Княжеский пир - Ратибор Новгородец [= Богатырская застава]

      (В этом месте рассказа воеводы многозначительно переглянулись — одной заботой меньше, скорее всего, волхв не станет перекидываться ради того, чтобы разделаться с незваными гостями).
      Подосён помогал старику по хозяйству, а в обмен на это тот обещал научить парнишку разным заклятьям. И даже некоторым научил.
      — Каким? — перебил пленника Хельги.
      — Разным, — честно сказал Подосён. — Как змей отваживать, как раны лечить… Травы учил распознавать…
      — Куда смотрите? — неожиданно рявкнул Лодыжка на столпившихся вокруг дружинников. — Хотите, чтобы нас здесь всех перерезали, как щенят? Марш по местам! — кметы разошлись, а Митяй отправился обходить посты.
      Подосён между тем продолжал. Оказывается, когда старый волхв ушел в очередной раз неизвестно куда, Подосён проследил за ним и выяснил, что три дня каждое полнолуние его учитель проводит в маленьком домике в лесу, а что там делает — неизвестно. Сжигаемый любопытством, паренек дождался, когда волхв уйдет куда-то за травами и прокрался к этому домику.
      Внутри оказалось много разных интересных вещей, но особенно заинтересовала не в меру глазастого ученика большая книга, переплетенная в тисненую кожу. Читать и писать Подосён не умел, так что, естественно, ничего в ней не разобрал, но значки, а особенно богато украшенные заглавные буквицы показались ему занятными, и он увлекся их разглядыванием. И в тот самый момент, когда он уже раздумывал, не пора ли положить находку на место, а самому уйти от греха подальше, в домик неожиданно вошел волхв.
      Гнев старика был ужасен. Ученик еле успел проскользнуть к выходу мимо него за секунду до того, как посох волхва рассек воздух на том самом месте, где Подосён только что стоял. Убежав, парень некоторое время скрывался в охотничьем домике (уходя в лес надолго, его соплеменники всегда ночевали в таких домиках). Несколько дней спустя он решился все же вернуться домой. К счастью, Подосёну хватило ума не идти прямо в родную избу, а сначала послушать, прячась. Узнал же он страшные вещи. Оказывается, волхв, вернувшись из леса, объявил, что боги за что-то гневаются на людей и умилостивить их может только человеческая жертва. В качестве же таковой жертвы, по его словам, боги избрали Подосёна. Разумеется, его тут же принялись искать, но почему-то не нашли. Разъяренный волхв сказал, что его бывший ученик наверняка скрывается в доме родителей. Туда собрался весь поселок, избу перевернули вверх дном, никого, конечно, не нашли и со злости убили ни в чем не повинных родителей Подосёна. В доме же устроили засаду, чтобы схватить беглеца, как только вернется. Услыхав такое, Подосён немедленно сбежал обратно в лес, еще два дня сидел в домике, но потом там кончилась еда, а охотиться Подосён не умел. Оголодав, парень осмелился выйти из убежища и побродить по лесу в поисках чего-нибудь съедобного. Так он и обнаружил лагерь киевлян.
      Рассказчик замолчал. Слушавшие подумали некоторое время, а потом Хельги махнул рукой:
      — Эх, будь тут чудесная чаша князя!.. Да ладно, делать нечего, уж как-нибудь и без нее… Эй, Митяй, ты слышал, что он рассказал?
      — Я всегда все слышу, — ответил Молния. — К тому же говорил он так, что не только я — все вороны за версту слышали. Да не вскидывайся ты, старик! Ты, наверное, забыл, что те люди из леса уже и так немножко знают, где мы располагаемся. Так что как бы этот твой парень ни орал — ничего нового они не узнают, и это так же верно, как ты видишь меня стоять здесь.
      Интонация Митяя и особенно вновь проявившийся у него акцент свидетельствовали о том, что «старый еврей» пребывал в безоблачном настроении, несмотря ни на какие жизненные обстоятельства.
      — Все равно, — проворчал Хельги. — А кто поручится, что он не лазутчик? Подослали, понимаешь, чтобы зубы нам заговаривал, а тем временем его соплеменники из кустов-то и подкрадутся…
      — Есть способ предотвратить, — спокойно сказал Митяй. — Пойдем на поселок первыми, прямо сейчас. Когда там уже некому будет из кустов подкрадываться, тогда и выяснится, кто есть кто.
      Как всегда, оказалось, что Хельги как раз собирался предложить то же самое и в тех же целях. Леший в очередной раз подумал: «Вот ведь спелись, вдвоем так слаженно действуют, что иной и в одиночку так не сможет. Сколько же лет надо провоевать вместе, чтобы с полуслова понимать».
      — Значит так, — заорал Лодыжка. — Щука, Налим, Чурила — остаются с конями, в лесу да по снегу кони только помеха. К тому же и за обозом следить надо. С пленного глаз не спускать и не развязывать пока. Остальные — вооружаются и со мной! Идем на поселок. Леший — показываешь дорогу!
      Чурила даже не пытался протестовать — хотя он плохо верил в обещание отрубить голову, зато хорошо помнил, что такое пятьдесят раз упасть-отжаться, да еще в кольчуге. Он молча пошел к привязанным лошадям. Остальные двое последовали его примеру.
 
      Шел снег. Из-за него следы стали почти неразличимы, так что Ратибор с трудом находил дорогу. Честно говоря, в такую погоду только сгоряча можно было решить идти в поход: любой вражеский отряд мог бы подобраться незамеченным. Поселок словно бы вынырнул из снежной пелены, когда до него оставалось не больше полусотни шагов.
      А в поселке их ждали. Ворота были закрыты, и, естественно, заложены засовом, а все, способные носить оружие, собрались с той стороны, откуда следовало ожидать незваных гостей. Ратибор чувствовал себя прескверно — всегда неприятно, когда враг заранее знает твои действия. А сейчас так оно и было — похоже, в поселке не осталось женщин и детей, всех успели отправить в безопасное место. Но думать было уже некогда — шедшие рядом легко вышибли ворота, и началась битва.
      Древляне по большей части были вооружены дубинами, у некоторых имелись копья, а двое, стоявшие плечом к плечу, рубились мечами. Эти, должно быть, были самыми сильными воинами в поселке, но даже у них не было никаких шансов против княжеской дружины.
      Поначалу воины сражались строем, как привыкли за много месяцев нещадных тренировок. Но потом бой превратился в побоище, когда каждый думает лишь о сохранности собственной шкуры.
      На Лешего наседал здоровенный мужик. Дубиной с острыми сучками он владел не хуже, чем иной воин — мечом. От его ударов по щиту новгородец чуть не падал. Сейчас Ратибор благословлял те непомерные нагрузки, благодаря которым шагал, уклонялся и рубил не думая, почти бессознательно реагируя на нападение или защиту противника наилучшим образом. Удар, защита, контратака. Удар, защита, контратака.
      Когда, наконец, Леший улучил момент и, приняв в очередной раз на щит удар дубины, ткнул противника мечом в бок, опустил руки и перевел дух, бой был почти окончен. Немногие уцелевшие древляне убегали в лес. За ними гнался Митяй во главе пяти или шести самых азартных.
      Хельги, Попович и еще несколько человек сгрудились между домами и что-то (или кого-то) увлеченно рубили. Издали было видно только, как поднимаются и опускаются мечи и топоры.
      Мимоходом рубанув мечом наискосок напавшего сбоку охотника, Ратибор побежал по единственной улочке (если можно было ее так назвать — просто полоса вытоптанной земли, на которую выходили все дома) к дубу. Ему хотелось разделаться с волхвом прежде, чем тот разберется в происходящем и сотворит захватчикам какую-либо пакость.
      К двери дупла вела удобная лесенка, явно рассчитанная на то, что ею будет пользоваться старик, плохо владеющий ногами. Ратибор в одно мгновение взлетел по ней и вышиб дверь мощным пинком ноги.
      Внутри было тихо и пусто. То есть, конечно, вещи волхва, пучки сушеных трав под потолком — непременный атрибут такого рода жилищ — и все прочее было на месте, вот только сам хозяин, похоже, смылся задолго до прихода княжьих людей.
      За спиной Лешего заскрипели ступеньки. Он мгновенно развернулся, прикрылся щитом и выставил вперед меч, но тут же расслабился, увидев Рагдая.
      — Где волхв? — спросил тот, мгновенно оценив ситуацию.
      — Сбежал, — столь же коротко ответил Ратибор и хотел было разъяснить подробнее, что он об этом думает, но тут Хельги скомандовал сбор и возвращение в старый лагерь.
      Проходя мимо места, где только что толпился народ, новгородец заметил двух мертвецов. У одного из них во рту торчали клыки, а лицо было жутко искажено и покрыто шерстью. Тут и дурак догадался бы, что это — один из деревенских оборотней, убитый как раз в тот момент, когда начал перекидываться.
 
      В лагере Леший подошел к воеводе и обеспокоенно сказал:
      — Этот… как его… Подосён говорил вроде, что оборотней там было пятеро, и один из них — волхв. Одного из пяти вы убили…
      — Двоих, — поправил Хельги.
      — Ну хорошо, двоих, но остальные трое-то убежали! Вот припрется этой ночью в лагерь тот старик, обернется в волка или колдовать начнет…
      — Так он сбег? — вскинулся Лодыжка. — Что ж ты раньше-то молчал? Я думал, вы их всех порубили, только мне не сказали! Надо найти! Только где их искать-то, небось разбежались по всему лесу…
      — Волхва, я, кажется, знаю, где искать, — задумчиво сказал Ратибор и подошел к смирно сидевшему Подосёну.
      — Ты вроде говорил, что знаешь, где у твоего старика потайная избушка?
      Подосён кивнул.
      — Тогда веди туда! Живо! — крикнул Леший, разрезая веревки ножом. — И помни, если заведешь не туда — на куски порублю!
      Пока пленник растирал онемевшие ноги, Рагдай и Налим тоже пожелали идти ловить волхва.
 
      Потайная избушка оказалась землянкой. Вернее, это был обычный сруб, только вкопанный глубоко в землю так искусно, что без помощи глазастого проводника найти его было бы непросто. Похоже, дед таился ото всех, не только от врагов. Никто не должен был знать, где именно старый волхв «борет в себе зверя».
      Подосён подбежал к неприметному холмику и показал на спрятанный вход. Это была обычная дверь, только наклонная, ведшая вглубь холма и покрытая травой для лучшего сокрытия. Ратибор просунул руку в дырку в двери и потянул на себя. Оказалось незаперто. За дверью была лестница, на которую из проема внизу падал свет лучины.
      Леший и остальные воины сбежали по лестнице. Подосён, справедливо опасаясь встречи с бывшим учителем, остался наверху. Сруб оказался маленьким, низким и тесным. Большую его часть занимала полка, на которой лежала книга. Именно она в первую очередь привлекла внимание Лешего. Но в следующий момент он вспомнил, за чем, собственно, сюда пришел.
      Волхв стоял прямо посередине землянки, но его серая волчовка сливалась с такими же серыми стенами. Высокий худой старик с длинной седой бородой и нехорошими, хищными глазами.
      — Нашли, — сказал он. Голос был хриплым, словно старик всю дорогу до землянки бежал, и до сих пор не отдышался. Мимоходом подумалось, что наверняка так оно и было. — Я знаю, вас провел Подосён. Паршивый волчонок… — старик оскалился. — А я его учил… Со временем он должен был раскрыть Древнюю Книгу, чтобы пытаться прочитать ее. Но он захотел сразу… Все равно. Вы мне уже не помешаете. Так даже лучше — Ночевник и Дубогрыз сумеют уйти. Вас все равно разорвут на части. Всех. Придут другие, много…
      «Ночевник… Дубогрыз…» — растерянно подумал Ратибор. — «Кто это? А, наверное, оборотни, их же было, кроме него, еще четверо… Но если они уйдут, поднимут тревогу, сюда соберутся со всего леса…»
      Он снова бросил взгляд на волхва и невольно вздрогнул. Сейчас, во всяком случае, тот нисколько не собирался бороться со зверем в себе, скорее, наоборот. Борода его заметно укоротилась, из седой стала серой, лицо вытянулось, изо рта поползли клыки. Волхв оборачивался волком.
      В одно мгновение Леший сообразил, что такое драка с оборотнем в таком тесном пространстве. Зверь имел здесь преимущество в подвижности. Мечом не размахнешься толком, а по всему видать, что для этих зубов никакая кольчуга не преграда.
      Когда волк прыгнул вперед, новгородец еле успел закрыться щитом. Оборотень со всего размаху хрястнулся об него мордой, злобно зарычал и попытался пролезть снизу. Но и это ему не удалось.
      Кметы за спиной Ратибора сейчас были только помехой, и им пришлось отойти. Леший тем временем изловчился и рубанул наседавшего волка мечом по спине.
      Оборотень взвизгнул от неожиданности и боли, отскочил к дальней стене, и рана начала на глазах затягиваться. Но за эти мгновения Ратибор бросил бесполезный меч, и следующий прыжок зверя был встречен молниеносным взмахом серебряного кинжала.
      Лезвие по рукоять вошло в горло оборотня. Волк захрипел, но продолжал тянуться мордой к противнику. Сила его была такова, что новгородец не удержался на ногах, упал на лестницу, больно ударившись спиной и еле успев упереться в щит коленями. Страшные зубы лязгнули совсем рядом с его горлом. Но силы уже покидали смертельно раненого зверя, хотя и против серебра продержался он дольше, чем смог бы любой другой. Еще несколько раз он дернулся, пытаясь достать Лешего, а затем желтые глаза потускнели, и оборотень замер.
      Только после этого тот, кто стоял на ступенях первым, вышел из оцепенения и неумело ткнул мертвого волка копьем, задев бармицу шлема Ратибора как раз там, где располагалось ухо.
      Выбравшись из-под волчьей туши, новгородец обернулся к ретивому вояке — конечно же, это Налим не утерпел — и несильно, но от души заехал ему с левой под ложечку, после чего кратко высказал, что он думает по поводу такого вот усердия. Затем он с трудом (руки тряслись, но не от страха — от возбуждения) вытащил из горла поверженного противника окровавленный кинжал и вытер его об серую шерсть — больше было нечем.
      — Что здесь происходит? — крикнул сверху знакомый голос Хельги.
      — Леший оборотня завалил, — ответил Рагдай. — Волхва ихнего.
      Растолкав воинов, Лодыжка протиснулся вперед.
      — Не ранен? — обеспокоенно спросил он. — Что-то ты весь в крови.
      — Это не моя кровь, — устало сказал Ратибор. — Остальных поймали?
      — Нет, — с досадой ответил воевода. — Нашли их, они там в амбаре прятались. Тут бы их и порешить, да словно какая сила глаза отвела: глядь — и нет никого.
      «Зато Ночевник и Дубогрыз сумеют уйти», — припомнил Леший. Так вот почему волхв, знавший, по словам Подосёна, разные заклятья, сейчас не применил ни одного! Все его силы ушли на то, чтобы отвести глаза целому отряду воинов, гнавшихся за его соплеменниками!
      Выбравшись на свет, Ратибор вкратце рассказал воеводе, что услышал от старика.
      — Плохо, — нахмурился Хельги. — Теперь за нас возьмутся всерьез. Надо закрепиться в деревне.
      — А чего, собственно, мы добиваемся? — спросил Попович, неизвестно как оказавшийся рядом. — Дань у нас, надо ноги уносить, пока не поздно.
      — И таких людей берут в старшую дружину! — Митяй поднял глаза к небу и воздел руки в боевых рукавицах, как бы сетуя. — Ты только подумай — вот сейчас мы собираемся и хотим выйти из лесу той же дорогой, какой пришли. А это полтора дня пути. А у нас пятеро раненых, которых надо везти медленно, если мы хотим доставить их в Киев живыми. И вообще телеги быстро идти не сумеют. Значит, два дня. А за эти два дня они, — он неопределенно махнул рукой в сторону леса, — успеют устроить на нашем пути такую засаду, что мало не покажется.
      — Тем более, — недоумевал Попович, — надо уходить побыстрее, чтобы не успели…
      — Ты, конечно, богатырь, — ядовито сказал Хельги, — и способен сидеть в седле неделями, не слезая даже по нужде. Но нам, простым людям, после боя нужно отдохнуть, иначе нас можно будет брать голыми руками, даже рукавиц не надев. А на отдых точно придется расположиться в поселке, там по крайней мере дома нормальные и можно будет выспаться. Уже вечер, если ты не заметил. А вот завтра с утречка и отправимся в стольный Киев-град, — он зажмурился, видимо, вспомнив что-то хорошее.
      Подосён, о котором все забыли, нырнул в землянку и через небольшое время высунулся оттуда, с видимым усилием держа на вытянутых руках книгу.
      — Возьмите, — сказал он. — Это та самая, из-за нее все началось.
      Лодыжка принял книгу, раскрыл ее и недоуменно воззрился.
      — Что это за закорючки? — вопросил он. — Митяй, иди-ка сюда, глянь, что наш старичок читал!
      Молния махнул рукой — мол, потом разберемся.
      — И впрямь, — подал голос Леший, которого снова трясло, но уже от холода, — пойдемте в деревню, отогреемся, там и поглядим.
      Хельги, как оказалось, пошел по следу Ратибора и остальных со всем отрядом, захватив заодно и все телеги, и лошалей, так что теперь осталось только добраться до поселка, где уже находились собранные в пустой избе раненые и при них Чурила, на которого воевода, кажется, до сих пор сердился за нерадение на посту.
      В деревне воеводы расположились на ночлег в дупле волхва. Там было тепло и нигде не дуло. Правда, не было окон, но это неприятность легко переносимая. Загадочную книгу положили на стол и стали разбираться.
      А это оказалось непросто. Митяй, глядя в книгу, был абсолютно уверен, что она написана северными рунами, которых он не знал. Хельги же, знавший руны как свои пять пальцев, клялся Тором и Одином, что перед ним греческие письмена. Нужно ли говорить, что греческого он не знал совершенно? Леший же вообще ничего не мог сказать толком о неведомых буквах. Раздосадованный воевода собрался было выкинуть ее в горевший на улице костер, но Леший решительно отобрал у него ни в чем не повинную вещь, сказав, что раз она была нужна покойному, то пригодится и им самим, пусть пока непонятно зачем.
      — В самом деле, — зевнул Митяй, кладя книгу в мешок, — привезем ее в Киев, покажем Белояну, пусть он и думает…
      — Ага, — выходя, бросил Ратибор, которого после бурного дня тоже клонило в сон, — пусть Белоян думает, у него голова большая…
 
      Но утром оказалось, что дорога до Киева вовсе не такая уж близкая, как казалось. Мал все-таки разыскал своих врагов.
      Древляне равномерно окружили поселок, мелькая между деревьями так быстро, что достать их стрелой не было никакой возможности. Князь же бесстрашно подъехал к самому тыну в сопровождении полудюжины всадников. В седле он сидел как-то странно, одновременно наклонившись назад и немного скособочившись. При виде этого зрелища часовые, спрятавшиеся за стеной, хотели было рассмеяться, но обстановка не располагала.
      Мал, по мере сил стараясь сохранять достойный вид (что, впрочем, плохо у него получалось), поднял руку, показывая, что хочет говорить.
      Хельги подошел к тыну и поднялся по приставной лестнице так, чтобы снаружи была видна только его голова в шлеме, причем в любой момент можно было бы спрятаться обратно
      — Что вам от нас надо? — спросил он.
      Такого вопроса не ждали. Князь недоуменно посмотрел на киевского воеводу и сказал:
      — Вы нанесли мне тяжкое оскорбление.
      — Чем же? — ядовито спросил Лодыжка. — Разве кто-нибудь из моих людей посмел сказать тебе зазорное слово?
      — Слово? — взвился Мал. — Вы оскорбили меня не словом, а делом! — Сопровождавшие его воины дружно зажали рты ладонями, но фырканье вырывалось наружу, так что князь вынужден был повернуться и прожечь их яростным взглядом, прежде чем продолжить. — Но, если вы искренне раскаетесь в содеянном и вернете отнятое добро в качестве виры, то я вас прощу и отпущу с миром.
      Хельги покачал головой.
      — Дани мы тебе не вернем, она наша по закону. А что касается оскорбления, то не взыщи, княже, но ты сам напросился. Кабы не принялся ты махать чем попало, то и нашему богатырю не пришлось бы…
      Не дослушав, Мал резко повернул коня и направился к лесу. Перед тем, как скрыться за деревьями, он обернулся и крикнул:
      — Когда ваши пустые головы будут торчать на шестах вокруг моего терема, а сами вы встретитесь с прадедами у Ящера, вот тогда и станет ясно, кому чем можно махать!
 
      Вечером того же дня Ратибор, Рагдай и Попович пришли в воеводское дупло. С ними шел Подосён, с которого по привычке глаз не спускали, хотя уже начали ему доверять.
      — Надо бы вылазку сделать, — сказал Рагдай. — Человек пять-шесть, не больше. Пошуметь немного, а если удастся — князя захватить. Тогда, небось, по-иному заговорят.
      — Я заговор знаю, как глаза отводить, — сказал Подосён. — Учитель мой прежний много по лесу бродил, ему этот заговор не раз помогал, скажет — и ни человек, ни зверь не увидят. Зверь, правда, почуять может, он глазам меньше носа доверяет, но от людей — дело верное. И меня первым делом ему научил.
      — Покажи, — потребовал Хельги.
      Подосён молча зашевелил губами, сделал какой-то жест… и пропал. Ратибор невольно вздрогнул и оглядел всю комнату, ища парня. Он примерно знал, где тот мог находиться, но именно на это место его глаза отказывались смотреть, а разум упорно твердил: «Здесь пусто, зачем смотреть на пустое место?» Минуты через две Подосён возник там же, где и исчез, и смущенно улыбнулся.
      — А что же ты тогда нам глаза-то не отвел, когда в кустах сидел? — насмешливо спросил Митяй.
      — Я отвел, — возмутился Подосён, — потому меня никто из ваших не заметил. А его, — он кивнул на Ратибора, — тогда не было же, он смотреть ходил, я его и не заговорил. Как он меня схватил, так я испугался, заговор тогда и рухнул. Мне старый волхв всегда так говорил: страх — ведовству помеха.
      — Ну ладно, — не отставал Митяй. — Если бы дело было летом, я бы не сомневался. А сейчас зима. На снегу следы остаются. По ним-то вас любой дурень увидит!
      — А мы стороной пойдем, — сказал Рагдай, которому, как видно, не терпелось повоевать еще.
      — Хватит разговоров, — оборвал Хельги. — По мне, вылазка — дело верное. С кем думаете идти?
      — Ну, — Леший принялся загибать пальцы, — мы вчетвером, еще Окуня возьмем, он вроде парень толковый, доверять можно. А больше никак нельзя, Подосён не сдюжит на всех глаза отводить.
      — Все верно, — сказал Митяй, — только вот еще что. Окунь пусть здесь остается, а с вами пойду я. Есть еще стрелы в колчанах, а?

Глава шестая

      Лазутчики выбрались за тын, когда окончательно стемнело. Вокруг поселка горели костры, но даже по теням никто бы не определил, где находятся пятеро, прикрытые заговором лучше всякой маскировки. Однако все шли как можно осторожнее, стараясь поменьше скрипеть снегом — глаза глазами, а уши отводить Подосён еще не умел.
      Впереди крался Митяй, умевший, когда надо, ходить бесшумно по чему угодно — хоть по снегу, хоть по болоту, хоть по скрипучим доскам. За ним Ратибор и Попович, а между ними Подосён — на всякий случай лучше его не выпускать. Сзади шел Рагдай, то и дело оглядывавшийся — тоже на всякий случай. Но пока все было спокойно. Часовой, которому по всем законам полагалось хоть что-нибудь увидеть на фоне деревьев, даже не почесался, а продолжал спокойно ходить взад-вперед.
      Кольцо осады было сомкнуто надежно. Между кострами промежутки составляли не больше двадцати шагов, и по всему этому пространству то и дело проходили воины. Любой человек, попытавшийся выбраться из поселка с донесением или наоборот, пробраться туда с известием, был бы немедленно перехвачен.
      Рагдай дотронулся до плеча Ратибора, а когда тот обернулся, одними губами произнес:
      — Часовых надо все же снять. Следы.
      Леший покрутил головой и обнаружил, что соящий шагах в пяти древлянин с нехорошим интересом смотрит на его ноги. Похоже, его весьма занимали возникающие из ниоткуда следы. Еще немного — и он поднимет тревогу.
      Ратибор тем же способом передал сообщение Митяю. Наставник все понял сразу, мгновенно рванулся вперед… и спустя миг древляне могли бы любоваться тем, как их часовой бдит, прислонившись к дереву. Молния всегда понимал толк в сокрытии, и труп стоял весьма естественно.
      За деревьями, в глубине леса, было расчищено место, и посередине стоял шатер князя. Его сразу можно было распознать — самый высокий и богато украшенный.
      — Ну что, начнем? — спросил сзади Попович, снимая с пояса самострел и натягивая его.
      — Начнем, пожалуй, — громко ответил Митяй, не обращая внимания на всполошившихся охранников, и, не теряя времени даром, от души врезал ближайшему в подбородок. Древлянин рухнул, не успев даже крикнуть.
      Попович аккуратно прицелился и всадил самострельный болт в середину лба другого охранника. Теперь тревога началась по всему лагерю, но лазутчиков это мало беспокоило. Все пятеро ворвались в княжеский шатер.
      Мал как раз ужинал. Перед ним на столике стояла миска с чем-то весьма аппетитно пахнущим. Леший невольно потянул воздух и сглотнул слюну: гостей Мал кормил похуже.
      Рядом с князем полулежал на подушках седоватый человек с длинной бородой. При виде самостоятельно откинувшегося полога он недоуменно поднял брови, но быстро опомнился и сложил из пальцев какую-то диковинную фигуру, напоминавшую усложненную дулю.
      Подосён отчетливо скрипнул зубами. Ратибор бросил взгляд на него и поразился: парнишка был напряжен, словно пытался поднять на себе небесный свод. Митяй, все понявший раньше всех, рванулся было вперед, но опоздал.
      То, что заговор слетел, словно шелуха с луковицы, они поняли по тому, как перекосилось лицо Мала, только теперь осознавшего, что происходит. В следующее мгновение Молния обрушил меч на голову седоватого человека — судя по всему, княжеского волхва. Тот откинулся назад, и лезвие, вместо того, чтобы разрубить ему череп пополам, глубоко врезалось в грудь. Мал неприлично взвизгнул, но спустя миг пришел в себя и выхватил из-под подушки, на которой сидел, тускло блеснувший клинок, по которому шли странные разводы.
      Митяй развернулся к князю, намереваясь оглушить его мечом плашмя по голове (остальные лазутчики тем временем уже были снова снаружи и отчаянно рубились с подоспевшими воинами). Но Мал подставил свой меч — и в руке наставника оказалась рукоять с коротким обрубком лезвия. Молния досадливо крякнул и стрелой вылетел из шатра.
      — Уходим! — крикнул он, на бегу втыкая обрубок какому-то древлянину в горло.
      — Не удалось? — спросил Ратибор, хотя и так все было ясно.
      — Булатный меч, — коротко ответил Митяй.
      Враги все сбегались, еще немного — и у четверых не хватит сил с ними справиться. И вдруг окружившие лазутчиков воины остановились и недоуменно заморгали. Леший по инерции еще пару раз махнул мечом и понял, что их не видят! Подосён нашел в себе силы снова наложить заговор.
      Сам волхв-недоучка внезапно появился откуда-то слева и стремительно рванул в сторону поселка, на бегу обернувшись и поманив остальных за собой. Четверым не оставалось ничего другого, как только последовать за ним.
 
      — Значит, говоришь, ничего не вышло? — спросил Хельги, когда вернувшиеся лазутчики доложили о результатах вылазки. — А по-моему вышло, хоть что-нибудь, да вышло. Шум вы подняли — это хорошо. Теперь все древляне будут нас бояться — это еще лучше. Волхва убили — совсем хорошо, некому будет воду мутить. Следующей же ночью еще попробуем, никто заговор больше не снимет, князя схватить легче. Старик, как мыслишь?
      — А оно нам надо? — вопросом на вопрос ответил Митяй. — Посмотрим, что днем будет. Может, они со страха и так убегут, и стараться не придется.
      Разумеется, никуда древляне не убежали. Не настолько ночная вылазка была ужасным событием. Но, как ни странно, веры в благородство киевлян у Мала не убавилось. Наверное, он и в самом деле был не в себе. Во всяком случае, на следующее утро он вновь подъехал к воротам поселка почти без охраны. Хельги вновь осторожно высунул голову и, так же как вчера, сумрачно спросил, в чем дело.
      — Это твои люди ночью напали на нас, — полувопросительно-полуутвердительно сказал князь.
      — Напали вы, — сказал Хельги, — и по вашей вине мы здесь сидим уже который день, вместо того, чтобы мирно отбыть в Киев. А мои люди просто проверили, надежно ли нас держат.
      Мал улыбнулся.
      — Надеюсь, они убедились, что без моего позволения вам отсюда не уйти. У меня здесь достаточно народу для того, чтобы ваши вылазки пропадали бес толку.
      — Врет, — убежденно шепнул Ратибор, поддерживавший лестницу, на которой стоял Хельги. — Не так уж их и много, я уже говорил.
      Лодыжка покосился на него, но ничем больше не показал, что услышал хоть что-то.
      — Я в последний раз предупреждаю, — сказал он князю с таким видом, словно это древляне сидели в осаде, — уходите подобру-поздорову, а то мои орлы осерчают…
      Мал снова онемел, как будто никогда не встречал подобной наглости.
      — А я, — сказал он спустя короткое время, — предупреждаю, что если вы к вечеру не выйдете отсюда и не вернете отнятое… в общем, вами займутся всерьез. Правду я говорю, Волк Хотенович?
      — Правду, — подтвердил голос, которого Ратибор раньше никогда не слышал. — Слово волхва, если выйдете — дадут уйти живыми.
      Хельги презрительно прищурился.
      — Волхва? Слушай, светлый князь, а не многовато ли это — два волхва на одного владетеля? Одного мои люди вчера ухайдакали, теперь вот еще один…
      В ответ раздался хохот. Мал неудержимо смеялся, так что, забыв обо всем, даже нагнулся было к луке седла, но тут же стиснул зубы и со свистом втянул воздух. Лодыжка поглядел на него с сочувствием.
      — Это тот же самый, — пояснил наконец князь. — Вы что думаете — моего личного волхва так просто убить?
      Ратибор, не удержавшись, подпрыгнул и мельком посмотрел за тын. То, что он увидел, поверло его в мимолетный приступ ужаса. Действительно, рядом с князем сидел на серой кобыле тот самый седоватый человек, которого Леший не далее как этой ночью видел проткнутым насквозь. Сейчас же Волк Хотенович выглядел вполне здоровым и даже веселым.
      — Он, — задушенным голосом сказал Ратибор. Впрочем, если это и произвело впечатление на воеводу, то он старался своих чувств не выказывать. Он вообще ничего не сказал, а только хмыкнул и спрыгнул с лестницы на землю. Снаружи раздался удаляющийся топот копыт.
      С лица воеводы тут же исчезло выражение превосходства. Он поглядел на растерянного Ратибора и рявкнул:
      — Ну что ты стоишь, как мешком прибитый? Ты что, в первый раз оборотня видишь?
      Леший пришел в себя.
      — Так что, у них все волхвы оборотни?