И, таким образом, применительно к Чечне наркотрафик был всего лишь "базисом", материальной основой, опираясь на которую можно было быстро интегрировать Чечню в ту дугу криминального и политизированного ислама (разумеется, речь не об исламе как одной из великих мировых религий), которую еще со времени пребывания ОКСВ в Афганистане начал активно выстраивать Запад и которая получила симметричное дополнение на Балканах.
      А последние годы жизни СССР оказались отмечены стремительным простраиванием на его пространстве промежуточных звеньев этой масштабной южной дуги, формирование которой есть все основания считать одним из элементов общей стратегии глобализма.
      Уже события лета 1989 года в Ферганской долине несли на себе совершенно особый отпечаток (о том, что распространяются соответствующие листовки и брошюры, ввезенные из-за рубежа, знали здесь едва ли не на каждом базаре). А в конце 1990 года в Намангане (тоже в Ферганской долине) прошел законспирированный съезд ваххабитов. Почти одновременно произошло зверское показательное убийство пятерых советских солдат - тогда замолчанное властями, а ныне полностью забытое обществом. А ведь "Чечня" начиналась именно оттуда: опробовалась реакция общества и государства, их ресурсы сопротивления тем грандиозным планам, о которых было заявлено на тайном съезде. Речь же шла о том, чтобы начать борьбу за захват власти в Средней Азии, а одно из принятых заявлений прямо указывало на Россию как на заклятого врага ислама. Таким образом, труды Кейси по переносу конфликта с севера Афганистана на юг тогда еще советской Средней Азии не пропали даром, и стрелку удалось - по крайней мере на очень важный отрезок времени перевести с США и Израиля, еще недавно почитавшихся главными врагами мусульман, на новый объект ненависти.
      Грандиозным успехом той же стратегии - успехом, значения которого не умаляет нынешнее обострение отношений между США и талибаном, - можно считать создание и приход к власти в Афганистане движения "Талибан". Отсутствие официального дипломатического признания, на котором фиксируются те, кто склонен отрицать связку США - "Талибан", в данном случае не имеет никакого значения. Напротив: оно связало бы руки обеим сторонам, лишив их той свободы действий, которой они сегодня располагают на параполитической территории моджахедизма. Талибы были вольны признавать Чечню, вольны встречаться с самыми одиозными чеченскими лидерами - их не ограничивали никакие рамки дипломатического протокола и остатки общепринятых приличий; а с другой стороны, наличие "связки" дает возможность порою выбирать для этих встреч весьма неожиданные территории.
      Так, в прессу просочилась информация о том, что незадолго до вторжения в Дагестан, в августе 1996 года, произошла встреча талибов с лидерами чеченских боевиков не где-нибудь, а в Польше - заметим, новоиспеченном члене НАТО. И какова бы ни была исторически не раз доказанная готовность Польши вступать в союз с любыми антироссийскими силами, вряд ли она решилась предоставить свою территорию для подобной экзотики, не согласовав предварительно своих действий с вышестоящими инстанциями.
      Тем самым можно с достаточными основаниями говорить, что в конце ХХ века новые возможности для масштабной реализации получили те планы создания вокруг России исламского и тюркского пояса нестабильности, над которыми трудились еще лорд Пальмерстон, Уилфрид Блант (брат основателя английского банка), Спенсер Черчилль (отец будущего премьера) и британский агент, по происхождению венгерский еврей, арминиус Вамбери. Во второй половине ХХ века работа возобновилась при участии З. Бжезинского, Королевского азиатского общества, Оксфордского университета и Института исследований Востока и Азии (в прошлом Института колониальных исследований), а также английской внешней разведки МИ-6. При этом речь шла не только о Средней Азии: особое внимание было уделено Северному Кавказу, применительно к которому вновь вернулись к разработанной Пальмерстоном еще в 1830 году концепции создания антироссийской Конфедерации северокавказских народов. Впервые она была опробована еще в 1918 году при создании Горской республики, а затем к ней вернулись в 1989 году. О самом заинтересованном внимании тех же британских центров к развитию острых событий в Чечне в конце ХХ века пишет и Яндарбиев.
      С учетом такой предыстории вопроса можно по достоинству оценить заявление лидеров кузбасских шахтеров В. Ончурова и М. Анохина, сделанное ими по горячим следам событий 1991 года: "Мы выражаем понимание действиями Президента Чечни генерала Джохара Дудаева, поскольку в разваливающемся имперском Союзе нет, да и не может быть морально-оправданной законной основы для освобождения народов от коммунистического рабства, кроме самодвижения пробуждающихся чувств гражданского и национального достоинства" ("Советская Россия", 5 декабря 1991 года. Стиль и восторженные заглавные буквы от авторов. - К.М.).
      Перед нами или безнадежная глупость, или предательство; впрочем, такой формат восприятия событий в Чечне, усиленно формируемый по каналам СМИ, можно, к сожалению, вообще считать типичным для того времени. А между тем еще 1 августа 1991 года грозненская газета "Кавказ" опубликовала некое "завещание", подписанное "Парламентом Чеченской республики" (хотя даже и те условные выборы, в результате которых Дудаев стал президентом, еще не состоялись). "Завещание" сие гласило, что своей "подлой и коварной" политикой Россия превратила "земной рай, дарованный Всевышним народам Кавказа, в земной ад". А потому неизбежно возмездие, для чего потомкам завещается "перенести страх и муки в логово зла и насилия над народами Москву". В том числе - и "воздействуя на источники ядерной опасности".
      А в октябре того же 1991 года уже сам Дудаев заявил: "...Чечня - это центр трехсотлетнего противостояния Кавказа и России" ("Красная Звезда", 26 октября 1991 года). Вызов был брошен.
      Сразу же началось разнузданное насилие в отношении нетитульного, в основном русского, населения. В адрес руководства РФ, глав администраций ее краев и областей было направлено множество обращений, практически оставшихся без ответа. Привожу только одно из них: "По сути в Чечне развязана и ведется настоящая война против России и русского народа, причем изощренными методами. Особенно зверски травля организована в промышленном центре республики - городе Грозном. Русские практически вытеснены со всех ключевых постов в руководящих органах... Нас уничтожают, насилуют, грабят, убивают, похищают наших детей. Нас выживают и насильственно захватывают наши квартиры и собственные дома, разоряют приусадебные и садовые участки".
      По рассказам русских беженцев, с которыми я встречалась в поселке Попов Хутор под Владикавказом, способом, который уже описан в главе "Схождение лавины", приобретались целые подъезды, люди же, изгнанные из своих квартир, еще могли благодарить судьбу, если оставались живы. Уже при Дудаеве и еще до первой чеченской кампании пышным цветом начали расцветать рабовладение и работорговля, бесследно исчезать люди. За годы правления Дудаева, по оценке А. Долголаптева, "около 30 тысяч граждан бесследно исчезли", и в основном это были русские. По оценке самого Дудаева, на май 1994 года Чечню "покинули, самое меньшее 200 тысяч ("Сегодня", 31 мая 1994 года).
      СМИ преступно замалчивали все эти факты, оставшиеся же в Чечне люди вынуждены были бороться в полном одиночестве, не находя в Москве ни поддержки, ни даже простого сочувствия. Их отчаянные попытки сопротивляться, создавая стачкомы, аппелируя к правам человека, - одна из самых трагических страниц в истории постсоветской России и заслуживают отдельного рассказа. Однако в начале 1990-х годов глубоко извращенное представление о правах человека, каковыми либеральная интеллигенция наделяла исключительно тех, кто стремился к отделению от "империи зла", привело к тому, что гонимые, преследуемые люди вынуждены были с отчаянием наблюдать, как до зубов вооружается становящийся у них на глазах криминальный режим.
      Вооружается явно при поддержке неких закулисных сил в Москве - и это вопреки уже очевидной для любого непредвзятого наблюдателя вписанности Дудаева в "Большую Игру", которая всегда велась, ведется и будет вестись именно против России.
      Предгрозье
      Явным и впечатляющим образом такая кооперация России и враждебных ей международных сил сказалась уже на этапе вооружения Дудаева. Российская армия осенью 1994 года столкнулась именно с хорошо вооруженной и экипированной армией, характеристика вооружений которой сама по себе свидетельствует о такой кооперации.
      Михаил Ефимов пишет в журнале "Солдат удачи" (№ 7, 2000 год): истина об уровне вооруженности дудаевской армии стала очевидной 12 декабря 1994 года, когда дудаевцы системой залпового огня "Град" нанесли удар по колонне российских десантников. "Однако, - продолжает он, - это были лишь первые горькие открытия. Оказалось, у дудаевцев есть все, что стоит на вооружении в Российской армии: танки, боевые машины пехоты, бронетранспортеры, орудия и минометы. Стрелковым оружием они оснащены получше нашего: у каждого автомат и гранатомет. Достаточно обученных наемников-снайперов. В подразделениях новейшие средства связи. Нет только, пожалуй, ракет да кораблей военно-морского флота. Но они, собственно, в горах и ни к чему".
      В этом описании удивляют лишь слова "открытия" и "оказалось". Ничего удивительного в том, что дудаевцы располагали тем же оружием, что и начавшая 11 декабря 1994 года военные действия Российская армия, не было. А если для кого-то это оказалось открытием, то возникает вопрос о том, куда смотрела разведка и работала ли она вообще. Впрочем, в данном случае особой необходимости в ней даже и не было, ибо тот факт, что Чечня оказалась единственным из так называемых непризнанных государств, получившим свою квоту из вооружений СА наравне с бывшими союзными республиками, ни для кого не являлся тайной, а уж тем более - для президента РФ Бориса Ельцина и для министра обороны Павла Грачева.
      Позднейшие публикации, в том числе и ряда документов, лишь позволили конкретизировать детали этой беспрецедентной истории вооружения Россией изначально не скрывавшего своей к ней абсолютной враждебности режима, но не дают никаких оснований говорить о сенсации. Если же о ней и можно говорить, то лишь в том смысле, что детали этой истории рисуют картину небывало циничного предательства армии собственным ее руководством - в сочетании с небывалой жертвенной покорностью самой армии, которая, уже зная все о странностях шестилетней (а если считать от начала событий - то уже и десятилетней) странной войны на Северном Кавказе, вновь и вновь идет на смерть.
      1 ноября 1991 года Джохар Дудаев объявил о государственном суверенитете Чеченской республики, а уже 26 ноября того же года издал указ, запрещающий перемещение военной техники и вооружения, то есть вывод арсеналов дислоцированных в Чечне частей Советской армии с ее территории. Тотчас же началось их разграбление, нападение на военные объекты и часовых. Обо всем этом были осведомлены и президент доживавшего свои последние дни СССР М.С. Горбачев, и президент РФ Б.Н. Ельцин - осведомлены, в частности, многочисленными письмами офицеров на имя Михаила Горбачева.
      Вскоре после распада СССР, 10 февраля 1992 года, к Б.Н. Ельцину со специальным письмом обратился Главнокомандующий Вооруженными Силами СНГ маршал авиации Е. Шапошников. В нем, как и в последовавших затем сообщениях от 1 марта и 3 апреля, сообщалось о разграблениях складов и избиениях военных, приводились впечатляющие цифры: речь шла уже о миллионах захваченных дудаевцами боеприпасов.
      В апреле чеченский парламент сделал новый решительный шаг: принял постановление, согласно которому все воинские части, вооружение и боевая техника ОВС СНГ были взяты под юрисдикцию ЧР. Адекватным ответом на это был бы только приказ Главкому СНГ о вывозе оружия. На том этапе это еще было возможно, так как в 1992 году у Дудаева не было сил и вооружений, достаточных для того, чтобы такой вывоз остановить. Речь же шла ни много, ни мало, как о 50 тысячах одного лишь стрелкового оружия и 1,5 тысяч тонн боеприпасов, о чем 4 декабря 1991 года тогда еще первый заместитель министра обороны СССР генерал-полковник П. Грачев докладывал Е. Шапошникову по возвращении из командировки в Чечню.
      Через месяц после этого, 4 января 1992 года, была принята Директива Генерального штаба № 314/3/0159, согласно которой 173 учебный центр* подлежал расформированию, а оружие - вывозу. Это было тем более остро необходимо, что в Чечне дудаевский режим прекратил снабжение армейских гарнизонов продовольствием, число же разбойных нападений угрожающе возрастало. Соответствующее письмо с выражением готовности обеспечить вывоз оружия и техники было направлено офицерами 173-го учебного центра к президенту и министру обороны. Как и все предыдущие, оно осталось без ответа и, что еще хуже, без внимания.
      Чувствуя нерешительность России, уже в феврале 1992 года боевики начали силовой захват оружия, по поводу чего Е.Шапошников направил жалостное письмо Дудаеву, в котором информировал последнего о происходящем! В акциях по захвату военных городков активное участие принимал Б. Гантамиров, тогда мэр Грозного; и по личному приказу Дудаева, после решения парламента ЧР о переходе всех воинских частей, вооружения и боевой техники ОВС СНГ под юрисдикцию республики, началась замена караула военных городков национальными гвардейцами, сопровождавшаяся арестами российских офицеров и прапорщиков. В мае 1992 года, когда министром обороны РФ стал Павел Грачев, силовой вывоз оружия, хотя теоретически еще и оставался возможным, требовал неординарной политической воли и соответствующей мобилизации общественного мнения. Ни того, ни другого не было, да и большая часть арсеналов уже была разграблена. По заключению генерала В.Очирова, изучавшего проблему в местах дислокаций частей, к маю 1992 года было похищено 80% единиц техники и 70% единиц стрелкового оружия.
      С учетом названных процентов, довольно странное впечатление производит шифротелеграмма П. Грачева от 20 мая 1992 года, согласно которой командующему войсками Северо-Кавказского военного округа разрешалось "передать ЧР из наличия 173-го гвардейского ОУЦ боевую технику и вооружения 50 процентов" (курсив мой. - К.М.). Ни о каких 50 процентах речь уже идти не могла; и хотя в результате беспрецедентного договора "О выходе войск и распределении имущества между Чеченской республикой и Российской Федерацией" удалось вывезти на территорию России 11057 единиц оружия, действовал он на протяжении всего лишь двух дней - 29 и 30 мая. А уже 31 мая Дудаев в одностороннем порядке разорвал его, поставив военнослужащим ультиматум: немедленно покинуть республику, что и было исполнено. Техника и вооружение достались боевикам, и потому ни о каких "сюрпризах" осенью 1994 года не могло быть и речи - в той части, которая касалась, по крайней мере, оружия бывшей СА, то есть того же самого, которым была вооружена Российская армия. Не только Ельцин и Грачев, но и генералитет да и большая часть офицерства прекрасно знали, с чем предстоит встретиться выдвигаемым в Чечню частям.
      "Солдат удачи", подробно исследовавший этот вопрос, приводит достаточно подробные характеристики "военного наследия", полученного Чечней из бывших советских арсеналов.
      Общее количество предоставленного таким образом Чечне оружия, даже по неполным данным, составило 57696 единиц. Причем, по сведениям МО РФ, только из армейских арсеналов чеченцы получили 41538 единиц стрелкового оружия, в том числе автоматы АК, АКС-74, АКМ, АКМС, снайперские винтовки СВД, станковые автоматические гранатометы АГС-17 "Пламя", более тысячи танковых и крупнокалиберных пулеметов, не говоря о пистолетах ТТ, НМ, АПС, а также более чем 2000 ручных пулеметов Калашникова РПК и ПКМ. Боеприпасы исчисляются сотнями тысяч и миллионами единиц. Кроме того, в руки дудаевцев попали 7 переносных зенитно-ракетных комплексов "Игла-1", 2 комплекса противотанковых управляемых ракет (ПТУР) "Конкурс", 24 комплекса ПТУР "Фагот", 51 комплекс ПТУР "Метис" и не менее 740 ракет к ним, а также 113 ручных противотанковых гранатометов РПГ-7. Помимо этого, более 6000 единиц стрелкового оружия боевиками ОКЧН было захвачено при разгроме КГБ Чечено-Ингушской АССР в сентябре 1991 года и значительное количество оружия (более 10 000 единиц) было взято при разоружении местных органов внутренних дел.
      Таков, при далеко не полном подсчете, объем лишь того оружия, которое было оставлено армией, органами безопасности и внутренних дел осенью 1991 летом 1992 года. Однако приток вооружений продолжался в этот регион и впоследствии: путем как прямых закупок стрелкового оружия штатных образцов в странах СНГ (Азербайджане, Украине, Литве, Эстонии), так и контрабандного ввоза по воздуху из Афганистана и Турции. Свою роль сыграл и ввоз оружия чеченцами, воевавшими в Абхазии, хотя его далеко не следует переоценивать: в общем потоке полученных Чечней вооружений "абхазская" часть является весьма скромной.
      Что до Турции, то она еще в 1991 году под видом гуманитарной помощи поставила в Чечню первую партию стрелкового оружия советских образцов (в основном производство ГДР, полученное турками от ФРГ в рамках взаимопомощи НАТО), причем часть его была провезена дудаевскими боевиками через территорию Азербайджана.
      Из Афганистана в числе прочего прибыли английские снайперские винтовки (в ОКСВ их называли "БУР"), притом вместе со специальными группами моджахедов, сформированными в Афганистане же, - для, во исполнение пожеланий еще У. Кейси, продолжения войны с "шурави" на их собственной территории.
      Не довольствуясь всем этим, Дудаев попытался еще и создать свой собственный "ВПК", организовав на одном из грозненских машиностроительных заводов малосерийное производство 9-мм пистолета-пулемета "Борз" ("Волк"). Однако из этой затеи мало что вышло: нетворческий, пиратско-набеговый тип чеченской "государственности" сказался и в неспособности организовать сколько-нибудь налаженное и регулярное производство.
      Зато другие каналы пополнения чеченских арсеналов работали бесперебойно. Ярким свидетельством этого является тот факт, что спустя полтора года после начала первой чеченской кампании интенсивность августовских боев в Грозном не только не уступала тем, что развернулись здесь зимой 1994-1995 годов, но, по мнению некоторых специалистов, даже превосходила их. И уже после заключения Хасавюртовского мира, по данным компетентных источников, на начало 1997 года в наличии у чеченцев имелось свыше 60 000 единиц стрелкового оружия, более 2 млн единиц различных боеприпасов (патронов, ручных гранат, противопехотных и противотанковых мин), несколько десятков танков, БТР, БМП, а также равноценное этому количество артиллерийских орудий различных калибров с несколькими (не менее 200 снарядов на ствол) боекомплектами к ним ("Солдат удачи", № 2(29), 1997).
      Иными словами, ценой огромных жертв (по официальным данным с декабря 1994 по август 1996 года Вооруженные силы Российской Федерации потеряли 2837 человек убитыми, помимо этого, во внутренних войсках МВД погибло еще около 1000 человек, неофициальные источники называют цифру в несколько раз большую) нерешенной осталась едва ли не главная задача первой чеченской кампании - уничтожение чеченских арсеналов. Разумеется, не перекрытыми остались и каналы их пополнения, что в полной мере обнаружило себя в ходе второй чеченской кампании, но о чем наиболее проницательные наблюдатели предупреждали еще за несколько лет до ее начала. И это - одна из многочисленных странностей тянущейся уже почти 10 лет войны, в которой периоды активных боевых действий в итоге оказываются лишь одним из инструментов дальнейшего разрыхления ситуации на Кавказе и усугубления общей нестабильности на южной дуге с включением в нее Северного Кавказа.
      Выход талибов на Пяндж в конце сентября 2000 года, одновременное заявление Ахмад Шаха Масуда о существовании крупного лагеря по подготовке чеченских боевиков на севере Кандагара, информация о чеченских инструкторах в лагере боевиков на Памире (Талимгох), работающих в связке с радикальной узбекской Партией вооруженного ислама ("Хизб-ут-тахрир ал-исламия"), вынашивающей планы создания единого исламского государства, в которое вошли бы все среднеазиатские республики Средней Азии и мусульманские регионы России, включая Северный Кавказ; наконец, бесспорность присутствия афганских моджахедов в Чечне спустя уже почти год после начала второй чеченской кампании дают новые основания в пользу этого вывода.
      Старая истина о том, что война есть продолжение политики иными средствами, конечно, сохраняет свою силу и в наши дни; однако соотношение их может быть далеко не столь хрестоматийно простым, как мы привыкли полагать до сих пор. Чечня показала, что объявленные явные цели войны (ликвидация бандформирований, погашение очага сепаратизма и т.д.), исходя из которых и действует армия, могут не только не совпадать с необъявленными, тайными политическими целями, но прямо противоречить им, что превращает армию в трагическую заложницу политики. Весь ход событий в Чечне и вокруг Чечни, начиная с 1991 года, к сожалению, дает немало доводов в пользу этой гипотезы, и в связи с ней получают объяснение, обнаруживают хотя бы подобие логической связи бесчисленные странности Кавказской войны рубежа тысячелетий.
      Одной из самых больших и, главное, устойчиво прослеживаемых на протяжении всего конфликта таких странностей является бросающееся в глаза нежелание - или неумение? - российской стороны создавать и упорно, методично наращивать опору себе в местном, автохтонном населении. Между тем при всей своей жесткости это умел делать Ермолов; огромный положительный опыт такого рода был накоплен русской армией при завоевании Средней Азии. Да и Красная армия, при всей жестокости войны с басмачами, уделяла такой работе огромное внимание и вела ее достаточно эффективно. Размывание традиции стало сказываться лишь в Афганистане, но две военные кампании в Чечне продемонстрировали уже едва ли не полный разрыв с ней, утрату всяких навыков такого рода и, что еще хуже, даже понимания необходимости подобной работы.
      Более того, со зловещей закономерностью стала обнаруживать себя приобретенная постсоветской Россией склонность особую жесткость проявлять именно по отношению к потенциальным союзникам; необычную, на грани заискивания, снисходительность проявляя, напротив, к потенциальным и даже реальным врагам. Как объяснить, что российская авиация в январе 1995 года наносила удары по населенным пунктам Шатаевского района, хотя старейшины села дали "добро" на беспрепятственный проход российских войск через этот район? Зато ни одна бомба, по свидетельству участников боев, не упала в это же самое время на тренировочные лагеря и базы боевиков под Бамутом и Ведено. Кстати сказать, в качестве таковых чаще всего тогда использовались бывшие пионерские лагеря. Зато ОМОН занялся в первую очередь разоружением тех групп чеченцев, которые вели активную борьбу против Дудаева, поставив их в самое двусмысленное да и просто трагическое положение.
      То же самое повторилось и во вторую чеченскую кампанию. В традиционно пророссийских районах, рассказывает осведомленный наблюдатель, в ходе зачисток изымались даже охотничьи ружья, а уже в центральной Чечне зачистки велись по "мягкому варианту", при этом обнаружилось, что даже владельцы автоматов АКМ нередко имели разрешение на их хранение, подписанное не кем иным, как спецпредставителем российского руководства в Чечне Николаем Кошманом. Ну, а "те мероприятия, которые проводились на юге республики, называть зачистками вообще нельзя", - пишет Борис Джерелиевский в "Солдате удачи" (№1 (64), 2000). В Аргуне вообще не заходили в дома, ограничиваясь проверкой документов на улице - всего лишь на предмет наличия прописки.
      Происходили вещи и еще более странные: так, в Шалинском районе при одной из зачисток в больнице были обнаружены тяжелораненые боевики, однако команды на их арест не последовало; вскоре они благополучно выписались и исчезли. В одном из пунктов не разрешили ликвидировать обнаруженный спецподразделением МВД подпольный цех по кустарному производству минометов, гранатометов и противотанковых ружей. И есть даже сведения, что во многих уже зачищенных пунктах продолжают удерживаться заложники и рабы.
      Все подобные странности этой сверхстранной войны (а перечислять их можно бесконечно, и ниже я еще буду говорить о них) складываются уже в некую закономерность, за которой не будет преувеличением предположить некий зловещий умысел. Иначе придется говорить о полной неадекватности действий Российской армии: вероятно, нечто о происхождении столь странных приказов и распоряжений известно и российскому генералитету в Чечне. И хочется надеяться, что когда-нибудь и кто-нибудь из "осведомленных людей" все же приподнимет завесу над этой тайной.
      Однако и того, что доступно наблюдающему и сопоставляющему факты аналитику, довольно, чтобы сделать обоснованный вывод о кричащем несовпадении объявленных (военных) и скрытых (политических или, скорее даже, параполитических) целей обеих чеченских кампаний, которые не случайно так и не были названы войной и вообще не получили внятного правового определения. Это несовпадение, следствием своим имеющее нарастающее разрыхление ситуации в Чечне, и образует ось, вокруг которой вращаются события обеих странных войн; события, оборачивающиеся прямым абсурдом при любой попытке подойти к ним, объяснить их с позиций логики классической войны.
      Приведение Москвой к власти Дудаева и масштабное его вооружение было первым этапом подобного разрыхления. Следующим можно считать циничную игру Москвы с антидудаевской чеченской оппозицией. Сегодня нет никаких оснований сомневаться в том, что массированность и аутентичность этой оппозиции давали Кремлю возможность, если бы то входило в его намерения, вообще избежать войны, либо же, в крайнем случае, предельно минимизировать ее. Это показало первое вхождение сил оппозиции в Грозный 15 октября 1994 года, когда колонна весь путь от Знаменского до Грозного прошла вообще беспрепятственно (в отличии от того, что произойдет позже, при вводе российских войск), да и к президентскому дворцу вышла с необыкновенной легкостью, при общем числе потерь семь человек. Город был практически взят, однако руководство оппозиции (Умар Автурханов и Бислан Гантамиров) внезапно получили приказ оставить Грозный.
      Это было масштабное продолжение той циничной игры с ней, которая началась еще после первой конфиденциальной беседы Геннадия Бурбулиса с Джохаром Дудаевым, за которой последовал описанный выше разгон Верховного Совета ЧИР. Результатом следующей конфиденциальной встречи, в которой на сей раз участвовал и Полторанин, стал разрыв Дудаевым достигнутого на переговорах с Хасбулатовым соглашения о новых выборах в Верховный Совет. Они-то (Бурбулис и Полторанин), по предположению одного из активистов антидудаевской оппозиции Исы Алеро, и "предложили Дудаеву иной сценарий..."
      Сегодня, по прошествии стольких лет и после двух войн, не разрешивших, но еще больше запутавших ситуацию в Чечне, есть основания думать, что замысел этого сценария в значительной степени и состоял в устранении такой оппозиции с политической сцены Чечни. В противном случае невозможно объяснить то "добро", которое Дудаев явно получил на кровавое подавление в июне 1993 года многомесячного митинга оппозиции на Театральной площади Грозного. Инициаторами его 15 февраля 1993 года выступили профсоюзы, выдвинувшие социально-экономические требования; однако очень скоро они сменились политическими, массовость его превзошла все ожидания, появились отряды самообороны из Надтеречного района. В качестве лидеров выдвинулись Умар Автурханов и Бислан Гантамиров, в начале мая того же года перешедший на сторону оппозиции. Напряжение возрастало, Дудаев выступал с открытыми обещаниями устроить "Варфоломеевскую ночь" участникам митинга на Театральной площади, а в это время из Москвы поступали для него огромные денежные суммы - притом через ЦБ под руководством В. Геращенко.
      У событий того лета есть, однако, аспект еще более зловещий. Из разрозненных свидетельств следует, что по каким-то каналам, связанным уже с российскими спецслужбами, Москва пообещала участникам оппозиционного митинга снабдить их в экстремальной ситуации оружием. По некоторым данным, оно было сосредоточено в районе бывших обкомовских дач, однако, когда в роковой день 4 июня за ним направилась группа из чеченских оппозиционеров и вовлеченных в процесс российских офицеров, оружие оказалось вывезенным буквально за считанное время до их прибытия, что заставило офицеров с ожесточением говорить о чьем-то предательстве.
      В подавлении митинга решающую роль сыграл Абхазский батальон во главе с Басаевым, Гелаевым и Ханкаровым, руководил операцией Арсанукаев - спустя несколько лет их имена будет знать вся Россия, вынужденная теперь сама вступить в непосредственное боевое соприкосновение с ними.
      Последовавшие полтора года ознаменовались разворачиванием нерегулярных, но достаточно интенсивных столкновений между дудаевцами и оппозиционным Временным Советом Чечни, созданным 4 июня 1993 года и обосновавшимся в с. Знаменское Надтеречного района. Москва, вооружившая Дудаева, теперь вела двойную игру. Поставляя оружие и оппозиции, она то приближала, то отталкивала ее, наблюдая - с неясной целью - за развитием событий в районе Терского хребта, ставшем основной зоной военного соприкосновения Грозного и Знаменского, а также за противоборством Дудаева и его бывшего охранника Руслана Лабазанова. А также - и особенно ревниво за Хасбулатовым.
      Апогеем этой запутанной и циничной игры можно считать серию походов сил оппозиции на Грозный; они не могли происходить без московской санкции, и теперь, рассматривая их в ретроспективе и, особенно, в связи с историей новогоднего (1994/1995) штурма чеченской столицы, трудно отделаться от впечатления, что Москва, санкционируя эти походы, стремилась не овладеть городом, но, напротив, дать дудаевцам возможность освоить приемы борьбы с танковыми колоннами противника, входящими в него.
      Как иначе объяснить то, что произошло 15 октября 1994 года? А ведь ему предшествовало еще и 12 сентября, когда силы оппозиции легко взяли милицейскую школу, военный учебный центр дудаевцев и овладели стратегически важным перекрестком в районе консервного завода (там, где спустя несколько месяцев ожесточенные бои будет вести Российская армия), а затем получили приказ отступить.