Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 2)

      Находясь на выносном пункте управления в Кабардинке, вице-адмирал Октябрьский всю ночь с 3 на 4 февраля 1943 года не смыкал глаз. К сожалению, войскам 47-й армии не удалось прорвать оборону противника. Командующий фронтом вопреки ранее им утвержденному плану операции распорядился высаживать десант, не дожидаясь прорыва сухопутных войск.
      В ту ночь свирепствовал шторм. И все же отряд кораблей с первым броском десанта дошел до Южной Озерейки и начал высадку. Шла она не вполне четко, полной внезапности достигнуть не удалось, не удалось и добиться четкого взаимодействия между силами десанта и отрядами кораблей и авиацией. Продолжать высадку десанта в таких условиях было неразумно, и Октябрьский приказал ее прекратить.
      Он мог предположить, к каким тяжким последствиям в его личной судьбе приведет такой поворот дела, но думать о том себе не позволял. Получив доклад, что майор Цезарь Куников, командир отряда особого назначения, закрепился на плацдарме у Станички, Октябрьский сказал:
      - Здесь будем наращивать успех! Сюда, к Станичке, и перенацелим основные силы. И прежде всего бригады морской пехоты.
      Так вспомогательное направление превратилось в главное. Трое суток фашисты ожесточенно атаковали десантников, пытаясь сбросить их в море. Но куниковцы устояли. А затем в район Станички высадились 255-я и 83-я бригады морской пехоты, возглавляемые героями обороны Севастополя офицерами А. С. Потаповым и Д. В. Красниковым. А через десять суток на крошечный плацдарм флот перебросил войска 18-й армии - семнадцать тысяч человек, танки, артиллерию. В отряде же Куникова было всего 250 морских пехотинцев, но они были первыми, они были основателями знаменитой Малой земли.
      Семь месяцев на плацдарме от Мысхако до Станички площадью в тридцать квадратных километров сражались с врагом защитники Малой земли. Их жизнь и борьба во многом зависели от морской дороги вдоль берега, занятого врагом. И семь месяцев моряки малых кораблей, проявляя самоотверженную отвагу, совершали труднейшие рейсы к Мысхако, доставляя десантникам боеприпасы, пополнение, провиант. Душой обороны плацдарма были коммунисты, а ее выдающимся организатором Леонид Ильич Брежнев, возглавлявший в ту пору политотдел 18-й десантной армии.
      Гарнизон Малой земли свыше полугода оттягивал на себя крупную фашистскую группировку и тем самым способствовал успешным действиям наших войск на южном стратегическом направлении. Настало время, и защитники Малой земли тоже пошли в наступление.
      Советские войска устремились на запад, очищая от врага города и села. Расцветали алыми знаменами порты и базы Черноморья: Новороссийск, Керчь, Николаев, Одесса. К их пирсам швартовались корабли Черноморского флота. Все сильнее разгоралось зарево нашей Победы.
      10 апреля 1944 года была освобождена Одесса. В тот день вместе с Москвой салютовала одержанной победе и эскадра Черноморского флота. А через сутки Филипп Сергеевич Октябрьский получил директиву Ставки, подписанную И. В. Сталиным. Она определяла задачи флота на весь 1944 год. И были в ней лаконичные строчки, которые многое говорили командующему:
      "В ближайший период нарушение коммуникации с Крымом считать главной задачей; ...быть готовым к формированию и перебазированию Дунайской военной флотилии".
      К документам стратегического значения на войне было особое отношение. В той же директиве, адресованной всего пяти лицам, Маршал Советского Союза А. М. Василевский значился под условной фамилией тов. Александрова. И естественно, Октябрьский не имел права говорить о директиве кому бы то ни было. Но флот уже жил стремлением решать именно те задачи, которые формулировала Ставка. Флот готовился освобождать Крым, освобождать другие наши земли.
      Еще до получения директивы Ставки силы флота совершили беспримерный на морском театре маневр.
      Двадцать часов шли из Геленджика в Скадовск торпедные катера. Они преодолели пятьсот миль и на столько же, естественно, приблизились к предстоящему району боевых действий. Октябрьский, отдавший много лет службе на катерах, был восхищен этим переходом. Ведь предел их автономного плавания - четыре-пять часов. Все моряки на катере несут вахту бессменно, и большинство - на открытых постах, на ветру, под солеными ушатами ледяной воды. Плавание катера на волне Леонид Соболев справедливо сравнивал с ездой на автомашине по шпалам со скоростью восемьдесят километров в час.
      Вел пятнадцать крохотных кораблей по штормовому морю вдоль занятых врагом берегов комбриг капитан II ранга В. Т. Проценко, чьи катера сентябрьской ночью сорок третьего года прорвались в Цемесскую бухту Новороссийска и предопределили захват порта.
      Из Поти в Анапу перебазировалась еще одна бригада торпедных катеров во главе с капитаном II ранга Г. Д. Дьяченко. На аэродромы Северной Таврии перелетели полки морской авиации. Катерники и авиаторы сразу же ударили по врагу на коммуникациях врага, связывающих Одессу с Крымом и Румынией. Во время Одесской операции вместе с подводниками они пустили на дно свыше тридцати транспортов, десантных судов и катеров противника.
      Теперь этим силам предстояло сыграть важную роль в освобождении Крыма. Требовалось заблокировать с моря фашистскую группировку войск и исключить как ее пополнение и снабжение, так и эвакуацию.
      Командующий флотом пристально следил за тем, чтобы все новое, что появилось в тактике боевых действий, быстрее осваивалось молодыми офицерами. Особое внимание он уделял главным ударным силам - авиации и подводным лодкам.
      В военно-воздушных силах флота теперь было пятьсот самолетов различных типов. Сотни молодых летчиков получили новые машины. И требовалось научить их с максимальным эффектом действовать в бою. Октябрьский побывал в каждой авиадивизии, проанализировал ход внедрения тактических новинок. В дивизии пикирующих бомбардировщиков, которой командовал Герой Советского Союза подполковник И. Е. Корзунов, тот самый, что бомбил в сорок первом Плоешти, впервые в Военно-Морском Флоте внедрили метод топмачтового бомбометания. Прежде летчики выходили в атаку по кораблю с горизонтального полета, теперь стали пикировать по верхушке мачт. Точность бомбометания повысилась в несколько раз.
      - Надо ожидать усиления противовоздушной обороны конвоев, настораживал летчиков командующий флотом.
      - На этот случай мы разработали метод массирования ударов авиации, докладывал командующий ВВС генерал-лейтенант авиации В. В. Ермаченков. Создаем группы из различных типов самолетов. Скажем, штурмовики идут вместе с истребителями, а коль нужно, включаем в группу бомбардировщики и торпедоносцы.
      Октябрьский убедился, что и в минно-торпедной дивизии полковника В. П. Канарева, и в истребительной дивизии полковника И. С. Любимова летчики хорошо поняли существенные изменения в оперативной обстановке на театре и ориентируются на активные действия именно в море, как и положено флотской авиации.
      - Для летчиков и катерников, Павел Иванович, ситуация теперь изменилась в лучшую сторону, их базы приблизились к району боевых действий, - говорил Октябрьский командиру бригады подводных лодок контр-адмиралу П. И. Болтунову. - А вам придется по-прежнему воевать по принципу "длинной руки".
      - Да, товарищ командующий, только руку надо тянуть довольно далеко через все Черное море, - соглашается комбриг. - От Поти до Констанцы и Босфора.
      - Вот я проанализировал итоги боевой деятельности подводных лодок за три месяца, - продолжал Октябрьский. - Тридцать шесть походов, двадцать побед. За три месяца потоплено вражеских судов почти столько же, сколько за весь первый период войны, за полтора года. Напряжение, как видите, большое. А скоро станет еще большим. Какими же новинками в тактике порадуют наши подводники?
      - Как и приказано, - отвечает комбриг, - переходим на позиционно-маневренный метод использования подводных лодок. Раньше командир лодки, по существу, ожидал цель только в назначенной ему позиции, в лучшем случае искал ее. Теперь будем маневрировать позициями, иначе говоря, будем активно использовать подводные силы по всему маршруту движения конвоев. Сменил конвой маршрут - и лодки идут на новые позиции.
      - Добро. Но это непростое дело, - замечает командующий. - Тут нужно особенно четкое взаимодействие.
      - И не только между подводными лодками. Ведь основные данные они будут получать от авиации
      - Да, Павел Иванович, мы видим рождение поистине комплексного использования разнородных сил флота в борьбе на коммуникациях. И торпедные катера, и подводные лодки, и морская авиация не только действуют согласованно в операции, но и органически взаимодействуют друг с другом, начиная от разведки целей и кончая ударами по ним. Значит, всем нам нужно потрудиться, чтобы это новое получше развивалось и внедрялось в практику.
      Крымская операция началась 8 апреля 1944 года. Два с половиной часа тысячи орудий и сотни самолетов сокрушали оборону фашистов на Перекопе и у Сиваша, а затем в атаку пошли ганки и пехота. Второй мощный удар наносили по врагу со стороны Керчи войска Приморской армии при поддержке Азовской флотилии. Через десять дней фашисты были зажаты в полукольцо у Севастополя. Флот замкнул кольцо со стороны моря.
      - Бригаду Дьяченко перебазировать из Анапы в Ялту, а бригаду Проценко из Скадовска в Евпаторию, - приказал Октябрьский. - Торпедные катера замкнут ближнее кольцо. А подводные лодки - второе, на дальних подступах. Морской авиации - наносить удары по базам и конвоям.
      Нелегко было катерникам. Их утлые кораблики крепко поизносились, случались и потери. Получив об этом доклад комбрига В. Т. Проценко, командующий продиктовал радиограмму: "Прошу моряков-катерников сделать все, чтобы продержаться и топить врага, который в ближайшие два-три дня окончательно будет выброшен с крымской земли. Октябрьский". Как потом вспоминал Проценко, "после такой телеграммы катерники и на веслах вышли бы в море".
      Катера выходили на поиск ночью и атаковывали конвои с двух сторон, и не только торпедами, но и реактивными снарядами. Первые "эрэсы", получившие потом название "катюш", испытывались на флоте еще до войны под руководством знаменитого авиаконструктора А. Н. Туполева, создателя одного из типов торпедных катеров. В бою катерные "катюши" опробовал под Новороссийском Герой Советского Союза капитан-лейтенант Г. В. Терновский. И теперь они сокрушительно разили фашистские суда. Шестерых офицеров-катерников, отличившихся в Крымской операции, командующий флотом представил к званию Героя Советского Союза.
      Искусно действовали подводники. Только за один поход подводная лодка Щ-201 под командованием капитан-лейтенанта П. И. Парамошкина одержала три победы - потопила транспорт "Гейзерикс" и тральщик, а также вывела из строя десантное судно. А Герой Советского Союза капитан-лейтенант М. И. Хомяков, командир подводной лодки М-111, сумел одновременно атаковать сразу две цели и обе пустил на дно.
      Один за другим горели, разламывались, взрывались фашистские суда - и те, что в первые дни операции намеревались доставлять в Крым пополнение, и те, что пытались потом эвакуировать прижатые к морю остатки 17-й гитлеровской армии.
      10 мая, на следующий день после того, как над Севастополем вновь зареял советский флаг, командир бригады подплава контр-адмирал П. И. Болтунов докладывал адмиралу Ф. С. Октябрьскому о результатах последних боевых походов.
      - Подводная лодка М-62, командир Малышев, потопила транспорт; Щ-202, командир Леонов, потопила лихтер; А-5, командир Матвеев, потопила самоходный паром; гвардейская М-35 потопила танкер...
      - Гвардейская М-35? - переспросил Октябрьский. - Командиром, помнится, там был бородач.
      Речь шла о М. В. Грешилове, широко известном на флоте подводнике, известном, конечно, не столько окладистой бородой, сколько дерзкими и расчетливыми атаками.
      - Грешилов сейчас командует "щукой", Щ-215, а свою гвардейскую "малютку" передал капитан-лейтенанту Прокофьеву.
      - Значит, в хорошие руки передал. Поздравьте Прокофьева с победой, велел командующий, а подумав, добавил: - И с освобождением Севастополя надо поздравить подводников.
      Так на борту М-35 была получена радиограмма: "Севастополь взят. Отсалютуйте городу-герою торпедами". Узнав о такой радостной победе, подводники сделали надписи на торпедах "За Родину!", "За Севастополь!" и с еще большим энтузиазмом начали поиск вражеских целей. Через сутки они обнаружили военный транспорт и метким ударом пустили его на дно. Капитан-лейтенант В. М. Прокофьев радировал на береговой командный пункт: "Отсалютовал городу-герою Севастополю".
      В те дни салютовали освобожденному Севастополю снайперскими атаками многие черноморские корабли и батареи, эскадрильи и батальоны.
      Особенно большого боевого успеха достигли летчики морской авиации. Только за один день 10 мая они уничтожили и вывели из строя шестнадцать кораблей. В воздушных боях черноморские истребители сбили восемьдесят самолетов. А в целом за время Крымской операции свыше ста кораблей и судов противника было потоплено и повреждено. Как признавал штаб 17-й фашистской армии, только за десять дней мая на переходе морем было потеряно свыше сорока тысяч солдат, матросов и офицеров.
      Восемь месяцев фашисты не могли взять Севастополь. Освобожден же он был за несколько дней.
      Этой весной Филипп Сергеевич Октябрьский, бывая на кораблях, не раз слышал один и тот же вопрос:
      - Когда эскадра пойдет в Севастополь?
      Он и сам с нетерпением ожидал этого знаменательного для флота события. Как-то, поторопившись, спросил о том наркома.
      - Прежде всего надо тщательно очистить от мин все гавани и фарватеры, - ответил адмирал Н. Г. Кузнецов. - Я хорошо вас понимаю, Филипп Сергеевич. Это же и моя родная эскадра, не один год служил на ее кораблях и мечтал бы сам увидеть ее возвращение в главную базу. На вы знаете, как Верховный Главнокомандующий строго требует от нас не подвергать опасности крупные корабли. Не рисковать ими.
      И хотя Октябрьскому уже довелось пережить горькие и даже отчаянные дни и недели из-за не вполне оправданных потерь в корабельном составе флота, тем не менее где-то в глубине души он страстно хотел бы именно сейчас, в разгар победоносного нашего наступления, видеть черноморскую эскадру устремленной на запад, активно участвующей в сражениях.
      Однако неотложные дела войны не оставляли времени для длительных раздумий и разговоров на этот счет. Директивы Ставки следовало неукоснительно выполнять. За ними стояли высшие стратегические соображения и высшие государственные интересы.
      Фронт на сухопутье стремительно продвигался на запад, и вот уже советские войска вышли в район Ясс и на Днестр, приблизились к границам Румынии, к Дунаю - этой великой материковой водной артерии. Ставка решила провести новую крупную операцию (она вошла в историю под названием Ясско-Кишиневской), и к ней привлекался Черноморский флот.
      Адмирал Октябрьский развернул свой флагманский командный пункт на окраине Одессы, в районе Большого Фонтана.
      Ежедневно сюда приходили сводки об обстановке на морском театре. Командующего особенно интересовало положение в военно-морской базе Констанца. Здесь, а также в Сулине сосредоточились почти все военно-морские силы противника - около двухсот кораблей, судов и катеров.
      - Следите за Констанцей, - говорил он и начальнику разведотдела, и командующему военно-воздушными силами. - Надо разгадать, что намерен делать вражеский флот.
      Когда Октябрьскому доложили об оживлении коммуникации Констанца устье Дуная, он, не скрывая волнения от осенившей его догадки, энергично воскликнул:
      - Заволновались! Они задумали перебросить свои корабли и суда на Дунай, тем самым спасти их и использовать на реке. Использовать для того, чтобы сдержать наступление наших сухопутных войск. Не выйдет!
      Под руководством Октябрьского детальнейшим образом был продуман упреждающий удар по вражеским базам. Утром 20 августа 1944 года четыре группы штурмовиков Ил-2 взяли курс на Сулину. Пока фашисты отбивали их атаки здесь, торпедоносцы сбросили дымовые бомбы на Констанцу, дабы ослепить зенитные батареи противника. Вражеские истребители стягивались к Сулине, а тем временем три группы наших пикировщиков под прикрытием истребителей ударили по базе в Констанце. Около двухсот самолетов флота участвовало в этой операции. Подчиняясь единому управлению, четко взаимодействуя между собой, разнородные силы морской авиации сокрушительными ударами, по сути, парализовали обе военно-морские базы, уничтожили и повредили около семидесяти кораблей и судов, в том числе вспомогаельный крейсер, две подводные лодки, несколько миноносцев.
      Черноморский флот находился в это время в оперативном подчинении командующего Третьим Украинским фронтом генерала армии Ф. И. Толбухина. Доложив ему о результатах удара по Констанце и Сулине, адмирал Ф. С. Октябрьский услышал в ответ:
      - Перспективный успех, Филипп Сергеевич. На Дунае теперь нам будет легче. Но пока наши войска у Днестра. Здесь и прошу помочь. Я уже дал указания Горшкову.
      - Знаю о том, Федор Иванович, - ответил Октябрьский. - Флот не подведет. А Горшков большой мастер десантных операций.
      Действительно, еще 11 августа генерал армии Толбухин имел разговор с командующим Дунайской флотилией контр-адмиралом С. Г. Горшковым о форсировании Днестровского лимана передовым десантным отрядом. И эта операция была спланирована и проведена по всем правилам возросшего искусства взаимодействия сухопутных войск, военно-морских сил и авиации.
      Восемь тысяч человек вошло в десантную группу. Ее костяк составили батальоны знаменитых 83 и 255-й бригад морской пехоты. Свыше четырехсот десантных лодок, десятки полуглиссеров, паромов и катеров с десантниками на борту ночью устремились через одиннадцатикилометровую акваторию лимана к берегу, где оборонялся враг. С моря в лиман ворвались два отряда корабельной поддержки. Их возглавляли храбрые и искусные офицеры капитан-лейтенанты С. И. Барботько и В. И. Великий, ставшие вскоре Героями Советского Союза. Триста самолетов поддерживали ударами с воздуха эту многочисленную армаду "москитного флота". И она высадила под огнем штурмовые группы, а затем и основные силы десанта. К концу суток все западное побережье Днестровского лимана было занято нашими войсками.
      А в следующие пять суток дерзкими прорывами малых кораблей в гирла Дуная и стремительными десантами черноморцы овладели важнейшими портами в дельте реки еще до подхода наших сухопутных войск. У Жебриян морские пехотинцы взяли в плен пять тысяч фашистов, в Вилкове - две тысячи, в Сулине - ядро речной флотилии. 25 августа 1944 года Октябрьский получил телеграмму из Килии от Горшкова: "Частей армии нет. Прошу уточнить обстановку на фронте". Конечно, положение крошечных отрядов морских пехотинцев могло стать катастрофическим, учитывая их оторванность от основных наших войск. Но действия этих дерзких отрядов, переправлявшихся на быстроходных катерах, весьма способствовали продвижению сухопутных войск, которые вскоре освободили от фашистов весь район в нижнем течении Дуная.
      Спустя пять дней член Военного совета Черноморского флота контр-адмирал Азаров сообщил Октябрьскому из Констанцы:
      - Только что принял доклад командующего румынским флотом о принятии условий капитуляции.
      В эти месяцы к донесениям о больших и малых победах Филипп Сергеевич Октябрьский уже привык, и тем не менее последняя весть отозвалась в его сердце по-особому. Он вспомнил свой поход в осажденную Одессу и свой разговор с Ильей Ильичом Азаровым в критические дни защиты города, вспомнил другие драматические дни, пережитые всего два года назад вместе с этим замечательным политработником, с другими своими соратниками по флоту Николаем Михайловичем Кулаковым, Иваном Дмитриевичем Елисеевым, Сергеем Георгиевичем Горшковым. И вот капитуляция основной на театре вражеской военно-морской базы.
      А еще неделю спустя Октябрьский принял доклад, что высаженные с летающих лодок в болгарский порт Варну черноморцы были встречены хлебом и солью. Это случилось на том же берегу, где три года назад по его приказу командир Щ-211 капитан-лейтенант А. Девятко высаживал во тьму и неизвестность болгарских революционеров-патриотов, убежденных интернационалистов.
      Боевые действия на Черном море подошли к концу, но черноморцы еще не один месяц сражались с врагом. Одни из них прошли с боями по огненным плесам Дуная до Братиславы и Вены, другие летали на бомбежки фашистских баз и кораблей в небе южной Балтики, третья водили подводные лодки в атаки по вражеским конвоям в глубинах полярных морей. Флот передал много лучших, испытанных в сражениях людей на другие театры военных действий.
      По и здесь, в пределах Черноморья, шла огромная и, по сути, та же боевая работа: активно шло траление мин. Выполняя указания Ставки, адмирал Октябрьский особенно пристально следил за тралением фарватеров и бухт Севастополя. Он уже знал, что эскадре наконец-то разрешили возвратиться в главную базу, и отдал все необходимые распоряжения на корабли. "Наконец пришел долгожданный день и час. Линкор "Севастополь", крейсеры, эсминцы, прибранные, чистые, заново подкрашенные, заняли свои места в строю и под флагом командующего флотом взяли курс в Севастополь, - вспоминал впоследствии нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов. - Строй кораблей растянулся на несколько миль. Учащенно бились сердца не только моряков-черноморцев, но и всех жителей города-героя при виде входившей в Северную бухту эскадры. Это было 5 ноября 1944 года около 14 часов. Над кораблями шли истребители - на этот раз, конечно, свои. Они несли почетную вахту эскорта. Очевидно, у стоявших на палубах матросов и офицеров всплыли воспоминания, как трудно было прорываться в эту гавань в 1941-1942 годах. Двадцать одним залпом из ста орудий возвестила эскадра о своем возвращении в главную военно-морскую базу Черноморского флота. Незабываемые часы!"
      Да, это были незабываемые часы для всего флота и, естественно, для его командующего. И хотя Севастополь еще лежал в руинах, еще не один месяц то тут, то там взрывались мины, город начинал новую жизнь, а вместе с ним новый этап жизни начинался и для Черноморского флота. Возрожденный Севастополь, увенчанный Золотой Звездой города-героя, орденами Ленина и Красного Знамени, стал лучшим памятником тем, кто беззаветно сражался с врагом и в дни обороны, и в дни освобождения.
      Для Филиппа Сергеевича Октябрьского Севастополь навсегда остался самым родным и самым любимым городом. Три года уже после великой Победы он продолжал командовать Черноморским флотом, потом был назначен в Москву на высокий пост первого заместителя главнокомандующего Военно-Морских Сил. Здесь спустя три года, его настигла тяжелая болезнь. Но, едва оправившись от недуга, Октябрьский снова возвратился в Севастополь, в город, без которого уже не мыслил своей жизни. Он попросил назначить его начальником Высшего военно-морского училища имени П. С. Нахимова и еще три года беззаветно трудился, отдавая свой военный и жизненный опыт новому поколению флотских офицеров. И будучи последние перед кончиной девять лет в группе генеральных инспекторов Министерства обороны СССР, адмирал Октябрьский не оставил города, где провел самые трудные и самые славные свои годы.
      И в последний путь на кладбище Коммунаров июльским днем 1969 года его провожали любимый город и родной флот. Севастополь отдавал дань глубокого уважения и благодарной памяти заслуженному адмиралу, видному военачальнику, коммунисту с полувековым стажем, яркому представителю поколения замечательных советских людей, всю жизнь без остатка посвятивших народу и Отечеству и навсегда ставших их гордостью и славой.
      От сельского пастушонка, не ведавшего грамоты, до члена Центральной ревизионной комиссии КПСС и депутата Верховного Совета СССР, от ученика кочегара на допотопном речном пароходе до первого заместителя главнокомандующего Военно-Морским Флотом - таков путь Героя Советского Союза адмирала Филиппа Сергеевича Октябрьского. Ровесник века, он был не просто свидетелем, но активным участником его бурных и великих событий. Он прожил большую и славную жизнь, в которой отразилась биография поколения, озаренная светом Октября.
      Полковник А. Киселев
      Маршал Советского Союза Федор Толбухин
      Казалось бы, война приучает если не равнодушно, то, во всяком случае, привычно воспринимать известия о смерти. Однако это глубокое заблуждение. Люди всегда остаются людьми. Потому-то болью в сердце отдается каждая утрата, хотя и сознаешь, что войны без утрат не бывает. Боль эта тем острее, чем ближе знал погибшего, чем теснее стоял с ним в общем строю.
      Об этом размышлял Федор Иванович Толбухин, оставшись один в своем просторном блиндаже. Высокого роста, тучный, с крупными, но приятными чертами лица, с обычной крестьянской лукавинкой в больших, добрых: глазах, внешне всегда невозмутимый и спокойный, в этот вечер он выглядел совершенно непохожим на себя, подавленным печалью недавней утраты. Толбухин потерял не просто соратника, вместе с которым стоял во главе Южного фронта. Это был друг, товарищ, настоящий человек, несгибаемый коммунист. Он погиб не в бою, не в атаке, хотя именно в это время войска Южного фронта непрерывно штурмовали позиции ожесточенно сопротивлявшегося врага на реке Молочной. Больное сердце не выдержало постоянного и предельного напряжения. Он скоропостижно скончался, как принято говорить в подобных случаях, на боевом посту. Точнее, он сгорел на войне, отдав всего себя, без остатка, во имя Родины, во имя победы. Этот человек - генерал-лейтенант Кузьма Акимович Гуров, член Военного совета Южного фронта.
      Много или мало прошли Толбухин и Гуров рядом в строю? Это как мерить. Если обычными мерками, то совсем немного. Только весной 1943 года, когда Федор Иванович был назначен с 57-й армии Сталинградского фронта командующим Южным фронтом, стала общей их военная судьба. Ну а если измерять тем, что пройдено вместе дорогами войны - через Миус-фронт, Донбасс и до реки Молочной? Тогда это будет много, очень много...
      Отчетливо, до последнего штриха, вспоминалась встреча весной.
      Когда знакомились, Кузьма Акимович первым рассказал свою биографию. Сын калужского крестьянина. От роду сорок второй год. Член Коммунистической партии с 1921 года. С восемнадцати лет служит в Советской Армии. Участник гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке - красноармеец, затем политрук эскадрона. В этой должности начал службу в межвоенный период. В двадцатые годы дважды учился на военно-политических курсах, тогда же окончил пехотную школу, а в 1936 году - Военно-политическую академию. Был военным комиссаром Артиллерийской академии. С 1940 года - начальник Военно-педагогического института. Великую Отечественную начал членом Военного совета 29-й армии, в январе 1942-го назначен членом Военного совета Юго-Западного фронта, во время обороны Сталинграда стал членом Военного совета 62-й армии, оборонявшей город...
      Совсем еще короткая жизнь, уместившая в себя так много.
      Толбухин, в свою очередь, рассказал о себе.
      - Так вот, Кузьма Акимович, в сравнении с вами я, должно быть, пожилой человек - мне под пятьдесят, - говорил он. - Родился в июне девяносто четвертого года в деревне Андроники на Ярославщине, в семье крестьянина-середняка. Там и школу церковноприходскую окончил, потом учился в земском училище в соседнем селе. После смерти отца поехал в Петербург, к старшему брату. Определили меня в торговую школу, окончил ее в 1910-м, Работал бухгалтером и продолжал учиться. Сдал экстерном за полный курс Петербургского коммерческого училища. По всем статьям, как видите, шло к тому, чтобы стать мне коммерсантом, да не получилось, первая мировая определила другую судьбу: в декабре четырнадцатого попал в армию и стал рядовым-мотоциклистом на Северо-Западном фронте. Потом направили меня в Ораниенбаумскую офицерскую школу и по окончании ее произвели в прапорщики. Попал уже на Юго-Западный фронт, начал с командования ротой, закончил первую мировую войну командиром батальона, штабс-капитаном...
      Толбухин был человеком дотошным, любившим во всем разобраться основательно. К тому же в той первой их беседе с Гуровым, понравившимся ему своей искренностью, прямотой и как бы вызывавшим его на такую же откровенность, он хотел, чтобы между ними установились доверительные отношения. Иначе как же можно работать вместе - командующему фронтом и члену Военного совета. Поэтому Федор Иванович биографию свою изложил, не обходя деталей. Подробно рассказал о том, как встретили он и его товарищи на фронте весть о Февральской революции и как митинговали солдаты, требуя скорейшего окончания войны. Рассказал о своей работе в солдатском комитете, куда был избран вскоре, о начавшейся после Октябрьской революции демобилизации старой армии, в результате чего возвратился бывший штабс-капитан в свою родную деревню Андроники.
      В августе 1918 года общее собрание граждан Сандыревской волости избрало Федора Толбухина военным руководителем военкомата. С этого времени, с организации военного обучения запасников, исчисляется срок его службы в новой, Красной Армии. Летом 1919-го он уже на фронте, воевал против Юденича и белополяков. Завершил войну, будучи начальником штаба дивизии. В 1921-1922 годах участвовал в ликвидации белофинской авантюры в Карелии. Боевые его Дела были отмечены достойно. За личную храбрость, как говорилось в постановлении Реввоенсовета, проявленную в бою у крепости Новогеоргиевской, удостоился ордена Красного Знамени, трижды был награжден именными серебряными часами с надписью "Честному воину Рабоче-Крестьянской Красной Армии". Межвоенные годы, как и у всех кадровых военных, были заполнены до предела. Перерывы от службы в войсках имел дважды: на время учебы в академии имени М. В. Фрунзе, оперативный факультет которой окончил в 1934 году, после чего был командиром дивизии, да год провел на курсах усовершенствования высшего командного состава. Все остальное время до и после учебы занимался преимущественно штабной работой - начальник штаба дивизии, корпуса, военного округа. В июне 1940 года получил звание генерал-майора.
      Толбухин отчетливо представил себе образ живого Гурова, его умение слушать собеседника, не перебивая и молчаливо поощряя к продолжению разговора, его излюбленный жест, как заметил впоследствии Федор Иванович, проводить время от времени ладонью по коротко остриженной голове, помогавший, вероятно, сосредоточиться.