Авантюристка

— Все новые прессы снабжены автоматическими цветосмесителями. Они пригодны только для выпуска ширпотреба. Но для такого художника, как вы, мне кажется, нужен пресс старой конструкции, чтобы все контролировать руками. На нем вы сможете составлять цвета совершенных оттенков и филигранные детали ваших гравюр.

— Где бы мне найти такой пресс? — спросила Джорджиан.

— У меня есть один, и я мог бы дать вам его на время или даже продать, мисс Хейер. Он старый, но в прекрасном состоянии и совершенно исправен. Как вы будете добираться домой? Мы, наверное, смогли бы дотащить его до мостовой и погрузить в самое большое такси.

Телефон разрывался от звона, и Лелии пришлось перевернуть гору подушек на диване, чтобы его найти. Наконец, сняв трубку, она ответила.

— Алло! Алло! — закричала она. А потом, через минуту, сказала:

— Ох, нет! Ох, мерд! Уи, он здесь. Да, я сейчас же его отправлю к тебе. Но ты — комплетман фу, моя шери.

— Не могу понять, — сказал Тор, выходя из кухни, руки его были в тесте, — почему у тебя изюм такой мягкий, когда ты помещаешь его в штрудель между двумя слоями теста… А что случилось?

Лелия стояла перед ним с вытянутым лицом.

— Это Зорзион, — сказала она, со вздохом кладя трубку на рычаг. — Ты должен поехать и доставить её сюда.

— Где её носит? — возмутился он, вытирая руки о полотенце, завязанное вокруг талии. — Уже почти пять часов, и она должна была вернуться после полудня.

— Уи. Она ждёт тебя у парома.

— Почему бы ей не добраться сюда на метро? — спросил он.

— Она ждёт у парома на той стороне пролива, — уточнила Лелия.

— Так почему она не сядет на паром, а потом в метро?

— Потому что, мон шер ами, не нашлось никого, кто помог бы ей погрузиться и сойти с парома с её печатным прессом.

КОМПАНЬОНЫ

Деньги не растут сами по себе.

Аристотель

Пятница, 4 декабря

Я не видела ни Джорджиан, ни Тора на протяжении всей недели. Они держали развёрнутую ими деятельность в строгой секретности, правда, заверили меня в том, что мы непременно встретимся вечером в пятницу, на прощальном обеде перед моим отлётом в Сан-Франциско. А тем временем мне предстояло заняться собственными делами.

Нью-Йорк не страдал от недостатка банков, а мой секретарь Павел, коньком которого были междугородные звонки, скрупулёзно обзвонил все эти заведения, обеспечив мне зелёный свет по всему маршруту. Правда, мои посещения здешних служб безопасности имели целью лишь закамуфлировать необходимость повидаться с Тором, который отныне стал моим соперником в заключённом пари. Он больше не являлся моим советчиком, правила игры изменились, как изменились и её ставки. Но раз уж я попала в Нью-Йорк, не лишним было поинтересоваться работой здешних коллег.

Посещение мистера Пикока из «Юнайтед траст» стояло одним из последних в моем списке, но у него не нашлось ничего нового, что бы он мог мне рассказать, так что пришлось терпеливо выслушивать его болтовню за ленчем. Мне многое нужно было обдумать в одиночестве. Однако, когда я обратилась к последнему пункту своего маршрута, меня ожидал сюрприз.

В Нью-Йорке проживают сотни тысяч человек, которых зовут Гаррисами, и, можете представить моё удивление, когда Гаррис, заведовавший службой безопасности в Сити-Бэнкс, оказался одним из моих старинных знакомцев!

Десять лет назад, когда я виделась с ним в последний раз, это был тощий человек, весь обсыпанный пеплом от сигарет, он никогда не причёсывал волосы и носил рубахи навыпуск. Время и достаток хорошо поработали над его внешним видом.

Когда он поднялся мне навстречу из-за своего рабочего стола розового дерева, на котором красовалась коллекция диковинных заморских трубок, в глаза бросились его аккуратно подстриженные серебристые виски, кашемировый блейзер и идеально завязанный репсовый галстук.

— Гаррис! — вскричала я, очутившись в его горячих объятиях. — Как тебе удалось попасть на работу сюда? Ведь на прошлой неделе, когда я говорила с Чарльзом, ты был там, в центре информации…

Гаррис прижал палец к губам и предостерегающе взглянул на окошко в своей двери.

— Не дай Бог, если там что-то перехватят, — сказал он. — За мной следят в четыре глаза. Какие у тебя планы на время ленча? Давай-ка куда-нибудь пойдём и поболтаем.

Гаррис подхватил своё пальто из верблюжьей шерсти, накинул на шею шёлковый шарф с бахромой, и мы направились во «Времена года» — ту самую забегаловку, в которой когда-то часто бывали.

Покончив с ленчем, на такси мы доехали до дома, где размещался Научный информационный центр, в котором ничего не изменилось за последние десять лет. Только стены закоптились, словно здесь бушевал пожар. Оголённые медные провода, оплетавшие сердце Чарльза, наверное, совсем позеленели от миазмов, долетавших сюда с «Куинс фактори», если они по-прежнему держат форточку открытой, чтобы охладить ему мозги, как они выражались.

Парочка под именем «Бобсей Твинс», как и все англичане, обращались друг к другу по именам, что затрудняло общение с ними, так как звали их одинаково. Чтобы не возникало недоразумений, они, как истинные технари, разрешили проблему путём нумерации: Гаррис Первичный и Гаррис Вторичный.

Когда мы вошли в информцентр, Гаррис Первичный стоял к нам спиной у своей машины, а у неё все куда-то двигалось и ехало, судя по всему, она складывала и запечатывала конверты. Стоял невообразимый грохот.

Само помещение казалось более чистым, чем прежде. И в его центре возвышался мистер Чарльз, ухоженный и счастливый, бока его лоснились от свежей небесно-голубой краски, а на верхней консоли красовалась бейсбольная кепка команды «Бруклин Доджерс».

— Чтоб я пропал, да ведь это Верити Бэнкс! — взревел Гаррис Первичный, когда, обернувшись, заметил наше присутствие. — Чарльз, малыш, взгляни-ка, твоя мама пришла!

— Выключи этот дьявольский грохот! — прокричал Гаррис Вторичный. — Я даже своих мыслей в мозгу не слышу!

Гаррис Первичный выключил изготавливавшую конверты машину и, сияя, подошёл к нам. Он тоже выглядел на удивление прилично в своём твидовом пиджаке с кожаными нашивками на локтях и вязаном шерстяном свитере. Отрастил себе окладистую бороду, и каждый дюйм его фигуры излучал респектабельность.

— Вы оба отлично смотритесь, — заметил я. — Судя по всему, дела идут неплохо, и вы умудрились натащить сюда ещё больше металлолома, чем прежде.

— Дело в том, что мы занялись в некотором роде почтовым бизнесом, — пустился в объяснения Гаррис Вторичный. — Чарльз — президент нашей компании, а мы — вице-президенты. В этих помещениях за долгие годы скопилась куча устаревшего ненужного оборудования. И мы подыхали от бесконечной тоски, просиживая ночи напролёт, поэтому Гаррис Вторичный устроился днём работать в Бэнкс. А потом сообразили, что можем использовать и это место, даже если один из нас прирабатывает на стороне. Подойдя к делу творчески, мы сумели открыть бизнес. И за последние годы так сработались, что стали как бы единым целым.

— Звучит неплохо, хотя и несколько противозаконно, — заметила я. — Ведь, как бы то ни было, вы не владельцы этого информационного центра.

— Да ведь и ты пользовалась Чарльзом в своих интересах все десять лет, — напомнил Гаррис Первичный. — Мы читали твои вводные и помним, что, не спаси ты ему когда-то жизнь, мы не смогли бы добиться того, что имеем сейчас. Существование Чарльза само по себе натолкнуло нас на мысль о необходимости стать его антрепренёрами.

Пока шёл наш разговор, я пролистала бумаги, накопившиеся в корзине возле принтера.

— А это что за галиматья? — спросила я.

— Это перечень почтовых отправлений, которые мы делаем для одного крупнейшего клиента, — пояснил Гаррис Вторичный, — для консорциума университетов Вое-. точного побережья. Они собрали в кучу все списки своих выпускников, чтобы выбрать самые сливки — тех, кто побогаче, и разослать им специально сочинённые просьбы о денежных пожертвованиях.

— Эти данные мы дополнили, — вмешался Гаррис Первичный, — почерпнув информацию из Дана и Бред-стрита, авторов «Социального регистра», а также из некоторых других источников об их участии в различны компаниях, предприятиях, о владении. недвижимостью и так далее. Если бы мы сейчас захотели продать этот список, то смогли бы заработать на нем не меньше полумиллиона.

Я изучила список повнимательнее. Он включал не только имя, ранг, серийный номер, но и количество членов семьи, их политические амбиции, деловые связи, членство в клубах, а также имевшуюся в их распоряжении собственность и свободные от налогов взносы в различные организации. Этот список мог бы принести Бобсей Твинс полмиллиона, но мне он, несомненно, принесёт намного большие деньги.

Я улыбнулась — мистер Чарльз приходит мне на выручку снова. Вернувшись в Сан-Франциско, надо будет распределить мои тысячи по различным фиктивным счетам, не так ли? На этих счетах похищенные мною деньги будут находиться до тех пор, пока я их во что-нибудь не вложу. Вряд ли я сама смогла бы подобрать более необходимые для этого имена, чем те, которые уже значились в лежавшем передо мною списке. И теперь мне не нужно было выдумывать номера их страховых полисов или данные о кредитоспособности: все это было здесь обозначено аккуратнейшим образом.

В этом списке была ещё одна весьма привлекательная деталь: многие среди обозначенных в нем толстосумов являлись к тому же и членами Вагабонд-клуба! Что ж, может быть, на свете и существует высшая справедливость.

Я легкомысленно насвистывала всю дорогу до отеля. Пятая авеню сияла огнями, словно рождественская ёлка. Воздух был наполнен зимним ароматом, и прохожие торопливо сновали по сверкавшим заснеженным мостовым. Стемнело, когда я вошла в зеркальные двери «Черри-отеля».

Зайдя в номер, чтобы переодеться к обеду, я заметила горящую красную лампочку на телефоне и позвонила портье узнать, не было ли для меня сообщений. Мне ответили, что было два звонка из Сан-Франциско: один от Перл, а второй от Тавиша. Взглянув на ручные часы, поняла, что в Калифорнии половина пятого — не так поздно, чтобы позвонить в банк.

Я решила принять сначала душ. Позвонив вниз и заказав бутылку черри в номер, отправилась заниматься своим туалетом. Когда через пятнадцать минут я вышла из ванной, обмотав влажные волосы полотенцем, то обнаружила в гостиной поднос с бутылкой и бокалами. Налив себе черри, я занялась телефоном.

— Мисс Лоррейн не отвечает по этому телефону, — сообщила мне секретарь банка. — Теперь она работает у мистера Карпа. Пожалуйста, не кладите трубку, я соединю вас.

Через минуту Перл была на линии.

— Хелло, милая, — поздоровалась она. — Хорошо, что ты перезвонила. Мне кажется, я должна ввести тебя в курс происходящих событий. Наш дружище Карп и твой босс Киви замышляют какие-то пакости в твоё отсутствие. Мой офис расположен рядом с офисом Карпа, если только предоставленную мне дыру можно назвать офисом, и через стенку я слышу все их переговоры с Киви. По-моему, тебя ожидает заокеанский вояж в ближайшем будущем.

— Что ты имеешь в виду? Они подводят под меня мину?

— Намного хуже, моя сладкая, — мрачно сказала она. — Каким-то образом им удалось пронюхать, что твой маленький избранный круг с особо пристальным вниманием изучает именно их отделы. Поэтому они решили перевести тебя во франкфуртский филиал до конца зимы, прелестное место, особенно в это время года. Если их не остановить, они преспокойно угробят твой проект, запросто избавятся от меня, после чего Карп сможет вить из Тавиша верёвки. Кстати, они имели в виду Франкфурт в Германии, а не в штате Кентукки — и вовсе не имели и виду перевод с повышением по службе!

— Это дворцовый заговор, — согласилась я. — Ну что ж, завтра утром буду дома, и мы обсудим все подробнее, если ты сможешь подвезти меня из аэропорта. Прихвати, пожалуйста, с собою Тавиша, мне надо будет поделиться с вами кое-какими новостями.

— Кстати, раз уж мы с тобою наедине, позволь спросить: как твои дела в Манхэттене?

— Провела все это время, отражая бешеные попытки «потрахаться», я ответила на твой вопрос? Ты это имела в виду? — резко отвечала я.

— Да брось ты, — со вздохом ответила Перл.

— Благодарю за мудрый совет, — сказала я и повесила трубку.

«Тавиша, вероятно, нет на месте», — подумала я, набрав другой номер и слушая длинные гудки в трубке. Наконец кто-то ответил, и я могла слышать скрип роликов по полу и гул от установок искусственного климата, пока Тавиша позвали к телефону.

— Где ты был — в операторской? — спросила я. — Ты можешь со мною говорить?

— Вообще-то ты позвонила не в подходящий момент, — отвечал он. — Но хочу сказать, что ты сама знаешь, кто проявляет особенный интерес к нашей работе. Он требует отчёта каждый день — чуть ли не по часам.

— Ты говоришь о Киви, — сказала я. — И что ты ему рассказал?

— Но ведь я работаю на тебя, а не на него, — заметил Тавиш. — Хотя он имеет большое влияние на всех остальных членов круга, рад тебе сказать, что среди них не нашлось пока предателя. Но, думаю, что это вопрос времени: рано или поздно он сумеет все взять под контроль, поскольку движется к этому, хотя и медленно, но упорно. Когда ты собираешься вернуться?

— Завтра. Перл Лоррейн обещала подвезти меня из аэропорта: ты бы не мог подъехать вместе с нею?

— Отлично. А я и не знал, что вы так хорошо знакомы. Кстати, мы с ней предприняли здесь кое-какие шаги, чтобы хоть что-то сохранить в твоё отсутствие…

— Я только что переговорила с Перл. Ты мне скажи: вам удалось пробраться хотя бы в один файл?

— Нет, хотя мы усердно трудимся над этим, — отвечал Тавиш. — Возможно, к завтрашнему утру у нас уже будут какие-то результаты.

Меня разочаровало известие о том, что Тавиш не смог подобрать ключевые шифры или хотя бы проникнуть в файлы с обычными счетами. Пока не будет в них доступа, я не смогу даже определить номера счётов, открытых для тех важных персон, которые значились в списке Бобсеев Твинс.

А с другой стороны, может, это и к лучшему. Если бы кругу избранных уже удалось разобраться с файлами или кодами, об этом мог пронюхать Киви и, конечно, донёс бы до начальства. И тогда бы он присвоил себе свою славу, а меня отстранил от «решения проблемы».

Теперь ясно, что с моей стороны было ошибкой запускать в работу круг избранных в своё отсутствие и ещё более безрассудно предоставлять Тавишу действовать в вслепую. Чтобы рассчитывать на его реальную помощь, я должна была посвятить его в свои планы.

И все же самая большая моя ошибка — то, что я оставила без присмотра Киви, пусть всего на неделю. Если ему удастся вытурить меня в Германию, мои планы рухнут, а пари окажется проигранным, ещё до того, как я смогу начать действовать. Какое счастье, что завтра я уже вернусь. Возможно, у меня ещё останется время для быстрого манёвра.

Я привела себя в порядок, причесалась, надела вечернее платье и спустилась на Пятую авеню в поисках такси, которое доставило бы меня к Лелии. Надо же мне в конце концов узнать, как продвигается вторая часть нашего пари.

В связи с приближавшимся Рождеством в холле дома, где жила Лелия, возвышалось гигантских размеров дерево из розовой фольги, на ветках которого ослепительно сияли гирлянды. Наверное, приблизительно так выглядели воплощённые в явь сны Марии Магдалины — до её встречи со Спасителем.

— Шампанское специально для гостей, — сказал лифтёр Фрэнсис, протягивая мне пластиковый бокал.

В передней у Лелии меня встретила горничная, коротко стриженная розовощёкая деваха, протянувшая мне бокал, до краёв наполненный пуншем. Я допила шампанское, прихватила немного печенья с серебряного подноса и направилась в апартаменты. Дверь в Алую комнату посредине зеркального коридора была полуоткрыта.

— Обед подадут всего через полчаса, — заметил Тор, как только увидел, что я тащу горсть печенья.

— Пусть себе кушает! Ей надо поправиться! — воскликнула Лелия.

Она раскинулась в уютном обитом алым шёлком кресле, поставив ноги на мягкую кожаную оттоманку. Около неё стоял Тор в бархатном смокинге с кружевной манишкой персикового цвета, в руках у него был бокал с грогом. Его кудри отливали медью в отблесках пламени от камина. Он выглядел так, словно явился к нам из прошлого века. Не иначе как Лелия успела приложить руку к его нынешнему облику.

Лелия выглядела ослепительнее, чем обычно, на фоне стоявшего за креслом пышного рождественского дерева, чьи ветви украшали атласные банты и восковые свечи. На ней был кафтан из темно-красной парчи, удивительным образом подчёркивавший красоту ожерелья из двух рядов ярко-жёлтых бриллиантов. Обычно весьма всклокоченные волосы были зачёсаны назад, чтобы открыть взору украшавшие её уши серьги — огромные чёрные алмазы в обрамлении небольших огранённых бриллиантов, — свисавшие чуть не до плеч. Когда я наклонилась поцеловать её, то уловила запах ванили и гвоздики.

— Вы оба просто великолепны, — сказала я. — А где Джорджиан?

— Она готовит тебе сюрприз, — сообщила Лелия. — Надеется очень, что, когда увидишь её работу, ты удивишься.

И, надув губы, она неодобрительно окинула меня взором.

— Дорогая, снова ты в чёрном — но почему? Здесь никто не умер, и тебе нет нужды рядиться в траур. Когда я была в твоём возрасте, молодые люди, встречаясь со мною на Елисейских полях, застывали от восхищения. Они преподносили мне цветы, целовали руки и сохли от тоски, если я забывала поприветствовать их.

— Времена меняются, Лелия, — возразила я. — '. И теперь дамам одних цветов мало.

— Что ещё может быть лучше? — удивлённо приподняла она брови. — Ты просто ничего не понимаешь. В твоей жизни наверняка есть огромная макю, которая заставляет говорить тебя подобным образом.

— Ради Бога, что это такое — макю? — с улыбкой переспросил Тор.

— Кель сафройд, — подхватила Лелия. — Она всегда была тре дифисель, эта особа.

— Совершенно с вами согласен, — подтвердил Тор. — Она действительно тре дифисель и на французском, и на английском, и на любом другом языке. Вы же видите, она носит чёрный цвет не оттого, что грустит по ком-то. Просто чёрный цвет ассоциируется с властью, а именно власти она жаждет.

— Что есть власть? Обаяние — это главное, — воскликнула Лелия. — Вы, к примеру, обаятельный мужчина, тре джен…

— С прекрасными манерами, обходительный, — подхватила я, ехидно улыбнувшись Тору.

— У этого обаятельного мужчины лишь одна мысль, — распространялась Лелия, — он хочет делать любовь с тобой. Но ты не настолько дура, что не видишь этого!

Тор уже не улыбался.

— Вот как? — холодно осведомился он у Лелии. — Чересчур смелый вывод насчёт моего интереса к облачённым в чёрное заумным занудам. И не так они привлекательны, как можно предположить. Пожалуй, лучше пойду посмотрю, не надо ли помочь Джорджиан. — И он удалился, не удостоив меня даже взглядом.

— Лелия, ты смутила доктора Тора, — укоризненно сказала я. — Ваша заокеанская мудрость часто приводит к конфузу.

— А я говорю, что он любит тебя, — задохнувшись от возмущения, прошипела Лелия. — Ты можешь обзывать меня старой, выжившей из ума дурой, но часто именно ла фоль удостаивается чести во всеуслышание сказать слово правды. Я сумела помочь Моне победить слепоту — я могла видеть цветы для него, — но нельзя помочь победить слепоту, которая идёт из сердца.

В этот момент появилась Джорджиан в полупрозрачном, не длиннее мужской рубахи платье, расшитом розовыми блёстками, сверкавшими при каждом движении.

— Тор отправился в Павлинью комнату, — провозгласила она. — Идёмте же и мы, идёмте! Все уже готово.

В Павлиньей комнате, в самом центре, на разостланном на полу брезенте гордо возвышался печатный пресс. Рядом стояли столы с коробками, набитыми всяческими принадлежностями для печати. На знакомых мне по прошлому посещению стояках арматуры были смонтированы внушительных размеров фотоувеличитель и камера, объективы которых в данный момент были опущены на поверхность просторного стола.

Джорджиан застыла перед всем этим и, словно ребёнок, широко распахнутыми глазами любовалась на чудо фотографического гения.

Вокруг этой аппаратуры, что-то подкручивая и подвинчивая, поднимая и опуская разные части механизмов, с невообразимым шумом суетился Тор. Когда мы вошли, он не обратил на нас внимания.

Я гадала, что же удалось Лелии разнюхать о сути нашего спора. Она стояла, вся превратившись в слух, у меня за спиной, в дверном проёме.

— Разве это не удивительно? — спросила Джорджиан, не в силах сдержать свой восторг.

— По крайней мере впечатляет, — согласилась я. — А зачем вам этот металлолом?

— Мы собираемся делать ценные бумаги, — сказал Тор, продолжая возиться с прессом, — как я тебе и говорил ранее.

— Ты мне никогда об этом не говорил, — возразила я. — Мне казалось, что ты собирался ограбить Трест депозитов, чтобы доказать, с какой лёгкостью это можно проделать.

— Не Совсем так, — отвечал Тор, наконец оторвавшись от своих механизмов и глядя на меня со своей неотразимой улыбкой, — Я не вижу смысла в похищении ценных бумаг. В этом нет необходимости, если можно устроить так, чтобы вначале они попали в этот самый трест. Ну подумай, зачем бы мне понадобился фотограф, если я замышлял простое ограбление?

До меня наконец дошло. Они изготовят копии акций и облигаций — придержав у себя настоящие — и отправят на хранение в трест фальшивки. Как я не додумалась до этого раньше? Но и теперь не поздно, на мой взгляд, выяснить ряд вопросов.

— Если ты не собираешься проникнуть в хранилище ценных бумаг, как ты подменишь настоящие акции фальшивыми? — удивилась я. — По-моему, тебе надо было бы их подменить до того, как они отправятся в трест.

— Прелестно, — улыбнулся Тор.

— Позволь мне объяснить, — перебила его Джорджиан.

Взяв со стола документ, она протянула его мне. Я увидела голубую кайму и плотный рифлёный текст, проведя пальцами по нему, ощутила неровную, проработанную поверхность.

— Тор раздобыл образцы облигаций, больше всего проданных за последний месяц, — сказала она. — Они-то и составляют основную массу ценных бумаг, которые будут в ближайшее время отправлены в Трест депозитов. Копии со всех образцов облигаций мы размножили, — вот образец, — она указала на документ у меня в руках.

— Так это ты напечатала? — удивилась я, а когда она с гордостью кивнула, спросила:

— Но ведь все ценные бумаги имеют серийные номера?

— Не только, но много и других хитростей, — согласился Тор. — Мы не можем предположить, сколько степеней защиты будет у каждой облигации, пока она не попадёт к нам в руки. Но когда она будет отослана в Трест депозитов брокерской конторой или банком, мы её уже не увидим.

— У нас остаётся очень мало времени, чтобы вписать на каждую облигацию её серийный номер, — добавила Джорджиан. — Единственное ограничивающее нас обстоятельство — время высыхания чернил. Нужен быстро сохнущий чернильный растворитель и медленно сохнущая чернильная краска, чтобы получить безупречную подделку.

— Но та, которую ты мне показала, выглядит очень даже неплохо, — призналась я. — А есть у вас какой-нибудь эксперт, к которому можно обратиться за консультацией?

— Нет, разве что ты любезно позвонишь в госдепартамент и поинтересуешься их мнением, — сухо заметил Тор, прислонившись к стене со скрещёнными на груди руками.

У меня в голове роилась масса вопросов, но о чем бы я ни спросила эту парочку, по их словам, все выходило легко и просто.

— И как же вы собираетесь наложить руки на все эти ценные бумаги — ограбить инкассатора? — поинтересовалась я. — А водяные знаки? Ведь ими снабжены все ценные бумаги — даже денежные купюры самого маленького достоинства…

— Ах, ну должны же мы сохранить хотя бы некоторые секреты! — с улыбкой прервал меня Тор. — Как-никак ты наш соперник!

— Это точно! — подтвердила Джорджиан. — Мы начинаем состязание! И отныне уста наши запечатаны.

— Мне кажется, вы преждевременно отказались от моей помощи, — возразила я, внезапно почувствовав себя очень одинокой и всеми брошенной. — Я все же банкир.

Держу пари, например, вы не продумали опасность регистрации.

— Какой ещё регистрации? — потребовала немедленных разъяснений Джорджиан.

— Когда кто-то приобретает акции, на них печатают имя покупателя, даже если они приобретаются блоком через какую-то компанию, в наименовании компании должно быть зашифровано имя владельцев акции. Тор в курсе этих вещей, он сам мне про них рассказывал.

— Это правда? — грозно спросила Джорджиан.

— Абсолютная, — согласился Тор с загадочной улыбкой, — и именно поэтому мы не собираемся подделывать акции, моя маленькая взъерошенная синичка. Вместо этого будем фабриковать облигации на предъявителя. Облигации на предъявителя — чистое золото, моя милая!

С самого начала нашей беседы Лелия тихо удалилась и не показывалась до тех пор, пока не пришла горничная и не сообщила, что уже накрывают на стол. И мы втроём направились по коридору.

— Насколько посвящена во все дела Лелия? — спросила я у Джорджиан.

— Ты же знаешь мою маму, от неё невозможно ничего удержать в секрете. Она так и рвётся всем и во всем помогать. Однако я не уверена, поняла ли она, что наша затея — не игра. Ведь мы действительно занимаемся противозаконными делами, какими бы чистыми ни были наши побуждения. Если нас схватят до того, как мы успеем вернуть на место деньги, то угодим в тюрьму!

— И это главная причина, чтобы держать Лелию от всего этого подальше, — продолжала настаивать я. — Ты же знаешь — это не для неё.

Тор плёлся за нами, внимательно разглядывая каждую из множества картин, висевших на простенках между зеркальными дверями.

— И знаешь, я бы и тебе не советовала увязать в этом по самые уши, — добавила я. — Честно говоря, хотя именно я выдала в своё время идею этой авантюры, мне кажется, что все зашло слишком далеко. А тут ещё Тор вмешался и превратил все в какой-то балаган. Он обожает проделывать это со мною, поэтому я избегала его все эти годы.

— Хочешь знать моё мнение, — сказала Джорджиан, — он — самое лучшее, что у тебя было в жизни. Ты не предприняла ничего, даже отдалённо напоминавшего приключения, на протяжении этого времени.

— Ты же не видела меня десять лет, — возразила я. — Откуда ты знаешь, что было со мной?

А про себя подумала, что она, пожалуй, права. Если бы не вмешался Тор, вряд ли бы я отважилась воплотить в жизнь свой безрассудный план. И это меня беспокоило.

Тор нагнал нас уже возле самых дверей в столовую, но Лелии мы там не обнаружили. Роскошный, чёрного дерева стол был навощён до блеска, и в его поверхности отражались чудесные нарциссы и остролист, оживлявшие обстановку. На нем двумя рядами выстроились канделябры с множеством свечей в каждом, и на концах стола красовались серебряные ведёрки с погруженным в них шампанским. Сияние свечей околдовывало: мы почувствовали аромат Рождества.

Когда мы рассаживались по местам, в столовую ворвалась Лелия.

— Я сделала решение! — выпалила она в восторге. С заговорщической улыбкой она протянула спрятанный у неё за спиной большой, в форме револьвера, фен для сушки волос. Мы уставились на неё в немом изумлении.

— Мама, ты — гений! — наконец вскричала Джорджиан. — Я сама должна была до этого додуматься!

— Это было так же гладко, как волосы на твоей голове, — самодовольно подтвердила Лелия. — Я сделаю для него маленькую подставку, чтобы он стоял, пока ты будешь сушить свои бумаги для большого преступления. Тогда я стану важной или нет?

— Тогда ты станешь важной, да, — подтвердил Тор, горячо её обняв.

Как всегда на обеде у Лелии, все было очень вкусно: холодный морковный салат, заливное с мелкими овощами и чёрными трюфелями в прозрачном желе, печёный фазан в крыжовниковом соусе и с каштановым пюре;

Когда мы уже не в состоянии были съесть ни кусочка, подали десерт и кофе.

Лелия передала Тору коробку сигар, оставив себе одну, обрезала её концы и прикурила от свечки. Тор, насладившись первой затяжкой, настроился на разговор. Лелия заботливо пододвинула к нему бутылку коньяку.

— Ты знаешь, — сказал Тор, обращаясь ко мне, — я размышлял над проблемой с депозитами долгие годы. Но если бы ты не выскочила с этой своей скандальной идеей, я бы, наверное, так и не осуществил свои планы на практике.

— Не думаю, что тебе требовалось моё вмешательство или наше пари, — возразила я. — Ты смог бы привлечь их внимание, если бы просто похитил несколько миллионов долларов, а потом переслал их обратно.

— Пожалуй, можно было ограничиться меньшей суммой, чем миллиард, чтобы доказать правоту моего взгляда на состояние дел с ценными бумагами, — согласился он. — Но мне хотелось бы преподать, кроме того, ещё один жизненно важный урок. Вот почему я и счёл необходимым наше с тобою пари. Я столкнулся с проявлениями беспардонной коррупции и алчности в мировых финансовых кругах. Люди доверяют банкам хранение своих денег, а они и некоторые инвесторы начинают распоряжаться ими, как своими собственными, вкладывая их в сомнительные предприятия, пускают в оборот, не считаясь со степенью риска. Ими движет жажда наживы. И в один прекрасный день эта безумная рулетка может подорвать устои цивилизации.

— Понятно, — ехидно улыбнулась я. — Ты решил стать рыцарем-крестоносцем, который стоит на защите интересов мировой экономики.

Но в душе я понимала, что Тор был прав: что-то надо было предпринимать, причём срочно. Банки занимались махинациями, практически не осталось ни одного порядочного или хотя бы компетентного директора. В моем собственном Бэнкс постоянно случались «ошибки» — от невольной некомпетентности до откровенных наглых хищений, и никто не бил тревогу, никто не пытался схватить преступников за руку. Даже тупое упрямство Киви в отношении службы безопасности было просто детской шалостью по сравнению со всем остальным.

— Объясни мне, — попросила я, — как наше маленькое пари может стать событием мирового значения?

— Хочешь верь, хочешь не верь, но именно оно станет таковым, — заверил он, попивая коньяк. — То, как я собираюсь вложить наши деньги, должно произвести определённый эффект. Позже я все объясню в деталях.