Подпольный Баку

Разве ты не знаешь, как трудно живется Жене? Вчера она не могла выйти на улицу, так как туфли у нее вконец развалились. Ты не хуже нас знаешь: Женя живет впроголодь, как и ее старики. Тебе известно, что мы купили вскладчину чувяки, в которых она сегодня пришла, - каждый раздобыл тридцать копеек. И, зная все это, ты норовишь при случае уязвить ее.
      Василий разломал папиросу, которую держал в руке, и со злостью швырнул ее на землю.
      - Зря вы купили ей чувяки! - резко сказал он.
      Айрапет побледнел от гнева.
      - Почему это зря?! Память у тебя коротка, Василий. Или забыл?... Когда Сергей Васильевич не был болен, работал и считался первым мастером на заводе, когда в его доме были горячая еда и хлеб, мы частенько навещали его и утоляли голод за его столом. И уж, конечно, ты знаешь, когда старик был здоров, он по возможности ни в чем не отказывал дочери, которую любит больше жизни. Можем ли мы забыть добро, которым пользовались в доме этой девушки?! Разве это по-товарищески?! Мать Жени Анна Дмитриевна всегда относилась к нам как к родным сыновьям. Имеем ли мы право не помнить и не ценить это?! Эх, Вася, Вася, странный ты человек! Что особенного сделали мы, купив Жене чувяки?
      - Допустили большую оплошность, - зло ответил Василий. - Теперь она опять начнет ходить на Солдатский базар к своим подружкам-горничным, гулять с ними под ручку да щелкать семечки.
      Павел молча слушал спор друзей. Мысли у него были заняты Женей. Но чем он мог помочь ей в ее бедственном положении? Он был не в состоянии прийти на помощь и Сергею Васильевичу. В его кармане не было ни гроша. И он знал: так будет и завтра, и послезавтра, и через неделю.
      - Если бы Женя узнала, каким образом куплены эти чувяки, - сказал он, - она бы не приняла их от нас. Аскер сказал ей, будто это его подарок в благодарность за уроки, которые он брал у нее. Мы, как говорится, прибегли ко лжи во имя спасения. А тебя, Василий, я снова настоятельно прошу: не задевай Женю, она наш товарищ, достойный огромного уважения. Заруби это себе на носу.
      Василий недовольно поморщился.
      - К чему ты все это говоришь! Разве мы все не друзья, не товарищи?
      - Разумеется, друзья,
      - Если это так, если люди часто видят нас вместе, если мы идем в одном строю, значит, темное пятно на одном из нас способно запятнать всех. Можем ли мы оставаться безучастными, когда один из наших товарищей недостойно ведет себя, водит дружбу с безнравственными горничными и служанками?!
      Изумление и гнев отразились на лице Мамеда.
      - Не обижайся на меня, Василий, - сказал он, - но сейчас ты кажешься мне просто сомнительной личностью!
      - Как же мне не казаться тебе сомнительной личностью?... Ведь отец мой - генерал, мать - дворянка, а сам я - царский офицер, окончивший кадетский корпус. Разве не так?
      Иронический выпад Василия нимало не смутил Мамеда. Мамед продолжал сверлить приятеля суровым взглядом:
      - Я так же, как и ты, вырос в простой, бедняцкой семье, однако не все в наших взглядах с тобой совпадает. Мы боремся с царскими генералами, их женами-дворянками и их сынками-офицерами не потому, что они ходят в дорогой одежде и носят дворянские звания. Наша борьба имеет идейную, классовую основу. Ты не очень-то заносись оттого, что ты не генеральский сынок, мать твоя не дворянка, а сам ты не воспитанник кадетского корпуса. Твое отношение к Жене похоже на то, как господа относятся к нам, к простому народу. Понял? Как господа! Какая разница между тобой и служанкой в господском доме, с которой Женя дружит? Кто ты сам-то? Такой же подневольный слуга богачей, как и эта служанка. Предупреждаю тебя, Василий, измени свое отношение к людям, вообще - к жизни, иначе рано или поздно партия тебя за ушко да на солнышко.
      Сказав это, Мамед повернулся и пошел разыскивать Женю в Аскера.
      - Постой! - крикнул вслед Василий, и в голосе его послышалось раскаяние. - Мамед, подожди! Я полностью согласен с тобой. Сглупил я. Отсюда мы все вместе пойдем на митинг к горе Степана Разина.
      Казачий офицер на лошади несколько раз подъезжал к толпе рабочих, восклицая:
      - Кончай разговоры!... Расходись!...
      Но никто не обращал внимания на эти окрики. Митинг продолжался.
      Рабочие начали расходиться только к полудню.
      На ветру затрепетало большое алое полотнище. Все, кто был на митинге, устремились к нему. Василий, Павел, Мамед к Айрапет увидели, что флаг держит Женя.
      Василий, не выдержав, воскликнул:
      - Да здравствует наша Женя!
      Мамед обернулся к нему:
      - Ну, теперь ты понимаешь, что за удивительный человек наша Женя?!
      Василий ничего не ответил. Глаза его, устремленные на девушку, светились гордостью и восхищением.
      Митинг у Волчьих Ворот прошел сравнительно мирно. Казаки арестовали только троих рабочих.
      Из Петербурга в Баку приехал помощник министра внутренних дел генерал-лейтенант фон-Валь, дабы на месте изучить причины рабочих волнений, не на шутку встревоживших имперскую столицу.
      На следующий день по распоряжению фон-Валя в доме генерала Алиханова-Аварского должно было состояться важное совещание с участием губернатора, полицеймейстера, начальника жандармского управления, главного инспектора промышленных предприятий города Баку и некоторых других сановных лиц. После совещания Алиханов давал ужин в честь столичного гостя, на который были приглашены крупные бакинские нефтепромышленники, заводчики и фабриканты.
      Уже более недели Женя жила в доме генерала Алиханова, помогая своей подруге Серафиме, любимой горничной жены генерала Алиханова Заринтач-ханум. Хозяйка дома благосклонно относилась к Жене, так как работящая, энергичная девушка была хорошей помощницей и при этом не требовала никакого вознаграждения. Приветливое лицо Жени, воспитанность снискали доброе расположение к ней спокойной, уравновешенной Заринтач-ханум.
      Генеральша распорядилась, чтобы вечером во время приема Женя помогала Серафиме.
      Совещание началось в просторном зале, окна которого выходили к морю. Вечер был тихий и душный, как многие июльские вечера в Баку.
      Столичный гость, привыкший к прохладе севера, чувствовал себя не совсем хорошо. Мысли в его голове путались.
      Утирая платком потное лицо, он обратился к главному инспектору промышленных предприятий Баку:
      - Не могли бы вы, господин Киселев, рассказать мне о стачечном движении бакинских рабочих в этом году? Вообще охарактеризуйте местное рабочее движение...
      Киселев, поднявшись с кресла, почтительно заговорил:
      - Я готов сделать это, ваше превосходительство. - Он порылся в портфеле и извлек из него заранее приготовленный объемистый доклад. - С вашего позволения, я перескажу вам содержание некоторых секретных писем, пересланных мною в бакинское жандармское управление. По моему мнению, они могут дать достаточно полное представление о забастовочном движении бакинских рабочих в 1903 году. Первая наиболее значительная забастовка произошла 18 нюня, после полудня, на заводе Хатисова и близлежащих предприятиях. Рабочие Хатисова выдвинули такие требования: оплата подрядных работ должна быть такой же, как на бакинском машиностроительном заводе; увеличить оплату поденных работ; при переводе на подрядную работу рабочего нельзя принуждать, если условия новой работы не подходят ему. Спустя два дня забастовщики забрали назад свои требования, настаивая только на увольнении управляющего заводом Гинзбурга. В конце концов они приступили к работе 25 июня, но 2 июля вновь забастовали. Их новые требования носили общий характер. Они согласовали их с требованиями бастующих рабочих других предприятий. В тот же день, 2 июля, объявили забастовку рабочие завода Эйзеншмидта. После полудня 3 июля были приостановлены работы на бакинском машиностроительном заводе и в железнодорожном депо. Почти одновременно начали забастовку рабочие завода братьев Нобель. К забастовке хотели примкнуть рабочие фабрики Гаджи Зейналабдина Тагиева, однако хозяин сам явился на завод и, пристыдив иранцев, составляющих на фабрике большинство, предотвратил этим забастовку. 7 июля некоторым главарям рабочего движения удалось проникнуть на территорию фабрики Гаджи Зейналабдина Тагиева, после чего все рабочие этой фабрики прекратили работу. К забастовке присоединилась и фабрика Мирзабекова. Эту дату можно считать кульминационным пунктом забастовочного движения бакинских рабочих за 1903 год. Особенно хочу отметить то обстоятельство, что бастующие рабочие не выражали своих протестов криками, не учиняли погромов, действовали спокойно и выдержанно. Однако они решительно настаивали на удовлетворении выдвинутых ими требований. Во всех письменных и устных заявлениях рабочие утверждали, что они не пойдут на уступки в основных своих условиях. В свою очередь, хозяева в один голос заявили, что и они не пойдут на удовлетворение основных требований рабочих. Только заводчик Хатисов дал согласие заплатить половину рабочего жалованья за первые дни забастовки. Вслед за ним хозяева многих заводов, уступая забастовщикам, согласились увеличить оплату труда рабочих, исключая поденный труд. Обо всем этом я своевременно докладывал в жандармском управлении Баку. Ваше превосходительство, чтобы вы имели представление, какие трудности я испытал в период этих забастовок, могу показать вам копии некоторых секретных телеграмм, посланных мною моему коллеге, инспектору промышленных предприятий Харьковской губернии. Вот, например, содержание одной из них: "Секретно. Господину Власову, инспектору промышленных предприятий Харьковской губернии. Почти все бакинские заводы и нефтепромысла охвачены забастовками. По этой причине, а также за отсутствием времени, посылаю вам копии телеграмм в Центральное промышленное управление. С утра весь день занят переговорами с рабочими, а вечера проходят в переговорах с господином губернатором...". - Порывшись в портфеле, Киселев достал еще пачку бумаг и продолжал: - Вот, ваше превосходительство, несколько телеграмм, отправленных мною в Тифлис. "12 июня. Бастуют три завода. Общее число забастовщиков около шестисот человек. Требуют повышения заработной платы. Пока без особых происшествий". "4 июля. Белый город парализован забастовкой. К ней присоединяются все новые и новые предприятия. Бастующие требуют повышения заработной платы и, кроме этого, аванс за полмесяца вперед. Хозяева предприятий не соглашаются. Рабочие нефтепромыслов присоединились к рабочим железнодорожного депо. Движение на железной дороге приостановлено. Поезда не ходят. Вызваны войска. Очень мало войск. Ожидаем большие беспорядки". "7 июля. Механические мастерские, машиностроительный завод, конка, доки, фабрики, нефтепромысла охвачены забастовкой. С часу на час ожидается остановка городской водокачки и электростанций. За городом ежедневно происходят митинги рабочих. Были попытки посеять смуту среди конторских служащих. Жду конкретные указания, как действовать". Инспектор Киселев, удрученно вздохнув, продолжал: Господин помощник министра, я могу огласить еще целый ряд аналогичных телеграмм, но ограничусь этими. Если ваше превосходительство интересуется ими, я могу передать их копии вашему секретарю, дабы вы имели возможность при желании просмотреть их и прийти к тем или иным выводам. Я в свое время информировал вышестоящие инстанции о стычках - между бастующими рабочими и теми, кто по призыву хозяев хотел продолжать работу; о наглых требованиях рабочих уплатить им заработную плату за период забастовок; о забастовке портовых рабочих; о страхе и брожении умов горожан и о прочем. В письме за № 4 от 27 июня я подробно охарактеризовал обстановку в Баку и высказал свои мысли относительно требований рабочих. Все рабочие выступления в июле месяце настолько тесно связаны между собой, что условия, выдвигаемые рабочими различных районов, невозможно резко разграничить. Следует отметить, что вначале забастовки проходили спокойно. На большинстве предприятий рабочие вели себя сдержанно, эксцессов не было. Однако в последнее время картина изменилась. К рабочим некоторых предприятий, не присоединившихся к забастовкам, было применено насилие со стороны бастующих. Стачечники врывались в цехи небастующих фабрик и требовали от управляющих остановить работу...
      Неожиданно доклад пришлось прервать. В зале вдруг погас свет. Спустя минуту вошел жандармский полковник и сообщил, что рабочие бакинской электростанции объявили забастовку.
      - Какова сейчас обстановка в городе? - спросил петербургский гость. Неспокойно?
      - О, да, ваше превосходительство, - ответил полковник. - Обстановка в городе внушает тревогу. Баку во власти рабочих. Стачечники фабрики Тагиева ворвались на завод Шибаева, требуя остановить станки и выйти всем на улицу. Многие шибаевские рабочие не захотели подчиниться. Тогда между ними и бунтовщиками началась драка. Казакам пришлось дважды открывать огонь по подстрекателям. Несколько человек ранено. Жизнь в городе нарушена. Бастуют даже дворники и маляры. Вредные микробы бунтарства начали поражать кое-кого и среди бакинской полиции. Отмечено, что некоторые городовые сочувственно относятся к забастовщикам. Есть еще одно неутешительное обстоятельство: рабочие-зубатовцы все больше теряют свое влияние в массах. Чтобы расколоть единство рабочих изнутри, зубатовским группам пришлось принять участие в забастовках. Однако эта мера, по существу, ни к чему не привела.
      - Весьма признателен, полковник, за все эти сведения, - сухо и даже желчно произнес петербургский гость. - Остальное вы доскажете мне завтра, в Мардакянах, на даче уважаемого Гаджи Зейналабдина Тагиева. Я приму вас там. - Фон-Валь поднялся с кресла. - Любезный хозяин дома пригласил нас поужинать здесь. Но я считаю, что ужин в темноте не принесет нам большого удовольствия. Предлагаю вам, господин губернатор, и вам, генерал Алиханов, воспользоваться моим фаэтоном. Поедемте, господа, ужинать в Мардакяны, к моему другу Гаджи Тагиеву. Это маленькое путешествое развлечет нас, тем паче, что наш фаэтон будут охранять конные казаки. Не будем терять времени, господа!
      Помощник министра направился к двери.
      К огорчению Заринтач-ханум, ужин, к которому она так старательно готовилась, не состоялся.
      После ухода гостей Женя и Серафима, приводившие в порядок зал, обнаружили на столе и на полу много всевозможных бумажек. У кресла, в котором сидел фон-Валь, Женя нашла клочок бумаги, очевидно, набросок телеграммы: "... Все требования бастующих должны быть категорически отклонены. Хозяева предприятий ни в коем случае не должны идти на уступки. Бакинская полиция и воинские части обязаны действовать решительно..."
      XVI
      Отношение бакинских властей к бастующим, которое до последнего времени можно было считать сравнительно либеральным, вдруг резко изменилось. Почувствовав за своей спиной поддержку - военную силу, нефтепромышленники, заводчики и полиция воспрянули духом.
      Стянутые к Баку из других мест Закавказья отряды солдат начали силой оружия разгонять демонстрации и сходки рабочих.
      Полиция будто озверела. Рабочие группы на улицах подвергались ожесточенным налетам, людей избивали нагайками, уводили в полицейские участки.
      Однако боевой дух бакинских рабочих не был сломлен, забастовочное движение продолжалось.
      В городе не было воды, опреснительное сооружение бездействовало. Полусоленую, затхлую воду брали из колодцев. Казаки плетями и шашками заставили бастующих опреснительной станции приступить к работе.
      Уже несколько дней бездействовала электростанция. По ночам окна роскошных гостиных бакинских богачей не сверкали ослепительными огнями. Во тьму были погружены дома, где обычно собиралась и развлекалась буржуазия, гостиницы "Казино", "Метрополь", клубы.
      Работу электростанции вскоре удалось наладить - с помощью матросов, присланных с военных кораблей. Мобилизовали уличных нищих и кое-как вернули к жизни городскую конку. Каждый вагон сопровождали два вооруженных солдата.
      Мастеровых железнодорожного депо принудили к работе солдаты воинских частей, прибывших из Красноводска.
      Власти пригрозили остальным железнодорожникам: не выйдете немедленно на работу - уволим. Однако запугиванию вняли немногие. Когда кое-кто попытался явиться на работу, бастующие встретили их кулаками и палками. Вмешательство полиции не помогло.
      "Долой царских холуев!... Долой полицию и жандармов!..." - кричали забастовавшие рабочие.
      Железнодорожники решили лично поговорить с управляющим Бакинским участком путей сообщения. Трехтысячная толпа направилась к его конторе. Когда рабочие дошли до железнодорожного депо, их было уже около пяти тысяч. Управляющий не пожелал выслушать стачечников.
      Рабочие Балаханских нефтяных промыслов направили совету съезда нефтепромышленников петицию с требованиями. Обсудив их, нефтепромышленники пришли к выводу: "Действия рабочих нельзя считать законными. По существу, это нажим, давление одной части рабочих на другую".
      На этом основании требования балаханских рабочих были отвергнуты.
      Бакинские нефтепромышленники, заводчики и фабриканты неукоснительно следовали прибывшему из Петербурга распоряжению министра внутренних дел Плеве: "Не идти ни на какие уступки рабочим!"
      Едва было сделано это указание, либеральная буржуазия, можно сказать, от радости бросилась в объятия царской полиции.
      13 июля в городе и на промыслах на заборах и домах было, расклеено распоряжение городских властей:
      "Рабочие, которые завтра, 14 июля, в 6 часов утра не выйдут на работу, будут уволены. После того, как все предприятия начнут работать, жалобы рабочих будут рассмотрены и по возможности удовлетворены".
      Управляющие предприятий, принадлежащих иностранным компаниям, с неудовольствием встретили этот приказ. Они полагали, что, пойдя на некоторые уступки рабочим, можно было покончить с забастовками, которые ощутимо били по прибылям концессий.
      Совет управляющих концессионных предприятий вынесли решение рассмотреть требования рабочих и прийти к частичному компромиссу с ними. Это решение было опротестовано местными промышленниками, которые считали, что идти на уступки рабочим весьма опасно. Совету управляющих концессионными предприятиями пришлось опять собраться и принять новое решение: "Не уступать рабочим!"
      Действия царских властей и владельцев предприятий до глубины души возмутили бакинских рабочих. На нефтепромыслах начались пожары. Пролетариат был полон решимости добиться удовлетворения своих законных требований и с такой сплоченностью выступил в защиту своих прав, что хозяевам пришлось в конце концов пойти на уступки.
      Первой почувствовала серьезность положения и забила тревогу дирекция концессионных предприятий братьев Нобель. Стало очевидным, что приказ властей - не идти на уступки рабочим - ошибочен, ибо угрожает колоссальными убытками концессионерам.
      Дирекция обратилась к своим рабочим с призывом к компромиссу:
      "Главная контора компании братьев Нобель доводит до сведения рабочих и служащих нижеследующее:
      Старейшая компания братьев Нобель за время своего многолетнего существования постоянно проявляла интерес к положению своих рабочих и условиям их труда.
      Управление компании считает необходимым напомнить, что компания братьев Нобель, подавая пример другим иностранным компаниям в деле увеличения заработной платы рабочих и улучшения их положения, всегда шла навстречу пожеланиям рабочих.
      Помимо общих требований, компания удовлетворяла также всевозможные личные просьбы рабочих.
      В настоящий момент управление компании, несмотря на то, что рабочие, проявляя свою волю, избрали путь, противоречащий закону и неодобряемый компанией, рассмотрело все требования рабочих и доводит до их сведения результат этого рассмотрения.
      Число праздников будет увеличено в соответствии со списком, утвержденным официальными властями, который будет вывешен в ближайшее время.
      Рабочий день в канун праздников будет сокращен на один час.
      Оплата поденного труда будет производиться немедленно по исполнении работы.
      Рабочие и служащие, временно посылаемые на работу в другие места, будут получать плату поденно в соответствии с их обычной заработной платой.
      Этой зимой на заводах и других предприятиях компании будут отведены специальные помещения со шкафами для одежды рабочих, кубами с питьевой водой и умывальниками. Для рабочих, которые во время обеденного перерыва не уходят домой, будут поставлены столы и стулья. В этих помещениях рабочие, пришедшие на работу раньше времени, смогут отдохнуть и подождать начало работы.
      Будет создан постоянный совет рабочих. Рабочие получат расчетные книжки. Ученикам, проработавшим определенное время на предприятиях братьев Нобель, будут присвоены разряды рабочих и назначена заработная плата в зависимости от их способностей.
      Властями утверждено право рабочих на страхование жизни: в случае болезни или увечья рабочие будут получать пособия.
      Ожидается утверждение устава страховых касс, созданных советом нефтепромышленников. После того, как этот устав будет утвержден, страховые кассы и кассы по оказанию помощи больным начнут функционировать.
      Требования рабочих в отношении врачебного обслуживания, перевозки больных в больницу на удобных фаэтонах, создания библиотек, читален, народных домов, почтово-телеграфных контор, школ будут по мере возможности удовлетворяться управляющими предприятий. Компания обещает принять надлежащие меры к тому, чтобы совет нефтепромышленников обеспечил осуществление всех этих требований.
      Компания получила разрешение властей создавать на своих предприятиях начиная с 10 июля сего года советы рабочих.
      Для выборов совета рабочие данного предприятия будут разделены на категории; рабочие каждой категории изберут своего представителя в совет.
      Советы рабочих будут выполнять функции посредников между рабочими и компанией, заниматься вопросами труда и жизни рабочих.
      Согласно постановлению, утвержденному губернатором города Баку, выборы рабочих советов произойдут в период с 25 августа по 24 сентября. 1 октября рабочие советы начнут свою деятельность.
      Закон о советах будет опубликован особо".
      Июльские забастовки сделали свое дело. Хотя властям удалось с помощью жандармов и солдат подавить рабочее движение, однако хозяева были вынуждены пойти на значительные уступки рабочим. Главное же, боевой дух бакинского пролетариата окреп еще больше. Рабочие Баку выиграли важную победу - были достигнуты сплоченность и единство рабочего класса, в результате чего рабочее движение в июле 1903 года приняло столь грандиозный размах.
      Рабочие некоторых бакинских предприятий объявили забастовки солидарности с другими бастующими предприятиями, рабочие которых находились в еще более тяжелых условиях, чем большинство забастовщиков.
      Очень важным завоеванием рабочего движения явилось присоединение к нему многих тысяч неискушенных в политической жизни бедняков города носильщиков, мусорщиков, дворников и прочих.
      Царское правительство ответило на выступления закавказского пролетариата репрессиями, сооружением новых тюрем, арестом вожаков рабочего движения.
      Среди деятельных, талантливых рабочих вожаков, арестованных в этот период царской охранкой, оказался Петр Монтин, которого жандармские ищейки выследили и схватили 11 августа.
      Не только в Баку, но и в других кавказских городах было арестовано много рабочих-революционеров.
      Днем 23 августа Женя встретилась на конспиративной квартире с товарищами, приехавшими из Тифлиса. Известия, привезенные ими, опечалили девушку. Увидевшись в тот же день с Аскером и Василием, она попросила их приехать вечером в Сабунчи в дом ее родителей.
      - Я видела товарищей из Тифлиса, они передали мне письмо и очерк, напечатанный в подпольной газете. Я должна ознакомить вас с ними. Разыщите Павла, передайте, пусть он тоже приезжает. Это немного рискованно, так как за домом отца следят, но, мне кажется, сейчас жандармские псы ищут нас в другом месте. Мы перехитрим их. Кроме того, я давно не видела отца. Старику делается все хуже. Желтый стал, худой - кожа да кости.
      Поздно вечером под покровом ночи в доме Сергея Васильевича собралось много народу. Пришел даже Мамед, который в последнее время по заданию Бакинского комитета РСДРП жил в одной из деревушек возле Закатал и вел агитационную работу среди крестьян.
      Анна Дмитриевна угощала гостей черным хлебом, виноградом и инжиром.
      Сергей Васильевич был потрясен, узнав об аресте Петра Монтина.
      - Какие известия из Тифлиса? - спросил он Павла.
      - Нового ничего не знаю.
      - Товарища Ладо не выпустили?
      - Выпустят, как же, жди!
      - Стараются гады обезглавить рабочий класс. Хотят всех пересажать. Ребята, будьте осторожны. Эх, каких людей схватили!
      Женя села на кровать к отцу, обняла его худые плечи.
      - Это ничего, папа. Вожди потому и вожди, что они могут руководить теми, кто на свободе, даже из-за тюремных решеток. Печальное известие поручено мне передать вам, товарищи. Царские палачи даже Метехскую тюрьму посчитали не достаточно надежным местом для заключения Ладо... - Женя осеклась.
      Ее слова насторожили присутствующих. Наступило томительное молчание.
      Айрапет тихо спросил:
      - Сообщили из Тифлиса? Неужели?...
      - Да, товарищи, из Тифлиса, - ответила Женя, опустив глаза. - Мне передали письмо и очерк. Я хочу вам их прочесть.
      Она подошла к столу и, достав из сумки газетную вырезку, стала негромко читать:
      "Это случилось 17 августа 1903 года. Запомним эту дату, товарищи!
      Солнце, поднявшись над высоким куполом Сионского собора, хранителя посоха святой Нины, сделанного из виноградной лозы, заглянуло в узкие, кривые улочки древнего Тифлиса, осветило крыши крытых рынков, похожих на подземные пещеры. Но сегодня его золотистые лучи не радовали сердца всех честных, простых людей.
      Древний Тифлис, который был свидетелем многих исторических трагедий, кровавых, стоивших Грузии неисчислимых жертв; Тифлис, познавший ужасы нашествия гуннов, не раз слышавший топот коней хазар-завоевателей; Тифлис, тысячи сынов которого пали жертвами византийского оружия, освяшейного христианской церковью; Тифлис, чьи плечи познали удары монгольских плетей; Тифлис, поставленный на колени перед арабскими военачальниками, потерявший бесценные национальные сокровища в период завоевательных походов жестоких иранских шахов, переживший печальные дни нашествия турок-сельджуков; Тифлис, этот многострадальный город, сегодня со скорбью встретил солнечный восход...
      Да, печален был лик солнца в этот день, похожий на те дни, когда много веков назад святая Шушаник в мученьях уходила в могильный мрак...
      О, скорбный Тифлис, изнемогающий под гнетом царского сатрапа князя Голицына, - сегодня у тебя день траура!
      Когда заключенные Метехской тюрьмы, стоя у окон с железными решетками, молчаливо помахивали руками и приветствовали этим жестом рабочих табачной фабрики, шедших домой, - прогремел винтовочный выстрел, заранее подготовленный царскими жандармами. И в ту же минуту перестало биться сердце выдающегося деятеля ленинской партии, отдавшего всю свою жизнь борьбе за освобождение рабочего класса от тирании; человека, который и в тюрьме, за толстыми стенами, не прекращал своей пламенной, кипучей революционной деятельности.
      Этим человеком был Ладо Кецховели.
      Навеки закрылись глаза нашего товарища, добрые и нежные, когда он был среди друзей, гневные, когда он разговаривал с врагами.
      Нет больше в наших рядах бесстрашного Ладо, но навсегда останутся жить в будущей победе пролетариата бессмертные дела и мысли нашего доброго товарища".
      Окончив читать газетную заметку, Женя на мгновение умолкла, окинула грустным взглядом собравшихся, которые были подавлены страшной вестью.
      - Да, это случилось! - продолжала Женя. - Вот что нам пишут тифлисские товарищи: "Когда заключенных вывели на прогулку во двор Метехской тюрьмы, многие начали кричать: "Да здравствует Ладо!" Глаза всех были устремлены на окно его камеры. Тюремная охрана, часовые тщетно пытались навести порядок среди них. За решеткой показалось лицо Ладо. Заключенные в других камерах также припали к окнам. Ладо прокричал гулявшим внизу несколько приветственных слов, помахал рукой. Но вдруг прогремел выстрел - и его не стало..." - Помолчав, Женя сказала: - Неделю назад тифлисские товарищи прислали нам письменную характеристику на Ладо Кецховели, составленную жандармским ротмистром Руничем и пересланную в тифлисское жандармское управление. Рунич пишет: "Заключенный Ладо Кецховели до самого ареста занимался активной революционной деятельностью. Он - организатор подпольной бакинской типографии "Нина", в которой печатались прокламации и прочая революционная литература, распространяемая затем во многих губерниях России, главным образом - в Тифлисской и Бакинской. Это неоспоримый факт. Определенно известно также, что Кецховели вел агитацию среди воинских частей, призывая солдат к неповиновению офицерам, к восстанию против существующего режима. В ходе следствия выяснилось, что он вместе с некоторыми другими арестованными революционерами печатал в подпольной типографии прокламации, распространяемые среди воинских частей. Кецховели опасный преступник, деятельный, энергичный бунтарь, которому удалось такое трудное дело, как создание в большом городе тайной типографии. Созданная им типография действовала приблизительно в течение двух лет. Более того, эта типография, вернее, ее филиал действует и сейчас. Местонахождение этой типографии пока неизвестно нам..."
      Немного погодя, Женя продолжала:
      - У нас имеется копия другого документа, посланного Руничем в главное жандармское управление. Вот послушайте: "... На первом же допросе стало ясно, сколь большое значение имеет деятельность Кецховели для революционного движения. Именно поэтому было бы полезно принять особые меры в отношении этого человека, когда он будет отправлен в ссылку. Стоит ему вновь оказаться на свободе, как он при первой же возможности убежит за границу. Это не менее опасно, чем его пребывание в России, так как и за границей он будет заниматься революционной деятельностью, которая причинит нашим властям немало хлопот..." Все ясно, товарищи, - сказала Женя. Смерть Ладо не случайность, а подлое убийство, совершенное по замыслу царской охранки. Теперь я прочту вам прокламацию Тифлисского комитета РСДРП, выпущенную по случаю убийства нашего Ладо. - Женя стала читать: