Поваренок, ростом чуть превосходивший стражника (видимо, раб сверху), почтительно внимал.
      — Все, — прошептал Ратибор, поворачиваясь к остальным. — Теперь даже повара знают, что мы где-то здесь.
      — Ну и хрен с ними! — Драгомир блеснул зубами. Только сейчас Ратибор заметил, что в улыбке наемника не хватает одного клыка. Судя по всему, выбили не так давно в драке. — Идем назад. Должен же быть отсюда какой-то выход, кроме тех дурацких ворот.
      Леший хмыкнул и почесал в затылке.
      — А до Грозового Пика поверху добраться можно?
      — Нет, — Драгомир отрицательно помотал головой. — Там нет ни одного перевала.
      — Значит, мы будем бродить здесь до тех пор, пока не отыщем проход к Пику. Ты не забыл, что нас сюда не ветром занесло?
      — Я всегда все помню, — устало огрызнулся Драгомир. — В таком случае придется пересидеть где-нибудь в укромном месте до темноты…
      — Какой темноты? — Муромец настолько удивился, что чуть было не забыл об осторожности. — Ты где здесь солнце видел?
      — Ну, короче, когда весь этот народ спать отправится. Должны же они когда-нибудь спать? А тогда проберемся на кухню и запасемся. Судя по всему, сидеть придется не один день…
 
      Предложение было принято. Дело оставалось за малым: найти место, где можно было пересидеть, не опасаясь за ближайшим углом наткнуться на стражей. На первый взгляд, коридор, в котором сейчас находились бывшие пленники, казался достаточно безлюдным. Во всяком случае, поварята туда не заглядывали.
      Спустя довольно долгое время, когда нетерпеливый Подосён уже начал осторожно выглядывать из-за угла, бурная деятельность на кухне прекратилась. Видимо, в подземном царстве наступала ночь. Что было сейчас наверху — то ли темная ночь, то ли ясный день — никто толком сказать не мог.
      Когда окончательно стало ясно, что можно больше не опасаться, богатыри выбрались из коридора и приблизились к массивной двери, ведущей на кухню. Сейчас она была, похоже, заперта, но голодных богатырей это не остановило. Подосён поковырялся в замке ножом Драгомира, и створка с легким скрипом отворилась.
      Внутри было темно. Похоже, чудесное освещение на ночь гасло… или вовсе здесь не использовалось. Ратибор вспомнил, что и в винном погребе шары холодного огня не горели. Но если там это было богатырям только на руку — помогало сбивать преследователей с толка, то здесь очень сильно мешало найти хоть что-то. Оставалось только одно — ощупью найти что-нибудь съедобное и исчезать на прежнее место, благо их, похоже, здесь не ищут.
      Когда Муромец уже набрел на огромный стол, где, судя по всему, лежал хлеб — во всяком случае, эти странные сухие крендели были похожи на него по вкусу — снаружи раздался шум. Больше всего это было похоже на то, что к кухне протискивался человек… только человек этот с трудом помещался в коридоре.
      — Берегись! — шепотом закричал Ратибор. Он и сам до этого момента плохо представлял себе. что можно так громко шептать. — Прячьтесь скорее!
      И в этот самый момент под потолком вспыхнули десятки зеленоватых шаров. Огромная кухня осветилась до последнего уголка. А в распахнутых дверях стоял великан.
      Этот был несколько крупнее того невезучего велета, которого пленники убили не так давно в подземной тюрьме. И, в отличие от него, теперешний вооружился огромной шипастой дубиной — единственным оружием, смотревшимся уместно в могучих лапах, больше напоминающих медвежьи, чем человеческие.
      Увидев чужаков, великан взревел от радости. Ратибор с некоторым трудом различил в этом реве слова:
      — Правильно! Я так и думал! Все говорили, что беглые бросятся искать выход, и только я говорил, что они останутся здесь, чтобы вредить! Сдавайтесь, беглые! Тогда вам, может, еще сохранят жизнь!
      — А тебе не жирно будет? — стараясь казаться спокойным, произнес Ратибор, замечая в то же время, что Муромец уже берется за свое любимое оружие — скамью, Драгомир взвешивает на руках копье, примериваясь велету туда же, куда поразил и его предшественника, а Подосён просто отступает. Сам же Леший стоял совсем рядом со входом в соседнее помещение. судя по запаху крови, оно служило бойней. Эту догадку подтверждал и небрежно прислоненный к стене тяжелый топор. В случае необходимости Ратибор сумел бы, пожалуй, до него дотянуться… — Не словивши лебедя, уже кушаешь? Перьями не подавись.
      Услышав русскую речь, великан снова взревел, на сей раз яростно.
      — Русы! Мой отец Туран погиб от рук людей, говоривших по-русски! Я поклялся мстить русам и теперь клятва исполнится!
      — Мы не русы, мы славяне, — поправил Ратибор, придвигаясь еще ближе к мясницкому топору.
      Как ни странно, мстительный велет, оказывается, понимал речь новгородца.
      — Какая разница! — великан оскалился и поднял дубину. — Сдавайся!
      Копье Драгомира, просвистев в воздухе, вонзилось в стену рядом с велетом. Собственно, наемник целился врагу в глаз, но тот, небрежно махнув своим грозным оружием, отбил копье далеко в сторону. Затем великан устремился вперед.
      Ратибор в жизни бы не подумал, что такая громадина может передвигаться с такой скоростью. Муромец, кинувшийся было ему наперерез, успел только поднять скамью, как страшный удар сбоку отшвырнул его через весь зал к стене. Ударившись, богатырь рухнул на пол и не поднялся.
      Подосёну, как самому подвижному, повезло больше. Он успел отпрыгнуть, когда дубина разгневанного велета уже готова была опуститься на его незащищенную голову. Тот в очередной раз взревел и сделал шаг вперед, намереваясь поразить противника раз и навсегда.
      Как раз в этот момент Ратибор, ухвативший-таки тяжелый топор, подскочил к велету сзади. Любимый удар Лешего, рассчитанный на то, чтобы располосовать пополам воина в кольчуге, должен был по меньшей мере серьезно ранить противника.
      Но великан оказался не только на диво проворен, но и обладал превосходным слухом. Он развернулся, и огромная дубина припечатала новгородца в грудь. Последнее, что увидел Ратибор — как Драгомир пытается вытащить копье из стены прежде, чем велет доберется и до него…
 
      Леший лежал, судя по всему, на камне. Каждый вдох и выдох отзывался дикой болью в груди. Насколько новгородец мог судить, у него были сломаны по меньшей мере три ребра. Счастье еще, что ни одно из них не проткнуло легкое и можно было вообще дышать.
      Не открывая глаз и не шевелясь, Ратибор попытался определить, где он находится на этот раз. Вполне возможно, что велет, посчитав своих противников мертвыми, просто оставил их на кухне. В этом случае оставалось только придти в себя (это было нелегко — руки и ноги словно налились свинцом), наскоро подлечиться соответствующим заклятьем и идти снова прятаться. Однако сосредоточиться по-прежнему не удавалось. Мысленно ругая себя за то, что пренебрегал тренировкой сосредоточения, Ратибор рискнул-таки открыть глаза.
      Над головой нависал низкий потолок. Прямо над носом Лешего на нем собралась крупная капля, потяжелела, оторвалась от потолка и упала, забрызгав новгородцу глаза. Первым побуждением Лешего было протереть их. С трудом подняв руки, он обнаружил, что на запястьях надеты основательные цепи, хотя и несколько потоньше, чем те, на которых его приковали когда-то к стене.
      Теперь обстановка несколько прояснялась. На шум драки на кухне наверняка прибежала стража, остановила озверевшего великана и отобрала полуживых пленников. После чего на дорогих гостей надели надежные кандалы и поместили туда, откуда сложнее сбежать…
      Ратибор поднял голову. Да, на этот раз он влип куда основательнее. Крохотная камера, похоже, просто вырубленная в камне. Бугристые стены, в одной — маленькая дверь, открывающаяся непонятно в какую сторону. В двери — ни окошечка, ни щелочки.
      «Так», — подумал Леший, когда в голове несколько прояснилось. — «Теперь нас держат по одному. Опасаются, гады, как бы мы еще раз не сбежали. Что теперь делать?»
      Не только руки, но и ноги новгородца оказались надежно скованы. Теперь истрепанные сапоги Ратибора украшали не неуклюжие колодки, а такие же точно цепи, как и на руках. И тоже без замков. Похоже, что замыканием колец занимался опять же велет. Так что положение Ратибора казалось ему безнадежным.
      Вскоре узник обнаружил, что, если лежать не шевелясь и дышать животом, боль в сломанных ребрах несколько утихает. За счет этого ему удалось сконцентрироваться и прочесть целебное заклятие как надо. Вскоре легкий щелчок в левом боку возвестил, что концы сломанной кости сошлись и начали срастаться. А еще через небольшое время Ратибор Леший был здоров настолько, насколько это было вообще возможно в тот момент.
      Дверь открылась. На пороге застыли двое стражников, нацелив на пленника копья с зазубренными наконечниками. Ратибору уже приходилось видеть раны, нанесенные такими копьями — из живота, например, их можно было извлечь только вместе с кишками. Поэтому новгородец невольно поежился и постарался отодвинуться от копий в дальний угол.
      Затем в проеме показался давешний переводчик.
      — Все ваше оружие хранится в оружейной в верхнем ярусе, — сказал он с неожиданной злобой в голосе, совершенно не соответствовавшей содержанию его речи. — Будем проходить мимо, покажу. — При этих словах лицо переводчика исказилось такой ненавистью, что Ратибор снова чуть не испугался. Какое-то мгновение он гадал о причинах странного поведения собеседника, а потом лешего словно осенило — переводчик просто старался. чтобы стражники не поняли его речи. Не зная русского языка, они могли судить только по интонации.
      — Вставай, если можешь, — уже другим голосом бросил переводчик. — Не можешь — тебя потащат.
      Ратибор поджал под себя скованные ноги и осторожно встал. Вроде бы все было цело. Стражники уставились на пленника с откровеным ужасом. Пытаясь понять его причину, Ратибор осмотрел себя с ног до головы и только теперь заметил, что вся его рубаха густо залита кровью. Видимо, дубина велета задела не только ребра, и по понятиям здешних, новгородец должен был быть если и не мертвецом, то уж вставать не должен ни в коем случае. Ратибор нехорошо улыбнулся стражникам. Они отступили на шаг, после чего один из них показал Лешему на выход.
      Сразу, как только Ратибор вышел в узкий проход, в спину ему уперлись острия копий. Обжегшись один раз, дивьи люди теперь делали все, чтобы не дать пленнику сбежать. Вот только куда его ведут? На казнь или просто в другую камеру? Ратибор не знал.
      К чему он точно не был готов, так это именно к тому, что последовало потом. Стражники подвели узника к чему-то вроде маленькой клети, изготовленной из досок. Зашли туда вслед за ним, а затем клеть начала подниматься наверх.
      Ратибор тупо смотрел на проползающую вниз стену колодца, по которому его поднимали. Спустя немного времени до него дошло, что сейчас стражники не могут использовать копья, а значит, можно воспользоваться случаем… Переводчик, тихо стоящий сзади, мешать вряд ли будет… Того, что слева, можно просто оглушить кандалами, да и того, что справа, тоже, а там действовать по обстоятельствам.
      Словно прочитав мысли пленника, стоявший слева стражник показал ему длинный нож, такой же зазубренный, после чего уткнул клинок в бок Ратибора, порвав рубаху и чувствительно уколов при этом. Да и колодец неожиданно закончился, Ратибор вышел из клети и направился прежним порядком по широкому светлому коридору — впереди пленник, еле передвигающий ноги в цепях, за ним два стража с копьями наперевес, и в хвосте уныло плетется переводчик.
      Коридор слился с другим, не уступавшим по ширине хорошей киевской улице. И людно там было почти как на улице: то и дело попадались люди, косившиеся на Лешего с суеверным ужасом и отвращением, и даже повозки. К удивлению Ратибора, подгорные люди ездили на таких же точно лошадях, как и обычные жители земли. Вот только у местных лошадей глаза были побольше, а ноги покороче.
      Когда впереди показались огромные ворота, изукрашенные затейливой резьбой по камню, Ратибор уже настолько устал, что не в состоянии был не только удивляться, но даже и думать. Это даже показалось ему странным — уж кем-кем, а хлюпиком новгородец не был. Тренировки в княжьей дружине сделали Ратибора достаточно крепким. А сейчас цепи тянут к полу, словно живые.
      А ворота, как оказалось, вели в просторный зал. Светло там было, как днем, хотя, сколько Леший ни оглядывался по сторонам, не смог разглядеть ни одного светильника.
      Прямо от входа ковровая дорожка вела к трону. При взгляде на него Ратибор чуть не ослеп от невиданного множества драгоценных камней и золота. Все это великолепие отражало льющийся отовсюду свет и так сверкало, что не сразу можно было разглядеть человека, сидящего на троне.
      Это мог быть только повелитель дивьих людей. На первый взгляд он не показался Ратибору похожим на могучего правителя. Тот же Владимир выглядел куда более властно. Даже великолепный трон не прибавлял важности его обладателю. Лишь вглядевшись, можно было заметить, что глаза повелителя прямо-таки искрятся хитростью.
      Когда до трона оставалось пройти около десяти шагов, стражники заставили Ратибора встать на колени. В другое время новгородец не преклонил бы колен ни перед кем, скорее предпочел бы умереть, но цепи по-прежнему тянули вниз. Ратибор мимолетно подумал, что оковы наверняка заговоренные.
      За спиной зазвенели цепи. Слева от Лешего неожиданно оказался Муромец. Выглядел он не блестяще: в отличие от новгородца, Илья не мог сам вылечиться от повреждений, нанесенных дубиной велета. Так что дышал богатырь неровно и с каждым вздохом вздрагивал — видимо, и его ребрам досталось. Справа на ковер опустился Подосён. Ему, как всегда, все было нипочем, так что сейчас он нашел в себе силы даже улыбнуться Ратибору.
      Но времени на раздумья, а тем более на приветствия уже не оставалось — человек на троне заговорил.
      — Я просил привести ко мне преступников, устроивших переполох во дворце, а не этих оборванцев, — разумеется, никто из пленников, кроме Ратибора, не понял ни слова. И это было хорошо: вспыльчивый Муромец наверняка бы не выдержал и кинулся на оскорбителя, а это обозначало бы верную смерть для всех троих.
      Старик, стоявший слева от трона, немедленно согнулся и почтительно сообщил:
      — Повелитель! Это и есть те преступники. Сейчас благодаря усилиям чародеев они безопасны, ибо на их оковы наложено особое заклятье. Но не так давно именно они совершили дерзкий побег из тюрьмы и убили великана из стражей.
      — Спросите у этих варваров, кто они такие и что им понадобилось в моих владениях, — небрежно кивнув, бросил повелитель.
      Тут вперед вышел давешний переводчик и повторил фразу, обращаясь к Ратибору.
      — Мы послы от Владимира, великого князя Киевского, — произнес новгородец, подняв глаза на восседавшего на троне. Тут же копье уперлось Ратибору в затылок, вынудив снова уставиться в пол.
      Услышав перевод, правитель немедленно спросил:
      — Киевского? Что такое Киев?
      — Это город, — раздался голос старика, видимо, главного советника. — Он находится на берегу реки, именуемой древними Данапр. Тамошний князь объединил под своей властью несколько жалких деревушек с диким народом и возомнил себя повелителем всего того края. Поэтому его послы еще не являлись к тебе, повелитель, с изъявлением покорности.
      — И наконец-то решились это сделать? — с усмешкой спросил тот. — Эй, ты! Узнай у них, с чем они явились?
      Не дожидаясь перевода, Ратибор заговорил.
      — Не пристало послу обращаться к правителю, глядя, подобно лягушке, в землю. Человек должен смотреть прямо.
      — Наглец, — с чувством произнес правитель, едва переводчик, согнувшись от страха, передал ему суть сказанного новгородцем. — Ну что же, если он так просит, дайте ему встать. Пусть посмотрит на меня прямо и хоть в этом уподобится человеку.
      Это надо было понимать как шутку, и ряды придворных поняли правильно: раздались сдержанные смешки.
      Ратибор медленно встал, преодолевая все возрастающую тяжесть цепей. Посмотрел в глаза правителю.
      Снаружи послышался топот, лязг, а затем знакомый Ратибору голос изрек длинную заковыристую фразу. В ней говоривший объяснял свои взаимоотношения со стражниками, всем народом вообще и правителем в частности. Ратибор невольно покачал головой и улыбнулся. Губы переводчика тоже расползлись — он явно представлял себе правителя в позе, упомянутой в монологе.
      Правитель, конечно, не понял ни слова.
      — Кто это там кричит?
      — Это четвертый преступник, повелитель, — пояснил советник. — Он некоторое время сопровождал первых трех и вместе с ними сбежал из камеры. Сейчас же он, видимо, пытается сопротивляться.
      Стражники втащили Драгомира. Наемнику, похоже, пришлось хуже всех. Он буквально висел на копьях, просунутых ему под мышки. Но язык потомка каганов не пострадал и работал без умолку.
      — А что он говорит? — поинтересовался правитель.
      Переводчик замялся на мгновение. Он, конечно, не хотел прощаться с головой за точный перевод, кроме того, значение некоторых выражений ему было просто незнакомо. Ратибор их тоже не знал.
      — Он… это их песня смерти. Он думает, что его ведут на казнь, и поет песню смерти.
      Правитель понимающе улыбнулся.
      — Варвары, — удовлетворенно сказал он. — Но мы отвлеклись. Что имеет нам сказать посол князя Владимира?
      — На Киев надвигаются с юга полчища степняков, — не спеша начал Ратибор. — Наши воины без труда разбили бы их, но врагов ведет Змей. Против него наше оружие бессильно. А у вас хранится чудесное оружие, принадлежавшее самому Перуну. Дайте его нам, и Владимир отблагодарит вас. — Звучало как-то не так. Чего Ратибор никогда не умел — так это изъясняться вежливо. Складно — получалось при случае, а вот вежливо — никогда.
      Правителю не понравился тон, которым говорил новгородец. Брови его сдвинулись, а на лице изобразился царственный гнев. Правда, получилось у него не очень правдоподобно. Но кому какое дело, внушительно выглядит правитель или нет! Главное — что по его приказу ты можешь лишиться головы.
      Переводчик, подумав, зачастил:
      — Посол говорит, что его стране грозит опасность. Князь Владимир не способен справиться с ней без могучей поддержки твоей державы. И в знак твоего благоволения он просит у тебя чудесное оружие Берконса, — Ратибор отметил про себя, что имя Громовика здесь произносится похоже.
      Драгомир, умолкший, едва увидев своих друзей перед троном, поперхнулся и уставился на переводчика большими глазами.
      «А ведь он понимает их язык», — подумал Ратибор. — «А говорил, что никогда не имел дела с дивьими людьми. Врал, стало быть. В чем же дело?.. Но толмач-то хорош! Сумел так перевести, чтобы не обидеть!»
      — Однако, — заметил правитель, — эти варвары отличаются изрядным нахальством. Придти к нам с такой просьбой! Что же, я думаю, что по такому делу нужно советоваться не с нами. Оружие принадлежит Берконсу… Скоро день жертвы… Отправим этих чужеземцев к Берконсу, пусть он решает!
      Придворные снова угодливо рассмеялись. Ратибор отчетливо почувствовал, как по спине медленно течет ледяная струйка. Он попытался что-то сказать, но правитель уже встал, завершая встречу.
      — Отведите варваров куда следует и подготовьте, — уже через плечо бросил он, скрываясь в незаметном дверном проеме.
      Пленников вытащили из зала.
      — О чем разговор был? — спросил Муромец, поморщился от боли и снова с интересом уставился на Ратибора. — Ты же их понимаешь.
      — Решили принести нас в жертву Перуну, — угрюмо сказал Леший. — Говорят, уже скоро.
      — Ох, — хором сказали Илья и Подосён. Драгомир только хмыкнул.
      — А что это цепи такие тяжелые? — осторожно спросил оборотень. — Вроде и не толстые, а еле руку поднять можно. И в голове что-то пусто…
      — Заговоренные они, — буркнул Ратибор. — Специально волхвы ихние чары накладывали, чтобы нам бежать было несподручно.
      Поместили их не в прежние комнатушки с низкими потолками и еле заметными дверьми, а в общую камеру, достаточно просторную, чтобы в ней можно было лечь на пол. Приковывать к стенам не стали, видимо, сочтя заговоренные цепи достаточной защитой. И это была чистая правда: Муромец, к примеру, в другое время разорвал бы такие оковы, почти не напрягаясь, сейчас же он даже не пытался это сделать.
      — Что же, — спокойно сказал Драгомир, с трудом поднимая скованные руки и теребя ус. Надобности в этом никакой не было, но наемник не мог победить старую привычку. — Теперь мы попались всерьез. Если пленников так сторожили, то жертв и вовсе будут беречь как зеницу ока.
      — Давай я тебе помогу, — Ратибор подошел к Драгомиру. — Небось, крепко досталось…
      Заклинание не оказало ровно никакого воздействия. Леший для надежности повторил его еще раз. Опять ничего.
      — Наверное, наши цепи вообще колдовать не дают, — невесело улыбнулся наемник. — Вот интересно: жрать… ну, в смысле, в жертву приносить нас будут в оковах или освободят?
      — Перун не примет в жертву связанного человека, — Ратибор вздохнул и сел, прислонившись к стене. Стена, кстати, была сухой, и это не могло не радовать. — Громовику нужны воины. Лучшая жертва ему — погибнуть в бою.
      — Ну, в таком случае еще можно отбиться, — проворчал Муромец. — Какой воин без оружия? А с моей палицей…
      — Да ладно вам, — Подосён, как всегда, не унывал. — Еще не умерли, а уже готовитесь… Как ты мне говаривал, Ратибор: «Смерть одна…»
      — … Но трус умирает сто раз, — закончил Леший. — Твоя правда. Все равно делать нам нечего. Остается ждать.
      «Остается ждать…» Сколько раз за последнее время единственное, что оставалось ему — это ждать. Но теперь ожидание могло привести только к одному — к смерти. С другой стороны, попытка бегства привела бы обессиленных воинов к тому же…
 
      Чуть позже в камеру заглянул толмач. Похоже, несмотря на то, что переводчик был рабом, он пользовался здесь значительной свободой. Лицо его по-прежнему выражало непримиримую злобу. Простая уловка, зато надежная. Стражники, не знающие русского языка, все еще думали, что раб пришел поглумиться над неудачниками, а потому не препятствовали ему беседовать с пленниками сколько угодно.
      — Слышь, — спросил его Ратибор, — нас резать будут али живьем сожгут?
      — Нет, так здесь не делают, — толмач усмехнулся, — просто отведут на вершину Грозового Пика, на самую башню, да там и оставят. Тут три пути — либо сверху кинуться, тогда твои клочки по всем окрестным скалам размажет, либо от голода помереть, либо слуги Берконса убьют. Правда, считается, что если ты Берконсу угодил, то останешься жив… Да только никто еще не возвращался.
      Когда дверь закрылась, Леший повернулся к своим.
      — Хреново, — спокойно сказал Муромец. — Ни вниз головой с горы, ни с голоду помирать мне как-то неохота. Другое дело, вот если бы мне да мою палицу…
      — Да что ты все заладил — палицу, палицу! — чуть раздраженно прервал его Ратибор. — Ты же не знаешь, кто там на страже стоит. Помнишь, старый ворон говорил: пять непобедимых чудовищ! Или, может, забыл, как один-единственный велет с дубиной расшвырял нас всех как котят?
      — Вы, волхвы, всегда такие трусливые? — прервал его Драгомир. — Или это только ты так боишься смерти?
      — Не боюсь я смерти, — угрюмо сказал новгородец. — Единственное, что мне сейчас страшно — время. Дни идут. У нас осталось меньше месяца на все про все. И ведь даже весточку нельзя передать учителю: мол, не справились, посылайте кого другого, если успеете, конечно…
      — Что спорить, давайте спать, — наемник немедленно подтвердил свои слова делом: отвернулся к стене и захрапел. Илья тоже начал клевать носом. Что же до Подосёна, то он спал уже давно и разговоров просто не слышал…

Глава семнадцатая