ФЕДЕРАЛЬНЫЙ РЕЗЕРВНЫЙ БАНК

Когда кончилась очередная запарка, связанная с первыми днями Нового года, Тавиш пересмотрел программы, которые мы ввели в машину в ночь на Рождество, и довёл их до полного совершенства.

Каждый день мы грабили обменные фонды, присваивая довольно значительный процент от общей суммы поступавших в банк переводов, измельчая их, как начинку для салями, и шпигуя ими фиктивные счета, которые открыли в изрядном количестве, пользуясь списком толстосумов, заимствованным у Бобсей твинс. С самых первых шагов мы ухитрялись обрабатывать каждый перевод в течение не более двадцати четырех часов, так что у публики не возникало никаких подозрений. Прибирали перевод к рукам, поступали с ним сообразно своим интересам, а потом возвращали. Однако теперь сумма нашего «займа» составляла уже цифру с пятью нулями, и наши доходы стали возрастать гигантскими скачками, с ними все труднее было управляться. Ведь нам приходилось ежедневно тщательно перемешивать котёл с варевом — «по принципу салями».

Тор со своей командой, в которую теперь входила и Перл, целиком переключился на Европу. Похоже, что у обеих сторон дело пошло на лад. По крайней мере, так я подумала в тот момент, когда побеседовала с Тавишем утром в пятницу первой недели Нового года.

— У меня есть хорошие новости и плохие, — сказал он.

— Давай сначала хорошие, — попросила я.

— Я проследил за состоянием ценных бумаг доктора Тора из того списка, что ты мне давала, по экономическим отчётам в газетах. Не заметно, чтобы кто-то собирался отзывать их или выкупать, по крайней мере пока. Так что мы можем не трястись по поводу тех займов в Европе, которые, как ты сказала, обеспечивают эти ценные бумаги. Далее, я ввёл ряд изменений в программу, и теперь фарш для нашего салями можно будет готовить из более крупных кусков. Это увеличит ёмкость нашей кубышки до суммы около трехсот миллионов.

— Грандиозно, — похвалила я его. — Ну, а плохие новости?

— Я сам пересчитал те цифры, что ты получила от мистера Чарльза, сколько денег тебе надо наворовать и вложить в дело, чтобы получить тридцать миллионов к первому апреля, то есть через сорок четыре банковских рабочих дня. Твои выкладки оказались неверными: ты не успеешь уложиться в срок. Проблема гораздо более серьёзная, чем проигрыш твоей части пари. Если что-то случится со сделанными доктором Тором займами и нам придётся покрывать их, то на собственные нужды у нас попросту не останется денег. И к тому же не забывай, что мы можем удерживать собственно транзитные телеграфные переводы не дольше, чем на сорок восемь часов.

Как это так — нам не хватит денег на покрытие собственных нужд? Я не меньше десяти раз проверяла все до одного выкладки, и всякий раз все сходилось. Мои размышления прервал Тавиш, решивший растолковать все сам.

— Ты брала в расчёт все телеграфные переводы, проходящие через наш банк, — начал он. — И в твои планы входило отрезать от каждого проплывающего куска столько, сколько возможно, не привлекая ничьего внимания.

— Верно, — подтвердила я. — Так в чем же проблема?

— Самое большое количество денег переводят туда, куда нам не дотянуться, — в ФЭД, в Федеральные резервы. Переводы поступают к ним, там их сортируют и либо отправляют дальше, либо отсылают в наш обменный фонд с ФЭД. Но во всех этих случаях денежки остаются в лапах у ФЭД, а не у нас. Ты не должна была включать в свои расчёты взаимообмен с ФЭД.

Проклятье! Конечно же, он прав, и теперь проблема вырастает до гораздо больших масштабов, чем простое ограбление нашего банка. Обменный фонд ФЭД является собственностью правительства США. Тебя могут упечь в Федеральную тюрьму только за то, что ты припарковал машину на территории, являющейся правительственной собственностью, и мне страшно было подумать о том, что нас ожидает в случае, если накроют, поскольку мы запустили руки в их сокровищницу.

— Но и это ещё не все, — продолжил Тавиш свой обзор новостей. — Минуту назад я столкнулся в лифте с Лоренсом. И он передал тебе предупреждение. Похоже, ему удалось пронюхать о том, что мы забрались в систему безопасности. Конечно, мы и не рассчитывали сохранять это в тайне до бесконечности, но по его словам выходит, что даже аудиторский совет уже в курсе. Они ждут от нас какого-либо официального отчёта. Лоренс сказал, что сегодня вечером он отправляется в деловую поездку и желает, чтобы мы свернули проект, составили подробный отчёт и прекратили бы совать руки куда не надо, а систему безопасности восстановили бы во всей её первозданной красоте к тому времени, когда он соизволит вернуться. Так что у нас на все про все остаётся не больше двух недель. Что будем делать?

Я со вздохом сложила руки на столе. А потом ободряюще улыбнулась Тавишу и сказала:

— Похоже, у нас нет иного выхода, как грабануть ФЭД.

Здание Федеральных резервов располагалось в самом конце Маркет-стрит и представляло собою лес колонн из розового гранита, подпиравших украшенные завитушками решётки, за которыми прятался неуклюжий громоздкий фасад. На протяжении семидесяти пяти лет своего существования ФЭД не менял ни архитектурных симпатий, ни методов управления, ни концепций относительно принципов ведения дел. Казалось, что эти принципы корнями своими восходили к Парфенону.

Все американские банки, чья деятельность достигала федеральных масштабов, обязаны были стать членами ФЭД и иметь на его счёту весьма солидную страховочную сумму. Любая разновидность деловой активности Всемирного банка обязательно должна быть подкреплена соответствующей разновидностью учреждённого в ФЭД отдельного счета. По средам подсчитывалась сумма поступлений за неделю на каждый из страховочных счётов, чтобы мы могли удостовериться в том, что имеющаяся на них наличность удовлетворяет требованиям, принятым законом. Банки, чей баланс в течение двух недель подряд оказывался отрицательным, моментально опутывались ФЭДом по рукам и ногам. Тем не менее не в интересах банкиров оставлять такой жирный кусок в качестве страховых фондов: ведь он депонировался и не приносил дохода. Таким образом, банковский бизнес все время балансировал на грани законности. Подобное хождение по канату происходило постоянно и порождало бесконечные тонны деловой переписки.

«Тем лучше для меня», — подумал я. Когда банк, подобный нашему, увеличивает или уменьшает баланс на счёту в ФЭД, мы можем изъять или вложить деньги непосредственно в ФЭД — или мы можем продать или купить свои резервы у другого банка, именуемого Федеральным рынком резервов. Все виды подобных операций проходят под контролем ФЭД, через его обменный фонд, а это значит, что наличность движется непрерывным потоком как в него, так и из него, причём по множеству различных направлений. И если удастся проникнуть ещё и в эту сесть, то я смогу считаться непревзойдённым экспертом в области обеспечения безопасности деятельности обменных фондов.

— Похоже, это превращается в вопрос уровня квалификации, — заметил Тавиш, когда во второй половине того же дня мы заперлись в моем стеклянном кабинете, углубившись в изучение подноготной обменных фондов ФЭД, в которых незадолго до этого я попыталась разобраться сама. — Я имею в виду наш воровской бизнес, — пояснил он. — Один раз поскользнёшься, и по уши в дерьме. Одно не вызывает сомнений: мы можем грабануть ФЭД. Их система безопасности такая же убогая, как и наша.

— Один маленький шажок за черту закона — один большой-шаг к преступлению, — согласилась я. — Хотя, конечно, мы окажемся переступившими закон лишь в том случае, если нас поймают на полпути. Если же удастся провернуть кражу до конца, мы тут же ликвидируем из системы все свои коды и уничтожим следы. И никто никогда не докажет, что это сделано нами, как никто никогда не докажет, что это сделано нами, как никто не сможет проигнорировать результаты нашей деятельности: сотни миллионов долларов, подвешенных на счетах, на которых их вовсе быть не должно!

Я так долго была собственным тюремщиком, что теперь не смогла бы даже припомнить, когда в последний раз ощущала себя свободной. Но Тор наверняка будет гордиться мною (тут я подумала, что также мною гордился бы и Биби) за то, что сумела совершить такой прыжок практически без разбега. Теперь у меня не возникало сомнений, что мы действуем правильно.

И я разъяснила Тавишу свой план, настаивая на необходимость постараться продержать на дистанции аудиторский совет как можно дольше. Он задумчиво уставился на меня, теребя шевелюру.

— Ты намерена за две недели украсть миллиард или больше? — недоверчиво переспросил он. — Не думаешь, что ФЭД обязательно спохватится, куда вдруг пропала такая большая сумма?

— Но ведь это не их деньги, — это деньги нашего банка, — возразила я. — И к тому же у нас на их счёту содержится сумма гораздо более значительная, чем восемь миллиардов. Ведь мы обязаны лишь поддерживать уровень страхового счета в ФЭД в пределах, допускаемых законов. А это ещё не означает, что ФЭД должен знать, откуда именно и куда именно перемещаются деньги, связанные с нашим счётом. Даже если они и заметят какой-то дисбаланс, я буду действовать так, что у них уйдут месяцы на то, чтобы разобраться в собственном хозяйстве и проследить от начала до конца путь пропавших денег.

— Да, ты действительно видоизменила нашу первоначальную методику, — согласился Тавиш. — Теперь её можно назвать скорее салями наизнанку. Ну что ж, посмотрим, что из этого получится.

— Ну, Бэнкс, — обратился ко мне Лоренс, когда вечером того же дня появился у меня в офисе, экипированный для дальней поездки. — Вы не находите, что избрали не самое лучшее время для срочных совещаний? У меня скоро вылет.

— Я получила ваше предупреждение, — ответила я, — и поняла, что мне предписывается свернуть проект до того, как вы успеете вернуться. Боюсь, как бы нам в таком случае не промахнуться. Я как раз собралась подготовить очередную разработку, связанную с некоторыми проблемами…

— Я уверен, Бэнкс, что вы и так составили разработок больше, чем нужно, — грубо прервал меня Лоренс. — Все, что от вас требуется, — это написать подробный отчёт, что вы успели натворить, а уж я позабочусь, чтобы он попал по назначению. Насколько я могу судить, нет никакой необходимости продолжать работать в том же направлении. Через две недели я передам вас обратно в отдел Виллингли. Он добрый малый, этот Виллингли, и тем хуже для вас, что вы не сумели найти с ним общий язык. Дело в том, что вы оба обладаете исключительно сильными характерами, и к тому же противоположными: вы протагонист, а он…

— Антагонист? — вежливо подсказала я. Черт побери, этот выродок только что подписал мой смертный приговор. У меня остаётся совсем немного времени.

— В таком случае, — сообщила я, — прежде чем вы уедете, мне необходимо, чтобы вы подписали эти бумаги по обмену кадров. Я отсылаю Бобби Тавиша в отдел к его старому боссу Карпу. Кажется, у нас за спиной возникли некоторые разногласия по поводу того, на кого он теперь будет работать, но ещё задолго до этого я обещала его вернуть Карпу.

— Вам надо научиться работать с этими технарями, Бэнкс, — пробурчал Лоренс, нацарапав своё имя на подсунутых ему бумагах. — Вы не достигнете многого, если будете прислушиваться к их нытью, поверьте мне. Постарайтесь успеть свернуть ваш проект и разделаться с группой до моего возвращения, и ваши усилия не пропадут зря, даю вам слово.

— Да, сэр, — отвечала я. — Вы ведь знаете, как высоко я ценю ваше слово.

Лоренс покосился на меня, но счёл за благо просто пожелать мне доброго вечера и удалиться.

Я тут же схватилась за телефон и заказала билет до Нью-Йорка. Затем позвонила директору по кадрам и сообщила о том, что вопрос с переводом Тавиша решён, и что на него можно начинать оформлять соответствующие бумаги. Я позвонила Карпу, который принялся рассыпаться в благодарностях и прочем дерьме.

Затем позвонила Тавишу.

— Ну что, они проглотили наживку? — спросил он.

— Поклёвка, проводка, подсечка — и рыбка в сачке, — отвечала я. — Никого не удивит твоё отсутствие в понедельник — разве что одного Карпа, ведь до него все доходит с трудом.

— Как хотелось бы улететь вместе, — грустно сказал Тавиш, — хотя, конечно, понимаю, кому-то надо оставаться в тылу, чтобы контролировать ситуацию. Буду часто вспоминать о тебе в Нью-Йорке.

— Поцелуй за меня Чарльза и Бобсеев, — попросила я. Ведь мы с Тавишем решили, что ему несложно будет работать, пользуясь терминалом Чарльза. К тому же Бобсеи будут счастливы принять на работу того, кто смог бы им помочь или даже заменить на время, — ведь они так давно не были в отпуске. — Если повстречаешься с Тором или Перл, — продолжала я, — передай мои наилучшие пожелания и скажи, что мы по-прежнему твёрдо намерены победить.

Положив трубку, я почувствовала, как холодные тиски сжимают сердце. Я оставалась совсем одна, в окружении враждебно настроенных невежд, и кто знает, сколько продлится это одиночество? От Тора не было никаких вестей уже несколько недель, с того момента, как они отправились в Европу.

Я взглянула на настенный календарь. Сегодня было уже первое февраля, то есть давно минул второй месяц с той самой ночи в опере. За эти семьдесят два дня я успела ограбить два крупнейших финансовых заведения нашей страны (а если учитывать деятельность Тора, то и три), и вся моя жизнь пошла кувырком.

Мне тридцать два года, и по всем общепринятым меркам карьеру мою можно считать успешной. Правда, все достижения — это результат постоянно безжалостной борьбы с Системой. И теперь приближается тот день, когда этой системы не станет и бороться будет не с кем. Потому что скоро, очень скоро я разрушу её собственными руками.

И конечно, Тор знал все это с самого начала. Одним метким ударом он вышиб все мои прежние подпорки, и мне ничего не оставалось, как уцепиться за реальность.

Настоящую реальность, а не ту пародию на неё, которая создаётся путём навязывания различных систем, структур и прочих общепризнанных необходимыми оков, которые скрепляют общество. Тор хотел заставить меня внимательно и трезво посмотреть на собственную жизнь, чтобы положить конец тем играм, в которые вынуждено играть подавляющее большинство людей, не желающих дать себе отчёт в том, что выдуманная ими жизнь — не настоящая. Теперь, оглянувшись назад, вижу лишь руины созданного мною моста, — я знаю, что в такой момент Тор дал бы мне нужный совет.

Я неподвижно сидела в своём стеклянном офисе и разглядывала орхидею, умиравшую в вазе на столе. Несколько побуревших бутонов уже осыпались на блестящую полированную поверхность. И я слышала, как голос Тора еле слышно нашёптывает мне на ухо:

— Зажги спичку.

В понедельник перед возвращением Лоренса, то есть когда от меня ожидали окончательного расставания с проектом восстановления системы, я все ещё стояла перед дилеммой.

К этому времени мы с Тавишем уже покончили с передачей мониторинга[22] за нашими действиями в доблестные руки мистера Чарльза, хотя нам все равно необходимо было контролировать ход дела для того, чтобы быть все время в курсе, если кто-нибудь пронюхает о наших планах. Но если только я по предписанию Лоренса окажусь снова в лапах у Киви, у меня вряд ли останется время на что-то, кроме мытья его сортира с помощью своей зубной щётки.

Пробираясь по стеклянному сказочному лабиринту по направлению к кабинету Лоренса, я мрачнела с каждым своим шагом. Хотя Тор и твердил постоянно, что нападение есть лучший способ обороны, я все больше и больше сомневалась, смогу ли оказаться хотя бы замеченной перед сходом той лавины, которая вот-вот должна на меня обрушиться. Оставалось надеяться, что мой первый — и наверняка последний — выстрел не окажется промахом.

Лоренс приветствовал меня, не поднимаясь с кресла. Он чувствовал себя абсолютно неуязвимым за бастионами и амбразурами своего стола и покидать эту твердыню не желал. Но это не имело никакого значения, потому что моя мина будет заложена с помощью незаметного подкопа и сметёт все его укрепления.

— Позвольте взглянуть на ваш окончательный отчёт, — сказал он, протянув руку.

Он небрежно пролистал первые страницы и углубился в более подробное изучение следующих, нисколько не сомневаясь, что дни мои сочтены. Усевшись напротив него и стараясь не поддаваться гипнозу беспросветной серости окружения, я прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться. У меня в запасе был выстрел, и я надеялась, что попаду в цель.

— Бэнкс, — сказал он, закатывая глаза, — вы пытаетесь сделать из мухи слона. Вы предполагаете, что наша система безопасности может быть разрушена…

— Она была разрушена, — поправила я.

— И все же я не стал характеризовать наши системы как «слабые в плане безопасности». Это могут неверно истолковать. Мне кажется, что эти системы никогда не являлись одним из видов искусства…

— Поскольку искусством принято считать настенную живопись эпохи Ренессанса, — подхватила я.

— Скажу откровенно, у меня иссякло терпение из-за вашей возни с этой галиматьёй. Я больше не намерен тратить на неё деньги. Прочитав отчёт, беру на себя всю ответственность и заявляю, что ваша просьба о продолжении работ отклоняется.

— Но я не требую, чтобы вы финансировали какое-либо вмешательство в систему безопасности, — возразила я, — или чтобы этим занимался Совет директоров.

Я встала и сделала глубокий вздох. Сейчас или никогда.

— И именно поэтому я адресовала свои открытия аудиторскому совету. Их дело проследить за тем, чтобы в систему были введены необходимые изменения для обеспечения безопасности. После ухода Тавиша я осталась одна в качестве консультанта по наиболее слабым местам в системе безопасности.

Конечно, мне меньше всего хотелось, чтобы аудиторы совали нос в систему именно сейчас, но раз уж они знают о том, что я проникла в систему, оставалось надеяться, что они не знают, почему я это сделала. Они наверняка с нетерпением ожидают мой отчёт. И, чтобы свернуть мой проект, на меня натравили Лоренса. Но с другой стороны, если я стану до поры до времени работать с ними, это даст мне возможность контролировать их действия. И в какой-то степени защитит меня от посягательств Киви.

Однако ответ Лоренса оказался совершенно неожиданным, и поначалу я была просто ошарашена. По моим предположениям, он должен был либо упечь меня обратно в отдел к Киви, либо принять моё предложение. Но он довольно долго сидел над моим отчётом и молчал. А потом — мне показалось, что прошло не меньшей часа, — широко улыбнулся.

— Аудиторский совет? — переспросил он, удивлённо приподняв бровь, словно я предлагала Бог знает какое новшество. — Мне совершенно непонятно, зачем их нужно впутывать во все это.

Ответ неверный, мой милый. Так ты разом теряешь и ферзя, и ладью. Ибо правильным ответом директора такого крупного отделения банка, как наше, было бы призвать аудиторский совет сию же секунду. Именно он, а не я, должен печься о репутации банка. Именно он, а не я, должен настаивать на том, что нам нечего скрывать. Именно он, а не я, должен сразу же схватиться за телефон и пригласить какие угодно проверки и комиссии, пусть даже от самого прокурора.

Но он не сделал ничего подобного, и это свидетельствовало об одном: у нас есть что скрывать. Хотела бы я знать, что же именно.

А Лоренс тем временем поднялся со своего кресла и протянул руку через стол для пожатия, в то время как другая как бы невзначай опустила мой отчёт в ящик. Я терялась в догадках, что же заставило его так измениться в последний момент, но, как ни в чем не бывало, тоже поднялась, чтобы ответить на пожатие.

— Я бы не хотел впутывать в решение наших мелких проблем аудиторский совет; Бэнкс, — сказал он. — По крайней мере до тех пор, пока сами не примем решение и составим план действий. И вот что ещё. Я дам вам немного времени, ну, скажем, месяц, чтобы вы до конца разобрались с этими нашими системами безопасности. Если вам так хочется, можете раскромсать их на куски. Кто знает? Возможно, нам действительно стоит начать с нуля и создать принципиально новую систему безопасности, пусть даже и слегка опережая реальные потребности. А если вам понадобится помощь кого-либо из сотрудников или дополнительные деньги, дайте мне знать.

— О'кей, — отвечала я, совершенно смешавшись. — Я составляю смету, план и пришлю их вам не позднее завтрашнего утра.

— Требуйте все, что вам нужно, — сказал он, провожая меня взглядом, — главное, мы должны сделать все как надо.

Погрузившись в размышления, я потащилась по стеклянной галерее, ничего не видя вокруг. Самое странное, что этот человек всего две недели назад приказал мне сворачивать проект и разогнать ко всем чертям команду, а две минуты назад заявил, что сыт по горло моими расследованиями и разработками. И вдруг он делает поворот на сто восемьдесят градусов и уверяет, что расходы на мою работу не имеют значения. Когда я добралась до своего офиса, моя голова шла кругом.

— Вы все ещё числитесь на службе? — поинтересовался Павел. — По-моему, вы вернулись целой и невредимой. Вы уже пересчитали пальцы на руках и ногах?

— Мои пальцы все в целости и сохранности, — заверила я его, — но что-то важное я действительно упустила. Ты можешь начать распаковывать чемоданы, пока я постараюсь найти то, что потеряла. Судя по всему, мы с тобой ещё проживём какое-то время.

Я удалилась к себе в кабинет, закрыла дверь и задумчиво уставилась на туман, снова окутавший залив. Из белых клубов показался военный корабль. Я следила, как он удаляется в сторону моста через залив. И тут же вспомнила, как Тор вёз меня на катере на остров. С той ночи будто прошли целые столетия. Где только он пропадает, почему не звонит? Мне совершенно необходимо посоветоваться с кем-то, кто, в отличие от меня, хорошо разбирается в людях и в мотивах их поступков.

Туман, окутавший город, окутал и мои мысли. Одно было несомненно: Лоренсу нет никакого дела до обеспечения системы безопасности в нашем Бэнкс. И ещё меньше он заинтересован в том, чтобы безопасностью занимались аудиторы. Дело здесь не в безопасности и не в аудиторах и даже не в моей персоне. Дело в Лоренсе, и только в нем самом.

Все последующие недели я занималась исследованием счётов Лоренса, но не могла найти ничего компрометирующего. Это доводило меня до неистовства. Он выглядел невинным, как младенец. С другой стороны, скажите на милость, зачем Лоренсу, который получает на каждое Рождество прибавку к жалованью до полумиллиона баксов, пытаться каким-то образом лишить себя благополучия?

Возможно, тогда в кабинете он вспомнил не о том, что он делает, а о том, что намерен сделать. Но как мне распознать, что у него на уме? Я даже решилась подослать к нему Павла, чтобы в отсутствие Лоренса тот заглянул в его бумаги, но лишний раз убедилась, что бумаги Лоренс никому не доверяет и все хранит не в ящике стола, а у себя в голове.

Но ведь у нас в Бэнкс имелся ещё и файл для корреспонденции — и я располагала к нему ключом. Это был самый обычный почтовый файл, которым пользовались все операторы банка, когда надо было передать через компьютер какие-либо послания и предписания. Судя по нервозному поведению Лоренса при нашей последней встрече, то, что н планирует, должно произойти скоро. Я чуть не свихнулась, читая всю эту гору занудной банковской переписки, пока наконец не нашла то, что искала.

Передо мной лежала уместившаяся на половинке печатного листа записка, адресованная в Совет директоров, под заголовком «Прикрытие для инвестируемых фондов». Речь в ней шла об оборудовании некоей стоянки — из рода тех стоянок, которые к автомобилям никакого отношения не имеют. Речь шла о «стоянке» для их денег, и все предусмотренные здесь действия были нелегальными. Правда, и не очень оригинальными, поскольку подобными вещами занималось подавляющее большинство банков, пока их все же не хватали за руку.

Суть дела заключалась в том, что в конце каждого банковского рабочего дня оффшорные прибыли переводились в филиалы, находившиеся в свободной зоне, например, на Багамах. Таким образом значительная часть прибыли успевала избежать бремени налогов, чтобы быть тут же вложенной в какое-либо предприятие. Не находится ли эта записка в прямой связи с той схемой помещения капитала, которой руководствуется в данный момент мой наставник — доктор Золтан Тор?

Только я собралась во всем разобраться, как мои занятия были прерваны не предусмотренным по плану визитом Ли Джея Страуса, директора внутреннего аудиторского совета.

Ли Джей Страус являлся не просто важной шишкой в аудиторском совете. Его непосредственным занятием было расследование любых дисбалансов в счетах у наших депозитов в Федеральных резервах. В ведении департамента депозитов находились только обычные счета, а не обменные фонды. Появление в моем кабинете Ли могло означать лишь одно: кто-то что-то успел заподозрить.

— Верити, ведь я могу называть вас Верити? — осведомился он, глядя на меня отёчными, грустными глазами сквозь стекла очков в роговой оправе.

Я заверила что буду только рада.

— Считайте это дружеской беседой, не для протокола, — предупредил он меня. — Похоже, наши дела с резервными депозитами обстоят не совсем хорошо. Конечно, возможно, что это просто незначительное возмущение в системе.

И он рассмеялся своей остроумной шутке.

— Боюсь, что не смогу считаться большим специалистом по Федеральным резервам, — отвечала я. — Я даже не в курсе, сколько денег мы перечисляем им каждый месяц.

— На самом деле это происходит каждый день, — сообщил он, копаясь в своих бумагах, словно у него там лежал заранее заготовленный для меня вопросник.

— Так, значит, они подсасывают нас каждый день, верно?

— По-моему, шутки здесь не совсем уместны, — одёрнул меня Ли. — Как бы то ни было, именно Федеральные резервы содержат массу вспомогательных служб и защитных фондов, о которых в противном случае банкам пришлось бы заботиться самим. Вспомните, каким трудным было банковское дело до того, как учредили эту систему?

— Боюсь, что это было ещё до моего рождения, — посетовала я. — Но готова поверить вам на слово, что эта пашня была очень каменистой. Ну а сегодня — чем я могу быть полезной?

— Возможно, это всего лишь мелочь. Дело в том, что с конца января куда-то исчезла некоторая часть наших резервов, и мы не можем понять, как это произошло.

— Ну, по крайней мере у меня их нет, — расхохоталась я, демонстративно распахивая дверцы стола и выдвигая ящики.

— Нет, я не это имел в виду. Понимаете, мы знаем, куда они ушли, но не ясна сама техника перевода. Похоже, они попали прямиком в наш собственный банк — сюда, в Сан-Франциско.

— Так в чем же проблема? Разве вы не можете взять и отправить эти деньги по назначению?

— К сожалению, не все так просто, — мялся Ли. — Понимаете, те деньги, которые мы должны были переслать в Федеральные резервы, подлежали передаче дальше, другим банкам. Мы проделываем это иногда, когда нам следует сократить свои резервы, а другим банкам — пополнить. А в этом случае дело застопорилось, и мы не можем объяснить, почему деньги не пошли своим обычным путём.

Он подтолкнул ко мне через стол рыхлую пачку бумаг, на которых содержались данные о переводах, проштемпелёванные самыми разнообразными банками:

«Чейз Манхэттен», «Банк Агриколь», «Кредит Сыосс», «Ферст оф Тульса» и другие, менее известные названия. Я подняла взгляд от бумаг и улыбнулась.

— И это только по одному разделу переводов на депозиты в ФЭД, — сказал Ли. — Я целую неделю занимался расследованием, но все следы привели меня обратно в ФЭД. Я уверен, что при желании можно найти ещё массу подобных накладок, и все они сопровоцированы здесь, кем-то, связанным с нашей системой.