Подпольный Баку

      "Товарищи! Неутомимый борец за свободу и революцию Ладо Кецховели убит в минувшее воскресенье в Метехской тюрьме. Вся его жизнь, начиная с юношеских лет, была примером непримиримой борьбы и протеста против царского гнета, за право человека жить в царстве свободы.
      Еще в 1893 году он был исключен из Тифлисской семинарии за антиправительственную агитацию. После этого учился в Киевской семинарии, но и там не прекращал активной революционной деятельности, за что дважды подвергался аресту.
      С 1897 года Ладо Кецховели становится деятельным организатором рабочего революционного движения в Закавказье. Он инициатор первой забастовки рабочих тифлисской конки. Ладо Кецховели был одним из создателей рабочей газеты "Брдзола".
      Наш славный товарищ, неутомимый борец за свободу российского пролетариата, мы скорбно склоняем головы перед твоим прахом.
      Товарищи! Все как один присоединимся к протесту против чудовищного убийства!
      Все в один голос скажем так, как говорил Ладо:
      Долой самодержавие!
      Да здравствует демократическая республика!
      Долой капитализм!
      Да здравствует социализм!
      Тифлисский комитет РСДРП"
      XVII
      Женя оказалась в затруднительном положении.
      В последнее время болезнь Сергея Васильевича обострилась и ему пришлось бросить работу. На что должна была существовать семья? У Жени не было возможности устроиться куда-нибудь работать. Она не смела даже думать об этом. Девушка была слишком хорошо известна бакинской полиции. Поэтому последняя делала все, чтобы уличить и арестовать ее.
      В этих условиях для Жени было очень удобно жить в доме командующего бакинским гарнизоном генерала Алиханова. Почти все свое время она проводила с Серафимой, горничной жены Алиханова.
      Серафима, добрая молодая женщина, чувствовала, какую большую услугу оказывает она подруге, и была рада помочь ей хотя бы в этом.
      Однако Женя знала: спокойная, без тревог и волнений жизнь не может продолжаться долго. На днях Серафима сказала ей, что собирается уезжать на родину, к родителям, и что поэтому Жене придется вскоре расстаться с гостеприимным кровом. Куда же Женя денется? Девушка думала не только о том, как ей спастись от преследований полиции, но и как прокормить стариков.
      Однажды жена Алиханова Заринтач-ханум позвала Женю в свою комнату и, протянув ей газету "Каспий", сказала:
      - В одном приличном доме требуется служанка. Мой совет - устраивайся туда. Если понадобится, я могу похлопотать.
      Обрадованная. Женя поблагодарила генеральшу, взяла газету и, возвратившись в комнату Серафимы, разыскала в отделе объявлений следующие строчки:
      "Требуется русская воспитанная девушка, которая могла бы смотреть за женским гардеробом. Возраст - не старше 20 лет. Непременные условия: семья девушки не должна проживать в Баку, девушка должна быть чистоплотной и образованной. Желающие получить место могут обращаться ежедневно с 9 часов утра до 3 часов дня в контору при доме Гаджи Зейналабдина Тагиева на Горчаковской улице".
      Женя сразу же загорелась желанием поступить на работу в дом миллионера Тагиева. Во-первых, это будет полезно для их подпольной работы, во-вторых, она, наконец, сможет помогать родителям.
      Но радость Жени мгновенно сменилась огорчением, - ведь она так бедно одета. В платье, которое на ней сейчас, ее даже не пустят в контору знаменитого бакинского богача. Она села на кровать, пригорюнилась. Вошла Серафима, от которой не укрылось настроение подруги.
      - Что с тобой, Женя? Ведь хозяйка дала тебе газету с объявлением. Чего же ты ждешь? Сейчас как раз время. Контора открыта.
      - В чем же я пойду, Серафима? Разве ты не знаешь, что бедняков не впускают в богатые дома?
      Серафима призадумалась. Невеселое настроение Жени передалось и ей. Наконец, она открыла свой деревянный чемоданчик и пододвинула его к ногам Жени.
      - У меня есть одно платье, которое, я уверена, будет тебе впору. А вот туфли. Скорее одевайся, время дорого. Если тебя примут на работу, ты получишь в доме Тагиева и платье, и туфли, и все остальное, а если не примут, ты опять вернешься сюда и отдашь мне мои вещи. Но если откажут, не огорчайся.
      Пока я здесь, ты будешь со мной. Как-нибудь проживем.
      Серафима, утешая подругу, помогла ей одеться.
      Женя, взяв с собой поддельный паспорт, пошла на Горчаковскую улицу.
      По дороге в контору Гаджи Зейналабдина Тагиева она была полна надежд, что ее непременно примут и дадут хороший заработок. Но стоило ей только переступить порог конторы, как она пала духом. Коридор конторы был буквально набит молодыми девушками, которые, как и Женя, мечтали устроиться на работу в богатый дом. У каждой в руках была газета "Каспий". По лицам девушек, по их жестам было видно, что все они страшно волнуются. Одни то и дело заглядывали в газету "Каспий", другие в нетерпении расхаживали по коридору.
      Женя невольно сравнивала себя с ними. Почти все они были одеты много лучше ее. Платья - красивые, нарядные, на ногах - изящные туфельки; многие в модных шляпках.
      На стене висело большое зеркало. Девушки часто подходили к нему, оглядывали себя, прихорашивались.
      Женя присела на стул у стены и задумалась. Ей стало тревожно и грустно.
      "Что за жизнь?.. - думала она. - Ради куска хлеба и ничтожного заработка эти девушки, как и я, должны унижаться, переживать!"
      В коридоре витал запах дешевых духов, пудры, даже гвоздик, которая, по мнению многих, отбивает дурной запах изо рта и делает дыхание ароматным.
      Естественно, девушки хотели произвести хорошее впечатление на тех, кто будет их принимать. Все они были заняты только своей внешностью. Каждая думала, что красота - главное условие успеха. Очевидно, они находились здесь давно, так как успели перезнакомиться.
      Образовались небольшие группы, девушки обсуждали друг друга:
      - Поглядите на эту страхулю!... Ее ни за что не примут!
      - Откуда ты знаешь?
      - Жена этого Гаджи, говорят, очень привередлива и капризна. Она хочет, чтобы даже ее кошка, даже дворовый пес выглядели элегантно. Не верю, чтобы Сона-ханум допустила в свой дом вон ту, которая сидит в кресле.
      - Ты ошибаешься, она довольно хорошенькая. Смотря, как аккуратно одета.
      - Хорошенькая?!... Да у нее короткая шея. А посмотри, что у нее на ногах! Ни роста, ни фигуры! Да и брови реденькие.
      - Зато глаза красивые.
      - Ничуть.
      - Ты приглядись внимательнее. Какой приятный взгляд, и грустный!...
      - Подумаешь - глаза! Разве одни глаза что-нибудь значат! А лобик какой?... Узенькая полоска. Я говорю тебе: у нее плохая фигура.
      - Нет, вы посмотрите, она нацепила на себя побрякушки!
      - Которая?
      - Да вон та, что сидит слева у двери.
      - На вид ей не больше двадцати. Глаза-то как подвела.
      - А как вон та?... Что сидит у стены, на стуле? Ничего. Миловидная. Только что это за платье?!. На деревенскую похожа. Красивому камню нужна красивая оправа.
      - Уж ее-то не примут, я уверена.
      Последние реплики относились к Жене. Она услышала их, смутилась. Ей захотелось подняться и уйти. Но куда? Опять к Серафиме? Та скоро уедет. Нет, все-таки она испытает свое счастье.
      Дверь конторы отворилась, вышел чиновник средних лет и забрав у девушек заявления, сказал:
      - Подождите немного, сейчас я буду вызывать вас по одной! - И скрылся за дверью.
      Бедные девушки! Как они волновались! Каждая в душе надеялась, что на работу примут именно ее.
      Опять отворилась дверь конторы, вызвали одну из девушек. Спустя пять минут она вернулась в коридор. Вызвали другую, затем третью, четвертую.
      Время шло. В половине третьего вызвали наконец Женю. Она была последней.
      - Садитесь, - предложил ей управляющий. Затем, переходя на "ты", спросил: - Как звать тебя?
      - Клавдией.
      - Отчество?
      - Дмитриевна.
      - Фамилия?
      - Белоусова.
      - Откуда родом?
      - С Нижней Волги.
      - Из какого города?
      - Из Красного Яра.
      - Что ты окончила?
      - Четыре класса.
      - Кто у тебя в Баку?
      - Никого.
      - Была замужем?
      - Нет.
      - Сколько лет?
      - Двадцать.
      - Где живешь?
      - Можно сказать, нигде.
      - Как это - нигде? Где ты жила все эти дни?
      - В доме генерала Алиханова. Моя подруга - горничная Заринтач-ханум.
      Управляющий снял телефонную трубку и попросил позвать хозяйку дома.
      - Сона-ханум, - сказал он почтительно, - по нашему объявлению пришла двадцать одна девушка, хотят поступить на работу... Что вы изволили сказать?... Да-да, поговорил со всеми. К вам наверх?... Слушаюсь... Сведения о них?... Слушаюсь...
      Управляющий собрал листочки на столе, в которых, как Женя догадалась, содержались сведения о каждой, кто хотел быть принятой на работу, и бросил Жене:
      - Пойдемте, госпожа ждет.
      Едва он и Женя появились в коридоре, царящее там волнение достигло наивысшего предела. Все решили, что именно этой девушке посчастливилось быть принятой и теперь ее ведут к хозяйке.
      Поэтому слова управляющего подействовали на них, как бальзам:
      - Все идите за мной!
      Широкая мраморная лестница была устлана дорогими коврами. Поднимаясь по ней на второй этаж, девушки робели, смущенно поглядывали на свое отражение в зеркалах, не переставая гадать: что же их сегодня ждет?
      Их провели на маленькую, тесную веранду, которая сообщалась с просторной гостиной.
      Опять стали вызывать по одной - теперь уже на суд хозяйки дома. На этот раз девушки не возвращались назад. Те, кто оставался на веранде, не могли знать, как решалась судьба вызванных.
      Едва вызывали следующую, все думали: "Наверное, ее возьмут!" - и сердца у девушек учащенно бились.
      Женю вызвали девятой по счету. Войдя в гостиную, она увидела хозяйку дома, которая полулежала на широкой бархатной тахте с книгой в руках. Рядом, в пепельнице, дымилась тонкая длинная папироса. В кресле у ее изголовья сидела молодая женщина, как видно, ее подруга.
      - Нравится вам эта, Ханифа-ханум? - спросила хозяйка дома.
      - Внешне довольно привлекательна. Интересно, что она собой представляет...
      - Это мне тоже хотелось бы узнать, - медленно протянула Сона-ханум. Красивая, ничего не скажешь. Настоящая русская красавица. По-моему, она еще невинна.
      Женя украдкой оглядела гостиную. Сколько роскоши! Она знала, что бакинские богачи живут на широкую ногу, в достатке, но не представляла себе, как это выглядит в действительности.
      А действительность превзошла все ее ожидания. Женя не могла представить себе, что прием служанки на работу в дом Гаджи Зейналабдина Тагиева дело столь сложное, связанное с многочисленными формальностями и испытаниями для желающих устроиться.
      Хозяйка начала задавать Жене вопросы, отличные от тех, которые задавались ей внизу, в конторе.
      - Ты можешь писать?
      - Да, госпожа, могу.
      - Разборчиво пишешь?
      - Да, госпожа, у меня хороший почерк.
      - Сейчас мы узнаем это. Садись, будешь писать.
      К Жене подошла пожилая русская женщина и, взяв ее за руку, подвела к небольшому круглому столику, на котором были бумага, перо и чернильница.
      Женя села, взяла в руки перо. Взгляд ее упал на листочки, - лежавшие на столе, исписанные всевозможными почерками. Она догадалась, что не только ее одну подвергли этому испытанию.
      Хозяйка начала диктовать:
      - В четвертом, пятом и шестом гардеробах находится выглаженная и вычищенная одежда. Одежда, которая висит в седьмом, восьмом и девятом гардеробах, нуждается в чистке и глажке. В одиннадцатом, двенадцатом и тринадцатом гардеробах висит одежда, вышедшая из моды... Вот и все. Дайте, я взгляну, что она нацарапала.
      Женя поднялась из-за стола.
      Пожилая русская женщина подала хозяйке листок, на котором Женя писала.
      Сона-ханум бросила на него взгляд, затем подняла глаза на девушку, обернулась к Ханифе-ханум.
      - Чудесный почерк, просто не ожидала! Красивый и разборчивый. Я немедленно взяла бы ее на работу, если бы была уверена, что все, что она делает, так же красиво.
      Она затянулась папиросой и начала расспрашивать Женю:
      - Тебе приходилось выполнять домашнюю работу? Справишься?
      - Справлюсь.
      - У кого ты научилась?
      - У матери.
      - Твоя мать жива?
      - Нет, умерла.
      - Есть ли у тебя в Баку родственники или знакомые?
      - Никого.
      - Кто же в таком случае может поручиться за тебя?
      - Я живу в доме генерала Алиханова, у моей подруги Серафимы, горничной Заринтач-ханум. Заринтач-ханум считает, что я аккуратная и работящая.
      В разговор вмешалась Ханнфа-ханум:
      - Ах, вот оно, что?!. Вы слышите, Сона-ханум? Надо будет поговорить с Заринтач.
      Хозяйка продолжала:
      - Скажи, у тебя на теле нет болячек?
      - Нет, госпожа.
      - Ты не больна?
      - Здорова, госпожа.
      - Зубы не вставные?
      - Все целы, госпожа.
      - Ты была замужем?
      - Нет, госпожа.
      Хозяйка умолкла, и Женя решила, что миновали все испытания. По ее мнению, теперь оставалось одно - приговор миллионерши. Однако она ошиблась. Капризная жена знаменитого бакинского богача придерживалась сложной системы приема на работу служанок. Она обратилась к пожилой русской женщине:
      - Возьми ее и осмотри хорошенько.
      Женщина повела Женю в соседнюю комнату.
      Выходя из гостиной Женя услышала, как Сона-ханум сказала подруге:
      - И походка у нее легкая. Не стыдно будет показать гостям.
      В соседней комнате русская женщина сказала Жене:
      - Сними платье, я должна осмотреть тебя.
      Через несколько минут неприятный осмотр был закончен.
      Одеваясь, Женя думала: "Какая дикость! Сколько еще на свете самодуров! Рассказать кому-нибудь - не поверят. Все, как в глупой книжке, как в приключенческом романе из восточной жизни".
      Ее опять привели в гостиную. Женщина сказала хозяйке:
      - Я осмотрела ее. Девушка хорошо сложена, кожа чистая, на теле нет болячек и увечий. По грудям видно, что она не женщина. Рот в порядке, зубы ровные, красивые, дурного запаха не чувствуется.
      Сона-ханум поманила пальцем Женю.
      - Подойди ко мне, девушка. Я беру тебя. Но у меня есть условия. Во-первых, ты будешь жить в моем доме и должна быть готова в любой час служить мне. Во-вторых, получать ты будешь немного - десять рублей в месяц. Но ни в чем ты не будешь нуждаться - у тебя будут еда, питье, одежда. Понятно тебе? Ты согласна?
      Женя, потупив голову, тихо сказала:
      - Согласна, госпожа.
      Женя приступила к работе только через три дня, после того, как ей сшили платье из старого платья Соны-ханум.
      Утром, в половине десятого, она явилась в комнату перед спальней госпожи. Здесь, кроме нее, уже собрались все девушки и женщины, которые прислуживали Соне-ханум.
      Прозвенел звонок, вспыхнула лампочка под табличкой, на которой было написано: "Подать чай!"
      Одна из девушек, в обязанности которой входило подавать чай, быстро вошла в комнату госпожи, через минуту выбежала оттуда и спустя несколько минут появилась с серебряным подносом в руках, на котором стояли маленький чайник, стакан молока, тарелка с сыром и маслом, лежало несколько ломтиков черного хлеба и два марципана.
      Опять прозвенел звонок. Зажглась лампочка под табличкой с надписью: "Гардеробщица!"
      Женя подумала: "Вызывают меня", и вошла в спальню госпожи. В руках она держала блокнот и карандаш.
      Сона-ханум ела булочку, запивая молоком. Заглянув в тетрадь, которая лежала на ночном столике, она сказала:
      - Принеси одежду - номера третий, девятый, двадцать первый, восемьдесят первый и сто пятый.
      Через несколько минут Женя принесла требуемые госпожой вещи.
      По третьему звонку вошли две девушки и увели Сону-ханум в ванную комнату.
      Потом к миллионерше пришла массажистка. После массажа Сона-ханум прошла в туалетную комнату и, развалясь на мягкой кушетке, закурила папиросу. Отдохнув несколько минут, она опять нажала кнопку звонка.
      Появились две девушки, в обязанности которых входило наряжать госпожу.
      Сона-ханум, водя пальцем по табличке, висевшей на стене указала, какой пудрой, какими духами и какой губной помадой она желает воспользоваться сегодня.
      - Пудра - двадцать первый номер, одеколон - сорок второй, духи тридцать третий, губная помада - девятый.
      Время, отведенное для косметики, тянулось долго.
      Опять вызвали Женю. Сона-ханум, заглядывая в свою тетрадь, попросила:
      - Из четвертого гардероба - номера первый и второй, из пятого гардероба - номера восьмой и одиннадцатый, из шестого гардероба - номера третий и седьмой, из девятого гардероба - номер пятый, из пятнадцатого гардероба - номер второй.
      Записав все эти указания, Женя вышла.
      Через полчаса Сона-ханум, тщательно одетая, вошла в столовую. По ее вызову явился буфетчик. Хозяйка объявила что она с барином будут есть за завтраком.
      Сона-ханум завтракала вместе с мужем. Служанки завтракали после господ.
      Из гардеробной Женя прошла в комнату для прислуги, села за общий стол. Одна из девушек поставила перед ней стакан чая и тарелку, на которой лежали два кусочка сахара и два бутерброда с сыром.
      Женя обратила внимание, что одна из служанок, которую звали Евдокией Ивановной, плачет. Ей было неудобно спросить о причине ее слез, так как она была новенькой в доме, От Жени не укрылось и то, что почти все присутствующие за столом чем-то удручены.
      В комнату вошла Сона-ханум с папиросой во рту.
      - Ступай в контору, длинноногая кошка! - набросилась она на Евдокию Ивановну. - Бесстыдница! Все вы такие! От вас проку не жди. Сотни раз я твердила, чтобы вы не прикасались к еде, которая на моем столе. Каждый должен есть то, что ему положено. В Баку сотни, тысячи девушек таких, как вы, которые не видят даже черного хлеба. Ступай, говорят тебе!.. Убирайся прочь с моих глаз!... Иди в контору за расчетом!
      Сона-ханум вышла. Евдокия Ивановна, обливаясь слезами, последовала за ней.
      Эта сцена произвела на Женю, как и на всех других, тягостное впечатление.
      За столом сидела пожилая русская женщина, которая несколько дней назад осматривала тело Жени. Заметив недоумение новенькой, она объяснила:
      - Пусть это будет для тебя уроком. Евдокию Ивановну увольняют потому, что она посмела съесть что-то со стола хозяйки.
      - Но куда идет еда, оставшаяся от хозяев? - спросила Женя.
      - Наивная девочка. В этом доме бывает много гостей. Остатки еды со стола господ поступают в распоряжение буфетчика. Еда, к которой они не прикасались, остается в буфете и идет гостям Гаджи. Потом у хозяина есть друзья и телохранители. И еще: в дом приходят учителя и прочие образованные люди. Они-то и доедают остатки. А то, что не съедят они, отправляют в мусорный ящик. И должна сказать тебе, иногда в мусорном ящике оказываются очень вкусные вещи жареное мясо, пахлава и тому подобное. - Пожилая женщина умолкла. Потом она сказала: - Строгий характер у нашей хозяйки. Был случай, когда она прогнала с работы служанку только за то, что та осмелилась напиться чаю, налив кипяток из господского самовара.
      XVIII
      С февраля 1904 года в Закавказье, несмотря на раскол в рядах РСДРП, начался новый подъем революционного движения.
      После II съезда партии закавказские меньшевики активизировали свою деятельность, что очень мешало работе большевиков.
      В Тифлисе состоялась конференция большевиков Закавказья, на которой присутствовало 15 представителей от различных рабочих организаций. На ней было принято решение провести среди рабочих агитацию за созыв III съезда партии, с тем, чтобы вытеснить меньшевиков из Центрального комитета РСДРП.
      Спустя две недели в Баку было созвано подпольное собрание бакинского революционного актива, на которое пришла и Женя.
      Представитель Бакинского комитета РСДРП должен был рассказать о решениях, принятых большевиками в Тифлисе.
      У Жени было ограниченное время. Сона-ханум приказала ей быть дома в пять часов, так как они ждали к вечеру гостя, о котором в доме шли разговоры уже несколько дней. Приехавший из Тифлиса товарищ сообщил:
      - Кризис, начавшийся в нашей партии после II съезда по вине меньшевиков, которые не пожелали подчиняться партийной дисциплине, не дает большевикам возможности в полную меру служить интересам российского пролетариата. Есть лишь одно средство победить меньшевиков в идейной борьбе - созвать III съезд партии.
      В половине пятого Аскер, сидевший рядом с Женей, шепнул ей:
      - Время истекает, Женя, тебе пора уходить. Не обращай внимания на уговоры Павла. Ты должна быть на хорошем счету у хозяев. Мы надеемся извлечь из твоей службы в доме Тагиева большую пользу для партийной работы. При встрече расскажу тебе все, о чем здесь будет говориться.
      На улице Женю окликнул Павел:
      - Ты куда? Почему уходишь?
      Она обернулась и, приблизившись к Павлу, тихо сказала:
      - Павлуша, в пять часов я должна быть дома. Так приказала жена Гаджи.
      - Я замечаю, Женя, с тех пор, как ты устроилась служанкой в дом Тагиева, ты вовсе отошла от нашей работы.
      - Неверно думаешь, Павел. Мне кажется, ты просто не доволен тем, что я живу в доме миллионера. Но скажи, какая разница между мной и тобой или другими товарищами?... Почти все они работают на предприятиях, которые принадлежат таким же богачам, как этот Тагиев. И всегда являются на работу вовремя. Ты понимаешь мою мысль?
      Жене не удалось переубедить Павла. Он недовольно разглядывал ее красивое платье, платок на голове, модные туфля.
      - Не нравится мне твой вид, Женя. Подумай сама: ты революционерка, а ходишь в шелковом платье. Непохожа ты на революционерку, нет, непохожа...
      Женя рассмеялась.
      - Глупости говоришь, Павел. Постыдился бы. Подумай сам, какой смысл в твоих словах?... Уверяю тебя: на моем месте любой человек скажет тебе то же самое. Как можно связывать такие понятия, как революционная деятельность и красивое платье? Идейность, революционная деятельность сознательность - вот чем измеряется работа подпольщика. Уверяю тебя, Павел, ты можешь вырядиться в дорогой костюм или раздеться догола, - но ты был и останешься пролетарием. Ты вырос в рабочей среде, ты, можно сказать, окончил школу пролетарской жизни. Никакая сила не в состоянии оторвать тебя от твоего класса. А вот рассуждения твои - неверные. Настоящий пролетарий не может думать так, как ты. Не буду объяснять тебе всего, но ведь тебе хорошо известно, что отец мой болен и не работает. Или ты считаешь, что я не должна помогать родителям? Кто же им поможет? Кто поможет мне? Ты сам три месяца ходишь без работы и не в состоянии помочь моему отцу. Честное слово, твои рассуждения удивляют меня! Где я должна жить? Может, мне опять вернуться в дом генерала Алиханова и. питаться на кухне объедками с господского стола вместе с кошками? Но я не могу сделать этого, так как Серафима уже не работает у Заринтач-ханум, она уехала к себе на родину. Только ты, пожалуйста, Павел, не сердись. Тебе не нравится мое платье?... А в чем бы я ходила, если бы его не было у меня? Раз я работаю в доме миллионера и вынуждена делать это, естественно, у меня должна быть приличная одежда. Уверена, в той одежде, которая понравилась бы тебе, меня не пустят и на порог дома Гаджи Тагиева. Павел угрюмо смотрел на Женю.
      - Не пустят - вот и хорошо. Меня обещали принять в артель носильщиков на вокзале. Думаю, я скоро смогу помогать Сергею Васильевичу.
      Женя покачала головой.
      - Я не хочу этого. Я буду работать сама. Да и не так уж плоха моя работа, особенно, если учесть, что она может принести некоторую пользу нашему партийному делу.
      К ним подошел Аскер, видевший как Павел поднялся и вышел вслед за Женей. Зная вспыльчивый характер товарища, он не хотел, чтобы они поссорились.
      - Я думаю, нам лучше не встречаться с тобой, Женя, - мрачно сказал Павел. - Ты своей странной философией не переубедишь меня.
      Аскер почувствовал: еще немного и Женя расплачется. Он тронул Павла за локоть.
      - Послушай, ты, идейный революционер! В последнее время ты сильно переменился. И к худшему. Надо считаться с обстановкой, а ты не хочешь. Ведь у тебя в кармане ни копейки, у меня тоже. Василию вовсе приходится туго. А что есть у Мамеда? Он, как и мы, перебивается с хлеба на воду. Айрапет не меньше нас всех нуждается в помощи. Или ты забыл, что у него чахотка? Несмотря на это, он отрывает последнюю копейку от семьи, от своих малышей и помогает Сергею Васильевичу. Но долго ли так сможет продолжаться? Айрапет тяжело болен, - Он обернулся к Жене. - Не огорчайся, прошу тебя, иди. Ты нужна нам на этой работе.
      Женя повернулась и медленно пошла прочь.
      Аскер и Павел, переругиваясь, вернулись на собрание.
      Когда Женя пришла в дом Тагиева, Сона-ханум еще лежала в постели, предаваясь послеобеденному отдыху. Этим вечером она хотела хорошо выглядеть, так как гость, которого им предстояло принять сегодня, был не кто иной, как недавно назначенный в Баку губернатор Накашидзе.
      Под вечер начали съезжаться гости. Большей частью это были бакинские миллионеры, промышленники, владельцы крупных предприятий, представители нефтяных концессий, бакинские кочи, с которыми Гаджи Тагиев постоянно имел дело, а также кое-кто из городской интеллигенции.
      К услугам гостей был богатый буфет, в котором не хватало только птичьего молока: редчайшие вина, французские коньяки, изысканные закуски, фрукты, сладости.
      Хозяин дома, прогуливаясь среди гостей, старался быть приветливым с каждым.
      Гости были одеты нарядно и живописно: одни - в черкесках, другие - в сюртуках, фраках, смокингах, на третьих красовались модные жилеты.
      Пришли все, кроме двух - нового губернатора Накашидзе и командующего бакинским гарнизоном генерала Алиханова.
      Наконец с улицы послышался цокот конских подков. Многие из гостей догадались, что это подъехал отряд казаков, сопровождающий экипаж высокопоставленных особ.
      В гостиную вошли Накашидзе и генерал Алиханов.
      Хозяин дома поспешил навстречу им, поздоровался с обоими за руку, затем начал представлять новому губернатору гостей.
      - Это, ваше превосходительство, господин Ага Муса Нагиев, - говорил он. - Убежден, вы должны были слышать его имя. Известный в нашем городе человек, преданный слуга его императорского величества. Рядом с ним господин Шамси Асадуллаев, также один из богатейших людей города, которому принадлежат многие бакинские нефтяные промысла.
      Едва Муса Нагиев заметил, что хозяин дома отдает Шамси Асадуллаеву предпочтение перед ним, как настроение у него тотчас испортилось. Отвращение, которое он питал к Гаджи Зейналабдину Тагиеву, вспыхнуло в нем с новой силой.
      Гаджи продолжал представлять гостей именитому гостю.
      - А это господин Алимардан-бек Топчибашев, уважаемый адвокат нашего города, просвещенный, образованный и весьма приятный человек. Это господин Бехбудов, молодой инженер, получивший образование в России. Это господин Михайловский, директор реального училища, верный слуга его императорского величества. А эти господа - представители иностранного капитала на Кавказе.
      Гостей было много, и вскоре губернатор Накашидзе начал томиться скучной церемонией представления.
      Заметив это, Гаджи сказал:
      - Короче говоря, ваше превосходительство, в этом доме находятся все самые уважаемые и благородные люди нашего города, преданные слуги государя императора.
      Новый губернатор отвесил всем общий поклон, что очень не понравилось знаменитому бакинскому кочи Гаджи Аслану. Его задело и то, что хозяин дома не представил его лично новому губернатору.
      Гаджи, бросив взгляд на Гаджи Аслана, заметил недовольство на его лице. Тем не менее не было уже никакой возможности удовлетворить желание этого опасного человека, к чьим услугам он частенько прибегал. К тому же, представив Гаджи Аслана лично новому губернатору, он тем самым обидел бы других кочи, в услугах которых нередко нуждался.
      Тогда Гаджи Аслан сам решил представиться губернатору Накашидзе и сделал уже шаг навстречу высокому гостю.
      Хозяин, поняв, что упрямый Гаджи Аслан сделает по-своему, решил в последний момент исправить свою оплошность.
      - Прошу вас, ваше превосходительство, познакомиться с господином Гаджи Асланом, одним из благороднейших и влиятельнейших людей нашего города.
      Не успел хозяин дома произнести эти слова, как Гаджи Аслан первый протянул выкрашенную хной руку губернатору Накашидзе.
      Странный цвет руки удивил губернатора. Многие из гостей обмерли, боясь, как бы грубый, независимый Гаджи Аслан не сказал чего-либо неуместного. Больше всех растерялся хозяин дома.
      Гаджи Аслан нахмурился, прищурил глаза, губы его заметно подрагивали, словно он собирался произнести нечто особенное. Вот он надменно глянул по сторонам орлиным взором, от которого у многих взволнованно забилось сердце.
      - Если аллаху будет угодно, - начал, растягивая слова, Гаджи Аслан, господин губернатор сам потом узнает, что я за парень. Не будь меня, рабочие, как цыплят, проглотили бы многих из присутствующих здесь. Но, пока я жив, никто не посмеет тронуть их. Господин губернатор может испытать меня, если ему угодно. В моем распоряжении имеются славные ребята, которые способны с кем угодно сыграть злую шутку. - Гаджи Аслан обернулся к Алимардан-беку. - Ты что хлопаешь глазами? Господин губернатор не понимает по-нашему, переведи ему!
      Алимардан-бек не успел и рта открыть, как заговорил генерал Алиханов:
      - Я хорошо понял ваш намек, господин Гаджи Аслан. И я постараюсь как можно точнее передать смысл ваших слов нашему дорогому гостю. Вы не против, если это сделаю именно я?
      В ответ на это Гаджи Аслан обернулся к Башир-беку и сказал:
      - Ты слышишь, Башир? Оказывается, этот ага из наших, из мусульман! Он подошел к генералу Алиханову и пожал ему руку. - Гаджи Аслан - твой покорный слуга. Прикажи мне умереть - и я сию минуту исполню твой приказ. Не быть мне мужчиной, если я вру.