющий живое от неживого. Этот барьер обладает интегрирующими свойствами, пропуская лишь высоорганизованные гомеостаты: жизнь обречена существовать в форме экосистем и не может развиваться, не образуя их.

Экосистема поддерживает гомеостаз за счет обмена веществом/энергией между ее элементами (организмами). Экосистема стремится расширить границы своего гомеостаза, для чего ей необходим доступ ко все новым и новым типам ресурсов.

Одним из принципиально неисчерпаемых и при этом полезных ресурсов является информация. Для того чтобы воспользоваться этим ресурсом, необходимо построить систему взаимодействия между материальным миром (онтологическая плоскость) и информационным пространством (сопряженная плоскость).

Будем называть разумом способность к биологически целесообразной утилизации информации. Разум можно представить себе как «машину», перерабатывающую информацию в обобщенный «пищевой ресурс»[262].

Как и «барьер жизни», «барьер разумности» нельзя преодолеть в одиночку. Подобно тому, что жизнь существует и изначально существовала в форме замкнутых экосистем, разум с момента своего возникновения принимает форму социосистемы. Связано это с рассеянностью информации в физическом пространстве-времени, сложностью обработки и переработки этого ресурса, подразумевающей специализацию и кооперацию, наконец, с конкуренцией со стороны экосистем-гомеостатов в борьбе за органические ресурсы.

Заметим, что для индивидуумов рода Homo социальное поведение биологически нецелесообразно.

Распространенная одно время в науке концепция человеческого стада основана на недоразумении: крупные приматы не живут стадами, и нет никаких оснований считать, что когда-то в прошлом дело обстояло иначе. Прежде всего, на протяжении всего этапа антропогенеза гоминид было слишком мало для того, чтобы «ее величеству эволюции» имело смысл инсталлировать для них стадное поведение.

Механизм стадного поведения подразумевает обязательные проявления каких-то форм «группового альтруизма», между тем 3. Фрейд убедительно доказал, что в человеческом подсознании господствует безудержный и абсолютный эгоизм.

Преимущества социальной жизни проявляются апостериори: когда социум уже создан, когда в нем так или иначе распределены роли (то есть сформировалась управляющая структура), когда появились и «вышли на проектную мощность» механизмы совместного добывания пищи – возникла система хозяйствования. Плата же за все эти отнесенные в далекое будущее возможности взимается априори – на стадии рождения социума. Сам факт образования новых – социальных – связей означает отказ индивидуума от части своего суверенитета. Причем, насколько можно судить по соотношению сознательных и подсознательных реакций у современного человека, – от очень большой части.

Все же «когда-то и где-то» гоминиды перешли от биологического существования в форме малых семейных групп, утилизирующих те или иные органические ресурсы в рамках своей экосистемы, к социальной жизни, утилизации рассеянного информационного ресурса и более или менее последовательной эксплуатации произвольных экосистем[263].

С самого начала социосистемы должны были обладать всеми атрибутивными признаками человеческого общества. Это подразумевает наличие достаточно сложной динамической структуры, а именно:

• развитое разделение труда, существование единого хозяйственного механизма;

• двойственный материально-информационный характер социосистем и, в частности, функционирование подсистем познания, обучения, управления (соответственно получение,

• воспроизводство, обработка информации);

• «фрейдовское» расслоение психических процессов на сознательные и бессознательные;

• обязательное наличие иллюзорной (затем – трансцендентной) социальной и индивидуальной деятельности.

Последнее означает, с одной стороны, зачатки каких-то религиозных чувств (здесь мы смыкаемся с моделью атрибутивных признаков разума, сформулированной Веркором), а с другой – войну, как обязательную форму человеческого существования[264].

В данной модели война является отнюдь не материальной, но духовной деятельностью. И в наши дни, и в предысто-рические эпохи война носила карнавальный характер, разрешая все те проявления эволюционного эгоизма, которые несовместимы с существованием социосистемы и потому запрещены и вытеснены в сферу бессознательного. Очевидный эволюционный успех Homo Sapiens доказывает, что такая плата за эффект социальности является умеренной.

Итак, разум существует только в форме социосистем, в которых инсталлированы процессы познания, обучения, управления, задано расслоение психики, фиксируется некая форма трансценденции и осуществляется иллюзорная деятельность, направленная на стабилизацию системы.

Элементы социосистемы (носители разума) обмениваются между собой не только веществом/энергией, но и информацией, вступая тем самым в процесс мыслекоммуникации. Уже на самых ранних этапах своего существования социосистема выделилась из окружающих ее экосистем по двум параметрам.

Она могла включиться в любую из инсталлированных на земле экосистем, причем человек немедленно занимал в этой экосистеме управляющий трофический уровень.

В любой экосистеме человек был охотником, но не жертвой, поскольку на нападение реагировал не отдельный «носитель разума», а социосистема как целое – со всеми своими возможностями по поддержанию гомеостаза. Понятно, что такое целое оказывалось «не по зубам» даже самым крупным хищникам.

В последующие эпохи Человек Разумный полностью перестраивает свои отношения с природой, сначала занимая позицию пользователя текущей экосистемой, а затем – оператора произвольными экосистемами. Этот процесс удобно описывать в формализме фаз развития.

В языке социомеханики, науки о наиболее общих законах динамики социосистем, цивилизационные фазы являются собственными состояниями оператора сдвига социосистемы по внутреннему времени и маркируют различные типы связей между человеческим обществом и объемлющим биогеоценозом. В рамках социальной термодинамики фазы трактуются как аналог агрегатных состояний вещества и различаются, прежде всего, характером взаимодействия между компонентами социосистемы. В терминах диалектического подхода всякая последующая цивилизационная фаза есть разрешение базисных противоречий предыдущей фазы. С практической точки зрения фазы различаются характером взаимодействия социосистемы с окружающей средой, иными словами, местом Homo Sapiens в трофических пирамидах и способом переработки информационного ресурса в пищевой.

Кратко рассмотрим известные нам цивилизационные фазы.

В архаичной фазе формами экономической жизни являются охота и собирательство, то есть пищевой ресурс добывается обычными в животном мире способами. Механизм распределения добытой пищи носит, однако, социальный, а не биологический характер[265]: охотники кормят все племя, что дает возможность не только поддерживать существование социума, то есть «оплачивать» его атрибутивные функции – познание, обучение, управление, но и совершенствовать хозяйственные механизмы. Постепенно охота – сугубо животный способ существования – становится лишь вершиной экономического айсберга. В распоряжение первобытных охотников поступают все более и более совершенные орудия труда – с этой точки зрения «кровью» архаичной «присваивающей экономики» оказываются обработанные кремни. Усложняются способы охоты и способы управления ею, деятельность охотников получает магическую поддержку.

Демографическая статистика архаичной фазы на небольших временах носит колебательный характер, характерный для видов – компонентов стабильных экосистем. Если же усреднить динамику по временам порядка нескольких тысячелетий, обнаруживается медленный линейный рост: в природе такие решения демографических уравнений встречаются, но как очень редкое исключение.

Характерные скорости перемещения людей/материальных объектов/информации в архаичную эпоху соответствовали скорости идущего человека, то есть составляли около 30 км в сутки; характерные энергии определялись теплотой сгорания дерева.

Неолитическая революция отделяет архаичную фазу от традиционной, в которой основой хозяйствования становится производящая экономика: земледелие и скотоводство. Социосистемы, находящиеся в этой фазе, становятся «теоретически и практически самодовлеющими», они вытесняют или преобразовывают классические природные экосистемы, формируя в них новый управляющий уровень. Человек окончательно, выпадает из трофической пирамиды – он перестает быть как пищей, так и охотником.

Демографическая динамика выходит на экспоненциальный участок: очень быстро (в рамках палеонтологической летописи – мгновенно) Homo Sapiens распространяются по всей поверхности Земли, за исключением Антарктиды и некоторых пустынь.

Меняются характерные скорости движения – в традиционную фазу они определяются лошадиным галопом или суточным пробегом парусного корабля и достигают 150 километров в сутки. Энергетика в основном осталась на «дровяном» уровне, однако в металлургии широко применяется каменный уголь.

Традиционная фаза включает в себя несколько общественно-экономических формаций (типов хозяйствования): первобытнообщинную – неолит, энеолит, рабовладение, феодализм.