Перекресток (№2) - Под Знаком Исцеления

Филдс, выдыхая густое облако пара, чертил на снегу своим шестом линию, по которой остальные должны были идти. Иногда он останавливался и начинал, нахмурившись, ходить кругами, как покупатель в магазине, забывший, зачем он сюда пришел, тщательно прощупывая, где следует свернуть.

— Тебе не удается найти дорогу? — спросил Протера;

Бидж отдала должное его выдержке — в голосе профессора не было и следа волнения от мысли, что они могли заблудиться между мирами.

Филдс жизнерадостно улыбнулся (его улыбка напомнила Бидж выражение лиц родителей на выпускном балу) и ответил:

— Трудность заключается только в том, чтобы не пропустить последний поворот.

Все двинулись за ним по прочерченной им линии. Теперь гнать солнечных танцоров было труднее: хотя глубокий снег делал их более неуклюжими и послушными, отражения солнечных лучей от обступивших со всех сторон вершин сбивали растения с толку. Солнце, стоящее в зените, не задавало им никакого направления.

По мере продвижения снег уступил место проталинам, потом камням и голой земле и наконец зеленой травке. Филдс остановился и отступил в сторону. Бидж взглянула вперед; перед ней проведенная сатиром черта сливалась со следом его палки, оставшимся от прошлого раза, наполовину скрытым колеблемой ветром травой. Холмы полого спускались к берегу озера.

— Дальше мы погоним их сами, братишка. — Руди взял из рук Филдса шест с зеркальцем. Бемби ласково отобрала у Протеры его шест.

Солнечные танцоры растерянно толклись на месте под лучами полуденного солнца. Люди-олени двинулись было вперед, но остановились, когда Сууно преградил им. дорогу.

Старик преклонил колени перед Филдсом, поклонился Брандалу и пожал руку Кружке.

— Спасибо тебе за доброту к моему народу, — сказал он Бидж, пожимая руку ей тоже. — Хотел бы я, чтобы нам еще случилось когда-нибудь увидеть ваш мир.

— Я тоже очень этого хочу. — Бидж сжала его руку. — Сууно… Ты ведь шаман?..

Он покачал головой, и его рога бросили скользящую тень на траву.

— Не думай о магии или пророчествах. — Он заглянул ей в глаза. — Если тебе когда-нибудь случалось встречать Провидца, ты должна знать, как мало от него пользы.

— Я верю тебе, — ответила Бидж уклончиво, — но… — Она взглянула на Руди и Бемби, которые, как всегда, держались за руки. — Мне кажется, что большую ценность, чем пророчество, имеет совет.

— Мой совет? — Он улыбнулся со спокойной добротой, которую Бидж иногда видела на изображениях святых. — Он может не понравиться тебе, доктор. Не забудь, я направляю Тех, Кто Умирает.

— И все же, каков твой совет?

— Умри достойно. — Он коснулся ее лба, словно благословил ее. — В конце концов смерть все равно неизбежна. Поэтому умри достойно: ради высокой цели и не в одиночестве.

Он повернулся и пошел вперед; Те, Кто Умирает, не колеблясь двинулись за ним.

Руди и Бемби уходили последними. Они прислонили шесты с зеркальцами к скале и подошли к провожающим. Филдс сжал руки им обоим:

— Вы ведь знаете, что, когда я закрою Путь, вам трудно будет найти дорогу назад. Может быть, так останется навсегда.

Руди кивнул, и Бидж поразилась тому, каким взрослым он сразу стал.

— Мы это обсуждали. Мы оба хотим жить в новом мире. Я, конечно, буду скучать по Сан-Франциско, и оба мы будем скучать по Перекрестку… — Он махнул рукой в ту сторону, откуда они пришли, в сторону невидимого Перекрестка. — Но все меняется. Ведь что-то из того, по чему мы скучаем, уже ушло, верно? Скоро может уйти и все остальное. — Он обнял Филдса, который легко провел рукой по его рогам. Бемби тоже обняла сатира; по отношению к нему она никогда не проявляла стеснительности.

Руди пожал руку Протере. Бемби ему только робко улыбнулась и кивнула.

Оба они лизнули Бидж в лицо; она подумала, что в последний раз чувствует, как шершавы их языки жвачных, какими бы нежными ни были их чувства.

— Передай от нас привет Дэйву, — сказала Бемби и всхлипнула.

— Ну, малышка, не нужно плакать, — ласково сказал Руди. — Она теперь такая чувствительная. У нас ведь будет олененок, ты знаешь?

— Знаю, — ответила Бидж.

Руди и Бемби направились к озеру, сжимая шесты с зеркальцами и направляя солнечных танцоров. Те послушно двинулись следом, образовав две ровные линии, похожие, подумала Бидж, на ухоженные посадки на плантации.

Остальные люди-олени последовали за ними.

Бидж смотрела им вслед, пока Филдс не похлопал ее по плечу.

— Бидж, теперь я должен закрыть этот Путь. — Его теплая рука была ласковой. — Маленькая Бидж… Ты тяжело переживаешь расставания, верно?

Она медленно двинулась вдоль черты, наблюдая, как зеленый мир травы становится неотчетливым и исчезает.

— Да.

Обратный путь не занял много времени, но все они испытали облегчение, когда впереди показались знакомые горы и долины Перекрестка. Никто не разговаривал. Бидж спотыкалась от усталости и размышляла о том, кажется ли остальным, как к ей, Перекресток теперь чуть более пустым и обыкновенным, лишившимся части своего волшебного очарования и притягательности.

Глава 22

В следующие три недели у Бидж ни разу не появилось возможности повидаться со Стефаном. Наступившая зима была волшебной и унылой. Времени на размышления не оказывалось совсем, иначе Бидж потом вспоминала бы эту зиму как самую странную и самую замечательную в своей жизни и, уж конечно, самую ужасную.

Погода была то превосходной, то кошмарной. Такого количества снега Бидж не видела никогда раньше. Влажные воздушные потоки приносили сильнейшие снегопады, и обрушившаяся масса снега преображала ландшафт и перекрывала дороги; потом холодные сухие ветры разгоняли тучи, и в ночном небе высыпало столько звезд, что Бидж не верила собственным глазам.

Несмотря на занесенные снегом дороги и тропинки, пациентов у Бидж было более чем достаточно. Однажды поздней ночью в январе Бидж, которой полагалось бы быть уже в постели, решила наконец ответить на письмо Ли Энн; не очень хорошо соображая от усталости, она написала:» Мне следовало бы больше внимания уделять диагностике «.

Вместо этого ей приходилось оперировать и оперировать. Перед рассветом, с трудом протерев слипающиеся глаза, она ставила на плиту чайник, выпускала Дафни и расстилала у двери одеяла для будущих пациентов. Как ни рано вставала Бидж, обычно у двери ее ждал уже по крайней мере один пострадавший. Чаще всего животных приносили члены дорожных команд, мясоеды или молчаливые пастухи.

Большую часть пациентов Бидж составляли молодые животные: оленята, ягнята, щенки: беспомощные и беззащитные жертвы напряженности на Перекрестке. Бидж по привычке обсуждала свой гонорар с теми, кто приносил их, но обе стороны прекрасно знали, что она в любом случае возьмется за лечение.

Только Бидж было известно, что ее непреклонная решимость помогать и лечить всех животных, пострадавших от насилия, питалась ненавистью к Моргане и стремлением, хоть и безуспешным, положить конец кровопролитию и страданиям на Перекрестке.

Каждое утро она натягивала выстиранный белый халат; каждый вечер он оказывался замаран кровью и экскрементами, как бы ни старалась Бидж не пачкать одежду. То обстоятельство, что кровь и экскременты принадлежали часто представителям мифических видов, не облегчало стирку.

Бидж не уставала поражаться мясоедам: эти острозубые хищники нежно заботились о представителях тех видов, на которых охотились, и страдали, видя их увечья и смерть. Особенно запомнилась девушке Лразз — женщина-мясоед, притащившая к Бидж в несколько раз превосходившего ее размерами оленя; Лразз поддерживала его голову, пока Бидж накладывала швы. Когда же выяснилось, что все усилия напрасны — потеря крови слишком велика, — женщина-мясоед закинула голову и завыла, прижимая к себе оленя. Бидж могла только повторять ей снова и снова:

— Он умер. Ты сделала все, что могла. Твоей вины тут нет. Что же делать, такое случается.

Этим утром Бидж вышла из коттеджа, держа в руках кружку с чаем, готовая, как всегда, пожалеть мертвых, оценить тяжесть повреждений у раненых и помочь тем, кто имел шанс выжить.

С первым пациентом все было огорчительно ясно: глубокие раны на животе овцы говорили о том, что голодные времена делают вир еще более жестокими. Вспомнив, чему учил ее Б'ку, Бидж перерезала овце горло; хотя у нее был запас баранины, следовало сберечь мясо для дальнейшего.

Следующие два животных тоже не составляли проблемы: им нужно было только наложить швы. Одного из них, похожего на капибару грызуна, принес член дорожной команды; другую — овцу — принес Б'ку. На мордах животных были глубокие раны, типичные для нападений вир. Бидж предложила Б'ку зарезать овцу, но тот решительно замотал головой: если спасти животное можно, необходимо это сделать. Пока Бидж оперировала, она с горечью говорила ему о том, что происходит внутри стаи вир. Б'ку внимательно слушал, и Бидж решила, что он почти все понял. Старый пигмей решил остаться обедать и настоял на том, что он и займется готовкой; когда еда была готова, ему пришлось будить уснувшую в перерыве между операциями Бидж.

Следующим, кто среди дня постучался в дверь, оказалась Лори Клейнман.

— Я пришла, чтобы ограбить тебя. — Лори быстро обошла ту часть коттеджа, которая была отведена год операционную, и собрала бинты и шины.

— Как у него дела? — автоматически поинтересовалась Бидж.

Лори бросила на нее внимательный взгляд:

— Плохо, но лучше, чем у тебя. Неужели тебе никак нельзя сделать перерыв и отдохнуть?

— Я бы рада, но кто меня заменит? — Бидж показала на операционный стол. — Он ведь не пустует. А скорость работы у меня уже не та… Что это?

Лори пристально смотрела в окно.

— Остается только надеяться, что сейчас скорость твоей работы увеличится. — Она достала сигарету. — Я, пожалуй, задержусь и приготовлю все к операции на всякий случай. — Ока криво улыбнулась. — Как удачно, что я оказалась здесь.

Бидж выбежала за дверь.

По склону холма поднималась процессия. Преодолевая снежные заносы, кентавры — всхлипывающая Хрисея и мрачная Кассандра — тащили волокушу, на которой лежал еще кто-то. За ними шли Полита с Конли, а дальше на почтительном расстоянии следовали остальные слушательницы курсов первой помощи. Они казались очень взволнованными чем-то.

Бидж кинулась к волокуше. Лежащая на ней Хемера подняла глаза.

— Это был вир. — Она потрогала повязки на своей истерзанной груди; говорить ей было больно. — Он кинулся сверху, со скалы. — Хемера заморгала и отвернулась от Бидж. — Его мне тоже следовало убить.

— Ты ничего не могла поделать, — ласково сказала ей Полита — Никто тебя не винит. — Предводительница кентавров повернулась к Бидж и произнесла официальным тоном: — Доктор, мы постарались обработать рану Хемеры, как ты нас учила.

Кентавры переглянулись; в этом-то и была причина их нервозности. Грудь Хемеры была туго перебинтована, из-под повязки выглядывали белые стерильные салфетки; чтобы предотвратить шок, человеческий торс девушки Полита закутала в одеяло.

— Хорошая работа, — похвалила Бидж, осторожно снимая повязку. — Кто?..

— Я, — ответила Хрисея, опасливо глянув на Политу. Кассандра с возмущением отвернулась.

— А потом Хрисея сказала мне, и мы привезли Хемеру к доктору Воган для… — Полита споткнулась на непривычном слове, которое она слышала на занятиях по первой помощи, — для выяснения прогноза.

— Все правильно. — Бидж вернулась в коттедж, натянула хирургические перчатки и белый халат (скорее, правда, как символ ее профессии), взяла поднос с инструментами и снова подошла к Хемере. Веко у нее начало дергаться.

Бидж опустилась рядом с волокушей на колени и принялась выслушивать стетоскопом легкие Хемеры. К ее облегчению, ни хрипов, ни свиста она не услышала. Она сняла стерильные салфетки, выбрала с подноса с инструментами изогнутый гемостат и стала осторожно прощупывать рану. Хемера, несмотря на все свои усилия, не смогла не поморщиться.

— Стенка грудной клетки не рассечена насквозь.

— Что это значит? — Полита, сложив руки на груди, смотрела на Бидж озабоченно, но сурово.

— Это означает, что большой опасности возникновения нагноения нет и что сравнительно легкого хирургического вмешательства будет достаточно. Я могу зашить рану под наркозом, через несколько дней Хемера сможет ходить, а дней через десять — и носить грузы.

Полита спросила, ничем не выдавая своих чувств:

— А что будет в течение ближайшей недели? Бидж напряглась.

— Через пять дней она будет в состоянии делать дальние переходы — при условии, что это не потребует чрезвычайного напряжения вроде преодоления горных круч. Через три дня она будет в силах ходить и пастись самостоятельно. Через два дня она будет в полном сознании. — Бидж неохотно добавила: — Первый день она будет в полубессознательном состоянии и еще один день будет нуждаться в особом уходе.

Полита кивнула; ее глаза были полны сострадания и печали.

— Я так и думала. — Хемера судорожно втянула воздух, и это заставило ее поморщиться от боли. Полита низко склонилась к девушке-кентавру и стала гладить ее волосы. Хемера, дрожа и стараясь не застонать, прижалась щекой к ее руке.

Полита отняла руку:

— У тебя есть лекарство, доктор. Убей ее сейчас. В мертвой тишине Бидж решительно ответила:

— Я этого не сделаю.

— Доктор Воган, у нас нет выбора. Мы завтра уходим на юг. — Хемера поправится через пять дней.

— Пять дней ждать мы не можем. Чтобы прокормиться, мы должны уйти на юг. Ты должна убить ее, Бидж, или это придется сделать мне; было бы жестоко просто оставить ее умирать. — Полита рассуждала со всей доступной ей убедительностью. — Это тяжело, Бидж, но таковы наши обычаи. Мы все вместе отправляемся на юг…

— Мне нет до этого дела.

Полита подняла брови: голос Бидж прозвучал слишком громко.

— Это не твой выбор, доктор. Хемера принадлежит к моему народу…

— Она также моя пациентка.

— Разве ветеринары никогда не убивают своих пациентов по требованию клиента? Разве ты этого не делала? Бидж решительно помотала головой:

— Только не с разумными видами. Применительно к мыслящему существу — никогда. — Она вспомнила о Хорвате и поняла, что лжет.

— Мне приходилось обрекать мыслящие существа на смерть, — спокойно ответила Полита. — Я выбираю тех, кто должен умереть. Это обязанность Каррона, Бидж. То, что я делаю это, важно для моего народа…

— Ты хочешь кого-то убить? — Бидж загородила собой Хемеру. — Убей меня. Убей прямо сейчас. Лягни меня в голову, я умру от кровоизлияния в мозг. Убей меня, потом Хемеру.

Все кентавры, включая Хрисею, не сводили с Политы глаз. Бидж продолжала:

— Я могу спасти ее, Полита. Пожалуйста, поверь: это так. Просто избавиться от нее, как это делают люди со своими домашними любимцами…

— Она не домашний любимец, Бидж, и я никогда не смогла бы» избавиться от нее «. Мое решение продиктовано не ленью или равнодушием, ты же знаешь это.

— Хорошо, я знаю это. Считай ее умершей; оставь ее умирать здесь. — Бидж тяжело дышала. — Если она полностью не выздоровеет, я убью ее сама.

— Ты обещаешь?

— Да, я обещаю.

— И это будет безболезненно?

— Да. Только до этого не дойдет. — Бидж снова поймала себя на том, что говорит слишком громко, но ничего с собой не могла поделать. — Я ее прооперирую, она поправится и потом догонит вас. Если я ошибаюсь, я убью ее, обещаю. — Бидж сделала глубокий вдох. — Если я нарушу свое обещание, вернись и затопчи меня до смерти.

Полита долго молча смотрела на нее, потом обернулась к остальным и сказала:

— Мы уходим на юг — без Хемеры. Если она нас не догонит, я ненадолго вернусь. Спасибо всем вам за то добро, которое вы сделали Хемере. — Она медленно потрусила с холма, и остальные двинулись следом; последней шла, часто оборачиваясь, Хрисея. Только Кассандра задержалась около волокуши с Хемерой.

— Почему нам приходится все время бороться друг с другом? — пробормотала Бидж.

— Потому что перемены даются нам трудно, и Полита только учится приспосабливаться к ним.

— Недостаточно быстро. Она ведь хотела позволить Хемере умереть.

Кассандра опустила руку на плечо Бидж, и та оказалась пригвождена к месту.

— Послушай. Я скажу, что думаю. — Она взглянула вслед удаляющейся Полите и лукаво улыбнулась. — Хоть мои слова и не всегда нравятся. Полита оплакивает своего Несиоса, и это хорошо, потому что так и должно быть. Он любил ее, как никто из нашего народа никогда не любил, и это тоже хорошо, потому что она того заслуживает. Полита думает, что Несиос был самым лучшим вождем, какой только когда-нибудь был у кентавров, — и это плохо, потому что это не так. Лучшим вождем является она сама.

Благодаря ей и тебе мы научились заботиться о своем здоровье и лечить мелкие болячки. Мы теперь уже не с такой готовностью убиваем друг друга; мы становимся мудрее благодаря опыту остающихся в живых старых кентавров. — Кассандра посмотрела на Хрисею, которая все оглядывалась назад. — Не все из нас еще это понимают, но это так. Политу наш народ будет помнить всегда.

Бидж высвободилась из-под ее руки:

— Так что: стоит ей разгневаться, я должна поднимать руки кверху?

— Нет. — Кассандра наклонилась и заглянула в лицо Бидж. — Когда она отдаст приказ и потом передумает, прислушавшись к твоим доводам, просто следует отдать должное ее величию.

Бидж резко повернулась и ушла в дом. захлопнув за собой дверь. Лори с непременной сигаретой подняла глаза от книги.

— С тобой все в порядке?

— Теперь я понимаю, почему лошадей пристреливают.

— Бидж, да ты же плачешь!..

— Открой дверь и принимайся мыться перед операцией. Лори умолкла и начала мыться.

Операция была бы нетрудной для хирурга, будь пациентом человек, и для ветеринара, если бы лечить приходилось лошадь.

Хемера лежала на боку на самом большом одеяле, какое только нашлось у Бидж; одеяло пришлось расстелить прямо на снегу у порога дома. Бидж лежала рядом с Хемерой в позе автомеханика, отсоединяющего карбюратор, бетадином и спиртом дезинфицируя кожу вокруг раны.

Лори вынесла из коттеджа анестезиологический аппарат и воткнула опору прямо в землю.

— Всегда обожала делать все на живую нитку. До чего же здорово: современная хирургия в походных условиях… Еще немного, и мы начнем метать в пациентов скальпели через всю лужайку…

Хемера бросила на нее боязливый взгляд; как у испуганной лошади, ее глаза выкатились, стали видны белки. Она явно была в шоке, но прекрасно понимала все, что слышала. Лори похлопала ее по руке.

— Не трусь. Мы свое дело знаем, Бидж прекрасный хирург, так что с тобой все будет в порядке. — Она ввела катетер в вену, бормоча себе под нос: — Господи, до чего же я ненавижу работать с пациентами, которые умеют разговаривать.

Обложить операционное поле простынями было трудно, но возможно. Бидж закрепила простыню на шее Хемеры и предупредила ту, чтобы она не шевелилась. Хемера еле заметно кивнула и замерла в полной неподвижности.

Бидж принялась очищать саму рану, дождалась, пока Хемера уснет, и спросила Лори:

— Что ты ей ввела?

Лори отрегулировала подачу лекарства.

— Суритал. Черт побери, это же барбитурат: раз он годится и для людей, и для лошадей, должен годиться для кентавров. — А как ты определила дозу?

— Чтобы получить нужный аффект, можно сложить то, что нужно человеку, и то, что нужно лошади, верно? А вообще лучше не спрашивай. — Бидж взглянула на капельницу, увидела, как непрерывная струйка течет через катетер, и решила, что действительно вопросов лучше не задавать.

Через несколько секунд Бидж ущипнула Хемеру за руку; реакции не последовало.

— Она отключилась? — спросила Лори.

— По-видимому. Так или иначе, я начинаю: не хочется держать ее под наркозом долго.

Дальше начались совершенно рутинные действия, говорила себе Бидж. Если бы не размер раны, если бы не то, что оперировала она человеческое тело, если бы не приходилось делать все, лежа на боку…

Она начала с самых нижних слоев мышц. Лори, стоя на коленях рядом с подносом с инструментами, заглядывала через ее плечо.

— Ну и мускулы у этой деточки!

— Все кентавры очень сильные. Ты только посмотри, каким мощным должно быть человеческое тело, чтобы соответствовать лошадиному. Мне придется использовать очень толстую нить.

Лори подала ей хирургическую иглу с нитью номер два:

— Боже мой, такое впечатление, что ты шьешь бечевкой.

— Швы не должны разойтись. Ей ведь через десять дней придется носить тяжести. — Бидж делала большие стежки, каждый раз закрепляя нить. Дойдя до конца раны, приходившегося как раз над сердцем, она вздохнула: — На три сантиметра глубже, и она была бы мертва.

Потом Бидж перешла к подкожному слою, теперь уже используя более тонкую нить.

— Так вот как выглядят мышцы человека? — проворчала Лори. — У животных точно такие же.

— Ткани есть ткани, — ответила Бидж, быстро зашивая непрерывным швом клетчатку.

Лори удивленно моргнула, когда Бидж дошла до конца раны.

— Вот это скорость! Как тебе удалось научиться так быстро шить?

— Слишком много практики. — У Бидж устали руки, которые приходилось все время поднимать вверх, но останавливаться ей не хотелось. — Ну вот, теперь осталась только кожа.

Лори смотрела на рану, нахмурившись.

— У нее, бедняги, останутся жуткие шрамы.

— Ах, какая жалость, подумать только! — рявкнула Бидж через плечо. — Меня больше волнует, чтобы рана не разошлась, так что лучше пусть уж Хемера переживет крестообразные стежки. Такова проза жизни.

— Хорошо, хорошо… — Лори бросила на Бидж странный взгляд, но больше ничего не сказала.

Лори была права: стежки оставят на коже шрамы. Но по крайней мере рана заживет. Бидж завязала последний узел, сняла простыни, проложенные вокруг операционного поля, и, спотыкаясь, ушла в дом смывать с себя кровь.

Через несколько минут в дверь заглянула Лори:

— Она уже частично пришла в себя. Похоже, я чуть не ошиблась с дозой. — Она ухмыльнулась. — Врач, излечи кентавра. Ты вовремя управилась. — Она закурила. — Выходит, я теперь могу давать наркоз людям? То-то я разбогатею!

Бидж сидела на кровати; ее бил озноб, и она не могла заставить себя не дрожать.

— Почему бы и нет?

— Правильно. — Лори бросила быстрый взгляд через плечо на Хемеру, вошла в комнату и достала рюкзак Бидж. — Укладывайся. Ты теперь мой пациент, и я предписываю тебе отдых.

— Не могу. — Бидж все еще продолжала дрожать. — Ты только взгляни вокруг: тут же все нужно приводить в порядок, да и подменить меня некому… — Она вдруг начала плакать.

Лори покачала головой:

— Я тебя уже видела в таком состоянии — после смерти матери.

Мать Бидж, тоже больная хореей Хантингтона, покончила с собой, оставив Бидж записку. Только тогда впервые Бидж узнала о том, чем была больна ее мать, и о своих собственных шансах унаследовать болезнь.

— Ты тогда страдала от бессонницы, — продолжала Лори. — Как у тебя с этим сейчас?

Бидж, ощущая одновременно и напряжение, и изнеможение, ничего не ответила.

Из двери раздался мягкий голос:

— Позволено будет и мне вставить словечко? — Грифон устало опустился на снег, задыхаясь после подъема на холм. Лори немедленно принялась его отчитывать:

— Тебе не следовало приходить!

— Я беспокоился о тебе. — Грифон снова повернулся к Бидж. — Я знаю, как серьезно ты относишься к своим обязанностям, это очень похвально. Однако ты уже не можешь держать себя в руках, скоро ты начнешь делать и профессиональные ошибки, так что проку от тебя станет немного. — Он перевел взгляд на собственные когти и, помолчав, продолжал: — Поэтому, хоть я и не медик, позволю себе дать совет: возьми на неделю отпуск и проведи его в университетском городке, среди друзей. — Он смущенно кашлянул. — В случае чего-то срочного мы сможем связаться с тобой. Я присмотрю за твоей пациенткой. Лори тоже — после того, как отвезет тебя в Виргинию. Чтобы тебе легче было согласиться на это, я готов снабдить тебя небольшим побудительным мотивом…

Бидж подняла заплаканное лицо:

— Каким это?

— Отправляйся, или я тебя убью.

Лори помогла Бидж собраться, и Лори же села за руль грузовика. Бидж равнодушно смотрела в окно на возникающий в свете фар похожий на лунный ландшафт.

Когда она проснулась, оказалось, что Стефан несет ее на руках по ступеням лестницы. Бидж прижалась головой к его груди и заснула снова.

Глава 23

Бидж впоследствии не раз испытывала сожаление о том, что так мало помнит об этих своих каникулах.

Проснувшись, она обнаружила, что находится в квартире Лори, очень уютной, если не считать пропитавшего все запаха табака. Первые два дня Бидж целиком проспала, третий провела слоняясь по квартире, не в силах ничем заполнить пустоту в душе. Стефан приходил к ней перед занятиями и каждый раз, как ему удавалось выкроить минутку среди дня. Он готовил еду, приносил видеокассеты и вел с Бидж спокойные разговоры, не навязывая ей близости; наконец она пришла в себя настолько, что сама заговорила об этом.

Оказавшись в квартире Лори, Бидж вполне могла бы найти себе занятие, даже находясь в одиночестве: количество и разнообразие книг поразило ее. Здесь были популярные переложения мифов и альбомы художественных фотографий, книги по теории хаоса и учебники кибернетики. На столе оказался впечатляющий новейший компьютер с CD-ROM, сканером, модемом и синтезатором; Бидж побоялась даже и прикоснуться к нему. Она еще раз обошла квартиру Лори, полюбовалась на резную нефритовую гору, украшавшую кофейный столик, и вообще полностью отдалась неожиданному ощущению роскоши и комфорта.

Последующие несколько дней прошли в прогулках по городу и поедании всевозможных разновидностей мороженого и пиццы: Бидж наслаждалась мелочами, о которых она и не вспоминала раньше, но которых, как обнаружилось, ей ужасно не хватало. Они со Стефаном избегали приближаться к» Джиро «, старались даже не говорить на эту тему; впрочем, Бидж, выросшей в семье, где было принято избегать разговоров о болезнях, это давалось без труда.

Бидж сняла некоторую сумму со счета в банке (ее накопления оказались довольно значительны: Бидж часто платили золотыми монетами, а возможностей тратить деньги ей последнее время не представлялось) и купила Стефану, для его комнаты в общежитии, деревце в горшке, а его соседу Вилли — за терпение — три аудиокассеты. Она написала подробные письма Ли Энн, Анни и Дэйву, сообщив им все новости о Руди и Бемби, но не касаясь тревожных обстоятельств, связанных с Перекрестком. Бидж позвонила Питеру в Чикаго, терпеливо выслушала его излияния по поводу замечательной новой возлюбленной и пообещала как-нибудь навестить их.

К пятнице Бидж уже не находила себе места и ощущала странную депрессию. Послонявшись по квартире, натыкаясь на мебель, она наконец села и стала составлять список дел, которые нужно сделать до возвращения на Перекресток.

Потом она направилась в тот магазин, где купила белую столешницу, и приобрела рукавицы с асбестовой прокладкой для работа с раскаленными предметами. Стефан, с которым она после этого обедала, с улыбкой спросил ее:

— Бидж, любовь моя, зачем тебе они? Ведь химеры улетели.

— Химеры могут вернуться. Или что-то случится с птицей-огнепоклонником и потребуется помощь. Думаю, рукавицы пригодятся, — коротко ответила Бидж.

Напоследок она отправилась в библиотеку Западно-Виргинского университета. В отделе справок за столом сидела седовласая женщина лет шестидесяти, такая крошечная, что стол по сравнению с ней казался очень высоким. Бидж улыбнулась, слушая, как спокойно та отвечает на тирады раздраженного старшекурсника, возмущенного тем, что» по его темам никогда ничего невозможно найти «.

Когда посрамленный читатель удалился, Бидж подсела к женщине. Та, спокойно заполняя бланк запроса, сказала, не поднимая головы:

— Спасибо, что подождали. Через минуту я займусь вашим вопросом. — Достоинство и уверенность в себе, прозвучавшие в ее голосе, напомнили Бидж грифона.

— Миссис Собелл!

Женщина быстро подняла голову, не удивленная, но обрадованная. Миссис Собелл очень гордилась тем, что ее ничем невозможно удивить.

— Как замечательно снова увидеться с вами, Бидж! Как у вас дела?

— Дел больше, чем мне хотелось бы. В остальном все прекрасно.

Миссис Собелл кивнула:

— Что ж, через несколько лет вы, вероятно, сможете обзавестись помощником. Как успехи вашего друга Стефана? Я часто вижу его в библиотеке.

— У него все хорошо. — Бидж чувствовала себя так, словно занималась любовью в витрине магазина на центральной улице; неужели все вокруг так хорошо осведомлены о ее личной жизни?

— Миссис Собелл, я хочу обратиться к вам с просьбой — довольно необычной просьбой. Библиотекарь улыбнулась:

— Вы помните, какой вопрос задали мне, придя сюда в первый раз? Вас интересовало, как лечить единорогов. Бидж, все ваши просьбы необычны.

— Но эта несколько более, чем остальные.

— Посмотрим. Так чем я могу быть вам полезна? — Миссис Собелл спокойно ждала.

— Я хочу, чтобы вы помогли мне украсть некоторые библиотечные книги.

После мимолетного колебания миссис Собелл ответила:

— Ну, я думаю, что у вас для этого есть веские основания, дорогая. Нужны ли вам книги из общего фонда, справочная литература или экземпляры из отдела редких книг?

Бидж объяснила ей свой замысел. Миссис Собелл надолго задумалась.

— Вы просите меня сделать что-то, что я всегда считала аморальным, знаете ли. Совершить не просто плохой или неэтичный поступок, а грех — такой же грех, как убийство или предательство.

— Я поступаю так только потому, что это может спасти страну.

— В этом-то и дело, верно? Не» спасет «, а» может спасти «. — Но наконец миссис Собелл громко вздохнула и улыбнулась Бидж. — Что же, в конце концов в каждой жизни должна быть парочка настоящих грехов — для равновесия.