Отшельничий остров (№2) - Инженер магии

– Не такая уж ты старая.

– Все целители старые. Даже ты. Давай, берись за дело.

К тому времени, когда юноша въезжает на двор кузницы, солнце уже нагревает его мокрую рубаху. Он машет Петре, и девушка машет ему в ответ.

– Утром заезжал тот недокормленный малый, торговец из города, – говорит Рейса, – и оставил для тебя вот это. – Доррин получает сложенный пергамент. – Он спешил, но, как мне показалось, услышав, что тебя нет дома, почувствовал облегчение

Доррин хмурится, трогая печать и касаясь чувствами воска. Налет хаоса указывает на то, что письмо вскрыто и запечатано вновь.

– Может, и спешил, – бормочет юноша.

– Он тебе не нравится?

– Так... Кое-что меня беспокоит, – уклончиво отвечает Доррин, стараясь не обнаружить, чего стоит ему эта недоговоренность.

– Что-то шибко важное?

Доррин краснеет.

– Э, да ты по-прежнему влюблен!

Пунцовый как вареный рак, юноша удаляется в свою каморку, где торопливо срывает печать и углубляется в чтение.

Доррин.

Мне потребовалось немало времени, чтобы вернуться в Джеллико, потому как капитан не хотел предпринимать рискованное плавание в Тирхэвен и не мог позволить себе платить пошлины в Лидьяре. Кончилось тем, что мы оказались в Пирдии, которую я назвала бы тоскливым портом. Оттуда я перебралась на лошадках в Ренклаар и на речной барже доплыла до Хайдолара. На плавание вверх по течению ушло две восьмидневки, но мне следовало поберечь лошадей для пути домой через холмы.

Игрушку твою мне удалось продать в Хайдоларе, но деньги пока у меня; перешлю, когда в ваши края поедет надежный человек. Хочется надеяться, что это письмо до тебя дойдет, но поскольку уверенности нет, деньги я с ним не отправляю.

На складе царит полнейший беспорядок. Фрейдр страшно расстроился, потому как в мое отсутствие виконт повелел провести инспекцию торговых складов. Под тем предлогом, будто у Белых магов были похищены какие-то товары, хотя какие именно – сообщено не было. Не знаю, как других, но нас обыскивали с таким рвением, что много добра, остававшегося, когда я уезжала, пропало бесследно.

Когда я добралась до дома, весна уже кончилось, и конец пути пришлось проделать по жаре. Сейчас можно заработать денег, совершив не слишком трудную поездку в Слиго, это к северо-востоку от Тирхэвена. Но скоро мне не уехать, надо сперва навести на складе порядок.

А еще скажу, что я по тебе скучаю. Скучаю по твоему смеху, по снегу на лице, по разговорам на холоде, по всему. Иногда мне кажется, что надо было остаться, но на что бы мы жили? И тебе и мне надо много работать. Да и Фрейдр без меня бы не справился. Но я скучаю по тебе и люблю тебя.

Лидрал

Доррин поджимает губы: он не видит в письме никаких секретов, способных заинтересовать Белого чародея. Да и какому чародею он нужен – уж не тому ли, который мимоходом пугнул их по дороге из Фэрхэвена? И не связан ли Фрейдр с Белыми? Сам-то брат Лидрал никакой не Белый, иначе Доррин распознал бы это при встрече.

Сложив письмо, Доррин со вздохом убирает его в шкатулку. Он тоже скучает по Лидрал, да и сломанная печать не дает ему покоя. Однако тосковать да гадать сейчас некогда. Юноша снимает уже изрядно выцветшую коричневую рубашку и переодевается в рваную, в которой работает в кузнице.

Сегодня, наверное, опять придется ковать гвозди.

LXXXIII

Брид отпивает большой глоток холодного сока.

– Как тебе удается сохранять его холодным?

– В колодце, – отвечает Петра. – Доррин говорит, что там вода с Закатных Отрогов.

Кадара отгоняет назойливую муху и, глядя на козий загон, интересуется:

– Это и есть та самая коза, которую удалось спасти?

– Зилда? Наша обжора? – смеется Доррин. – Она самая. Способна сжевать что угодно, поэтому теперь мы по большей части держим ее в загоне.

– Особенно когда наведываются гости, – добавляет Рейса, вынося из кухни стул и пристраиваясь в уголке.

– Спасибо, ужин был очень вкусный, – говорит Кадара.

– Особенно приправы, – добавляет Брид.

– За это надо благодарить Доррина. В прошлом году он занялся пряными травами, и мы смогли насушить всего, от перца до горчицы и шалфея. А в нынешнем, – Рейса указывает на зеленые грядки, – дела обстоят еще лучше. Правда, только Тьме ведомо, как ему удается везде поспевать.

– А как дела в вашем отряде? – спрашивает Доррин, желая сменить тему.

– Пока неплохо, – отвечает Кадара. – Но к концу года все может измениться.

– Не исключено, – кивает Брид.

– Так или иначе, нам удалось поприжать этих дерьмовых... разбойников. Нападают теперь реже.

– Допустим, вы сделаете дороги Спидлара безопасными, – говорит Доррин. – Но кто помешает тем же негодяям нападать на торговцев во владениях Галлоса или Кертиса?

Кадара старается не смотреть на Брида. Тот пожимает плечами:

– Белые всегда что-нибудь да придумают.

– Да, – ворчит Кадара. – Они вполне способны вступить в сговор с разбойниками, лишь бы подорвать спидларскую торговлю.

– Ну, это уж вряд ли, – качает головой Рейса, – но что-нибудь и верно измыслят. Как всегда. В этом Брид прав.

– Кстати, Доррин, как поживает Лидрал? – спрашивает Кадара. – Что-то ты не больно о ней распространяешься. Она, оказывается, приезжала в конце зимы, а ты даже и не заикнулся.

– Судя по последнему письму, у нее все в порядке.

Кадара качает головой.

– Она пробиралась сюда сквозь стужу и метели, а ты просто говоришь, что у нее все в порядке?

– Кадара, – остерегает ее Брид.

– То есть я беспокоюсь, но все равно не могу ничего поделать, – сознается Доррин. – Наверное, мне не следовало отпускать ее, хотя... Не знаю.

– А, теперь понятно. Но ты хотя бы признаешь, что она тебе небезразлична?

Доррин отводит взгляд в сторону, вспоминая, как когда-то ему была небезразлична сама Кадара. Может быть, и она этого не забыла.

– Ты не спрашивала бы об этом, случись тебе видеть их зимой, – говорит Петра. – Мы вместе смотрели фейерверк на Ночь Совета, так представь себе, под ними аж снег растаял.

Доррин надеется, что сумрак скроет его румянец.

– Но в Джеллико ей, надеюсь, ничто не угрожает? – говорит Брид.

– Ее брат как-то связан с Белыми. Он знает, что мы с Отшельничьего. Их склад обыскивали, и некоторые вещи пропали.

– Не думаешь же ты, что брат Лидрал...

– Нет, но... – Доррин умолкает, не зная, как рассказать о странном ощущении постороннего присутствия или о вскрытом и снова запечатанном письме. Или о непонятной тревоге, порой заставляющей его работать до изнеможения.

– Но никто не знает, что могут предпринять Белые, – заканчивает за него Рейса.

– Это более-менее понятно, – суховато отзывается Кадара. – Но с чего бы им интересоваться Доррином?

– Почем мне знать? – отзывается Доррин. – Возможно, им и нет до меня никакого дела.

– Но сам ты, парнишка, в это не веришь. Разве не так? – произносит Яррл, и все умолкают.

– Почему ты так думаешь, папа? – спрашивает через некоторое время Петра.

– Он привносит гармонию во все, даже в холодное железо. Белым это понравиться не может, и я на их месте непременно заинтересовался бы им и его делами.

– Вообще-то в этом есть смысл, – размышляет вслух Брид.

Но на взгляд Доррина, тут многое неясно. Что он такого особенного сделал, кроме как исцелил нескольких хворых, вырастил несколько грядок пряностей да смастерил пару игрушек? Вот Брид – тот перебил уйму приспешников хаоса, а за ним, Доррином, таких подвигов не числится.

Доррин вздыхает и смотрит на поблескивающие в угасающем свете пики Закатных Отрогов.

Сказать ему нечего.

LXXXIV

Серый камень кажется слишком тяжелым. Вбив трубку кувалдой в щель между камнями, Доррин насыпает туда порошку, вставляет пистон, поджигает фитиль и со всех ног мчится вниз по склону, за подгнивший пень.

Когда грохот стихает, он осматривает воронку – место будущего погреба. Затем Доррин забивает вторую деревянную трубку и поджигает фитиль. Если все пойдет как задумано, к концу лета можно будет заложить фундамент.

Взявшись за лопату, юноша начинает убирать комья глины и каменные обломки. Но даже после двух взрывов яма под погреб получается гораздо меньше, чем ему нужно.

– Есть куда более простой способ, Доррин, – замечает Рилла, подойдя к нему с кувшином сока и рваным полотенцем. – И времени на целительство останется больше.

– Это какой? – интересуется юноша.

– Сейчас в течение нескольких восьмидневок у фермеров и батраков будет свободное время. Немного, но будет. Найми людей, и они отроют тебе такой погреб, какой нужен.

– А сколько им платить?

– По полмедяка в день на человека.

Доррин понимает, что целительница права. Он не может поспеть повсюду. Ему давно следовало обратиться за помощью, только вот просить он совершенно не умеет.

– Мой погреб работники выкопали за два дня, – говорит Рилла. – А у тебя уже есть яма, так что возни им будет меньше.

– А как им объяснить, какой погреб мне нужен?

– Вбей колья, отмечающие углы, и обруби шест, чтобы отмерять нужную глубину. Хочешь, я поговорю с Асавахом? Моя сестра была за ним замужем.

Смутившись, Доррин отпивает соку. Сколько времени проработал с целительницей бок о бок – и даже не подозревал, что у нее была сестра!

– А племянники или племянницы у тебя есть?

– А то! Мой племянник Ролта – моряк. И не простой матрос, а помощник капитана на самом большом корабле господина Гилберта.

– Спасибо, что помогла справиться с этим затруднением, – говорит Доррин, допивая сок. – А теперь я хочу еще раз проверить пряности, особенно зимние. И вот что – нельзя ли раздобыть где-нибудь мелкого песочку? Почва здесь, по-моему, слишком глинистая.

– Вот у Асаваха и спрошу, – отвечает Рилла, поднимаясь по склону следом за Доррином.

– Несколько медяков за воз хватит?

– Обойдется дешевле, – улыбается целительница. – Сам речной песок ничего не стоит, платить придется только за погрузку и за подвоз. Верхний приток, тот, что впадает в Вайль, неглубок, и дно там песчаное. Не беспокойся, парень, уж песку-то старая Рилла раздобудет. Может, на тебя глядя, я и свою землицу улучшу.

Доррин открывает перед ней дверь.

– Опять ты за свое! Обращаешься со мной как со знатной дамой, а не как со старой каргой.

– Ты и есть дама, в отличие от многих разряженных кукол, считающих себя таковыми.

– Норовишь вскружить мне голову, негодник? Как я понимаю, эта явная лесть означает, что ты собираешься вернуться в кузницу.

Доррин краснеет.

– Ладно, ладно... иди уж, – машет рукой целительница.

Совесть заставляет Доррина спросить напоследок:

– А как насчет старушки Кларабур?

Но Рилла настроена мирно:

– Обойдется бабуля и без тебя. На самом деле она старушенция бойкая, и что ей на самом деле нужно, так это возможность посетовать кому-то на свои хвори. Уже лет десять ноет, но помирать не собирается.

– Тогда до завтра, – говорит Доррин.

– А я выясню, сможет ли Асавах доставить песок и прислать крепких парней, чтобы вырыли для тебя яму. Неси медяки... только медяками, а не серебрениками. Сдачи не дождешься.

Рейса и Ваос пропалывают грядки.

– Мастер Доррин, я тебе в кузнице понадоблюсь? Может, нет? – парнишка поднимает перепачканные землей руки, и голос его звучит почти умоляюще.

– Яррл решил отогнать Фрусу отремонтированный фургон, – поясняет Рейса.

– Я так понимаю, Фрус не торопился забрать свой заказ, – замечает Доррин.

– А перво-наперво не спешил платить, – добавляет из сарая Петра.

– Он уехал, но сказал, что ты и без него знаешь, что делать.

– Упряжь для Гонсара и Беквы, обручи для старого бочара... как его?

– Мисты, – подсказывает Рейса.

– Мастер Доррин, так как насчет меня? – снова спрашивает Ваос.

– Мне нужно почистить Меривен. А ты пока заканчивай здесь.

Доррин ведет Меривен в стойло.

– Бесчувственный ты малый, – шутливо укоряет его Петра.

– Почему это?

– Видать, сам в детстве ни с кем не играл и не понимаешь, что мальчишкам это необходимо.

– Я очень даже играл, – возражает Доррин, расседлывая кобылу.

– Ты? А как?

– Ну... наблюдал за Хеглом или моей матушкой. А бывало, пытался мастерить кораблики и пускал их поплавать.

– А кто такой Хегл?

– Отец Кадары. Кузнец. Кстати, с Кадарой мы тоже играли.

Петра пожимает плечами:

– Бьюсь об заклад, ты не столько играл с ней, сколько любовался работой ее батюшки.

Доррин молчит.

– Ага, я в точку попала! – торжествует Петра.

Доррин задумывается. А случалось ли ему и вправду играть по-настоящему... не считая любовных игр с Лидрал? Может, из-за этого он так по ней и скучает? Вот еще, глупости, решает он по некотором размышлении.

Доррин осматривается в кузнице и видит, что первым делом надо будет заняться сломанным дышлом. Тем временем прибегает Ваос – он даже не успел вытереть мокрые руки.

– В большом баке воды на донышке, – говорит Доррин. – Принеси пару ведер, но сначала прикати тачку древесного угля. Яррл, должно быть, уехал спозаранку.

– Да, мастер Доррин.

– Я не мастер, чертенок. Я подмастерье, и лесть не избавит тебя от необходимости таскать воду и уголь

Пока Ваос бегает за углем, Доррин раскладывает инструменты.

– Перед тем как принести воду, подкачай меха. Так, чтобы вот эта железяка раскалилась добела.

Ваос хмуро кивает.

– Эй, малый, что с тобой?

– Мама – она вроде как спуталась с Зерто. Он помощник капитана на «Дорабо», судне старого Фитала. А уж если она...

– Тебе-то что? Ты же ночуешь здесь и кормишься тоже.

– Дело не во мне, а в младшем братишке. Ему десять...

Доррин ждет.

– Она не хочет забирать ни его, ни меня. Говорит, что папаша нас бросил, и ей такая обуза ни к чему. Я-то пристроен, а вот Рик...

– А что с Риком?

– У него ступня изуродована. В конюхи не годится, в мальчики на побегушках – тоже.

– Стоять-то хоть может?

– И стоять, и ходить, только не бегать. Но зато он крепкий, что хошь поднимет.

Доррин понимает, что Ваос поймал его в ловушку.

– Ладно, посмотрим, что можно сделать.

– Правда?

– Правда-то правда, но хозяин тут Яррл, и решать ему. А проболтаешься раньше времени – я и пробовать не стану.

– Буду молчать.

– Чеши за водой.

Проверив жар в горне, Доррин берет щипцы и кладет на кирпичи ломаную деталь. Выбив старые заклепки и обрубив искореженные края, он проверяет металл. Дышло можно починить, правда, потребуется новый шток. Юноша принимается перебирать всяческий хлам, припоминая, что где-то тут завалялась квадратная дубовая скрепа. Если малость укоротить, то, пожалуй, подойдет.

Найдя деревяшку, он вставляет ее в тиски, обрезает по нужному размеру, подравнивает напильником.

Затем приходит черед металлических деталей. Заменять все нет нужды: расплющив железный брус, он набивает на самое ненадежное место бандаж, который, после расплавления в горне, приваривается намертво. Проделать отверстия для штырей и скрепить металл с деревом не так уж сложно.

Затем, отложив в сторону щипцы и молот, Доррин оттаскивает тяжелое дышло в угол, где сложены отремонтированные изделия, после чего достает тяжелую кожаную упряжь, с которой – это видно сразу – придется повозиться. Почти все металлические крепления – кольца и цепи – нуждаются в починке, а многие и в замене. Заклепки, это уж точно, придется ставить заново.

Яррл придерживается того мнения, что крепления, на которые ложится основная нагрузка, должны быть безупречны, и если какое сломалось, его нужно заменить новым. Возможно, поэтому его изделия долговечнее Генштаалевых.

– Ну и быстро же ты работаешь, почти как Яррл, – говорит раскрасневшийся и вспотевший у горна Ваос.

– Передохни и принеси воды, – откликается Доррин.

– Спасибо.

Ваос выходит во двор, где чуток попрохладнее, а Доррин, провожающий паренька взглядом, думает о том, к чему бы пристроить его младшего братишку. Впрочем, если малец сможет раздувать меха, то кормежку он как-нибудь отработает.

LXXXV

Когда последний брус становится на место, Доррин ухмыляется.

– Чему ты так радуешься? – спрашивает Пергун. – Подумаешь, заложил фундамент для сараюшки. Ты бы лучше рассказал, как собираешься ставить на нем сруб!

– Так же, как тот, – Доррин указывает на модель – прямоугольный каркас дома с оконными проемами и высоким сеновалом.

– А этот ты как сладил?

– Я ведь мастерю модели не просто так. Сначала дом делается в уменьшенном масштабе, производятся все расчеты и становится ясно, сколько чего понадобится, сколько что будет весить и так далее. А поднимает тяжести вон тот кран – который похож на колодезный журавль. Эта штуковина облегчает и ускоряет работу, а заодно сберегает мне монеты. На эти деньги я могу нанимать людей для работы, отнимающей слишком много времени, и покупать у Хеммила пиломатериалы – цены-то у него несусветные.

– А зачем тебе этот маленький домишко?

– Здесь будет конюшня.

– Но в том доме на все хватило бы места.

– Не на все: мне ведь нужны и конюшня, и кузница, и склад. Для кузницы, кстати, предназначается особое здание. Без фундамента, на дальнем участке. Ладно, приятель. Если ты хочешь сегодня заработать, берись за молоток. Нам нужно настелить здесь пол.

– И на это я потрачу свой выходной! – вздыхает Пергун, доставая молоток.

– Радуйся тому, что у тебя вообще бывают выходные.

– Скажи, на вашем Отшельничьем все работают, как ты?

– Нет, только те, кого оттуда вышибают.

– А ты знаешь, что все солдаты пуще огня боятся твоих друзей?

Доррин открывает маленький ящик с гвоздями.

– Бери гвозди.

– Гвозди что надо. Сам делаешь? – спрашивает Пергун, отсыпая в мешочек у пояса пригоршню гвоздей, похожих на миниатюрные мостовые шипы.

Доррин кивает.

– А про твоих приятелей... Ворбан рассказывал, будто эта дикая кошка, твоя подружка, метнула в одного малого свой короткий меч и проткнула его насквозь.

– Насквозь? – переспрашивает Доррин, прилаживая на место доску. – В такое трудно поверить, даже если речь идет о Кадаре.

– Ну не знаю, он уверял, будто насквозь. Правда, хоть они и трусят, но довольны, что ими командует тот громила, твой дружок. Говорят, он дело знает. В отличие от большинства командиров, которые только браниться мастера...

Болтовня не мешает Пергуну прибивать доски.

К середине утра пол настелен, стены маленькой конюшни возведены, и Доррин с помощью Меривен и своего крана устанавливает кровельные стропила.

– В жизни не видел, чтобы дома строили так быстро, – говорит Пергун, огибая квадратное отверстие в полу. – Может, здесь лестницу поставить?

– Мысль дельная. Нужно будет еще отделить стойло, но сначала закончим крышу, – говорит Доррин, цепляя к крану очередную балку.

– А еще, – говорит Пергун, – я такого не видел, чтобы кто-то занимался конюшней, не доделав собственного дома. Ты первый.

– Конюшня проще, и на ней можно кое-что проверить. Например, теперь мне ясно, что для дома потребуются другие крепежные скобы – потяжелее.

Пергун, качая головой, поднимается по приставной лестнице и ждет, когда кран поднимет к нему балку.

– Опять же, не додумал я насчет зажимов, – размышляет вслух Доррин. – А жаль, мог бы вообще один управиться.

– Свет! Ну почему ты так не любишь людей? Конечно, у тебя все получается здорово, за что бы ни взялся, но нельзя же одному да одному!

– Людей-то я люблю, но только за помощь им надо платить. Этак никаких денег не хватит.

– С этим не поспоришь.

Доррин направляет Меривен вперед, и стропило поднимается к Пергуну, который вставляет его в пазы. Затем приходит черед поперечных брусьев, а там и плоских кровельных досок.

Ближе к вечеру, уже собираясь уезжать и глядя на практически готовую конюшню, Пергун спрашивает:

– Ты вообще когда-нибудь отдыхаешь?

– У меня уйма работы, – отвечает Доррин сверху, где настилает кровлю. – Я не могу позволить себе отдыхать так, как ты.

– И сегодня будешь трудиться да заката?

– Пока не закончу крышу.

– А когда рассчитываешь обустроиться полностью?

– Думаю управиться за пару восьмидневок, до начала уборки урожая. Рилла говорит, что в эту пору у батраков есть свободное время и можно недорого нанять помощников.

– Через пару лет ты будешь заседать в Совете, – говорит подмастерье с лесопилки, задумчиво обозревая конек крыши.

– Шутишь?

– Какие шутки! Ты мастер на все руки; умеешь и работать, и зарабатывать. У тебя просто не будет выбора, – говорит Пергун, бросая последний взгляд на конек крыши. – Ну ладно, я домой. А ты не задерживайся до темноты.

– Постараюсь, – отзывается Доррин, думая о последних словах подмастерья. Неужто умение зарабатывать деньги ограничивает человека в выборе? А если да, то насколько?

Но от работы эти размышления его нисколько не отвлекают.

LXXXVI

– Он становится невыносимым! – говорит Ания, нервно сглотнув.

– Становится? – уточняет Стирол, водя пальцем по бокалу.

– Да ладно придираться к словам... Положим, он всегда отличался высокомерием, но сейчас это меня особенно беспокоит, – она залпом допивает вино и продолжает: – Он без конца похваляется своей силой. Представь себе, грозится в одиночку разрушить Аксальт. Правда, не раньше весны.

– Думаешь, ему это по плечу? – спрашивает Стирол, пряча улыбку.

– По плечу-то по плечу, – отвечает Ания, наполняя другой бокал. – Другой вопрос, насколько это разумно.

– Я так понимаю, он по-прежнему не делится с тобой своими планами? – говорит Стирол, наливая вина себе.

– Если у него вообще есть планы.

– Твой сарказм несправедлив, а это тебе не идет. Планы у Джеслека грандиозные.

– Но так или иначе, он очень встревожен чем-то в Спидларе. Чем-то Черным. Всю весну и лето это не давало ему покоя.

– Но с тобой он своими тревогами не поделился?

– Поделится он, как же! Я могла лишь улавливать намеки.

– А что поведал тебе Фидел?

– Будто сам не знаешь! – фыркает Ания.

– Да, знаю. Но не очень хорошо понимаю, какое дело Джеслеку до любовных писем, адресованных небогатой торговке из Джеллико. Наверняка, в этом кузнеце что-то есть.

– Ты же у нас мудрец, Стирол. Вот и сообрази.

– Джеслек, могучий Джеслек, готовый сравнять с землей город, не находит себе места из-за какого-то сопляка! Кто же он такой, этот мальчишка?

– Он с Отшельничьего, – говорит Ания, сообщая старому чародею лишь то, что ему и так известно.

– Неужто это так важно?

– Видать, важно, – отзывается она с кривой усмешкой.

– Знаешь, Ания, – вздыхает Стирол, – ты вовсе не такая умная, какой себя воображаешь. Может быть, Джеслек и невыносим, но он вовсе не дурак. Ты не хочешь становиться Высшим Магом, потому как думаешь, что тот, кто займет этот пост сейчас, неминуемо проиграет в противоборстве с Отшельничьим и падет. Поэтому тебе выгоднее оставаться в тени и находиться за спиной того из нас, кто будет осуществлять правление.

– Ну, а что если так?

– Это опасно. Потому что слишком очевидно, – пожимает плечами Стирол. – Но вернемся к Джеслеку. Раз он так беспокоится, то наверняка ведет за кузнецом наблюдение и кое-что про него выяснил.

– Ты хочешь сказать, будто только из-за того, что у этого... кузнеца за океаном могущественные родители, Джеслек опасается его больше... чем... – она тщательно подбирает слова, но фраза так и остается незаконченной.

– Чем тебя? Именно так. И на месте Джеслека я постарался бы избавиться от юнца, но не напрямую и так, чтобы меня с этой историей никто не связал. Скажем, пареньку стоило бы сгинуть при падении Спидлара – это можно списать на всеобщую неразбериху и панику. Не стоит рисковать и связываться с Отшельничьим раньше, чем необходимо.

– Подумаешь, риск – избавиться от сопляка!

– Ания, дорогая, любое дело может оказаться рискованным. Никогда не забывай об этом, – Стирол отпивает из бокала и, заслышав стук в дверь, замечает: – Думаю, нам принесли ужин.

– Давно пора.

LXXXVII

– Ну давай, девочка, ну давай! – понукает Доррин. Меривен напрягается, продетые в шкивы веревки натягиваются, и последние четыре секции сборного каркаса поднимаются на место.

Хотя солнце еще едва поднялось над восточным горизонтом и утро стоит прохладное, рабочая рубаха юноши уже промокла от пота. Машинально отмахнувшись от слепня, он стравливает веревки, ослабляя натяжение, проверяет кран и переходит к уже помещенным в заранее вырытые ямы угловым опорным столбам. Ямы заливаются вязкой глиной, которая, засохнув, схватит столбы намертво, однако для верности они закрепляются еще и каменной кладкой.

Очередь за поперечными балками. Доррину приходится подниматься по приставной лестнице, высвобождать стропы крана и крепить их к поперечному брусу. Когда он закреплен, юноша снова берет лошадь под уздцы.

– Пойдем, девочка.

Наконец поперечная балка зависает в воздухе над пазами и скобами. Доррин снова забирается на стремянку и заводит один конец балки в паз, спускается, стравливает веревку, снова взбирается наверх и устанавливает на место другой конец. Края балки прочно удерживаются скобами. Это только начало. Предстоит установить еще шесть точно таких же и подвести под них опоры.

Еще до полудня юноша успевает закрепить каркас. Мокрый от пота, он жует ломоть хлеба и пьет из кувшина воду, не обращая внимания на прохладный ветерок и собирающиеся тучи. Так или иначе, но каркас и фундамент дома, в котором они с Лидрал будут жить, уже готовы.

Утерев лоб, Доррин берется за тачку с кадкой, привозит с речушки воды и начинает замешивать раствор. Дело это утомительное, и прежде чем месиво достигает нужной густоты, ему приходится не раз переводить дух.

К полудню ему удается зацементировать все опоры и уложить нижние брусья.

Меривен, привязанная у недавно завершенной конюшни, пощипывает травку, довольная тем, что ей больше не приходится тягать бревна.

Впрочем, с точки зрения Доррина, установка каркаса представляла собой далеко не самую трудную часть работы. Проектирование, а также предварительные, кузнечные и плотницкие работы продолжались с середины лета, и ушла на них не одна восьмидневка.

А сколько еще всего предстоит ему сделать до осени – и уж всяко до того, как в Дью нагрянет зима! И ведь все его труды могут пойти прахом из-за Белых магов...

Оглянувшись, он окидывает критическим взглядом гармоничные очертания возведенного им на холме сооружения, довольно улыбается и ускоряет шаг, направляясь к домику и саду старой целительницы.

LXXXVIII

Доррин озирает Маленький пруд, заросший ряской. Со скалистого уступа сбегает прозрачный ручей. А ниже по побуревшему склону, рядом с маленьким домишком Риллы теперь красуются его дом и конюшня.

Целительница настояла на том, чтобы он непременно выправил в Гильдии документ о продаже ею земли.

– А вдруг меня зашибет молния? – говорила она. – Что тогда? Кто подтвердит, что этот участок твой? Мертвецы бумаг не заверяют.

– С чего это ты о смерти заговорила?

– С того, паренек, что все мы смертны. Так что пусть этот бездельник Гастин явится сюда и шлепнет на пергамент свою печать.

Гастин явился и, без конца кланяясь, скрепил документ печатью.

Оглядываясь на стоялый пруд, Доррин невесело усмехается. Почему седовласый писец робеет перед юнцом-целителем, словно перед какой-то важной персоной? А ведь в действительности он всего-навсего ремесленник, мастерящий игрушки и предающийся мечтам.

Эта мысль не вызывает у него головной боли. Что им от него нужно? Что вообще одним людям нужно от других? Почему они не оставят друг друга в покое? И вообще, размышляет он по пути к домику Риллы, естественным результатом жизни является смерть. А коли так, так к чему вообще жить, а уж паче того, утруждаться, стараясь что-то сделать правильно?

Интересно, что сказали бы на это его отец или Лортрен? Самому-то Доррину всегда казалось, что как раз основательная работа и есть то единственное, что можно противопоставить тщете жизни и хаосу, стало быть, она правдива.

Доррин осторожно засыпает порох в деревянную, вбитую в илистый берег трубку. Потом он поджигает запал и торопливо прячется за пень, оставшийся от давно срубленного и распиленного на доски дуба.

Грохочет взрыв.

Заряд разворотил берег так, что вода быстро вытекает из пруда, и очень скоро Доррин берется за лопату, чтобы выгрести грязь. Впоследствии он устроит здесь каменный резервуар, который соединит трубой с баком у себя в доме. Раз уж поблизости есть источник, то почему бы ему не устроить водопровод, хотя бы с холодной водой? Правда, трубу придется зарыть поглубже, чтобы зимой вода не замерзала.

Юноша продолжает копать и отгонять насекомых, пока не наступает время позднего завтрака – точнее сказать, то время, когда он имел обыкновение завтракать в Экстине. Просто поразительно, как многое может измениться за не столь уж долгий срок!

Раздевшись до пояса, он моется холодной водой из источника, прихватывает лопату и, разгоняя москитов рубахой, бредет сквозь кусты вниз по склону. Доррин и рад бы повозиться на холме подольше, но ему нужно подобрать и доставить Вирмилу пряности. Да и Рилле, скорее всего, потребуется помощь. Уже началась уборка раннего маиса, а в этот период люди чаще обращаются к целителям с ушибами, порезами и прочими мелкими травмами.