Взгляд Ании падает на лежащее на столе пустое зеркало. Стирол делает жест, и белый туман рассеивается. Появляется изображение – столь устойчивое и четкое, что можно подумать, будто это картина. В узкой бухте стоит у причала черный корабль. На склоне над гаванью виднеются пять строений из черного камня.
– Смотри. Ты припоминаешь случай, чтобы вид был таким четким?
– Нет.
– Я тоже. И не знаю, какой аспект Равновесия мог породить подобное чудовище.
– Совет обеспокоен. Они желают, чтобы ты принял меры.
– Замечательно! Только вот хотелось бы знать, какие? Может быть, направить против Отшельничьего флот? Большого ума для этого, – Стирол фыркает, – не надо, но будет ли толк? Стоит ли нападать на остров, зная, каково Белым стражам иметь дело с мечами из черного железа? Или ты хочешь, чтобы одна из изобретенных им штуковин разнесла тебя в клочья? Как великого Джеслека?
– Черные разобщены, – спокойно возражает Ания. – Многие из них не меньше нашего хотят спровадить этого Доррина куда подальше.
– Может, и так, но откуда, в таком случае, взялись все эти люди, помогающие ему строить новый город? Он что, привез их всех из Спидлара на своем суденышке? И потом, они ведь сплошь Черные. Стало быть, этот малый не создает на острове очаг хаоса, хотя лишь демонам ведомо, как такое возможно, – Стирол устало потирает лоб.
– Но почему ты не можешь послать флот? Народ на Отшельничьем не воинственный, и у них едва ли наберется с десяток пригодных для боя судов. Да и те рассеяны по разным морям. Совет ждет от тебя действий, – холодно повторяет Ания.
– Действуй сама, – предлагает Стирол, протягивая ей амулет. – Бери и решай.
– Я не Джеслек, меня не проведешь, – качает головой рыжеволосая волшебница.
– Либо бери амулет, либо заткнись! – рычит Высший Маг. Рука Ании поднимается, но тут же падает.
– Но кому-то ведь все равно нужно что-то сделать, – со вздохом произносит она.
– Почему?
– Ты что, хочешь сидеть сложа руки и ждать, пока этот... странный кузнец не откует из черного железа такие орудия гармонии, какие обеспечат Отшельничьему вечное господство над Восточным Океаном?
– Я в нем особой опасности не вижу. Он же не вечен.
– А ведь злосчастный Дженред говорил то же самое, – хрипло смеется Ания. – Креслин тоже в конце концов умер, однако прожил достаточно долго для того, чтобы ты – Высший Маг Фэрхэвена – боялся открыто выступить против Отшельничьего. Неужто ты хочешь, чтобы тебя запомнили в веках как человека, уступившего Отшельничьему господство над всем Кандаром?
– Нет, – хмыкнув, Стирол кладет амулет на стол рядом с зеркалом, и изображение вновь затягивается туманом. – Ты хочешь действовать, так действуй. Бери амулет или отдай его кому-нибудь другому.
– Стирол, я прошу тебя!
– А я отказываюсь.
Ания кивает в сторону двери, и в комнату входят трое стражей с кандалами в руках. За их спинами стоят три Белых мага.
– Все предсказуемо, Ания, – смеется Стирол. – Вы толкуете о действиях, а годитесь лишь на то, чтобы заковать меня в цепи.
Глаза Ании вспыхивают, пальцы сжимают рукоять кинжала из белой бронзы. Яркая вспышка наполняет комнату жаром и клубами белого дыма. Зеркало на столе взрывается, и двое из стражей распадаются в оседающий на каменные плиты пепел.
Прежде чем дым успевает рассеяться, Ания, бросив взгляд на пол, на пустое белое одеяние и горстку золы, берет амулет со стола и, повернувшись к остальным магам, говорит:
– Возьми его, Керрил. Ты заслужил.
– Нет, – печально отзывается Керрил, глядя на превращающуюся в туман и тающую белую золу. – Заслужила амулет ты, но я приму его, если таково твое желание.
– Вот и хорошо. А сейчас нам нужно спланировать нападение на Отшельничий.
– Как тебе угодно.
Ания закрывает за собой дверь.
CLXIX
Закрыв дверь спальни, Доррин поворачивается к Лидрал.
– Тебе не обязательно это делать, – говорит она.
– А что я могу потерять? – отзывается он.
– Мало ли что? – натянуто смеется она. – Может быть, терпение, а то и самоуважение.
– Ладно, делать-то что?
– Ложись на живот.
– На кровать?
– Нет, на пол... – Лидрал прыскает. – Конечно, на кровать. Может, характер у меня и не мед, но я все-таки не настолько жестока! К тому же мне не хочется вытаскивать потом занозы.
Доррин стягивает сапоги и, не раздеваясь, ложится на кровать.
– Что дальше?
– Ничего особенного. Просто лежи, а я буду массировать твою спину. Твоя матушка считает, что это поможет восстановить нашу близость и даст мне инстинктивное понимание того, что ты не способен причинить мне боль.
– Но...
– Знаю! Но ведь попытка не пытка?
Доррину хочется пожать плечами: она права. Они использовали все возможные средства и, поскольку все оказалось тщетно, терять им уже нечего. Он ощущает запах Лидрал, так остро напоминающий об их былой близости. Глаза его горят, и он не поворачивается к ней, когда ее пальцы разминают его плечи и спину.
– А ты окреп, мускулы нарастил.
– Да разве это мускулы?
Постепенно он расслабляется, дыхание его становится глубоким и ровным.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает Доррин.
– Тсс... – вроде бы шутливо, но с ноткой раздражения шикает Лидрал. – Не мешай мне работать.
Поскольку дышать, уткнувшись носом в перьевой матрац, не так-то просто, Доррин довольно скоро пытается приподнять голову, но все равно чихает.
Из-за окна слышатся обрывки фраз:
– ...раньше думал, что черный камень нагоняет тоску...
– ...поразительная разница...
– ...думаешь, мастер Доррин маг, настоящий маг?
Лидрал встряхивает руками и откидывается назад.
– У меня пальцы устали.
– Неудивительно, ты долго этим занималась.
Доррин переворачивается на спину и привлекает ее к себе.
– Нет... я не...
Юноша разжимает объятия, словно схватился за раскаленное железо, и садится так, что между ними только небольшое расстояние.
– А теперь ты проделаешь то же самое, – заявляет она. Доррин принимается разминать ее лопатки.
– Давай посильнее, я не стеклянная.
– Посильнее так посильнее.
Руки Доррина постепенно опускаются чуть ниже ее спины.
– Что-то ты расшалился, – замечает она, и вновь в ее вроде бы игривом тоне слышится нотка раздражения.
Его пальцы немеют, и он останавливается.
– Что дальше?
– Подожди немного, сам увидишь.
На ее лице вспыхивает, но тут же исчезает улыбка.
– Я понял, – говорит Доррин и, пожав ей руку, ложится.
Задув лампу, она быстро сбрасывает одежду и надевает длинную сорочку. Доррин, как уже привык, не смотрит в ее сторону, но ему приходится прилагать усилия, чтобы сделать участившееся дыхание ровнее и глубже.
В молчании они лежат рядом, слегка соприкасаясь руками. Тишина гнетет настолько, что Доррин был бы рад и комариному писку.
Хотя ему довелось пережить временную слепоту и мучиться головными болями, на долю других выпадали и большие страдания. И хотя все прикидки по-прежнему убеждают его в том, что Равновесие механически слепо, он тихонько вздыхает в темноте. Неужто мир представляет собой не более чем механизм? Но почему в таком случае верования и устремления приверженцев гармонии значат еще меньше, чем воззрения тех, кто использует разрушительную силу хаоса? И почему многие из числа несомненных последователей гармонии напрочь отвергают его машины? Почему бы им не взглянуть на гармонию по-новому?
Поняв, что Лидрал заснула, Доррин прикрывает ее одеялом и откидывается в постели, рассеянно уставясь в потолок.
Снаружи доносится свист ветра да отдаленный шелест прибоя.
CLXX
Под холодным осенним ветром колышутся бурые травы. Пыль вздымается над Трактом, по которому катится тяжело нагруженная подвода. С рудника доставили последнюю партию железа, предназначенного для «Черного Молота». Стекла в окнах большого дома дребезжат под напором ветра, словно он испытывает задание на прочность.
Сидящая на террасе Лидрал зябко кутается в плащ. Доррин обнимает ее за плечи, но тут же убирает руку. Джеслек, обрекший их на такую пытку, уже мертв, а их мучения никак не закончатся.
– О чем задумался? – спрашивает она.
– О людской жестокости. И мысли у меня жестокие.
– Так ведь гневом на Белых дела не поправишь, – ласково говорит Лидрал касаясь его теплой рукой. – Ты ведь знаешь, я тебя люблю.
– Я тоже.
Новый порыв холодного ветра спутывает их волосы, и он снова на миг обнимает ее за плечи.
– Ты к Тирелу? Будешь испытывать новый двигатель? – спрашивает она.
– Пока еще трудно назвать его новым. Как раз с некоторыми новыми деталями и у меня, и у Яррла возникли затруднения. Понимаешь, кривошипно-шатунный механизм...
– Ты не находишь, что устройство, предназначенное для того, чтобы упростить управление кораблем, могло бы называться не так мудрено?
– Так всегда бывает... – начинает Доррин, но осекается.
– Что случилось?
– Да так... мысль одна в голову пришла. Мне подумалось, что Оран, при всей его неправоте, в чем-то и прав. Понимаешь, паруса позволяют тебе использовать природную силу ветра, но под простым парусом ты плывешь только туда, куда он дует. Однако более сложное парусное вооружение позволяет идти под углом к ветру или даже против него. Мой двигатель, созданный на основе гармонии, позволяет идти против природного порядка. Однако по некотором размышлении становится ясно, что природный порядок не так уж гармоничен. Бури – явление естественное, однако в них присутствуют оба начала, и гармония, и хаос. Таким образом, утверждая, что, создавая машины, я иду против природного порядка, отец совершенно прав. Но он ошибается, полагая, будто все в природе основано исключительно на гармонии. Естественное не тождественно гармоничному – надо будет записать это и вставить в книгу.
– В ту книгу о гармонии, которую ты пишешь с тех пор, как я тебя знаю? – спрашивает Лидрал, поежившись на ветру. – Холодно здесь.
Доррин кивает.
– А почему бы не дать ее прочесть твоему отцу?
– Сначала ее надо скопировать.
– Мы с Петрой можем взяться за это. Меня, чтоб ты знал, учили писать на Храмовом наречии.
Доррин смотрит вниз, туда, где у каменного причала стоят «Черный Алмаз» и «Собиратель» – рыболовное суденышко Кила. Место еще есть – Рейса позаботилась о том, чтобы к новому пирсу могли одновременно пришвартоваться четыре корабля размером с «Черный Молот». Старую деревянную пристань рачительный Пергун разобрал, а доски пустил на строительство второго склада.
– Спущусь-ка я к складу, – говорит, вставая, Лидрал. – А ты попытайся не забыть о мелочах, вроде сырорезок или игрушечных мельниц.
– Постараюсь заняться этим, как только закончим испытание.
Он заключает Лидрал в объятия, и ее руки обвивают его шею.
Их губы соприкасаются, и это уже настоящий поцелуй. Только вот длится он совсем недолго.
Отстранившись, Доррин ухмыляется.
– Чувствуешь улучшение? – спрашивает Лидрал.
– Конечно.
Она возвращается в дом за списком товаров, предназначающихся для отправки следующим судном, а он торопится к Тирелу.
Тот уже спустил «Молот» по усыпанному гравием накату на половину пути к воде, так что корабельная труба больше не находится под навесом. Работа над корпусом завершена, и Доррин, в который раз пробегая пальцами по лакированному черному дубу и металлическим пластинам, восхищается совершенством обтекаемой формы. Тонкие железные пластины над ватерлинией сливаются с дощатым дном так, что переход от металла к дереву почти незаметен. Медная обшивка могла бы добавить днищу надежности, однако на это нет ни времени, ни денег. Ни Совет, ни Фэрхэвен его пока не тревожат, однако Доррин ничуть не сомневается в том, что довольно скоро ему придется иметь дело и с тем и с другим.
Он направляется к корме, где осталось установить кожух для вала и гребного винта – пожалуй, самого большого инструмента, какой доводилось делать ему и Яррлу. Одна полировка лопастей заняла почти три дня и потребовала сооружения особой лебедки.
– Это ж какая прорва железа, мастер Доррин! – с придыханием произносит Стил, направляющийся наверх с материалами для отделки рулевой рубки. – Куда больше, чем винт «Черного Алмаза»!
– Надеюсь, что он будет развивать большее усилие при меньшей скорости вращения вала, – отзывается Доррин.
– Знаешь, мастер Доррин... я это... как бы сказать... – Стил смущенно кашляет.
– Ну, в чем дело? – добродушно интересуется Доррин.
– Задумался я, стало быть, о черном железе. Всяк знает, что оно сковывает магию... вроде, оно всегда так было. Но мне не совсем понятно, зачем ты обшил борта пластинами. Ведь неспроста же.
Доррин озирает корабль, представляя его себе уже завершенным, с железной трубой и железной обшивкой бортов, мостика и обеих рубок. Мачт у «Молота» нет, однако на палубе, на случай отказа двигателя, имеются два мачтовых ствола, куда можно установить низкие временные мачты. Вообще-то настоящие мачты со сложным парусным вооружением были бы для машины хорошим подспорьем, но «Молот» слишком мал для дополнительной нагрузки.
– Железо и магия... – бормочет Доррин, откликнувшись, наконец, на вопрос Стила. – Ты видел когда-нибудь, каким становится железо в горне?
– Оно раскаляется... вроде как краснеет.
– Точно, становится вишнево-красным. Это потому, что железо поглощает жар пламени, вбирает его в себя. Так вот: магия подобна жару, это тоже своего рода энергия, и железо способно поглощать ее, как и энергию огня. Особенно – черное. Вот почему некоторые магистры имеют щиты из черного железа. Будут они и у бойцов на борту «Молота». А обшивка – это своего рода щит для всего корабля.
– Звучит убедительно, – кивает Стил, – а это что, секрет? Я имею в виду, для других магов?
Доррин хмурится. То, что черное железо защищает от магического огня, – общеизвестно, но теоретическое объяснение этому он нашел сам. В книгах ему ничего подобного не попадалось.
– Не то, чтобы секрет, но к таким выводам я пришел самостоятельно. Никто меня этому не учил.
Стил задумчиво кивает:
– Спасибо за разъяснение, Мастер Доррин. С твоего позволения я отнесу это мастеру Тирелу. Он, небось, заждался.
– Скажи, что я сейчас поднимусь.
Стил уходит. Тщательно осмотрев корпус, Доррин поднимается на главную палубу, а оттуда, по временной приставной лестнице, в машинное отделение. Ни стены, ни постоянный трап не могут быть установлены, пока все узлы механизма не смонтированы и не испытаны. Сейчас из всей системы зубчатой передачи установлено только главное маховое колесо, но сборка самой машины завершена. Яррл уже прогревал паровой котел на низких температурах, что позволило обнаружить недоработки – течь в трубопроводе и, к сожалению, необходимость заменить паровые входные клапаны обоих цилиндров.
Гадая, что может случиться при более высоком давлении, Доррин проверяет уровень воды в резервуаре, заглядывает в топку и, высыпав туда кучку щепы, поджигает ее огнивом. Пока огонь разгорается, он пробегает пальцами по корпусу котла, проверяя чувствами его прочность. Вроде бы все в порядке.
Щепа заполыхала, и в топку летит полная лопата мелкого угля.
– Эй, ты никак уже начал? – слышится сверху голос Яррла.
– Только разжег топку. Надеюсь, ты не против? Чтобы поднять давление, требуется время.
– С чего мне быть против, это ж твоя машина, – бормочет Яррл, спускаясь к двигателя. – Хотя... порой мне трудно поверить...
Доррин и сам иногда испытывает такие же чувства, но вот ведь он – мощный, прочный черный двигатель. И как только отец не поймет, что такое изделие попросту не может ни порождать хаос, ни быть его порождением. И опять же – тут Доррин криво усмехается – основная проблема связана с самим Отшельничьим. Его избыточная гармонизированность неизбежно вызывает где-то усиление хаоса.
Но не значит ли это, что – поскольку двигатель есть инструмент гармонии – самое его существование тоже будет иметь своим следствием рост хаоса? Улыбка Доррина исчезает. Этот корабль необходим, но не станет ли строительство большого числа ему подобных губительным для мира?
– О чем задумался? – спрашивает Яррл.
– О хаосе и гармонии, – рассеянно отвечает Доррин, глядя наверх, где у люка собрались любопытствующие матросы. Потом он тянется к лопате. Яррл открывает заслонку, и в топку летит еще одна порция угля. Котел разогревается, и струя дыма над трубой становится все плотнее.
Еще раз проверив все отводные патрубки, Доррин смотрит на Яррла и, со словами «будем надеяться...» открывает поочередно оба клапана. Пар подается к цилиндрам.
По мере нарастания давления к лязгающему стуку поршней и шипению пара в цилиндрах примешивается еще какой-то слабый, свистящий звук.
Склонив голову набок, Доррин прислушивается, стараясь определить его источник.
– Вроде все нормально! – кричит, перекрывая шум двигателя, Яррл.
Доррин переходит к тяжелому маховому колесу – Яррловой придумке, которая должна обеспечить более равномерную передачу усилия. Правда, сам передаточный механизм к маховику еще не подсоединен – осталось поставить последнюю шестерню. Потом, если механизм будет работать, можно будет соединить двигатель с валом, а вал с винтом и спускать «Черный Молот» на воду.
Глядя на маховое колесо, Доррин задумывается о том, как можно будет усовершенствовать следующий двигатель. Ладно. Чем мечтать невесть о чем, нужно сначала довести до ума то, что имеется.
Повторившийся свист заставляет юношу вернуться к котлу.
– Слышал? – спрашивает, склонившись к его уху Яррл. – Знаешь, что это такое?
Покачав головой, Доррин начинает прослеживать путь пара и через некоторое время устанавливает, что в вакуумную полость конденсатора поступает воздух. Он-то и свистит. Беда, однако же, не в свисте, а в том, что нарушение герметичности снижает мощность двигателя.
Опустившись на колени, Доррин тщательно исследует обшивку.
– Вот в этой пластине есть трещинка. Крохотная, простым глазом невидимая, но из-за нее мы теряем движущую силу. Придется ее заменить.
– Вечно что-нибудь да не так... – ворчит Яррл.
Доррин кивает – так оно и есть. Вроде бы стараются предусмотреть все, однако это уже четвертое испытание, и каждый раз обнаруживается новая проблема. Правда, сейчас все не так уж страшно: когда он чуточку повышает давление, поршни работают без сбоев.
Испытания и исследования продолжаются все утро. Наконец Доррин снижает обороты, а потом стравливает остаток пара и заглушает двигатель. Потом он снимает щипцами дефектную пластину и заворачивает ее в плотную ткань, чтобы отнести в кузницу.
– Машина пусть охладится сама, – говорит он Тирелу. – А эту штуку мне надо будет починить или, возможно, заменить. Ну а потом доведем до ума передачу.
– Сколько это займет времени? – спрашивает Тирел.
– Примерно восьмидневку, – отвечает Доррин.
– Значит, за это время мы должны будем закончить рубку? Но потребуются листы для обшивки.
– Знаю.
Листы, поставляемые с рудника, слишком толсты, а перековка каждого, даже с помощью молота, приводимого в движение водяным колесом, требует времени.
Сгибаясь под немалым весом крышки конденсатора, Доррин бредет вверх по склону.
– Давай помогу, – предлагает Яррл и берется за один край парусинового мешка.
– Как насчет подшипников?
– Они прекрасно передают усилие, но если установить их вот так, вал пойдет вразнос.
В кузнице Рик кует на малой наковальне гвозди, тогда как Ваос трудится у большой над шипами. Работа несложная, но и то и другое требуется всегда, причем в большом количестве.
– Давай взглянем на подшипники, – предлагает Доррин, отложив пластину в угол.
Яррл вручает ему один из разработанных ими подшипников, в которых шарики заменены маленькими цилиндриками. Доррин проводит пальцем по внутреннему кольцу и, хотя с виду оно совершенно гладкое, чувствует, что стальные края стерты. Под внимательными взглядами Ваоса и Рика юноша вращает подшипник, стараясь определить, куда приходится избыточная нагрузка, а потом говорит:
– Давайте попробуем отшлифовать на краях скосы.
– Я об этом думал. Но не станет ли он вихлять?
– Не исключено... но хвостовики должны помочь.
– Ну что ж, попробовать стоит.
– Ну-ка, Ваос, – говорит Доррин, скидывая тунику, – давай-ка покрутим большой камень.
– Как скажешь, мастер Доррин.
– Ну, тут я тебе не помощник, – замечает Яррл. – У тебя чутье потоньше, как раз для шлифовки. А мне лучше заняться болванками.
– Ладно, – кивает Доррин, зная, что ему придется до вечера провозиться с точильным камнем, а потом еще и со злосчастной крышкой конденсатора. А когда все будет готово, им снова придется испытывать систему на вибрацию. Возможно, не единожды. Порой ему кажется, что корабль вообще никогда не будет достроен.
Хорошо и то, что за обедом он сможет повидаться с Лидрал – до того, как она уедет в Край Земли. И тут же он тяжело вздыхает, вспомнив о сырорезках. Трех самых настоящих сырорезках, которые ему необходимо закончить до ее отъезда.
CLXXI
Привязав Баслу к железному столбу, Доррин бросает взгляд на Черный Чертог, где обычно проходят заседания Совета. По обе стороны влажной после утреннего дождя каменной дорожки, на клумбах еще красуются желтые цветы, но скоро они увянут. На Отшельничий надвигается осень.
С кожаной папкой в руках юноша шагает ко входу. Дверь открывается прежде, чем Доррин успевает взяться за ручку.
– Рада тебя видеть, – с улыбкой говорит Ребекка, обнимая сына. – Как поживает Лидрал?
– Дела у нас налаживаются, – отвечает Доррин, прекрасно понимая, что имеет в виду мать. – Я рад, что ты занялась ею, и сейчас во всем следую ее указаниям. Конечно, – он слегка морщится, – радости от этих упражнений с прикосновениями немного. Всегда трудно вспоминать о потере...
Ребекка сочувственно кивает.
– Хочешь соку?
– С удовольствием.
Сока он не пил с начала лета, с того дня, как покинул гостиницу.
– Что в папке?
– Кое-что для отца.
– Он в библиотеке. На террасе уже прохладно. Ступай к нему, а я скоро подойду.
Оран отрывается от книги и указывает сыну на стул, который наверняка перенес сюда заранее специально для беседы.
– Спасибо.
Положив толстую палку на колени, юноша встречается с отцом взглядом. И Оран, второй раз на его памяти, отводит глаза.
– Чего ты хочешь? – спрашивает маг.
– Мне бы хотелось, чтобы ты перестал убеждать окружающих в том, будто все, творимое мною, вредоносно и связано с хаосом. Я уже не маленький мальчик, а ты не вправе считать себя непогрешимым.
– Доррин, ты мой сын, и я люблю тебя, однако всю эту твою возню с машинами и черным железом считаю вредной. Ты ведь не хочешь, чтобы я объявил правильным то, что таковым не считаю?
– Никоим образом. Мне бы хотелось убедить тебя задуматься о том, почему ты считаешь мои действия неправильными. Ведь и Креслин совершал поступки, которые не укладываются в наши представления о чистой гармонии, но поведи он себя в свое время иначе, ни тебя ни меня здесь бы не было.
– Ты многого добился, Доррин, но ты не Креслин.
– Я отдаю себе в этом отчет, однако время ставит перед нами те же задачи, что и перед ним. Я хочу спасти Отшельничий, а ты, сознательно или нет, толкаешь его на путь самоубийства, потому что никогда не понимал сути гармонии.
– Да как ты, никогда не касавшийся бури, не летавший с ветрами, можешь судить о сути гармонии?
– Вот это, – Доррин поднимает папку, – я переписал для тебя. Пребывание в Кандаре и вправду открыло мне глаза на многое – в частности, и на то, что все книги в твоей библиотеке рассказывают лишь о налагаемых гармонией ограничениях, не объясняя ее природы. Вот я и попытался...
– О, стало быть ты приложил к понятию гармонии свою инженерную логику? – криво улыбается Оран. – Небось, силишься доказать, что паровая машина есть творение ангелов Небесных и основана на гармонии? Интересно.
– Не совсем так, – отзывается Доррин, сумев удержаться от тяжелого вздоха. – Речь тут идет вовсе не о машине, а об основополагающих понятиях. Тех самых, ссылаясь на которые, ты силишься убедить совет снова сослать меня куда-нибудь на задворки мира.
– Я вовсе не хочу изгонять тебя, сын. Я просто хочу, чтобы ты вернулся на стезю порядка.
– А я на нее и вернулся.
Рослый маг вскидывается, но сдерживается и заставляет себя выслушать сына.
– Мне было над чем подумать. И время имелось, и обстоятельства к тому подталкивали. Так вот, ты, похоже, упускаешь из виду некоторые факты. Во-первых, это я остановил Джеслека. А во-вторых, я по-прежнему остаюсь Черным. Вокруг меня нет даже намека на хаос, и ты прекрасно знаешь, что это не ложь.
– Неумышленно заблуждаться – вовсе не значит быть правым.
– Конечно, ошибиться может каждый, но у себя в Южной Гавани мы строим нечто прочное, основательное и бесспорно основанное на гармонии. И ты должен дать нам возможность осуществить задуманное.
– Зачем? Чтобы позволить тебе сбить с пути истинного еще больше людей?
– А может быть, существует третий путь? – произносит вошедшая Ребекка. В руках ее поднос с двумя стаканами, один из которых она предлагает сыну.
– Спасибо, мама, – говорит Доррин с легким поклоном.
– Почему бы Совету не предоставить Южной Гавани права самостоятельного поселения? – продолжает мать. – Пусть Доррин и все желающие к нему присоединиться живут там по-своему и разрабатывают свои машины. Это даст нам возможность оценивать изобретения Доррина и уменьшит опасность совращения, которого ты, Оран, так боишься.
– С чего ты взяла, что это сработает? – интересуется маг воздуха.
– Полной уверенности, конечно, нет, – соглашается Доррин, – но это всяко лучше, чем уступить Отшельничий Белым или во что бы то ни стало цепляться за прежний уклад, в то время как Фэрхэвен будет укреплять свою власть над всем миром.
– Оран, он ведь дело говорит! Совет поднимал те же самые вопросы.
– Но машины?..
– Может быть, все-таки заглянешь сюда? – говорит Доррин, поднимая рукопись.
– Ладно! – жест Орана таков, словно он отмахивается от них обоих. – Обещаю прочесть твою писанину и подумать над прочитанным. Но ничего больше.
– Я бы тоже хотела почитать, – заявляет Ребекка.
Оран берет второй стакан, делает глоток и просит:
– Расскажи мне о своей подруге.
Доррин допивает сок и смотрит на стакан так, словно не способен поверить, что там уже пусто. Даже напряженность момента не помешала ему наслаждаться давно забытым вкусом.
– Я могу принести целый кувшин, – смеется Ребекка.
– Ее зовут Лидрал. Мы встретились возле Фэрхэвена. Она помогла мне оттуда уехать, а потом сбывала кое-какие мои изделия. Родом она из Джеллико, занималась торговлей.
– Она из Белого купечества?
– Из вольных торговцев. Белые не жаловали ее семейство...
Вечер наступает раньше, чем Доррин успевает закончить свое повествование.
– Мне пора, – говорит он, заметив, что за окном темнеет.
– Возьми с собой соку, – говорит мать. – У меня приготовлена для тебя целая птица и даже баранья нога. Правда, для твоего хозяйства это совсем немного, но уж чем богаты... Постарайся не выдуть весь сок по дороге.
Доррин смеется. Ухмыляется даже Оран.
Набив сумы до отказа, Доррин пускается наконец в дорогу. Насвистывая, он едет по Главному Тракту на юг, туда, где его ждет «Черный Молот».
И Лидрал.
CLXXII
Целительница отводит глаза от серых камней, ведущих к Главному Тракту. На миг ее взгляд останавливается на Черном Чертоге, и губы трогает едва заметная улыбка.
– Ты присмотрелся к своему сыну, Оран? Присмотрелся как следует?
– Доррин остался прежним. Он все так же одержим своими демоном проклятыми машинами.
– Нет, он не прежний.
– У него все те же навязчивые идеи.
– Нет! – на сей раз голос Ребекки холоден, как черная сталь. – Он буквально погружен в гармонию, он настолько Черен, что подобен глубоко укорененному в земле столпу. Рядом с ним ты кажешься поверхностным. Зри в корень, Оран, не позволяй себе быть мелким! Ты должен гордиться своим сыном!
– С чего ты взяла?
– Мои слова не так уж важны. Прислушайся к себе.
Мужчина облизывает губы, ежась от ее холодной уверенности.
– Но если ты и он... если вы оба правы, что же будет с Отшельничьим?
– Кое-что изменится, но, полагаю, не так уж многое. По-настоящему великие перемены являются в мир редко.
– Но его машины...
– Оран, Оран... Ты когда-нибудь искал по-настоящему ответ на собственный вопрос: как не допустить хаоса, не опрокинув при этом мир вверх тормашками? Белым не выстоять против черного железа!
– Но... машины?
– Положись на Равновесие.
Маг качает головой, но в этом движении уже не чувствуется решительного отрицания. Стройная женщина пожимает его руку. Они выходят на террасу и молча смотрят, как удлиняются на поверхности океана тени, отбрасываемые береговыми утесами.
CLXXIII
– Прошло чуть ли не три месяца, а ты так ничего и не предпринял ни против Черных, ни против этого проклятого кузнеца, чьи измышления стоили нам так дорого, – холодно говорит Ания, глядя на Керрила через разделяющий их стол.
– А что ты предлагаешь? – мягким, пытливым тоном осведомляется он, отводя глаза к приоткрытому окну башни.
– Ты сам прекрасно знаешь, что мы не можем оставлять такие деяния безнаказанными!