Кроме того, произошла "cшибка" планов российского командования. По одному из них (шамановскому, первоначально отвергнутому), предполагался полный охват противника и "полноценное наступление по классике". По-другому, который и был первоначально взят за основу, роль армии была минимизирована, а упор сделан на специальной операции силами внутренних войск и ОМОНа. Это привело к затягиванию операции, а в январе положение армии, блокировавшей Грозный, осложнилось еще и другими событиями, о которых речь пойдет ниже.
Однако уже в декабре можно зафиксировать первый критический момент, который, на мой взгляд, тогда же позволял сделать печальный вывод. А именно: что возникает знакомый по первой войне зазор между решительной риторикой (еще более решительной, с учетом создаваемого имиджа Путина), словесным манкированием мнением Запада и не столь уж решительными действиями, при которых мнение Запада продолжало весьма и весьма учитываться втихомолку. Вслед за жесткими заявлениями премьера Путина еще 24 октября подал голос и президент Ельцин, заявивший, что "мы хотим покончить раз и навсегда с центром международного терроризма в Чечне". То, насколько права или неправа была армия, приняв подобные заявления всерьез, показали события, развернувшиеся вокруг предъявленного ею боевикам ультиматума с требованием сложить оружие до 11 декабря.
Над Грозным разбрасывались листовки следующего содержания: "Вы окружены. Дальнейшее сопротивление бессмысленно. Лица, оставшиеся в городе, будут считаться террористами и уничтожаться". Общественное мнение Запада взорвалось негодованием, и, разумеется, здесь были вопросы. Ведь из всего опыта прошлой, да уже и нынешней войны было известно, как охотно и, как говорится, без всяких комплексов боевики используют гражданское население в качестве живого щита; особенно же - русское, а такового еще немало оставалось в Грозном. Причем в основном это были пожилые затравленные люди, положение которых становилось просто отчаянным. Впрочем, так же хорошо было известно, что боевики не церемонятся и со своими соплеменниками, в случае, когда им это представляется выгодным, выдвигая вперед женщин и детей. Но уж никак не Западу было читать России мораль по этому поводу. Память о Косово и об Ираке еще не остыла, а лондонская "Индепендент" своевременно напомнила: "Когда американским рейнджерам пришлось бороться за свою жизнь в Могадишо, от огня американцев погибли от 500 до 1000 сомалийцев, и большинство из них составляли гражданские лица".
Однако подобная западная "жестоковыйность", в общем-то, чужда русской армии - хотя, разумеется, она тоже действует не в перчатках и имеет в своей истории и беспощадного Ермолова ("Ярмула"), и опыт 1920-х - 1940-х годов. И поэтому тут был суровый выбор: либо, предъявив подобный ультиматум, принимать на себя всю ответственность, в том числе и моральную, за такие действия - либо вовсе его не предъявлять. Произошло же худшее - невнятный средний вариант, то есть негласный отказ от ультиматума, который слишком напоминал историю с ультиматумом Пуликовского и был тотчас расценен чеченцами как проявление слабости.
Операция под Грозным застопорилась, а часть бандформирований ушла из вроде бы блокированной столицы на юг, сосредоточившись в Веденском и Ножай-Юртовском районах. При этом сообщалось, что Грозный покинули Хаттаб, Масхадов и Басаев, и этот последний "чудесным" образом ускользал уже вторично: впервые о его блокировании в Горагорском районе сообщалось сразу же по пересечении армией Терека. Впрочем, как показали позднейшие события, Басаев из Грозного не уходил.
Тем не менее, в течение декабря федеральным войскам удалось овладеть Урус-Мартаном, селением Гехи и еще рядом небольших населенных пунктов Урус-Мартановского района. После артиллерийского обстрела взяты также Ачхой-Мартан, Гикаловский, Алхан-Юрт. Обороной последнего руководил лично Хаттаб, а большую часть боевиков, судя по радиопереговорам, составляли арабы. "Наемники, - рассказывает очевидец, - создали глубокоэшелонированную оборону селения, установили минные поля.
21 декабря старейшины, уверяя российское командование, что боевиков в селе нет, заманили войска в ловушку. Подразделение походной колонной втянулось в Алхан-Юрт, после чего его окружили наемники и, нанося удары, рассекли на три группы. Двум группам удалось вырваться из селения. Третья была уничтожена боевиками, двое солдат, взятых в плен, обезглавлены".
После этого начался штурм села частями Западной группировки, на подступах к нему развернулись ожесточенные бои: была задействована артиллерия, вертолеты огневой поддержки. Один из полков Таманской дивизии штурмовал селение в течение нескольких дней. Такая ожесточенность боев объяснялась стратегически важным положением села, овладение которым позволяло контролировать пути отхода грозненской группировки боевиков. Тем не менее потерь среди мирного населения удалось избежать. И тем более неприятным "холодным душем" для армии стала провокация со стороны местных жителей, обвинивших федералов в насилии и мародерстве. В Алхан-Юрт прибыли вице-премьер Н. Кошман и представители военной прокуратуры, произошли сцены, сильно напоминающие "Блокпост" Рогожкина и - что, конечно, гораздо хуже - аналогичные "разборки" минувшей войны.
Официальные представители федеральной власти, "верхним чутьем" ловя какой-то повеявший в воздухе новый, сравнительно с суровыми и непреклонными интонациями начала войны, ветерок из Москвы, стремились не установить истину, а словно разыграть - для кого? - мизансцену на тему "прав человека"; армии же грубо показали, что ее опять могут сделать "крайней". И хотя задержанные военнослужащие были освобождены за отсутствием доказательств их вины, инцидент этот оставил у всех крайне неприятный осадок. Военнослужащие группировки расценили действия полномочного представителя в Чечне Н. Кошмана как провокацию и поступок, порочащий военного. Однако впереди были события гораздо более масштабные и страшные. События, на мой взгляд, являющиеся рубежом, за которым легкие тени, наложившиеся на первый этап военных действий, начали сгущаться в тучи, вновь заслонившие от армии и страны победу.
* * *
В ходе последней недели декабря и первой недели января военные действия под Грозном и в Грозном были активизированы. Основная операция этого периода началась 25 декабря в 00.00 по местному времени; а 29 декабря в 8.15 по московскому времени боевики, давно угрожавшие федералам применением химического оружия, взорвали две емкости с хлором (а это десятки тонн). К счастью, движение воздушных потоков не позволило основному облаку ядовитых паров накрыть российские части.
Кроме того, военнослужащие имели подобающие средства химической защиты, чего нельзя сказать о гражданском населении, среди которого были пострадавшие. Тем более поразительно молчание и отечественных, и западных правозащитников, да и официального Запада, истязающего Ирак многолетней блокадой на основе так ничем и не подтвержденных подозрений в подготовке к химической войне. А ракетный удар по фармацевтической фабрике в Хартуме - в августе 1998 года - на основании столь же безосновательного обвинения? По поводу же абсолютно реальных действий чеченских боевиков - полное молчание, а ведь это было, как выразился один из обозревателей, "второе пришествие хлора". Первое произошло в годы Первой мировой войны, и вслед за французами (близ города Ипр, 23 апреля 1915 года) испытала действие хлора исторически первого ОВ, примененного на театре военных действий, - 2-я русская армия под Варшавой (май 1915 года).
Вторая мировая война, хотя в ходе ее ОВ и не применялись на театре военных действий, привела к использованию газа для массового умерщвления гражданского населения. Одно это, казалось после нее, создало психологический барьер неприятия любых поползновений к использованию отравляющих веществ против людей - военных ли, гражданских. И потому значение Грозненского прецедента, равно как и реакцию (вернее, отсутствие общественной реакции) на него, в сочетании с предельным цинизмом двойных стандартов мировой политической элиты, переоценить невозможно. Перед нами словно бы приоткрылось возможное будущее, картина тех войн, протагонистом которых будет моджахедизм в описанном выше смысле. Никаких табу в этих войнах не предполагается, коль скоро "франкенштейны" не будут отклоняться от поставленных перед ними главных целей.
Судя по реакции столь чуткого в иных случаях к нарушениям прав человека и Женевских конвенций Запада на химическую атаку в Грозном, в данном случае они не отклонились.
31 декабря российскими частями был взят под контроль Старопромысловский район столицы, в боях за который погиб командовавший Западным направлением генерал Малофеев; в первый день нового 2000 года боевики были выбиты с консервного завода и из трех жилых кварталов города. Два дня спустя была проведена операция по ликвидации боевиков в районе Грозненского вокзала, а состоявшаяся 4 января их попытка прорыва в районе Алхан-Калы оказалась неудачной. И это, в сочетании со взятием Алхан-Юрта, создало весьма благоприятную диспозицию для российских войск. Теперь боевики в Грозном, контролировавшие расположенные на северо-западе жилые массивы Ташкала и Катаяма, оказались отрезанными от основных своих сил, сгруппировавшихся, главным образом, на юго-востоке. Здесь они контролировали важные населенные пункты Бачи-Юрт, Курчалой, Автуры, Ведено. На юге в их руках оставались Старые Атаги, а к северу-западу от них Катыр-Юрт. Но глубоко на юг, разрывая контролируемую боевиками территорию, уходила цепочка контролируемых силами Объединенной группировки населенных пунктов: Чири-Юрт, Дуба-Юрт, Дачу-Борзой и даже расположенный глубоко в горах Итум-Кале.
В этих условиях, имея безусловное преимущество в воздухе (с начала операции состоялось более 5 тысяч самолетовылетов), можно было, даже потеряв первоначальный темп наступления на Грозный, методически и неуклонно сжимать кордон вокруг основной горной группировки боевиков. Армия уже держала под своим контролем шоссе Гудермес-Хасавюрт на северо-востоке и стратегически важный аул Дарго на юго-востоке.
Однако 7 января произошло событие, круто изменившее всю диспозицию. О нем большими шапками известили все ведущие западные издания: "Москва приостанавливает военные действия в Грозном", - таков, например, был "выкрик" газеты "Монд", назвавшей такое приостановление "крутым виражом" в ходе чеченской войны. Как все еще, вероятно, помнят, внешним предлогом для подобного виража стали религиозные праздники - православное Рождество и мусульманское окончание Рамадана; в связи с последним Аслан Масхадов уже предложил, начиная с 8 января, заключить трехдневное перемирие. Путин, теперь исполняющий обязанности президента, предложение не только принял, но и развил "встречную инициативу": со своих должностей были сняты командующие Западным и Восточным фронтами, генералы Владимир Шаманов и Геннадий Трошев, замененные соответственно Алексеем Вербицким и Сергеем Макаровым.
И хотя сам исполняющий обязанности настойчиво подчеркивал, что эти перемещения не являются санкциями ("такими генералами не бросаются", подчеркнул он, да и генералы вскоре были возвращены), именно они комментировались наиболее бурно. Здесь усматривали признаки "высочайшего" недовольства ретивостью армии и ее быстрым продвижением, приближавшим победу в классическом смысле этого слова. Между тем дальнейший ход всей чеченской операции-2 позволяет предположить, что достижение такой победы явно расходилось с целями каких-то закулисных планов и закулисных сил. И самым зловещим образом это проявилось сразу же вслед за объявлением российской стороной благочестивого рождественского перемирия.
Ранним утром 9 января, в соответствии с подписанным Масхадовым приказом о начале активных боевых действий в Ачхой-Мартановском и Урус-Мартановском районах Чечни, а также в районах Аргуна и Шали, боевики начали широкомасштабную операцию. Довольно крупные их силы одновременно вошли в уже "зачищенные" Шали, Аргун и Гудермес. Говорить о неожиданности вряд ли приходилось: о такой опасности предупреждали разведорганы различных ведомств. В частности, было известно, что дестабилизация Гудермесского района поручалась сформированному в Грозном из уголовников "Абсолютному легиону" под командованием подручного Хаттаба, некоего Хабиба. И тем не менее боевики беспрепятственно вошли в Гудермес со стороны Белоречья, нанеся отвлекающий удар по российской автоколонне в районе Джалки. А войдя в город, они взяли заложников и заблокировали комендатуру. Под их контроль попал участок федеральной трассы "Кавказ" на Грозный-Аргун-Гудермес.
В Шали около полутора тысяч боевиков заняли здание местной администрации и две школы, блокировали военную комендатуру. Связь оборонявших село сотрудников временного районного отдела внутренних дел из Ульяновской области, сводного отряда СОБРа и ОМОНа с федеральными частями оказалась прерванной.
На Аргун напали, по одним данным, 2 тысячи, по другим 300 (поразительный разнобой оценок) боевиков, которые заняли железнодорожный вокзал и военную комендатуру. События здесь оказались засняты английской телекомпанией ITN, пленка была показана по каналу НТВ, так что вся страна могла видеть, как двумя длинными колоннами, весело и открыто - напоминая этой своей уверенностью и чувством безопасности немцев в 1941 году, боевики идут к занятому федералами еще два месяца назад Аргуну. Далее мучительные сцены казни молоденьких солдат. А затем, уже по освобождении города (и это новое освобождение стоило 14 жизней), из рассказа одного из окруженных стало известно, что они двое суток не могли допроситься помощи. И это - важнейшая подробность: далее при нападениях боевиков на российские колонны ситуация "не могли допроситься" начнет повторяться с мрачной регулярностью.
Но, похоже, даже тогда еще мало кто готов был видеть в этом некую закономерность, признак нарастающего вмешательства параполитики в ход военных действий. Оправившись от шока, российские войска сумели заблокировать боевиков в Аргуне, Шали и Гудермесе, а шедшая последним на помощь колонна была разбита ударами авиации под Сержень-Юртом. Тем не менее, новое восстановление законной администрации в Шали, Аргуне и Гудермесе произошло лишь в начале февраля, совпав по времени с освобождением Грозного. Иными словами - явилось частью растянувшегося почти на месяц этого центрального и, казалось, решающего эпизода второй чеченской войны.
Штурм Грозного еще 26 декабря был начат частями МВД и ко 2 января практически захлебнулся. Понеся большие потери, внутренние войска закрепились в Старопромысловском районе.
Со 2 по 12 января город, превращенный боевиками в крепость, интенсивно обрабатывался авиацией и артиллерией, а войска готовились ко второму штурму. При этом трагический опыт первой кампании был учтен: на сей раз не было речи о вхождении танковых колонн "как на парад" (по выражению одного из участников памятного новогоднего штурма). Полки и батальоны были разбиты на штурмовые отряды и группы, "проведены их боевое слаживание и отработка действий". 12 января начался новый этап штурма Грозного. За неделю первое кольцо обороны было взломано, и федеральные войска вышли к центральной части города. Здесь их встретили снайперы, численность которых еще возросла по сравнению с зимой 1994-1995 годов. А ведь и тогда они были настоящим бичом российских войск, о чем уже достаточно подробно говорилось выше. Теперь же речь шла о целых мобильных отрядах снайперов; и к тому же, по данным разведки, уже на начало ноября 1999 года у боевиков имелись снайперские винтовки с электронным прицелом, которые в нашу армию еще не поступали.
Вывод напрашивался очевидный: перед Россией был противник умелый, жестокий, нацеленный на упорное сопротивление и не испытывающий нужды ни в самых современных вооружениях, ни в опытных военных консультантах, ни в финансах, наконец. А последние, как бы ни умолял их роль Евгений Месснер в своей бурно обсуждаемой в последнее время оригинальной концепции мятежевойны, как раз во все возрастающем количестве требовались для продолжения войны диверсионно-террористической. Притом - все более интенсивно трансформирующейся в планетарный, глобальный феномен. Обе чеченские войны и, конкретнее, обе операции по взятию Грозного уже убедительно показали это - так же, как и то, что "чеченский феномен" изначально встраивался в системное целое, достаточно подробно описанное выше.
Вторая чеченская война лишь еще больше развила и укрепила эти связи. Причем одновременно с наращиванием их в мусульманском мире (не говоря уже о смыкании экстремистских группировок между собой), отнюдь не пренебрегали и Западом. Уже в январе было известно, что во Франкфурте-на-Майне действует некое "Представительство исламского движения талибов в Германии", выдающее паспорта исламистам, желающим попасть в Афганистан. Собственно, информация об этом прошла в немецкой печати еще до вторжения боевиков Хаттаба и Басаева в Дагестан. Однако после того, как стало известно, что бен Ладен принял в Кандагаре двух посланников от Басаева и Хаттаба, а также после признания талибами государства Ичкерия, она приобрела специфический интерес для России.
В Ростове-на-Дону также был выявлен канал нелегального въезда в Россию граждан Афганистана - через консульство Ирана, выдававшее афганцам паспорта без предъявления ими каких-либо удостоверяющих личность документов. Организацией же переправки "беженцев" из Ирана в Россию занималась частная фирма из Центральной Азии, оформлявшая - не бесплатно, конечно, приглашения в Москву по коммерческим делам фирмы. Число их доходило до 15-20 в день, а дальнейший путь вел в Туркмению, затем - чаще всего через Москву - в Чечню.
В Турции активной вербовкой добровольцев для отправки в Чечню занимался центр "Кавказское общество". Согласно источникам в силовых структурах, турецкие религиозные радикалы даже вели неофициальные переговоры с представителями ряда чешских фирм о продаже им 40 танков Т-72 для последующей переправки в Чечню.
Укрепился и развивался украинский канал. Не зря же в сентябре 2000 года, в "день независимости" Республики Ичкерия, УНА-УНСО потребовала закрытия российского консульства во Львове. А подъезжая к Киеву, читаешь многочисленные граффити: "Слава Ичкерии - смерть москалю!", "Москали - геть з Ичкерии!" и прочее в том же роде. Дело, конечно, не ограничивалось лирикой: боевики УНА-УНСО и на сей раз воевали в Чечне. Обозначился и Крым: для России наступает время платить по счетам утраты ею контроля над Черноморьем.
Информация о том, что чеченские эмиссары вербуют наемников в Крыму, проходила в прессе еще в ноябре и была подтверждена российскими силовиками. По их данным, в этом участвовала организация "Джамаат-и-Ислами". СБУ (Служба безопасности Украины) опровергла эту информацию, однако в тот же день в крымских СМИ, ведущих свое расследование, была опубликована информация о готовящейся в Крыму "конференции крымских мусульман-экстремистов с представителями чеченских полевых командиров" ("Сегодня", 5 ноября 1999 года). Сообщалось также, что в крымских вузах среди студентов-татар распространяются плакаты турецкой ультранационалистической организации "Серые волки" с изображенными на них флагами 22 субъектов "Великой тюркской империи", в том числе Чечни, Карачаево-Черкессии и Крыма.
Продолжилась и начавшаяся в дудаевские времена скупка чеченскими эмиссарами недвижимости на полуострове, в частности в окрестностях Ялты и Судака. Опровержения звучали неубедительно: ведь еще в 1994-1995 годы Минобороны Украины признало, что в Сакском военном санатории им. Бурденко лечились раненые боевики. Тогда же радикальная татарская партия "Адалет" открыто заявляла, что ее члены воюют в Чечне. Наконец, источники подтвердили и факт призывов к джихаду, прозвучавших в сакской мечети. А когда, с началом новой войны, появились и новые беженцы, уже упоминавшийся ранее президент фонда Репрессированных народов и граждан (ФРНГ) Алихан Ахильгов и его жена, привезя группу чеченских детей в Крым, столкнулись с откровенным стремлением представителей крымско-татарского меджлиса использовать ситуацию для нагнетания антироссийских настроений.
А ведь все это - малая толика имеющейся информации, верхушка айсберга. Ясно, что нестабильность, а проще сказать, взрывная ситуация в Чечне обрела во многом паравоенный характер, то есть такой, при котором лишь меньшая часть проблем решается на поле боя.
И тем более странными выглядели эйфорические настроения, охватившие часть страны (и, соответственно, армии) после второго падения Грозного и вылившиеся в соответствующие решения руководства. Лишь 6 февраля был освобожден последний и самый укрепленный район Грозного - Заводской. Но уже 4 февраля, в день полного освобождения Октябрьского района и частичного Ленинского и Центрального, было принято решение о подготовке к выводу из Чечни значительной части федеральных войск. Поневоле вспоминалось заявление Павла Грачева об "окончании военного этапа специальной операции" в апреле 1995 года.
Конечно, распространению такой эйфории на сей раз способствовал успех самой, пожалуй, знаменитой операции второй чеченской войны. Получившая известность под названием "Охота на волков", она, по словам Шаманова, никем специально не готовилась и, напротив, явилась почти спонтанным следствием краха принятого к действию плана по "зачистке" Грозного силами МВД. "Но к этому времени нам удалось выстроить коридор, по которому мы, хоть и ограниченные в силах и средствах, все-таки смогли потащить бандитов. И затем в течение восьми суток беспрерывного преследования мы уничтожали бандформирования, которые вырывались из Грозного" ("Завтра", № 46, 2000 год).
В ночь с 28 на 29 января боевики, во главе которых шли Шамиль Басаев, Леча Дудаев, Хункарпаша Исрапилов, Жим Асланбек, Межидов Абдул-Малик, двигаясь из Грозного в направлении Ермоловки (Алхан-Калы), на мосту через Сунжу попали в засаду, на заранее установленные минные поля и под обстрел, который велся одновременно с двух берегов Сунжи. Боевики (около 1000 человек) оказались в котле, более половины из них, по официальным данным, погибло, в их числе - племянник генерала и мэр Грозного Леча Дудаев, Асланбек, Хункарпаша. Басаев был ранен (потерял ступню), однако и на сей раз ушел, что порождает немало вопросов.
Главный из них таков: как показала "Охота на волков", эффективность тактики "взятия в котел" не уменьшилась со времен Сталинграда, так в чем же состоял смысл "вытеснения" боевиков в горы, а не их уничтожения, подобно тому, как это произошло при проведении "Охоты на волков"? Ведь "вытесненные" в горы давно вновь растеклись по равнине, так что в апреле сводки будут сообщать: "Обстановка в равнинных районах Чечни продолжает накаляться... По-прежнему высока вероятность попыток проведения экстремистами вооруженных акций в Грозном, Урус-Мартане, Гудермесе, Шали, Аргуне, Курчалое и Новогрозненском". То есть - практически на всей, считавшейся очищенной от боевиков, территории Чечни. Неужели такова и была цель контртеррористической операции?
* * *
Не устанавливая слишком прямолинейных причинно-следственных связей, нельзя, однако, не заметить - и не отметить - определенную корреляцию этих множащихся и столь знакомых "странностей" в развитии военной операции в Чечне с усиливающимся давлением Запада на Россию как раз по вопросу о Чечне. Сделанные Москвой на саммите в Стамбуле уступки никак не оправдали себя, а по розовым иллюзиям (так, "Известия" 29 сентября 1999 года ликующе сообщали: "Запад поддерживает авиаудары по чеченским боевикам") в очередной раз и очень быстро были нанесены тяжеловесные удары.
И уже в октябре Мадлен Олбрайт в ходе поездки российского министра иностранных дел Игоря Иванова по Европе дважды беседовала с ним на чеченскую тему. "Я ясно дала понять ему, - заявила госсекретарь США 26 октября, - что происходящее в Чечне является угрожающим и прискорбным. И что они (русские - ред.) совершают серьезный шаг в неправильном направлении. Я напомнила ему о том, насколько катастрофическими были их действия в республике в 1994 году. Он принял к сведению то, что я сказала, но я не была особенно одушевлена его ответом" ("Независимая газета", 27 октября 1999 года). Строуб Тэлбот также собирался говорить с Игорем Ивановым, главным образом, о Чечне.
Впрочем, еще в сентябре, то есть даже до начала сухопутной операции в Чечне, Европейский парламент в специальной резолюции весьма резко осудил российскую военную акцию в Чечне. Парламентариев поддержало руководство Евросоюза, а французский министр иностранных дел Юбер Ведрин заявил, что Франция настаивает на изыскании путей политического урегулирования в Чечне. Тогда же, как уже говорилось, в обновленный ежегодный список основных террористических группировок мира, подготовленный Госдепом США, не были включены группировки Басаева, Хаттаба и других чеченских "полевых командиров", равно как и они сами.
Стоит ли удивляться после этого, что на первом Всемирном федеративном форуме, состоявшемся тогда же, в сентябре 1999 г. в Квебеке (Канада), все попытки российской делегации добиться обсуждения проблемы сепаратизма и терроризма - в контексте событий в Чечне - были просто проигнорированы. Свое веское слово сказал и МВФ, причем допустив характерную симптоматическую оговорку. "Международный валютный фонд приостановит помощь России, если она увеличит свои военные расходы, - заявил Мишель Камдессю. МВФ не намерен финансировать российские военные операции в Чечне и Дагестане" (курсив мой. - К.М.).
"В Дагестане", - это означало, что России не позволяется вести военные действия даже в случае прямого вторжения на ее территорию. Аналогичное заявление сделал Всемирный банк, и это вынудило премьера Путина давать довольно унизительные для страны гарантии, что ни один доллар из траншей МВФ не пойдет на чеченскую войну. И здесь тоже наступило время платить по счетам утраты Россией своего прежнего места на мировой политической арене.
Но самое интересное, пожалуй, произошло 8 октября 1999 года, когда координатор по вопросам борьбы с терроризмом в Госдепартаменте США Майкл Шихан заявил: он "не располагает никакой информацией, что человек, названный "террористом № 1", - Усама бен Ладен, имеет связи с террористами, действующими на территории Чечни".
Уже упоминавшийся политолог Александр Игнатенко, исследовавший феномен бен Ладена как "фантома ЦРУ", сделал отсюда вывод, полностью подтвержденный дальнейшим ходом событий: "Думаю, что это - сигнал возможных изменений в отношении администрации США к антитеррористической операции на российской территории". Так оно и произошло. В начале ноября президенту США Клинтону было направлено открытое письмо "по поводу Чечни"; среди 36 подписавших значились бывшие советники по национальной безопасности Збигнев Бжезинский и Роберт Макферлайн, бывший директор ЦРУ Джеймс Вулси и другие, не менее громкие имена. Почти тотчас же последовало заявление официального представителя госдепа Джеймса Рубина, устами которого Вашингтон впервые фактически предъявил Москве обвинения в нарушении правил ведения боевых действий, то есть Женевских конвенций. И хотя официальный представитель Белого дома Джо Локхарт, по сути, дезавуировал это заявление Рубина, подчеркнув, что США не имеют свидетельств нарушения русскими Женевских конвенций, направление "дрейфа" Вашингтона сомнений не вызывало: от "партнерства по борьбе с терроризмом", которым, вполне вероятно, поманили вначале, выдвинув в качестве приманки бен Ладена, ко все более жесткой критике действий России на Кавказе.
Очень весомо, хотя и, в соответствии с должностью, без публицистической хлесткости в преддверии Стамбульского саммита высказался Генеральный секретарь НАТО лорд Джордж Робертсон. Он не стал особенно педалировать гуманитарную катастрофу, оставив эту тему будоражащим общественное мнение СМИ, но зато надавил на одну из самых болевых точек операции в Чечне - на проблему фланговых ограничений, которые уже вынудили командование тащить новобранцев на Кавказ со всей страны. "Нынешнее присутствие российских вооруженных сил на Кавказе превышает существующие и планируемые ограничения, зафиксированные Договором об обычных вооруженных силах в Европе. Исходя из этого конфликт может оказать отрицательное влияние на успешное завершение Стамбульской встречи в верхах ОБСЕ, намеченной на вторую половину этого месяца..." ("Независимая газета", 03 ноября 1999 года).
Намек был более чем прозрачным, а поскольку Робертсон увязывал успех Стамбульского саммита с возобновлением сотрудничества между НАТО и Россией и поскольку такое возобновление отвечало корпоративным интересам немалой части российского истеблишмента, в том числе военного (его представители так же любят ездить в Брюссель, как российские депутаты в Страсбург), такой прием психологического давления, как показали итоги саммита, возымел успех.
Главная же задача психологического и информационного давления на Россию по "чеченскому вопросу" оказалась возложенной на Европу. Особенно неистовствовала Франция - участница, напомню, натовской коалиции, только что терзавшей Югославию. Уже в начале ноября состоялась встреча Юбера Ведрина и прибывшего в Париж Ильяса Ахмадова, именуемого министром иностранным дел "Чеченской Республики"* . По утверждению пресс-службы французского парламента, встреча Ведрина и Ахмадова произошла прямо в зале Национального собрания Франции, где присутствовал Ахмадов - что уже само по себе было вызовом России.
Пресс-служба французского МИДа факт такой встречи отрицала, но признала, что накануне Ахмадов был принят на Кэ д'Орсэ (то есть в резиденции МИДа) главой департамента по делам СНГ. Сам Ведрин выступил по радио "Франс Интернасиональ" с жестким предупреждением в адрес России о грозящем ей в Стамбуле давлении. А накануне Ильяс Ахмадов, прибывший во Францию нелегально, дал пресс-конференцию не где-нибудь, а опять же в здании Национального собрания.
Все это была слишком прозрачная игра, и тем более удивительной выглядит мягкость реакции российского МИДа, выступившего с довольно беззубым заявлением, суть которого сводилась к тому, что "данный факт идет вразрез с дружественным характером отношений между Парижем и Москвой".
Словно бы речь и впрямь шла о единичном факте, а не о напористой и согласованной линии поведения всего западного сообщества.