– Только поосторожней с лошадкой, дочка, – наставляет Мерга.
– И ты тоже, Ваос, – подпускает шпильку Доррин.
Едва они успевают сесть за стол, как Мерга ставит перед ними две кружки холодной воды. Лидрал тоже входит, но останавливается в дверях. На ней темная туника свободного покроя и брюки.
– Гастин, – говорит Доррин, указывая на женщину, – это Лидрал, она занимается торговлей. Будет продавать то, что мне удастся изготовить или вырастить.
Мерга выглядывает во двор и торопливо выходит. Гастин кивает Лидрал:
– Рад познакомиться. Откуда ты родом?
– Из Джеллико, – отвечает за нее Доррин. – Но теперь ее склад здесь.
Гастин хмурится.
– Я полагаю, что вступительный взнос в Гильдию для странствующего торговца должен быть не больше моего.
– А... Ну, надо думать, ты можешь выступить поручителем... хотя редко бывало, чтобы ремесленники поручительствовали за торговцев, – Гастин прокашливается. – Тут такое дело, я ведь почему к тебе приехал...
– Деньги?
– Они самые. Сам ведь знаешь, Белые натравили на нас Кертис и Галлос. Совет... откровенно говоря, оказался в трудном положении.
– Сколько?
Гастин сглатывает:
– Э-э... примерно вдвое против прежнего. Стало быть серебреник с тебя и два с твоей знакомой.
– Ну, за этот год я, пожалуй, расплачусь, – со вздохом говорит Доррин, – но лишь Тьме ведомо, что будет, если это продлится.
– Понимаю, мастер Доррин. Понимаю, – бормочет Гастин, глядя при этом на Лидрал. – Но мы все равно запрашиваем гораздо меньше, чем Белые.
– Да, Белые и вправду дерут три шкуры, – с усмешкой замечает Лидрал.
– К тому же, – продолжает гильдейский чиновник, отпив глоток воды, – флот Белых лишил нас возможности плавать по Заливу и Восточному Океану. Видимо, Совету придется объявлять набор в войско, а то и вводить трудовую повинность.
– Что это такое?
– Обязанность ремесленников изготовлять все необходимое для нужд военного времени. Скажем, для кузнеца это детали подвод, упряжь... ну и все такое.
– То есть ты или работаешь на армию, или сам берешь в руки копье?
– Ну... надеюсь до этого не дойдет.
– А вот я думаю, еще как дойдет, – устало говорит Доррин. – Ладно, выправляй документы. Деньги я сейчас принесу.
Открыв папку, Гастин достает несколько листов пергамента и, вытащив пробку из маленькой чернильницы, осторожно окунает в нее перо.
Доррин, удалившись в кладовую и закрыв за собой дверь, отодвигает ларь с игрушками, за которым спрятана окованная железом шкатулка и, вынув оттуда три серебреника, возвращает все на прежнее место.
Когда он возвращается на кухню, Гастин еще скрипит пером.
– Ужасное время... ужасное, – бормочет писец, утирая лоб. Капля пота все же падает на стол, едва не попав на пергамент с непросохшими еще чернилами.
– Приятно иметь с тобой дело, Доррин, – говорит он, закончив-таки писанину и вставая из-за стола. – Равно как и с тобой, Лидрал.
Лидрал кивает.
– Взаимно, Гастин, – говорит Доррин, провожая писца во двор. Мерга оттирает сухим лоскутом грязь с голых ног Фризы и, качая головой, бормочет:
– Ни на миг оставить нельзя... сразу измажешься...
Провожая Гастина взглядом, Доррин качает головой, удивляясь тому, как можно летом разъезжать в толстой вязаной фуфайке, и возвращается на кухню, чтобы глотнуть еще водицы.
Мерга, отчаявшись оттереть дочкины ноги тряпицей, моет их холодной водой, приговаривая:
– И пока не высохнешь, чтоб с крыльца ни шагу...
– Хорошо, мамочка.
Сидящая на кухне за столом Лидрал встречает Доррин вопросом:
– С чего это ты расщедрился – взносы за меня платишь? Знаешь же, что вернуть мне нечем! – ее голос вот-вот сорвется.
– Тьма, но тебе ведь надо налаживать торговлю, – отзывается Доррин, стараясь, чтобы его слова звучали беспечно.
– Интересно, чем я, по-твоему, буду торговать?
– В этом недостатка не будет, – говорит Доррин, открывая дверь кладовой и зажигая внутри маленькую лампу. – Заходи.
– У меня в повозке – даже если ты перетащил сюда все – не было столько добра.
– Так я и сам без дела не сидел.
– А разве ты не продавал свои поделки местным торговцам?
– Кое-что и правда продавал Виллуму, но его убили Белые налетчики. Случаются у меня заказы от Джаслота и некоторых других, но им много не продать, особенно по нынешним временам. Видишь, тут маленькие игрушки, тут фигурные дверные задвижки – я мастерил такие для себя, но понаделал с большим запасом, а тут, – он смеется, – несколько сырорезок.
– Это стоит больше, чем я обычно продавала за три поездки, – говорит Лидрал, удивленно качая головой. – Зачем тебе столько денег?
– Мне надо кормить домашних, – отвечает юноша, но, испытав приступ боли, поспешно добавляет: – И паровая машина, она тоже требует расходов.
– Ну конечно, это твоя давняя мечта, – кивает Лидрал, обводя взглядом полки. – А откуда у тебя столько железа? Оно же очень дорогое.
– У меня всякий лом идет в дело. С тех, кто приносит мне лом, я меньше беру за починку. Многие кузнецы просто сваливают лом в кучу, а я его переплавляю. И Ваоса учу.
– Это стоит уйму денег, – повторяет Лидрал, снова глядя на лари и полки.
– Надеюсь, ты сможешь их выручить.
– Если смогу доставить товар в Сутию.
Доррин кивает, понимая, что выехать из Спидлара может оказаться непросто. И вернуться – тоже.
Оглядев товары еще раз, Лидрал выходит из кладовой. Доррин задувает лампу, выходит следом и закрывает дверь.
– Ты из кожи вон лезешь, чтобы раздобыть денег на постройку своей машины. Но зачем она нужна? Какой от нее прок? Кому она поможет? – спрашивает женщина, придвигая к себе кружку и, поморщившись, присаживаются на краешек стула.
– Тебе все еще больно?
– Ничего, уже терпимо... А ты, вроде бы, хотел поставить свою машину на корабль? Это возможно?
– Трудно сказать, – задумчиво отвечает Доррин. – Я думал об этом, и на моделях паровая машина работает как надо, но между моделью и настоящим судном очень большая разница.
– А чем плохи парусные суда?
– Они слишком зависят от ветра, – говорит Доррин.
– Разве это так важно?
– А разве нет? Разве корабли не застревают в пути в штиль или при встречном ветре?
– Ну... бывает, – признает Лидрал. Доррин улыбается, а она качает головой.
CXIV
– Что случилось?
– Новобранцы... нарвались на спидларскую засаду... или... Не знаю, на что они нарвались, но двое скакавших впереди оказались разрезанными пополам. А поблизости никого не было.
– Никого не было? – рычит Джеслек, ударяя кулаком по столу. – Или ты никого не видел?
– Там что, действительно никого не было? Совсем никого? – невозмутимым тоном уточняет Ания.
– Да, госпожа, – запинаясь произносит кертанский офицер но тут же поправляется: – То есть не совсем так. Вырвавшихся вперед рассекли невидимые мечи, а мчавшиеся следом налетели на упавших и попадали сами. На дороге образовался затор, и тут из каких-то укрытий выскочили вражеские лучники. Я скомандовал отступление, но... мы потеряли три полных отряда.
– Невидимые мечи? – переспрашивает Джеслек.
– Так это выглядело. Тело Байлера было разрублено на две половинки. Как кровяная колбаса.
Ания сглатывает и опускает глаза.
– А близ дороги были какие-нибудь постройки? Или что угодно, за чем можно спрятаться?
– Нет... Не помню. Разве что деревце, да и то невысокое. Там ведь лесов нет, – бормочет командир, переминаясь с ноги на ногу на грязном полу палатки. – Так что прошу прощения, но... Хочу сказать... Нам, простым солдатам, не под силу бороться с магией.
– Понятно, – медленно произносит Джеслек. – Мы что-нибудь придумаем, но мне нужно взглянуть на место происшествия, – маг склоняется над столом, и белый туман в зеркале начинает редеть.
Офицер прослеживает взгляд чародея, и глаза его расширяются, когда в зеркале появляется и тут же тонет в туманах изображение пустынной дороги.
– Ты можешь идти, – мягко говорит Джеслек.
– Слушаюсь, господин.
Широкоплечий воин в пропотевшей зеленой тунике поворачивается и, выйдя из-под навеса, направляется вниз по склону. Ания провожает его статную фигуру взглядом.
– Очередной тактический ход, – хмыкает Джеслек. – Умно, но никакой магией тут и не пахнет.
– А имеет ли это значение? – спрашивает Ания с холодком в голосе.
– Нет, конечно, – рассеянно отзывается чародей. – Но интересно, почему...
Он снова смотрит на зеркало.
– Что почему?
– Полно всяких «почему», – отвечает Джеслек. – Почему женщины равняют внешность со способностями, почему солдаты, по большей части, неспособны думать, почему те, кто строит козни, надеются, что их не разоблачат...
Он смеется, и над травой колышется туман.
CXV
Лидрал взбирается на сиденье. Упряжная лошадь ржет, вьючная ей вторит.
– Будь осторожна, – говорит Доррин, пожимая затянутую в перчатку руку женщины.
– Это само собой, но думаю, никаких затруднений не будет. Корабль сутианский, а Белые пока воздерживаются от враждебных действий против Сутии или Сарроннина. Но это пока, так что чем дольше я буду ждать, тем опаснее может стать поездка. Кроме того, – голос ее начинает звучать надрывно, – что мне еще делать? Сидеть здесь и проклинать их за то, что они с нами сделали?
– Возможно, это было бы лучше.
– Возможно, но я не могу сидеть на месте. Надо зарабатывать деньги, а в Спидларе нынче никакой торговли нет.
– Ты уезжаешь не поэтому.
– Да. Я уезжаю потому, что не могу оставаться рядом с тобой. Мне нужно время, чтобы подумать и разобраться в себе, а тебе – чтобы поработать без помех над твоей машиной да помочь Бриду с Кадарой.
– Когда она уезжает? – звонкий голосок Фризы доносится со стороны козьего загона. Первую козочку, родившуюся у Зилды, Рейса подарила Доррину.
– Слышишь? – с улыбкой говорит Лидрал. – Даже дитя понимает, что мне нужно ехать.
– Ты хоть к осени вернешься?
– Надеюсь, что вернусь пораньше. Все зависит от кораблей, погоды и от того, как хорошо будут продаваться твои поделки.
Доррин улыбается, завидев, как в ее глазах вспыхивают яркие огоньки.
– А ты не скучай, любимый. Во всяком случае, теперь у тебя будет возможность отсыпаться на удобной кровати.
Лидрал берется за вожжи, и юноша в последний раз крепко пожимает ее руку. Повозка направляется вниз по склону, к нижнему городу и гавани, где стоит у причала сутианский корабль. Доррин провожает ее взглядом, пока она не скрывается из виду. Его ждут грядки, где Рилла прореживает свежий бринн и звездочник, посадки которых расширяются с каждым годом.
– Сдается мне, – говорит целительница, когда он подходит, – в эту зиму нужда во всякой зелени будет еще больше, чем в прошлую. Сколько всего ни посади, на всех не хватит.
– Еды, может, и хватит, – отвечает он, – овощи да коренья нынче выращивают многие. А вот целебные травы нам очень даже понадобятся.
– Да, – кивает Рилла, – для тех, кто уцелеет. А многие домой не вернутся. Я рада, что мой Ролта моряк.
– Все твердят насчет обложения на нужды армии, но...
– Прежде чем что-то сдавать, надо что-то вырастить, а мы пока только сажаем. Но в любом случае, даже после того, как мы сдадим что положено, запас снадобий у нас останется. Ты ведь и прошлогодних трав насушил.
– Но кое-что я отправил с Лидрал.
– Поступи ты иначе, я назвала бы тебя дураком, – говорит с улыбкой старая целительница. – Ладно, давай-ка за дело. Ты готов сводить бородавки да заживлять ожоги?
Доррин вздыхает.
CXVI
– Копай, чтоб тебе сдохнуть! – рявкает Кадара.
– Я солдат, а не паршивый батрак! – негодует боец с лопатой.
– Не станешь копать, будешь дохлым солдатом.
– Не воинское это дело... – ворчит другой боец, однако лопаты не бросает.
Едва поднявшееся над восточными равнинами солнце играет на коротких рыжих волосах Кадары. Выше по склону еще три солдата роют траншею, а двое других присыпают землей тяжелые валуны.
– Зачем мы это делаем?
– Чтобы навсегда отвадить этих кертанских идиотов от наших дорог.
– Уж не знаю, что хуже... – бормочет кто-то из бойцов, отворачиваясь от суровой, вооруженной двумя мечами женщины.
Не обращая внимания на ропот, рыжеволосая воительница следит за тем, как углубляется яма, которая будет наполнена водой.
Выше по склону окапываются лучники.
CXVII
Доррин внимательно следит за накалом и переносит заготовку на наковальню, когда металл приобретает оранжево-красный оттенок. Выковать нужный для механизма восьмиугольник куда сложнее, чем мастерить скобы или гвозди. К тому времени, когда юноша откладывает молот, глаза его заливает пот. Работа над машиной, как всегда, заняла намного больше времени, чем ему бы хотелось.
Наконец, склепав точными ударами молота две части детали, Доррин кладет ее на кирпичи рядом с горном, а сам выходит из кузницы и, щурясь в лучах послеполуденного солнца, бредет на кухню, чтобы попить воды.
Дождей не было довольно давно. Пруд обмелел. Мысли Доррина снова и снова обращаются к Лидрал. Скорее всего, ничего дурного с ней не случилось – во всяком случае его чувства не отмечают страха или боли, – однако за прошедшие с ее отъезда полтора месяца он не получал от нее никаких известий. Правда, рассчитывать на них и не приходилось: слишком мало кораблей швартуется теперь в Дью или в Спидларе. Добавило тревоги и известие о падении Аксальта. Подумать только, Белые чародеи запросто обратили могучую крепость в груду битого камня, а Брид с Кадарой не перестают оказывать им сопротивление.
Мерга с довольным видом сообщает:
– У нас сегодня суп из баранины.
– Приятно слышать. А баранина-то откуда?
– Асавах остался очень доволен плугом и гвоздями, которые ты ему послал.
– Гвоздями? Их и была-то всего горсточка...
– Ничего, если к нам на обед заглянет Пергун?
Доррин, чтобы скрыть ухмылку, отпивает глоток воды.
– Всегда рад его видеть. Но суп-то, наверное, еще не готов?
– К его приходу поспеет, – с улыбкой говорит Мерга.
«Ну конечно, – думает юноша. – Супчик состряпают в аккурат к тому времени, когда Пергун закончит работу на лесопилке...»
Он отправляется на конюшню за Ваосом – парнишка прикипел к лошадям.
– Славная девочка, хорошая – приговаривает подмастерье, начищая Меривен.
– Хватит нежности разводить, помощничек. Нас ждет работа для Фруса.
– Те самые оси для тяжелых подвод? – стонет паренек.
– За эти оси исправно платят. А потом нам нужно будет поработать с ломом и смастерить несколько тех режущих штуковин. Для Брида и для Джисла.
– Этому-то зачем? Он же не солдат, а фермер!
– С помощью этих устройств можно резать не только кертанцев, а что угодно. Джислу – в порядке отбывания трудовой повинности – Совет поручил заготовку дерева, вот он и хочет облегчить себе работу. А нам велено наковать больших гвоздей – шипов с квадратными шляпками. Два бочонка.
– Красавица ты моя, – причитает Ваос над Меривен, – вижу, я до поздней ночи к тебе не выберусь...
CXVIII
– Ну, выяснил в чем дело? – спокойным тоном интересуется Джеслек.
– Да, господин, – с запинкой отвечает кертанский офицер. – По обе стороны от дороги мы нашли по черной дубовой стойке, а между ними натягивалась проволока.
– Вот как? – язвительно усмехается Ания. – Они, стало быть, расставляют ловушки, а твои солдаты, остолопы несчастные, скачут, не глядя перед собой?
Офицер смотрит вниз, на заляпанный грязью ковер, однако потом поднимает глаза:
– Ездим мы, осмелюсь доложить, не галопом, а в ловушки нас заманивают всякий раз по-разному. Один раз мы преследовали маленький отступавший отряд, в другой раз на дороге появилась пара торговцев с увесистыми узлами, в третий...
– Довольно, – устало обрывает его Джеслек. – Ты прихватил оттуда что-нибудь вещественное? Что помогло бы нам получше во всем разобраться?
– Да, господин. Вот это, – отвечает офицер, показывая моток проволоки на маленьком железном бруске.
– Дай-ка взгляну, – Ания протягивает затянутую в перчатку руку и тут же ее отдергивает. – Это пахнет Отшельничьим, – говорит она, морщась.
– Ступай! – приказывает Джеслек офицеру.
– Слушаюсь, – с явным облегчением откликается тот и выходит из палатки.
– Как насчет твоих уверений в том, что Отшельничий не станет помогать Спидлару? – осведомляется бородатый Фидел. – Кто, по-твоему, смастерил эту... штуковину?
– Ты знаешь ответ не хуже меня – тот высланный кузнец. Тот самый, письма которого ты скрывал от меня целых три месяца.
– Ты обвиняешь... – закончить фразу он не успевает – Фидела окружает белое пламя.
– Не искушай меня. Надоели мне все эти ваши интриги, заговоры и козни, которые вы строите в потешной надежде на то, что я слишком глуп, чтобы их заметить.
– Но ведь и ты не совсем уж непогрешим, дорогой Джеслек, – медоточивым голосом произносит Ания. – Твоя затея с убийством кузнеца явно провалилась. Если только в Спидларе нет других кузнецов, обученных на Отшельничьем.
– Но почему эти ловушки так замедляют наше продвижение? – спрашивает Фидел.
– Да потому, – нарочито неспешно разъясняет Джеслек, – что напрямик через горы или леса войско не проведешь. Для наступления нужны дороги, на которых не вязнут кони и подводы с припасами. Дорог, ведущих из Фенарда в Спидлар, немного, они все узкие, вот спидларцы и пользуются этим, чтобы одно за другим выводить из строя наши подразделения. Думаю, помимо проволоки, у них есть в запасе и другие ловушки. А когда мы приблизимся к Элпарте, они разрушат мосты.
Ания и Фидел переглядываются.
– Знаю, знаю, – понимающе кивает Джеслек. – Вы хотите спросить, почему нам не направить войска к Элпарте рекой. Да потому, что как раз со стороны реки Элпарта укреплена лучше всего. Мы не можем использовать реку, пока не займем город.
– Так или иначе, солдаты ропщут. Война длится все лето, а армия продвинулась в глубь Спидлара не более чем на сотню кай. А командуешь на этой войне ты, великий маг, – говорит Фидел, отвешивая насмешливый поклон. – Что ты намерен предпринять?
– Раз вы столь нетерпеливы, – отвечает Высший Маг, – я захвачу Элпарту до зимы во что бы то ни стало.
– Ты собирался захватить до зимы весь Спидлар, – холодно замечает Ания.
– Согласись, – добавляет Фидел, – трудно объяснить кому бы то ни было, почему могущественный чародей, способный сравнять с землей такой город, как Аксальт, не может одолеть горстку торгашей да ремесленников.
– Вы прекрасно знаете, в чем тут дело.
– Сомневаюсь, дорогой Джеслек, – говорит Ания.
– Прекрасно. Элпарта будет взята. А сейчас убирайтесь и плетите свои интриги в каком-нибудь другом месте.
Бородатый маг и рыжеволосая волшебница встают.
– Ты сам предложил, – с улыбкой говорит Ания Джеслеку.
– Знаю, – усмехается тот. – Но вы бы строили козни так или иначе. Это было бы забавно, когда бы не было так печально.
Последние слова маг произносит уже себе под нос, глядя вслед удаляющейся парочке.
– Дурачье...
Он смотрит на пламя заходящего солнца, думает об огнях, которые ему предстоит возжечь, и повторяет:
– Дурачье...
CXIX
К югу от холма к тусклому небу поднимаются столбы серо-черного дыма: это догорают разбросанные по округе фермы.
Спидларский командир приподнимается на стременах, чтобы получше разглядеть движущиеся по дороге силы. Солдаты под зелеными стягами Кертиса и пурпурными Галлоса гонят перед собой около двух сотен безоружных пленников, среди которых есть и дети. Галлосские копейщики на флангах не дают им сойти с дороги. Какой-то человек, проскочив между охранниками, ныряет в придорожную канаву.
Белый маг, расталкивая конем пленников, выезжает вперед и, подняв руку, посылает в канаву огненный шар. Слышится пронзительный вопль, и порыв ветра несет на север, к Элпарте, едкий запах горелой плоти.
Маг оборачивается к вершине холма и, завидя там светловолосого всадника, выпускает очередной шар. Однако огонь не достигает цели: воин успевает скрыться за гребнем. Ниже по склону его поджидают бойцы.
– Ну как там, худо? – спрашивает Кадара, когда он подъезжает.
– Хуже некуда, – отвечает Брид. – Их самое меньшее две тысячи, и они в качестве живого щита гонят перед собой крестьян. Что же до Элпарты, – он указывает в сторону города, находящегося менее чем в пяти кай вверх по дороге, – то они, похоже, собираются не захватить его, а разрушить. Как Аксальт.
– Мы могли бы пощекотать их стрелами, – предлагает один из младших командиров.
– Не годится, – качает головой Брид, – стрела бьет не дальше магического огня: чародей поджарит наших стрелков, как только они себя обнаружат. К тому же у нас всего сорок бойцов, а их в пятьдесят раз больше. А когда они доберутся до кряжа, мы останемся и без прикрытия.
– Ты предвидел, что они предпримут нечто подобное? – спрашивает Кадара, поравнявшись с Бридом.
– Да, – отвечает он, прокашлявшись. – Рано или поздно это должно было случиться. С Галлосом-то как вышло: не сумев захватить его военной силой, они воздвигли на рубежах горы и испепелили сенокосные угодья. Горы они сейчас воздвигать не будут, но все остальное мы получим сполна.
– Ну, уничтожат они Элпарту, а дальше что?
– Они захватят прибрежные города, превратят их в опорные пункты и поведут наступление по всем дорогам. А там, где столкнутся с сопротивлением, будут оставлять лишь дымящиеся развалины.
– Ох... Может, удрать отсюда?
– Куда? – хмыкает Брид. – Ни в Сарроннине, ни в Сутии выходцев с Отшельничьего не привечают с незапамятных времен, а корабли нынче ходят только туда. Или ты хочешь провести в море год, чтобы, проплыв вдоль материка и переправившись через Западный Океан, оказаться в Хаморе?
– Морское путешествие длиной в год? Возможно, это не так уж плохо, – отзывается Кадара, оглядываясь на столбы дыма.
– Возможно. А денег у тебя на такое путешествие хватит?
– Ну почему всегда чего-нибудь да не хватает? – со вздохом говорит девушка.
CXX
– Мастер Доррин! – звучит в кузнице голос Ваоса.
– В чем дело?
– Лидрал вернулась.
Со звоном бросив щипцы на кирпичи, Доррин спешит к входу. Ваос пытается что-то возразить, но не успевает – юноша уже выскочил наружу.
– Ну, теперь уж ты точно выглядишь заправским кузнецом, – с улыбкой говорит стоящая у повозки Лидрал.
Шагнув вперед юноша берет ее за руку, жалея, что не может заключить в объятия. Однако Лидрал сама обнимает его, хотя тут же отступает.
– Видишь, мне уже лучше.
Некоторое время они молча смотрят друг на друга.
– Вижу, ты еще больше раздался в плечах, – произносит наконец она.
– Мастер Доррин, – неожиданно встревает Ваос, – может, мне поставить лошадей в конюшню? Корму задать, почистить?
– А... это да... наверное, – бормочет Доррин, не в силах отвести взгляда от Лидрал.
Та с серьезным видом кивает.
– Ой кто приехал! Лидрал вернулась! – доносится звонкий голосок Фризы с огорода, где Мерга собирает желтые тыквы.
Забрав из рук Лидрал вожжи, Доррин передает их Ваосу. Женщина отворачивается, достает из ящика под сиденьем шкатулку и вручает ее кузнецу. Бок о бок они идут по размокшей земле к крыльцу и поднимаются по ступеням. Вытерев сапоги и развязав кожаный фартук, Доррин открывает дверь, пропускает Лидрал вперед и входит сам.
– У нас есть немного раннего сидра.
Доррин видит круги под глазами Лидрал. Ее одежда кажется слишком просторной.
– Да, это было нелегкое путешествие, – говорит она, заметив его взгляд.
– Может, хочешь помыться?
– Сначала поесть. Я проголодалась.
– Ну конечно, проголодалась, – говорит с порога Мерга. – Наш кузнец... прошу прощения, наш мастер Доррин, потчует напитками, а того не понимает, что с дороги нужно основательно подкрепиться. У нас есть хлеб – сегодня утром пекла – и немного сыра и яблоки из сада Риллы.
– А ты правда плавала на больших корабликах через Северный Океан? – тотчас подступается с вопросами Фриза.
– Э, да никак Лидрал вернулась! – слышится с крыльца мужской голос, и на кухню заглядывает Пергун.
Лидрал смеется. Доррин кашляет, чуть не поперхнувшись сидром.
– А что тут смешного? – с серьезным видом интересуется Фриза.
Мерга, уже успев отрезать три ломтика хлеба, торопливо убирает нож и берется за сырорезку.
– А вот яблочки, – говорит Фриза Лидрал, взяв в каждую руку по яблоку.
– Спасибо, – улыбается та.
– А это тебе, – не унимается малышка, протягивая второе яблоко Доррину.
– Фриза! – с деланной строгостью говорит Мерга, хотя глаза ее улыбаются. – Нам нужно закончить с тыквами. Пойдем в огород.
– Но, мамочка, я хотела послушать про кораблики и про море...
– Потом, доченька, потом. Пергун, почему бы тебе нам не помочь?
Все трое выходят. Некоторое время Доррин и Лидрал, улыбаясь, слушают доносящиеся снаружи слова:
– Не больно-то я люблю эти кабачки...
– Ты просто не пробовал кабачков, приготовленных мной. И вообще, уж больно ты разборчив для подмастерья с лесопилки...
– Как ты? – спрашивает наконец Доррин, отпив сидра.
– Я уже говорила, мне лучше. А в остальном... устала, проголодалась и смертельно рада тому, что вернулась. Пусть даже дела здесь обстоят не лучшим образом.
– Да, время трудное. Мне приходится ковать гвозди, скобы для крепления стен, даже шипы для ежей. А скоро, боюсь, мне велят делать ежи самому... Но в этом случае я попрошу помощи у Яррла.
– Что еще за ежи?
– По-другому это называется «чеснок». Такие маленькие штуковины с торчащими во все стороны стальными шипами. Их разбрасывают на пути конницы, чтобы калечить конские копыта.
– Ну и ну... до чего же мы докатились!
– Меня это тоже не радует, – устало говорит Доррин.
– Среди торговцев ходят слухи, будто бы Белые со своими войсками добрались до Элпарты. А есть у тебя новости от Брида с Кадарой?
– Нет, – качает головой юноша. – Они уехали еще в начале лета, и с тех пор Брид лишь единожды прислал ко мне гонца. За кое-какими поделками.
– За теми «сырорезками»?
– И ты туда же... – вздохнув, Доррин допивает сидр и с глухим стуком ставит кружку на стол. – Знаешь, это просто поразительно! Изготовление клинков, способных пробивать доспехи и разить насмерть, считается в порядке вещей, но если ты придумываешь способ делать то же самое с помощью проволоки, все приходят в ужас. А ведь мертвецу все равно.
– Я не то имела в виду, – возражает Лидрал.
– Прости. Но прозвучало это именно так. Да что там – Кадара с Бридом, хоть и пользуются моим изобретением, но стыдятся этого. Даже Ваос – и тот кривится.
– Тогда получается, что к этому причастна и я, – задумчиво произносит Лидрал.
– Не вини себя. Это пустое занятие...
– Пойми, мне горько думать о том, что твое изобретение несет смерть вовсе не тем, кто по-настоящему виновен. Белые чародеи не попадают в ловушки, равно как виконты, префекты, герцоги и все прочие. Они затевают войны, а головы кладут простые солдаты.
Доррин приходит к неожиданному выводу, что эти соображения справедливы и по отношению к нему самому. Желая спасти Мергу и Фризу от побоев, он тем самым подтолкнул Герхальма к самоубийству. Желание Белых воздействовать на него заставило страдать Лидрал и Джардиша. Да и Кадаре дружба с ним вполне могла стоить больших неприятностей. Может быть, даже жизни – ведь гонцов от Брида нет уже несколько восьмидневок.
– Я не имела в виду тебя, – уверяет Лидрал, заметив, как он побледнел.
– Боюсь, я такой же, как они.
– Нет! Совсем не такой!
Женщина тянется через стол и крепко сжимает его руку. В комнате воцаряется тишина.
– Поездка оказалась даже удачнее, чем я рассчитывала, – говорит наконец Лидрал, открывая шкатулку, наполненную золотыми и серебряными монетами. – Ты теперь состоятельный человек, Доррин.
– Мы с тобой оба состоятельные люди. Весь труд и риск ты взяла на себя, так что, самое меньшее, половина этих денег по праву принадлежит тебе.
– Обсудим это попозже, – говорит Лидрал, закрывая крышку. – А сейчас скажи, есть у тебя надежное местечко?
– Пойдем, я покажу, – отзывается Доррин, беря со стола тяжелую шкатулку.
В кладовой он показывает ей потайное место за полкой и ставит шкатулку рядом со своей, гораздо меньшей по размеру. Лидрал возвращается за стол.
– Ты оказался прав насчет бринна: целитель Советника выложил за один мешочек два золотых, да и другие целители не отставали. Все спрашивали, где я это раздобыла. Как ты догадался, что именно нужно выращивать?
– Дело в том, что бринн нелегко выращивать даже мне, хотя с большей частью трав у меня это выходит запросто. А в природе, без воздействия гармонии, бринн растет только к востоку от Бристы. Вот я и решил, что это снадобье может принести больше, чем обычные травы, тем паче что оно прекрасно помогает при воспалениях.
Лидрал отпивает глоток из заново наполненной Доррином кружки и продолжает:
– За одни только травы я выручила золотых двадцать. Игрушки тоже шли нарасхват, даже простые. Основные торговые пути перерезаны, так что конкуренция невелика.