Ландскрона (сборник современной драматургии)

      ПОЛУКИКИН (негодуя). Вари борщ, недостойный! (Помолчав.) Это моя территория! _ Пауза. _ ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (из кухни). И не вздумай кого-нибудь прописать на своей территории! Я тебя предупредил! Понял? _ Виталий Петрович, прислушиваясь, подходит к двери на лестницу, открывает ее не без труда. Он старается сделать это бесшумно. __ Входит Валентина Мороз, радиожурналист. _ ПОЛУКИКИН. Услышал шаги... на лестнице... Чтобы вы не звонили, открыл... (Насколько позволяет гипс, жестом изображает "тсс"! Тсс!)
      ВАЛЕНТИНА (тихо). Я не вовремя?
      ПОЛУКИКИН. Сильно не вовремя. У меня сын. Лучше бы без него.
      ВАЛЕНТИНА. Как же быть?
      ПОЛУКИКИН. Зайдите через полчасика. Хорошо?
      ВАЛЕНТИНА. Плохо. Я тороплюсь. В пять монтаж, а в девять эфир.
      ПОЛУКИКИН. Тогда пойдемте на улицу, я вам что-нибудь в садике наговорю, на скамеечке.
      ВАЛЕНТИНА. На улице шумно.
      ПОЛУКИКИН. Тогда на лестнице.
      ВАЛЕНТИНА. На лестнице гулко.
      ПОЛУКИКИН. А здесь слышите: тюк-тюк? _ Слушают. Действительно: тюк-тюк. _ ВАЛЕНТИНА. Что это?
      ПОЛУКИКИН. Сын лук режет. На кухне... Валя, вы удивительно... нет, я поражен... вы похожи на мою первую жену... в молодости...
      ВАЛЕНТИНА. Как ваши руки, Виталий Петрович?
      ПОЛУКИКИН. Та, которая сломана, спасибо, ничего, а та, которая вывихнута, она к вечеру ноет.
      ВАЛЕНТИНА. Ну, тут еще погода, быть может...
      ПОЛУКИКИН. И погода, и возраст... Все-таки я не мальчик уже в котлован падать... Надо же, одно лицо... нос... овал... _ Тюк-тюк прекращается. _ Во. Прекратил.
      ВАЛЕНТИНА. Мы быстро. Всего несколько слов. (Достала магнитофон.) Говорим, легко, без волнения, лишнее будет вырезано, не бойтесь. Включаю.
      ПОЛУКИКИН. Стоп. Дайте сосредоточиться. Про что передача?
      ВАЛЕНТИНА. Ну, какая разница!.. Про фанатов... Про одержимость... Про преданность идее... Вообще, об идеализме. Включаю.
      ПОЛУКИКИН. Стоп, стоп. Про закладку рассказывать?
      ВАЛЕНТИНА. Какую закладку?
      ПОЛУКИКИН. Закладку Храма... Как я в котлован упал... И все такое?
      ВАЛЕНТИНА. Обязательно. Разберемся по ходу. Включаю. (Включила.) Виталий Петрович, вы относитесь к числу людей, о которых смело можно сказать, что они не изменяют идеалам юности. Расскажите, какую роль играл "Битлз" в вашей судьбе. _ Пауза. _ ПОЛУКИКИН. "Битлз" в моей судьбе?.. Трудный вопрос... "Битлз" это и есть моя судьба... Моя судьба?- "Битлз"... _ Молчит. Валентина Мороз поощряюще кивает головой. _ Я бы не был собою, если б не "Битлз". Плох он, я, или хорош, но я был бы не я, если б не было их... Они разбудили меня?- в сиянии славы своей... Они сокрушили во мне какой-то ложный каркас... картонный каркас... ватного благоденствия... Истина, это была она?- вот что я вам скажу... Подобно х-лучам, или каким-то другим, я не знаю, не физик, они изменили меня, не преувеличу, на уровне клетки, на уровне ген, хромосом... Они облучили меня, и не только меня... нас!.. жизнелюбием, жизнеприятием, спонтанной жаждой свободы... всех нас!.. Да, их лучи жизнетворны!.. Весенняя ломка души!.. Благодатная радость открытий!.. Был ли я счастлив еще, как был я тогда... когда были они вчетвером?.. Нет, Валентина! Может, она и непостижима, предопределенность событий, но я верю в ее глубочайший и сокровенный смысл и благодарю тебя, судьба, за то, что я их современник! _ Пауза. _ ВАЛЕНТИНА. Говорите, говорите...
      ПОЛУКИКИН. Здесь висела картина... Шишкин, "Утро в лесу", копия, неизвестный художник, в ореховой раме, вполне дорогой... достояние деда... Я никогда не забуду того счастливого дня, когда я ее обменял?- самовольно, преступно, без спросу!?- на их из журнала "Америка" снимок, переснятое кем-то черно-белое фото, размытые лица, вам не понять, это было сокровище, да!.. Мы бредили ими, да, мы сходили с ума, но бред наш был благодатен! Валя, представь, я молодой человек, не чуждый отнюдь ни скепсису, ни сомненьям... да, повторял перед сном, как молитву, их имена: Джон, Пол, Джордж, Ринго... Джон, Пол, Джордж, Ринго... Индия там... или буддизм... или куда еще поведет... да, я пойду...
      ВАЛЕНТИНА. Кто поведет?
      ПОЛУКИКИН. Он мой поводырь, он же сделал зрячим меня... Леннон жил во мне, жил и живет...
      ВАЛЕНТИНА (провоцируя). Леннон жил... Леннон жив...
      ПОЛУКИКИН. Очень старый и глупый прикол!.. Здесь нет ничего смешного! Леннон будет жить!.. Да, Джон Леннон?- всегда!.. _ Появляется из кухни сын. Его не видят. _ ...На прошлой неделе была закладка Храма Джону Леннону... Пришли многие наши... Я узнавал их... тех, с кем не виделся пять, десять, пятнадцать, двадцать лет... Это был праздник... Со слезами на глазах... Это был кайф!.. Кайф!.. _ Пауза. _ К сожалению, мой неосторожный шаг омрачил торжество... Я упал в котлован... Сломал руку, другую вывихнул... _ Пауза. _ Но с другой стороны... знаете ли вы, что такое строительная жертва? _ Пауза. _ ВАЛЕНТИНА (поощряюще). Строительная жертва? Нет, не знаю.
      ПОЛУКИКИН. Я объясню. (Увидев сына, осекся.)
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (тоном человека, поймавшего с поличным). Тааак!..
      ПОЛУКИКИН (сконфужено). Это Валя... Валентина Мороз... Радиожурналист... Мы делаем передачу... (Воспрянул.) А это Виталий, мой сын. Мой сын и тезка... Первенец! Он взял от меня только имя... в смысле хорошего.
      ВАЛЕНТИНА. Виталий, а как вы относитесь к Джону Леннону?
      ПОЛУКИКИН. Он не разделяет моих убеждений. Я не сумел привить ему свои вкусы. Наши мироощущения не совпадают.
      ВАЛЕНТИНА. Тем более интересно.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Выключите и прекратите!
      ВАЛЕНТИНА. Но почему?
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Я попросил, выключить!
      Пытается сам нажать на кнопку магнитофона?- не получилось!
      ВАЛЕНТИНА. Эй, эй, поосторожнее... Без рук!
      ПОЛУКИКИН. Как ты смеешь? Как ты себя ведешь?! Это моя территория! Здесь я хозяин!
      ВАЛЕНТИНА. В самом деле, не мешайте, зачем вы мешаете?
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Затем, что не надо делать посмешище из моего отца! Достаточно и того, что о нем написали в газетах!
      ВАЛЕНТИНА (мягко). Виталий Петрович, я разве делаю из вас посмешище?
      ПОЛУКИКИН. Молчи, Валентина! Не вздумай с ним спорить! Он ничего не поймет!.. У него ноль духовности! Ноль!.. У него одно на уме?- продать мою квартиру! Скажи, скажи при всех?- ты хочешь продать мою квартиру, да?..
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Что ты несешь! Я тебе предлагаю обмен, выгодный обмен!.. для тебя же и выгодный! Прекратите запись!
      ПОЛУКИКИН (в микрофон). Но я ее не продам! Не надейся!.. Я не продам квартиру, в которой прошла моя юность, в которой мы с твоей матерью слушали Джона Леннона!.. На "Астре-2"!.. Двухдорожечном!.. Вы помните "Астру-2"?... Твой дед, декан института, подарил мне "Астру-2", первый переносной, и я благодарен ему, хотя я и спорил с ним о политике, и даже ругался!.. И мы танцевали с ней?- вот здесь!
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. У старика маразм, а вы пользуетесь.
      ПОЛУКИКИН. Я не старик, и у меня нет маразма... а ты, ты!..
      ВАЛЕНТИНА. Виталий Петрович, вы действительно не хотите продать квартиру только потому, что здесь слушали Джона Леннона?
      ПОЛУКИКИН (не слыша). Ты был зачат здесь под Джона Леннона! _ Пауза. _ ВАЛЕНТИНА (заинтересованно). Где?
      ПОЛУКИКИН. Здесь! (Показал пальцем.) Здесь стояла тахта!
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Так... Мне надо знать, что он тут наплел без меня.
      ПОЛУКИКИН. Валентина! Он отберет пленку!
      ВАЛЕНТИНА (пряча магнитофон). Спокойно. Спокойно, Виталий Петрович. Не волнуйтесь, мы победим.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Пожалуйста, дайте послушать. Это мое право.
      ВАЛЕНТИНА. Я убегаю. Спасибо.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Стойте! _ Но она уже убежала. __ Отец и сын стоят неподвижно. _ ПОЛУКИКИН. Закрой дверь, сквозняк! _ Сын закрывает дверь. _ Выгнал, выгнал!.. Как ты мог?.. Зачем ты пришел?
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (зло). Я пришел сварить тебе борщ! (Направляется в сторону кухни.)
      ПОЛУКИКИН. Я не нуждаюсь в твоей похлебке!
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (останавливается). Я бы мог разогреть тебе суп из пакетика, синтетическое пюре... но ты мой отец, и я варю тебе борщ, третий час, не отходя от плиты, варю тебе борщ!
      ПОЛУКИКИН. И с упоением читаешь бездуховную пошлятину в блестящей обложке!
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Это первое. А вот и второе. Когда я позавчера пришел на работу, мне каждый считал своим долгом показать газету... с твоим падением в яму... а шеф... он спросил меня, почему я без гипса. У нас редкая фамилия, папа. Я такой же, как ты Полукикин!
      ПОЛУКИКИН. Она была похожа на твою мать! Но ты никогда не поймешь этого!.. "Битлз"?- моя духовная родина, Леннон?- мой духовный отец. И я никогда, никогда не променяю свое первородство на твою чечевичную похлебку, на твой борщ... с жареным луком! _ Начинает петь. По-английски. _ ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (перебивая). Ты способен выключить газ?
      ПОЛУКИКИН. Да, я способен. Я способен на многое, о чем ты даже не имеешь понятия.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Сметану возьмешь в холодильнике. (Уходит не попрощавшись.) _ Виталий Петрович поет сызнова.
      Без музыки.
      Гордо. Решительно. Духоподъемно.
      У него хороший голос. В молодости был еще лучше.
      Спев?- молчит. Приходит в себя. _ Всему своя мера. Спокойней, спокойней!.. _ Виталий Петрович подошел к двери в кладовку. Прислушался. Постучал. _ ПОЛУКИКИН. Федор Кузьмич, ты жив? _ Пауза. _ Все!.. Я один!.. Федор Кузьмич, ты жив, спрашиваю? _ Дверь отворяется, из кладовки появляется Федор Кузьмич, старик с бородой и длинными волосами. _ ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Жив, жив. (Кряхтит, потягивается.) _ Виталий Петрович помогает Федору Кузьмичу выйти. _ ПОЛУКИКИН. Прости, что так получилось. Кто ж знал, что он три часа будет борщ варить?..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Глаза... от света... отвыкли... а так ничего, ничего... Уже привыкают...
      ПОЛУКИКИН. Столько в темноте просидеть... Прости, Кузьмич.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да что темнота!.. Свет стоит до темноты, а темнота до свету... Всему свой черед. Я вот посидел в темноте маленько, ты мне дверь и позволил открыть. А три часа, разве срок по нашим летам, о часах ли нам думать, когда жизнь за спиной?
      ПОЛУКИКИН. Ты, сядь, сядь, Кузьмич. (Стул двигает.)
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да мне ж ходить, сам знаешь, привычнее. (Однако садится.) _ Виталий Петрович остается почтительно стоять. _ "Три часа..." (Смеется.) Скажешь тоже... Бывало в товарняке сутками на полу маешься, ладно бы темнота?- зуб на зуб не попадает, и то ничего. Вышел на Божий свет и почапал куда глаза глядят. Мир не без добрых людей. С земли не прогонят. Большая.
      ПОЛУКИКИН. А часто ты в товарняках ездил?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Часто не часто, а Россию всю повидал. Да нет, пешим ходом оно и надежнее и веселее. Сам-то что стоишь? Садись.
      ПОЛУКИКИН. Нет. Нет. Я постою.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну тогда и я встану. (Встает.) Что-то круто вы с сыном... Можно ли так?.. Не по-людски.
      ПОЛУКИКИН. А ты слышал, ты слышал, как он?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. А сам? Сам какой пример подаХешь? Где мудрость твоя?
      ПОЛУКИКИН. Про тебя вспоминал... Бомж, говорит... И еще... слышал, как назвал?..
      ФЕДОР КУЗЬМИЧ (весело). Проходимцем-то?.. А что?.. Хожу много, ходок... Вот и проходимец. (Уходит на кухню.)
      ПОЛУКИКИН. Если бы... Нет... Нет, Федор Кузьмич, он в другом смысле...
      ФЕДОР КУЗЬМИЧ (возвращаясь из кухни с двумя тарелками). Значит, я сам виноват, если так обо мне люди думают. (Ставит тарелки на стол.) А вот бомж... глупое слово... ничего не скажу.
      ПОЛУКИКИН. Ужасно глупое...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Как медный таз по фанере: бомж!.. бомж!.. бомж!.. (Опять уходит на кухню.)
      ПОЛУКИКИН. Он мой черный человек. Черный человек?- сын мой! Он изводит меня. Он пьет мою кровь.
      ФЕДОР КУЗЬМИЧ (возвращаясь из кухни со сметаной и хлебом). Нельзя так говорить, нельзя!.. Как же это по-английски-то будет?.. (Вспоминает.) Забыл. (Ставит на стол.) Вот он тебе обед приготовил, ты хотя бы спасибо сказал? Нет, скажи мне, ты сказал спасибо?.. Ему?
      ПОЛУКИКИН. А я просил?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ах вот оно как!.. Мы гордые!.. Не просили!.. Сядь. Сядь за стол! _ Виталий Петрович садится за стол. _ Если ты в яму вниз головой кувырнулся, это еще никакая не доблесть. Тоже мне герой... забинтованный!
      ПОЛУКИКИН. Федор Кузьмич, уж из твоих уст...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Молчи! Сиди!.. И думай. (Уходит на кухню.) _ Виталий Петрович сидит понурый.
      Федор Кузьмич возвращается с кастрюлей в руках. _ Осторожно. Горячий. (Ставит на стол.) Или не будешь есть борщ? Может, в уборную вылить?
      ПОЛУКИКИН. Ну зачем же так-то?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. То-то. (Разливает по тарелкам.) Наваристый. Помню, под Костромой мне хозяйка, пристанодержательница, знаешь, с чем?.. с копченой уткой борщ приготовила, я ей крышу крыл... и дрова пилил... вот борщ был!.. всем борщам борщ!.. Тебе сколько сметаны?
      ПОЛУКИКИН. Ну... одну.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Одну так одну. (Кладет одну ложку.) Справишься?
      ПОЛУКИКИН. Спрашиваешь. _ Убедившись, что Виталий Петрович держит ложку более менее уверенно, Федор Кузьмич приступает к еде. _ ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Класс!
      ПОЛУКИКИН. Кайф! _ Едят.
      Виталий Петрович ест как придется?- в силу состояния рук. Федор Кузьмич ест не торопясь, со значением, степенно. Каждая ложка ему в радость.
      Виталий Петрович глядит на Федора Кузьмича влюбленно. _ ПОЛУКИКИН (ласково). Джон...
      ФЕДОР КУЗЬМИЧ (опустив ложку). Я тебя, Петрович, просил не называть меня Джоном. Я не Джон. Я ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Федор... Федя... ФЕДЕР КУЗЬМИЧ.. ну разреши мне, хотя бы когда мы вдвоем, Джоном тебя называть...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. А потом ты при посторонних ляпнешь.
      ПОЛУКИКИН. Не ляпну! Честное слово, не ляпну!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Знаю тебя, не выдержишь.
      ПОЛУКИКИН. Пожалуйста. Вот увидишь, я выдержу!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну смотри... Под твою ответственность.
      ПОЛУКИКИН (просияв). Джон... Джон...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну что заладил?.. Федор Кузьмич я.
      ПОЛУКИКИН. Джон...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ешь с хлебом. Помочь?
      ПОЛУКИКИН. Что ты, Джон!.. Еще бы не хватало, чтобы ты меня из своих рук хлебом кормил!..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Почему бы не покормить, раз ты калека такой. Я рук себе не ломал и не вывихивал.
      ПОЛУКИКИН. Джон, у тебя даже акцента ни капельки нет. Исчез...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Столько лет по Руси хожу, в самой гуще народа...
      ПОЛУКИКИН. Джон...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну что тебе?
      ПОЛУКИКИН. Спасибо, Джон, что ты есть.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Вот только давай без этого. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Джон, а ты разве не вегетарианец?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Как ты сказал?
      ПОЛУКИКИН. Ты разве не вегетарианец, Джон?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да я и слова такого не знаю.
      ПОЛУКИКИН. Ну, рассказывай?- не знаешь!.. Я же помню, вы с Полом тогда увлекались...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. С кем?
      ПОЛУКИКИН. С Полом, с Маккартни...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Вспомнил тоже.
      ПОЛУКИКИН. А с буддизмом... ты совсем завязал?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Много будешь знать, скоро состаришься.
      ПОЛУКИКИН. Джон, ну так не честно, скажи!..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Я похож на буддиста? Посмотри на меня, я похож на буддиста?
      ПОЛУКИКИН. Похож...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Я? Я похож на буддиста?
      ПОЛУКИКИН. Вообще-то, не очень... Нет, не похож.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. То-то. Ешь. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Джон, расскажи, как это случилось.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Что именно?
      ПОЛУКИКИН. Ну все это... Мы ж тебя похоронили.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ты меня не хоронил.
      ПОЛУКИКИН. Да, это верно. (Подумав.) Спасибо, Джон. _ Едят. _ Джон, а кто-нибудь знает?..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.
      ПОЛУКИКИН. И что ты по России, никто не знает?..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Никто не знает.
      ПОЛУКИКИН. А что ты у меня, Джон?..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Только ты.
      ПОЛУКИКИН. А твои... эти... странноприимные, они знают, что ты Джон?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Я не Джон.
      ПОЛУКИКИН. А кто?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. ФЕДЕР КУЗЬМИЧ.
      ПОЛУКИКИН. Ну да. Но они знают, что ты Джон?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Нет. Только ты.
      ПОЛУКИКИН. Джон, ты и от них скрываешь?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Им безразлично, кто я. У нас не принято.
      ПОЛУКИКИН. Значит... Джон, я один только знаю... что ты Джон?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да, Петрович, один.
      ПОЛУКИКИН. Спасибо, Джон.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Но я не Джон.
      ПОЛУКИКИН. А кто?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН. Джон...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не джонь, тебе говорят!.. Неча джонить!.. Разджонькался... "Джон, Джон!.."
      ПОЛУКИКИН (ласково). Джон... Джон... _ Едят. _ Слушай, Джон, если бы тебя убили и ты бы ко мне убитый пришел, чему бы это было доказательством, подумай-ка, а? _ Джон Леннон ест молча. _ А тому, что мы царство мертвых, вот чему. _ Джон Леннон ест молча. _ А ты не убит, и пришел живой ко мне, а не мертвый, и чему это доказательство?.. _ Джон Леннон ест молча. _ Тому, что мы царство живых. Вот чему: царство живых! Значит, не все потеряно, Джон.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Царство-то оно, может, и живое, но все равно антихристово. Хочешь добавки?
      ПОЛУКИКИН. Нет, спасибо.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Спасибо сыну скажи. Он варил. А я, пожалуй, еще. (Наливает себе еще.)
      ПОЛУКИКИН. Ну, тогда и я, пожалуй... еще. А почему антихристово?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Поймешь когда-нибудь. Ешь, ешь, знатный борщ.
      ПОЛУКИКИН. Кайф.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Смак.
      ПОЛУКИКИН. Полный кайф, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Добросъедобно, Петрович! Да что говорить! Высший пилотаж, слов нету!.. _ Едят. _ ПОЛУКИКИН (радостно). Джон Леннон?- всегда! _ Джон Леннон поморщился. Но промолчал. __ Виталий Петрович начинает петь. ____ Yellow Submarine... ______ Джон Леннон его останавливает. _ ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не надо, Петрович. За столом не поют.
      ПОЛУКИКИН. Джон Леннон?- всегда!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Нет Джона Леннона, нет! Был твой Леннон, а теперь?- Федор Кузьмич! А не Джон Леннон... Срок придет, и его не будет.
      ПОЛУКИКИН. Джон Леннон?- всегда!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Мне не нравится, что ты так легкомысленен.
      ПОЛУКИКИН (шепотом). Джон Леннон?- всегда, Федор Кузьмич!.. и никаких гвоздей, блин горелый!.. Ну все, все, прости. Молчу. _ Едят. _ Ты разговаривал с английской королевой, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну и что, Петрович?
      ПОЛУКИКИН. Джон! Ты?- разговаривал?- с английской королевой!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. А теперь я разговариваю с тобой.
      ПОЛУКИКИН. Кто я и кто ты, Джон!?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Все равны перед Богом. Я равный среди равных, Петрович.
      ПОЛУКИКИН. Ты скромный, Джон.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ешь, тебе говорят!
      ПОЛУКИКИН. Я поел, Джон.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Поел, а не доел! Кто так ест? Посмотри в тарелку!
      ПОЛУКИКИН. Три ложки, Джон.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Доедай. Чтобы все съедено было.
      ПОЛУКИКИН. За Пола Маккартни, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не смешно.
      ПОЛУКИКИН. За Джорджа Харрисона, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не смешно.
      ПОЛУКИКИН. За Ринго Старра, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Совсем глупо, Петрович!
      ПОЛУКИКИН (отодвигая тарелку). Спасибо, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Ну хватит благодарностей!
      ПОЛУКИКИН. Нет, не хватит, Джон! Спасибо, Джон!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Да замолчишь ты или нет, в конце концов?
      ПОЛУКИКИН (поет). Yellow Submarine...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Цыц! (бьет по столу рукой). Молчать!.. Все!.. Достал!.. Сил нету!.. (Пытается взять себя в руки.) Сколько же можно повторять, в конце концов?.. Раз сказал, два сказал, три... не понимает по-человечески!.. Видит же, не нравится... ну, не нравится... нет?- свое!.. (Помолчал. Отдышался.) Bad to me. (Пауза). Прости, не сдержался. (Пауза.) Первый раз за все эти годы... _ Молчат. _ ПОЛУКИКИН. Джон... а ты ведь в юности драчуном был?
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не помню.
      ПОЛУКИКИН. Был, был. Я читал.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не знаю.
      ПОЛУКИКИН. Как ты тому все ребра переломал... А? На своем дне рождении! Еще в Ливерпуле...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Мне двадцать лет было. Мальчишка. Пацан.
      ПОЛУКИКИН. Двадцать один. Он в суд подавал.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Мне не приятно вспоминать об этом, Петрович.
      ПОЛУКИКИН. Больше не буду.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Молчи. _ Молчат.
      Помолчав, Федор Кузьмич начинает петь "Степь да степь кругом..."
      Полукикин подхватывает. Поют самозабвенно. _ ПОЛУКИКИН. Столько достойных, Джон!.. Да среди моих друзей даже... Моей, Джон, молодости друзей... А ты и не знаешь... Вон, твой музей открыть хочет... у нас, в России... здесь. Он даже в Англию к вам ездил, чтобы на твой дом посмотреть... Кирпич привез... Украли потом...
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Кто украл?.. Какой кирпич?..
      ПОЛУКИКИН. От твоего дома кирпич, вот какой! Он из Англии привез, а у него украли потом!..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Знать не знаю никаких кирпичей и знать не желаю.
      ПОЛУКИКИН. А другой писателем стал, романы пишет, мемуары о нашей рок-юности... Меня однажды упомянул... А тебя-то!?- на каждой странице!.. Ну не на каждой, конечно, но... ты, Джон, знаешь, кто ты?..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не джонь!
      ПОЛУКИКИН. Если б он тебя живым увидел... как я... Джон, я даже представить себе не могу!
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Я книг не читаю, Петрович. Я ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. О душе подумай, Петрович. Не о том думаешь.
      ПОЛУКИКИН. Почему же ты именно мне раскрылся, Федор Кузьмич?.. когда столько достойных вокруг? А я? Кто я? Один из толпы?- и только. Ну разве что ближе других к яме подошел. К самому краю. И?- навернулся.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Много званых, мало избранных. Знаешь, кто сказал?
      ПОЛУКИКИН. Догадываюсь.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. И не воздвигайте мне храма! Так всем и передай, скажи, что мое последнее слово. Скажи, что я приснился тебе. Тебе?- поверят.
      ПОЛУКИКИН. Джон, не поверят.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Должны поверить, Петрович. _ Встает. _ Спасибо тебе за приют. Мне дальше пора.
      ПОЛУКИКИН. Не уходи, Джон. Останься. Живи здесь. Я тебя пропишу. _ Джон Леннон смеется. _ Ты не думай, что сын против. Он против. Но это моя квартира. Что хочу, то и делаю.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Славный ты человек, Петрович. Люб ты мне. Не поминай лихом.
      ПОЛУКИКИН. А если и против?- ну и что?.. я тебя могу вместо себя прописать... А сам выпишусь. Какая ему разница, я или не я?! Ему лишь бы один был прописан... Пойду по свету, Джон. Вместо тебя! А ты здесь оставайся.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Вместо меня никак не получится. Нет, Петрович, каждому свой удел. Твое место здесь.
      ПОЛУКИКИН. Джон, скажи, я?- странноприимец, да? Я?- пристанодержатель? Я?ваш? Я ведь с вами, да?.. Ведь если есть бегуны, или как вас там... должны же и эти быть... пристанодержатели, да, Джон? Ну, хочешь я паспорт выброшу? _ Джон Леннон качает головой. _ Хочешь, Федор Кузьмич, я от имени своего отрекусь, от прошлого отрекусь?- от всего своего? Буду Гордеем Матвеичем... Нет! Диком Джеймсом! Ты только скажи! _ Джон Леннон качает головой. _ Хочешь, Джон, от тебя отрекусь? _ Пауза. _ Скажешь?- отрекусь! Честное слово!..
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Вот когда ляжешь, да так, что ни одна живая душа знать не будет, где костьми лег, кроме волка серого, ворона чернокрылого да гада овражного, вот тогда и решишь про себя, был ли ты наш или не был,?- при прочих немаловажных условиях, о которых я не в праве тебе сейчас говорить в силу эзотеричности исповедуемого мною учения. _ Звонок в дверь. _ ПОЛУКИКИН. Джон, это Валя Мороз, радиожурналист, она у меня интервью не добрала, сын помешал.
      ФЕДЕР КУЗЬМИЧ. Не успел?- опять в кладовку придется. (Прячется в кладовку.) _ Полукикин открывает дверь, впускает... сына. _ ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Привет, отец.
      ПОЛУКИКИН. Давно не виделись. В чем дело? Что забыл?
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Как же ты приветлив однако!.. Пришел борщ снять с плиты. Ты не можешь, я тогда не подумал.
      ПОЛУКИКИН. Почему не могу? Я все могу. Напрасные беспокойства, Виталий Витальевич.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Вот как... (Удивлен.) Ну и как?- вкусный?
      ПОЛУКИКИН. Сносный. Видишь, две тарелки съел.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Ты ел из двух тарелок?
      ПОЛУКИКИН. По-твоему, я должен есть из одной? Нет, я ем по-человечески! Из двух.
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. У тебя был кто-то!..
      ПОЛУКИКИН. С чего ты взял? Кто может быть у меня?
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ. Я знаю кто!
      ПОЛУКИКИН. Кто?
      ВИТАЛИЙ ВИТАЛЬЕВИЧ (с печалью в голосе). Джон Леннон, отец! (Уходит.) _ Полукикин проводил сына взглядом. Перебинтованный, стоит недвижим. _ ПОЛУКИКИН. Нет, нет... Это моя территория! (Открывает в кладовку дверь, глядь: а там нет никого,?- какой-то плащ, какие-то тряпки... Магнитофон "Астра-2"... Лежит кирпич..) _ Войдя в кладовку, Полукикин Виталий Петрович закрыл дверь за собой.
      Молодая женщина вышла из кухни. Удивительно похожая на Валентину Мороз она?- в домашнем халате?- убирает посуду.
      _ _На страницу "Содержание"_
      --===Сад ветра, 1 действие===-
      _Александр Образцов_
      _САД ВЕТРА_
      __ *Действующие лица*
      _Президент_
      _Дини_
      _Мрури_
      _Бетси_ - его жена
      _Министр_
      _Генерал_
      _Нагим_
      _Капитан_
      _Секретарь_
      _Али_?- слепой
      _Танцовщица_
      _Трое музыкантов_
      ------------------------------------------------------------------------------
      _Действие первое_ _ Тьма. __ Постепенно глаз находит светлеющие колонны. За пальмами, за прямой и длинной их листвой скрыто как бы тлеющее окно на высоте второго этажа. Оно очевидно, как очевидны проявления жизни в темном лесу, в небе, в глубоких водах. Так же очевидно и присутствие людей здесь. Один из них наверняка должен быть внизу, среди деревьев. Он пока неподвижен, лицо его обращено вверх. __ Напряженное ожидание становится физически ощутимым, оно должно прерваться. Невозможно становится вздохнуть?- и не крикнуть. И тогда из окна близко, отчетливо раздается женский стон. Еще и еще. Женские воркования, смех и жалобы летят в человека среди деревьев. Он выходит из них, сжав голову руками. Его силуэт различим. Он сам сдавленно рычит, плачет. Затем уходит. _ ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ (шепот). Это был давно, лет триста назад, когда мы встретились впервые...
      ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Ты уверена, что триста?
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Да, триста... И ты меня не послушал. Я сказала тебе: не ходи. А ты пошел... Ты пошел, а они напали на тебя... Почему ты не послушал меня?
      ГОЛОС МУЖЧИНЫ. И дальше?
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Они злобно смеялись... Ты знаешь, сильные люди сами идут к смерти... Она их как будто манит... Она тебя манит?
      ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Ты меня манишь.
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Наши тела то близки, горячи... а то одиноки, как рыбы... Или остаются только глаза, твои и мои... Как я им отомстила за тебя!
      ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Как?
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Увидишь... _ Пауза. _ ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Что ты сказала?
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Я тебе потом расскажу... потом... Когда-нибудь... (Тихо смеется.) Когда подрастешь...
      ГОЛОС МУЖЧИНЫ. Я?
      ГОЛОС ЖЕНЩИНЫ. Да, ты... Когда подрастешь... Когда... Когда-нибудь... _ Свет в окне гаснет.
      Освещается луной угол сада. Мужчина полулежит спиной к залу. Перед ним, в тени глиняной стены, трое музыкантов. Танцовщица в алом платье, с черным шарфом, завязанным на бедрах, с браслетами у локтей и сиреневой накидкой на волосах начинает танцевать. Танец, вначале медленный, даже ленивый, постепенно разгорается. Шарф, обозначающий бедра, выписывает стремительные и законченные кривые, как будто тело взбесилось в самой своей середине. Но в момент, когда танец достигает неистовства, мужчина бьет с размаху ладонью о землю. _ МУЖЧИНА. Довольно!.. Хватит!.. Все выметайтесь отсюда! _ Почтительно и испуганно музыканты и танцовщица уходят.
      Мужчина лежит на земле, обхватив голову руками.
      Постепенно темнеет.
      Кабинет Президента. Слева?- дверь в комнату для приемов, справа?- к секретарю. На стене?- огромная карта маленькой страны.
      Из комнаты для приемов входит Президент. _ МРУРИ (входя следом). ...я смотрел их в Париже и Мадриде. Когда они приезжали в первый раз?- успех был необыкновенный. А сейчас, вам не кажется...
      ПРЕЗИДЕНТ (садится). Наедине мы можем говорить друг другу "ты".
      МРУРИ (садится). ...сейчас они стали профессионалами и что-то ушло. Хореографы с ними не занимались?
      ПРЕЗИДЕНТ. Нет.
      МРУРИ. И все-таки... По-моему, они непроизвольно позаимствовали в классическом танце какие-то движения, им казалось, что этим они, как бы сказать, облагородили наши танцы. И что-то ушло. Ушла наивность, вера народа...
      ПРЕЗИДЕНТ. Да. Осталась одна экзотика. Они уже не хотят танцевать так, как танцуют в их родных деревнях. Им хочется казаться современными. Женщины сменили глиняные бусы на блестящие, повесили серьги из пластмассы, мужчины изменили прически.
      МРУРИ. Но можно набрать новую труппу...
      ПРЕЗИДЕНТ. И новая после двух гастролей станет такой же. Пусть ездят. Зато мы будем знать, что настоящие наши танцы не умрут.
      МРУРИ. Но в этом есть какая-то... обреченность. Ведь неизбежно, что цивилизация очень скоро начнет ломать уклад, ломать все!
      ПРЕЗИДЕНТ. Она уже ломает. Наши ремесленники научились делать сувениры. Столица разбухла от мигрирующих крестьян, ползет во все стороны... Нам надо поговорить предельно откровенно. Вот два основных моих желания?- я не хочу, чтобы снова лилась кровь, и я не хочу, чтобы народ лишался единства. Необходимо бережно, терпеливо развивать это единство, необходимо сохранять связи внутри народа, сложившиеся веками. У нас и так странное соединение родовых отношений, средневековья и наивного капитализма. Поэтому все реформы, все преобразования не должны навязываться. Они должны созреть.
      МРУРИ. Они созревали веками. И что?.. Как раз связи внутри народа мешают развитию, тормозят его. Это будет очень больно, но необходимо... Мне можно говорить откровенно?
      ПРЕЗИДЕНТ. Разве ты этого не понял?
      МРУРИ. Хорошо... Необходимо силой изменить их. Когда хижины станут домами, когда придет телевидение, будет поздно. Я не понимаю, что делается сейчас?