Глава 4

У Бидж не оказалось ни секунды на то, чтобы обдумать — не были ли события прошлой ночи сном. Хорват игриво куснул спящую Дафни, та быстро и точно стукнула его лапой по носу. Хорват с визгом бросился бежать — прямо по спящей Бидж; Дафни, прихрамывая, стала его преследовать. Бидж только и успела, что защитить рукой лицо, и охнула, когда кошка размером с немецкую овчарку с размаху прыгнула ей на грудь. Бидж выпустила Дафни наружу.

— Черт, — пробормотала девушка слабым голосом, судорожно хватая ртом воздух, — я проспала.

Она долила воды в чайник, плотнее запахнула халат — утренний воздух был прохладен — и подбросила дров на еще тлеющие угли. Потом она снова открыла дверь и впустила Дафни. Та сразу снова прыгнула на кровать, по привычке всего кошачьего племени.

Как только дверь открылась, Хорват кинулся наружу и присел на траве. Дрессировка, подумала Бидж, термин, включающий многое, но по крайней мере он знает, что свои делишки нужно делать не в доме.

— Хороший мальчик, — сонно пробормотала она, босиком подошла к порогу и втащила волчонка внутрь прежде, чем он успел отправиться знакомиться с окрестностями.

Бидж поспешно схватила тетрадь (и тапочки) и выбежала из дома; отметив положение солнца относительно круга из камней, она сделала виноватую приписку о том, что пропустила момент восхода. Теперь можно было вернуться в дом и наконец полностью проснуться.

Как оказалось, ее уже ждал клиент: он терпеливо стоял под Знаком Исцеления. Вывеска скрипнула от порыва утреннего ветра, клиент застенчиво поклонился и улыбнулся от уха до уха, продемонстрировав множество клыков; это его смутило, и он с извиняющимся видом поскорее сжал губы.

Мясоеды были похожи на невысоких коренастых людей; отличительной чертой их были широкие рты, полные острых конических зубов — жевательных у них не было вовсе. Мясоеды обычно помалкивали, может быть, потому, что из-за зубов им было трудно говорить отчетливо, а может быть, чтобы не пугать собеседников. Они ограничивались поклонами и жестами и старались улыбаться, не раскрывая рта; на самом деле, если бы не зубы, они были бы вполне милым народцем.

Посетитель Бидж принес на плечах раненого олененка. Бидж почувствовала комок в горле, услышав клокочущее затрудненное дыхание животного. Олененок уже утратил младенческую окраску с белыми пятнышками, к тому же сейчас мех был покрыт кровью.

— Позволите мне осмотреть его, мистер?..

— Дохнрр. — Когда мясоед заговорил, его зубы, по форме к размеру похожие на остро заточенные карандаши, стали отчетливо видны. Он поспешно закрыл рот и виновато посмотрел на Бидж.

— Мистер Дохнрр. — Бидж улыбнулась ему, хотя в присутствии мясоедов всегда нервничала, и протянула руки к олененку. Дохнрр поднял его так, чтобы ей было лучше видно.

Олененок побывал в когтях страшного хищника. Зная, что прошлой ночью поблизости охотилась птица рок, Бидж решила, что ему еще повезло, если, конечно, он выживет. Она начала осмотр.

Однако все сразу стало ясно. Одна лобная пазуха была вспорота и кровоточила — болезненное, но поправимое повреждение. Один глаз отсутствовал — судя по длинной борозде, тянущейся вдоль всей мордочки, здесь поработали клыки. Нижняя челюсть оказалась сломана и висела под неестественным углом; на ней отпечатались чьи-то зубы. Бидж обнаружила несколько ран на шее, но они были неглубокими — сонная артерия не пострадала.

Но рваная темная рана на трахее — именно из-за нее дыхание олененка было таким затрудненным — была смертельна. Осмотр можно было не продолжать.

— Мне очень жаль. Помочь ему нельзя. Даже если мне удастся сохранить ему жизнь на какое-то время, он слишком изуродован и не сможет потом выжить в лесу. Милосерднее его убить. — Бидж помолчала и добавила: — Ты мог бы его съесть.

Дохнрр печально кивнул, и по его щеке скатилась слеза. Он погладил дрожащего олененка, поднял глаза на Бидж и знаками изобразил укол.

— Я могу его усыпить, — ответила девушка, — но Т — 61 — лекарство, которое я ему введу, — сделает его мясо несъедобным. Ты не мог бы убить его быстро и безболезненно?

Дохнрр поколебался, потом показал когтистым пальцем на шею олененка и вопросительно посмотрел на Бидж.

— Да. — Бидж подумала, что сейчас пригодился бы нож милосердия — маленький пружинный нож, используемый для забоя скота. Она не догадалась захватить его с собой на Перекресток и теперь гадала, чем бы его заменить.

— Я могу расчленить позвоночник, вот здесь, — она взяла маленькую мускулистую руку мясоеда и положила ее на шею олененка, — между пятым и шестым позвонками. — Олененок умрет мгновенно. Придется мне поискать что-нибудь достаточно острое…

Маленький человечек оскалил пятисантиметровые острые как бритва зубы. Его голова качнулась вниз и в сторону, щека коснулась руки Бидж, и она ощутила на пальцах влагу его слез.

Мясоед выпрямился, а олененок дернулся и затих. Глубокая рана рассекла его шею, и голова свесилась на грудь под острым углом. Дохнрр прижал к себе олененка, как ребенок любимую игрушку; лицо его было искажено горем, губы покраснели от крови.

Потом мясоед посмотрел на Бидж и протянул ей когтистую руку.

— Сспссибб, — пробормотал он.

Бидж дрожащей рукой ответила на его рукопожатие.

— Всегда готова помочь чем могу.

Дохнрр вытащил из мешка свежую уже ощипанную тушку фазана. Похоже, птица забрела на Перекресток из Виргинии. Мясоеды, если приходилось, расплачивались за услуги золотом, но считали это не очень вежливым; они предпочитали в качестве платы что-то, что они сами сделали. Бидж поблагодарила Дохнрра, и он унес олененка, нежно прижимая его к себе.

Бидж отнесла фазана на кухню и положила в воду, чтобы приготовить позднее. Ее мысли все еще были заняты растерзанным олененком.

— Хищники, — пробормотала она с отвращением, потом погладила Хорвата и Дафни. Прихлебывая чай, Бидж стала размышлять о том, как приготовить фазана.

Потом ее мысли переключились на Хорвата. Кое-что он уже знает: знает, что нужно проситься наружу для своих делишек. Но как легко вообще он поддастся обучению?

— Хорват? — обратилась она к волчонку. — Ты умненький?

Щенок попытался поставить торчком по-младенчески висячие ушки. Он внимательно смотрел на Бидж, виляя хвостиком, и демонстрировал горячее желание учиться.

— Хорват, — медленно проговорила Бидж. — Пройди до двери, потом вернись на середину кухни и сядь.

Он быстро пробежал через помещение, с интересом принюхался к запахам, идущим из кладовки, потом вспомнил о задании и вернулся на середину кухни; тут ему попался плетеный половичок, и он вступил с ним в смертельную схватку.

Бидж попыталась отнять у него половичок, потом опомнилась:

— Хорват, отдай. Плохой волчонок. Отдай, говорю. Веди себя хорошо, Хорват. — Никакого впечатления. Набрав в грудь воздуха, Бидж рявкнула: — Не сметь! — Хорват замер, плюхнулся на пол и вытаращил на нее глаза. Потом почти ползком на брюхе подобрался к ней и лизнул в ногу.

— Ну ладно, — сдалась Бидж, — все в порядке. Ты просто не должен так делать. Да ладно, ладно… Я тебя люблю, малыш. — Бидж почувствовала, что действительно очень скоро его полюбит.

Хорват бросил на нее лукавый взгляд, склонил голову набок, улыбнулся во весь рот и, подпрыгнув, ухватил зубами за полу халата. Бидж попыталась отдернуть полу, невольно сделав шаг назад. Хорват тут же сорвал шлепанец с ее правой ноги.

— Хорват! — Прыгая на одной ноге, Бидж стала гоняться за ним по кухне. Волчонок легко ускользал, тряся головой и подбрасывая шлепанец в воздух.

У Бидж чуть не вырвалось: «Твой родственник делал то же самое со смуглым человечком в полметра ростом…»

Туг Хорват бросил добычу и несколько раз пискнул, глядя на дверь. Бидж не сразу поняла, что это он так лает.

Она схватила тапок и выглянула за дверь; ей сразу стал слышен стук копыт на холме позади коттеджа.

— Замечательно, — пропыхтела Бидж. — Очень подходящий способ приветствовать королеву.

По склону холма галопом мчался кто-то, похожий на женщину на лошади. Когда она приблизилась, стало видно, что на самом деле это женщина-лошадь — представительница племени кентавров. Ее тело арабского скакуна было прекрасно, а смуглый человеческий торс держался так же прямо, как у всадницы при выездке.

Мальчик-жеребенок, изо всех сил стараясь не отстать от матери, вылетел из-за вершины холма. Он съехал с крутого склона и засмеялся от удовольствия.

Вблизи стало видно, что скульптурные формы женщины-кентавра прикрыты жакетом из домотканого сукна. Облако пара от ее дыхания было заметно больше, чем у человека, — частично питому, что ее легкие должны были обеспечить кислородом гораздо более крупное тело, частично потому, что температура этого тела была очень высока.

Остановившись, она приветствовала Бидж, торжественно подняв руку. Кентавренок рядом с ней остановился тоже. Он застенчиво посмотрел на Бидж и спрятался за мать.

Бидж, которая к этому времени успела подпоясать халат и надеть тапок, поклонилась столь же торжественно:

— Приветствую тебя, Каррон.

— Приветствую тебя, доктор. — Женщина-кентавр грустно улыбнулась и сказала: — Знаешь, даже теперь, когда прошло несколько месяцев, я все еще вижу перед собой моего Несиоса, когда кто-нибудь называет меня Каррон. Но позволь мне поздороваться с тобой как следует.

Она склонилась и протянула Бидж руки. Та поднялась на цыпочки и горячо обняла ее:

— Здравствуй, Полита.

Сильные руки Политы оторвали Бидж от земли. Женщины нежно поцеловали друг друга.

— Ох, Бидж, я так рада тебя видеть. Каждый раз, как я вспоминаю тебя, я вспоминаю моего милого Конли новорожденным — живым новорожденным.

— Это была заслуга Ли Энн, — смущенно пробормотала Бидж. — И, конечно, Конфетки — доктора Доббса. — Именно из их имен возникло Конли: «Конфетка — Ли».

Полита яростно помотала головой; черные кудри взметнулись и почти заслонили ее огромные темные глаза.

— Это и твоя заслуга тоже. Иначе он не выжил бы. — Она поставила Бидж на землю, та повернулась к кентавренку:

— Здравствуй, Конли.

Четырехмесячный кентавр походил на двенадцатилетнего мальчишку — он рос со скоростью жеребенка, а не человеческого ребенка. Засунув палец в рот, он таращился на Бидж, пока она разговаривала с его матерью, потом ускакал и скрылся за углом коттеджа.

— Ох, он стал совершенно невозможным, — проговорила Полита. — Особенно сейчас — он переживает, что его любимая бабушка была ранена и нам пришлось оставить ее умирать.

Конли высунулся из-за угла, с возмущением посмотрел на мать и снова исчез.

Через несколько секунд Бидж сумела выдавить из себя, стараясь, чтобы голос ее прозвучал спокойно:

— Вы оставили ее на переправе у реки? Полита обиженно посмотрела на нее:

— О нет. Я знаю — так велит традиция, и Несиос сказал бы, что именно так и нужно сделать, но все равно — нет. Я оставила Медее еду и питье там, где она сломала ногу, — даже вино оставила. А потом я сообщила Великим. Они прилетали прошлой ночью.

Бидж постаралась не смотреть на царапину на стене коттеджа.

— Я знаю.

— Тогда тебе известно, что ценой ее жизни, возможно, была спасена еще чья-то жизнь. — Полита умоляюще посмотрела на Бидж. — Ведь Каррон выбирает обреченных на смерть, но не убивает.

Если кто-то из кентавров получал увечье, или заболевал, или просто становился слишком слаб, чтобы следовать за остальными в их бесконечном кочевье по землям Перекрестка, — его оставляли на милость хищников. Так вели себя стадные животные на протяжении веков, так вели себя даже некоторые кочевые племена. Бидж, знавшая на собственном опыте, что такое смертельная болезнь, и чудом выздоровевшая благодаря Перекрестку, находила обычаи кентавров невыносимо жестокими.

— Ради спасения жизни… — начала она медленно.

— Ты обдумала то, что я тебе раньше говорила? — возбужденно перебила ее Полита.

— Я много думала об этом. Я даже поговорила кое с кем о том обучении, которое ты хочешь организовать, а также о том, в каком вы на самом деле нуждаетесь.

Полита сверху вниз пристально смотрела на Бидж:

— Я видела так много неудачных родов, так много смертей. Ты рассказывала, что у вас обучают беременных женщин поведению при родах. Такие курсы очень помогли бы нам, они так необходимы!

Бидж кивнула:

— Я согласна с тобой. По-моему, очень здорово, если тебе удастся это организовать. — Она помахала Конли, который было высунул голову из-за угла, но тут же снова спрятался. — Тем более что ведь обычно роль Каррона не такова.

Полита печально улыбнулась:

— Каррон делает то, что необходимо. Хотела бы я, чтобы такой необходимости не возникало.

Бидж посмотрела ей в лицо, запрокинув голову так, что даже шея заболела:

— Тогда позволь мне научить твой народ большему. Позволь мне научить беременных правильному поведению и правильной диете, объяснить им необходимость своевременных и постоянных обследований. — Бидж сделала глубокий вдох. — Позволь мне научить кентавров оказанию первой помощи, профилактике хромоты, способам быстрого лечения в случае болезни.

На лице Политы было написано сочувствие, но и непреклонность тоже.

— Я знаю, что ваши обычаи не таковы. Знаю, что ты должка приносить смерть тем, кто болен. Я хочу научить вас помогать пострадавшим, и тогда они не будут обречены на смерть, вот и все. Это называется профилактика, — закончила Бидж, понимая, что последний термин ничего не говорит Полите.

— Выбирать себе смерть, предотвращая ее? — Полита была поражена. — Такого никогда не случалось.

— Но почему это невозможно?

— Позволь мне все тебе объяснить. — Полита наклонилась к Бидж, предварительно удостоверившись, что Конли их не слушает. — Мы сейчас много кочуем — чтобы найти себе пищу. Но мы разбрасываем семена, чтобы нужные нам растения выросли, а потом возвращаемся и собираем урожай.

Бидж кивнула. Кружка как-то говорил ей, что это — переходная стадия от собирательства и охоты к настоящему земледелию. Грифон, хоть и был хищником и мало разбирался в таких вещах, пренебрежительно назвал это «фермерством для видов, которые не способны надолго сосредоточиться».

— Что, если нас станет больше и кочевать придется еще дальше? — продолжала Полита. — Что, если пищи все время будет не хватать и мы увидим, как наши дети голодают? Разве такое не случается, доктор?

Бидж честно, хоть и против воли, ответила:

— В нашем мире такое случается часто. Иногда это приводит к тому, что пастбища вытаптываются, иногда хищники истребляют виды, которыми питались, и начинают голодать, иногда возникает угроза окружающей среде в целом в определенном районе. — Бидж сухо добавила: — Иногда даже высказывается мнение, что именно это угрожает сейчас человеку, и угрожает заслуженно.

Полита еле заметно улыбнулась:

— Ты говоришь сейчас совсем как доктор Конфетка Доббс. Пожалуйста, передай ему от меня привет.

— Он всегда очень тепло вспоминает тебя, — ответила Бидж. Конфетка Доббс обожал свою жену, но как мог бывший ковбой не вспоминать тепло о женщине-кентавре?

Полита встряхнула длинными темными волосами и одновременно — хвостом.

— Давай вернемся к нашему разговору.