- А вы не спешите устанавливать грань между мирным и военным, ответил Василий Константинович. - Может статься, что ваша мирная профессия станет самой раздвоенной. Посмотрите, что за рубежом творится. Японской военщине мы по зубам дали. Но это пока эпизод. Долго ли продлится это "пока"? Гитлер в открытую большую войну готовит и не скрывает, что будет воевать с Советским Союзом. Мы всегда должны быть готовы к отражению империалистической агрессии. Ваш канал нужен и для этого. Он умножает экономическое могущество нашей страны. А экономика - материальный фундамент мощи нашей армии и флота. Как видите, вы и сейчас не отделены от того, что называете сугубо военным.
      22 апреля 1937 года Комаровский с группой инженеров проверял готовность шлюза No 4. Вдруг из-за поворота показалась вереница легковых автомобилей. Подъехав к верхней голове шлюза, они остановились. Из машин вышли Сталин и другие руководители партии и правительства. Комаровский подбежал к Сталину и почти по-военному коротко и четко доложил обстановку.
      Когда гости осмотрели узел и, как чувствовалось, собирались уже уезжать, Комаровский обратился к Сталину:
      - Товарищ Сталин, просим осмотреть другой узел, здесь рядом, у третьего шлюза. Там с некоторых архитектурно оформленных сооружений уже сняты леса.
      - Ну что же, придется уступить строителям, - сказал Сталин.
      Когда гости осматривали сооружение, был открыт сегментный затвор, и вода затопила камеру шлюза. Сталина заинтересовало оборудование канала, особенно уже смонтированные крупнейшие в то время в мире насосы.
      - Свои, отечественные, - с удовлетворением сказал он своим спутникам. - Молодцы наши конструкторы, научились делать сами. И, как видите, крупнейшие в мире. Придет время, у нас еще будут учиться. Гидростроение в нашей стране имеет большие перспективы.
      Затем Сталин спросил:
      - Где сейчас находится в канале волжская вода?
      - Здесь, - ответил Комаровский, - уже подошла к нижней голове шлюза No 3.
      Сразу же все пошли к нижней голове шлюза посмотреть на волжскую воду.
      Уже направляясь к машине, Сталин сказал кому-то из своих спутников:
      - Сколько бы мы могли еще построить, если бы не капиталистическое окружение. И во всем торопиться надо. Иначе сомнут.
      К маю 1937 года канал Москва - Волга со всеми его разнообразными сооружениями был сдан в эксплуатацию. Правительственная комиссия приняла его с высокой оценкой. В день замечательного праздника трудящихся - 1 мая 1937 года по каналу прошли первые волжские пароходы.
      Огромная работа была выполнена в рекордно короткий срок - за 4 года и 8 месяцев. Важнейшие же сооружения были построены в два - два с половиной года. Это был подлинный массовый трудовой подвиг строителей, навечно вошедший в летопись великих свершений советского народа.
      2 мая 1937 года к причалу Химкинского речного вокзала подошла флотилия белоснежных теплоходов. Они доставили в столицу делегацию строителей канала. Комаровскому было поручено выступить от имени инженерно-технических работников на состоявшемся тут же в порту митинге. Трибуной был балкон речного вокзала.
      Говорил Александр Николаевич взволнованно, от торжественности момента и сознания свершенного глаза застилали слезы. Закончил он свою речь словами:
      - Мы молоды и полны сил. Большинство из нас пришли на эту гигантскую стройку прямо со школьной скамьи. Многие из инженеров и техников, создавших канал, еще в комсомольском возрасте. Мы с гордостью рапортуем нашей великой Родине, что грандиозный канал, все его замечательные сооружения и механизмы построены без иностранной помощи.
      А вечером правительство дало банкет в честь строителей канала. В залах ресторана и всего речного вокзала были накрыты праздничные столы, до утра произносились здравицы, речи, пелись песни.
      В становлении каждого человека бывают этапы, которые навсегда определяют всю его жизнь, раскрывают все его возможности. Все дальнейшее исходит от этого этапа - и то, каким станет человек, и что он сделает. Для Комаровского таким этапом явилось участие в строительстве канала Москва Волга. Здесь он прошел огромную производственную и политическую школу, раскрывшую в нем качества незаурядного организатора крупномасштабных строительных работ, разносторонний инженерный талант. Здесь закалилась его воля, здесь научился он очень сложному делу - искусству руководить людьми. Отсюда пошло то, что в дальнейшем всегда отличало деятельность Комаровского: четкость и оперативность в труде, доброжелательность и уважительность к подчиненным и товарищам по работе.
      С окончанием строительства Комаровский был назначен начальником и главным инженером управления канала Москва - Волга. Когда он несколько освоился с новой для него работой эксплуатационника, последовало неожиданное приглашение в Наркомат обороны. Там Комаровского попросили проконсультировать строительство оборонного объекта. Затем его пригласили вновь, и вскоре Комаровский, если бы у него спросили, не смог бы точно сказать, что у него больше занимало времени и сил - руководство каналом или консультации строительства оборонных объектов. Возвращаясь с одной из консультаций, Комаровский мысленно представил расходы на оборонные объекты, которые консультировал, и ужаснулся. "Сколько на эти средства добра можно построить!), - с досадой подумал он. Тут же вспомнились слова Сталина о капиталистическом окружении. Он даже повторил про себя: "И во всем нужно торопиться. Иначе сомнут".
      В Наркомате обороны были довольны помощью Комаровского. Ему вновь поручили принять участие в проектировании и строительстве ряда оборонных объектов. Эта его деятельность приобрела еще больший размах, когда Комаровский, назначенный заместителем начальника строительства Куйбышевского гидроузла, переехал в Куйбышев.
      - Опять едете очередной удар по капиталистическому окружению наносить, - шутил начальник строительства С. Я. Жук, когда Комаровский выезжал в очередную командировку по заданию Наркомата обороны.
      Деятельность Комаровского как военного инженера - консультирование, проектирование, строительство оборонных объектов - высоко оценивалась командованием. В 1938 году ему было присвоено звание военного инженера первого ранга, а вскоре бригвоенинженера.
      Примеряя только что сшитую военную форму, которую, впрочем, пока носить было не нужно, Комаровский усмехнулся: "Вот я и генерал". В памяти всплыли слова Блюхера: "Может статься, что ваша мирная профессия станет самой развоенной".
      В мае 1939 года, когда Комаровскому только что исполнилось 32 года, он был назначен заместителем наркома Морского Флота СССР по строительству и механизации портов, а также морскому дноуглубительному флоту. Однако сосредоточиться на этой работе ему не удалось. Было очевидно, что в складывавшейся международной обстановке нужен прежде всего большой Военно-Морской Флот. Его создание шло успешно. В строй вступали все новые боевые корабли. Насущной задачей стало срочное сооружение новых и модернизация старых военно-морских баз. По представлению Наркомата Военно-Морского Флота ЦК ВКП(б) и СНК СССР утвердили программу строительства военно-морских баз на Балтийском, Северном, Черноморском и Тихоокеанском флотах. Для реализации этой программы при Наркомате по строительству было образовано специализированное главное управление Главспецгидрострой - во главе с заместителем наркома. Решением от 5 декабря 1939 года СНК СССР назначил на эту должность Александра Николаевича Комаровского.
      Сосредоточенным, внутренне собранным вышел Комаровский из здания ЦК ВКП(б), куда был приглашен на беседу перед назначением на должность начальника Главспецгидростроя. Хотя весь тон газет и радио, все сведения, с которыми он так или иначе сталкивался, свидетельствовали о том, что огненный вал второй мировой войны катится к советским границам, Александр Николаевич не предполагал, что угроза военного нападения на СССР так очевидна. Чего-либо конкретного ему в ЦК ВКП(б) не сказали. Но весь характер и содержание беседы, задачи, которые выдвигались перед новым главком, и, главное, настойчивое требование "как можно быстрее закончить изыскания и широким фронтом развернуть сооружение объектов", говорили сами за себя.
      Вскоре Комаровского принял нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов. В кабинете наркома находились начальник Главного морского штаба Л. Н. Галлер и заместитель наркома Г. И. Левченко. Нарком представил Комаровскому присутствовавших и, знакомя его с Левченко, сказал:
      - Гордей Иванович мой заместитель по базовому строительству. Ваш непосредственный заказчик.
      Нарком рассказал о ближайших пополнениях Военно-Морского Флота новыми боевыми кораблями, которым становилось "тесно" из-за отсутствия новых и недостаточной емкости существующих военно-морских баз.
      - Средств на строительство выделено много, а времени в обрез, и каков этот обрез, мы не знаем, - размышлял вслух нарком и, переходя к делу, сказал: - Пока мы имеем только решения, где зафиксированы районы базирования флота, а это еще не конкретные точки на карте и тем более на месте. А у вас, товарищ Комаровский, насколько я знаю, и главк еще не создан, тоже пока есть одно лишь постановление. Трудно, очень трудно.
      - А где сейчас легко? - вставил Галлер.
      - Нигде, конечно. Словом, надо работать, - продолжал нарком. - И темпы нужны даже более высокие, чем были у вас, товарищ Комаровский, на канале Москва - Волга.
      Главспецгидрострой и Наркомат Военно-Морского Флота провели огромную и сложную работу по выбору мест расположения и проектирования военно-морских баз, доставке к этим местам строительных материалов. На Балтийском и Тихоокеанском флотах - там, где у границ СССР изготовились к войне фашистская Германия и милитаристская Япония, в широких масштабах были развернуты строительно-монтажные работы.
      - Все готов сделать, чтобы помочь вам, - говорил нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов руководителям строительства. - Но повышайте темпы. Времени в обрез.
      Однако судьба уже отсчитывала предел "обреза". Нападение фашистской Германии на СССР прервало строительство военно-морских баз, внесло коррективы во все планы и начинания советского народа. Началась новая страница в истории Советской страны, в жизни каждого ее гражданина.
      Сосредоточенный на эвакуации строителей и техники из Прибалтики, Комаровский в первый момент не сразу понял смысл поручаемого ему задания, когда он по срочному вызову оказался в кабинете наркома по строительству С. 3. Гинзбурга.
      - Вам поручается руководить работой восстановительных бригад нашего наркомата в столице, - сказал Гинзбург. - В правительстве это дело рассматривается очень серьезно, и мне предложено возложить его на вас. Правда, первый налет фашистской авиации на Москву оказался блефом. Но кто знает, что будет в дальнейшем.
      Нарком показал выдержки из фашистской печати и радиопередач о подготовке "тотального разгрома Москвы бомбардировкой с воздуха", ознакомил Александра Николаевича со сведениями о концентрации весьма значительной бомбардировочной авиации противника на аэродромах, нацеленных на Москву.
      - Мы должны быть готовы ко всему, - сказал он. - И какими бы бомбардировки ни были, столица должна работать четко.
      Через несколько дней Комаровский доложил наркому, что восстановительные бригады созданы, оснащены техникой и готовы к выполнению поставленных перед ними задач.
      Однако вопреки хвастливым угрозам фашистской пропаганды, Москва явилась единственной столицей в Европе, где тотальные налеты фашистской авиации оказались фактически безрезультатными. Они не достигли цели благодаря мощной противовоздушной обороне, мужеству и мастерству советских летчиков-истребителей и артиллеристов-зенитчиков. Деятельность восстановительных бригад свелась лишь к ликвидации отдельных завалов.
      Между тем обстановка на фронтах все более усложнялась. Обрушив на Советскую страну удар невиданной силы, фашистские войска стремились реализовать достигнутые успехи, не считаясь с огромными потерями, упорно рвались в глубь советской территории.
      В начале августа 1941 года Комаровскому позвонил Гинзбург.
      - На вас имеет виды военное командование, - сказал нарком. - Свяжитесь с Генеральным штабом.
      Нарком сказал, с кем конкретно надо связаться, и, не удержавшись, признался: "Боюсь, что нам придется расстаться. Вы же бригвоенинженер, а сейчас, увы, война. В Наркомат обороны явитесь в форме".
      Действительно, "виды" военного ведомства на Комаровского были самые прямые. 5 августа 1941 года Комаровский был назначен начальником пятого управления оборонительных работ, на которое было возложено строительство оборонительных рубежей для Южного и Юго-Западного фронтов. В Генеральном штабе ему разъяснили: общая протяженность рубежей - свыше тысячи километров. К работам нужно приступать немедленно. Положение на Южном и Юго-Западном фронтах очень тяжелое. Враг подошел к Киеву, продолжает наступление в направлении Днепропетровска и Запорожья. Ставка приказала армейскому командованию создать линию обороны по Днепру от Киева до Херсона. В тыловых районах этой линии создание рубежа обороны возлагается на пятое управление оборонительных работ.
      Чувствуя себя несколько ошеломленным заданием, Комаровский все же вникал во все, что ему говорилось. А потом, уже ночью, еще раз осмыслив всю глубину ответственности, колоссальный объем по сути новой и не во всем ясной для него деятельности, он понял: сейчас миллионы людей должны взять на себя и повышенную ответственность, и суметь делать то, что им мало знакомо.
      На следующее же утро Комаровский приступил к своим новым обязанностям. Он обошел необходимые службы в Главном военно-инженерном управлении Наркомата обороны, соответствующие управления Наркомата по строительству, побывал в ЦК ВКП(б). Вопросы везде решались четко, по-военному. Поскольку Комаровский оставался заместителем наркома по строительству, то он, как ему сказали в ЦК ВКП(б), мог использовать кадры и технику строительных организаций наркомата, находившиеся на юге, прежде всего в районах Донбасса и Харькова. На места - в обкомы партии и командованию фронтов ЦК ВКП(б) дал указания о всяческом содействии пятому управлению оборонительных работ. Для оперативного решения всех вопросов на местах Комаровскому был вручен специальный мандат Государственного Комитета Обороны.
      В Наркомате обороны учли и отсутствие у инженерно-технических работников управления теоретической подготовки и опыта в фортификационном строительстве. В качестве представителя и консультанта по полевым оборонительным сооружениям Главного военно-инженерного управления Наркомата обороны к нему был прикреплен высококвалифицированный фортификатор доцент Военно-инженерной академии имени В. В. Куйбышева бригвоенинженер В. Ф. Шперк.
      По решению Генерального штаба руководство пятым управлением оборонительных работ дислоцировалось в Харькове, куда Комаровский вместе со Шперком и небольшой группой сотрудников вылетел 25 августа 1941 года. Город жил суровой прифронтовой жизнью, почти непрерывно подвергаясь бомбардировкам вражеской авиации.
      Комаровскому и его сотрудникам одновременно пришлось решать множество сложнейших задач. Никаких предварительно разработанных проектов оборонительных рубежей, естественно, не было. Ведь до нападения фашистов на СССР никто не мог и предположить, что война будет вестись на советской территории, да еще в такой глубине! В обычное время одни изыскательские работы на местности при самых высоких темпах потребовали бы многих месяцев. Не было и квалифицированных кадров для проведения проектировочных работ. Да и строительные кадры по своей подготовке были не на высоте. Их ядро составляли инженерно-технические работники строительно-монтажных управлений Наркомата по строительству. Они замечательно трудились в мирное время, но строительство фортификационных сооружений для них, как и для самого Комаровского, было делом новым.
      Комаровский и его ближайшие помощники учились на ходу. Функции Шперка как консультанта расширились до необозримых пределов. Он консультировал и проекты рубежей, и помогал инженерам управления осваивать фортификационное дело. Работали в тесном контакте с инженерными службами фронтов. И дело шло. Составлялись и докладывались начальникам штабов и командующим войсками Южного и Юго-Западного фронтов проекты оборонительных рубежей, одновременно на места направлялись строительные коллективы, которые сразу же приступали к работам. Армейское командование придавало им военно-строительные батальоны, местные партийные, советские и комсомольские органы мобилизовывали на строительство оборонительных рубежей население.
      Разносторонняя и высокая инженерная эрудиция Комаровского, его способность быстро осваивать новое дело сказывались во всем. "В моих консультациях вы больше не нуждаетесь, - сказал ему как-то Шперк. - Если бы все произошло не у меня на глазах, я бы не поверил, что за столь короткое время можно так глубоко вникнуть в премудрости фортификации. Ваши доклады, а особенно предложения на Военных советах фронтов производят впечатление, будто вы профессиональный фортификатор".
      Шперк, конечно, мог только догадываться, чего стоило Комаровскому достичь этого. Но в том-то и состоял его талант, что, что-либо освоив, он тут же искал и находил пути наиболее полезного приложения новых знаний к практическому делу. Он вносил различные предложения Военным советам фронтов относительно того, как упростить элементы оборонительных сооружений, не снижая качества, как лучше использовать условия местности, чтобы уменьшить объем строительных работ, а значит, и ускорить сооружение оборонительных рубежей. Эти предложения всегда были обоснованы, конкретны и неотразимы точностью расчета. Шперк каждый раз поражался простоте и оригинальности найденных Комаровским решений.
      Напряженно учась, Комаровский тут же использовал приобретенные знания на практике. Этого он требовал и от подчиненных, особенно от руководителей на участках оборонительных работ. На коротких совещаниях, когда выезжал на места, Александр Николаевич постоянно напоминал инженерно-техническим работникам об их ответственности. "Обстановка на фронтах крайне тяжелая и опасная, - говорил он. - Враг вот-вот может выйти к рубежам. Дорог каждый час: мы просто не имеем права рассчитывать на дополнительные инструкции и указания. Задание в общем плане ясно. Думайте, дерзайте, предлагайте, мы всегда поможем, но делайте, делайте все быстрее".
      Многое, очень многое не удовлетворяло Комаровского во время поездок на места. Как инженер он, конечно, понимал, сколь неимоверны трудности, с которыми приходилось сталкиваться внезапно ставшими фортификаторами строителям и монтажникам. Но он стремился "выжать" из себя и подчиненных все возможное и невозможное. Таково было веление времени - грозное, не прощающее ошибок и промедления.
      - Будем учить людей на ходу, на практике, - сказал Комаровский Шперку после одной из поездок на строительство. - Наши установки и инструкции одновременно должны быть учебными пособиями.
      С непосредственным участием Комаровского штаб управления составлял и направлял на места детальнейшие наставления по рекогносцировке конкретных участков оборонительных рубежей, типовые проекты и решения отдельных узлов оборонительных сооружений с подробными пояснениями и рекомендациями. Широко практиковалась комплексная проверка организации и хода строительства отдельных рубежей. По итогам проверки составляли подробные документы, которые направляли для руководства на все строительные участки.
      Об успехах в этих документах не говорилось - указывались лишь ошибки и недостатки, меры к их устранению. Чтобы представить характер этих документов, целесообразно привести некоторые выдержки из них.
      "Часто огневые сооружения возводятся на выраженных местных предметах вершинах холмов, курганах, заметных издали и зачастую нанесенных на карты. Такие сооружения будут легко разбиты артиллерией противника и войсками заниматься не будут".
      "На ровной местности возводятся сооружения с высокими насыпями, сразу выдающими местонахождение огневой точки, становящейся легкой жертвой артиллерии противника".
      "На некоторых участках... огневые сооружения располагаются чрезвычайно кучно.., благодаря чему противник имеет возможность расстреливать их, не меняя прицела, в силу естественного рассеивания снарядов".
      Эти и другие аналогичные документы делились как бы на две части. В одной, практической, части указывалось, в чем заключается та или иная ошибка, во второй, учебной, как ее называл Комаровский, на конкретных примерах раскрывались принципы искусства фортификации.
      Подобные технические директивы, действенный повседневный контроль за их выполнением способствовали быстрому освоению инженерно-техническими работниками необходимых знаний, позволили избежать многих ошибок и создать в дальнейшем линию обороны, в целом соответствующую заданиям военного командования и законам фортификационного дела.
      Однажды Комаровского вызвали по ВЧ из Генерального штаба.
      - Вы назначены заместителем начальника Главного управления оборонительного строительства Наркомата обороны, сокращенно ГУОС, пророкотал густой бас на другом конце провода.
      - Что это значит конкретно? - спросил Комаровский.
      - Пока ничего, - ответил бас. - Учтено, что у вашего управления по сравнению с другими самый большой объем и фронт работ. И весу для контактов с местным начальством у вас больше будет.
      Возвращаясь в управление, Комаровский недоумевал: "О каком еще моем весе они там пекутся? Само дело весит, и как еще, все это понимают". В голове как бы разом предстало все сделанное. Да разве мог бы коллектив пятого управления оборонительных работ один, без разносторонней помощи отовсюду в такое короткое время и такими темпами развернуть колоссальные работы на тысячекилометровом фронте! Все начальство буквально печется о нуждах фронта. Это ведь не просто лозунг "Все для фронта, все для победы!". Всевозможные ресурсы Харьковской области по указанию первого секретаря Харьковского обкома партии А. А. Епишева мобилизованы на нужды строительства оборонительных рубежей. "Работать нужно, чем упорнее будем работать, тем больше веса будет у нас, если он действительно нужен", подытожил свои мысли Комаровский.
      Напряженность работы на строительстве оборонительных рубежей интенсивно нарастала. И все же командование фронтов подгоняло, настойчивые требования ускорить работы шли из Москвы.
      - Тяжело войскам, очень тяжело, - говорил Комаровскому Епишев. Противник хорошо моторизован и потому мобилен. Нашим войскам не за что зацепиться, кругом ровная степь, естественных препятствий нет. Я знаю, командование большие надежды возлагает на оборонительные рубежи.
      Чтобы успевать везде, Комаровский сменил автомашину на "трудягу войны" - самолет У-2. Теперь вместе с Шперком и другими ближайшими сотрудниками он умудрялся в течение дня побывать на многих участках огромного "строительного фронта", что позволяло своевременно выправлять неизбежные поначалу ошибки, оперативно влиять на ход работ. Однажды на самолет напал "мессершмитт". Пытаясь быстро приземлиться, летчик не рассчитал и почти швырнул У-2 на землю. Хрупкий самолетик получил серьезные повреждения. Пассажиры, как говорится в таких случаях, "отделались испугом". Комаровский был ранен в ногу.
      Враг все ближе подходил к строящимся рубежам. Убедившись, что советское командование не имеет возможности обеспечить их противовоздушной обороной, гитлеровцы ежедневно высылали на рубежи по нескольку самолетов. Безбоязненно в одиночку летали они над линией строительства, обстреливали ее из пулеметов, иногда бомбили, а чаще проносились над строителями бреющим полетом. Видимо, фашисты считали, что они и так сумеют сорвать работы. Положение сложилось тяжелое. Производительность труда строителей в дневное время снизилась, и упущенное наверстывали ночные смены. Но, разгадав тактику врага, строители приспособились работать и днем. Они уходили в укрытия только когда самолет нацеливался прямо на них, а многие и в этих случаях продолжали работать.
      Однажды Комаровский случайно подслушал разговор.
      - Вы почему не ушли в укрытие? - распекал инженер кого-то из рабочих.
      - Работы много.
      - Но ведь самолет пронесся прямо над вами. Вас же могло убить.
      - Нет, не убило бы. Он только пугает, а я не пугаюсь.
      Дальше Комаровский слушать не стал. Что мог он сделать, когда и укрытий настоящих на строительстве почти не было.
      "Непугавшийся" рабочий, конечно, преуменьшал опасность. Потери от вражеских воздушных налетов росли с каждым днем. В ряде мест противник находился в непосредственной близости к рубежам. В верхней (по течению Днепра) части рубежа одно из строительных подразделений было захвачено прорвавшимися гитлеровцами. На станции Алексеевка фашистские самолеты разбомбили эшелоны с прибывшими на строительство студентами Харьковского медицинского института.
      Были и курьезные, если можно к тем обстоятельствам применить это слово, случаи. Движимые искренним стремлением помочь важному делу, различные организации направляли на рубежи экскаваторы с оставляемых строек. Для строителей оборонительных рубежей эти машины стали обузой, так как они были малоподвижны - сгрузить и доставить их на места стоило большого труда, а главное, работали они на дизельном топливе, которое достать было невозможно. Гитлеровцы же, просматривая местность с воздуха, видимо, принимали экскаваторы за тяжелые орудия или не понимали, что это такое. Поэтому они каждый раз ожесточенно бомбили места, где обнаруживали экскаваторы.
      Комаровский разослал во все места телеграммы с просьбой прекратить отгрузку на рубежи ненужных в конкретных условиях механизмов. Кое-где его стали за это упрекать в антимеханизаторских настроениях.
      - Не обращайте внимания, - утешал его Шперк. - Требуйте прекратить отгрузку нам экскаваторов. А те, что прислали, погибли не напрасно. Не одну сотню бомб сбросили на них фашисты. Трудно представить, что было бы, если бы эти тонны на наши объекты обрушились.
      Менее чем за два месяца в невероятно тяжелых условиях строители смогли все же выполнить значительную часть работ по устройству систем противотанковых и противопехотных препятствий. Однако враг, во многом превосходивший советские войска, продвигался быстро, и необходимость в завершении строительства оборонительного рубежа на ряде участков вообще отпала. Усилия строителей были сконцентрированы на сооружении оборонительных объектов на подступах к Харькову и Сталине. Укрепления у Харькова были построены полностью и сыграли определенную роль в изматывании противника. Опираясь на них, советские войска нанесли врагу большие потери в живой силе и технике.
      Харьков, как известно, был оставлен советскими войсками по приказу Ставки Верховного Главнокомандования в связи с общей обстановкой на фронте. Пятое управление оборонительных работ до последнего дня находилось в городе: фашистские войска входили в Харьков с одной стороны, а управление со всем своим имуществом в это же время покидало его с другой. Перед коллективом управления было поставлено новое задание - строительство оборонительных рубежей по рекам Дон и Медведица. Иными словами, уже тогда стали приниматься меры для обороны подступов к Сталинграду.
      В начале ноября 1941 года Комаровский был вызван в Наркомат обороны. Лететь пришлось на бомбардировщике, согнувшись, сидя в его переднем холодном отсеке. Холод не отвлекал от горестных мыслей. Хотя и чувствовалось, что гитлеровский блицкриг с самого начала войны стал давать осечки, обстановка на фронтах все же повсюду складывалась в пользу противника. Горестные мысли вызывало и новое задание: строить оборонительные рубежи под Сталинградом! Это же глубокий тыл! Позже, когда на ход войны можно было посмотреть с расстояния времени, Комаровского восхитила предусмотрительность Ставки Верховного Главнокомандования, во всем объеме понимавшей, с каким сильным противником страна имела дело и не исключавшей возможности дальнейшего проникновения вражеских войск в глубь советской территории, видевшей, что война приобретет затяжной характер, и делавшей из всего этого необходимые практические выводы. Но тогда, осенью 1941 года, решение командования строить оборонительные рубежи, казалось бы, в самом глубоком тылу вызвало удручающие чувства. Они не колебали ни уверенности в победе, ни стремления отдать для ее достижения все силы. Они скорее были отражением происходящего в головах людей переосмысливания своего подхода к войне, неизбежным следствием расставания с привычными представлениями о том, что агрессор далеко на советскую землю не продвинется и будет скоро разгромлен. Крушение этих представлений, естественно, вызывало горечь, удручало.
      "Черт возьми! Ни минуты нельзя быть без дела! - сердился на свое состояние Александр Николаевич. - Когда работаешь, думаешь только о деле, тогда легче, тогда не лезет в душу эта надсадная тоска".
      Москва оказалась по-военному суровой и подтянутой. Во всем: и в образцовом уличном порядке, и в пересекающих улицы противотанковых заграждениях, и в деловито обучающихся строю и приемам рукопашного боя подразделениях ополченцев, и в спокойных, сосредоточенных лицах москвичей, и во многом другом явственно проявлялась собранная воедино непреклонная воля всего народа не отдать Москву на поругание врагу, сокрушить его под стенами столицы.
      Оказалось, что Комаровский был вызван для отработки схемы новых рубежей обороны, которые предстояло сооружать пятому управлению оборонительных работ. Указания теперь давались более конкретные, чем когда он направлялся на Южный и Юго-Западный фронты, и это с удовлетворением отметил про себя Александр Николаевич. И хоть неприятно кольнуло в сердце, когда он узнал, что гитлеровцы в ряде мест непосредственно угрожают выйти к родному ему каналу Москва - Волга, вся обстановка в Москве, деловитость в Генеральном штабе дали ему дополнительный заряд энергии и бодрости. Да и предстоящая работа его не так волновала, как в первый раз. Строить нужно было то, что уже строили: противотанковые рвы, эскарпы и контрэскарпы, доты и дзоты, командные и наблюдательные пункты, окопы и ходы сообщения. "В общем работа теперь знакомая. Коллектив управления имеет необходимый опыт. Остальное приложится", - размышлял Александр Николаевич на пути к аэродрому.
      До Сталинграда Комаровский долетел попутным самолетом. Выяснив, как размещаются подходившие первые подразделения пятого управления оборонительных работ, он сразу же направился в обком партии, к его первому секретарю А. С. Чуянову, одновременно и председателю городского комитета обороны Сталинграда.