Авантюристка

— И все же на поле брани вы отлично справлялись с делом, пусть даже не имея к нему вкуса. Представляю, каких бы высот вы смогли достичь, доведись заниматься тем, что пришлось бы вам по душе.

— Да, и вы, Ротшильд, живое подтверждение этой мысли. О вас говорят, что вы любите деньги, как никто другой. И ныне вы — самый богатый человек, вы так богаты, что сумели спасти от полного краха не одну Британскую империю, но и добрую часть Европы.

— За деньги можно купить личную свободу и тот образ жизни, который и не снился даже моему отцу, когда он начинал, — согласился Натан. — И силу денег — к добру ли она или к злу — никогда не следует недооценивать.

— Я слышал, что в недавно освобождённой Европе вы с братьями начинаете нечто новое, что должно принести ещё большую власть Ротшильдам.

— Это действительно так, учреждаемый нами вид услуг финансисты оказывали уже веками, только неофициально. Мы называем это клиринговой палатой.

— В которой вы станете обменивать деньги для коронованных особ Европы, не так ли?

— Не только, — отвечал Натан. — До настоящего времени банки лишь обеспечивали вклады или проценты по депозитам. Но отныне мы сможем менять валюту и не давать ей резко обесцениваться даже во время войн. Результатом подобной деятельности будет большая стабильность валют.

— Учреждение некоего валютного рынка станет великим благом для Европы, — согласился Веллингтон. — Признаюсь, я был несказанно удивлён, когда покидал Испанию после разгрома французской армии. Мы вступили во Францию навстречу отступавшей из России армии Наполеона, и вдруг я получаю от вас золото, которое переслали через вражескую Францию и во французской валюте! Как вы сотворили подобное чудо?

— Мы убедили британское правительство распустить слухи о том, что они девальвировали свою валюту. И тогда французы разрешили нам перевезти во Францию английское золото, полагая, что наносят непоправимый удар по вражескому золотому запасу. А мы использовали провезённые деньги для закупки аккредитивов, по которым нам платили испанские банки. Таким образом, наши деньги пересекали государственные границы, не вызывая подозрений и не облагаясь налогами. Мой уважаемый Веллингтон, в один прекрасный день до государственных мужей дойдёт истина, давно известная банкирам: большие деньги порождают деньги ещё большие. А ведь предоставить экономике свободно развиваться может лишь правительство.

— Ах, Ротшильд, вы человек великого гения и большого честолюбия. А я всего лишь бедный солдат, смертельно уставший от войны. Мне вполне достаточно моей ежегодной ренты, моего титула, и стремлюсь я только к миру. Завтра отправляюсь к себе в поместье, в Ирландию, где стану согласно совету Вольтера «возделывать свой сад». И очень надеюсь, что нам больше не доведётся испытать ужасов войны. То, что вас обогатило, меня утомило.

— Мой вам совет — не очень-то увлекайтесь садоводством, — сказал Натан. — Никто не знает, что нас ждёт в будущем. Вы ведь знаете, что мой отец был превосходным шахматистом. Он всегда говорил, что лучший игрок не тот, кто может рассчитать игру на много ходов вперёд, а тот, кто способен применить свою стратегию к ситуации, складывающейся в каждый данный момент. И это верно для многих вещей помимо шахмат.

— В способности сражаться, несомненно, есть своя истина, — согласился Веллингтон. — Но я зашёл к вам, чтобы попрощаться, прежде чем отправиться в Ирландию. Я пытался было думать о подарке в знак благодарности за все, что вы для меня сделали, но так и не смог себе представить, что можно подарить человеку вашего достатка и положения. Вам даже пожалован титул, в котором, как вижу, не очень-то и нуждаетесь. Есть ли хоть что-нибудь, что я смог бы выполнить в благодарность за оказанную вами помощь?

— Честно говоря, есть, — отвечал Натан. — Мне было бы приятно преподнести подарок вам.

— Преподнести подарок мне? Но это невозможно! Вы и так многое сделали…

— Мой уважаемый Веллингтон, не забывайте, что, подарки богачей никогда не являются просто подарками, иначе как бы богачи так разбогатели?

— Но что же это может быть? — засмеялся Веллингтон заинтригованно. — Вы разбудили во мне любопытство.

— Это маленькая корзинка, — сказал Ротшильд, — которую, я надеюсь, вы всегда будете держать при себе. Нет, не надо открывать её сейчас. Внутри вы найдёте таких маленьких серых птичек, и я объясню вам, что с ними надлежит делать…

РАСПЛАТА

Деньги являются основой всей цивилизации.

Уилл и Ариель Дюран

На следующий день утром Джорджиан, Тор и я карабкались через холм, а Лелия с Перл ехали следом за нами в двуколке; наверное, мы выглядели миниатюрной армией, готовящейся к бою.

Через две недели, когда сюда явятся представители Вагабонд-клуба в качестве новых владельцев острова, кто-нибудь из нас должен будет продемонстрировать им наш бизнес, который переходит к ним в руки. Поскольку Лоренс мог узнать Перл и, уж конечно, меня, то нам предстояло на время их присутствия укрыться где-нибудь за стенами замка.

Таким образом, мы решили позаниматься с Джорджиан, чтобы посвятить её в тонкости международного валютного обмена. Сегодня был первый день её обучения, который не доставил ей никакого удовольствия.

— Если я в чем-то и разбираюсь, так это в Ф-стоп-камерах и прочих подобных вещах, — жаловалась она, кока мы брели перед двуколкой, загребая сандалиями пыль. — А со мной обращаются так, словно я всю жизнь просидела в Бэнкс и смогу запросто разъяснить всю эту галиматью.

— А почему бы и нет? — возразила я. — В конце концов, если Перл удалось за несколько месяцев заработать миллион, значит, с этим может справиться и любой другой!

И я опасливо покосилась на Перл, которая наградила меня весьма выразительным взглядом, балансируя на своём насесте в двуколке. Затем мне с Джорджиан и Тором пришлось посторониться, чтобы пропустить вперёд тряский экипаж, в котором Лелия с Перл начали спускаться с холма.

Мы направились по улице между рядами маленьких оштукатуренных домишек, разрисованные бирюзой и золотом фасады которых украшали золотые балкончики и цветочные шпалеры. В конце улицы возвышалось длинное доисторическое сооружение, напоминавшее амбар.

— Здесь делали парусники, это было единственное местное производство, — пояснила Перл. — Когда мы сюда приехали, то срочно нуждались в помещении для ведения своих дел. А прежним хозяевам мы заплатили достаточно, чтобы они смогли спокойно переехать на новое место.

Здание оказалось просторным и тёмным, слабо пахнувшим плесенью и морем, с высокими сводчатыми потолками и лестницей в центре, по которой мы попали на второй этаж, напоминавший чердак. На большой доске я прочла список названий нескольких довольно известных в мировых финансовых кругах фирм, с которыми, по-видимому, в настоящий момент, велись дела.

— Европейский клиенты? — спросила я Тора, пока мы поднимались по лестнице.

— Да, с Ближнего Востока… Азии… сама сейчас увидишь, — с улыбкой отвечал он. — Мы приветствуем всякого, кто хочет избежать гнёта налогов и согласен играть по нашим правилам.

Наверху оказался длинный коридор с маленьким окошком в конце. По обеим сторонам коридора располагались двери, и мы вошли в первую комнату слева. Перл приблизилась к большому столу, на котором стояла лишь лампа, и взяла пачку бумаг. Рядом находились миниатюрный коммутатор последней модели и множество телефонов. Вместо обычного телеграфного аппарата с проводом и лентой Перл использовала школьную доску и кусок мела, которым уже успела нацарапать сегодняшние котировки валют, пока мы расставляли стулья и рассаживались.

— О'кей, друзья, — деловито начала она. — Мы занимаемся здесь обменом валюты, для вас это называется ФХ, и этот бизнес, как и всякий другой, имеет свой жаргон. Джорджиан, когда придут покупатели — ты наш закалённый профессиональный торговец. Первое, что должна будешь им объяснить, это как мы делаем деньги. Держись просто. Покажи наши расценки и посвяти в некоторые детали. Скажи, что каждое утро обзваниваешь все крупные банки, чтобы узнать мировые ставки, а потом устанавливаешь обменный курс нашей «локальной валюты» по отношению к «условной валюте», например, золотому крюгерранду.

— Что такое «условная валюта»? — осведомилась Джорджиан.

— Это, моя сладкая, выбранная нами валюта, с котировкой которой мы сравниваем котировки всех остальных, чтобы производить перерасчеты.

— Я эксплике, — вмешалась Лелия, подняв руку. — Видишь ли, шери, ты не можешь поменять доллары на франки, франки на марки, а марки на фунты стерлингов — это все будет делать слишком замешательство. Поэтому ты выбираешь один вид денег, как ценность относительно всех остальных.

— О'кей, — слегка растерянно пробормотала Джорджиан, и Перл продолжила:

— После того, как ты объяснишь им подробности установки среднего тарифа, расскажешь, как мы…

— Постой, — перебила Джорджиан, — как мы устанавливаем… э… средний тариф?

— Мы ставим его на несколько пунктов выше рыночного Я покажу тебе формулу, когда мы…

— А что такое пункты? — спросила Джорджиан уже в отчаянии.

— Это процентное выражение выгодного для нас курса… — начала было Перл с плохо сдерживаемым раздражением, а потом оглянулась на нас с Тором, вопросительно подняв брови, не уверенная, стоит ли продолжать.

— Почему бы не начать собственно с терминологии? — предложила я Перл. — Может, так будет легче.

— Неплохая идея, — одобрила Перл. — Известно, что каждая валюта имеет своё прозвище. Ты не найдёшь их ни в одной книге, это сленг, которым мы, торговцы, пользуемся при заключении сделок. Например, итальянская лира называется «спагетти», а британский фунт стерлингов — «кабель», французский франк — «Париж», а арабский реал — «сауди». Когда приступают к сделке, то начинают торговаться с самых маленьких величин, именуемых у нас ярдами. К примеру, один миллион лир будет у нас «ярд спагетти».

— Я не могу выучить весь этот жаргон за две недели, — вздохнув, созналась Джорджиан. — Я не в состоянии даже запомнить, что такое эти ваши «канаты».

— Кабели, — поправила её Перл, уже не в силах скрыть раздражение. — Но ведь очень важно в этом разобраться, я обязательно составлю для тебя список. Также необходимо, чтобы ты поняла, как осуществляется торговля. Послушай, в ФХ-бизнесе есть две установки для торга: с учётом нынешних котировок валюты и с учётом их возможных будущих котировок. Этим можно подстраховать себя от лишних потерь и спекуляций. — И она снова взялась за мел.

— Понимаешь ли, шери, — вкрадчиво вмешалась Лелия, — это действительно очень просто, когда ты сама подумаешь о том, что можешь предлагать цену, которую деньги имеют сегодня, или вместо этого ты можешь выбрать цену с учётом возможных котировок на завтра. Но есть разные пути к сделкам по продаже валюты и…

— Это невыносимо! — вскричала Джорджиан, не в силах усидеть на месте. — Даже мама понимает в этом больше меня!

— Несомненно, — подтвердила Перл. — Лелия, а как бы ты отнеслась к тому, чтобы заменить на торговом поприще свою дочь?

— О, я счастлива, счастлива делать такое важное дело! — ответила Лелия, зардевшись от признания её достоинств. — Но есть одна проблема, которую я боюсь, — мой английский. Мне кажется, что это слишком большое испытание даже для ваших ушей…

— Ерунда, моя сладкая, — заверила Перл, обнимая её за плечи. — Я натаскаю тебя так, что ты станешь классной специалисткой, а тогда уж говори хоть по-русски, все равно никто ничего не заметит.

Перл предложила нам отправиться по своим делам, чтобы всю вторую половину дня посвятить только интенсивной подготовке Лелии. Джорджиан с облегчением удалилась делать очередные снимки окрестностей, а мы с Тором пошли в замок на ленч, чтобы обсудить наши ближайшие планы, пока не настало время для очередных переговоров с Тавишем в Нью-Йорке.

Знаю, Лоренс — плут, — сказала я Тору. — Я обнаружила его записку с указаниями по поводу денег для «стоянки»: он планировал свою афёру ещё тогда, когда ты только задумывал свою. Если бы мне удалось доказать это раньше, чем он успел так много о нас разнюхать.

— По-моему, не стоит из-за этого психовать, — успокаивал меня Тор, поднимаясь на холм. — Не думаю, что кто-нибудь из нас и вправду отправится в тюрьму или хотя бы публично будет призван к ответу. Эти джентльмены не рискнут задеть нас, потому что это впоследствии привлечёт внимание к ним. Уверен, что, вынуждая подвластные им фирмы приобретать наши денежные «стоянки», они создавали убежище от налогов исключительно для своих личных капиталов. С учётом твоих данных мы имеем налицо не только нелегальное уклонение от уплаты налогов, но и использование своего служебного положения ради личного обогащения. Более того, банкирам, в том числе и Лоренсу, законом об ФХ-торговле запрещена косвенная конкуренция со своими собственными учреждениями. Так что им угрожает двойная опасность. Они, конечно, будут скрывать свою причастность к таким действиям, но тогда не смогут доказать и нашу причастность действиями, которые можно было бы расценить как воровство.

Это была правда. Хотя в Тресте депозитов имелось много фальшивок, проследить, как они туда попали или где исчезли подлинники, будет крайне трудно. Несмотря на то, что Лоренс перекупил займы Тора и завладел бумагами, служившими обеспечением займов, мы могли быть уверены, что он не заподозрил о существовании где-то за океаном дубликатов, ведь, в конце концов, облигации, лежавшие в европейских банках, были подлинные! И он согласен вернуть нам облигации, как только завладеет островом. У нас все оставалась возможность поступить подобным образом, пока не истёк срок отзыва облигаций.

Что касалось нас с Тавишем, то нам надо всего лишь стереть введённые в компьютер программы и уничтожить следы. За все время своей деятельности мы ни разу не прибегали к личным паролям и не переводили деньги на личные счета. Фактически от этого преступления никто из нас не имел выгоды. Да и практически невозможно было бы доказать, что именно мы приложили ко всему этому руки.

Итак, у нас ещё оставалась возможность более или менее изящно свернуть дело и не быть пойманными. Но мне этого было недостаточно. Я уже перестала трястись за собственную задницу, ведь угробила целых четыре месяца своей жизни и ни на шаг не приблизилась к той проклятой цели, которую мы с Тором поставили перед собой. Да, конечно, дела наши выглядели весьма мрачно, но это был ещё не конец. То, что мы пока промахнулись, вовсе не говорит о том, что наша цель недостижима.

Мы вошли в рощу цветущих апельсиновых деревьев, душистые лепестки цветов которых ковром устилали землю. Тор обломил веточку с ближайшего дерева и воткнул её мне в волосы. Обняв меня за плечи, он с наслаждением вдохнул аромат цветов, и мы продолжили путь.

В роще мы встретили группу мальчишек, носившихся между рядами деревьев. В руках у них были грубо вырезанные из дерева птицы, украшенные весенними цветами. Тор засмеялся и бросил им пригоршню мелочи. Мальчишки, весело щебеча слова благодарности, тотчас подобрали монеты и убежали.

— Это древняя средиземноморская традиция, — пояснил Тор. — Перед Пасхой мальчишки вырезают из дерева ласточек, раскрашивают их, убирают цветами и ходят с ними, выпрашивая монеты.

— Замечательный обычай, — согласилась я.

— Мне это напомнило детскую сказку о птичке в клетке. Птичка, как и ты, сидит в золочёной клетке, хотя предназначена для свободы и песен. Я часто думал об этом в последние месяцы. После того, что произошло между нами, новая разлука была для меня невыносима. Я жаждал услышать твой голос, каждый вечер рвался позвонить тебе, хотел просыпаться утром рядом с тобой. Но понимал, что любой подобный порыв с моей стороны был бы не правильно тобою истолкован…

— Что? — застыла я на месте, не сводя с него удивлённого взгляда, не веря своим ушам. И на меня напал истерический хохот. Тор тоже остановился и непонимающе посмотрел на меня. А я, не в силах остановиться, хохотала и хохотала до слез. Тор с каменным лицом молча выжидал, пока я приду в себя.

— Может, ты все же поделишься со мной своей радостью, если тебя это не затруднит, конечно, — раздражённо предложил он. — Вероятно, развеселило то, что я хотел тебя.

— Да дело не в этом, — с трудом подавляя новые приступы смеха и утирая слезы, возразила я. — Ты ничего не понял. Я была в ярости, когда ты неожиданно испарился. Мне хотелось позвать тебя, да ведь ты не сказал мне, как это сделать! Я была в полном отчаянии, гадала, где ты, что с тобой, почему не позвонил, не написал. А ты все это время старался осчастливить меня, предоставив полную свободу, как той маленькой птичке!

И тут до нас обоих дошло, в чем я только что призналась. У Тора в глазах мгновенно зажглось ставшее для меня уже привычным странное пламя, и лицо озарилось прежней улыбкой.

— Как странно, — заметил он, — что для двоих, чей разум способен слиться в одно могущественное целое и — не могу не напомнить — чьи тела так же божественно сливались друг с другом, — необходим переводчик, чтобы объяснить такую простую вещь, как чувство.

— Надеюсь, что это простое чувство ты сможешь понять и без переводчика, — улыбнулась я в ответ. — Я люблю тебя.

Тор замер на мгновение, а затем порывисто обнял меня и зарылся лицом в моих волосах.

— Наконец-то это случилось, — прошептал он.

Хотя мы с Тором наконец-то разобрались в наших романтических переживаниях, неумолимые обстоятельства вынуждали нас обратиться к боле практическим материям.

Дни уходили, приближая дату появления новых хозяев острова. И моё настроение менялось от неподдельной ярости (как назвала это Лелия, — венедетта импассионата) к праведному негодованию, затем к безрассудному отчаянию и в конце концов к безнадёжному крушению всех надежд, завершившемуся полным изнеможением. И, хотя я ежедневно советовалась с Тавишем и неустанно ломала голову над тем, как нам вырваться из цепких лап гнусного Вагабонд-клуба, ничего стоящего я так и не придумала.

При этом, во всех моих размышлениях главным соображением было то, что именно против этих людей мы заключили своё пари. Таких, как они, необходимо было разоблачить во что бы то ни стало, невзирая на связанный с этим риск.

К подобному типу дельцов относились те, кто когда-то выкинул Биби из его банка, для которого его учредители не пожалели последних, заработанных с кровью и потом грошей. Банк был создан людьми, верившими, что банкиры по роду своей деятельности обязаны будут держать слово, защищать пассивы и увеличивать активы, а не устраивать с помощью махинаций с чужими деньгами фальшивые займы для своих дружков и давать огромные взятки для сластолюбивых сенаторов. Таких деляг необходимо было ловить и выставлять для всеобщего обозрения в центре каждого города, где есть банк, вместо того, чтобы приглашать на обед в Белый Дом.

И, как это ни покажется странным, для меня по-прежнему самым наглым вызовом являлось процветание Вагабонд-клуба. Да и не только Вагабонд-клуба, к которому у меня имелись конкретные претензии, — нет, ко всем клубам подобного типа, существование которых никак не украшало наш мир. Они не заняты выполнением каких-либо услуг, не поставляли продукты, не обеспечивали хотя бы такие потребности, как совершенствование состоящих в нем членов с помощью обучения или предоставления им рекомендаций для продуктивной и значимой деятельности в обществе. Нет, эти люди объединились в своих частных клубах как раз потому, что уже считали себя самыми ценными членами общества и не желали допустить в свой круг кого-либо чужого.

Если бы целью создания Вагабонд-клуба было просто учреждение небольшого полумальчишеского товарищества, едва ли это вызвало чьё-то беспокойство. Но это так называемое братство давало возможность иметь вне стен клуба незаслуженные привилегии, и притом немалые. Последние три президента Всемирного банка, к примеру, были выбраны именно в стенах частных клубов, подобных Вагабонду. Выбор пал на них не потому, что они выделялись своей интеллигентностью, работоспособностью или высокой образованностью. Нет, они были избраны лишь потому, что являлись членами клуба!

Я прекрасно понимала, что настало время положить конец этой практике учреждать теневое правительство американской экономики, но цель была по-прежнему далека. И вот неотвратимо, как судьба, на нас надвигалась ночь, последняя ночь перед прибытием ваганбондцев. Я позвонила Тавишу, совсем не надеясь, что ему удалось раскопать какую-нибудь зацепку, с помощью которой я смогла бы разоблачить Лоренса. За две недели я дошла до такого отчаяния, что даже попросила его обзвонить своих банковских приятелей, чтобы в дружеской болтовне с ними попытаться выловить нашу «золотую рыбку».

Сегодня вечером его голос звучал особенно уныло, что вполне соответствовало моему настроению. Мы оба знали, что в десять часов утра, когда по расписанию прибудет с материка катер, все будет кончено. У нас не оставалось никакой возможности что-нибудь предпринять.

— Хоть положение наше безнадёжно, — сказал под конец Тавиш, — есть одна забавная информация, может, она немного тебя взбодрит. Я говорил с твоим секретарём (Павел всегда в курсе сплетён, что гуляют по нашему банку), ты не можешь представить себе, что приключилось с твоим прежним боссом Киви! Его забаллотировали на выборах в члены Вагабонд-клуба!

— Да неужели? — удивилась я. — И как только такое могло произойти?

— .Конечно, он мог не пройти во время секретного голосования за принятие его в клуб, — пояснил Тавиш. — Но до Павла дошли слухи, что Лоренс заранее расстроил голосование.

— Не может быть, — не поверила я. — Я точно знаю, что именно Лоренс был его единственным спонсором. Ты ведь не назовёшь его человеком, который меняет своё мнение перед, самым финишем?

— Точно так же думает и Киви, — сказал Тавиш. — Ты не представляешь, что он вытворяет. Павел сказал, что он несколько дней с утра до ночи просидел взаперти у себя в кабинете, напялив зеркальные очки и брызгая слюной от бешенства! И теперь уже никто не уверен в том, что останется ли он преемником Лоренса в Бэнкс. Меня очень утешило бы известие, что Карпа депортировали в Германию!

Мы ещё немного посмеялись и повесили трубки, при творившись, что наше настроение улучшилось, хотя ни он, ни я на самом деле не ощущали этого. Я пообещала Тавишу позвонить на следующий день и зачитать наш некролог, как только станет известно его содержание.

Над морем во всем великолепии поднималось солнце, освещая утро этого ужасного дня, заставляя волны сверкать так, что на ум невольно приходила известная притча про бисер, размётанный перед свиньями.

Катер со свиньями ещё не прибыл, и наши друзья отправились через гору им навстречу, причём лица у них были такие, как будто они шли на заклание. Мы с Перл не пошли с ними, чтобы не попадаться на глаза знакомым. В полном бессилии я разлеглась на залитом солнцем парапете, бездумно следя за полётом бабочки, порхавшей, словно кусочек серебристой фольги, над принесёнными Лели ей цветами.

В голове моей никак не укладывалось, что вот-вот наступит развязка. После всех наших трудов такая полная безоговорочная капитуляция казалась невозможной.

Не в силах вынести навалившееся на нас состояние абсолютной беспомощности и вынужденной необходимости покорного ожидания грядущих ударов судьбы, Перл отправилась в одиночестве купаться в горячий пруд.

А я продолжала наблюдать за бабочкой, которая бестолково кружила над парапетом, то и дело налетая на стену, беззаботно отдаваясь на волю воздушных потоков и совершенно не интересуясь цветами. Как странно, пришло мне на ум, что насекомые могут жить вот так, совершенно бесцельно, а люди почему-то не могут.

Взять хотя бы Лоренса. С самого начала я знала, что каждый его шаг был направлен для достижения определённой цели, хотя и не имела возможности доказать всю низость и незаконность его целей. Нежелание Лоренса впутывать в дело аудиторский совет объяснилось вынашиваемым им планом приобрести на банковские средства здешнюю «стоянку» для денег, а желание пропихнуть Киви в члены Вагабонд-клуба…

Все ещё неподвижно лёжа на парапете, я по-прежнему наблюдала за порхавшей перед моим носом бабочкой. Её утомительное бестолковое кружение вокруг одной точки — не могло ли быть просто тактикой уловок? Зачем Лоренсу надо было рекомендовать Киви в Вагабонд-клуб? Ведь если делец типа Лоренса покровительствует дельцу типа Киви, первый должен быть стопроцентно уверен, что никто не бросит чёрный шар в корзину второго. Нет никаких оснований, что это сам Лоренс забаллотировал Киви, но тогда почему он это сделал?

И тут меня внезапно осенило. Я же все время задавала себя не правильные вопросы. Я должна была допытываться не почему, а когда.

Когда Лоренс предложил Киви членство в Вагабонд-клубе? Ответ: тогда, когда начал работать мой круг избранных.

Когда Лоренс дал ход моему проекту, чтобы придать ему официальный статус? Ответ: когда Перл с Тавишем намекнули, что могут дойти или до Совета директоров, или до аудиторского совета.

Когда Киви заббаллотировали на приёме в Клуб? Ответ: когда я закончила работу и уехала в отпуск.

Последний вопрос: если целью всех вышеперечисленных действий Лореса была необходимость избавиться от меня как от главной помехи для его махинаций с банковской компьютерной системой, то когда наступает самое подходящее время для того, чтобы он начал действовать? Ответ: Теперь! Теперь!!!

Какой же я была слепой идиоткой! За всеми моими бедами с самого начала скрывался именно Лоренс! Лоренс, который зарубил мою самую первую разработку о системах безопасности, Лоренс, который лишил меня малейшего шанса сотрудничать с ФЭД, Лоренс, который старался спровадить меня на всю зиму во Франкфурт.

При этом Лоренсу удалось так замаскировать то, что он один владеет и управляет ситуацией, что даже бедняга Киви воспринял внушённые ему идеи как свои собственные и до сих пор не верит, что именно Лоренс, а не кто-то другой вышвырнул его из Клуба. Вот и получается, что Киви был выведен из игры, так как оказался полностью бесполезен, меня в Бэнкс уже нет, и Лоренс вот-вот объявится на острове. Стало быть, время его действий наступило. Как же я раньше не додумалась до этого?

Нужно поскорее добраться до телефона и ещё раз позвонить Тавишу. Я мигом вскочила и помчалась в замок. Времени, чтобы добежать до пруда и позвать Перл на помощь, не оставалось, а ведь я не имела ни малейшего понятия, есть ли в замке какая-нибудь одежда, которую можно использовать для маскировки.

Пришлось обследовать три или четыре комнаты, шаря по всем чемоданам, бочонкам и коробкам, до тех пор, пока я не обнаружила потрёпанный чёрный бурнус с капюшоном, под которым можно было спрятать причёску. Я быстро напялила его, а потом прихватила один из больших шёлковых носовых платков Тора и обвязала им нижнюю половину лица. Бросив беглый взгляд в зеркало, висевшее на стене, решила, что здорово смахиваю на францисканского монаха, надевшего хирургическую маску. Довершив свой маскарад парой кожаных сандалий, я подобрала полы бурнуса и, не желая тратить драгоценное время на более безопасный спуск по извилистой тропинке, побежала прямо по склону горы, рискуя сломать себе шею.

Мне пришлось мчаться не менее получаса. Наконец-то я увидела крыши крайних домишек поселения. Временами мой путь пролегал по самому краю нависших над водой крутых обрывов, так что к концу пути я изрядно запыхалась не столько от усталости, сколько от пережитого страха. Однако я не боялась сорваться вниз, боялась опоздать.

Приблизившись к бывшей корабельной мастерской, я нахлобучила на голову капюшон так, что из-под него выглядывали одни лишь глаза. Но стоило мне ткнуться в дверь, как навстречу вывалился малый вполне восточного вида, хотя и одетый по-европейски. От такой «удачи» душа соя ушла в пятки: этот «земляк» мог запросто раскусить мою маскировку.

— Аллах керим, — обратился он ко мне в некотором замешательстве.

— Бог подаст, — отвечала я, иными словами давая понять, чтобы этот попрошайка вымаливал милости у Аллаха, а не у меня. Да, надо будет серьёзно поговорить с Джорджиан по поводу состояния гардероба. С другой стороны, может, это хотя бы на время сослужит мне службу.

Путаясь в полах бурнуса, я взлетела вверх по лестнице, к комнате с телефоном. Распахнув дверь, я ворвалась внутрь… и застыла как вкопанная.

Лелия замерла возле доски с мелком в руках, а перед нею, словно послушные школьники, сидели Тор, Джорджиан и кто-то из членов Вагабонд-клуба.

Лелия изумлённо уставилась на меня, слушавшие её джентльмены стали оборачиваться, чтобы выяснить причину такого шума, а сидевший всего в дюйме от меня в заднем ряду Лоренс поднялся со стула. Я тут же развернулась и метнулась к двери, пытаясь поскорее захлопнуть её за собой. Однако Тор оказался ещё проворнее. Как только он увидел меня, в три коротких прыжка пересёк комнату, вытолкнул меня в коридор и захлопнул за нами дверь.

— Какого черта ты здесь крутишься? — горячо зашептал он. — Ты что, рехнулась? А если тебя узнают?

— …безнадёжный… телефон… пропыхтела я, сражаясь со складками капюшона и «паранджи».

— Да что у тебя во рту — яблоки? — нетерпеливо переспросил Тор, сдёрнув с меня капюшон. С недоумением он уставился на свой носовой платок, а потом улыбнулся, приподнял моё лицо за подбородок и принялся поворачивать, любуясь моей физиономией под «вуалью». — Как очаровательно, — пришёл он к выводу, все ещё улыбаясь. — Мне нравится твой новый облик. Вот если бы на тебе ничего больше не было, кроме этого носового платка…

И в этот момент неплотно прикрытая дверь распахнулась. Лелия опять застыла с мелком в руке, Джорджиан поморщилась от безвкусно выбранного мною наряда, тогда как остальная публика уставилась на меня в полном недоумении. Тор все ещё сжимал мою руку, другой держал меня за подбородок и растерянно улыбался перед ошеломлённой аудиторией.

— Прошу прощения, — начал он, откашлявшись. — Джентльмены, позвольте представить вам мадам Рахаджи, жену одного из наших крупнейших клиентов из Кувейта. Она пришла, чтобы ей указали комнату, где можно было бы подождать, пока её супруг занят делами. Вы позволите мне покинуть вас на некоторое время?..