Группировка была усилена частью боевиков, выбитых из Цумадинского района. Здесь развернулись самые ожесточенные бои - не в последнюю очередь потому, что в отличие от Цумадинского района, "боевики заранее создали здесь в скалах полноценные укрепрайоны с бункерами, способными выдержать прямые попадания гаубичных снарядов. О серьезности намерений боевиков говорило и их вооружение: минометы, безоткатные орудия, ПТУРы, крупнокалиберные пулеметы "Утес" и ДШК, ПКМы. В качестве трофеев было захвачено и большое количество снайперских винтовок". По словам участников освобождения этого района, "противник достаточно грамотно организовал систему огня, связь и, конечно, разведку" ("Солдат удачи", № 12(63), 1999 год).
      Последнего, судя по ходу событий, нельзя сказать о российской стороне. И это тем более странно, что боевики, согласно многим свидетельствам, применяли методы афганских душманов, позволяющие всего нескольким человекам довольно долго противостоять целым подразделениям наступающих войск. Боевые позиции в скалах, хорошо обеспеченные боеприпасами к стрелковому оружию и гранатометами, соединялись между собой ходами сообщения, что обеспечивало боевикам высокую мобильность при надежной защищенности. Попытки же штурма господствующих высот и населенных пунктов в этих условиях приводили к тяжелым потерям - как это произошло, например, на высоте "Ослиное ухо". Лишь после этого российское командование сделало основной упор на применении артиллерии и авиации. Эта тактика вполне оправдала себя - в частности и в особенности, при овладении самой высокой точкой района, горой Тандо. И на третий-четвертый день после нанесения массированных ударов Басаев и Хаттаб покинули территорию Дагестана - правда, для того, чтобы организовать новое вторжение: на сей раз в Новолакском районе.
      Что же до самой Ботлихской группировки вторгшихся в Дагестан боевиков, то она была накрыта огнем артиллерии, понеся большие потери. 15-16 августа федеральные силы начали решающий этап операции по уничтожению боевиков в Ботлихском районе Дагестана, и уже 17 августа представители МВД РФ заявили, что федеральные силы заняли все стратегически значимые высоты и освободили перевал Харами, через который и произошло вторжение.
      В конце августа ожесточенные бои переместились в Новолакский район (численность боевиков здесь составила около полутора тысяч человек), сосредоточившись вокруг сел Тухчар, Дучи, Гамиях, Чапаево, а также высот 321,1, где боевиками был заблаговременно оборудован опорный пункт, и 715.
      10 сентября российские войска (сводная группировка 58-й армии) предприняли первый штурм Новолакского, но вынуждены были отступить, понеся большие потери. Новая операция была разработана с упором на широкое использование авиации и артиллерии и увенчалась успехом: боевики оставили села Гамиях и Тухчар, утром 16 сентября была взята высота 715, после чего боевики, понеся большие потери (около 40 % от общего числа своих потерь) оставили и само Новолакское. И уже 18 сентября 1999 года был подписан протокол о передаче Новолакского района под контроль гражданской администрации. Однако Басаев и Хаттаб вновь успешно ушли, и эта их чудесная неуловимость, особенно с учетом последующих событий в Чечне, не могла не бросать зловещей тени на успешные действия армии, не вызывать вопросов и у столь самоотверженно поддержавшего ее населения Дагестана.
      Вопросы вызвало и другое: почему, если российским спецслужбам, да и всем в Дагестане было известно о ваххабитском анклаве в Буйнакском районе, в столь любимое Степашиным село Карамахи бойцы Дагестанского ОМОНа и внутренних войск были отправлены буквально на истребление, без всякой предварительной обработки села? В общей сложности погибло тринадцать человек, спастись же удалось двоим. Попавшие в плен омоновцы были изрублены в куски.
      Равным образом, лишь после того, как на горе Чабан в засаду попала разведгруппа спецназа внутренних войск (четыре человека погибли, шестнадцать были ранены), последовало массированное применение авиации и артиллерии, заставившее боевиков покинуть свои фортификационные сооружения. Осмотр их показал, что заложенных там запасов продовольствия, медикаментов и боеприпасов могло хватить больше чем на месяц крепкой обороны. На Кадарскую зону делалась особая ставка, что, подтверждается, в частности, и тем, что здесь (в отличие, например, от Ботлихского района, где преобладала чеченская молодежь в возрасте 16-20 лет) действовало много наемников, при этом не только арабских* . Разумеется, обнаружился и "украинский" след. Реальность была такова, что, по сути, меньшинство (по словам чабанмахинских ополченцев, в их селе ваххабитских семей было не более тридцати) терроризировало здесь большинство, опираясь на поддержку пришлых боевиков в прямом смысле слова интервентов. И это делает поведение Степашина в ходе его визита сюда еще более двусмысленным.
      Чем бы ни диктовалось оно, платить за это сомнительное благодушие пришлось дорогую цену: потери убитыми с российской стороны, по уточненным данным, составили 197 человек убитыми, 20 пропавшими без вести, 645 было ранено - и это не говоря о погибших среди гражданского населения, разрушенных селах, беженцах.
      А успешное завершение операции силами сводной группировки, под командованием генерала Г.Н. Трошева разгромившей очаг сопротивления в Буйнакском районе, а также пресекшей новые попытки проникновения боевиков на Хасавюртовском и Кизляр-ском направлениях, вовсе не означало конца войны. Напротив, все еще только начиналось.
      * * *
      Последняя декада ноября 2000 года ознаменовалась целым рядом заявлений военных самого высокого ранга о вероятном и скором окончании второго цикла военных действий в Чечне. 23 ноября выступил министр обороны Игорь Сергеев, который определил численность оставшихся в горах боевиков в 1000 человек (из которых около 500, по его словам, составляют наемники) и заявил, что военные действия в Чечне могут завершиться к середине зимы.
      На следующий день тему продолжили начальник Генштаба Анатолий Квашнин и командующий СКВО и полпред президента в Южном округе Виктор Казанцев. Последние также заявили, что война закончится через 3-4 месяца, и это почему-то вызвало гнев Сергеева, назвавшего подобные утверждения "чушью". Возможно, причина кроется в том, что к уже известным разногласиям Сергеева и Квашнина о соотношении в Российской армии сил стратегического и обычного назначения добавились и другие. То, в частности, что, по некоторым признакам, Сергеев оказался оттесненным от переговоров с Русланом Гелаевым, одним из самых известных, жестоких и замаранных кровью (в том числе и бойцов Пермского ОМОНа) полевых командиров, в 1998 году выдвинутым Шамилем Басаевым на пост министра обороны Республики Ичкерия.
      На горизонте замаячила тень нового 1996 года, и все сделанные должностными лицами необходимые отговорки ("нет, нет, никогда...") отнюдь не могут рассеять таких подозрений. Ведь переговоры-то идут на фоне почти ежедневных совершаемых терактов (исключением не стал и день этих сенсационных заявлений), что как-то не укладывается в образ успешно завершаемой контртеррористической операции. И если такова ситуация по истечении более года ожесточенных военных действий, сопровождавшихся большими потерями с обеих сторон (по оценке президента Путина на встрече с генералитетом 20 ноября, российские вооруженные силы потеряли за это время в Чечне 2600 человек убитыми), то какие существовали основания полагать, что через три-четыре месяца она радикально изменится? Их не было, и уж тем более таковым основанием не может служить предполагаемая оценка численности боевиков.
      Ведь еще в конце июля 2000 года генерал Трошев заявил, что война в Чечне приняла затяжной характер и никто не сможет назвать точную цифру оставшихся в республике боевиков. Трошев так комментировал тогда это свое утверждение: "Для нас, силовиков, главная цель - найти и уничтожить бандитов. Но мы прекрасно понимаем, что для населения Чечни многие члены бандформирований - это сыновья, мужья, братья, которых оно кормит, лечит и всячески покрывает. Именно поэтому операция по уничтожению боевиков затянулась. Каждый куст и опушку не проверишь, для этого нет возможностей..."
      Что же изменилось с тех пор? Ведь к июлю войска, по сути, уже прошли Чечню, а диверсионная война еще не приобрела таких масштабов, как в конце года. Логично будет заключить, что никаких оснований говорить о снижении активности боевиков нет. И тем не менее, на новый уровень выходят миротворческие инициативы, информация о которых тогда же, в июле, просочилась в прессу и была подтверждена как Сергеем Ястржембским, так и Казанцевым, патетически воскликнувшим: "Цель одна - хватит воевать!"
      Интонационно это очень напоминало аналогичные заявления Лебедя. Казанцев же еще за полгода до того назвал имя Гелаева как участника, наряду с Масхадовым, ведущихся тайных переговоров. Тогда тема не получила развития, быстро исчезла из поля внимания СМИ (а стало быть, и общества), но, как видим, не из реального процесса, развивающегося на Северном Кавказе, и, соответственно, разворачивающихся вокруг него политических игр. К сожалению, слово "игра" является здесь едва ли не ключевым, и обозначающиеся контуры "конца" войны обязывают нас вернуться к ее началу, где зловещий характер подобной игры был выражен необычайно выпукло.
      Известный военный журналист Александр Жилин в свое время предпочел использовать эвфемизм, отметив, что "эскалация боевых действий на Северном Кавказе носит (так в тексте - К.М.) не военный, а политический характер" ("Московская правда", 27 октября 1999 года). Это, разумеется, не меняет существа дела, тем более что сам Жилин прямо указал на источник и первопричину этой "политической мотивации" - приближающиеся выборы президента РФ и сопряженный с ними клубок интриг. Основные нити этих интриг держал в своих руках Б.А. Березовский, озабоченный тем, чтобы не допустить к власти Примакова. Многое разворачивалось буквально на глазах у страны то есть у телезрителей; другое происходило "за кадром", но и на это, закадровое, открыто намекала пресса. И даже не только намекала.
      Речь прямо шла о заказном характере и войны в Дагестане, и дальнейшей ее эскалации в Чечне, и даже московских взрывов жилых домов, ставших непосредственным поводом к этой эскалации. Первый взрыв, однако, прогремел еще 4 сентября в Буйнакске и унес жизни 64 человек, на что москвичи, с привычным для них равнодушием ко всему, происходящему в "горячих точках", почти не обратили внимания. Два других - 9 сентября на улице Гурьянова и 13 сентября на Каширском шоссе - произошли уже в самой столице; погибли, соответственно, 96 и 130 человек. Завершил череду взрыв в Волгодонске 19 сентября, число жертв - 17.
      Особенности общественного мнения сегодня в России таковы, что оно, существуя в "клиповом" режиме, ни на чем не задерживается надолго. Даже и взрывы уже подзабылись, хотя никакого внятного ответа на вопрос об их виновниках до сих пор не получено. А потому, по прошествии уже двух лет и в перспективе столь же "игрового", как и ее начало, окончания войны возникает настоятельная необходимость хотя бы эскизно обрисовать контуры уже тогда обозначившихся загадок и напомнить некоторые ключевые события параполитического характера.
      В конце лета 1999 года тот же Александр Жилин привел на страницах "Московской правды" (в приложении "Столичный криминал") документ под названием "Буря в Москве", где речь шла о плане дестабилизации обстановки в Москве с использованием самых крайних средств, в том числе и взрывов. "План, - напомнил Эрих Котляр в том же "Столичном криминале" уже в феврале 2000 года, - был опубликован с конкретным адресом, откуда выпорхнул этот страшный документ. И что же? Тогда в ответ последовала тишина".
      И лишь после выборов главный политтехнолог Кремля Глеб Павловский в программе "Глас народа" с раздражением бросил в адрес группы "Столичного криминала": "Вы же помните, что писали о взрывах?" Реакция, прямо скажем, несоизмеримая масштабу обсуждаемого вопроса, тем более что "Московская правда" вовсе не была единственной, кто писал о заказном и, подразумевалось или даже прямо говорилось, электоральном характере терактов в Москве. Уже в январе 2000 года английская газета "Индепендент" выступила с сообщением о том, что, по ее информации, находящийся в плену у чеченцев сотрудник ГРУ Алексей Галтин заявил, что взрывы в Москве произошли при участии его ведомства. Странным образом, никаких разъяснений (существует ли такой сотрудник разведведомства и действительно ли он находится в плену) не последовало и на сей раз. И это при том, что звучали высказывания компетентных экспертов, полагавших невозможным проведение взрывов подобного масштаба без соответствующего и очень надежного прикрытия.
      Тем же летом появилось сообщение о встрече главы кремлевской администрации Александра Волошина с Басаевым во Франции - на средиземноморской вилле уже известного читателю Аднана Хашогги. Упоминались французскими спецслужбами, установившими наблюдение за виллой, и некие старые знакомые братьев Басаевых по ГРУ. На французской вилле стороны, согласно этой версии, договорились о том, что отряд Басаева вторгнется в Ботлихский район, затем переместится в Новолакский, а оттуда в Хасавюртовский. Именно так - точнее же, почти так, но об этом чуть ниже - и произошло. А газета "Монд" сообщила, что за неделю до вторжения в Дагестан состоялась встреча Березовского с эмиссаром Басаева, которому олигарх будто бы и передал 30 млн долларов.
      Оснований отбросить подобные утверждения с порога было тем меньше, что на такие же контакты Березовского с Басаевым уже указывал ранее экс-министр внутренних дел РФ и командующий Объединенной группировкой во время первой чеченской кампании Анатолий Куликов. "На деятельность этого "патриота", заявил он, - у меня своя точка зрения. Я уже рассказывал о том, как в апреле 1997 года по его заданию Бадри Патаркацишвили передал лично Басаеву крупную сумму в американских долларах. Кстати, он этого не отрицает" ("Сегодня", 1 октября 1999 года).
      Казалось бы, естественно ожидать объяснений и опровержений. Но опять-таки никаких опровержений не последовало, а ведь факты сообщались, мягко говоря, неординарные - в особенности в том, что касалось Волошина, лица официального, представителя кремлевской администрации. А коль скоро их не последовало, то исследователь имеет полное право рассматривать и эту версию - версию cговора, предваряющего "предвыборную войну", - в числе прочих. Тем более что подобный cговор, в частности, может объяснить и такой удивительный факт, как вывод частей МВД из Дагестана буквально накануне начала военных действий. При этом одновременно российские пограничники, по жесткому требованию правительств этих стран, были выведены из Киргизии тоже накануне вторжения моджахедов ИДУ в Баткенскую область и Туркмению, а это протяженная граница с Афганистаном и такая же с Ираном.
      Если добавить, что, по проходившей в прессе информации, Туркмения, 20 мая 1999 года в одностороннем порядке расторгнув считавшийся бессрочным российско-туркменский договор 1993 года о совместной охране границы Туркмении и статусе погранвойск России здесь, сделала это не без участия зачастивших в республику американских эмиссаров и после интенсивных контактов со Стивеном Сестановичем* , то картина получается довольно любопытная. Ведь именно по Каспию уже были отработаны пути переброски афганских моджахедов в Чечню.
      А в конце сентября, то есть как раз перед началом боевых операций в Чечне, российские пограничники по требованию Тбилиси полностью ушли с российско-грузинской (или чеченско-грузинской, коль скоро президент Путин полагает, что "не так важен формальный статус Чеченской республики") границы. Объяснить все это как цепь случайностей невозможно. Очевидно другое: перед нами - несколько колец встроенных друг в друга параполитических игр, и самым крупным из них, разумеется, является кольцо "Большой Игры". Его диаметр охватывает пространство от Балкан до Центральной (бывшей Средней) Азии и до Афганистана - или, если воспользоваться уже упоминавшейся формулой Алии Изетбеговича, "от Адриатики до Великой Китайской стены". Этим кольцом традиционно управляет Запад, целью же "Игры", помимо опять-таки традиционных - геополитического контроля, овладения ресурсами и коммуникациями (с ними связан весь блок "нефтяных игр"), - на сегодняшний день является также и обеспечение контроля над транзитом наркотиков.
      По данным всех международных организаций по борьбе с наркотиками, в том числе и Интерпола, около 80% опиума, из которого затем изготовляют более концентрированный дорогой героин, поступает из Афганистана. Со своей стороны, крупным поставщиком индийской конопли стала Албания (о роли ОАК уже говорилось в IV-й главе), так что исламистская дуга нестабильности с полным основанием может быть также названа наркодугой. По оценке директора Международной организации по борьбе с наркотиками Лоренцо Мартинса, наркобизнес сегодня является специфической и самой доходной после подпольной торговли оружием отраслью экономики, приносящей тем, кто контролирует ее, ежегодный доход в 500 млрд долларов. Ясно, что за такой контроль не может не идти ожесточенная борьба и что на него претендуют также и исламистские группировки - притом с немалыми основаниями.
      Ведь талибы, например, буквально внедряли культуру опиумного мака, о чем, конечно, не могло не быть известно их американским спонсорам. До поры до времени такого рода деятельность нимало не тревожила их; вот почему обоснованной представляется точка зрения некоторых экспертов, по мнению которых нынешние трения в отношениях между США и талибами вызваны не в последнюю очередь их соперничеством в этой деликатной области. Примечательно во всяком случае, что демонизация бен Ладена спецслужбами США в конце лета 1998 года началась тогда, когда их британские коллеги установили, что "террорист номер один" намерен взять под свой контроль весь афганский наркобизнес, включая доставку "товара" в Европу.
      Как бы то ни было, исламистские группировки из инструмента в руках Запада, каковым они были вначале, все более активно превращаются в самостоятельного субъекта "Большой Игры", в которую встраивают свои собственные не только тактические, в том числе и финансово-экономические интересы, но и крупные стратегические цели. Главная из них - воссоздание могущественного исламского халифата, что может достигаться поэтапно, через создание и последующее соединение его фрагментов: на территории Ферганской долины (разумеется, с последующим распространением на всю Среднюю Азию) и на Северном Кавказе, чему и должно было послужить соединение Чечни и Дагестана в единое исламское государство. К тому же, как и в Средней Азии, здесь речь тоже идет о контроле над наркотрафиком: согласно имеющейся информации, по планам талибов Чечне предназначалась роль второй по величине перевалочной базы для наркокурьеров.
      Разумеется, само по себе это не вызывало никаких возражений со стороны США, которые, напомню, приветствовали приход талибов к власти. Не в последнюю очередь такая благожелательность была связана с проектом строительства газопровода из Туркмении в Пакистан через территорию Афганистана; им с американской стороны занималась компания "Юнокэл Интернэшнл Энерджи", президент которой прямо назвал приход талибов к власти "весьма позитивным" событием. В таком контексте не вызывал возражений и свирепый "талибский тоталитаризм" (соответствующие сцены вопиющих посягательств на права человека - эту будто бы "священную корову" западных демократий - весь мир мог видеть в телехронике). Пресса сообщила о намерении Клинтона открыть дипломатическое представительство США в Кабуле (где его не было с 1989 года). А представитель госдепартамента Глинн Дэвис заявил, что пока правительство США не увидело "ничего предосудительного в мерах по насаждению шариата".
      Трения появились позже, и проблемой в талибо-американских отношениях стал саудовский миллионер Усама бен Ладен, в совместную с американцами борьбу против которого как олицетворения "международного терроризма" все глубже втягивается Россия. Между тем все обстоит далеко не столь хрестоматийно просто, и бен Ладен, который в свое время встречался с госсекретарем США Джеймсом Бейкером, а также, как уже говорилось, был в Косово во время натовской агрессии против сербов, имеет свою давнюю и сложную историю отношений с Соединенными Штатами вообще и с ЦРУ в частности и в особенности.
      Он активно участвовал в управляемой этим ведомством войне моджахедов против советских войск в Афганистане и с тех пор поддерживает активные связи с там же воевавшим Хаттабом. Наличие этих связей, притом в очень конкретной сфере организации денежных потоков и доставки наемников, подтвердил уже упоминавшийся попавший в руки российских спецслужбистов ноутбук Хаттаба, однако последнего, как уже говорилось, американцы в 1999 году отказались включить в список "международных террористов". Это явный признак двойной игры, приметами которой отмечена и вся история со взрывами в Кении и Танзании, превратившими бен Ладена (который упорно отрицает свою причастность к ним) в "bete noire", то есть монстра, дьявола, и давшими американцам возможность опробовать тактику "ударов возмездия". Ту самую, которую они собираются применить против талибов с территории СНГ - с непредсказуемыми для России последствиями. Между тем от взрывов у посольств США в Найроби и Дар-эс-Саламе пострадали в основном не американцы (всего 12 человек), а в основном африканцы (200 человек убитых, 5000 раненых).
      Неужели бен Ладен такой плохой профессионал? Или, наоборот, очень хороший, и американской крови пролил ровно столько, сколько было нужно, чтобы не ввергнуть страну (США) в болевой шок, но привести ее в ярость и обосновать тактику карательных ударов по любой точке в мире? Ведь удары возмездия по Судану и Афганистану можно считать прелюдией к натовской агрессии против Югославии. Есть и еще одна версия, согласно которой бен Ладен действительно не имел никакого отношения к упомянутым взрывам: что это дело рук спецслужб, бен Ладену же, нарочито превращаемому в фигуру совершенно сказочного, всепланетного могущества, отводится новая специфическая роль.
      Ее прекрасно описал российский политолог Александр Игнатенко в статье "Фантом, созданный ЦРУ" ("Независимая газета", 14 сентября 1999 года). Согласно концепции Игнатенко, этот фантом "помещается американцами в любое место земного шара", в котором США собираются провести очередную партию своей геополитической игры. А при том, что сам бен Ладен, разумеется, отнюдь не персонаж из рождественской сказки и что он сетью тесных и сложных отношений связан практически со всеми значимыми исламистскими группировками, возможности такого манипулирования, понятно, безграничны. Дальнейшее рассмотрение этой стороны вопроса увело бы нас слишком далеко в сторону, но и сказанного, думается, достаточно, чтобы представить сложный контур того основного кольца "Большой Игры", внутри которого разворачивалась новая военная кампания на Северном Кавказе.
      Не успели отгреметь московские взрывы, как имя Усамы бен Ладена и экзотический его портрет, в белой чалме и с черной "ваххабитской" бородой, заполонили телеэкраны, газетные и журнальные страницы. Небезынтересно напомнить также, где впервые прозвучало имя бен Ладена как виновника терактов на территории России: в Окленде, во время визита тогда еще премьера Путина в Новую Зеландию. Улетая туда сразу же после первого взрыва в Печатниках, он, в ответ на заданный ему прямой вопрос, заявил: "Оставлять (страну - К.М.) не боюсь." Отсюда можно сделать вывод, что второго взрыва он не предполагал. Но взрыв на Каширском шоссе прогремел - и что же? Премьер тут же назвал виновника: бен Ладен. Странным образом это заявление прозвучало сразу же после пятидесятиминутной конфиденциальной беседы с Клинтоном. А подключившийся к обсуждению проблемы помощник американского президента Строуб Тэлбот совсем уж прямолинейно указал на Иран и Ирак (то есть на те страны, которые США считают своими главными противниками на Востоке) как на пособников терактов, организованных на территории России.
      Удивляет также оперативность, с какой эксперты ЦРУ получили возможность изучить химический состав примененной при взрывах смеси, и скорость, с какой они указали на след бен Ладена.
      Для полноты картины остается добавить, что, как подчеркивала пресса, одной из главных целей встречи российского премьера с Клинтоном, равно как и самой поездки, побудившей его оставить страну в столь тревожное время, была попытка погасить разгорающийся коррупционный скандал. Известный под именем "рашагейт", он затрагивал интересы самых высоких эшелонов российской власти - семьи президента Ельцина и его ближайшего окружения, то есть "Семьи" в том смысле, в каком это понятие прилагается к мафиозным кланам. И, таким образом, кольцо внутрироссийской политической интриги встраивалось во внешнее кольцо "Большой Игры", образуемое сложно сплетенными отношениями Запада и исламистских радикальных группировок.
      Основу этой интриги составляли, как уже говорилось, надвигающиеся парламентские, а затем уже президентские выборы, где задачей номер один для "Семьи" было сокрушение Лужкова и Примакова: с их возможной победой - в данном случае не важно, обоснованно или нет, - связывалось неизбежное расследование финансовых махинаций "Семьи". Командовал парадом Березовский, в планы которого, по весьма аргументированной гипотезе, входило возвращение на арену большой политики генерала Лебедя, с чем и связана загадочная фраза последнего о его будто бы грядущей в ближайшем времени востребованности.
      Однако число игроков не ограничивалось, конечно, одним Березовским и его кремлевским партнером Волошиным. Восхождение Лебедя никак не устраивало Анатолия Чубайса, а его неожиданным союзником оказался начальник Генштаба Анатолий Квашнин. Версию о его вовлеченности в интригу сразу же по следам событий "горячей осени" 1999 года высказал на станицах "Новой газеты" политолог и журналист Борис Кагарлицкий. Согласно этой версии, Квашнину, в отличие от того, что намечалось на тайных переговорах на вилле Хашогги, нужна была масштабная война, "с большими армейскими расходами и возвышением значения тактических видов вооружения над стратегическими резервами Сергеева. Министр должен был убедиться, как он недопонимал, разоружая армейские корпуса, важность и необходимость остальных родов войск" ("Столичный криминал" в "М.П.", 10 февраля 2000 года).
      Сегодня, когда Квашнин, по оценке некоторых наблюдателей, одержал "окончательную победу над министром обороны Игорем Сергеевым", эта версия кажется не столь фантастичной, как год назад. Первые же признаки отдельной, "квашнинской", игры обозначились, полагают некоторые эксперты, еще в ходе боевых действий в Дагестане. Разгром под Новолакском, не позволивший чеченцам, согласно первоначально согласованному плану, успешно продвинуться на Хасавюртовское направление, означал, что в игре возникла новая конфигурация, связанная с появлением в ней новых игроков. Радиоперехваты зафиксировали, в октябре 1999 года, сетования боевиков на нарушение генералами каких-то "договоренностей". Так это или не так - предмет для специального исследования, однако то, что внутри кольца российской политической интриги было еще одно кольцо, кольцо интриги собственно военной и спецслужбистской, вряд ли подлежит сомнению: косвенные факты, подтверждающие это, изобилуют, и здесь перечислена лишь малая их часть.
      Разумеется, к этой интриге не имела никакого касательства армия как таковая - масса служилого офицерства и уж тем более солдат. Но именно они, за спиной которых сплетались и расплетались нити "Игры", клубилась атмосфера безбрежной коррупции, подковёрных клановых схваток, грязных скандалов, 1 октября 1999 года вновь пересекли границу Чечни. Так началась вторая чеченская война, кровью повязавшая все эти разномастные круги интриги в единое целое.
      Годичное кольцо
      Она была глубоко оправдана по своей сути - такова моя принципиальная позиция, которую, во избежание всяких недомолвок, я сразу же хочу заявить здесь. Какое государство должно терпеть на своей территории анклав нарко- и работорговли, киднэппинга, постоянных грабительских набегов на соседей? Наконец, терроризма, ибо если "чеченский след" во взрывах жилых домов осенью 1999 года остается версией, то ведь довольно и других, безусловно доказанных фактов террористической деятельности боевиков. Да к тому же чеченская сторона неоднократно даже с вызовом грозила России терактами, в том числе, как уже говорилось, не гнушаясь и ядерным шантажом. И одно это уже давало стране право на соразмерную угрозе самозащиту.
      Киднэппинг (похищение людей, в том числе и детей, с целью выкупа), по имеющимся данным, давал 38% чеченского оборота, опередив по доходности даже печатание фальшивых долларов и наркоторговлю.
      Что же до рабовладения и работорговли (в частности и в особенности, обращения в рабство пленных российских солдат), то они стали чем-то вроде национального обычая: по крайней мере, по словам Шамиля Басаева. В декабре 1996 года он без всяких комплексов повествовал корреспонденту "Независимой газеты": "У чеченцев такой закон - пленный является частной собственностью. Многие это воспринимают как дикое средневековье, как рабство. Нет, это не рабство! Они едят то же, что мы едим. Некоторые сами поймали пленных, некоторые купили, некоторые, вот как сейчас пришел просить человек, получили в подарок. Я уже свыше 200 человек отдал просто так. Солдатским матерям, чеченцам из разных диаспор" (курсив мой - К.М.).
      Последнее особенно примечательно, если принять во внимание, какой авторитетный источник, в глазах многих - национальный герой Чечни, подтверждал причастность диаспоры к преступному делу насаждения рабовладения в России. И уже только для наказания и пресечения этого дела были оправданы самые жесткие действия правительства, вплоть до использования армии. К сожалению, однако, изначальная сплетенность справедливой в своей основе войны с многоуровневой интригой, с "Игрой" чем дальше, тем больше замутняла ее ясные и оправданные цели, придавала ей многие из тех же странных черт, которые уже явила первая чеченская кампания. Ход операции наглядно продемонстрировал это.
      Начало ее внушало надежды, а у многих даже возбудило настоящий восторг. Признаюсь, я не разделяла его и уже тогда в ряде публикаций высказала опасения, что и на сей раз не обойдется без параполитического "фона" и что внешние и внутренние силы, заинтересованные в сохранении тлеющего очага напряженности на Северном Кавказе, опять обессмыслят жертвы армии. К сожалению, опасения эти во многом подтвердились.