Оно действительно оказалось большим – больше пяти сотен дворов. Семь главных улиц шли параллельно друг другу, вливаясь в неказистую тропинку, окольцовывающую село полностью. Вот по ней-то я и пошла.
      Заиндевевшая трава шуршала под ногами, под плащик опять забирался жгучий холодный ветер. Простыла я окончательно и бесповоротно, нос уже хлюпал, в горле першило, да и до кашля совсем немного осталось. Это ж надо было так влипнуть! Да еще так не вовремя!
      Увлекшись жалобами на свою несчастную судьбу, я заметила идущего мне навстречу человека, только когда мы почти столкнулись:
      – Ой! – воскликнул он, наткнувшись на что-то невидимое в темноте.
      – Ой! – подтвердила я, прекрасно его видевшая, но все-таки зажгла по привычке «светлячка».
      – А! – обрадовался он. – Добрый вечер, госпожа ведьма! А я-то думаю, кто там такой незнакомый по селу шастает – выйти бы да шугануть, что ли. Я староста Верхотты, ежели не знали.
      – Добрый вечер, – искренне улыбнулась я: от мужика веяло неподдельным добродушием и заботой об односельчанах. – У вас тут всегда так в Даждене холодно?
      – Да нет, госпожа ведьма! – неторопливо начал староста, подлаживаясь ко мне и шагая бок о бок. – Это вот последние годы морозы что-то рано стали ударять. А обычно-то в это время еще и без курток ходили. А вы к нам как, надолго?
      – Да нет, – покачала головой я. – Вот переночую да дальше поеду. А что, работа для меня есть?
      – Какая? – удивленно нахмурился староста.
      – Ну упыри, умертвил, зомби, вурдалаки, – с лукавой улыбкой перечислила я, глядя, как вытягивается лицо собеседника.
      – Нет, госпожа ведьма, что вы! – перекрестился староста. – Нет у нас такой пакости!
      – Ну и слава Хранящим! – усмехнулась я.
      – Да и потом, даже если б и была для вас работа, я б вам ее не предложил, – неспешно продолжил староста.
      – Почему?! – искренне удивилась я. – Думаете, что женщины профнепригодны?
      – Отнюдь, – покачал головой он. – Просто у вас глаза такие уставшие да больные, что, ей-ей, не за упырями бы вам гонятся, а дома в постельке отлежаться пару денечков. Может, останетесь? Хотите – ко мне переезжайте, у меня хата большая, детей нет, тихо, спокойно. А, госпожа ведьма?
      Ох, уж эти мои глаза! Любая, даже пустяковая – вроде простуды – болезнь в них отражается смертным приговором. И уж если абсолютно незнакомый мужик заметил, то дома с этими двумя гарпиями-профессионалками мне точно несдобровать…
      – Спасибо, конечно, – грустно улыбнулась я. – Но, увы, я очень тороплюсь.
      – А-а-а! – понимающе протянул мужик. – Ну тогда глядите сами. Но если что – третья хата на пятой улице. Приходите хоть ночью.
      – Спасибо, – еще раз повторила я. И, оглянувшись по сторонам и обнаружив, что обошла все село по кругу и вернулась ровнехонько к «своей» избушке, добавила: – Я, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи.
      – Спокойной ночи, – кивнул староста, разворачиваясь и направляясь обратно.
      – Постойте! – спохватилась я. – Вы обошли полсела, только чтобы со мной поговорить?!
      – А чего бы и не поговорить, коль человек хороший, – добродушно пожал плечами староста. – Спокойной ночи, госпожа ведьма!
      – Спокойной ночи, – пораженно отозвалась я, глядя вслед растворяющейся во тьме фигуре.
      М-да, вот в такие моменты я особенно остро понимаю, что мне еще есть зачем любить этот мир…
 
      А теперь проблемой номер раз было прошмыгнуть мимо этих двух… доброжелательниц кворровых. Тихонько разувшись у порога – судя по стоящим сапогам, Тая уже вернулась, – я, невнятно поздоровавшись, хотела было тихой сапой прокрасться на уже застеленную для меня кровать, но тут…
      – Иньярра! – громогласно воскликнула Лия.
      – Что? – пискнула я, сжавшись в комок.
      – Как ты себя чувствуешь? – как-то подозрительно ласково спросила та.
      – Да ничего, только устала немного. Пойду, пожалуй, – бодро ответила я, предпринимая еще одну попытку покинуть поле боя. Не тут-то было…
      – Да ты что, совсем сдурела, что ли?! – не выдержав, рявкнула Лия.
      – Почему? – искренне удивилась я.
      – Да ты на себя в зеркало-то посмотри! – со сладкой улыбкой бывалой отравительницы, подающей в трактире важному гостю дивный обед, посоветовала та.
      Я посмотрела.
      Зря.
      Стенка за спиной на мое счастье все-таки обреталась, и исключительно благодаря этому совпадению я не получила пары переломов в довесок к подозрительно трупному оттенку лица.
      – Просто не выспалась, – собрав мысли в кучку, вымученно улыбнулась я.
      – Ага, не выспалась, – поддакивающим тоном матери трехлетнего больного (на голову) ребенка согласилась Тая. – А еще чуть-чуть промерзла до костей по дороге, да? Шла бы ты, солнышко, в постель!
      – Ой, да бросьте вы, от простуды еще никто не умирал, – отмахнулась я.
      – Если сейчас же не разденешься и не пойдешь в кровать, то у тебя есть все шансы стать первой, – многообещающе улыбнулась Тая, поигрывая шэритом в ладони.
      Пришлось подчиниться. Попробуй тут поспорь с этими двумя фанатичками лекарского дела, получившими жертву для опытов…
      – Вы меня до смерти залечите! – жалобно поскуливала я, с ужасом глядя на все увеличивающееся количество настоев, зелий, декоктов и прочей мерзости, которую эти две садистки решили непременно в меня впихнуть.
      – Успокойся! – отмахнулась Тая, сосредоточенно вспоминая, каким единственным значком на этикетке различаются чабречник – зелье от простуды – и настойка чарийды – смертельный яд, от которого противоядий не существует. Судя по нахмуренному лбу, вспоминалось плохо…
      – Я не буду пить всю эту гадость, в меня столько не влезет! – предприняла я еще одну отчаянную попытку.
      – Привяжем и напоим с ложечки, – невозмутимо отозвалась ведьма, с расстроенным вздохом отставляя в сторону обе бутылочки. Видимо, память работать отказалась наотрез, а отравлять меня не входило в ее планы. По крайней мере – пока.
      – Садистка! – припечатала я и обиженно замолчала.
      – Непременно, – улыбнулась Тая, подходя ко мне с двумя чашками в руках. – Ну сама будешь пить – или поить насильно?
      Я, злобно сверкнув глазами, выхватила у нее из рук чашку и выпила залпом. Настойка солодки – мерзкая сладкая гадость…
      – Хорошо, – невозмутимо сказала мучительница, забирая опустевшую чашку и всовывая мне в руки другую, источавшую дивный аромат очень качественного и лежалого трупа.
      – Что здесь? – с брезгливой подозрительностью спросила я.
      – Меньше знаешь – лучше пьешь! – мудро улыбнулась подруга, отходя за еще двумя чашками.
      За полчаса они умудрились впихнуть в меня три литра жидкости, заставить проглотить с десяток таблеток и наложить около семи сильнейших заклятий. Причем если вы думаете, что эти зверские методы лечения принесли за собой облегчение, то глубоко ошибаетесь!
      Потому что выпитое количество воды никак не пожелало подзадержаться во мне до утра, заставив носиться всю ночь к будочке на задворках и обратно. А учитывая, что одеваться каждый раз было лень, а будочка была сколочена кое-как и добросовестно продувалась малейшим ветерком…
      Что я о них обеих думаю, Хранящие вынуждены были выслушивать в красочной малоцензурной форме (Тая пыталась ругаться, но под взглядом замученной насмерть больной быстро скисла и замолчала) до самого рассвета, пока Лия не сообразила вкатить мне тройную порцию снотворного и я не вырубилась из ритма жизни до утра.
 
      Проснулась я злая, не выспавшаяся и с гудящей головой. Предательская слабость в ногах вкупе с головокружением при малейшем движении и не подумали никуда исчезнуть, зелья помогли сдержать только насморк и кашель. А при перспективе еще одного сеанса зверского лечения вообще хотелось забиться под подушку и тихонько повеситься…
      – Доброе утро! – радостно приветствовала меня Лия и, приглядевшись повнимательней, неуверенно добавила: – Похоже, не такое уж и доброе…
      – Привет, – вздохнула я.
      Скептически осмотрев зверски замученную пациентку, даже Тая не решилась продолжить лечение. Только, посомневавшись, предложила:
      – Может, останемся здесь на пару дней – отлежишься?
      Но я, вздохнув, только покачала головой:
      – Нет, дело отлагательств не терпит, а одних я вас дальше не отпущу. Ничего, зато уже послезавтра мы будем в Акаире. Надеюсь, что там не осень…
      – Надеюсь, – вздохнула Тая, помогая мне заплести косу.
      Когда я отказалась от завтрака, никто даже не протестовал, единогласно признав меня мученицей, страдалицей и так далее. А я бы, пожалуй, и не отказалась от столь многообещающей роли, если бы симулировала. Но так… Все льготы, вроде предложения вымыть за меня посуду, покормить и вычистить Шэру, остались вне сознания, за туманом головокружения.
      Слегка пришла в себя я только на улице, на свежем ветерке. Впрочем, даже чересчур свежем, тут же бесцеремонно полезшем за воротник и в рукава – купить у кого-нибудь куртку ведьмам так и не удалось, а взять их одежки я отказалась наотрез, несмотря на все уговоры с применением грубой магической и физической силы.
      Шэра, чувствуя, что с хозяйкой творится что-то неладное, ласково ткнулась мордой в плечо и услужливо присела, чтобы я взобралась на спину, не съехав по крутому боку. Поводья я подхватить забыла, спешиться и вновь залезть было уже выше моих сил, а ведьмы были слишком увлечены попытками оседлать собственных вемилей. Так что я попросту махнула на них рукой: все равно Шэрка уже давно не обращает на них внимания, читая мои желания по малейшему напряжению ног, а то и вообще догадываясь. Поводья же были больше нужны мне, да и то чисто психологически.
      – Ну что, поехали? – шумно выдохнула Лия, наконец-то оседлавшая недовольно фыркавшую Ринку.
      – Поехали, – кивнула я.
      – Вы куда же, деточки? – вдруг засуетилась старушка, приютившая нас на ночь. – А пирожки? Я ж вам пирожки на дорогу испекла!
      Пирожки были рассованы по чересседельным сумкам, презентованная Тае за лечение ребенка курица отправилась в Лиин рюкзак.
      – Спасибо вам большое за гостеприимство, до свидания! – вежливо попрощалась Тая.
      Бабушка со слезами на глазах махала платочком с крыльца:
      – Да пребудут с вами Хранящие, деточки!
      – Они и так с нами, а толку?! – шепотом проворчала я, разворачивая вемиль, бодро зацокавшую по мощенной булыжником улице.
      Хранящие возмущенно переглянулись, но ругаться с больной (как они злорадно надеялись – и вовсе умирающей) ведьмой сочли кощунством и величественно промолчали.
 
      Дорога разнообразием не баловала: по сторонам тянулись все те же безликие серые поля, не радующие глаз даже редким ярким пятном. Была, конечно, красногрудая ристайка, но она на бреющем полете нагло нагадила мне на полу любимого плаща, так что считать ее радостным пятном я никак не могу!
      Ветер все так же безжалостно выстуживал все подставленные ему места и даже нагло пробирался в неподставленные, а вскоре все заволокла еще и белесая пелена мелкого холодного дождя.
      – Отличная погода! – возмущенно прорычала Лия, поглубже зарываясь в капюшон.
      – Не жалуйся на жизнь – могло не быть и того, – флегматично отозвалась я.
      – Ага, сейчас прибью одну оптимистку недоделанную – и тут же перестану жаловаться!
      – Валяй…
      – Хватит вам, – замерзшим голосом оборвала разговор Тая. И, с невозмутимым равнодушием презрев два возмущенных взгляда, добавила: – До вечера мы, кстати, до следующего села не доберемся, так что ночевать придется в поле.
      – Прекрасно! – в один голос злобно проворчали мы с Лией и погрузились в тяжкие молчаливые раздумья. Впрочем, лично меня надолго не хватило, так что до самого вечера я то ли дремала, то ли пребывала в полубессознательном состоянии.
      Тем более что разговаривать нам было особо не о чем, а тихая, плавная поступь вемили, берегущей больную всадницу, и однообразный пейзаж вокруг располагали к долгим нудным раздумьям, незаметно перетекающим в такие же долгие, занудные видения. Поля и не думали кончаться, создавая ощущение неподвижности: хоть ты еле-еле передвигай усталые ноги, хоть лети вперед со скоростью вемили – все равно вокруг будут одни и те же холмики, пригорки и серая усталая земля.
      А холод, пробирающийся под тонкий плащ, только еще больше придает происходящему ощущения нереальности. Слабость и головокружение обволакивают скользким туманом, унося куда-то далеко-далеко, туда, где нет полей и плавно текущей над землей вемили, туда, где под боком не переругиваются сквозь зубы две ведьмы, туда, где нет ничего, кроме меня… Неспешно текут мысли и обрывки Воспоминаний, не захлестывая друг друга, не летя наперегонки – просто текут по бесконечной, едва шевелящей усталыми водами реке сознания…
 
      Море ласково гладит теплыми завитками пенистых волн давно уже обкатанный, выбеленный солью песок. Серебристо-белый берег стеклом лег под ноги в лучах багрового, почти спрятавшегося за выжженную пламенем морскую дорожку солнца. Тихий шепчущий ветер в зарослях зелено-белесой травы да редкий всплеск чаячьих крыльев – вот и все, что нарушает священную тишину морского берега.
      И еще – шаги. Его шаги. Нет, я их не слышу: не дано тридцатилетней ведьмочке слышать бесшумную поступь полуэльфа. Просто по-другому зашептал ветер, по-другому закричали птицы, по-другому вздохнуло уставшее от дневной жары море. Грустно вздохнуло.
      – Привет.
      Я даже не обернулась, но знаю, что он удивленно вздрогнул. Люблю, когда он удивляется. Наверное, потому, что не так-то это просто – удивить мне чем-то столетнего некроманта.
      – Привет.
      Я резко обернулась. Серо-зеленые, тяжелые глаза с плещущейся через край болью.
      – Что случилось?! – глухо прошептала я – голос предательски сорвался. Потому что я никогда еще не видела его таким.
      – Ничего, – грустно улыбнулся он, притягивая меня к себе.
      Не то. Все не то!
      Те же руки, легко перебирающие тяжелые пряди недлинных пока еще волос. То же плечо, такое теплое и родное – сколько раз я в него утыкалась со слезами и пряталась от всех горестей и бед! Потому что в кольце этих рук горестей и бед просто не может быть. Тот же голос, тихий, успокаивающий. И все-таки – не тот.
      Я резко вырываюсь из его объятий, встряхиваю волосами и пытливо заглядываю в самые глаза:
      – Ты меня обманываешь?
      – Попробуй обмани ведьму, – горько усмехается он. – Просто не хочу расстраивать раньше времени.
      – Чтобы я вся извелась от беспокойства? Скажи!
      Тяжелый, даже виноватый серо-зеленый взгляд.
      Тихо, жалобно:
      – Ну скажи…
      Он отвернулся, сделав вид, что любуется почти отгоревшим закатом.
      Внутри все похолодело, сердце сжали ледяные ядовитые когти. Он никогда от меня не отворачивался. Какой бы плохой ни была новость, мы всегда находили в себе силы высказать ее, глядя прямо в глаза.
      Тихий, хриплый, каркающий голос:
      – Я ухожу…
      И оборвалась перетянутая струна. Сердце испуганно сжалось до маленького, трепещущего в последнем вдохе птенца – и вдруг забилось ровно, спокойно, словно надежный, отлаженный механизм. Как оно еще может стучать тогда, когда должно бы разорваться?
      Ровный, звенящий голос:
      – Уходишь? Почему?
      Он так и не повернулся, упорно разглядывая быстро опускающуюся на море тьму.
      – Может быть, ты не создана для меня. Может быть – я тебя недостоин. Но я должен уйти.
      Тихо, спокойно. Мертво.
      – Что ж, тогда – удачи. Она тебе пригодится.
      Он резко развернулся, схватив меня за плечи и сжав до боли:
      – Может, хватит?!
      – Что хватит? – безжизненно спросила я, даже не пытаясь вырваться. Все равно ведь не отпустит. Да и мне уже все равно.
      Отвечать он не стал. Просто прижал к груди, заставляя выгнать из себя боль, выкричаться, выплакаться. Снова стать живой. Пусть с растерзанным сердцем, пусть задыхаясь от слез и криков, но – живой.
      Он ушел тем же вечером. Я кричала, плакала, просила остаться. По лицу текли жгучие дорожки слез, глаза застилала боль.
      – Не могу, Иньярра, – горький взгляд мудрых столетних глаз. – Прости.
      И я осталась. Сидеть на холодном, остром, стеклянном песке на берегу, где море тихо шелестело огромными валами волн, едва-едва шипящих, облизывая белые соленые крупинки, а птицы кричали что-то вслед ушедшему солнцу.
      Чем была я, обычная ведьмочка, для полуэльфа с вековым опытом? Просто очередным романом? Просто разнообразием в наскучившей пресной жизни?
      Но тогда почему в твоих глазах так плескалась боль, когда ты уходил?
      И как я встречусь с твоим горьким серо-зеленым взглядом теперь?..
 
      – Иньярра! Иньярра!!! Просыпайся, не то останешься без ужина!
      Открыв глаза, я поняла, что меня тормошат с двух сторон, норовя стянуть с вемили. Учитывая, что силы были примерно равные, единственное, в чем преуспели ведьмы, – это в выкручивании моих плечевых суставов.
      – Все-все-все! – торопливо отозвалась я, отбирая себя у этих двух гарпий. – Я проснулась, значит, хватит надо мной издеваться!
      – А мы и не издевались, – обиженно пробурчала Лия, отходя.
      – Вот-вот! Вечно стараешься для нее, стараешься, а в ответ – одни упреки! – поддержала Тая.
      – Ага, значит, руки у меня просто так болят? – откровенно посмеивалась я, слезая с догадливо присевшей Шэры.
      – Руки у тебя болят, чтобы открутиться от законных обязанностей по разведению костра! – тут же нашлась Таирна.
      – Ни за что бы не догадалась! Пойду за хворостом, – рассмеялась я, радуясь возможности размять затекшие ноги.
      Пока я спала, на землю спустился вечер, серой дымкой укутав дорогу и наконец-то встретившийся нам лес. Насколько я помнила, до села оставалось всего ничего – часа три верхом, но сделать еще один перегон мы уже были не в состоянии.
      – Ни в коем случае! – яростно запротестовали ведьмы, тут же позабыв собственные обвинения в тунеядстве. – Сядь на одеяло, укройся вторым – и сиди!
      – Но мне же будет скучно, – «возмутилась» я, впрочем, не слишком борясь против насильного усаживания своей хрупкой особы на расстеленное и заговоренное от промокания одеяло.
      – Ничего, – отмахнулась Тая. – Ты, кстати, как себя чувствуешь?
      Я внимательно прислушалась к собственным ощущениям и удивленно ответила:
      – А ты знаешь, пожалуй, лучше!
      Зелья и заклятия успешно сдерживали воспаление горла и насморк, а к головной боли и слабости я уже почти притерпелась. Так что общее состояние оценивалось как «замуж – поздно, в гроб – рано». Впрочем, чаще всего это примерно одно и то же. Для меня.
      – Ну смотри мне, – с сомнением покачала головой Тая, уходя за хворостом.
      Ильянта занялась готовкой: достала заботливо завернутые в полотенце пирожки, курицу, то ли сходила к ручью, то ли наколдовала воды и покрошила в нее найденные у Таи в поясе травки. Через полчасика на полянке уже весело потрескивал костерок и булькала закипающая вода.
      Я, с наслаждением вытянув ноги, добродушно улыбалась, укутавшись по самый нос теплым одеялом. Насквозь промокший плащ был экспроприирован и раскинул широкие полы над костром. Шальные искры проходили его насквозь, только сердито чихая, не в силах нанести ни малейшего вреда тяжелой скользкой ткани.
      Вемили разбрелись по стоянке, изредка брезгливо срывая кустики мокрой, засохшей травы. Шэркина попытка распахнуть черные дымчатые крылья и полететь попугать жителей ближайшего селения (а для нее и тридцать верст – не крюк) была сразу же пресечена мгновенным заклинанием обездвиживания, наградившим меня жутким ударом в голову. Вемиль обиженно фыркнула и подбежала ко мне, ткнувшись носом в щеку: чего ты, мол, заклинаниями почем зря разбрасываешься – я бы и так все поняла!
      – Понять-то, может, и поняла бы, но вот стала бы слушать? – усмехнулась я, прикосновением холодных пальцев отгоняя застилающую глаза боль.
      «Я бы подумала!» – высокомерно фыркнула кобылка, отворачиваясь.
      – Готово! – оповестила Лия, снимая с импровизированного вертела подогревшуюся на костре курицу и быстро разрезая ее на три равные части.
      Курицу я еще кое-как в себя запихнула, но вот пирожки уже не полезли ни под каким видом. Даже горестная Таина фраза:
      – Но ведь бедной птичке будет там так одиноко! – не нашла отклика в моем окончательно зачерствевшем сердце. Так что пирожки прикончили ведьмы, и мое язвительное замечание: «Но ведь бедной птичке будет так тесно!» – ничуть не испортило им аппетита.
      – Кто первый караулит? – зевнула я, поглубже заворачиваясь в одеяла.
      – Да лучше простую защиту поставить – и спать спокойно! – фыркнула Тая.
      – Простую? – лукаво сощурилась я.
      Все мы знали о том, насколько усиливается абсолютно любое заклинание, если соединить силу Жизни воедино: встать треугольником и превратиться на миг в единое целое. Прошептать заклятие на едином выдохе, отдать силу единым толчком, взмахнуть рукой в едином жесте.
      Ведьмы переглянулись, с сомнением покосились на меня и однозначно решили:
      – Простую!
      – Эй, нечего меня калекой считать! – возмущенно подхватилась я с одеял, благо после съеденной курицы сил на это мне хватило.
      Ведьмы горестно вздохнули в унисон, но, прикинув, что со мной спорить – себе дороже, протянули мне руки, замыкая треугольник силы.
      Тихо-тихо, закрыв глаза…
      Самое сложное – не слова и не пассы.
      Самое сложное – понять когда. Не по счету «три-четыре», нет что вы!
      Понять. Почувствовать. Одно сердце, одно дыхание, одно сознание…
      Может, уже пора? Нет, еще нет… Рано… Или – уже?..
      …Одновременно вдохнуть и на выдохе…
      Kraait lishher mj'itroon…
      Трижды полыхнуло ярко-зеленое кольцо вокруг облюбованной нами поляны – и застыло едва различимой даже для ведьминского глаза белесой дымкой над землей.
      Я пошатнулась, тряся головой:
      – Получилось?
      – Получилось, – вздохнула Тая.
      – А что так грустно?
      – Да лучше бы не получалось!
      – Это еще почему? – удивленно нахмурилась я, медленно передвигаясь в сторону расстеленных для меня одеял.
      – А как здоровье твое, солнышко? – сочившимся ядом голосом проворковала Тая.
      Я прислушалась к внутренним резервам, поняла, что они уже дружно кончились, и жизнерадостно ответила:
      – Отсутствует!
      – Вот-вот, – озабоченно сказала Тая, укутывая меня получше и подкладывая под голову мой высохший и скатанный валиком плащ. – Спи!
      Может, она подкрепила слова соответствующим заклинанием, может – я и вправду здорово вымоталась за день, но сон сморил меня просто подозрительно быстро.

      Дождь барабанил по наспех заговоренной, уже почти осыпавшейся кроне карагача, под которым мы спали. Колючие ледяные капли, пробиваясь сквозь полуразрушившееся заклинание, с противным хлюпаньем падали на землю прямо перед моим лицом. Ветер хоть и завывал где-то высоко в голых ветвях, но под теплое одеяло не забирался. И на том спасибо.
      «Ну и зачем это мы посреди ночи проснулись?» – язвительно вылез давненько не появлявшийся голосок.
      Не знаю! В кустики вот схожу – и опять лягу, – сонно зевнула я, откидывая в сторону одеяло. Холодный воздух радостно обнял мое тут же покрывшееся пупырышками тело.
      «Не советую!» – лаконично высказался разум.
      Почему это?
      «Потому!» – объявил он напоследок и исчез.
      Наговорил всяких пакостей – а ты теперь сиди и думай, что это все означало…
      «Краткость – сестра таланта!» – снова высунулся обиженный нелестной характеристикой голос.
      Краткость – сестра косноязычия, милый! – язвительно усмехнулась я.
      Темноту разорвал яркий свет голубоватого «светлячка». Ильянта опасливо огляделась вокруг, подсела ко мне.
      – Ты давно не спишь? – тихонько спросила она.
      – Минуты две, – так же шепотом призналась я.
      – Надо бы выяснить, что нас всех разбудило! – громко, в полный голос раздалось в темноте.
      – Уггр зратья мритваль! – в один голос выругались мы с Лией и, игнорируя злобное Таино пыхтение, добавили: – Еще раз так перепугаешь – останется горка серого пепла. И на торжественное захоронение в урне не надейся!
      Ехидно встряхнулся лучиками еще один светлячок – желто-оранжевый. И тут-то я увидела, что, а точнее – кто – нас разбудил.
      – Ведьмы, медленно отойдите мне за спину, – негромким напряженным голосом скомандовала я, делая пару шагов назад и не переставая вглядываться в темноту за их спинами.
      Ведьмы, не раз попадавшие со мной в переделки (и нагло потом уверявшие, что без меня в них не попадают), безмолвно подчинились, несколькими скользящими движениями совершив рокировку. Теперь и они могли видеть то, что так не понравилось мне.
      За линией защиты расстилалась белая, чуть серебрящаяся в темноте кисея. Расстилалась над самой землей, собиралась в единый комок, облепляла купол защиты со всех сторон, ища хоть малейшую трещинку, единственный слабый узел в заклятии, уцепившись за который можно было распутать любой – даже крепчайший – канат.
      – Что было бы, если бы мы поставили обычную защиту? – оторопев, испуганно прошептала Лия.
      – Ничего, – негромко, спокойно ответила я. – Сейчас – уже ничего. Может быть – три трупа. Если повезет.
      За спиной тихонько завыли с предсмертным придыханием, и я решила, что чем дольше тянешь – тем хуже. Лунные призраки – а существо за гранью защитного контура было именно им – на редкость упорны и способны проявить просто невероятное терпение, выслеживая добычу, даже если за трое суток засады мимо их носа не раз пробежит куда более доступный и сговорчивый обед.
      Призраки появлялись из-за того, что у умершего были неотложные дела, которые он не успел ни выполнить, ни перепоручить кому-то другому, и упокаивались, как только дело было завершено. Все бы хорошо, но вот только для поддержания жизнеспособности они обязаны были кого-нибудь кушать. И в роли этого самого «кого-то» в этот раз, похоже, выступили мы…
      Можно было, конечно, подождать до утра – призраки боятся прямых солнечных лучей, но не было никакой гарантии, что утром солнце выглянет из-за тяжелых усталых туч, а при пасмурной погоде дневной свет им не помеха. Так что будем действовать по старому принципу: если Магомет не идет к горе, то гора идет к Магомету. То бишь если до неприятностей остался один только шаг, то чего тянуть? Пойти навстречу – вот и весь сказ!
      – Не двигайтесь и не колдуйте без команды, – сквозь зубы проронила я, материализуя в правой руке меч. Против призрака от него, конечно, толку мало, но большинство заклятий сопровождаются пассами с учетом меча в руке. Да и уверенности так, если честно, как-то больше.
      Медленным стелющимся шагом я пошла к призраку, словно по ниточке.
      Gjaun loi frat…
      Защитный купол рухнул с первого же звука, призрак удивленно метнулся и яростно вскинулся, подавшись вперед.
      Aet hjit nei ojfem…
      He сдерживаемый больше защитным контуром, он несся на меня куда быстрее, чем хотелось бы, да и моя ниточка шагов, похоже, оказалась слишком короткой…
      Gher laij nemiotta…
      Призрак вздыбился с диким воем, почти накрыв меня с головой. Я с воплем повалилась на землю, откатываясь в сторону, заклинание силового удара вырвалось чисто машинально, безо всякого желания с моей стороны. Какой от него толк, если призрак бесплотный?!
      Белый туман, обиженно взвизгнув, отпрянул. Поколебался, раскачиваясь на ветру, и медленно уплыл в глубь леса. Догонять и высказывать, что я о нем думаю, было уже выше моих сил: я, не борясь с сотрясавшей все тело лихорадочной дрожью, осела на землю.
      – Ты как? – тут же накинулись на меня ведьмы, поднимая, перетаскивая на одеяло, всовывая в руки горячую чашку с любимым чернасом.
      – Живая, – сдавленно ответила я. – Похоже, в следующей деревне на курочку с пирожками зарабатываю я.