Подпольный Баку

      XXII
      Ежедневно в половине четвертого Женя стала приходить в реальное училище к Михайловскому, который занимался с ней по различным предметам.
      С первых же дней занятий он начал изливать ей свои сердечные чувства, восхвалять ее красоту, обещая помочь получить образование, сделать из нее девушку, которая окажет честь бакинскому высшему обществу.
      Когда Женя приходила в его кабинет, он дарил ей цветы, угощал шоколадными конфетами и прочими вкусными вещами. Большая часть того времени, в течение которого должны были проходить занятия, уходила на глубокомысленные рассуждения Михайловского о любви к Жене, на его уверения в искренних и дружеских чувствах к девушке.
      Женя же относилась к своим занятиям спустя рукава. Ее интересовало другое - познакомиться с преподавателями и учениками реального училища, вовлечь их в революционное движение.
      Через Михайловского ей удалось познакомиться с директором мужской гимназии Кутилевским, после чего она оказалась вхожей в эту гимназию и вскоре познакомилась с одним из ее учителей - Васильевым. Через него она узнала, что в гимназии, насчитывающей более тысячи учеников, нет молодежного социал-демократического кружка.
      Беседы с Васильевым привели Женю к выводу, что среди гимназистов старших классов есть много сочувствующих рабочему движению юношей, однако дальше сочувствия дело не идет из-за отсутствия организаторов.
      Оба директора, Михайловский и Кутилевский, были связаны с царской охранкой и установили во вверенных им учебных заведениях строжайший полицейский режим.
      Однако дашнакам и эсерам удалось завязать кое-какие связи с учащимися старших классов реального училища и гимназии.
      Большевики предприняли несколько попыток создать в этих учебных заведениях молодежные социал-демократические кружки. Но практического результата это не дало. Бакинский комитет РСДРП обращал внимание главным образом на рабочие районы, поэтому пропаганда революционных идей среди учащейся молодежи была слабой.
      И вот на долю Жени выпала задача возместить это упущение. Девушка энергично взялась за дело.
      Михайловский и Кутилевский не подозревали ни о чем. Очарованные внешностью Жени, они считали, что она далека от общественной жизни, тем более - от революционной деятельности.
      На пути Жени встали новые трудности, вызванные влюбленностью в нее Михайловского и Кутилевского и ухажерским соперничеством между ними. Оба директора определенно ревновали ее друг к другу. Каждый хотел, чтобы Женя приходила на занятия только к нему, и это мешало работе Жени.
      Дело дошло до того, что Михайловский открыто выразил Жене свой протест против ее визитов в гимназию к Кутилевскому. Кутилевский же прямо предложил Жене, чтобы она ходила заниматься и готовиться к выпускным экзаменам не в кабинет Михайловского, а только к нему.
      Женя хотела посещать оба эти учебные заведения, поэтому поставила себе целью пресечь ревнивые словоизлияния невоздержанных на бранное слово соперников. Между тем каждый из них использовал малейший повод для того, чтобы хоть чем-нибудь очернить, унизить другого в глазах Жени.
      Однажды, когда Женя сидела в кабинете Михайловского, он сказал ей:
      - Я не встречал людей более подлых, чем он!
      Женя сделала наивно-удивленные глаза.
      - О ком это вы?
      - Да о Кутилевском...
      - В чем заключается его подлость?
      - В его убеждениях. Мне доподлинно известно, что его совесть запятнана.
      - Это весьма ответственное обвинение, Виктор Иннокентьевич...
      - Да, я с полной ответственностью заявляю: Кутилевский связан с социал-демократами.
      - Господи, да ведь это чудовищно! - воскликнула Женя. - Возможно ли такое?!
      - Я знаю это точно. Гнусный лицемер прикидывается поклонником господина Гаджи Тагиева и его друга губернатора Накашидзе. Да, да, вы не знаете, дорогая Женя, какой отвратительный тип этот Кутилевский!
      - Возможно, вы правы, Виктор Иннокентьевич...
      - Теперь вы сами понимаете, что вам не следует общаться с этим опасным человеком, ибо это может запятнать вас, как и всякого другого, кто будет иметь с ним дело. Если господин Гаджи и его супруга узнают, что это за фрукт, и вам, дорогая Женя, и мне не поздоровится. Думаю, моих слов вполне достаточно для того, чтобы вы удостоверились в гнилости души этого проходимца...
      Женя понимала, почему Михайловский стремится опорочить в ее глазах своего коллегу. Дело не ограничивалось одной только ревностью, соперничеством. От учителя гимназии Васильева Жене доподлинно стало известно, что Кутилевский является агентом царской охранки. Однако она предпочла не спорить с ревнивым директором реального училища.
      - Я верю вам, Виктор Иннокентьевич, и вполне разделяю ваше возмущение, - говорила она. - Хорошо, что вы открыли мне глаза на этого человека. Какой подлец! Должна при знаться вам, многие его поступки сразу же показались мне подозрительными. Да, да!... Я так ценю вашу искренность и заботу обо мне, Виктор Иннокентьевич. О вашей честности и добропорядочности я могу судить еще и потому, что вы являетесь другом господина Гаджи и его супруги Соны-ханум, Не будь вы столь благородны, культурны, умны, не будь вы бесконечно преданны государю императору, да разве вы могли бы быть вхожи в дом такого уважаемого человека, как Гаджи?! Но я сейчас думаю: каким это образом такому негодяю, как Кутилевский, удалось все же завоевать дружбу и расположение господина Гаджи? Я считаю, мы с вами должны до конца разоблачить этого типа. Для этого надо осторожно, не подавая виду, следить за ним, чтобы хорошо, досконально изучить.
      Если окажется, что он действительно связан с социал-демократами, мы донесем на него, и он получит по заслугам. Уверяю вас, мы выведем шельмеца на чистую воду. Пользуясь случаем, хочу сказать вам, что ваши ревнивые опасения по поводу моих отношений с Кутилевским абсолютно ни на чем не основаны. Поверьте, сердце мое совершенно свободно. Я отдам его самому благородному и честному человеку.
      Михайловскому было немало лет, но общение с красивой девушкой возбуждало его, настраивало на игривый лад.
      - Как я завидую счастливцу, которому вы собираетесь отдать свое сердце, - сказал он однажды. - Не могли бы вы открыть мне имя этого счастливца? Прошу вас, скажите, кто он?
      Женя потупила глаза.
      - Не могу. Умоляю вас, никогда не задавайте мне подобных вопросов. Моя госпожа не позволяет мне вести слишком откровенные беседы с мужчинами.
      - Сона-ханум запретила вам вести подобные разговоры со всеми мужчинами, но я составляю исключение. Со мной она позволит вам беседовать. Не забывайте, я способствовал ее счастью. Только благодаря мне она стала обладательницей миллионов. Я и вас хочу сделать такой же счастливой, как она. Только не знаю, пожелаете ли вы сами этого. Женя радостно улыбнулась.
      - Да разве человек живет не для того, чтобы добиться счастья? Впрочем счастье - удел немногих, его удостаиваются только избранные.
      - Считаю своим долгом сказать вам, дорогая Женя, что ваше счастье так же близко от вас, как то очарование, которое вы своей красотой излучаете. Только не уподобляйтесь тем недалеким, бездумным девушкам, которые сами бегут от своего счастья, не играйте в прятки с удачей. Счастье - обидчивая, капризная особа. Оно может в один миг покинуть человека и больше никогда не вернуться. Если счастье ушло, никакие раскаяния, никакие мольбы вернуть его уже не в силах...
      - Я согласна с вами, Виктор Иннокентьевич, и полностью признаю разумность ваших суждений. Мне было очень приятно слушать вас, но я должна сказать вам совершенно откровенно, что не могу принимать участие в подобных разговорах на правах полноправного собеседника. На это имеются две причины.
      - Какие же? Назовите их.
      - Пожалуйста. Первая причина заключается в том, что я не обладаю столь богатым жизненным опытом, какой есть у вас. Вторая причина более существенная: повторяю, моя госпожа не разрешает мне вести подобные разговоры с мужчинами. Сона-ханум позволила мне приходить сюда только для того, чтобы я готовилась к сдаче экзаменов на аттестат зрелости.
      - А если Сона-ханум позволит вам, могли бы вы ответить на некоторые мои вопросы?
      - Если позволит - отвечу. Слово моей госпожи для меня закон.
      - Вы любите Сону-ханум?
      - И люблю, и уважаю.
      - В таком случае, заклинаю вас вашей любовью к госпоже, ответьте на мой единственный вопрос.
      Женя, чувствуя, куда Михайловский клонит, сказала после некоторого размышления:
      - Хорошо, я постараюсь ответить на ваш вопрос, если смогу.
      Михайловский, разломив пополам шоколадную конфету, притянул одну половинку Жене, а вторую съел сам. Затем поднялся с кресла, в задумчивости прошелся несколько раз взад и вперед по кабинету и остановился перед Женей.
      - Заклинаю вас именем вашей госпожи, ответьте мне: любило ли ваше сердце кого-нибудь?
      Женя стыдливо отвела глаза в сторону.
      - Вы, Виктор Иннокентьевич, человек умный, образованный, и я удивляюсь, как вы не понимаете, что подобные вопросы нельзя задавать девушкам. Сердце не портсигар, который открывается перед всяким, кто того пожелает.
      - Ясно, что вы хотите сказать этим, Женя. Однако человек часто совершает поступки, которые никак не сообразуются с его жизненным опытом. Вот и я... - Михайловский, не договорив, задумался, торопливо заходил по комнате и опять остановился перед Женей. - Обещайте говорить со мной только откровенно.
      Женя пристально смотрела в его лицо.
      - Почему вы не досказали того, что хотели сказать, Виктор Иннокентьевич?
      - Не смог. Мне неловко перед вами, стыдно, Женя.
      - Чего же вы стыдитесь? Вы культурный человек, который немало повидал на своем веку. Я же всего только ваша юная ученица. Как может учитель стыдиться своей ученицы?
      - Сказать по совести, если бы я знал, кого вы любите, а бы высказал свою мысль до конца.
      - Мне кажется, чувство, живущее в моем сердце, не может служить преградой для вас
      - Увы, ошибаетесь. Если в вашем сердце живет чувства к кому-либо другому, это уже лишает меня откровенности. Ах, если бы можно было в совершенстве овладеть искусством находить дорогу к девичьему сердцу, я бы не пожалел ничего для этого...
      Женя лукаво усмехнулась.
      - Трудно поверить, что вы до сих пор не овладели этим искусством находить кратчайшую дорогу к женскому сердцу.
      - Увы, нет.
      - А если я научу вас этому искусству, вы исполните все, что я велю вам?
      - Клянусь, исполню! Я всецело в вашей власти, Женя. Распоряжайтесь мной как угодно.
      - В таком случае, слушайте меня внимательно и запоминайте: глаза человека выражают то, что чувствует его сердце. Если хотите знать, что у девушки на сердце, - пусть об этом скажут вам ее глаза.
      - Благодарю вас, Женя, я запомню это. Теперь скажите мне, что вы хотели потребовать от меня взамен этого рецепта.
      - Я не смею ничего требовать, я буду только просить.
      - Я готов исполнить любую вашу просьбу.
      - Я хочу, чтобы вы подробно рассказали мне историю замужества Соны-ханум и о том, какую роль вы сами сыграли в ее судьбе. Ведь вы же намекнули мне, что она обязана вам своим счастьем.
      - Я с удовольствием поведаю вам удивительную историю о том, как Сона-ханум вышла замуж за знаменитого миллионера Гаджи Зейналабдина Тагиева. Но прежде я хочу поставить перед вами одно непременное условие.
      - В чем оно?
      - Вы подарите мне свое сердце.
      - Если это разрешит моя госпожа.
      - Я уверен, Сона-ханум не будет против. Когда я завладею вашим сердцем, я посчитаю себя самым счастливым человеком на свете.
      - Если мое сердце будет способно сделать вас счастливым, я не стану противиться. Заверяю вас в моей искренности. Однако и у меня есть одно непременное условие. Пока вы не дадите мне слова выполнить его, я не обещаю быть вашей сторонницей в вашем сердечном желании.
      - Говорите же, излагайте это условие...
      - Наши любовные отношения начнутся лишь после того, как Сона-ханум даст на это свое согласие и я получу аттестат зрелости. До того времени все останется так, как есть сейчас. Однако я полна удивления и хотела бы задать вам вопрос.
      - Спрашивайте. Готов ответить на все...
      - Вы действительно любите меня или просто хотите развлечься со мной, как иногда развлекаются с легкомысленными служанками?
      - Люблю!... Люблю всем сердцем!... Люблю до безумия!...
      - Мне трудно поверить этому. Разве это возможно? Ведь я сравнительно недавно стала приходить к вам сюда. Мыслимо ли это - за такой короткий срок полюбить чистой любовью почти незнакомую девушку?!
      - Вы говорите - за короткий срок?! Ошибаетесь. Я люблю вас давно. Чувство к вам вспыхнуло в моем сердце, когда я впервые увидел вас в доме Соны-ханум. Как жаль, что я не молод, как вы! Между нами большая разница в годах.
      - Ну, уж это не должно вас огорчать, Виктор Иннокентьевич. Напрасно вы думаете о возрасте. Я убеждена, пожилые мужчины более привязаны к семье.
      - Иными словами, вы не возражаете?... Вы не против? Женя зарделась, что, по-видимому, стоило ей немалых усилий.
      - Да, я не против.
      Глаза Михайловского засветились неподдельным восторгом.
      - Браво! Я восхищен вашим благоразумием. Мышление Соны-ханум значительно отличается от вашего. Она не сразу согласилась принять любовь Гаджи. Потребовались много месячные усилия, прежде чем она дала согласие стать женой старика. Больше всех настрадался в период его сватовства я. Но зато я был вознагражден сторицей. Да, это моя заслуга в том, что знаменитый бакинский богач женат на молодой, красивой женщине. Гаджи бесконечно благодарен мне за это. И должен признаться - я не могу пожаловаться на его отношение ко мне. Но и он, в свою очередь, немало способствовал моему счастью, моему благополучию. В настоящий момент я считаюсь правой рукой губернатора. Гаджи не может обойтись без моих советов и не прекословит мне ни в чем. Среди наиболее влиятельных людей Баку я считаюсь первым после господина губернатора. Я весьма доволен своей судьбой. Я очень хотел бы, чтобы и вы разделили счастье, которого я достиг. Благодаря мне, Женя, вы познаете все прелести земного бытия. Я говорю вам истинную правду. С того дня, как я увидел вас, я понял, что для моего полного счастья не хватает только вас. День и ночь я думаю о нашем соединении. И, признаюсь вам, эти мысли причиняют мне много боли. Одно ваше короткое словечко может избавить меня от угнетающих мыслей. Говорят, после смерти нас ждет райская жизнь. Но и при жизни я мог бы испытать ее. Вы понимаете меня? Дорогая Женя, не заставляйте меня умолять вас о любви.
      Женя не смогла скрыть улыбки.
      - Обещаю вам, Виктор Иннокентьевич, избавить вас от унизительного вымаливания девичьей любви. Однако, повторяю, вам придется выполнить мои условия. Если вы не станете докучать мне своими любовными притязаниями до того дня, когда я получу аттестат зрелости, - я не изменю своего решения и не возьму своего слова назад. Требования любви несовместимы с требованиями учебы. По-моему, девушкам во время занятий просто вредно заниматься любовными делами. К тому же вы сами заинтересованы в том, чтобы у меня был аттестат зрелости. Ведь я должна быть достойна вас во всех отношениях.
      Ослепленный своим чувством, Михайловский не мог заподозрить Женю в неискренности.
      - Клянусь вам, Женя, клянусь честью, которой я дорожу так же, как и моим чувством к вам, я никогда не поступлю вопреки вашему желанию. Отныне, обращаясь ко мне, вы должны говорить мне "ты", - это слово будет доставлять мне неизъяснимое наслаждение.
      - О нет, против этого я решительно возражаю. Я скажу вам "ты" не раньше, чем в наших отношениях произойдет перемена - Вы понимаете, Виктор Иннокентьевич, что я имею в виду?... А теперь, прошу вас, расскажите мне, каким образом Гаджи Зейналабдину удалось жениться на Соне-ханум.
      - Хорошо, слушайте. Первая жена Гаджи умерла давно. Овдовев, он начал подыскивать себе достойную девушку. Нетрудно понять: человек его положения не мог взять в жены первую попавшуюся. Сона-ханум в то время была юной девушкой, почти девочкой. Ее старшая сестра вышла замуж за сына Гаджи. Юная Сона часто приходила к своей сестре. Случалось, она гостила в ее доме по нескольку месяцев. Сона училась в школе. Старик Гаджи влюбился в нее до безумия. Девочку выделяла среди сверстниц поразительная красота.
      Два человека стояли на пути исполнения желания Гаджи: его невестка и жених Соны, красивый юноша из знатной дагестанской семьи, жившей в Дербенте. Надо сказать, что сначала и родители Соны были против ее брака с Тагиевым. Однако последнее препятствие Гаджи устранил довольно легко. Отец Соны Араблинский, бек по происхождению, задолжал в банк большую сумму. Векселя были давно просрочены, и наконец наступил момент, когда Араблинский должен был лишиться всего своего имущества, под залог которого банк ссудил деньги. Гаджи заплатил в банк долг Араблинского с процентами, и таким образом стал собственником всей его недвижимости. Но и этим дело не ограничилось. Он дал взаймы Араблинскому крупную сумму денег, которую тот не смог бы выплатить до конца дней своих. Понимая, что судьба его семьи всецело зависит от того, станет ли юная Сона женой Гаджи, Араблинский, наконец, уступил Гаджи, который не обращал внимания на протесты сына и обиженное лицо невестки. Все мысли Араблинского теперь были направлены на то, чтобы заставить Сону согласиться на брак с пожилым женихом. Это было не так просто. Сона и не подозревала о намерениях старика. Ни родители, ни сестра не осмеливались сказать ей об этом.
      Михайловский умолк, собираясь с мыслями.
      - Что же было дальше? - спросила Женя, которую захватила история женитьбы Гаджи.
      - Не торопитесь, сейчас все узнаете. Но прежде дайте мне слово, что не расскажете Соне-ханум о моем откровенном разговоре с вами.
      - Даю слово, - сказала Женя. - Да вы и сами понимаете, я не посмею говорить со своей госпожой на подобную тему. Мы, ее служанки, имеем право только отвечать на ее вопросы. Все наши беседы с ней ограничиваются этим. Прошу вас, Виктор Иннокентьевич, продолжайте свой рассказ, не сомневайтесь во мне.
      - Скажу откровенно, - продолжал Михайловский, ваша госпожа была неспособной и довольно ленивой ученицей, когда дело касалось уроков. Не помню, чтобы она хоть один экзамен сдала без осложнений. Разумеется, в конечном счете она всегда получала неплохие отметки, но все это делалось благодаря деньгам. Впрочем, и ее красота также способствовала смягчению сердец экзаменаторов. И сестра Соны, и родители из кожи лезли вон, лишь бы младшая дочь в семье успешно окончила гимназию. Мы с Кутилевским тоже приложили к этому немало усилий. И все же, несмотря на все старания родных, Сона продолжала оставаться равнодушной к занятиям, проявляла леность и просто не хотела учиться. Единственно, что всегда ее влекло, это писать письма в Дербент, своему возлюбленному. Случалось, она отправляла ему в день по три-четыре письма. Помимо этого, она почти ежедневно посылала в Дербент пакет с фотокарточками, на которых была изображена в самых различных позах. Я и Кутилевский, не желая портить отношений с Соной, скрывали от старшей сестры истинное положение дел с учебой. Господи, мы просто устали лгать! Сона видела все это и платила нам за наше отношение к ней искренней дружбой и любовью. Со мной она была особенно дружна, часто делилась своими сердечными переживаниями, о которых, я это точно знал, она не говорила никому другому. Мне было известно положение ее отца, банкрота, разорившегося человека. Тем не менее, в сумочке Соны всегда были деньги, случалось даже сотни рублей, а то и больше. Девушка не знала цены деньгам, не придерживалась никакой меры в расходах, покупала втридорога не нужные ей вещи и безделушки. Я недоумевал, видя у нее постоянно пачки денег. Как выяснилось в дальнейшем, эти деньги "на расходы" были следствием чрезмерной щедрости влюбленного Гаджи. Однажды под вечер я получил приглашение от Гаджи на чашку чая. Ровно в семь вечера я пришел в его дом. Слуги пропустили меня без промедления, так как в руках у меня была записка от хозяина. Поднявшись наверх, я подождал в гостиной. Вышел личный слуга Гаджи и, увидев меня, пошел доложить. Через минуту он вернулся и сказал, что Гаджи ждет меня в своем кабинете. В гостях у Гаджи были владелец газеты "Каспий" и знаменитый в Баку пароходо-владелец Расулов. Гаджи приветливо встретил меня. "Добро пожаловать, господин Михайловский, - сказал он, очень рад видеть вас! Присаживайтесь, дорогой учитель, я должен обстоятельно поговорить с вами по делу, которое представляет для меня исключительную важность". Этими словами Гаджи как бы давал понять присутствующим, чтобы они оставили нас вдвоем. Гости, поняв намек, попрощались и вышли. Гаджи вызвал слугу и приказал ему не впускать в кабинет никого, за исключением служанки, которая по звонку должна приносить нам чай. Не теряя времени, Гаджи заговорил о своем деле: "Я пригласил вас к себе, господин Михайловский, чтобы получить от вас кое-какие сведения о сестре моей невестки. Вы понимаете, я говорю о юной Соне". "Я к вашим услугам, - ответил я. - Готов рассказать о девушке все, что мне известно". "Как идут занятия у Соны?" "Не буду скрывать от вас, господин Гаджи, у Соны нет никакой склонности к прилежанию". "Почему же? В чем причина?" "Во-первых, Сона слишком юна и не испытывает недостатка в деньгах. Зачем ей учиться? У нее нет к этому никакого побудительного стимула. Многие люди стремятся получить образование и приобрести ту или иную профессию потому, что вынуждены думать о своем будущем. Перед каждым человеком рано или поздно возникает проблема изыскания средств к существованию. У Соны же будущее, думаю, обеспечено. Из многолетнего опыта мне известно, что большинство молодых людей из зажиточных семей не проявляет рвения к учебе по этой именно причине. Кроме того, как я полагаю, есть еще одна причина нерадивости Соны в занятиях - ее преждевременное обручение. Педагогами давно замечено, что ранняя любовь является существенной помехой в учебе девушек". "Интересно, как проходит день у Соны? Чем она занята? Что у нее в голове?" "Девушка ежедневно получает письма от своего жениха, читает и перечитывает их и тут же строчит ответы. Затем разглядывает фотокарточки, полученные от молодого человека, любуется ими. Потом к Соне приходит фотограф и снимает ее в самых различных позах. Убежден, комната ее жениха заставлена портретами Соны". "Значит, она сильно любит своего жениха?" "До безумия". "Впрочем, это мне самому известно. Сейчас я думаю о том, принесет ли мне пользу та откровенность, с какой я хочу поделиться с вами своими мыслями и планами". "Постараюсь, господин Гаджи, сделать все, что от меня зависит. Мне кажется, вам известно, с какой искренностью и уважением я отношусь к вам. Я буду счастлив выполнить любое ваше приказание". Гаджи задумался. Чувствовалось, что ему трудно быть со мной в полной мере откровенным. Начал он издалека: "Господин Михайловский, надо перевоспитать девушку. Для вас, педагогов, это дело привычное. Вы призваны переделывать характеры молодых людей".
      - Должен сказать вам, Женя, я до того дня еще не знал о страсти Гаджи к юной Соне. Мне и в голову не приходило такое - Все-таки он был уже старик, а она - почти девочка. Но уже во время разговора я кое о чем стал догадываться. Я сказал тогда своему собеседнику: "Пусть господин Гаджи объяснит мне, чего он хочет. Вы говорите, что я должен перевоспитать, переделать Сону? В каком смысле это надо понимать?" "Прежде всего, господин Михайловский, вы должны заручиться ее расположением и в откровенной беседе узнать, согласится ли она стать женой одного известного в Баку человека? Могли бы вы сделать это?" "Я не вижу препятствий к тому, чтобы спросить Сону об этом". "Препятствий, действительно, нет никаких. Но я хочу, чтобы ответ на мой вопрос был положительным. А для этого вы должны соответственно подготовить девушку". "Я приложу к этому все усилия, постараюсь, чтобы господин Гаджи остался доволен мною. Раз господин Гаджи так хочет..." "Господин Михайловский, вы должны сделать это лично для меня. Лично, понимаете?'" "Да, теперь мне все ясно, господин Гаджи. Даю вам слово сделать все возможное". Гаджи открыл шкатулку, которая стояла на столе, извлек из нее вот эти часы и протянул их мне. "Это мой маленький подарок вам, - сказал он. - Большой подарок получите после того, как дело, о котором мы говорим, будет улажено". Мы закончили разговор и в этот вечер к нему уже не возвращались. Пили чай, болтали о том, о сем. Около десяти часов я распрощался с хозяином и ушел. Спустя дня два, когда Сона пришла ко мне заниматься, я заметил, что она принесла с собой три письма - нетрудно было догадаться, от кого они были. Прочитав их, она, не обращая на меня внимания, стала писать на них ответы. В последнее время я заметил, она избегала писать дома письма жениху. Очевидно, стеснялась. Да и сестра ее, мне кажется, мешала ей в этом. Глядя, как быстро бегает по бумаге ее перо, я вспомнил о просьбе Гаджи и решил: настал момент вмешаться в судьбу девушки. Я был уверен: она не станет счастливой, если выйдет замуж за молодого дагестанца. Уже несколько лет Сона жила на широкую ногу, соря деньгами, не отказывая себе ни в чем. Этот образ жизни не мог не сказаться на ее характере. Иными словами, девушка уже была отравлена пристрастием к роскоши, к легкой и безмятежной жизни. Несомненно, ее возлюбленный, не обладавший большим состоянием, не мог бы дать ей всего того, к чему она привыкла и от чего ей трудно было отказаться. При своей склонности к расточительству Сона была еще и капризна, своенравна. Замужество за небогатым человеком, пусть даже красивым, должно было сделать ее несчастной. Сомневаюсь, чтобы их брак был слишком продолжительным. Я был убежден, что женитьба богатого старика на Соне была бы для нее как бы наименьшим злом. Я уже не говорю, что молодому дагестанцу разрыв с Соной принес бы в конечном счете только удачу. Кто не знает, что в молодости любовные раны быстро затягиваются. Я спросил Сону: "Где вы находите слова для такого количества писем? Я видел раньше и вижу сейчас: вы пишите по три-четыре письма в день - не потому ли у вас не остается времени на работу с книгами?" Она вскинула на меня свои мечтательные глаза, и я прочел в них одно только удивление. "Мое сердце и голова настолько переполнены мыслями и чувствами, что им мало было бы и объемистой книги, - не то, что двух-трех писем. Когда-нибудь я опубликую всю нашу переписку с возлюбленным. Получится интересная книга, волнующий роман. Те, кто будет читать его, прольют слезы, сочувствуя мне. Моя жизнь так печальна! Я хочу, чтобы вы, мой дорогой учитель, знали, внешне я кажусь веселой, а в сердце моем скорбь и тоска безысходные". "Почему же?" - удивился я. "В доме, где я живу, есть все - еда, вина. Я не знаю недостатка в деньгах. Но разве в этом счастье?" Сказав это, Сона опустила голову... Признаюсь, Женя, ее удрученный вид просто удивил меня. "Мне трудно поверить в то, что вы говорите", - возразил я ей. И тут я увидел, что она плачет. Слезы текли по щекам Соны и падали на письмо, которое лежало перед ней. Она достала из сумочки надушенный платок, поднесла к глазам. Я как мог начал утешать ее. Невольный вопрос задал я сначала себе, а потом и ей самой: о какой скорби и безысходности могла говорить Сона, живя в доме миллионера, не зная никаких забот и тягот в жизни? Сначала Сона не хотела открывать мне причину своих слез. Но потом уважение ко мне победило. Она рассказала все. Да, да, она поведала мне то, что не рассказала бы никому другому! "Наши отношения с сестрой сделались невыносимыми, - начала свое сообщение Сона. - Я не могу жить в ее доме". "Что я слышу, Сона? Вы наверное ошибаетесь. В это трудно поверить, - возразил я. - Ваша сестра больше всех старается, чтобы вы успешно окончили гимназию. Она так любит вас..." "Любила... В последнее же время ее отношение ко мне резко изменилось, и если бы вы знали отчего!... Ее низкие мысли совсем беспочвенны. Она не желает видеть меня. Теперь мы встречаемся с ней только во время завтрака, за обедом и ужином. Но и во время этих непродолжительных встреч она находит поводы выказать свою ненависть ко мне". "Неужели у вашей сестры есть основания для этого? Вы сами только что сказали, что ее отношение к вам несправедливо. Почему бы вам не объясниться с ней и не уладить мирно ваши разногласия?" "Это невозможно. Ревность такое чувство, от которого трудно избавиться, почти немыслимо. Для этого надо вырвать из груди то сердце, в котором это чувство обосновалось. Да, моя сестра ревнует. Ревность - единственная причина ее недоброго отношения ко мне". Услыхав это, я сразу все понял. Тем не менее я спросил Сону, прикинувшись наивным: "Сестра ревнует вас к своему мужу?" "Нет! Если бы она ревновала к своему мужу, в этом был бы еще какой-то смысл. Сестра ревнует меня к Гаджи. Разве не смешно?! Гаджи больше всех заботится о том, чтобы я ни в чем не нуждалась, чтобы у меня всегда были деньги. Я убеждена: причина его доброты кроется в его благородной натуре, в его дружеских отношениях с моим отцом. Из-за этого сестра и возненавидела меня. Стоит мне поговорить о чем-нибудь с Гаджи, как она, оставшись со мной наедине, тотчас же начинает бранить меня, обзывает всякими неприличными словами. Сегодня мы опять поругались с ней. Причем, после этой ссоры наше примирение невозможно. Я приняла твердое решение - немедленно уехать в Дагестан. Не желаю мириться с сестрой!" Услыхав все это, я подумал, что у меня не будет более удобного момента для осуществления желания Гаджи. "Мне хочется, Сона, спросить у вас кое-что, - сказал я обиженной девушке. - Вы могли бы искренне ответить на мои вопросы? Какая будет вам польза от моих советов, если вы не будете откровенны со мной во всем?" "Клянусь жизнью моего отца, Виктор Иннокентьевич, я ничего не утаю от вас, - ответила девушка, - Мое уважение и доверие к вам - безграничны. Вы хорошо знаете это". "Вот и замечательно, - сказал я. - В свою очередь, и я весьма признателен вам, Сона, за ваше доброе отношение ко мне. А теперь прошу вас, ответьте мне: как начали складываться ваши отношения с Гаджи?" "В первую же неделю после моего приезда из Дербента в Баку Гаджи объявил мне: "Отныне ты будешь моей дочерью.