Перекресток (№2) - Под Знаком Исцеления

Завершал серию рисунков вид вновь отстроенной гостиницы Кружки, как она видна с одного из окрестных холмов; на переднем плане красовалось мельничное колесо с отходящими от него приводными ремнями. Один из них вращал колесо с вертелами, другой приводил в действие пилу для распилки бревен. Окно комнаты верхнего этажа было открыто, и в нем виднелся силуэт пожилого человека.

Кружка долго смотрел на рисунок.

— Превосходно. Хотел бы я иметь изображение старой гостиницы, чтобы показать вам. Мы не жалели трудов, когда строили ее. Но… — Он пожал плечами. — Я не считал тогда, что следует делать зарисовки того, что другим не полагалось видеть.

Протера спокойно снял набросок со стены и протянул его Кружке:

— Может быть, вы захотите иметь этот, хоть на нем и изображена новая гостиница?

Кружка выглядел чрезвычайно довольным.

— Это очень любезно с вашей стороны. Благодарю, молодой… — Он смущенно взглянул на одеяние Протеры и неловко пробормотал: — Благодарю.

— Рад, если вам нравится. Я замечательно провел время в вашей гостинице. Прошу, садитесь. — Он указал на три кресла в углу и повернулся к Бидж, взмахнув полами кимоно, безупречно элегантный, как всегда. — Вам приходилось видеть раньше эти поделки?

— Нет, и они великолепны. Откуда они у вас?

— От мясоедов — кажется, их так здесь называют. Женщина по имени Джахнрр помогала мне устроиться здесь. — Бидж обратила внимание на его произношение — имя он выговорил точно так же, как сами мясоеды. — Пожалуйста, снимите их с полки и рассмотрите как следует, пока я занимаюсь напитками. — Протера направился в заднюю комнату, служившую, по-видимому, кухней и кладовкой.

Бидж очень понравились статуэтки: толстый человечек, гоняющийся за бабочкой; женщина, распевающая, сложив руки на груди и закрыв глаза, а на ее клыке сидит и тоже распевает синеспинка; стоящие рядом, держась за руки. смущенные юноша и девушка. На фигурках была тончайшая резьба, так что даже можно было разглядеть вышивку на одежде; часто встречались глубокие параллельные линии — передающие рисунок на чулках или длинный мех животного. Кружка и грифон не столько рассматривали статуэтки, сколько наблюдали за реакцией Бидж.

— Они же выполняют резьбу собственными зубами, — с изумлением сказала девушка. — Выгрызают, верно?

— Мне нравится, как ты быстро во всем разбираешься, — сказал Кружка.

Протера вернулся, неся на подносе три чашки чая и миску, — Надеюсь, это подойдет, сэр, — обратился он к грифону, затем поставил собственную чашку рядом с одним из кресел, а миску на полу перед грифоном, не пролив при этом ни капли.

— Прекрасно, — ответил грифон, глотнув чаю. Когда он поднял голову. Протеры рядом не оказалось. — Боже мой, как же неслышно он может при желании передвигаться.

— Особенно в туфельках, — пробормотала Бидж. В туфельках без задника. Сама Бидж в такой обуви всегда передвигалась, как на ходулях поугоnote 10.

Протера вернулся, неся бутылку коньяка, рюмки, чашку и столовую ложку. Чашку и ложку он поместил перед грифоном.

— Мне очень жаль, что я не могу лучше сервировать стол. Это подойдет?

— Великолепно. — Грифон налил в чашку щедрую порцию коньяка, зачерпнул его ложкой и ловко влил себе в клюв. — Благодарю за заботу.

— Вы же гость, — ответил ему Протера. Кружка и Бидж тоже отхлебывали коньяк. Напиток показался Бидж чересчур крепким, но она сочла, что вместе с чаем он очень хорош. Протера принес с кухни блюдо плюшек.

— Могу я предложить вам что-нибудь более существенное?

Грифон повернулся так, чтобы свет упал на кровь у него на клюве.

Протера протянул ему плюшку и добавил:

— Позвольте предложить вам салфетки. — Грифон молча стер кровь, а Протера отвернулся, совершенно не смущенный. — А теперь, — сказал Протера, непринужденно откидываясь в кресле, — я хочу предложить вам тему для обсуждения.

— Какую же? — спросил Кружка.

Протера сложил вместе кончики безупречно наманикюренных пальцев:

— У меня имеется теория о природе Перекрестка. Если кто-либо из вас располагает фактами, которые оказались бы противоречащими ей, я буду признателен, если вы их мне сообщите. — Он поднес к губам чашку с чаем, потом рюмку с коньяком. — Если же кому-нибудь придет в голову, как можно проверить теорию на практике, я буду просто счастлив. — В чем же заключается твоя теория? — резко спросил грифон. Бидж про себя улыбнулась, видя его недовольство: грифон всегда предпочитал быть лектором, а не слушателем.

— Э-э… Вы согласитесь, я думаю, что Перекресток не похож на другие миры? — Трое гостей кивнули. — Да это же очевидно, не правда ли? Перекресток ведет себя не так, как мир, в котором Бидж, мистер Кружка и я выросли.

Поскольку, согласно известным нам законам физики, в любом мире следствия одинаковых причин сходны, можно заключить, что существует сила, позволяющая Перекрестку сообщаться с другими мирами и дающая возможность существовать некоторым необычным видам. — Протера кивнул грифону.

Тот задумчиво грыз коготь.

— И как многое ты можешь нам сказать об этой силе?

— Что она собой представляет, я не знаю. — Протера улыбнулся и подмигнул, как будто это была остроумная шутка. — Но я могу показать вам, на что она похожа. — С ловкостью фокусника он извлек из-под своего кресла металлический брусок, кусок картона и бутылочку с каким-то темным порошком. Положив брусок на пол, он накрыл его картоном. — Теперь смотрите.

Протера открыл бутылочку и высыпал ее содержимое на картон. Бидж его действия были знакомы, и она всегда очень любила смотреть на этот опыт.

— Как же давно я это видел, — пробормотал Кружка. Грифон зачарованно наблюдал за происходящим.

— Потрясающе. Это действует электромагнитное поле, а порошок — железные опилки. Я прав?

— Сплав железа с никелем. От всей души надеюсь, что тот, кто измельчал его, носил маску-фильтр… Но, знаете ли, я никак не ожидал, что вы поймете, в чем туг дело.

— Я довольно начитан, — сухо ответил грифон. Склонив голову, он принялся внимательно рассматривать образовавшийся на картоне узор. — Однако я никогда не видел этого собственными глазами.

Протера слегка поклонился:

— Для меня честь оказаться первым, кто показал вам такой опыт. Вы, таким образом, наблюдаете действие поля, которое ориентирует расположение частиц. Если металлические опилки пробудут Под действием поля какое-то время, они намагнитятся сами. — Протера повернулся к Бидж: — Вы, наверное, знакомы со всем этим еще по школе.

— Да, я несколько раз видела такой опыт, — кивнула она. — Он всегда казался мне чем-то немножко волшебным.

Протера улыбнулся и поднял бровь:

— Мне тоже. Мне так кажется до сих пор.

— А зачем вы привезли все эти приспособления с собой?

Кружка покачал головой:

— Юная леди, сразу видно, что ты практик, а не исследователь.

— Практика вещь незаменимая, — немедленно откликнулся Протера. — Ничто так быстро не отсеивает гипотезы: ведь поле исследований должно быть широким и достаточно неопределенным.

— Вы говорите совсем как Фиона.

— Кто? Ах, конечно, — Фиона Беннон. — Протера выглядел несколько смущенным. — Надеюсь, вы не сочтете, что я клевещу на вашу подругу, если я замечу, что ее манера одеваться слегка, самую малость, эксцентрична. Кружка ухмыльнулся. Грифон спокойно произнес:

— Боюсь, что тонкости человеческой моды выше моего понимания.

Бидж кинула взгляд на кимоно Эстебана и тактично ответила:

— Фионе недостает вашего вкуса и умеренности. Протера поклонился и улыбнулся в ответ на комплимент:

— В ее возрасте мне их тоже недоставало. — Он изящным движением расправил свое одеяние.

Кружка вновь сосредоточился на железных опилках, проведя пальцем вдоль образовавшихся линий.

— Выглядит точно так же, как на картинке в учебнике.

— Так и должно быть. Электромагнитные силы проявляются всегда одинаково. Меняются только интенсивность поля и положение отдельных частиц. Это должно быть справедливо, как мне кажется, для всех миров. Грифон коснулся лапой группы металлических крупиц. Они прилипли к его когтю, потом осыпались с него, снова образовав тот же узор.

— Так бывает всегда?

— При наличии магнита — всегда.

— А если теперь поместить их в другое поле?

— По крайней мере сначала частицы будут ориентированы в новом поле так же, как они были в прежнем: их собственная полярность заставит их расположиться вдоль силовых линий соответствующим образом.

Протера поднял картон и встряхнул его. Четкий рисунок смазался, потом исчез совсем. Физик снова положил лист на магнит, развернув его перпендикулярно прежнему положению.

— Тот же рисунок, — объяснил он, — но иной ориентации. Если менять положение магнита достаточно часто, от исходного эффекта мало что останется.

— Ты утверждаешь, что Перекресток отличается от других мест, — сказал грифон скептически, — потому что у него иные электромагнитные свойства?

Протера помотал головой так энергично, что его серьги зазвенели. Вернув их в должное положение пальцем с безупречным маникюром, он ответил:

— Во-первых, я только предполагаю, а не утверждаю. Во-вторых, как мне кажется, свойства Перекрестка похожи на свойства поля, но я не могу сказать, какова природа этого поля.

— Ну так что? — Кружка явно не был удовлетворен объяснением. — Вы продемонстрировали нам узор силовых линий; вы, по-видимому, считаете, что для Перекрестка характерен какой-то особый, специфический узор. Какова цель всех этих рассуждении?

Протера одобрительно улыбнулся, как будто Кружка попал в самую точку;

— Рассуждения имели бы смысл, если бы железные опилки показывали влияние поля Перекрестка. Но ведь состояние здоровья животных здесь сильно отличается — не так ли, доктор Воган?

Бидж сочла, что столь формальное обращение, как «доктор Воган», никак не сочетается с желанием Протеры, чтобы она называла его Эстебаном.

— Чрезвычайно сильно. Протера отставил свою чашку;

— В этом-то и дело. В различных полях возникают различные условия жизни. Это чрезвычайно важно. — Он замолк, давая им возможность самим понять, что из этого следует.

Грифон был первым, кто догадался.

— Поэтому свойства видов, населяющих Перекресток, могут чрезвычайно редко встречаться в других местах. Протера развел руками:

— Эти свойства могут вообще нигде больше не существовать. Даже сами виды могут оказаться нежизнеспособными вне Перекрестка.

— Но доктор Бодрэ… — с запинкой выговорила Бидж.

— Люсилла Бодрэ. — Протера бросил на Бидж искоса острый взгляд. — Вы с ней сотрудничали?

— На самом деле я разговаривала с ней всего один раз. Она мне сказала… — Бидж закусила губу, вспомнив, как Люсилла Бодрэ сообщила ей, что пребывание на Перекрестке излечивает врожденные заболевания, даже смертельные. — Она рассказала мне о своих исследованиях в области аллергии.

— Она проводила исследования на раненой кошке-цветочнице. Она, наверное, говорила вам, что перхоть животного не вызывает у нее аллергического насморка?

— Да. — Бидж очень хорошо помнила тот день. Доктор Бодрэ тогда, сама не подозревая об этом, была источником откровения: хорея Хантингтона не убьет Бидж. — Она объяснила мне, что некоторые наследственные и вирусные заболевания излечиваются на Перекрестке.

— Именно. — Протера поднял палец, чтобы привлечь внимание своих гостей к этому важному обстоятельству. — Однако, будучи врачом, а не физиком, она не отдавала себе отчета в том, что эффект носит географический, а не физиологический характер.

Последовало молчание: собравшиеся старались понята все значение сказанного Протерой.

— Хрис, — неожиданно с тоской произнес Кружка.

— По правде говоря. — ответил Протера серьезно, — я предполагаю, что, если бы он вернулся домой, у него очень скоро появились бы те же симптомы, что и раньше, — болезнь Альцгеймера и все прочее. Конечно, — продолжал он, — это всего лишь умозаключение, а не подтвержденный экспериментально факт. Это не тот случай, когда можно ставить опыты.

— Конечно, нет, — подтвердил грифон, а Кружка добавил:

— Я никогда не допустил бы этого.

— Да. Что ж, если ни у кого нет никаких соображений, как можно было бы проверить эффект поля Перекрестка, мне кажется, наша сегодняшняя тема исчерпана.

— На один раз вполне достаточно. — Кружка поднялся. — Я не хотел бы показаться невежливым, молодой… э-э… профессор, но мне нужно вернуться к себе в гостиницу. — Он протянул руку Бидж.

Она покачала головой:

— Я еще немного задержусь: я должна передать профессору Протере записи своих наблюдений.

— Эстебану, — поправил он ее, смеясь.

— Постараюсь не забывать, — ответила Бидж с некоторым сомнением. — Я прекрасно доберусь и одна, — заверила она Кружку.

— Тогда мы, пожалуй, пойдем, — заключил трактирщик. Бидж наблюдала за хозяином: он явно заметил это «мы».

Грифон поднялся. Кружка поклонился Протере:

— Спасибо за угощение и особое спасибо за рисунок. Вы превосходно нас приняли, как и следовало ожидать. Протера с улыбкой тоже поклонился:

— За мной долг по отношению к Перекрестку. Я бывал его гостем много раз.

Когда Кружка и грифон ушли, Протера еще некоторое время смотрел в окно им вслед.

— Я дал им пищу для размышлений, верно?

— И мне тоже. — Бидж протянула ему свою тетрадь с записями. — Мне хотелось бы еще кое-что с вами обсудить.

— Буду только рад. — Протера принес чайник со свежезаваренным чаем. — И что же, — спросил он с любопытством, но без всякой настороженности, — вы обо мне думаете?

Бидж задумалась и долго молчала.

— Неужели ответ будет таким неблагоприятным? — сказал он наконец. — Доктор Воган, если бы я предполагал, что вам будет неловко отвечать, я не стал бы спрашивать.

— Ох, нет. — Благодаря его непониманию она нашла нужные слова. — На самом деле я вас очень высоко ценю. Думая же о своей собственной жизни, — она запнулась, — я не могу не чувствовать по отношению к вам восхищения.

Протера с улыбкой подал ей чашку чая. Взяв ее у него, Бидж выпалила:

— Доктор Протера, почему в любви всегда все так запутано?

— Ну, мне кажется, ответ очевиден. — Он помешал свой чай. — Женщины, которые ищут любви, находят мужчин, которым нужен лишь секс. Женщины чаще всего стремятся к приправленной сексом любви, мужчины — к сексу с любовными добавками. Наш вид ведет себя довольно глупо. Когда-нибудь изучение половых различий прояснит вопрос. А пока мы ссоримся, плачем и пишем стихи.

Грифоны, — добавил он, — сражаются друг с другом, никогда не плачут, а стихи только читают. Если бы можно было представить себе вид, основным занятием которого является отрицание, участь грифонов заслуживала бы сожаления. Однако я скорее склонен считать, что отрицание является привилегией лишь одного из полов. — И со многими грифонами вы знакомы? Протера в задумчивости нахмурил брови.

— Более или менее близко только с одним. Я, правда, встречал и других, когда устанавливал в горах сейсмические датчики. Это, правда, оказалось совсем бесполезным: природа Перекрестка оказывает на землетрясения умиротворяющий эффект… Но скажите, Бидж, приходилось ли вам встречать грифонов-самок?

Ответ на этот вопрос представлялся Бидж очевидным.

— Но… — Она пожала плечами. — Думаю, что да. Да, я уверена.

Протера улыбнулся:

— Когда кто-то говорит «да» два раза и добавляет, что уверен, часто оказывается, что уверенность на самом деле отсутствует. Почему вы считаете, что встреченный вами грифон был самкой?

— Он был меньше и имел более высокий голос… — Бидж умолкла, глядя, как Протера поправляет свое кимоно — гораздо более роскошное, подумала она с завистью, чем какой-нибудь из ее домашних нарядов. — Впрочем, верно: я заметила только косвенные признаки пола.

— Так что вы на самом деле не обследовали его?

— Никто не рискнет осматривать незнакомого грифона, — ответила Бидж несколько наставительно, — без его на то согласия. Во всяком случае, более одного раза. Но если среди них нет самок, — добавила она тихо, — то как же, по-вашему, они размножаются?

— Ну… Во-первых, они делают это чрезвычайно скрытно — как мне известно по наблюдениям. Во-вторых, они очень этого стыдятся — такой вывод я сделал по некоторым их высказываниям.

Протера посмотрел на Бидж блестящими, как у Старого Мореходаnote 11, глазами:

— И я подозреваю, хоть и не могу доказать, каков механизм этого. Возможно, я сейчас единственный человек на Перекрестке, кто мог бы догадаться, хоть мне это и не льстит.

Бидж предпочла сменить тему:

— Как случилось, что вы оказались таким превосходным фехтовальщиком?

— Когда я был молод, — ответил он с готовностью, — я учился в Лиме. Мои привычки не привлекли бы к себе особого внимания в Рио, но в.тех краях я был… исключением. Мне дважды ломали нос, один раз — ребро.

Его тон изменился. Бидж было ясно, что следующее признание далось ему нелегко, как бы ни старался он это скрыть.

— У меня был замечательный дядюшка — фермер, который всю свою жизнь воевал с соседями. Он учил меня: всегда нужно узнавать войну, когда сталкиваешься с нею. Так вот, в Лиме я понял: это война. Я занялся фехтованием в колледже, дополнительно стал изучать боевые искусства, а боксу меня обучил приятель-кубинец, почти профессионал.

Когда на меня снова напали, — закончил Протера холодно, не глядя на Бидж, — двое моих противников получили сотрясение мозга и переломы костей носа, а один из них остался хромым на всю жизнь. Триумф, не правда ли?

Бидж молча смотрела на него. Сейчас Протера казался очень юным и очень несчастным.

— Я смотрел, как они лежат на камнях, — сказал он без всякой попытки притвориться бесчувственным, — один сжимал искалеченное колено, другой плакал, — и понял, что никогда больше не буду участвовать в драке. Я не прекратил тренировок — но теперь уже не только как боец, но в первую очередь как дипломат, мастер стратегии, исследователь и шпион. Я не добился бы и половины успеха, если бы не память о той ночи. Два года назад одна женщина спросила, что заставляет меня быть столь осторожным с публикацией результатов исследований. Я подумал тогда, хоть и не сказал ей, — что это тоже следствие той драки, воспоминание о пьяном юнце, ползущем по булыжникам мостовой, ничего не видя от заливающей лицо крови.

— Может быть, урок пошел им на пользу, — сказала Бидж.

Протера поднял брови:

— Может быть. намек дал бы тот же результат, что и сломанная носовая перегородка.

— А знаете вы, почему так хорошо находите общий язык с грифоном? — спросила Бидж.

— Потому что мы оба — цивилизованные существа.

— Вовсе нет. Потому что вы оба ясно понимаете, что представляете собой, и предпочли бы быть кем-то другим. Последовало молчание. Затем Протера холодно произнес:

— Если вы имеете в виду мою манеру одеваться, нетрудно было бы понять…

— Нет, нет! — воскликнула Бидж, почувствовала, что говорит слишком громко, и понизила голос. — Я хочу сказать, что каждый из вас — воин и каждый предпочел бы быть мирным существом. Но ведь вам всегда придется быть бойцами, не правда ли? Потому что кто-то же должен быть.

Протера ничего не ответил. Он поднялся и подошел к выходящему на юг окну. Бидж представила себе, куда направлен его взгляд: через реку Летьен, через степи, мимо каньона грифонов к Анавалону — где Моргана уже однажды собирала армию и где она могла собрать ее вновь. Наконец он сказал нетвердым голосом:

— Это цена, которую приходится платить за совершенство в чем-то, не так ли? Люди нуждаются в твоей помощи, даже если это неприятно.

Бидж в душе упрекала себя за сказанное. Но Протера переменил тему:

— Вы заговорили о любви, и, как я понял, что-то связанное с этим осложняет вам жизнь.

Бидж еще раз пожалела о том, что не промолчала.

— Можно, пожалуй, сказать, что я хотела бы, чтобы мне удалось влюбиться в кого-то подходящего.

— Отсюда можно сделать вывод, что в настоящий момент вы влюблены в кого-то неподходящего. На Перекрестке это понятие имеет чрезвычайно широкое значение. Постарайтесь не забывать, что здесь это не вопрос продолжения рода и даже не вопрос принадлежности к одному и тому же виду.

Последние его слова поразили Бидж.

— Вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что Медина выглядит как плод союза человека и козы — очень привлекательной козы и привлекательного человека, но все же. Грифон — наполовину орел, наполовину лев. Вы никогда не задумывались о том, как такое стало возможно?

— Я просто приняла это как данность, — признала Бидж. — Мои умозаключения не отличались глубиной.

— Нет, нет. Вы просто практик, не склонный к исследовательскому мышлению. Я же говорю о том, что поле, существующее на Перекрестке, какова бы ни была его природа, очень снисходительно к животным. Оно позволяет видам скрещиваться между собой, оно предохраняет их от генетических дефектов, неврологических и вирусных заболеваний: в пределах Перекрестка все это так.

Бидж глубоко задумалась, пытаясь представить себе происхождение кентавров, фавнов, людей-оленей вроде Руди и Бемби.

— Но такое никогда не случается нигде, кроме Перекрестка. Ой…

— Вы очень восприимчивы.

— Не хотелось бы мне быть восприимчивой. Из ваших слов следует, что все эти виды нежизнеспособны в любом другом месте.

— В целом это так, хотя и зависит от конкретного мира, в котором они окажутся. Несколько поколений, и все… — Он развел руками. — Их дети окажутся уродами или родятся мертвыми, и вид вымрет.

— Не существует ли пути выяснить, так ли это?

— Не знаю. — Протера снова показался Бидж очень юным. — Мне очень хотелось бы ошибиться. Но я много думал на эту тему и боюсь, что я прав. Они сидели в тишине, прислушиваясь к дальним крикам химер. Бидж тоже думала, что Протера не ошибается.

Глава 9

Прошло три дня. Ли Энн вернулась к себе, и Бидж провела полночи, разбирая при свете свечи ее записи по занятиям с кентаврами, решив, что отоспится утром.

Но ее разбудил яркий свет. Она открыла глаза и тут же принялась вытирать их: глаза начали слезиться от ослепительного сияния за окном. Хорват осторожно выглянул за дверь, принюхался и радостно замахал хвостом. Дафни же брезгливо отряхнула лапы, фыркнула и отказалась покидать комнату.

Кендрик в Виргинии располагается на высоте около 900 метров, на плато в Голубых горах, и когда Бидж еще только поступила в колледж, ее завораживали прогнозы погоды:

«Дождь, возможен снег на больших высотах». После нескольких зимних сюрпризов Бидж поняла, что именно на больших высотах она и живет, в результате чего приобрела сапоги для снега. За месяцы жизни на холмах Перекрестка мысль о том, что она снова живет на больших высотах, ее не посещала.

То, что увидела она сейчас, у жителей района Великих Озер носит название «снег под влиянием озера»: когда влажный воздух смешивается с холодным, конденсация паров приводит к возникновению огромных снежинок, сливающихся друг с другом, так что земли достигают мохнатые белые мухи размером с шершня.

Бидж посмотрела на низкие облака, быстро летящие над склонами холмов на север серо-белой вереницей, издала радостный вопль и захлопнула дверь. Через полминуты она вылетела наружу в джинсах, сапогах, куртке, теплой шапочке и перчатках. Хорват с сомнением последовал за ней, но тут же, начал возбужденно прыгать, с лаем ловя снежинки.

Снег все еще падал, но, достигнув земли, тут же начинал таять. Вся речная долина была бела, и лишь вертикальные стволы деревьев чернели под грузом влажного снега, покрывшего ветви и листья. Большинство деревьев низко склонилось под тяжестью снега; Бидж увидела несколько обломленных сучьев. Девушка выдохнула длинную струю пара и, смеясь, стала гоняться за Хорватом, который проваливался в сугробы по самые плечи и выскакивал из них, делая высокие прыжки.

— Хелло! — окликнул Бидж голос от подножия холма. Фигура в пестром, как радуга, плаще, розовом тэм-о-шентереnote 12. высоких черных сапогах с серебряными пряжками и черных джинсах с разноцветными заплатками целеустремленно преодолевала крутой склон. — У тебя все в порядке?

Бидж схватилась было за ловилку на поясе, потом убрала руку. Это могла быть только Фиона.

Так оно и оказалось. Она пробежала последние несколько футов, тяжело дыша, но запыхавшись явно меньше, чем запыхалась бы на ее месте Бидж.

— Надеюсь, мне удастся выпросить у тебя завтрак.

— Конечно. — Бидж махнула рукой в сторону белых полотнищ, окутавших склоны гор, о которые разбивались самые насыщенные влагой облака. — Ты только посмотри! — Бидж запустила в сторону Фионы снежком. — Разве это не поразительно!

Фиона сделала шаг в сторону, с легкостью уклонившись от снежка.

— Всегда рада услужить.

Странная реакция на снежок…

Бидж кинула снежком в Хорвата, который высоко подпрыгнул, чтобы его поймать, а потом стал изумленно озираться, когда ком снега рассыпался у него в зубах.

— Ты знала, что будет снег?

Фиона поправила берет и старательно слепила снежок.

— Нет, хотя и была уверена, что этим кончится.

— Каким образом? Ты умеешь предсказывать погоду по виду неба? — Бидж бросила в Фиону еще два снежка, и снова та легко уклонилась.

Фиона сморщила нос;

— Ну, на Перекрестке это было бы трудно сделать, верно ведь? Я хочу сказать — любое влияние соседнего мира… ветер, дующий вдоль дорог, может все переменить. Так что я не думаю, что погода здесь ведет себя как обычно. — Она перебросила снежок из руки в руку, прикидывая его вес. — Нет, я не предсказала снег. — Тогда как ты могла знать… — Бидж вдруг поняла, как могла Фиона знать, и замерла на месте. — Не может быть!

Фиона наклонилась, прицелилась и метнула снежок. Он угодил Бидж прямо в лицо.

— А вот и может.

Бидж вытерла щеки, почти не замечая, что делает.

— Как это тебе удалось?

— Я была права. — Фиона повалилась в сугроб, раскинув руки. — Я была права насчет границ Перекрестка, где пересекаются Странные Пути. Там сколько хочешь энергии, только бери.

Хорват прыгал вокруг Бидж, и она рассеянно потрепала его по боку.

— Но… — Бидж искала правильные слова. — Что ты употребила — слово, действие, жест?.. Откуда ты знала, что нужно?..

— А я и не знала. Я перепробовала множество всего — заговоры, заклинания, ритуальную магию на крови… — Фиона бросила взгляд на ножны у пояса. — Поверь, тебе не очень-то будет приятно узнать, что еще я пробовала.

— И что сработало?

Фиона улыбнулась, и на ее разрумянившихся щеках, по цвету почти сравнявшихся с рыжими волосами, появились ямочки.

— Тебе вряд ли понравится. — Она вытащила из кармана замызганный, пропитанный настоями трав лоскут, сгребла снег в кучу, ударила по куче лоскутом и речитативом затянула:

Я ударяю платком по камню. Именем дьявола, шторм, свирепей. Стихия, ярись, не уймись ни на каплю, Злобствуй, покорная воле моей.

Фиона сунула лоскут обратно в карман и увлеченно принялась рассказывать:

— Только ударить нужно действительно по камню. Я нашла это заклятье у Даллиела в «Темных суевериях Шотландии». Книга на самом деле совсем не древняя, она вышла в 1830 году. Я только постаралась произносить все слова, хоть во мне и нет крови горцев, с шотландским выговором, чтобы сохранить нужный ритм. И, знаешь ли, не думаю, что тут важно упоминание дьявола. Мне кажется, это уже позднейшая рационализация, изобретение христиан, чтобы связать силу Странных Путей с чем-то, что было им понятно. Но я не стала ничего менять — это было бы рискованно. И еще я полила лоскут экстрактом мака целандинного — он иногда упоминается как употреблявшийся при наведении чар. А еще я привязала к лоскуту нитку, завязала на ней три узла, а потом развязала их — это тоже способ вызывать ветер. И я добавила некоторые фессалийские амулеты…

Она снизу вверх взглянула на Бидж, все еще стоя на коленях. Ее щеки были мокры — и не от снега.

— Оно работает, — прошептала Фиона. — Я стану ведьмой.

Бидж промолчала, и Фиона, поднявшись на ноги, снова стала рассказывать:

— Я начала с заклинания погоды, потому что решила: при всех различных воздушных течениях вдоль Странных Путей это должно быть легко. Наверное, поэтому-то погодных заклинаний так много и о них так часто говорится и в «Буре» Шекспира, и в «Одиссее».

— Тебе нужно поговорить об этом с грифоном, — сказала Бидж, чтобы узнать, знакома ли с ним Фиона. Самоуверенность Фионы несколько поблекла.

— Он заставляет меня нервничать.

— Это хорошо.

Солнечный луч прорвался сквозь облака и заставил снег засверкать. Он был так ярок, что у Бидж заслезились глаза.

— И как долго это продлится?

— Не особенно долго, надеюсь. В той книге есть указания, как сделать заклинание более стойким, но я не уверена, что это сработает. — Фиона с увлечением продолжала: — Надо будет это попробовать в следующий раз.

Бидж посмотрела на холмы, потом перевела взгляд на речную долину.

— Я не так уж уверена, что следующий раз состоится, — сказала она медленно. Фиона была поражена.

— Но это же так важно!

Бидж показала на тающий снег, на капли, падающие с крыши:

— Сколько времени понадобится, чтобы это все оказалось в реке?

— Подумаешь! — беззаботно откликнулась Фиона. — Какое это имеет значение! Этот снегопад слишком локализован, чтобы сильно поднять уровень такой большой реки. Вот если бы точно на пути туч оказался небольшой горный поток…

Глаза Бидж широко раскрылись, и она схватила Фиону за руку:

— Ты знаешь, где живут кошки-цветочницы?

— Только где живет твоя киска. — Фиона показала на дверь, из-за которой Дафни лапой осторожно трогала снег. — Ты можешь сразу же поехать со мной? Мне понадобится помощь.

На то, чтобы запереть Хорвата в доме, ушло всего несколько секунд; путешествие вниз с холма по тропе, покрытой толстым слоем снега, потребовало гораздо больше времени. Когда они выехали на главную дорогу, снег осел уже так, что из него показались мокрые верхушки валунов. Грузовик подпрыгивал на неровностях. Фиона, крепко вцепившись в ручку дверцы, с опасением смотрела вперед.