- Это я и без тебя понял,?- сказал ему Х-арн.?- А дальше что?
      - Ничего,?- убежденно ответил кентавр.?- Ничего дальше и не нужно, все. Просто хорошо, и все.?- Он отломил от дерева какой-то сучок, вставил его острием в расщелину между дощечками бочонка и, с силой надавив, расширил щель.?- Убьет он меня,?- сказал он Х-арну.?- Убьет. Но пусть докажет, что это я. Вот видишь? Бочонок треснул, и вино пролилось само, верно. Х-арн??- и, забив пробку, он зашвырнул бочонок в разинутую пасть погреба.
      - Не знаю,?- сказал угрюмо Х-арн, начиная думать, как же быть дальше.
      - Ох, драл он меня однажды.?- Кентавр начинал пьянеть.?- Ты себе представить не можешь, привязал к дереву, словно я ему лошадь какая, и так драл, так драл, всю шкуру спустил.
      - Кто??- спросил Х-арн.
      - Ну кто, кто? Кто твою жену увел? Пить мне не дает, гад,?- жарким ненавистным шепотом сказал кентавр в самое ухо Х-арну. Изо рта его пахнуло при этом ничуть не лучше, чем из винного погреба: тем же смрадом, плесенью, гнилостной утробой. "Он совсем больной,?- подумал о кентавре Х-арн.?- И куда столько пьет? И он что же, ничем не закусывает?"
      - Надрал, надрал, а потом отдал амазонкам,?- продолжал кентавр.?- Там они меня и... и отрезали.?- Умное лицо кентавра утратило свою былую осмысленность, исказилось ненавистью.?- Суки эти бабы, Х-арн, ах суки, что со мной сделали.
      - Это верно,?- подумал Х-арн, вспомнив Лидию.
      - Спутался я у них там, понимаешь, с одной бабенкой, тоже амазонка была, а у них, понимаешь, Х-арн, нельзя с кентаврами. Ну а нас поймали. Она ко мне по ночам в сарай приходила. Известное дело, баба. А я, понимаешь, по женской части мастак был. Ну зацепил ее, сам знаешь. Понимает, что губит себя, а любит. Любила она меня, Х-арн.?- Его влажные глаза увлажнились еще больше, из них выплыли две огромные слезищи и, подрожав мгновенье, сначала одна, потом другая, растеклись по щекам.
      - Ее в гладиаторши отдали, а меня вот...?- Кентавр закрыл лицо руками.?- И твою, твою бабу он отдаст амазонкам.
      - Лидию??- удивился Х-арн.
      - Да, Лидию. Отдаст ее в амазонки. Она смелая. Им такие во как нужны.?- По всему чувствовалось, что кентавр не врет. Пора было что-то предпринимать, если он не хочет навсегда потерять Лидию. Но что? Как? Х-арн был совершенно растерян. У него была маленькая надежда, что ему может помочь кентавр, но, глядя на его все больше и больше пьянеющее лицо, он теперь сомневался в этом. И как бы в подтверждение этих мыслей кентавр сказал:
      - Ну что, пойти будить его, что ли?
      - Будить??- не понял Х-арн.
      - Будить,?- сказал кентавр.?- Каждое утро я прихожу будить его на работу.
      Х-арн не мог поверить этому. Ему казалось, что после всего того, что он услышал от кентавра, тот должен ворваться в домик лодочника, сбросить его одним ударом на пол и опустить копыто, или лучше два копыта на его голову. И вдруг?- будить. Да, кентавр исправно несет свою должность. Кастрированный кентавр?- со злостью и ненавистью подумал Х-арн, и должен, обязан исправно нести свою должность. Но он, Х-арн, не лошадь, он не кентавр, и лодочник ему не хозяин.
      - Иди,?- с тоскою в голосе сказал он кентавру.?- Иди, буди своего хозяина.?Х-арн понял, что надеяться он может только на самого себя. Только на самого себя. Только на себя, Х-арна.
      В это время кентавр, что-то бормоча с блаженной полуидиотской улыбкой, с силой пустил под себя струю. Это продолжалось довольно долго. Сначала опустошил бочонок, теперь опустошает себя. Струя мочи била в землю, осыпая ее брызгами, несколько из которых попали на ногу Х-арну. Он брезгливо отдернул ногу. Под кентавром вскипела лужа, резко пахнуло аммиаком. Желтоватая ажурная пена нежно перешептывалась сама с собой. Кентавр развернулся и, осторожно обойдя пенистую лужу, подошел к двери домика.
      - С богом,?- сказал он и застучал задними копытами в дверь.
      - Что еще? Кто там? Это ты, Кэсс??- раздался из домика грубый недовольный голос.
      - Вставайте, люди ждут. И к вам в гости пришел подарок.
      - Вот шут пьяный,?- выругался про себя Х-арн,?- продал. И зачем я ему дураку бочонок только вынес.
      Дверь пинком отворилась, и в новое светлое утро вышел лодочник, рослый, красивый, невыспавшийся, с лепными украшениями бронзовых мышц, в своей шкуре на плечах и с кожаным мешочком на поясе для сбора платы.
      - О чем ты бредишь, какой подарок??- спросил он спросонок, не видя Х-арна, и направился к реке. Зайдя по колено, он поплескался, вытер руки о шкуру и, вернувшись, только тогда увидел Х-арна. Внимательно на него посмотрев, он перевел взгляд на кентавра и понял, что тот пьян.
      - Твоя работа, Кэсс??- спросил лодочник кентавра, кивнув на Х-арна.
      - Наоборот, моя работа!?- с вызовом ответил Х-арн.
      - Ну что ж, с тобой и поговорим,?- сказал Х-арну лодочник, смерив его взглядом,?- А ты, Кэсс, собирайся на другую службу. Опять отдам тебя к амазонкам.
      Кентавр вздрогнул и театрально схватился за сердце.
      - Да что же это такое, Х-арн??- воскликнул он, истерично взвизгнув.
      - А ты, Х-арн, выбрал сам свою судьбу. И помни, я тебя предупредил. Ждите меня здесь. Я сейчас перевезу людей и займусь вами.
      "Глупый лодочник,?- думал Х-арн,?- он не понимает, что Х-арн уже переплыл реку, что Х-арн не собирается ждать своей участи. Так он и будет ждать твоего приезда. Так я и буду ждать, когда ты с меня живого шкуру спустишь, или еще чего доброго..." Тут Х-арн увидел Лидию. Со вчерашнего дня, когда он видел ее в последний раз, прошла, казалось, целая вечность. Ощущение было, что он пережил несколько жизней и вот, после очередных трудоемких витков, он встретился, наконец, с той, о которой всегда мечтал. Трудно было поверить, что одна ночь могла так изменить женщину. По лицу ее, по темным кругам под глазами, было видно, что она провела бурную страстную ночь. Она блаженно улыбалась, щурилась на уже ставшее ярким солнце, и весь ее светящийся облик словно говорил: "Вот так-то, милый Х-арн, есть на свете мужчины и есть не-мужчины". Кого она имела в виду как мужчину, ясно было и дураку. Даже пьяный кентавр, который явно относился к отрицательной категории, даже он уставился в восхищении на преображенную женщину. Лидия плавно сошла со ступенек и пошла к тому месту, откуда недавно отгреб лодочник. Это была жена. Библейская жена. Жена Моисея, или жена Давида, или жена Саула. Это была верная жена: Рахиль, Изавель, Сара. Это была жена, которая с утра до вечера будет ждать своего мужа. Это была женщина, которая всю жизнь мечтала быть женщиной, стать женщиной и, наконец, стала женщиной. И, ставши женщиной, она теперь будет сидеть у этой реки и ждать своего мужчину, чтобы до утра проводить с ним ночи в бурных страстных объятих, распахивающие все ее существо, как плуг распахивает поле, чтобы оно принимало семена, рожало урожаи, кормило голодный народ.
      "С ума сойти,?- думал ошеломленный Х-арн.?- Можно подумать, что ей семнадцать лет. Она свихнулась". Но в глубине души его душила зависть. Зависть к этому мерзавцу, не только отнявшему у него жену насильно, физически, но отнявшему, что страшней, у нее веру в него, в Х-арна.
      - Лидия!?- с таким жарким восхищением шептал кентавр, который как уставился в спину женщины, так больше и не сводил с нее взгляда.
      "О господи!?- с тоскою подумал Х-арн.?- И этот туда же".
      О как его душила зависть. Никогда он не видел Лидию такой, за все почти двадцать лет их супружества. Как он мечтал, чтобы хоть однажды у нее было такое же блаженное от любви лицо, излучающее какое-то всеобъемлющее счастье. Но ничего подобного не случалось. Ни роскошные платья, ни вечера с дипломатами, ни новая машина, ни новый кооператив?- ничего, ничего, ничего. Ссоры, обиды, слезы. И новой, еще сильнее прежней, ненавистью к лодочнику вспыхнул Х-арн. Ненавистью к тому, кто не только отнял у него любимую женщину, но и обладает тайной сделать ее счастливой. Х-арн любил Лидию. Сейчас, как никогда, она была ему не просто желанна, но необходима до страшного отчаяния. Чаша Х-арна переполнилась. Он дошел до предела. Он пережил ночь в лесу. Он был брошен женщиной. Он переплыл реку. Он снова нашел эту женщину, еще прекрасней той, которой был брошен. Он хочет владеть этой женщиной, и он будет ею владеть. Он переплыл реку. Он перешел Рубикон. Он бросил жребий. Он объявил войну лодочнику. Но если он разрешит ему высадиться на этот берег, он, Х-арн, эту войну проиграет. Есть ли смысл затевать войны, чтобы их проигрывать? Нет, ему не одолеть этого гиганта. И дураку ясно, что с Лидией бесполезно сейчас разговаривать, она его не замечает. Только силой, только силой! Только силой можно увести такую женщину. И, не раздумывая больше, в три прыжка Х-арн подскочил к Лидии, стоявшей на берегу и глядевшей, как лодочник отталкивает с того берега переполненную людьми лодку, и, схватив ее за руку, потащил за собой по дороге, чтобы спрятаться в лесу. Бешенство, и ненависть, и ревность придали ему сил, и, как ни сопротивлялась Лидия, он все же тащил ее довольно быстро. До леса осталось несколько метров. Главное?- спрятаться, а там будет видно, что-нибудь придумаем. И вдруг мощный удар в голову бросил Х-арна на землю: перед глазами мелькнули копыта, серая вылинявшая шерсть в подпалинах. Он услышал крик Лидии и, приподнявшись, успел увидеть уже помутневшим взором кентавра, который, перекинув женщину, как мешок с деньгами, за голову, держа ее у загривка, галопом мчался вниз по дороге.
      У Х-арна всегда было ощущение, что ему так просто не отделаться: он все время нервно смотрел по сторонам, то и дело одергивая Лидию, чтобы она не гнала так быстро. И почему они все время в машине ссорились? Еще вчера она проклинала свою мать, сегодня, когда это делает он, она ее защищает с глупым упрямством. Тоскливо стало у него на сердце, когда они, наконец, свернули с Загородного проспекта в зону городской черты. Он всегда ей говорил, когда они ругались: "Вот врежемся, когда-нибудь и помириться не успеем". А сейчас было лето, они возвращались с дачи, в открытые окна машины влетал тополиный пух, и Х-арн уже несколько раз снимал его с головы Лидии. Она сегодня утром была у парикмахера и сделала модную короткую стрижку. Прическа эта нравилась Х-арну, и сейчас, снимая с волос Лидии пушинки, он думал о том, что ему очень нравится прическа Лидии и очень не нравится с ней ругаться. Что за бес в нас вселяется в машине? Что за бес вселяется в эту женщину в самые неподходящие, в самые праздничные минуты? Мы едем в Дом ученых на просмотр нового американского фильма, говорят, это классный фильм, много секса и все такое. И ничего этого не вырезали. Главбух Лидии видела этот фильм три года назад в Марокко и говорит, что там три минуты идет чистый стриптиз. Они едут с Лидией смотреть фильм, смотреть секс и прочее, они едут смотреть три минуты чистого стриптиза, он достал сегодня по дешевке пятьдесят литров бензина, она сделала сегодня дорогую и модную прическу. Прическа очень нравится Х-арну и нравится Лидии. Тещи сегодня на кинопросмотре не будет. Ну что еще надо человеку для счастья? Он так и хотел ей это сказать, одурев от жары, от скандалов, от трех кружек ледяного пива. А вместо этого сказал резко, сердито:
      - Ну ладно, хватит. Останови. Я сам сяду за руль.?- Предчувствие, что ли, у него было. Верьте, верьте своим предчувствиям. Но в Лидию действительно вселился бес. Она озлобилась, хотя он ничего такого особенного не сказал.
      - Облезешь!?- ответила она и нажала на акселератор.?- От тебя пивной бочкой пахнет, за руль он сядет.
      - Да куда ты, дура??- заорал Х-арн, хватаясь за руль: он хорошо водит машину, и чутье подсказывало ему, что на зеленый они уже не проскочат.
      - Желтый!?- крикнула Лидия, ударив его по руке.?- Отстань!?- И проскочила на желтый, который тут же сменился красным сигналом. С чудовищной скоростью вырулил справа грузовой автомобиль, один из тех, что носятся сломя голову по городу. Он не затормозил перед светофором и помчался на зеленый свет. Х-арн увидел раскрытый рот шофера и услышал звон лопнувших стекол. А потом запели ангелы, о которых все время твердила теща, говоря, что они поют ей во сне. Ангелы пели точь-в-точь, как хор мальчиков и девочек из Центрального Дома пионеров. Х-арну даже показалось, что он увидел стоящего перед микрофоном запевалу, мальчишку в идеально отглаженных темно-синих брючках, в белоснежной рубашке, в идеально отглаженном шелковом пионерском галстуке. И этот мальчик был он, Х-арн, это он пел в Центральном Доме пионеров. Это он был запевалой, и сейчас, подняв руку в строгом, идеально отработанном салюте, он, звонким голосом, перебивавшим звон лопнувших стекол, пел какую-то одну из торжественно-клятвенных песен. И теперь, умирающий в расплющенном автомобиле, раздавленном многотонной массой грузовика, Х-арн понял, что ни он, ни Лидия, ни хор мальчиков и девочек из Центрального Дома пионеров этой клятвы своей не сдержали. А ангелы все пели в треснувшей голове. Ему казалось, что он пролежал вечность. На самом же деле он пролежал на пыльной, уже разогретой лучами солнца дороге всего несколько секунд. Когда он поднялся?- хор мальчиков и девочек в идеально отглаженных костюмчиках и галстучках все еще пел свою траурную песнь. Кентавра с Лидией уже не было видно за поднятым облаком пыли. А плывущая к этому берегу лодка была уже на середине реки. И Х-арн понял, что все решают несколько мгновений. Лук и колчан со стрелами. Слегка пошатываясь, он вбежал в дом, сорвал со стены лук. Вытащил дрожащими пальцами из колчана стрелу. Стрела упала на лежанку. Он вытащил вторую, потом суетливо схватил с лежанки первую?- на всякий случай?- и взял в зубы. Выскочив из домика, он бежал к реке, на ходу стараясь попасть прорезью хвоста в тугую тетиву "И воссела..." Без паники! "И воссела медноострая..." Без паники. Без паники. Наконец он сумел насадить стрелу. Челюсти его сжимали вторую стрелу так, что казалось, она сейчас хрустнет. Стрела сидит на тетиве прочно, стык в стык. Он успел заметить еще, что наконечник стрелы стальной, остро заточен и сверкает, как блесна. Крупными, твердыми шагами, словно его несла какая-то отчаянная сила, Х-арн шел навстречу приближающейся лодке, натянув до предела лук, не спуская глаз с лодочника. Расстояние между ними было не больше двадцати шагов. Лодочник видел, лодочник спешил, он испугался. Он мощно гребнул, чтобы выпрыгнуть из лодки и опередить Х-арна. Может быть, он и опередил бы его: Х-арну хотелось натянуть лук еще сильнее, но тут он наступил ногой на что-то пискнувшее, споткнулся и в падении отпустил тетиву. Лодочник раскрыл рот, чтобы крикнуть, и не успел. Он поднял весло, чтобы защититься, но стрела опередила предохранительный жест. Непостижимо точно, коротко взвизгнув, она хлестко впилась лодочнику в горло. Именно туда, куда метил до того, как споткнуться, Х-арн. Если бы он не попал, лодочник раздробил бы ему веслом голову. Сила ли инстинкта спасла Х-арна, никогда не державшего в руках лука, случайность ли сослепу направила верно руку?- трудно сказать. Кто-то из людей в лодке истерично крикнул. Лодочник выронил весло и, посинев лицом, схватился руками за стрелу. Видимо, он хотел ее вырвать, но пальцы его, конвульсивно сжав смертельное жало, лишь сломали оперение. А лодка, продолжавшая по инерции двигаться, наконец, ткнулась носом в берег. Толчок совпал с падением лодочника, который, с измазанной кровью шеей, свалился, перевесившись через край лодки, лицом в воду. Х-арн застыл. Он даже забыл опустить руку с поднятым луком и так и стоял, как реалистический памятник лучнику, убивающему дичь. Как памятник, вызывающий ужас и презрение у вегетарианцев. Наконец Х-арн очнулся. Он увидел, что люди в лодке сидят, не сводя с него боязливых, покорных глаз. Он вдруг сообразил, что по-прежнему держит в зубах запасную стрелу, и это, наверное, пугает сидящих. Все они молчали, боясь пошелохнуться. Только не боялась пошелохнуться вода: она с резвым плеском билась в борта лодки, играя длинными волосами мертвого лодочника. "А что это пискнуло под ногами?"?- вдруг сработало дождавшееся свой очереди подсознание Х-арна. Он взглянул вниз. Бедная мышка! Он раздавил лесную мышь. Глупая, ты сама попалась под ноги. Глупая? Отнюдь нет. Может быть, ты спасла меня, о мышь! Может быть, благодаря тебе мой череп не треснул под веслом лодочника. Что бы там ни было, спасибо тебе, мышь. Несколько глубоких минут прошло в напряженном молчании. По-прежнему, боясь пошевельнуться, сидели люди в лодке, не сводя потрясенных взглядов с Х-арна. По-прежнему негромко плескалась вода у лодки. По-прежнему, вытянув лапки, с окровавленной мордочкой лежала у ног Х-арна спасшая ему жизнь мышь. А потом напряжение лопнуло бесшумно, как нарыв. Челюсти Х-арна, все еще сжимающие стрелу, свело судорогой, он бросил ее на землю, растирая энергично лицевые мускулы. Люди зашевелились, завздыхали, заойкали. Х-арн нагнулся и, взяв руками мышь, отнес ее на край дороги, чтобы ее не затоптали.
      - Выходите,?- сказал людям Х-арн.?- Выходите, не бойтесь. Идите своей дорогой: прямо и вниз.?- Он махнул рукой. Люди покорно вылезли и, попрощавшись взглядом с противоположным берегом, запылили босыми ногами.
      Х-арн остался один. Он бросил лук, сел на землю, перестав видеть окружающий его мир. Бессмысленно набрал он горсть пыли и стал пересыпать ее из горсти в горсть, как это делают дети в песочнице. То, что раньше было щебнем и ранило в кровь живое человеческое мясо, теперь легко и нежно струилось из одной чаши ладоней в другую. Солнце уже стояло над лесом, начиная накаливать воздух, и снова Х-арну почудилось, что он, совсем еще юный, находится в какой-то жаркой стране, где солнХце печет уже с утра, и надо успеть закрыть ставни, чтобы сохранить хоть часть ночной прохлады. О, если бы все это оказалось сном, чудовищным, кошмарным сном, и он проснулся и очутился бы дома, в своей квартире на тринадцатом этаже, откуда открывается чудный вид на березовый лесок внизу, сдавленный и чуть расплющенный гигантскими домами. Ах, этот милый, хрупкий лесок, где по утрам выгуливаются раздобревшие на мясных вырезках, на сосисках, на ливерной колбасе, на мозговых костях, на бараньих косточках, на сливочном масле, на крепком кофе, на молочных коктейлях со сперматической вытяжкой?- черные и белые пудели, спаниели и колли, шлюхообразные болонки, с провалившимися носами японские хины, брюхатые овчарки, малюсенькие, карманные, висящие на пальцах, как обручальные кольца "сяо-сяо". Все эти милые, ухоженные, дорогостоящие твари, которых совершенно не касаются излишки человеческой ненависти и недостатки продовольственной программы. И эта трехкомнатная квартира с музейной мебелью, с музейными сервизами, с музейными картинами, с музейной библиотекой в музейном кабинете с музейным резным инкрустированным столом. И всем этим он так толком и не попользовался, как не попользовался и дачей: приобретал, доставал, покупал, бегал, продавал, суетился, боялся, скандалил, умирал от страха, умирал от наслаждения. И Лидия, которую он только теперь разглядел и оценил. Но не было ли все это сном: квартира, Лидия, дача, теща? Его номенклатурная должность, смысла которой он так и не понял, ни смысла, ни характера, ни цели? Не было ли это все сном, а реальность?- все это, что происходит с ним сейчас? Что было реальностью? Автомобильная катастрофа? Лидия, с которой он в трущобной хламиде проделал гигантский изнуряющий путь, рука об руку до самой реки? И эта река, и тот лодочник, и его переправа на эту сторону? А если это не реальность, то что это? Вот он, лодочник. Лежит, свесившись через борт лодки, головой в воде, в страшно неудобной позе, и мухи со слепнями уже облепили его мощные загорелые икры. А на том берегу ходят ожидающие своей участи люди, и еще вчера он был одним из них, только меченный невидимым клеймом. Еще вчера.
      Х-арн встал и, подойдя к лодке, поглядел на убитого. Острое чувство жалости при виде этого зрелища смешалось с чувством маскарадности всего происшедшего. Но через мгновение эти два чувства сменились глубоким, заставившим Х-арна задохнуться чувством трагичности его судьбы. Но и это чувство, потрясшее всю его душу, сменилось через какое-то время просветленным чувством неизбежности... чего? Сущности? Бытия? Участи? Да, своей участи, своего бытия, своей?- жизнью и смертью завоеванной Истины. Это был катарсис, и слезы, как положено при катарсисе, слезы, которые ничем, никакой силой воли не сдержать, текли по лицу Х-арна. Никогда так Х-арн еще не плакал, разве только в детстве, страшно обиженный чем-то, потрясенный вопиющей несправедливостью. Но ведь это было так давно и вдруг оказалось так близко. Х-арн рыдал, упав в воду, ухватившись за борта лодки, а голова убитого лодочника послушно кивала на заходивших волнах, как бы одобряя само это рыдание. И плеск-плеск-плеск?рукоплескали волны этой странной человеческой судьбе.
      Х-арн поднялся и перевалил мертвеца за борт лодки, а потом, взяв под мышки, выволок его из воды на сушу. Лодочник лежал на спине, измазанный грязью и кровью, с торчащим в горле обломком стрелы. Россыпь ослепительных бриллиантов запуталась в его усах и бороде. Да. Лодочник был красив, красив как бог. Х-арн изумленно всматривался в это спокойное олимпийское лицо, античную архитектуру тела. Святой Себастьян он, что ли, с этой обломанной стрелой в горле? Но мертвые требуют погребения. Х-арн сходил в домик и нашел там маленькую саперную лопатку. Грунт был рыхлый. Х-арну без труда удалось вырыть яму. Он перетащил к ней мертвого, сняв предварительно ремень с кожаным мешочком. Яма была достаточно глубока, и Х-арну удалось столкнуть в нее лодочника так, что он упал почти ровно, на спину.
      Через некоторое время, утоптав землю на могиле, Х-арн рядом с ней вырыл маленькую ямку и похоронил в ней еще одно существо?- раздавленную им мышь. Отнес лопату на место, вымыл тщательно в реке руки. Потом надел на себя все снаряжение убитого.
      На том берегу уже собралась большая толпа. Но люди, как и все, кто приходил к этой реке, не кричали, не возмущались, не звали лодочника. Молча и покорно ждали они, когда за ними приедут: готовые ко всему, готовые к самому худшему. Все?- в одинаковых одеждах из грубой мешковины, зажав в ладонях единственный свой рубль. Пора было приниматься за дело. Х-арн поправил ремень, в точности повторив жест убитого лодочника, оттолкнул лодку, взял в руки весло. Солнце уже напекло голову. Снова косыми серебряными паутинками заволокло воздух, и это мгновение напомнило ему, как еще вчера он бережным движением снимал их с тела Лидии, подув, вновь пускал по ветру. Но только на мгновение. Впереди, на том берегу его ждали люди. И берег приближался, и вставшие навстречу люди с суровыми, покорными, терпеливыми лицами вглядываясь в лицо лодочника, ожидая прочесть на нем знаки грядущей судьбы.
      _На страницу "Содержание"_
      --===ВАРВАРА, 1 действие===-
      _Наталья Бортко_
      _ВАРВАРА_
      _Пьеса в двух действиях_ ___ *Действующие лица* ____ _Варвара_
      _Марина_
      _Антон_
      _Нина_
      _Режиссер_ (со свитой)
      _Старуха_
      _2-е мужчин_
      _Публика в ресторане_
      _Мама_
      _Папа_
      _Бабушка_
      _ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ_ ____ Комната студенческого общежития. Раннее зимнее утро. Две девушки спят на разных кроватях. Одна из них поднимается, подходит к другой, пристально на нее смотрит, наклоняется, прислушивается. Спящая неожиданно вскакивает с криком. Та, что прислушивалась,- Варвара, миловидная, высокая,- отпрянула от неожиданности. Та, что спала, растрепанная, с опухшим лицом - Марина - лишь потом постепенно приобретает более или менее приятный внешний вид. Варваре двадцать три года, Марина немного младше и меньше ростом. _ МАРИНА. Ты что?!
      ВАРВАРА. Слава богу! Я всю ночь вставала и подходила к тебе. Иногда мне казалось, что ты не дышишь. Я хотела кричать, но это, кажется, бесполезно. Здесь никого нет. Почему в этом общежитии никого нет?
      МАРИНА. Разъехались на каникулы.
      ВАРВАРА. А ты здесь что делаешь? Господи, какой холод!
      МАРИНА. А ты здесь что делаешь?
      ВАРВАРА. Вижу, ты мне не рада. Но именно я принесла тебя сюда, в столь милое твоему сердцу место. Других желающих тебя транспортировать не нашлось. Послушай, ты что, пьешь?
      МАРИНА. Выпиваю.
      ВАРВАРА. Послушай, как тебя зовут?
      МАРИНА. Марина.
      ВАРВАРА. Марина, а ты что изучаешь в университете?
      МАРИНА. Что изучаю? Сейчас... Я только чайник поставлю. Очень хочется пить, голова раскалывается. (Встает, ставит чайник на электроплитку, растерянно смотрит по сторонам.)
      ВАРВАРА (следит за ее взглядом). Если я задала бестактный вопрос, можешь не отвечать.
      МАРИНА. Что изучаю... Что изучаю... (Ищет что-то, находит брюки и джемпер, одевается.) Русский язык.
      ВАРВАРА. Понятно. _ Марина принюхивается к джемперу, обнаруживает на нем пятно, снимает, ищет другой. _ ВАРВАРА. Да, тебя вчера так рвало, что хозяин дружеской встречи даже расплакался от обиды. Он целый день рубил это чахохбили, выпотрошил стаю птиц, но благодаря тебе эти птицы оказались, в конце концов, на плечах у гостей.
      МАРИНА (не может сдержать нервный смех). Какой ужас!
      ВАРВАРА. Да. Поэтому тебя никто не хотел вести сюда, в эту камеру. Обиделись. Как ты туда попала?
      МАРИНА (наливает в чашки чай, затем смотрит на Варвару нерешительно). Ты ведь не уйдешь сейчас?
      ВАРВАРА. Сейчас? Сейчас - нет. Марина, как ты туда попала?
      МАРИНА (садится). _ Пьют чай. _ Я никого там не знаю. Меня пригласила медсестра из студенческой поликлиники. Она мне цистит лечила... Чтоб я развеялась. Здесь так холодно, что я заработала цистит. Но потом эта медсестра куда-то делась. (Отставила чашку в сторону, на лице гримаса отвращения.)
      ВАРВАРА. Ты приляг, приляг...
      МАРИНА. Будет еще хуже.
      ВАРВАРА. Марина, послушай, а что ты здесь делаешь одна? _ Пауза. _ Нет, ты можешь не отвечать, если не хочешь. Но здесь, по-моему, не безопасно.
      МАРИНА. Куда же я поеду? У меня через две недели свадьба.
      ВАРВАРА. Свадьба? Тогда конечно. А жених... Он где-то здесь?
      МАРИНА. Неподалеку.
      ВАРВАРА. А его там не было вчера на этой попойке?
      МАРИНА. Нет. Я пошла туда напиться. Ты не понимаешь.
      ВАРВАРА. Нет, я понимаю. Еще как!
      МАРИНА. Понимаешь...
      ВАРВАРА. Варя. Меня зовут Варя.
      МАРИНА. Понимаешь, он сегодня придет, а я не знаю, что ему сказать.
      ВАРВАРА. Сюда придет?
      МАРИНА. Ну а куда же? Вообще-то надо было напиться не вчера, а сегодня. Но сегодня негде.
      ВАРВАРА. Ну это не проблема.
      МАРИНА. Второй день подряд я не выдержу.
      ВАРВАРА. Ерунда. Надо пробить. А может, выгнать этого жениха? Пусть лучше он пьет.
      МАРИНА. Я не могу его выгнать. Бабушка пошила мне свадебное платье. Мама с папой оформили отпуск, купили билеты и собираются сюда из Самары. А главное?они купили нам подарок и везут его сюда. Вот этого подарка я боюсь больше всего.
      ВАРВАРА. А жениха, его что, нельзя показывать? _ Пауза. _ Ну бывает такое...
      МАРИНА. Его можно показывать. Если он захочет показаться.
      ВАРВАРА. Прости меня. Кто он?
      МАРИНА. С французской филологии.
      ВАРВАРА. Почему же возникла такая... такая трагическая ситуация?
      МАРИНА. Когда мы решили пожениться, я переехала к нему - он снимает квартиру. Но когда я переехала, он пропал.
      ВАРВАРА. Пропал?
      МАРИНА. Да, его не было несколько дней, и я вернулась сюда.
      ВАРВАРА. Ты заявляла в милицию?
      МАРИНА. Нет, он не так пропал.
      ВАРВАРА. А как?
      МАРИНА. Завеялся.
      ВАРВАРА. Понимаю.
      МАРИНА. Ну и я поняла. А вчера утром он позвонил сюда, как ни в чем не бывало, и сказал, что сегодня придет. Уже прошла неделя, и я не знаю, что ему говорить. Не буду же я спрашивать, где он был... А что спрашивать?
      ВАРВАРА. Пусть он сам думает, что говорить. Это не твоя проблема.
      МАРИНА. Ему будет трудно, а мне больно на это смотреть.
      ВАРВАРА. Ты хочешь его видеть?
      МАРИНА. Я боюсь. (Плачет.) И мне бабушку жалко. И родителей. Они не понимают, как можно от меня уйти.
      ВАРВАРА. Я тоже не понимаю.
      МАРИНА. Ты шутишь...
      ВАРВАРА. К сожалению, я не умею. Если бы я умела шутить... Ах, если бы я умела...
      МАРИНА. Где ты учишься?
      ВАРВАРА. Где придется.
      МАРИНА (смотрит на нее недоверчиво). Ты тоже приезжая?
      ВАРВАРА. Наверное, я неблагодарная, но мне не хочется говорить о себе.
      МАРИНА. Можно спросить, как ты попала на ту попойку?
      ВАРВАРА. С чахохбили из несчастных птиц? Нам не переварить сегодня еще одну жизненную историю. (Вздыхает.) Слишком много горя. Мы запутаемся.
      МАРИНА. Где ты живешь?
      ВАРВАРА. Ты боишься, что твоему филологу трудно отвечать на вопросы. А если мне тоже трудно? Ладно. Я пошла.
      МАРИНА. Не уходи. Прошу тебя.
      ВАРВАРА. Тебе надо привести себя в порядок. Принять душ.
      МАРИНА. Там ледяная вода.
      ВАРВАРА. Как раз то, что тебе сейчас нужно.
      МАРИНА. В таком состоянии, как я сейчас, мне лучше с ним не встречаться.
      ВАРВАРА. Это может оказаться непоправимой ошибкой.
      МАРИНА. Черт с ним. Это моя судьба. (Плачет.) Поговори ты с ним.
      ВАРВАРА. Я?
      МАРИНА. Тебе он скажет правду.
      ВАРВАРА. Зачем тебе та правда, которую он скажет мне?
      МАРИНА. Я подумаю, что мне дальше делать. У меня будет время. Не могу же я сидеть перед ним, молчать и думать. Спрашивается, зачем я пошла к нему жить? По-моему, я его напугала.
      ВАРВАРА. Понятно. Он тоже всего боится. Тогда ему точно не надо говорить со мной.
      МАРИНА. Он любит говорить. А я - нет. С ним я все время попадаю впросак.
      ВАРВАРА. Ничего. Ты ведь только учишься. На каком ты курсе?
      МАРИНА. На третьем.
      ВАРВАРА. Еще научишься.
      МАРИНА. Но жениться-то мы решили сейчас.
      ВАРВАРА. Почему он на тебе женится?
      МАРИНА. Вот это. Именно это я хочу узнать.
      ВАРВАРА. У тебя много денег?
      МАРИНА. Да нет. Откуда? Папа врач в поликлинике. Боже мой, они уже купили подарок.
      ВАРВАРА. Ну, раз купили подарок, значит, надо жениться.
      МАРИНА. Я пойду проветрюсь. А ты поговори с ним. Он тебе все расскажет. (Одевается.)
      ВАРВАРА. А он не сумасшедший?
      МАРИНА. Не знаю. Со стороны виднее. Ты сразу все поймешь. А то я читала, что четкой грани в этом деле нет, и я ничего не понимаю. (Уходит.) _ Варвара накидывает на плечи пальто, ежится от холода, ее клонит в сон, она ложится на кровать и засыпает. В комнату входит молодой человек, замечает Варвару, подходит, приподнимает пальто, удивленно на нее смотрит. _ ВАРВАРА (открывает глаза). Вы меня разбудили.