Полководцы и военачальники Великой Отечественной (Выпуск 2)

К счастью, усилия врачей быстро принесли плоды, и в конце мая Константин Константинович вернулся в родную армию. Но радоваться его возвращению пришлось недолго. В июне Рокоссовский был назначен командующим Брянским фронтом. Казаков гордился выдвижением своего боевого командира. Однако расставаться с ним Василию Ивановичу было тяжело. Он искренне полюбил Рокоссовского и, как позже признавался, опасался, что новый командующий армией не будет так вникать в нужды артиллерии, так смело поддерживать его, Казакова, начинания, как это делал Рокоссовский.
      Однако и Рокоссовский был не менее привязан к своим боевым помощникам. Вскоре он позвонил в 16-ю армию и предложил начальнику штаба Малинину и Казакову продолжать воевать вместе. Нужно ли говорить, как обрадовались друзья! Но судьбы военные стремительны и переменчивы. Не успел Малинин стать начальником штаба, а Казаков начальником артиллерии Брянского фронта, как через два с половиной месяца они вместе с Рокоссовским были откомандированы на Донской фронт: Рокоссовский - командующим, Малинин начальником штаба, Казаков - начальником артиллерии фронта.
      Первые впечатления на Донском фронте ошеломили Казакова. В составе фронта действовало 102 артиллерийских и минометных полка, в том числе 50 полков резерва Верховного Главнокомандования, из них 13 зенитных артиллерийских полков. Всего на фронте насчитывалось около 3 тысяч орудий и минометов, 218 установок "катюш". С такой махиной Казакову еще не приходилось иметь дело. Управлять ею без хорошего, возглавляемого опытными энергичными работниками штаба было бы невозможно. А со штабом артиллерии дело поначалу складывалось очень плохо. Незадолго до приезда Казакова на фронте побывали по поручению Ставки Верховного Главнокомандования Жуков, Василевский и Воронов. У них сложилось неблагоприятное мнение о некоторых работниках штаба артиллерии и артиллерийских начальниках фронта. "Снимать их надо", - сказал Рокоссовский, встретившись с Казаковым. Но Василий Иванович, находясь под впечатлением объемов предстоящей работы, попросил не спешить. "Начальство здесь было наездом, могло не вникнуть во все, а обстановка нервная, - сказал он. - Я хочу сам разобраться в людях". Командующий фронтом не возражал.
      Самому разобраться в людях! Эта черта, всегда свойственная Казакову, явилась важнейшим принципом его деятельности, когда он стал занимать высокие посты в Вооруженных Силах. Казаков познакомился со своими будущими помощниками, присмотрелся к их работе и пришел к выводу, что все они способные, добросовестные работники. Позже он писал о начальнике штаба артиллерии Донского фронта Г. С. Надысеве: "Георгий Семенович сколотил впоследствии великолепный штаб артиллерии, завоевавший признание в войсках".
      В октябре началась подготовка наступательной операции, целью которой было окружение группировки вражеских войск под Сталинградом. Получив свою задачу в этой операции, командование Донского фронта разработало конкретный план подготовительных мероприятий. Им предусматривалась перегруппировка артиллерии и обеспечение ее боеприпасами. Нужно было переместить и определить в намеченных местах артиллерийские соединения и части, и сделать это скрытно от противника.
      В это напряженное время Казаков и работники штаба артиллерии постоянно находились в войсках. Дело двигалось, но трудности встречались неимоверные. Шли дожди, непрерывно дули сильные степные ветры. Дороги были разбиты, тягачей не хватало, корм лошадям подвозился с перебоями. Объехав несколько колонн, Надысев доложил:
      - Плохо, очень плохо с конной тягой. Лошади голодны, едва плетутся.
      - А люди? Люди как переносят невзгоды? - спросил Казаков.
      Надысев с восторгом рассказал, что, когда он подошел к группе бойцов и спросил о настроении, какой-то балагур, выглянув из-под капюшона плаща, весело ответил:
      - Настроение у нас подходящее. Вот только коняг жалко. Не приучены они у нас без овса и сена обходиться, вот и скучают. А нам что, нас ветрюгой не проймешь, мы двужильные!
      Другой боец добавил:
      - Нам бы только до фрица добраться. Тогда и сами согреемся, и ему жару дадим.
      Казаков не выразил, однако, удовлетворения услышанным.
      - Это хорошо, что настроение подходящее... Но нам-то с вами надо подумать, как сделать, чтобы они на первом же привале смогли обогреться и поесть, - жестко сказал Василий Иванович.
      С изумительной самоотверженностью бойцов и командиров он сталкивался повсюду ежедневно и ежечасно. Именно потому и строже относился к себе как начальнику и к своим помощникам, требуя, чтобы при всех неотложных заботах в центре внимания всегда находился солдат. Люди работали, не зная сна и отдыха. Казавшиеся неутомимыми, водители почти сутками не отрывались от баранок и по трудным дорогам в любую погоду доставляли к фронту сотни и тысячи тонн грузов. Чтобы читатель мог хоть приблизительно представить себе труд работников артиллерийского тыла, необходимо привести несколько цифр. Для подвоза только одного боевого комплекта снарядов и мин для всей артиллерии фронта требовалось более пяти тысяч полуторатонных автомашин. А к началу операции нужно было подвезти до трех боевых комплектов - около трех миллионов снарядов и мин. Иной неискушенный читатель спросит: а что три миллиона снарядов - это очень много? Убедительным ответом на этот вопрос может служить следующее сравнение: это чуть меньше половины снарядов всех калибров, которыми располагала Россия, вступая в первую мировую войну.
      Посещая войска, Казаков часто бывал у меня, в 65-й армии, командующим которой я незадолго до того был назначен. В первую нашу встречу, когда я прибыл на Донской фронт, разговор у нас получился таким, каким он обычно бывает после долгой разлуки друзей, - сбивчивым, несобранным. Перескакивая с события на событие и перебивая друг друга, мы быстро поделились пережитым за время разлуки, обменялись мыслями о сегодняшних делах. Василий Иванович казался прежним, но прежнее - его отношение к роли артиллерии в войне, взгляды на ее организацию и боевое применение - как бы раздвинулось в масштабах. По всему было видно, что огромная ответственность, сложные обязанности начальника артиллерии фронта по плечу моему другу, больше того, что именно теперь он в своей стихии. Это мое впечатление укрепилось в последующие приезды Василия Ивановича в нашу армию. И еще одно ценное, на мой взгляд, наблюдение: широкие масштабы обязанностей командующего артиллерией фронта не отдалили Казакова от, казалось, мелких теперь для него дел. Его можно было видеть не только в артиллерийских соединениях и частях, но и в дивизионах и на батареях, беседующим с крупными начальниками и с рядовыми бойцами. В большинстве случаев он всегда выносил из своих поездок в войска что-нибудь общее для всех.
      - Ориентируй своих артиллеристов на огонь прямой наводкой, - сказал он мне как-то. - Я таких мастеров этого дела узнал. Бьют как снайперы. Для ликвидации неподавленных огневых точек противника во время наступления прямая наводка - эффективнейшее дело.
      Убедившись в полезности чего-либо, Казаков настойчиво внедрял его в масштабах всего фронта. Так было и со стрельбой прямой наводкой. Он не жалел времени для бесед с командирами, бойцами батарей, доказывая им необходимость и важность этого способа применения артиллерии. И таким уж был Василий Иванович - умел заражать людей своими идеями. Не знаю, как обстояло дело в других армиях фронта, а в нашей 65-й армии стрельба прямой наводкой широко применялась.
      Чем ближе подходил предусмотренный планом момент начала операции, тем чаще Казаков бывал в нашей армии, так как именно ей предстояло наносить основной удар. И право, дела в армии он знал не хуже, чем я - ее командующий. С помощью Казакова было много сделано для обеспечения высокой эффективности артиллерийского огня нашей армии в момент начала наступления.
      И вот настало раннее утро 19 ноября - на этот день было намечено начало операции. Погода была крайне неблагоприятной. Над землей висел густой туман. За двадцать минут до начала артиллерийской подготовки на командный пункт 65-й армии прибыл Рокоссовский. Его сопровождали Казаков, командующий 16-й воздушной армией С. И. Руденко и другие начальники, а также штабные работники. Когда все расположились и я доложил о готовности армии начать наступление, Руденко сокрушенно сказал:
      - Погода нелетная, авиация действовать не может.
      - Что же, - ответил Рокоссовский. - Успех прорыва вражеской обороны теперь в гораздо большей степени будет зависеть от артиллерии, от ее организованности, мощности и точности огня. Артиллерийскую подготовку начать в назначенное время.
      Чтобы добиться одновременного открытия огня всей имеющейся артиллерией, были введены некоторые неуставные команды, которые затем применялись до конца войны. За пять минут до начала артиллерийской подготовки была подана команда: "Оперативно!", означавшая прекращение переговоров по всем линиям связи. Затем последовала команда: "Зарядить!", за ней другая команда: "Натянуть шнуры!"
      Это был волнующий момент. Тысячи расчетов застыли у орудий, ожидая конечной команды "Огонь!". За двадцать секунд до назначенного времени прозвучала и эта команда. Ее тут же продублировали взмывшие в небо ракеты. Ровно в 7 часов 30 минут тихое туманное утро было потрясено гигантским ураганом артиллерийского огня. Никто из нас до этого не был свидетелем артиллерийской подготовки такой силы. Воздух и земля содрогались от грохота многих тысяч выстрелов и вторивших им разрывов. И было от чего содрогаться: во время первого огневого налета каждую минуту производилось по пять-шесть тысяч выстрелов.
      С наблюдательного пункта было видно, как наша артиллерия перепахивала оборону противника. В воздух взлетали столбы пыли и земли, обломки наблюдательных пунктов, блиндажей и землянок. Все мы как завороженные смотрели на эту феерическую картину. Подойдя ко мне, Казаков с восторгом сказал: "Можно представить, что делается на соседнем фронте, там артиллерии намного больше, чем у нас".
      Да, это было торжество артиллерии, ее мощи! И право, иного дня для установления праздника - День артиллерии выбрать было нельзя. Им и стало 19 ноября. Но тогда, конечно, никто из нас об этом и не думал.
      Уже к середине артиллерийской подготовки многие подразделения противника начали покидать окопы и блиндажи, ища спасения в глубине своей обороны. В 8 часов 50 минут в атаку пошла пехота. Первую линию вражеской обороны, значительно разрушенную артиллерийской подготовкой, она взяла с ходу. Однако отошедшие части противника закрепились на заранее подготовленном рубеже. Вновь в дело была пущена артиллерия. Тяжелые орудия поражали противника с закрытых позиций. Большое количество других орудий было выдвинуто в боевые порядки пехоты. Артиллеристы крушили врага в упор.
      - Вот она, прямая наводка! Видишь итоги? Каково? А? - восхищенно говорил мне Казаков. - Обязательно нужно еще шире популяризировать это дело.
      Наступление продолжалось и на следующий и в последующие дни. Погода не улучшалась, авиация действовать не могла, и вся тяжесть огневой поддержки пехоты лежала на артиллерии. Она крушила оборону врага мощными огневыми налетами.
      И так было каждый день во всех армиях Донского фронта, пока, наконец, вражеская группировка в районе Сталинграда не была окружена и стянута силами трех фронтов.
      В ноябрьских боях артиллерия Донского фронта сыграла огромную роль. Но как по достоинству оценить масштабы и результативность ее действий? Вот некоторые данные, составленные в свое время самим Казаковым. За 12 дней наступления артиллерия Донского фронта выпустила свыше полумиллиона снарядов и мин. Это более 5,5 тысячи тонн металла и взрывчатого вещества. Если бы такое количество боеприпасов было подвезено одним рейсом, то потребовалось бы около 14 тысяч полуторатонных автомобилей - такая автоколонна растянулась бы на 400 километров.
      Только учтенные прямые потери противника от артиллерии Донского фронта составили 1300 различных уничтоженных целей, в том числе 570 дзотов и блиндажей, 50 артиллерийских и минометных батарей, 370 пулеметов, 125 самолетов, большое количество живой силы. Но цифры эти весьма и весьма приблизительны, И вообще для оценки действий артиллерии существенны не только физические, материальные результаты. Артиллерия срывала или значительно ослабляла подготовку вражеских атак. Здесь важен прежде всего сам срыв атак, а какие потери понес при этом враг, в большинстве случаев и установить не удается. Артиллерия производила так называемые дальние огневые нападения. Она наносила удары по дорогам и мостам, движущимся по ним колоннам войск. Прямой результат этих нападений установить вообще невозможно. Но вражеские резервы подходили к передовой с запозданием и изрядно потрепанными - значит, дальние огневые налеты нашей артиллерии были успешными.
      С середины декабря началась подготовка к уничтожению окруженной под Сталинградом группировки противника. На этот раз основная роль в этой операции была возложена на Донской фронт, который усиленно пополнялся войсками и техникой. К 10 января на фронте имелось более 120 артиллерийских полков - около 7,5 тысячи орудий и минометов. Резко возросло количество "катюш", появились и их братья - "андрюши", посылавшие на голову противника тяжелые 300-миллиметровые мины.
      Сообщив в один из приездов ко мне эти цифры, Казаков взволнованно сказал:
      - Всю эту огромную разнокалиберную армаду артиллерии и минометов нужно в кратчайший срок подготовить к гигантскому сражению, организовать четкое управление ею в бою.
      - Нужно, нужно, Василий Иванович. Тебя что, масштабы смущают? спросил я.
      - Немножко. Но я сейчас в себя верю, - убежденно сказал Казаков. - Не будь за моими плечами опыта командования артиллерией 16-й армии в сражении под Москвой и аттестата зрелости, полученного в ноябре 1942 года на Донском фронте, то я, может быть, и смущался бы. А ты, ты не смущен? Твоя армия тоже махиной стала.
      - А я, как ты, - ответил я. - Вместе ведь аттестат зрелости получали.
      В период подготовки операции Казаков часто бывал в нашей армии, и я видел: по плечу, в полной мере по плечу ему эта, как он говорил, огромная артиллерийская армада. Я любовался Казаковым. Работал он не просто хорошо и увлеченно, а, я бы сказал, творчески. Об этом говорили и поступавшие из штаба артиллерии фронта указания. Кое-кто считал, что Казаков обременяет штабы армий документами. Но большинство придерживалось иного мнения. Не во всех штабах соединений и частей имелись нужные наставления, да и они во многом устарели. Между тем ход военных действий, количественный и качественный рост артиллерии выдвигали все новые и новые проблемы, раскрывали новые перспективы в использовании артиллерийского огня. И можно без преувеличения сказать, что штаб артиллерии Донского фронта представлял собой не только орган управления, но и своеобразную научную лабораторию, где под руководством Казакова непрерывно велась большая творческая работа. Мне особенно запомнились поступившие к нам в середине декабря указания штаба артиллерии фронта об использовании артиллерии в армейских наступательных операциях.
      О том, насколько прав был Казаков в своем стремлении осмысливать происходящие перемены и делать из этого необходимые практические выводы, можно судить по такому примеру. Где-то в конце декабря Василий Иванович приехал ко мне очень взволнованным. Оказалось, что в штаб фронта прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования начальник артиллерии Советской Армии Воронов. К этому времени Казаков со своим штабом заканчивал разработку плана артиллерийской подготовки в предстоящей операции. Двое прибывших с Вороновым генералов потребовали изменить график артиллерийской подготовки с 55 минут, как планировал Казаков, до 2 часов 30 минут. Расход же боеприпасов они оставляли прежним.
      - Что же получается? - возмущенно говорил Казаков. - Я хочу противника сбить с ног одним сокрушительным ударом увесистого кулака, а они предлагают тратить два с половиной часа на слабенькие пощечины, от которых можно быстро оправиться!
      - Но ведь тут Воронов, можно сказать, твой учитель, - ответил я.
      - То-то и оно, - волновался Василий Иванович. - Ведь наш план на его же идеях построен! Ничего не понимаю. А эти генералы? Так, как они предлагают, в первую мировую войну воевали. Но тогда артиллерии было мало. А сейчас ее у нас уймище и качество ее другое. Эти генералы в плену старых представлений. Знаешь, пойду к Рокоссовскому, да и самому Воронову скажу все, что думаю!
      Через несколько дней Казаков вновь приехал ко мне, на этот раз просветленный, еще более энергичный.
      - Был у Рокоссовского, вместе с ним ходил к Воронову, - сказал он. Оказалось, генералы-то без ведома Воронова действовали. Словом, Воронов одобрил наш план. Давай работать. У тебя же главное направление. Здесь, брат, такой кулачище артиллерийский поработает, какого еще никто не видел.
      Да, нашей 65-й армии предстояло действовать на главном направлении, на ее плечи ложилась основная тяжесть предстоящей операции. В полосе нашей армии на каждый километр фронта приходилось по 135 орудий и минометов, а в районах намечавшегося прорыва еще больше: до 200 стволов на километр. В других армиях плотность артиллерии была много меньше. Нам нужно было выполнить большую и сложную работу по планированию артиллерийского огня. К тому же в нашей армии впервые было решено осуществить поддержку атаки пехоты и танков артиллерийским огневым валом. Об этом методе было известно и до войны. Но пока он еще не применялся: дело это было сложным и требовало много артиллерии и снарядов. Сложностей мы не боялись, а артиллерии и боеприпасов у нас теперь было достаточно.
      Видимо, неискушенному читателю нужно объяснить, в чем заключался этот метод. Суть его состояла в том, что с началом атаки пехота и танки ведут наступление, имея перед собой надежную завесу артиллерийского огня. Последовательно перемещаясь, эта завеса как бы ведет пехоту и танки за собой, прикрывая ее от огня и контратак противника.
      Чтобы этот весьма эффективный метод дал желаемые результаты, требовалась идеальнейшая организованность, нужно было обучить артиллеристов вовремя переносить огонь по сигналам, а пехоту двигаться вслед за огневым валом, не боясь осколков снарядов. Словом, нужна была, говоря современным языком, четкая синхронность организации артиллерийского огня, действий артиллеристов и пехоты с танками. Всему этому мы обучались, не жалея сил и времени. Казаков и работники его штаба провели большую работу в стрелковых частях, показывая, как нужно наступать за огневым валом.
      Казаков и его штаб умело организовали перегруппировку и сосредоточение артиллерии. Производилась перегруппировка лишь по ночам с соблюдением всех мер маскировки. За пять дней до начала операции штаб Казакова организовал круглосуточный методический обстрел глубины вражеской обороны артиллерией всех армий фронта. Делалось это и для изнурения противника, и для его обмана, чтобы скрыть направление главного удара наших войск.
      Наконец наступило долгожданное 10 января 1943 года. В 7 часов 30 минут на мой командный пункт прибыли командующий фронтом Рокоссовский, представитель Ставки Верховного Главнокомандования Воронов, командующие и начальники родов войск.
      Улучив момент, Василий Иванович сказал мне что-то ободряющее и на мой изумленный взгляд добавил: "Знаю, знаю, что все в порядке. Я так - от волнения". Это тоже было в казаковском характере - хоть как-нибудь, если нельзя иначе, то морально помочь тому, на ком в данный момент больше обязанностей и ответственности. Я весь отдался последним перед началом операции хлопотным делам. Рокоссовский и Воронов стояли в стороне, стараясь не стеснять мои действия. Краем уха я услышал, как Казаков, видимо отвечая на вопрос, сказал Воронову: "Конечно. Тут прямо по философии - количество дает новое качество. Плюс еще внезапность удара. Батов сделал все для хорошей артподготовки. Она перепашет вражескую оборону".
      В 7 часов 50 минут по моей команде по сотням телефонных проводов понеслось: "Оперативно! Сверить часы!", затем через паузу: "Натянуть шнуры!", и еще через паузу: "Огонь!" Ровно в 8 часов 5 минут раздался одновременный залп тысяч орудий. Расположение противника покрылось сплошной завесой дыма и огня. Казалось, там клокотал какой-то фантастический, огромной силы смерч. Такого мощного огня артиллерии никому из присутствовавших еще не приходилось наблюдать. Воронов, который бывал на многих фронтах и наблюдал там артиллерийскую подготовку, после первого же огневого налета сказал: "Я еще никогда не видел такого мощного и организованного артиллерийского огня".
      Казаков с разрешения Рокоссовского, взяв с собой начальников отделов своего штаба, перешел на ближайший дивизионный наблюдательный пункт, откуда был еще лучше виден ход артиллерийской подготовки. Это было в манере Василия Ивановича. Созерцать редкое и весьма эффектное зрелище во время артиллерийских подготовок он позволял себе и своим работникам недолго. Затем началась работа, которой Казаков придавал большое значение: вместе со своими помощниками он метко подмечал все удачи и промахи в организации артиллерийского огня. Все эти наблюдения затем "переваривались" и давали весьма ценный материал для последующих разборов итогов той или иной операции, для предотвращения ошибок в будущем и обобщения положительного опыта.
      Ровно 55 минут беспрерывно бушевал артиллерийский огонь, вспахивая оборону противника на глубину 4-5 и даже больше километров. Орудийные расчеты работали с огромным напряжением. Артиллеристы сбрасывали с себя полушубки и шинели, несмотря на мороз, у них на гимнастерках выступала соль, а лица покрывались потом.
      В последние секунды канонады стали выдвигаться в исходное положение для атаки танки. Наконец, последний залп перед атакой произвели "катюши". Тут же рванулись вперед танки, из траншей с раскатистым "ура!" выскочили пехотинцы. Стена артиллерийского огня переместилась с переднего края на 200 метров в глубину вражеской обороны. Артиллерия начала поддержку атаки огневым валом. В это время наша авиация волнами по 9 - 12 самолетов стала бомбить штабы, аэродромы и скопления войск окруженной группировки фашистских войск.
      С большим или меньшим успехом наступали и все другие армии Донского фронта. И всюду врага крушил мощный артиллерийский огонь. Только в первый день наступления артиллерия фронта выпустила около 350 тысяч снарядов и мин. Ее огнем было уничтожено более 100 орудий и минометов, более 200 пулеметов, разрушено 300 дзотов и блиндажей. Эти подсчеты, собранные штабом артиллерии фронта, разумеется, неточны (было не до подсчетов). Но главный итог действий артиллерии состоял в том, что она взломала вражескую оборону, значительно ослабила способность войск противника к сопротивлению, обеспечила успех атак пехоты и танков.
      Наступление продолжалось. Как и для всех нас, для артиллеристов с их командующим Казаковым настало страдное время. Они организовывали управление артиллерией на новых рубежах, что по мере успеха наступления нужно было делать неоднократно, добивались бесперебойного поступления боеприпасов и горючего, а главное (это всегда отличало деятельность Казакова), производили перегруппировки и концентрацию артиллерии, чем обеспечивали высокую мощность и эффективность артиллерийского и минометного огня на наиболее важных участках боев.
      31 января штаб окруженной в районе Сталинграда вражеской группировки капитулировал. Но северная часть этой группировки, не имевшая связи со своим штабом, продолжала сопротивляться. Рокоссовский предложил плененному фельдмаршалу Паулюсу отдать приказ командующему этой частью войск прекратить бессмысленное сопротивление, влекшее за собой верную гибель многих тысяч немецких солдат и офицеров. Сославшись на то, что пленный фельдмаршал отдавать приказы войскам не имеет права, Паулюс отказался это сделать. Отказался он и послать командующему сопротивлявшихся войск личное письмо.
      Убедившись в безнадежности попыток кончить дело без кровопролития, Рокоссовский приказал с 1 февраля возобновить наступление. Главный удар вновь предстояло нанести силами нашей 65-й армии. Командование фронта значительно усилило нас артиллерией. Ее плотность на нашем шестикилометровом фронте составляла более 170 орудий и минометов на километр. На участке же 27-й гвардейской стрелковой дивизии плотность артиллерии была доведена до небывалых для того времени размеров: 338 орудий и минометов на километр.
      Утром 1 февраля на командном пункте нашей армии вновь собрались Рокоссовский, Воронов, командующие и начальники родов войск фронта. Казаков сиял. "Знаешь, впервые выспался как следует", - объяснил он мне свое приподнятое настроение. Но было видно: его радовал созданный для разгрома остатков противника артиллерийский кулак.
      Ровно в 8 часов 30 минут одновременно на врага обрушился огонь тысяч орудий, минометов и "катюш".
      Земля дрожала так, что наблюдать за расположением противника в бинокль было невозможно: все плясало перед объективом. После трех-пяти минут такого огня из блиндажей и подвалов, из-под танков начали выскакивать гитлеровцы. Одни бежали куда глаза глядят, другие, обезумев, становились на колени и вздымали руки к небу. Некоторые метались, бросаясь обратно в укрытия, и снова выскакивали из них.
      15 минут длился артиллерийский налет, и этого оказалось вполне достаточно. Как только прекратилась огненная буря, тысячи вражеских солдат потянулись сдаваться в плен. Они в один голос заявляли, что их пленила артиллерия. А один из первых допрошенных пленных, находившийся под воздействием только что пережитого ужаса, сказал, что во время огневого налета "целые батальоны опускались на колени и молились богу, прося спасения от огня русской артиллерии".
      Хотя бои еще не везде окончились, стало ясно, что окруженный враг полностью разбит. Все горячо поздравляли друг друга. Артиллеристы генералы, офицеры, солдаты оказались героями дня. Однако на радости война времени выделяла мало. Штабу Донского фронта было приказано прибыть в Елец для формирования нового, Центрального фронта. На вновь образуемый фронт направлялась и наша 65-я армия.
      Перед отъездом, встретив в штабе фронта Казакова, я поздравил его с особыми заслугами артиллерии в наступлении советских войск под Сталинградом и уничтожении окруженной вражеской группировки. Василий Иванович отшутился: "Самые увесистые артиллерийские кулаки в твоей армии готовились. Так что и себя поздравляй". Но не один я поздравлял Казакова. Авторитет его в войсках в то время поднялся исключительно высоко. Позже, уже после войны, Рокоссовский писал: "Большая роль в операции отводилась артиллерии, поэтому основное внимание было уделено тщательной отработке всех вопросов ее применения и взаимодействия с пехотой и танками. Этими вопросами в основном занимались командующий артиллерией фронта В. И. Казаков и его аппарат. А знания и накопленный опыт у них был достаточный, поэтому у меня не было сомнений, что артиллерия будет использована правильно и сделает все возможное".
      Еще шире и многостороннее была применена артиллерия в грандиозной Курской битве, в которой Центральному фронту выпала ведущая роль.
      Задолго до начала сражения штаб артиллерии фронта во главе с Казаковым развернул широкие работы: необходимо было создать противотанковую оборону. Штаб разработал детальный план, реализация которого должна была превратить линию обороны войск фронта в неодолимую преграду для вражеских танков.
      Творческая мысль Казакова и его помощников расцветилась в этом плане новыми красками. Ведь речь шла о борьбе с армадами танков, в том числе с только что поступившими на вооружение гитлеровской армии "тиграми". Планом предусматривалось максимальное использование для поражения танков противника абсолютно всей артиллерии, в том числе и зенитной (опыт применения зенитной артиллерии против танков уже имелся), минометов различных систем и "катюш", всестороннее взаимодействие артиллерии с другими средствами противотанковой обороны.
      Работая над планом и воплощая его, Казаков добивался, чтобы командиры всех степеней до мелочей уяснили конкретные задачи, свое место и роль в осуществлении намеченного. С не меньшей настойчивостью добивался он, чтобы каждый солдат-артиллерист и минометчик "хорошо знал свой маневр". Штаб артиллерии фронта разработал детальные указания армиям и артиллерийским соединениям, как организовать противотанковую оборону, разработал и памятки для командиров дивизионов и батарей, в которых подробно говорилось, какие места вражеских танков наиболее уязвимы для различных калибров орудий, говорилось и о тактике действий артиллерийских подразделений при отражении танковых атак.
      Казаков и офицеры его штаба постоянно находились в войсках, непосредственно на местах помогали реализовать намеченный план. С их участием создавались противотанковые опорные пункты, производилось их объединение в противотанковые районы, отрабатывались вопросы взаимодействия и управления артиллерийскими частями и соединениями.
      Казакова часто можно было видеть на партийных и комсомольских собраниях. Говорил он страстно и убедительно, не скрывая предстоящих тяжелых испытаний. Однажды на одном из совещаний кто-то выразил сомнение: не слишком ли много говорится личному составу о вражеских танках, особенно о "тиграх", не вызовет ли это "танкобоязнь". Казаков решительно возразил:
      - "Танкобоязнь" обязательно появится, если будем скрывать правду, если морально не подготовим людей к тяжелым испытаниям. Нужно правдиво рассказать личному составу о силе вражеских войск, о тяжелых танках, которыми теперь располагает противник. Хуже будет, если все это явится для людей неожиданностью, тогда действительно до морального надлома, до "танкобоязни" недалеко. Вместе с тем мы должны разъяснить людям, что "тигр" не страшен, когда против него выступает стойкий советский воин, у которого в руках сильное оружие.
      Эту мысль Казаков настойчиво проводил в своих выступлениях перед личным составом, требовал, чтобы его помощники и все другие офицеры-артиллеристы находили время для таких выступлений, для воспитания у личного состава стойкости и осознанной уверенности в своих силах.
      А для такой уверенности в своих возможностях у личного состава были весьма весомые материальные основания. Всего на фронте к началу июня насчитывалось около 11,5 тысячи орудий, минометов и "катюш". Только для ствольной артиллерии фронта один боевой комплект боеприпасов составлял около 1 миллиона 200 тысяч снарядов и мин. Конечно, далеко не все знали эти данные, но все видели, что артиллерии и другого вооружения на фронте много и количество его все время увеличивается. Поэтому каждый солдат понимал, что силу врага есть чем сломить.