— Дедушко домовой, — позвал начинающий волхв. — Выходи нашего винца покушать да разговоры послушать!
      Остальные затихли, ожидая, что будет дальше. Некоторое время в помещении стояла звенящая тишина, нарушаемая только криками раздраженного чем-то воронья вдалеке.
      Затем послышался скрип и кряхтение, и откуда-то из темного угла выбрался домовой. Ратибор удивленно вытаращил глаза — маленький человечек как две капли воды походил на хозяина дома. Только росточком в ладонь, да борода подлиннее будет. А так — один в один: такой же худой, растрепанный и оборванный и лицом похож. Вдобавок непутевый домовой умудрился как-то запутаться в паутине, и его кафтан украшали десятки липких нитей.
      — Ну, чего надо? — ворчливо спросил домовой. Ратибор молча показал ему на кружку. Человечек подошел к стоящему на полу сосуду (который, кстати, был чуть больше его самого), взял кружку обеими руками, неожиданно легко поднял и одним глотком осушил.
      — Так чего надо-то? — уже ласковее спросил домовой, напившись.
      — Что-то ты, хозяин, за порядком в доме не следишь, — укоризненно покачал головой Леший. — Сам видишь: у человека хозяйки нету, прибирать некому. Значит, тебе с супружницей работа. А ты не выполняешь. Стыдно!
      — А чего, а чего, — быстро и возмущенно заговорил домовой, выдавая тем самым, что немного растерян. — А чего я должен на него работать? Он же меня ни разу ничем не угостил! Ни кусочком, ни глоточком! И жена обижается, почему, мол, бус ей не дарит никто! А откуда у меня бусы, если этот скряга даже гороха жалеет!
      — Слышал, — Ратибор повернулся к оторопевшему мужичку. — Так что ты сам виноват. Корми домового почаще, да в лесу рябины набери, тут неподалеку вроде растет. Тьфу, дурень, — оборвал сам себя новгородец, — какая рябина в середине лета? Ну, короче, постарайся. А уж он тогда стараться будет не за страх, а за совесть. Правда?
      — Конечно! — приосанился домовой. — Коли к нам по-доброму, так и мы с нашим удовольствием завсегда готовы… — тут он запутался в фразе и замолк. Помолчал, махнул рукой и полез обратно в угол, где и пропал.
      Благодарный мужичок принялся выражать свои чувства столь же путано и многословно, как и домовой перед этим. Ратибор невольно подумал, что болтливости они, похоже, учились друг у друга.
      — Ладно, ладно, — прервал он разговорившегося хозяина. — Раз такое дело, может, ночевать нас пустишь?
      — Конечно! — просиял мужичок. — Только сами смотрите — кровать у меня одна, и та шатается.
      — Не беда, — успокоил его Подосён. — Мы и на полу можем.
      — Разумеется, — фыркнул Илья. — Ты-то и на подстилке возле входа заснешь, я тебя знаю. Ну ладно, ничего уж не поделаешь.
 
      Компания разместилась в самых разных местах. Подосён действительно хотел было улечься у входа, но там дуло, и парень, поворчав немного, переместился в угол. Тот самый угол, где обитал домовой, кстати. Илья раскинулся посередине, как всегда, умудрившись занять почти все место.
      Ратибор же долго выискивал уютный уголок. Наконец, выискал и устроился там, положив под голову мешок с книгой — для пущей сохранности.
 
      Честно говоря, поутру Ратибор намеревался подняться первым. Как-никак, а главный именно он, и вся ответственность ложится на него же. Но к удивлению Лешего, хозяин вскочил вообще ни свет ни заря. Так что, когда новгородец наконец продрал глаза и нашел в себе силы подняться с пола (казавшегося таким уютным и даже мягким) Торопыга уже отсутствовал. Должно быть, отправился собирать рябину — домового задабривать. Судя по всему, давешние слова гостя насчет того, что в это время года рябины еще нет, до мужика не дошли.
      Подосён, как обычно, спал чутко, так что, едва Ратибор с хрустом потянулся, глаза оборотня тут же раскрылись.
      — Что, уже утро?
      — Не то слово, — мрачно ответил Ратибор, выходя на крыльцо. — Я так смотрю, уже почти день. Если солнышко не врет, конечно. А я не припомню, чтобы оно врало в таких случаях…
      Муромец заворочался и что-то забубнил, не просыпаясь.
      — А вот давай-ка мы с тобой этого вот богатыря разбудим. Ведь продрыхнет до осени! — предложил Ратибор, принимаясь за дело.
      Вдвоем они вытащили Илью на крыльцо (хотели было вынести, но не хватило сил поднять — Ратибор еще раз оценил невзрачного Бурушку, таскавшего такую тяжесть целыми днями). Из близтекущего родника набрали полный ковшик ледяной воды.
      Леший с загадочным видом отошел подальше. Подосён не сразу понял, зачем это надо, но все разъяснилось сразу же, когда брошенный умелой рукой ковш опрокинулся точно на лбу Муромца. Илья взревел, мгновенно оказался на ногах, а в следующий миг его огромный кулак рассек воздух в том самом месте, где по идее должна была бы располагаться голова Ратибора, если бы он рискнул лить воду, стоя рядом. Когда в реве разъяренного Муромца стало возможно различить слова, оказалось, что он орет:
      — Какого Ящера?
      — Такого самого, — с безопасного расстояния ответил Ратибор. — Нам, если тебе интересно, еще шляться по этим горам и искать вход!
      — Тьфу! — Илья совсем не символически плюнул в дальние кусты. — Нельзя было по-человечески разбудить?
      — Значит, нельзя, — подытожил Ратибор. — С хозяином будем прощаться или как?
      В этот момент на двор вышел хозяин.
      — Слышь, как там тебя? — мужичок махнул рукой, подзывая. — Ты вроде человек мудреный, объясни, что такое тут рядом торчит?
      Заинтересовавшийся ученик волхва последовал за Торопыгой. Муромец вздохнул и прямо босиком зашлепал вслед. Мало ли что…
      Ничего хорошего, собственно, и не оказалось. Прямо посередине тропинки торчал длинный трезубец зубьями кверху. А на них были аккуратно насажены три черепа. Даже неопытный взгляд сразу бы определил — человеческие. Их ни с чем не спутаешь.
      Илья, едва увидев это сооружение, водруженное кем-то на видном месте, развернулся и пошел в избу. Насколько Ратибор знал своего друга, Муромец собирался продолжить осмотр, взяв в руки что-нибудь понадежнее. Сам Леший такого беспокойства не испытывал, так как попросту не знал, что странный знак должен обозначать.
      Простоватый Торопыга искренне недоумевал.
      — А может, это вы поставили? — вдруг осенило его. — Кроме вас, в округе никого не было.
      — Богами клянусь, — искренне сказал Ратибор, — не наша это работа. Делать нам больше нечего, только тебя пужать.
      — И то верно, — согласился мужичок. — Так что это может быть?
      — Хозяева здешних мест, небось, пугают, — предположил Илья. — Не велят здесь оставаться подолгу. А черепа — это как бы знак — мол, не послушаешь нас, торчать и твоей голове на таком шесте.
      — Да ну их! Я, можно сказать, только на новом месте обустроился, только хозяйствовать начал, а уже гонят. Никому ведь не мешаю.
      — Им скажи, — Муромец взвесил на руке палицу.
 
      Целый день Ратибор со товарищи бродил по горам и выискивал какую-нибудь зацепочку, по которой можно было бы распознать дорогу вглубь горы. Но ничего не находилось. То ли пахли горные жители не как люди, то ли еще что, но найти их при помощи носа юного оборотня оказалось невозможно. Ведовство же по-прежнему не действовало. Вернее, кое-что Ратибору удавалось — когда Муромец не удержался и рухнул с невысокого обрыва, Леший легко залечил его разбитое колено. Однако сделать что-нибудь серьезное, например, связаться через воду с Волхом Всеславьевичем, не выходило. Пытаясь понять эту странную закономерность, Ратибор чуть не сошел с ума, пока Подосёна не осенила мысль:
      — Ну, ты здесь, — рассудил он. — Но Волх-то там, а там действие Змея, небось, очень сильно. Вот и не получается ничего.
      На этом Ратибор успокоился. В конце концов, это было не так обидно, как то, что горы упорно не хотели раскрывать своих дверей незваным гостям.
      Ночевать опять пришлось у гостеприимного Торопыги. Домовой не показывался, но в избе уже было намного чище и уютнее. Похоже, запечная парочка, задобренная непутевым мужичком, взялась-таки за дело всерьез.
      А утром всех ждала очередная неожиданность. На самой крыше избы вместо конька, кем-то аккуратно срезанного, красовался двузубец с двумя черепами. Тут уж и дурак догадался бы, что обозначает страшный знак.
      — Три черепа вчера обозначали, что тебе дадено три дня на то, чтобы убраться отсюда, — разъяснил Ратибор хозяину. — Один день миновал.
      — Ну и что? — по-прежнему хорохорился мужичок. — Может. это они так шутят?
      Своей жизнью Торопыга не дорожил, а вещей у него было немногим больше, чем можно с собой унести. Потому он во всеуслышание заявил, что уйдет отсюда последним и только хорошо подравшись. У Ратибора были свои взгляды на то, чем такая драка может закончиться, но он промолчал.
      Этот плохо начавшийся день богатыри снова посвятили подвигам. На этот раз удача улыбнулась им… на мгновение.
      То, что удалось разнюхать наблюдательному оборотню, могло быть только дверью в подземное царство. Две скалы, стоящие рядом — в горах не редкость. Но вот когда стоят они настолько впритык, что и ножа между ними не просунешь — это серьезно. Тем более что эти скалы больше напоминали одну, ровно разрезанную огромным и очень острым ножом.
      Но дивьи люди умели хранить свои тайны. Дверь была закрыта настолько основательно, что никакие отпирающие заклятья, быстро припомненные и даже состряпанные самостоятельно на скорую руку, не могли и поколебать могучих створок каменных ворот.
      Муромец в качестве последней меры подошел и с размаху ударил палицей по воротам. Раздалось гудение, словно за скалами было пустое место, но никакого другого результата не последовало.
      В отчаянии Ратибор плюнул на упрямые скалы. После этого вся компания направилась домой, не забыв отметить место. Уже уходя в лес, Илья спохватился, подобрал здоровенный валун и припер им скалы как раз на том месте, где их рассекала щель. Леший мысленно одобрил. Если из укрывища ночью кто выйдет, непременно валун сдвинется. Тогда уж точно знать можно будет, живет здесь кто или нет.
      — Интересно, — задумчиво протянул Подосён по пути домой, — сколько дней у нас осталось? Я-то не считал… Ты помнишь?
      Ратибор, к которому относился вопрос, молча достал свою палку (как он умудрился ее не потерять во всяких переделках по дороге — это было загадкой даже для него самого) и сосчитал перечеркнутые палочки.
      — Где-то месяц. Немного, конечно, да что поделаешь…
      — Что поделаешь, — передразнил Илья. — Была бы у меня палица потяжелее, чем эта, я бы эти ворота разнес к собачьей бабушке… И потом, Ратибор, — уже серьезно продолжил Муромец, — ты что, серьезно хочешь придти к ним и сказать — вот, мол, нам позарез необходимо взять вашу святыню для своих надобностей? Это же все равно, как если бы какой-нибудь печенег заявился в Киев и потребовал отдать ему то изображение Перуна, что на холме, потому как ему хочется своего врага ею по башке двинуть. Что бы с таким сделали?
      Иногда Муромец проявлял недюжинную сообразительность. И сейчас его довод застал Ратибора врасплох. Обычно ученик Волха Всеславьевича, приученный наставниками, просчитывал все надолго вперед (если бы Ратибор умел играть в шатрандж, сказал бы «на десять ходов»). Но теперь он почему-то даже и не подумал, что дивьи люди добром чудо-оружие не отдадут. Отобрать силой? Невозможно. Разве только Святогор за русичей вступится. Остается только одно…
      — Остается только одно — украсть, — Ратибор оторвался от раздумий и обнаружил, что Илья последние пять минут увлеченно развивает именно эту тему.
      — Завтра увидим, — оборвал он Муромца. — А лучше всего — устроить засаду у того места. Может быть, получится туда проникнуть.
      — Мысль, — согласился Илья. — Дома соберем все что нужно — и вперед.
 
      Торопыге, кажется, начали уже немного надоедать незваные гости, которые все никак не спешили оставлять его дом и вдобавок занимали по ночам почти весь пол. Так что известие, что эту ночь они проведут не в избе, он встретил с некоторой радостью.
      Богатыри расположились в месте, словно специально предназначенном для засад. Из этого укрытия предполагаемые ворота просматривались великолепно, а вот от ворот заметить наблюдателя было почти невозможно.
      Стемнело. В кустах раздались голоса каких-то местных ночных птичек. Издалека ухнула сова, и птички испуганно умолкли.
      Ратибор сидел в темноте, стараясь не заснуть и неотрывно глядя на ворота. скала по-пережнему смотрелась почти цельной, и только еле заметная щель чернела на сером камне. Ничего подозрительного не было ни видно, ни слышно.
      Около полуночи Ратибор разбудил мирно дремлющего Илью и прилег сам. От долгого напряженного наблюдения он очень устал, так что заснул, еще не улегшись окончательно…
 
      Ратибора разбудило утреннее солнце, бившее в глаза. Сначала он повернулся было на другой бок, чтобы оказаться в тени и продолжить сон, но затем вспомнил, где находится, и вскочил.
      Глазам его предстала мирная и умилительная картинка. Муромец, который должен был дежурить от полуночи до рассвета, лежал, некрасиво разметавшись, и негромко похрапывал. Рядом примостился Подосён. С него, правда, взятки были гладки, его вообще никто в разведку не звал, но все равно…
      Ратибор еле удержался от искушения пнуть Муромца ногой. Не сделал он этого, впрочем, не из жалости, а из чувства самосохранения. Кому, как не Ратибору, знать о ярости разбуженного Ильи, да еще если разбудили таким грубым образом. Поэтому леший применил старый добрый способ, на друзьях уже неоднократно опробованный:
      — Дружина, подъем!
      Как обычно, богатыри оказались на ногах и только потом осознали, в чем дело. Муромец, вскочив, закрутил головой и вдруг то ли застонал, то ли зарычал.
      — Дурень! — воскликнул он наконец, отвешивая самому себе изрядную плюху. — Заснул на посту! Ни разу со мной такого не было!
      Ратибор молча ждал, пока Илья выговорится.
      — Честно, ни разу на посту не спал, — сказал Муромец, когда перестал сокрушаться. — А сейчас словно что-то нашло. Глаза сами слиплись.
      — Ну и ладно, — отмахнулся Леший. Он уже стоял рядом с воротами. — Все равно отсюда никто не выходил. Валун как стоял, так и стоит.
      — Ну и что, — неожиданно заявил Подосён, не вставая. — Если ворота раскрываются не так, как у нас, а разъезжаются в стороны, то ничего и не сдвинется.
      — Тьфу! — Ратибор пнул ни в чем не повинный камень, ушиб ногу и на некоторое время замолчал.
 
      Дома же их ждала еще одна неожиданность. Впрочем, теперь она вряд ли могла считаться неожиданностью. Торопыга сидел на лавке, уставившись в одну точку. В этой точке в пол была воткнута палка с насаженным на нее черепом.
      — Все-таки предупреждают, — убитым голосом сказал он, услышав шаги за спиной. Как мужику удалось распознать, кто идет, Ратибор тоже не понял. Вообще, впоследствии, вспоминая тот день, он всегда удивлялся — что тогда случилось с его головой? Словно новгородец временно утратил способность мыслить.
      — Ухожу немедля, — неожиданно поднявшись, Торопыга закружил по избе, собирая немногочисленные пожитки. — Вы, если хотите, оставайтесь, а мне жизнь пока дорога.
      — Что? — спросил Ратибор, выдергивая новый знак из половицы. — Ночью подкинули?
      Торопыга молча кивнул, не прекращая движения.
      — И куда домовой смотрел? — возмутился было новгородец. Затем подошел к тому самому углу, откуда появлялся непутевый домовой, пошарил рукой в пыли.
      — Ты его нащупать хочешь? — поинтересовался Илья. — Это же невозможно!
      — Для кого невозможно, — медленно сказал Ратибор, — а для кого и очень просто. Ты что думаешь — меня учили коровам хвосты крутить?
      Произнесенное только что заклятие наделило правую руку Ратибора особой чувствительностью, так что он действительно мог нащупать не особо сильное существо вроде домового. Но сейчас он только без толку рылся в паутине.
      Наконец Леший нашел то, что искал. Посидел так немного и со вздохом распрямился.
      — Дивьи люди еще опаснее, чем мы могли думать, — все так же медленно сказал он. — Они смогли убить домового.
      Лица остальных вытянулись при этих словах. Впрочем, Торопыга уже не прислушивался. Оправдывая свое прозвище, он умудрился собрать все необходимое и выскочить в дверь. Поглядев ему вслед, Леший только и увидел, как ветви колышутся.
      — И что делать будем? — спросил Илья.
      — Оставаться в доме мне не хочется, — ответил Ратибор. — К тому же дом без хозяина — не лучшее место для жизни. Лучше всего будет спрятаться поблизости. Должны же они и этой ночью придти, хотя бы чтоб удостовериться, что незваный гость испугался и смылся?
      — Ага, — грустно сказал Подосён, — а когда они придут, то снова нас усыпят всех, как той ночью, и ничего не выйдет.
      — Не думаю, — осторожно сказал Леший. — Тогда они видели, как мы осматривали ворота.
      — А кто поручится, что за нами сейчас никто не следит? — вздохнул Илья, садясь на лавку.
      — Я поручусь, — сказал Подосён. — Ты не забыл, что у меня и так почти волчий нюх? И здесь вблизи никого нет.
      — Ладно, уговорили. Пошли выбирать место. Что-то мы в последнее время многовато сидим в засадах, а?
 
      На этот раз место для засидки Ратибор выбрал на дереве. К счастью, здесь росли дубы, так что не пришлось ломать голову над тем, как спрятаться на сосне. Новгородец прижался к теплому стволу, глядя на опустевшую избу через щелочку между ветвями.
      Напротив, на ели, примостился Муромец. Он тоже сам выбрал, где сидеть, и только фыркнул, когда Ратибор предложил поменяться местами: мол, ель может и не выдержать, да и ветки у нее неудобные. Надо отдать ему должное — спрятался Илья умело. Отсюда, по крайней мере, Лешему не было видно, где он разместился.
      Подосён сначала хотел перекинуться в волка и залечь в кустах, но Ратибор отговорил его.
      — Если за нами все же следили, менять облик нужно только в крайнем случае, — наставительно сказал он. — Нельзя выдавать врагу всех своих доводов сразу. Кое-то обязательно должно оставаться про запас.
      Юноша принял довод к сведению, так что сейчас он сумел как-то спрятаться в кустах, незаметно, как настоящий волк, но все же в человеческом облике.
      Солнце уже садилось, когда богатыри заняли места. Теперь же оно уже почти совсем скрылось за горизонтом (если в густом лесу вообще может быть горизонт). В темноте Ратибор видел хорошо, сказывались полгода, проведенные в подвалах под руководством Волха, но он так давно не практиковался, что все равно мог разглядеть немногое.
      Но троих, вышедших на двор, он заметил. Правда, осталось непонятным, откуда они взялись. Словно бы сгустились из темноты. Ратибор внимательно всмотрелся в пришедших.
      Дивьи люди (в том, что это были именно они, сомневаться не приходилось) отличались невысоким ростом. Один из них как раз стоял возле плетня, так что Лешему было с чем сравнивать. Житель гор еле достал бы головой Ратибору до плеча. Однако из всех представителей нездешней силы, с которыми приходилось сталкиваться новгородцу, высоким не был ни один, так что он уже привык оценивать не по внешности. Тем более, что при взгляде на этих существ становилось ясно, что они могут быть очень опасны.
      Движения пришельцев напоминали кошачьи — плавные и в то же время быстрые. Со своего наблюдательного места Ратибору было отчетливо видно, что глаза их светятся в темноте. Особенно хорошо это проявилось, когда тот, что стоял у плетня, повернулся спиной к свету луны и принялся всматриваться в стену леса. Деревьев он явно побаивался. И немудрено — тот, кто всю жизнь провел в горах, в лесу будет чувствовать себя неуютно. Но, если не считать таких мелочей, они выглядели в точности как люди.
      Двое дивьих людей бесшумно скользнули в дом. То есть, это им, наверное, казалось, что бесшумно. На самом же деле крыльцо, а потом и половицы отчетливо скрипели. Из этого Ратибор сделал еще один вывод — несмотря на кажущуюся хрупкость сложения, весят возможные противники немало.
      Один из лазутчиков выглянул из двери и что-то сказал тому, кто стоял на страже. Язык был непонятный. Ратибор напрягся, пытаясь вычленить из странных фраз что-нибудь знакомое. Волх Всеславьевич говаривал, что все языки между собой в родстве, и если понимаешь, как они меняются от народа к народу, то можно понять и саму речь…
      Но тут в голове новгородца вспыхнули тысячи искр, и он вообще перестал что-либо видеть и слышать.

Глава пятнадцатая