Царской жандармерии было кое-что известно о связях бакинских и батумских революционеров; поезда, курсирующие между двумя городами, кишели шпиками; тщательный обыск подозреваемых пассажиров, аресты стали обычным явлением. В последнее время сделалось невозможным вывезти без риска из Баку даже клочок бумаги.
      Поднялась Женя:
      - Если доверите, я беру на себя это поручение...
      -Каким образом ты намереваешься выполнить его? - спросил Павел, и в тоне его послышалась насмешка.
      Девушка строго взглянула на парня:
      - Это уж мое дело. Если задание будет поручено мне, я изложу свой план.
      VII
      Знакомство Жени с молодым человеком, назвавшимся Константином Ивановичем, шло своим чередом.
      Однажды под вечер они сидели в открытом кафе на приморском бульваре. Женя была равнодушна к вкусным закускам на столе. Глаза ее выражали печаль и усталость. Она то и дело прикладывала ладони к вискам.
      Константин Иванович, не понимая, что происходит с девушкой, строил всякие предположения:
      - Куда устремлены ваши мысли, мой дорогой друг? - спросил он. - О чем вы думаете, Женечка? Вы похожи на человека, удрученного серьезными жизненными невзгодами.
      Женя подняла глаза на своего собеседника.
      - Вы правы, - сказала она. - Жизнь утомляет человека, особенно, когда она однообразна. Каждый день - одно и то же, нет ни радостей, ни смены впечатлений. Дни мои похожи одни на другой, как капли воды, стекающие с карниза крыши в ненастный осенний день. Что ожидает меня в будущем?
      Увы, ничего хорошего. Наверное, впереди одна только смерть. Ах, в моей жизни столько печального!... Вы, Костя, живете в центре города, удобно и весело, а я родилась в грязных, черных от сажи Сабунчах, там же выросла, училась, там и окончу свои дни. Я похожа на птицу, запертую в клетке. У меня есть крылья, но что мне в них, если я не могу взлететь. Я чувствую себя узницей. Мне не подняться ни к небу, ни к солнцу. Утомительная, однообразная жизнь - удел не только мой. Подобной жизнью живут тысячи, десятки и сотни тысяч людей. Разве есть у меня возможность куда-нибудь поехать или чем-нибудь развлечься?! Я уже не говорю о дальних расстояниях. Я лишена возможности отъехать от Баку даже за сто-двести километров.
      Слова Жени заставили Константина Ивановича насторожиться.
      "Кажется, она собирается куда-то ехать и подготавливает меня к этому, - смекнул он. - Интересно, куда же?"
      - Вас утомила жизнь в нашем богатом, цивилизованном Баку? - спросил он вкрадчиво.
      Женя вздохнула.
      - Девушки и молодые женщины, которые не стоят и моего мизинца, живут счастливой, беспечной жизнью на собственных дачах, курортах, на берегу моря, путешествуют по Европе, а я вынуждена прозябать, губить свою молодость в этих жалких, промазученных Сабунчах. Справедливо ли это?
      Вполне соглашаясь с Женей, Константин Иванович кивнул головой.
      - Вы мечтаете о путешествии?
      Девушка грустно улыбнулась.
      - Да, мне кажется, попутешествовать было бы очень интересно. Я давно мечтала побывать на черноморском побережье.
      - Но ведь это очень просто устроить, Женя.
      - Увы, только не мне...
      - Беру на себя организацию вашего путешествия.
      - Вы действительно любите меня, Костя?
      - Клянусь вам, моя любовь - необычное чувство. Оно не временное, не проходящее. Готов спорить с теми, кто утверждает: "Любовь не может жить долго, это факел, который вспыхивает лишь на мгновение". Я убежден, истинная любовь живет вечно. Месяц назад я встретил вас, Женя, девушку, которую я не знал, не видел со дня моего рождения. Я даже не подозревал о вашем существовании. И вот теперь каждый день, каждый час я думаю о вас, Женечка... Я чувствую, так будет продолжаться всегда, до тех пор, пока бьется сердце вот в этой груди.
      Глаза у Жени потеплели.
      - Я верю вам, Костя, - сказала она, - верю в ваше чувство ко мне. Теперь я убеждена, в жизни существует взаимная любовь. Прежде я думала иначе. Вы утверждаете, что истинная любовь предопределяется какими-то внешними силами и не поддается объяснению. Я с вами не согласна. И сердечное чувство и причины его возникновения - все может быть объяснено. Душевное родство порождает взаимную любовь, то есть, то состояние, когда влюбленные не могут жить друг без друга.
      Константин Иванович слушал Женю в глубокой задумчивости. Он испытывал в душе противоречивые чувства. Он словно находился на распутьи. Константин Иванович размышлял о судьбе Жени и о собственной судьбе. В душе его действительно пробудилось какое-то нежное чувство к этой умной красивой девушке, и в то же время чувство это явно страшило его. Ему казалось, что между его сердечным влечением и служебными обязанностями, возложенными на него царской охранкой, лежала большая пропасть. Если бы он искал знакомства с Женей просто как с красивой, понравившейся девушкой, для него не существовало бы ничего в жизни, кроме этого возникшего чувства. Женя с каждой новой встречей все больше влекла его. И, кто знает, представься ему случай, он, возможно, с большой радостью освободился бы от своей предательской роли, лишь бы Женя всегда была рядом с ним.
      Собеседник Жени в смятении. Неужели он должен способствовать аресту любимого человека, должен выдать ее жандармам?! Неужели, благодаря ему, девушке придется страдать в ссылке, заживо гнить в тюрьме?!
      Но вот сознанием Константина Ивановича постепенно начали овладевать и иные рассуждения. "О чем ты думаешь, что тебя терзает, глупец? - спрашивал он себя. - Если ты достигнешь успеха в своей тайной деятельности, тебе будет предоставлена возможность обладать не одной, а десятками таких красивых девушек, как эта".
      Тем временем Женя находилась во власти своих мыслей.
      "Я должна непременно наказать этого юного предателя. Он хитер и лезет из кожи, чтобы выслужиться перед царской охранкой, однако наградой ему за эти его старания будет жестокая кара. Я не имею права совлекать его с его предательского пути, для этого у меня нет ни времени, ни полномочий. Он, как и многие другие, подобные ему, служит лишь мерзким орудием в руках царской охранки".
      У собеседника же Жени мысли получили вдруг совершенно неожиданное направление.
      "А что, если приобщить девушку к работе в полиции? Сделать ее своим помощником? О, это было бы превосходно. Да, если бы она согласилась работать со мной, я наверное достиг бы очень многого"
      Константин Иванович первым нарушил молчание:
      - Обещаю вам, дорогая Женя, вы будете путешествовать по черноморскому побережью. Вот увидите, дорогая.
      VIII
      Молодой предатель был на седьмом небе от радости, и не без основания. Представлялась возможность убить одним выстрелом двух зайцев: отдать в руки царской охранки активного подпольного революционера Женю вместе с запрещенной литературой, которую - он не сомневался в этом - девушка должна была доставить в Батум, и, кроме того, выявить главарей рабочего движения Батума и также выдать их жандармскому управлению.
      Наступил день их отъезда. Билеты были куплены заранее. Носильщик принес их чемоданы в купе вагона первого класса.
      У них оказалось двое попутчиков: первый - мужчина средних лет, представившийся московским купцом и заявивший, что едет в Чакву для закупки большой партии чая; второй - пожилой священник-армянин, который держал путь в Одессу по приглашению сына, праздновавшего свадьбу.
      Константин Иванович не спускал глаз с чемодана Жени, который лежал на багажной полке рядом с чемоданом московского купца.
      "Как бы этот торговец чаем не перепутал чемоданы!" - тревожился молодой сыщик.
      Когда поезд тронулся, московский купец взял в руки толстую книгу в сером кожаном переплете и углубился в чтение.
      Константин Иванович верил, что от содержимого чемодана Жени зависит его будущее, его счастье, вся его жизнь. Он был убежден, что поезд везет его не просто в какой-то курортный черноморский городок, но к большой, заслуженной победе, которая откроет перед ним немалые возможности. От всех этих мыслей у него было весело на душе. Он улыбался, напевал, забавлял Женю всевозможными шутками и анекдотами.
      Женя в ответ тоже улыбалась, и на его остроты в свою очередь отвечала шутками. Словом, и у него, и у нее настроение было безмятежное, радужное.
      Часы дороги промелькнули незаметно.
      До Батума осталось уже совсем немного.
      В Чакве московский купец распрощался с попутчиками и сошел.
      Армянин-священник, как и молодые люди, с нетерпением ждал, когда же, наконец, покажется море.
      Женя тихо, почти шепотом, говорила Константину Ивановичу, игриво поблескивая глазами:
      - Мой добрый друг, я никогда не забуду вас, никогда не отвергну вашего искреннего чувства. Вы доставили мне необычайную радость, какую я до сих пор еще не испытывала. Я почти не сожалею о своей бедной, неприглядной жизни, которая много лет была моим уделом. Но почему, почему вы не встретились мне раньше?..
      Константин Иванович блаженно улыбался.
      - Моя близость доставит вам непередаваемое словами наслаждение, сказал он, осмелев. - Только после нашего соединения вы узнаете, что такое подлинное счастье, подлинная жизнь.
      Миновав длинный туннель, поезд шел по субтропическому лесу, открывшему взорам путников богатейшую панораму. Начался подъем. Паровоз тяжело задышал, выпуская из трубы широкую темно-серую струю дыма.
      Вот наконец и Черное море.
      Был ранний час. Солнце поднялось над горизонтом еще невысоко, серебря неоглядные водяные просторы.
      Пассажиры поезда приникли к окнам, любуясь неповторимой природой Аджарии.
      Женя стояла у окна словно зачарованная.
      Справа, в нескольких десятках метров от железнодорожного пути, небольшие прозрачно-голубые волны накатывались на чистую белую гальку; слева - стена вечнозеленых деревьев. Настоящий рай! Девушка смотрела и не могла наглядеться.
      Что касается Константина Ивановича, то он, казалось, не мог наглядеться на чемодан Жени.
      Вдали из-за поворота открылся Батум, словно окутанный тонким прозрачным покрывалом - светло-розовой утренней дымкой. Высокие магнолиевые деревья, чуть шевеля ветвями, будто приветствовали поезд.
      Пароходы, шаланды, лодки в батумском порту походили издали на игрушечные.
      Мысли Жени вернулись к товарищам, с которыми она должна была встретиться в этом городе.
      Константин Иванович, глядя на девушку, украдкой вздыхал: "Неужели нам предстоит расстаться в этом городе навсегда?.. Жаль! Но, увы, это неминуемо. Попасть в жандармское управление легко, выйти оттуда - сложно, почти невозможно. Успех всегда радует, но сегодня я буду искренне грустить, вспоминая милое девичье лицо и глаза, в которые я так люблю заглядывать".
      Женя прервала его размышления:
      - Где мы остановимся?
      Константин Иванович пристально и грустно смотрел на нее.
      - В гостинице.
      - У меня есть в Батуме знакомые. Мы могли бы остановиться у них.
      - Не советую. У ваших знакомых нам будет, наверное, не так удобно. Что может быть лучше первоклассной гостиницы "Ялта"? Чисто, уютно, красиво.
      Женю не пришлось уговаривать.
      - Что ж, я согласна! Но видно ли из гостиницы море? Я так хотела бы!...
      - В Батуме море видно отовсюду. Отель "Ялта" расположен рядом с приморским бульваром. Отныне море принадлежит только вам, Женечка! Оно - у ваших ног.
      Поезд остановился на станции, к которой со всех сторон подступали пышные, развесистые пальмы.
      На перроне приехавших встречали не только родные и знакомые, но и жандармские чины. Всех подозрительных они забирали с собой вместе с их чемоданами.
      На Женю и Константина Ивановича, равно как и на их чемоданы, никто не обратил внимания.
      Женя подумала: "Очевидно, батумской полиции уже известно, что этим поездом из Баку прибыли молодой шпик и с ним "жирная добыча", какой считают меня".
      Выйдя из вокзала, молодые люди сели в фаэтон и скоро добрались до гостиницы "Ялта".
      Им отвели просторный номер из двух комнат, на втором этаже, с видом на море.
      Женя и Константин Иванович были в приподнятом настроении. Но каждый радовался своему: она - что перехитрила охранку и благополучно добралась до Батума, он - что все складывается так, как он того хотел.
      "Спустя час, - думал он, - этот чемодан, наверное до отказа набитый крамольной литературой, окажется в полиции".
      Будучи не в состоянии сдержать своего восторга, он привлек Женю к себе, пытаясь поцеловать в губы.
      Девушка отпрянула, отступила к окну и, кокетливо улыбаясь, сказала:
      - Сначала - свадьба!
      Константин Иванович, любуясь ее стройной фигурой, ответил:
      - Свадьба?! Ну, конечно же, сначала - свадьба! Да, да, как можно без свадьбы?... - Затем, изменив голос, добавил: - Но до свадьбы у нас есть еще время, Женя...
      - Я хочу умыться с дороги, - перебила его девушка. - Нам сказали, туалет в конце коридора. Как странно! Почему не в номере? Я сейчас вернусь.
      Едва спутница вышла, Константин Иванович бросился к ее чемодану, дрожащими руками открыл его и... остолбенел. В нем не было ничего похожего на то, что он ожидал. Он увидел всякие женские вещи и два романа из тех, которые сам же рекомендовал Жене прочесть.
      Чувства, охватившие Константина Ивановича, можно было передать словами: отчаяние и растерянность.
      "Что же теперь будет?... Все мои труды, все мои надежды оказались тщетными. Я растратил столько служебных денег, ввел в заблуждение ответственных лиц, а девушка, оказывается, вовсе не революционерка. Она просто водила меня за нос. Захотела легкой жизни, прогулок, дорогостоящих путешествий и поэтому сблизилась со мной. От самого Баку до Батума я не спускал с нее глаз... Выходит, напрасно! Самое запретное, что есть в этом чемодане, - ее ночная рубашка! Что делать? Как оправдаться перед жандармским управлением, которое затратило на нашу поездку столько денег?!"
      В номер вернулась Женя. От нее не ускользнула мгновенная перемена в настроении спутника.
      - Вы чем-то огорчены, мой друг? - спросила она. - Что случилось? Не скрывайте от меня. Вам нездоровится?
      Константин Иванович удрученно пробормотал:
      - Да, да, мне нездоровится. Вы угадали, Женечка. Очевидно, батумский климат противопоказан мне. Говорят, здесь повышенная влажность воздуха.
      Лицо Жени выразило сочувствие.
      - Если так, мы не должны долго задерживаться в Батуме. Давайте вернемся назад!
      Он кивнул.
      - Да, пожалуй, надо возвращаться. Подождите меня здесь. Я схожу, посоветуюсь с доктором.
      Константин Иванович надел пальто и направился к двери. Женя окликнула его:
      - Дорогой мой, ты можешь еще простудиться...
      Ему послышалась в словах девушки насмешка. Он обернулся, глаза его светились нескрываемой злобой. Он рванул на себя дверь, вышел и с силой захлопнул ее.
      Женя, не удержавшись, рассмеялась. Затем вызвала горничную и попросила принести стакан чаю с бутербродом. Выпив, заказала еще один.
      В этот момент дверь в номер неожиданно распахнулась.
      - Кто там? - испуганно крикнула Женя.
      Вошли Константин Иванович, за ним - два жандарма. Глаза у Жени изумленно округлились.
      - Ах, дорогой мой, с тобой приключилась беда?!
      Бледный от волнения Константин Иванович, ничего не ответив, отвернулся к окну.
      Один из жандармов с холодной учтивостью обратился к девушке:
      - С вашего разрешения, сударыня, мы обыщем ваш номер.
      Женя пожала плечами.
      - Извольте. Можете делать все, что вам угодно. Но что произошло?
      Обыск в номере оказался безрезультатным. Женю и Константина Ивановича отвезли на фаэтоне в городское жандармское управление, где они неожиданно для себя увидели армянина-священника, с которым ехали в одном купе. Из глаз священнослужителя обильно текли слезы. Он то и дело крестился. По-видимому, изрядно перетрусил.
      В просторном кабинете жандармский полковник спросил Женю:
      - Говори правду, кто этот молодой человек?
      - Константин Иванович Малышев.
      - Кто он тебе?
      - Жених.
      - Вы давно знакомы?
      - Полгода.
      - Зачем приехали в Батум?
      - Посмотреть город, развлечься.
      - В вашем купе были еще пассажиры?
      - Да, двое; армянян-священник и какой-то русский коммерсант.
      - Ты революционерка?
      - Боже упаси!
      - А где книжки?... Где запрещенная литература?
      - Все осталось в чемодане. Но почему запрещенная?!. Мои книги видел и Константин Иванович и ваши жандармы, которые обыскивали наш номер.
      - А где торговец чаем?
      - Не знаю. Он сошел в Чакве.
      - Был ли ваш Константин Иванович прежде знаком с этим купцом?
      - Не знаю. Однако, мне кажется, они познакомились при мне, в вагоне.
      - Что ты можешь сообщить нам еще об этом Константине Ивановиче?
      - Уверяю вас, этот молодой человек абсолютно ни в чем не виновен. Он не революционер и не имеет никакого отношения к запрещенной литературе.
      - Выйди из комнаты!
      Женя вышла в коридор.
      Там по-прежнему слонялся из угла в угол армянин-священник. Он продолжал лить горькие слезы, не переставая крестился и призывал на помощь Иисуса Христа и самого господа бога.
      Двое жандармов охраняли Женю, сверля ее злыми глазами.
      Спустя несколько минут жандармский полковник вновь вызвал девушку в свой кабинет. Вслед за ней ввели и армянина-священника.
      - Ты свободен, можешь уходить, - сказал полковник, обращаясь к священнослужителю. Потом продолжал: - Впрочем, подожди. Мы запросили Баку о тебе. Пока не придет ответ, тебе придется задержаться здесь.
      Священник взмолился:
      - Заклинаю вас, господин офицер... Заклинаю богом и святым Христом... Поверьте мне, я бедный служитель церкви. Отпустите меня, иначе я опоздаю на свадьбу сына.
      Полковник рассмеялся.
      - Отправь сыну телеграмму. Пусть повременит со свадьбой. Успеется. Здесь у нас свадьба поважнее.
      Женя едва верила случившемуся: пустяковый допрос в жандармском управлении - и она снова на свободе.
      А может, это не так? Ведь рядом шагает жандарм. Куда он ведет ее? Уж не в тюрьму ли? Кажется, нет.
      Вот и гостиница "Ялта".
      Женя поднялась на второй этаж, жандарм - за ней. Она открыла ключом комнату, вошла - вошел и жандарм.
      Он молча забрал чемодан Константина Ивановича и вышел.
      Женя присела у окна, задумалась. Надо будет непременно повидать товарищей, адреса которых ей дали в Баку. Она их не записала, хорошо запомнила.
      Девушка переоделась в скромное платье и хотела спуститься вниз. Но едва открыла дверь, как носом к носу столкнулась с женой хозяина "Ялты".
      - Вы уже уходите? А я хотела поговорить с вами.
      Женя насторожилась.
      - Со мной? О чем же? Прошу вас, пройдите в комнату.
      Женщина вошла и, не дожидаясь приглашения, села в кресло у стола. Она не спускала с девушки цепкого, изучающего взгляда.
      - Бедный юноша!... За что они забрали его?
      - Ничего не могу вам сказать. В жандармском управлении мне не объяснили этого.
      - Он ваш муж?
      - Нет, жених. Мы собирались обвенчаться.
      - Очевидно, он революционер?
      - Не знаю. Не думаю.
      - Что вы собираетесь делать? Есть ли у вас знакомые в Батуме?
      - Кажется, есть. Впрочем, это не имеет никакого значения. Я могу вернуться в Баку одна.
      - Вы пока не освобождаете номер?
      - Не беспокойтесь, у меня есть деньги. За номер я заплачу.
      - Я имела в виду другое. Подумала, не могу ли я помочь вам чем-нибудь?
      - Очень вам благодарна. Ваша любезность меня трогает.
      - Может быть, ваш друг все-таки революционер?
      - Допустим, что это так. Но ведь он уже арестован. Разве мы можем помочь ему?
      - Почему же нет? Помочь всегда можно. Ведь в Батуме есть революционеры, которые способны облегчить положение арестованного, прийти ему на помощь.
      - Если мой жених действительно революционер, его товарищи очень скоро узнают о его аресте и примут меры.
      Хозяйка гостиницы поднялась с кресла.
      - Если так, не выходите сегодня в город.
      - Почему же? Разве в городе что-нибудь произошло?
      - Сегодня небезопасно...
      - Что же все-таки случилось?
      - Вчера батумская полиция арестовала пятерых рабочих завода Хачатурова. Ходят слухи, будто сегодня все батумскне рабочие выйдут на демонстрацию, требуя освобождения арестованных товарищей.
      Женя обрадовалась этому известию.
      - Вы говорите, демонстрация состоится сегодня?
      - Да, сегодня, можете поверить мне. Поэтому-то я и советую вам: будьте осторожны, не выходите в город.
      Женя молча надела пальто. Хозяйка приблизилась к ней, погладила рукой ее волосы.
      - Все-таки уходите? Повторяю, будьте осторожны.
      Женя вышла из гостиницы в приподнятом настроении.
      "Прежде всего надо разыскать товарища Габуния", - решила она и направилась по одному из адресов, полученных в Баку.
      Она столкнулась с Георгием Габуния, с которым была знакома по Баку, у ворот его дома.
      - Здравствуйте, Женя, - сразу узнал он ее. - Еще минута - и вы не застали бы меня дома. Иду на завод Хачатурова.
      - Я вместе с вами.
      - Вот и отлично. Это недалеко.
      Демонстрация была мощной и грозной. В ней приняли участие рабочие заводов Хачатурова, Ротшильда и других предприятий. Они несли плакаты с требованием освободить арестованных товарищей. Демонстранты шли по направлению к батумской тюрьме.
      Женя и Георгий подошли и зашагали вместе с колонной. Георгий Габуния познакомил девушку с видными батумскими революционерами - Дархвелидзе, Михаилом Габуния, Капалейшвили.
      Судя по всему, батумская полиция была заранее приведена в боевую готовность. Здание тюрьмы окружила цепь солдат батумского гарнизона. Когда демонстрация приблизилась, солдаты взяли винтовки наперевес, Капитан-Антадзе, правая рука начальника батумской полиции, крикнул демонстрантам:
      - Расходись! Предупреждаю: если вы немедленно не разойдетесь, я прикажу солдатам открыть огонь.
      Кое-кто из демонстрантов, оробев, остановился, но громкий, твердый голос одного из идущих впереди вселил в рабочих уверенность:
      - Не расходитесь, товарищи! Пусть власти освободят наших арестованных товарищей! Будем непреклонными в наших требованиях.
      - Огонь! - заорал капитан Антадзе.
      Раздался залп. Несколько человек в колонне упало. Рабочие начали кидать в солдат и полицейских камни. Послышались возгласы:
      - Палачи!...
      - Освободите наших товарищей!
      Силы были явно неравные: камни против пуль и штыков.
      Грянул второй залп. Упало еще несколько демонстрантов.
      Женя увидела, как шагавший рядом с ней Емельян Капалейшвили приглушенно вскрикнул и упал на землю. Девушка опустилась перед ним на колени, приподняла его голову. На губах у раненого выступила кровавая пена. Через несколько мгновений Емельян Капалейшвкли скончался.
      Демонстрация была разогнана.
      Женя, Георгий Габуния и рабочий завода Ротшильда Куридзе зашли в кофейню у базара.
      - Вы должны поехать в деревню Барцхане, Женя, - сказал Георгий. - Это - ваш провожатый. Познакомьтесь товарищ Куридзе.
      Женя и ее провожатый обменялись крепкими рукопожатиями.
      В деревне Барцхане Женя встретилась со своим товарищем по Баку Владимиром Соколовым, который ехал вместе с ней в одном купе, выдавая себя за торговца чаем из Москвы, Он сошел в Чакве с чемоданом, набитым прокламациями, отпечатанными в бакинской типографии "Нина", и другой запрещенной литературой.
      Соколов рассказал Жене, как он нанял в Чакве крестьянскую арбу и благополучно добрался до города, где передал "образцы чая" в надежные руки. От Соколова Женя узнала, что французский пароход компании "Паге" прибыл в порт два дня назад и уже разгружается.
      Следовало подумать, каким образом получить от корабельного повара запрещенную литературу, посланную из Франции товарищем Смидовичем. Это было непросто сделать, ибо полиция, пронюхав о том, что из-за границы в Закавказье пересылают революционную литературу, стала тщательно проверять все тюки и ящики, сгружаемые с иностранных пароходов на берег.
      - Давайте решать, как будем действовать? - сказал Соколов.
      - Неужели повар не может перенести литературу на берег по частям? спросил Куридзе.
      - Наши товарищи предложили ему сделать это, но он отказался. Опасно, говорит, полиция обыскивает всех, кто кажется ей подозрительным. Наши товарищи настаивали, но француз уперся, не хочет рисковать.
      После всестороннего обсуждения выработали такой план: подыскать двух контрабандистов, сочувствующих революционерам, на их лодке подплыть к пароходу ночью, когда он отойдет на внешний рейд, и забрать с его борта ящики с запрещенной литературой.
      - У нас в Барцхане живут ребята, промышляющие контрабандой, - сказал Куридзе. - Есть у меня на примете двое. Можно сейчас же поговорить с ними. Народ надежный. Я схожу за ними. А тебе, Женя, пора возвращаться в город, в гостиницу, чтобы не вызывать подозрений у хозяев, которые, я уверен, связаны с полицией.
      В коридоре гостиницы Женя встретилась с хозяйкой, которая вместе с ней вошла в ее номер.
      - Где ты была, девушка? Я так беспокоилась о тебе!
      - Пыталась узнать что-нибудь о моем женихе. Несчастный! Где его держат, в полиции или тюрьме? Мне так не хотелось возвращаться одной в гостиницу!
      - Видела демонстрацию?
      - До нее ли мне было? Я находилась в другом конце города.
      Женщина задала ей еще несколько вопросов, на которые девушка ответила уклончиво, сдержанно, после чего хозяйка ушла.
      Женя погасила лампу и села к окну. Читать не хотелось. Она с тревогой думала: удастся ли ее товарищам забрать с парохода ящики с марксистской литературой.
      А впереди еще столько трудностей! Вывезти книги с парохода - это только полдела. Главное - в целости и сохранности доставить ценный груз в Баку.
      Город спал. Дремало море, укрытое покрывалом темной, безлунной ночи.
      Вдали, через равные промежутки времени, загорался и гас знаменитый батумский маяк.
      С верхушки минарета мечети Азизие доносился крик совы.
      Порой в порту пронзительно верещали свистки полицейских.
      Время от времени яркий луч прожектора, рассекая ночную мглу, высвечивал стоящие на внешнем рейде суда. В такие минуты сердце у Жени начинало взволнованно биться. Ей казалось, что она видит прыгающую на невысокой волне лодчонку, в которой сидят ее товарищи, рискуя жизнью во имя общего, святого дела.
      "А вдруг их схватят? - терзалась девушка. - Неужели жандармы окажутся удачливее и ловчее нас?"
      Ей не хотелось верить в это.
      Небо на востоке начало светлеть. Из-за холмов, что на той стороне, где Чорух омывает два берега - турецкий и российский, выплыла ущербная луна. Однако от нее не стало светлее.
      Восток все разгорался.
      На улице, напротив окна, у которого сидела Женя, остановился прохожий в рабочем картузе, чиркнул спичкой, прикурил. Спичка вспыхнула и погасла. Загорелась вторая. Словно камень свалился с души Жени, - товарищи давали ей знать: литература благополучно доставлена с французского парохода и укрыта в надежном месте.
      IX
      Весной 1902 года бакинская жандармерия свирепствовала как никогда. Активность ее имела причины: город был наводнен "неблагонадежаыми лицами".
      Кто это были? Прежде всего ссыльные, отправляемые сюда со всех концов России, затем противники самодержавия, бежавшие на Кавказ, чтобы спастись от преследований царской охранки: лица, отбывшие ссылку и приехавшие в Баку на постоянное местожительство, - прослышав о возможности неплохо заработать на нефтяных промыслах.
      Именно поэтому бакинская охранка проявляла небывалую активность. По повелению "свыше" жандармское управление города Баку было укреплено опытными службистами, такими, как Лавров, прославившийся в России своей хитростью и жестокостью, а также мастер по части гнуснейших провокаций Рунич.
      Число жандармов и полицейских, "обслуживающих" бакинские нефтяные промысла, увеличилось чуть ли не в десять раз.
      Стало сложно выехать из Баку даже в рабочие предместья, а из рабочих предместий - в город. Полиция видела революционера в каждом бедно одетом человеке, или у кого были грубые, натруженные руки. За подозреваемыми немедленно устанавливалась слежка.
      Бакинский комитет РСДРП долгое время не мог собраться для решения жизненно важных для партии вопросов.
      Близился день 1 Мая. Бакинский комитет наметил организовать в этот день рабочую демонстрацию протеста против царского самодержавия.
      Ладо Кецховели и его соратники считали, что первомайская демонстрация явится первым открытым, организованным протестом бакинского пролетариата против произвола власть имущих, смотром растущих революционных сил Закавказья.
      Первомайской демонстрации должна была предшествовать всеобщая рабочая сходка, призванная сыграть сплачивающую, организующую роль.
      Частые поездки Жени и Павла из Балахано-Сабунчинского района в город навели полицию на мысль, что всеобщая рабочая сходка состоится или в самом Баку или в районе Сабунчей.
      Агентам и осведомителям охранки, работающим в рабочей среде на фабриках и заводах, а также профессиональным шпикам были даны соответствующие инструкции.
      Заметно было, что и в районе Биби-Эйбата полиция приведена в боевую готовность.
      Но охранка ошиблась. Всеобщая сходка рабочих состоялась не в городе и не в рабочих предместьях, а в степи, в районе станции Кишлы.
      Павел и Женя одними из первых пришли к условленному месту. В ожидании товарищей они сидели на песочном бугре.
      Чувство Павла к Жене после ее возвращения из Батума стало еще сильнее. Радуясь успехам девушки в подпольной работе, он не переставал тревожиться за нее.
      И сейчас его воображение рисовало невеселые картины: Женю схватили жандармы, пытают, отправляют на каторгу; он добивается у властей разрешения повидаться с ней в последний раз, но в результате арестовывают и его; вот он видит Женю только из тюремного окна, посылает ей приветы кивком головы; потом наступает печальный день его отправки в Сибирь.
      Да, разлука с любимым человеком самая мучительная из всех пыток!