Высокая ставка

Джованни долго смотрел на Сэла. Он понимал, что перед ним мертвец. И все-таки спросил:

— Неужели нет выхода?

— К сожалению, нет, я — жертва кровной мести.

Джованни подкатил в кресле к письменному столу, на котором стоял кожаный саквояж «Джемелли де Жанейро», извлек из него лежавший под бумагами пистолет в изящной, специально изготовленной кобуре. Затем снова подрулил к Сэлу, поглаживая кобуру, сказал:

— Я сам изготовил ее. Это было много лет назад. — Он вытащил пистолет из кобуры, снова вложил и опять вынул. — Посмотри, как плотно подогнана кобура к пистолету, словно перчатка. Перчатка фирмы «Джемелли де Жанейро». — Старик улыбнулся счастливой улыбкой, что было явно некстати. — Я купил его очень давно, еще до войны. В Неаполе. У одного немецкого полковника. — Он повертел в руках блестящий кобальтовый «люгер». — Очень приятный был человек. Его дама любила подарки. И он вечно что-нибудь продавал, нуждался в деньгах. — Он протянул «люгер» Сэлу. — Возьми его, Марко.

— У меня есть «вальтер» Даго Реда. Он спрятан в платьях Изабель.

— Пусть у тебя будет два.

Сэл взял пистолет.

— Как вам удалось протащить его через таможню?

— Я — старик, калека, а главное — богатый. Все меня знают и никогда не досматривают багаж.

Сэл вытащил «люгер» из кобуры, повертел в руках, потрогал дуло и обнаружил, что оно покрыто защитной смазкой.

— Я регулярно чищу его и смазываю. Все эти годы.

Сэл поднял пистолет и направил в воображаемую цель за пределами бунгало. «В самое сердце Ники Венезия».

— Вы когда-нибудь стреляли, Джо?

— Стрелял? Нет, никогда.

Сэл нажал на затвор, и обойма с блестящими медными патронами оказалась у него на ладони. Девятимиллиметровые патроны, зажатые в узкой металлической рамке.

— Они от этого пистолета?

— Конечно.

— А годится еще? Ведь полвека пролежал!

— Почему бы и нет! Им ничего не делается, — живо возразил Джованни, скорчив соответствующую мину.

Еще некоторое время Сэл внимательно разглядывал пистолет, потом сунул его в кобуру и больше с ним не расставался.

— К нему есть еще... как это называется?.. Такие ремни, которые проходят под мышками.

— Портупея.

— Да, да, портупея. Ее я тоже сам сделал. Тогда же, когда и кобуру.

— Спасибо, Джо.

Некоторое время они сидели молча. Дождь все еще хлестал в окна.

— Сейчас я позвоню, и через несколько часов деньги будут здесь.

— Еще раз спасибо.

— Тебе нужны, конечно, наличные?

— Да.

— Все будет в порядке.

Они опять замолчали, глядя на голубовато-зеленоватый ковер на полу. Это было безмолвное прощание. Бдение у тела еще живого покойника. И Сэл это понимал.

— Джо, не говорите ничего Изабель. Сегодня — ее звёздный час, и пусть ничто не ом... омрачает его.

— Ты прав, — согласился старик, — не беспокойся.

— И пусть все, о чем мы говорили сегодня, навсегда останется между нами.

— Конечно.

— Я не хочу, чтобы вся эта грязь коснулась ее.

— Понимаю.

— Чем меньше она будет знать, тем лучше.

— Ты прав, — согласился старик.

— Итак, мы составим договор прямо сейчас, администрация гостиницы его засвидетельствует. Весь авторский гонорар...

— Марко, — Джованни протестующе поднял руку. — Прошу тебя, пожалуйста... Я не нуждаюсь в деньгах. Ты столько сделал для нас, для меня и моей Изабель... я перед тобой в неоплатном долгу.

«Все. Он меня уже похоронил. Он уже видит, как кружат над моей головой стервятники».

— Джо, — продолжал Сэл, запинаясь, — что бы ни случилось, если я не вернусь... — он тихо заплакал, — я прошу... я прошу вас, скажите Изи... как сильно я ее люблю.

Джованни отвел глаза, он тоже плакал.

— Я скажу, я ей скажу, Марко.

«Мое настоящее имя Сэл», — хотелось ему крикнуть.

— Я очень люблю ее, Джо.

Старик молча кивнул. По впалым морщинистым щекам катились слезы.

— Вот уж не думал, что смогу полюбить женщину так сильно. Я люблю ее... люблю больше жизни. — Сэл захлебывался слезами.

— Я понимаю. Понимаю, — всхлипывая, повторял старик, не сводя глаз с Сэла. — Так же сильно я любил ее мать. — Взгляд его стал отрешенным. — Когда она умерла, я испытал такую боль, словно сам Господь Бог рассек мою грудь и вырвал оттуда сердце.

Сэл больше не сдерживал слез. Он схватил протянутую к нему шишковатую руку Джо со вздувшимися венами и крепко сжал. «Прощальное пожатие руки из могилы».

— Марко, ты ведь смелый, сильный. — Рыдания мешали старику говорить.

Сэл поднял заплаканное, искаженное страданием лицо и, глядя прямо в глаза Джованни, произнес:

— Я не Марко, я — Сэл. И я трус.

Когда объявили номер Изабель, выступавшей одной из первых, молодые люди, заполнившие балкон третьего яруса — самые дешевые места под самым потолком зала — повскакали с мест. Они визжали от восторга, свистели и скандировали ее имя. Так было все время, пока она оставалась на сцене. Нечто подобное случалось и в прежние годы. На презентации конкурса «Грэмми» в 1982 году лидировал Майкл Джексон, в 1980-м — Кристофер Кросс, 1973, 1974 и 1976 годах — Стиви Уандер. Нынешний, судя по всему, станет годом Изабель. Еще не исполнив песни Сэла «Прикосновение незнакомки», включенной в номинацию лучшей песни года, она успела стать обладательницей двух призов: за лучший женский голос и лучшее исполнение рока и блюза среди женщин.

Ведущие трансляцию телевизионные комментаторы уже предсказывали Изабель победу и всемирное признание. Когда она вышла на середину сцены и запела, сидевшие на самых дорогих местах, стоимостью в двенадцать тысяч долларов, участники конкурса, продюсеры и распространитель аудиопродукции испытали что-то вроде электрического шока и от ее голоса, и от ее внешности, и от самого ее присутствия в зале. Это было первое выступление Изабель в Америке, и представители крупнейших фирм в музыкальной индустрии пришли в такой же восторг, как и молодежь на галерке. Раньше они видели только ее видеоклипы, но специалисты хорошо знают, что при искусной съемке и из ничего можно сделать конфетку, и никогда не придают видеоклипам серьезного значения. Совсем другое дело увидеть Изабель собственными глазами с расстояния нескольких метров, а главное — услышать ее божественный голос. Никакая самая совершенная видеозапись не способна во всей полноте раскрыть сущность ее личности, ее эмоции. Весь огромный зал был буквально сражен. Телекамеры жадно ловили каждое движение Изабель, чтобы пятьдесят миллионов зрителей могли составить наиболее точное представление о юной артистке в расцвете ее музыкальной карьеры и красоты. Поп-звезд, поставивших «на колени» строгое жюри ежегодно проводимого конкурса, можно пересчитать по пальцам. Только что вышли платиновые пластинки и двойные платиновые альбомы с записями Изабель. Они воспроизводили исполнительское мастерство известных артистов с максимальной точностью. Таких записей уже не было много лет. Молодежь неистовствовала от восторга, критики не уставали возносить дифирамбы новой рок-звезде. Она была первой в списке самых популярных поп-звезд среди любителей современной музыки, а также в списке лучших артистов, публикуемом в конце каждого года, на основании отзывов известных музыкальных критиков. Изабель обрела всемирную славу. Когда по ходу исполнения зазвучала короткая оркестровая заставка в стиле брейк и Изабель с двумя ассистентками-танцовщицами на заднем плане исполнили несколько фрагментов из негритянских танцев Полы Абдул, все, кто был в зале, от богачей в первых рядах партера до молодежи на галерке, словно в едином порыве вскочили с мест, бурно выражая свой восторг и уважение певице. От громких аплодисментов и восторженных возгласов буквально дрожали стены.

В ушах у Сэла все еще звенело, когда он бежал вверх по лестнице к задней стороне Дворца, потом вниз к центральному входу. Дежурившие у входа сотрудники службы безопасности распахнули перед ним дверь, и он вышел на улицу.

Дождь лил с прежней силой, настоящий ливень, и ни на минуту не затихал, что просто невероятно для здешних мест. Было только начало седьмого, но холодные зимние сумерки уже окутали землю, и казалось, что наступила ночь. Площадка перед Дворцом, обычно забитая во время презентаций фанатами, дожидающимися своих любимых звезд, сейчас практически пустовала, если не считать горстки самых заядлых приверженцев поп-музыки, укрывшихся под зонтами или кусками брезента. Вдоль улицы выстроились в два ряда лимузины, некоторые с включенными моторами, а из выхлопных труб струился белый дымок. Рядом, во временно устроенном для шоферов кафетерии, можно было выпить кофе, а заодно посмотреть презентацию по установленному здесь телевизору или по своему собственному переносному. Сегодня, видимо из-за дождя, в кафетерии было полно народу. Сэл оставался некоторое время под специально сооруженным тентом, протянувшимся от входа во Дворец до улицы Фигуэруа-стрит, прямо к другому навесу, куда подавались со стоянки машины, — не могут же звезды мокнуть под дождем! Затем обошел кафетерий, вглядываясь в лица весело болтавших между собой шоферов, ища глазами одно-единственное, которое ему было до зарезу нужно сейчас. И наконец увидел его, скрытое под козырьком шоферской фуражки. Блондинка склонилась над чашкой дымящегося кофе с молоком и, когда Сэл коснулся ее руки, даже не взглянув, сразу узнала его и приветливо заулыбалась, словно хотела сказать: я к вашим услугам, исполню любое ваше желание.

Сэл тоже улыбнулся, устремив на нее проницательный взгляд.

— Простите великодушно, — заговорил он извиняющимся тоном, — я забыл ваше имя.

— Диана, — поспешно подсказала девушка, медленно шагая с ним рядом к краю навеса, с которого стекали струйки дождя, где можно было побеседовать без свидетелей. Тут она одарила его совсем уж лучезарной улыбкой и сказала:

— Вы можете не называть свое имя. Вы — Марко Толедано.

«Марко Толедано, — мелькнуло в. голове. — Не совсем так».

— Окажите мне услугу, Диана.

Она подошла к нему совсем близко и положила свою тонкую белую ладонь на лацкан его смокинга, почти рядом со спрятанным под ним немецким «люгером».

— Любую, господин Толедано. Что только пожелаете.

— Марко, — мягко произнес Сэл. — Называйте меня просто Марко, пожалуйста. Я кое-что оставил в машине. — Для убедительности он постарался придать своему тону оттенок смущения или замешательства. — Не могли бы вы дать мне ключи и сказать, где она припаркована?

Глаза Дианы загорелись, как у вороватой кошки.

— Почему бы нам не отправиться туда вместе? — замурлыкала она, моментально сообразив: «Ничего ты не оставил в машине, это уж точно, просто что-то случилось».

— Я не хочу отрывать вас от телевизора.

— Вы покинули презентацию. Значит, оставленное в лимузине для вас очень важно. — Она водила кончиками пальцев по атласным лацканам пиджака, в то время как глаза ее молили: «Пойдём туда, и ты получишь то. что тебе необходимо сейчас, пока она собирает все свои призы. Целовать губы, которые целуют самую знаменитую в мире женщину, и сосать пенис, который трахает самую яркую звезду в мире. Разве это не прекрасно?» Ее пальцы подбирались все ближе к тому месту под смокингом, где было утолщение от спрятанного пистолета. Сэл взял ее руку, поднес к губам, нежно поцеловал все пальчики. Потом устремил затуманенный страстью взор в ее голубые глаза, прошептав:

— Мы пробудем здесь минимум две недели. Наверняка удастся выкроить побольше времени. Да и место найдем более подходящее, чем заднее сиденье лимузина.

Она окинула его плотоядным взглядом, который как нельзя лучше гармонировал с ее нежным, утонченным лицом.

— Более удобного места, чем заднее сиденье лимузина, просто не существует.

Сэл выдавил из себя игривый смешок, а девушка, приподняв кольцо с прицепленным к нему ключом, опустила его в раскрытую ладонь Сэла. Затем коснулась губами его губ. Он ощутил запах помады и крепкого кофе.

— Лимузин в последнем ряду в дальнем конце здания за углом. Вы уверены, что хотите пойти один? — Она мило надула губки.

«Хорошо бы иметь при себе кавалерийский эскадрон».

— Увы, ничего не поделаешь, — сказал он, беря ключи. — Я сейчас вернусь.

Телевизоры снова донесли из Дворца дружный вопль неистовствовавшей публики. Изабель получила еще одну награду. Диана впилась глазами в экран, и Сэл, воспользовавшись этим, умчался прочь. Он поднял воротник смокинга, стянул на шее лацканы. Диана, кажется, что-то кричала ему вслед, но он даже не оглянулся, скользя, словно пьяный, в своих выходных лакированных туфлях по мокрому тротуару. Он без особого труда отыскал белый лимузин и, открыв дверцы, нырнул на водительское место. Он до нитки промок, замерз и чувствовал себя отвратительно, а что ждет его впереди — страшно подумать! Включив мотор, Сэл буквально подпрыгнул на сиденье, когда вместе с мотором включился телевизор и он услышал:

— ...после завоевания приза в номинации «Рок и Блюз» можно с уверенностью предположить, что Изабель станет победительницей во всех видах женского вокального мастерства. Следующей на сцену приглашается...

Итак, она завоевывает все призы, в чем он не сомневался. Сбывается его мечта.

Он устроился поудобнее на мягком сиденье, если вообще может удобно чувствовать себя человек с двумя пистолетами, на груди и за поясом, который увел лимузин со стоянки и теперь гнал по шоссе. «Куда? Куда приведет его эта дорога? Одному Богу известно».

Мысль о похищении лимузина пришла Сэлу в голову в самый последний момент. Он не хотел ехать к Голливудскому водохранилищу на такси, опасаясь вызвать подозрения. Заказывать такси в последний путь, будь то на кладбище или к водохранилищу, как-то не принято, а поймать его в Лос-Анджелесе практически невозможно, а на то, чтобы взять машину в аренду, уже не было времени. Да и глупо докучать автомобильным агентствам, если ему суждено умереть неестественной смертью. История с лимузином — всего лишь незначительная услуга, как, например, оплата счетов или заказ костюма у знаменитого модельера — в данном случае оказанная ему шофером. Ведь шофер тоже обеспечивает комфорт, в свою очередь гарантирующий успех и награды. И только законченный неудачник вынужден мчаться холодным дождливым вечером к пустынному водохранилищу, обнесенному высокой стальной решеткой, чтобы принести свою жизнь на алтарь кровной мести. «Видишь, им удалось тебя запугать. И ты уже выполняешь их волю. Нет, надо быть полным кретином, чтобы нестись черт знает куда, на верную гибель, да еще угнать автомобиль, и не какой-нибудь, а лимузин».

— Рэп-музыка, родившаяся в недрах гетто Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, — звучным голосом разглагольствовал ведущий, — обрела статус одного из современных музыкальных стилей, признанных и популярных во всем мире.

«Совсем как я, — с горечью подумал Сэл, лавируя в густом потоке машин, в час пик буквально запрудивших улицы Лос-Анджелеса. — Я тоже объехал весь чертов мир». Вручение призов «Грэмми» началось рано, в самое удобное для телезрителей Восточного побережья Америки время, куда велась трансляция в прямом эфире. "Ни разу в жизни я не выезжал за пределы нью-орлеанского округа, но за последнее время объехал весь мир. Все страны Европы, проехал всю Северную и всю Южную Америку. Где только не побывал. Как это говорила Сонни Скализе? «Увидишь Неаполь, и можно умирать!» Родственники Сонни были уроженцами Неаполя. Как Джованни.

— Я — убийца, я — гангстер, я — наркоман, — самозабвенно похвалялся рэп-певец, монотонно бубня одно и то же.

Громоздкий лимузин на Голливудской скоростной автостраде был как дельфин среди мальков тунца. У водителя автобуса, мексиканца, Сэлу удалось узнать дорогу к водохранилищу, но, едва очутившись на автостраде, он потерял ориентацию. Южнокалифорнийцы, видимо, не умели ездить по скользкому мокрому асфальту и двигались осторожно, как черепахи.

Сэл сидел в просторном белом лимузине, зажатый омытыми дождем автомобилями, взирая на мир сквозь ветровое стекло, расчищаемое «дворниками», и думал: «Я — покойник. — Он закурил сигарету — у Дианы их был целый запас, несколько сортов. Выпустил очередную струю дыма в запотевшее стекло. — Сегодня всему конец. Вечером. Тем самым вечером, который мог стать самым счастливым в жизни. Бог — жалкий, ничтожный комедиант. О, Господи! Зачем же ты так обидел меня? Прельстил счастливыми надеждами. Дал познать все — божественный аромат тела Изабель, влажного от душа, сладостное ощущение ее влагалища, сжимающего мой член, ее серебристый смех. Опустошенность и радость после того, как в нее изливалась переполнявшая меня влага; блеск в глазах тех, кто весь вечер прождал, только бы взглянуть на меня, будь то клерк за конторкой, строгий метрдотель, горничная, швейцар. И так везде, во всем мире: улыбки, улыбки, улыбки, словно я ниспосылаю на людей благодать; а разве не счастье, когда сорок пять тысяч зрителей, заполнивших стадион, подхватывают твою песню, которую поет Изабель».

Все эти счастливейшие минуты жизни, все согревающие душу воспоминания будут погребены в холодной могиле из-за Ники Венезия и его паршивого клана. Старый, чокнутый полукровка-пианист в Нью-Орлеане, бывало, напьется и, бросая косые взгляды на туристов-янки с одутловатыми лицами, напевает: «Как бы высоко ни взлетел орел, кровная месть его все равно настигнет». Только сейчас Сэл понял истинный смысл этих слов. От таких, как Ники Венезия, не спасешься. От убийцы не спрячешься. Он непременно тебя достанет. Ли Харви Освальд это хорошо понимат, так же, как Сирхан Сирхан и Джеймс Эрл Рэй. Небес не существует — только преисподняя".

Хочешь жить в этом мире — не бойся умереть.

Хочешь жить в этом мире — убивай.

Хочешь жить в этом мире — не бойся смерти.

Хочешь жить в этом мире — будь холоден как лед.

Невероятно, но Сэл со своим белым лимузином застрял в дорожной пробке на целых два часа, вынужденный дрейфовать в море автомобилей, что для Лос-Анджелеса явление обычное. Телевизор у него за спиной отсчитывал премию за премией, которые вручали Изабель. Триумф был очевиден. И вот наконец голос ведущего: «Лучшей певицей года признана... Изабель!» Сэл был настолько ошеломлен, что резко крутанул руль, словно это не лимузин, а спортивная машина. Переполошившиеся водители, громко сигналя, принялись метаться из стороны в сторону, насколько это было возможно в густом потоке машин.

Сэл хотел приехать к назначенному месту первым, чтобы успеть сориентироваться на местности и представить себе, куда они станут его теснить и где собираются прикончить.

Сейчас, когда создалась аварийная ситуация и Сэла бросило на приборный щиток, он невольно вскрикнул и быстро вернул руль в прежнее положение. В какой-то момент ему показалось, что это конец. Он весь похолодел, словно уже стал трупом. И был Недалек от истины. Дождь с силой ударил в ветровое стекло огромного «кадиллака» стоимостью в шестьдесят тысяч долларов. «Дворники» скользили взад-вперед, подобно метроному. И тут что-то перевернулось внутри у Сальваторе Кристофера Д'Аморе, теперь Марко Толедано, что-то с ним случилось, словно пришел в движение подтаявший на солнце гигантский ледник или вырвалась на поверхность дремавшая в его душе вулканическая лава. Смерть неповторима, и Сэл смирился, испытывая при этом какую-то садистскую радость. Он больше не сопротивлялся, и смерть в ответ даровала ему спокойствие и смирение, она была неизбежна, как победа Изабель.

Сэл гнал лимузин по лабиринту голливудских холмов, по узким, гладко асфальтированным улицам с рядами оштукатуренных особняков в испанском стиле и постмодернистских коробок. Все улицы здесь были названы в честь знаменитых американских артистов: Глен Холли, Глен Тауэр, Сан-Марко-Драйв, Каньон Лэйк-Драйв и Мэлхолланд. Время от времени молния, как праздничный фейерверк, с треском раскалывала черное небо, освещая громоздившиеся друг на друга холмы, и огромную надпись «Голливуд», и мрачные тучи, словно Божье проклятье, нависшее над огнями Лос-Анджелеса.

Сэл вел машину по вьющейся серпантином дороге, которая уходила в гору, минуя улицы, где не было табличек типа «тупик». И тогда ему приходилось давать задний ход и возвращаться назад. Дождь то принимался лить с новой силой и барабанил по крыше лимузина, как град, то прекращался, и «дворники» со скрежетом двигались по сухому стеклу. Может быть, здесь вообще нет никакого водохранилища? Просто водитель, указавший ему дорогу, что-то напутал. Ведь местные жители, которых Сэл спрашивал еще до водителя, никогда не слышали о Голливудском водохранилище, но сейчас Сэл вдруг понял, что уже несколько минут едет вдоль этого самого водохранилища.

Сэл притормозил машину. Облупившийся указатель на темной мокрой улице указывал поворот на шоссе, ведущее к Голливудскому водохранилищу. Вскоре внизу показался забор из сетчатых металлических панелей высотой метра в два с половиной. Сэл решил, что за ним водохранилище. Как раз в этот момент сверкнула молния, осветившая огромную чашу, заполненную водой.

«Так вот, значит, где, — подумал он. — Вот где мне суждено умереть. — Порыв ветра обрушился на крышу лимузина с силой автоматной очереди. — Интересно, неужели они собираются сбросить мой труп в водоем?» На память ему пришли слова героя старого фильма Джеймса Кейна. Когда в виде наказания его «обували» в цементные башмаки, он сказал себе в утешение: «Ну что ж, остается только сохранить чувство юмора. Оно пригодится в преисподней». Сэл отпустил тормоза и поддал газу. Проехав еще метров триста вдоль металлического забора, он увидел укрепленную на нем, изъеденную ржавчиной табличку:

ГОЛЛИВУДСКОЕ ВОДОХРАНИЛИЩЕ.

СНАБЖАЮЩЕЕ ВОДОЙ ГОРОД ЛОС-АНДЖЕЛЕС.

Находится в ведении департамента водоснабжения и электроэнергии.

Сэл нажал кнопку внутренней панели дверцы водителя, и стекло опустилось, и тотчас же в лицо ему ударил дождь, словно только и ждал подходящего момента. Он прижал ко лбу ладонь козырьком и высунулся наружу. Даже сквозь шум дождя слышно было, как огромная масса воды с грохотом стремится вниз. Водитель автобуса говорил, что где-то здесь должна быть плотина. Видимо, так оно и есть. Вода падала под большим напором. Осторожно ведя лимузин вниз по петляющей, пустынной улице, Сэл смотрел через сетчатую изгородь на водохранилище. Затем свернул к площадке, откуда, должно быть, начиналось гудронированное шоссе, обслуживающее нужды водохранилища. Сердце у Сэла упало, когда он взглянул на ворота. Замок сорван, распиленная цепочка болтается. Одна створка ворот распахнута настежь — раскачивается на ветру. Сорванный замок валяется на дороге. «Это путь в вечность. Нет, он не может поверить, что все произойдет именно здесь. Нет, не может. Но ведь они будут ждать его, черт возьми, а иначе зачем бы он явился сюда?» Распахнутые ворота и большой висячий замок в луже на дороге со всей очевидностью и неотвратимостью подтверждали реальность ожидающего его жестокого насилия. «Это тебе, черт побери, не репетиция в костюмах!» Он следил, как раскачивается на ветру створка ворот — взад-вперед, взад-вперед, несколько футов в одну сторону, потом несколько футов в другую. Между тем на экране телевизора продолжалась презентация «Грэмми». Демонстрируя свою приверженность культурным ценностям, устроители шоу решили воздать должное памяти некоего испанского композитора, и юный виолончелист сейчас исполнял его торжественно-скорбный этюд. Из открытого окна лимузина звуки лились наружу и, проникая сквозь завесу дождя, рассеивались среди сосен и поросших кустарником холмов. «Неужели это не сон?» Сэл медленно продвигался вперед, пока не уперся бампером в раскачивавшуюся створку ворот, которая еще шире распахнулась и замерла на месте, застряв в густой жесткой траве. Минуя ворота, Сэл поехал по узкой извилистой дорожке вдоль водохранилища. Здесь он обнаружил еще одну металлическую ограду, почти у самого края водоема, тоже из сетчатых блоков, по другую сторону шоссе на холмах вокруг водоема мерцали огнями большие дома. Сэл медленно одолел еще сто ярдов по скользкой, размытой дождем дороге и при очередной вспышке молнии снова увидел распахнутые настежь ворота. «Неужели это не сон?» Сэл вышел из машины, и его смокинг тотчас же вымок до нитки. Сквозь отверстие в заборе он окинул взглядом водохранилище, едва различимые, почти стершиеся следы, засыпанные сосновыми иголками, вели в темноту, под деревья. «Здесь, черт побери, мне предстоит, умереть. В этом проклятом лесу с Ганзель и Гретель и большим страшным волком». Здесь грохот и шум воды слышны были еще явственнее. «Что делать дальше? Идти пешком или ехать? И надо ли вообще идти дальше? А почему бы не повернуть этот белый лимузин и не уехать, к черту, в Ванкувер? Почему? Да все из-за Изабель, черт меня побери. Ники не понравится, если я убегу, и он отыграется на Изи. Сигнал уже был. Острый соус, который он плеснул ей утром в лицо. Забавно. Ни одна женщина еще не занимала в его сердце столько места. Но как это распознал Ники? И почему уверен, что он не сбежит?»

Виолончелист взял последние аккорды испанского этюда, и зал взорвался аплодисментами. Сэл снова сел в машину, как раз в тот момент, когда зазвучали позывные одиннадцатичасовой сводки новостей.

Сэлу пришлось маневрировать, пока наконец он благополучно не проехал через достаточно узкие для такой громоздкой машины ворота. Пострадало только зеркало заднего обзора.

Спуск со склона напоминал въезд в тоннель. Передние фары неестественно ярко при сильном дожде освещали дорогу. Ветви деревьев хлестали по крыльям автомобиля, ударялись о крышу. Усыпанная сосновыми иглами служебная дорога давно не ремонтировалась, а теперь, когда ее развезло от дождя, Сэлу пришлось приложить массу усилий, чтобы не съехать на обочину или не врезаться в дерево.

— И Фриц расскажет нам, когда стихнут аплодисменты, если, конечно, они когда-нибудь стихнут...

Сэл проехал еще сто футов. Поначалу рев воды казался оглушительным, но когда он миновал дамбу, заметно стих.

И тут он услышал, как где-то над ним зашелестели деревья. Кто-то там есть. Сэл нажал на тормоза и выключил передние фары.

— А сейчас, дорогие телезрители, мы снова перенесемся во Дворец, где происходит присуждение призов «Грэмми»...

Сэл выключил мотор и теперь в ночной тишине отчетливо услышал, как шумит вода, как барабанит по крыше дождь, как поскрипывает под ним белое кожаное сиденье. Ветровое стекло с отключенными «дворниками» стало непроницаемым. Сэл вышел из машины, и его лаковые штиблеты сразу увязли в чавкающем месиве. С трудом переставляя ноги, он сделал несколько шагов, оглядывая место, где, как ему показалось, кто-то прятался. При выключенных фарах в кромешной тьме раскинувшийся вокруг водохранилища парк показался Сэлу непроходимым девственным лесом, населенным дикими зверями, хотя находился всего в десяти минутах езды от Голливудского бульвара. Сверкнула молния, будто гигантская импульсная лампа, теперь уже с другой стороны, и Сэл отчетливо увидел в зарослях сосен какое-то движение. Вглядываясь в темноту, Сэл вдруг услышал голос за спиной и быстро обернулся.

— Что ты здесь ищешь? — Следом раздался щелчок.

«Сейчас они пристрелят меня!» — мелькнуло в голове, и в тот же момент в лицо ударил яркий луч мощного карманного фонаря.

— Ники? — Он прикрыл лицо растопыренными пальцами. — Ники?

— А ты кого рассчитывал здесь увидеть, задница? Даго Реда?

«Сейчас они меня убьют. Сейчас убьют».

Луч фонаря, казалось, шел со стороны водохранилища. Чуть левее и в самом деле заметно было какое-то движение, но Сэл так и не смог ничего разглядеть.

— Я... я привез деньги.

Ответа не последовало. «Все было ясно с самого начала, черт побери. Они могут убить меня в любую минуту».

— Убери... Убери фонарь!

Снова молчание, нарушаемое лишь тихим плеском капель дождя, падающих на поверхность водохранилища. Наконец раздался голос Ники:

— Отойди от машины.

Сэл взглянул на свои грязные лаковые штиблеты, когда по ним скользнул луч фонаря, и отошел на несколько футов от лимузина, покосившись в ту сторону, откуда доносился голос Ники. «Я ничего не вижу. И не смогу засечь момент, когда ты решишь убить меня».

От злобного смешка Ники по спине Сэла побежали мурашки. Луч фонаря скользнул ниже, и Сэл с облегчением разомкнул веки. Привыкнув через несколько секунд к темноте, он уже смутно мог различить оскалившуюся в злобной усмешке физиономию Ники, а слева Сэл заметил движение, это стоял, затаившись в тени, Джуниор Венезия с короткоствольным ружьем в руках.

«О, Иисус! О, Иисус Христос!»

Сэл усилием воли сдержал бешеное биение сердца. Нечего паниковать. Надо трезво оценить обстановку. Он постарался сосредоточиться. «Спокойно, спокойно. Где третий сообщник? Где Джимми Вэн? Без него ничего не предпримут».

В этот момент послышался голос Ники, спокойный, словно речь шла всего лишь об очередной сделке с наркотиками.

— Где деньги? Ты их принес?

— В багажнике! — Сэл с трудом сдерживал дрожь в голосе.

Сэл живо представил себе зловещую ухмылку на лице Ники.

— "В багажнике", — передразнил его Ники. — А где еще, черт побери, они могут быть?! Джуниор!

— Я здесь.

— Достань из багажника деньги.

— Сейчас, Ники.

Джуниор, словно охотник, перекинул ружье через плечо и стал по склону карабкаться к лимузину, волоча по мокрой траве длинные полы пальто. Сэл невольно залюбовался дождевыми каплями, сверкающими, словно бриллианты, в ярком свете карманного фонаря.

— Как ты меня нашел? — спросил он у Ники.

Ники ответил не сразу. Он мог вообще не ответить. Здесь хозяин положения он. И все-таки он ответил:

— Нечего было, сукин сын, таскаться за этой проституткой. Ведь ее знает весь мир.

— Значит... значит, ты видел фотографию в журнале «Тайм»?

Ники опять ухмыльнулся.

— Уж не собираешься ли ты предъявить журналу иск за нанесенный ущерб, после того как станешь трупом?

Сэл не нашелся что ответить, а Ники назидательным тоном продолжал:

— Мы обнаружили тебя еще три месяца назад и просто ждали, когда ты снова появишься в Штатах.

«Боже!»

— Фотографии твоей сучки печатают во всех журналах страны — «Рипл», «Роллинг Стоунз», и ты, Мистер Большая Удача, всегда рядом с этой маленькой потаскухой, то вы изволите выходить из ресторана, то покидаете какую-нибудь презентацию, то осматриваете Лондон, Париж и еще черт знает что. — В тоне Ники Венезия звучала зависть. Досада сутенера. — Думаешь, отрастил бороду — и порядок?! Никто тебя не узнает?